Текст книги "Новомученики Санкт-Петербургской епархии"

Священномученик Платон, епископ Ревельский
(1869–1919)

Святитель Ревельский Платон до принятия архиерейского сана 23 года священствовал в Санкт-Петербурге и был видным церковным деятелем нашей епархии. Его неутомимыми трудами была воздвигнута в столице ныне действующая Свято-Исидоровская эстонско-русская церковь, а также образовано в епархии благочиние эстонских православных приходов. Его по праву можно считать подвижником благочестия нашего края.

Родился священномученик Платон (в миру Павел Петрович Кульбуш) 13 июля 1869 года в мызе Подис Перновского уезда в семье псаломщика местной церкви. «Родители его, – говорится в метрической книге Подисской Свято-Троицкой церкви – исправляющий должность причетника Петр Григорьевич Кульбуш и законная жена его Наталья Матфеевна, оба православные. Таинство крещения совершал священник Стефан Зверев»[8]8
  ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 86, д. 33, л. 17.


[Закрыть].

В 1880 году, одиннадцати лет от роду, сын сельского псаломщика Павел Кульбуш поступает в Рижское духовное училище и через четыре года оканчивает его по первому разряду. Еще через шесть лет, в 1890 году, он оканчивает Рижскую духовную семинарию, также по первому разряду, а затем в качестве лучшего студента-выпускника зачисляется в Санкт-Петербургскую Духовную академию на условиях полного казенного содержания. Очутившись в столице Российской империи, Павел Кульбуш в свободное от напряженной учебы время старался помочь своим соотечественникам – православным эстам, волею судьбы оказавшимся в чужом городе. Блеск и великолепие столичной жизни не смутили и не тронули чистой и сострадательной души провинциального юноши. Необычное многообразие и насыщенность окружающей жизни не манили и не влекли его к себе. В заброшенные окраины шумного города, где ютились задавленные жизнью семьи эстонских рабочих, направил свои стопы пылкий и вдохновенный деятельной любовью студент Духовной академии. Вступив в петербургское «Общество религиозно-нравственного просвещения», Павел Кульбуш на правах его сотрудника и как человек, владеющий эстонским языком, проводил беседы с проживающими в столице православными эстонцами на их родном языке. Тогда же, в начале 90-х годов, православные эстонцы Петербурга получили возможность изредка совершать богослужения на своем родном языке, для чего приглашали в город из Кронштадта эстонского священника отца Адама Симо. Организацией и обучением любительского хора для проведения этих богослужений занялся Павел Кульбуш, чем, несомненно, оказал существенную помощь своим соотечественникам в удовлетворении духовных нужд.

Между тем, учебная жизнь следовала своим чередом и требовала от питомцев академии неослабного и упорного труда. Умение идти навстречу житейским трудностям эстонской бедноты сочеталось в личности будущего священномученика со склонностями к серьезному богословскому поиску. К концу обучения в академии он обрел зрелость и самостоятельность богословской мысли. Вот какой отзыв профессора Н. Е. Троицкого о кандидатской работе Павла Кульбуша помещен в журнале совета академии за 1893–1894 учебный год: «Г. Кульбуш прослеживает и анализирует два основных фазиса в развитии Лютерова учения о покаянии и исповеди. Причем он шаг за шагом следит за развитием мысли Лютера в том и другом фазисе от начала до конца, не опуская ни одной мелочи, ни одного внешнего влияния на ее метаморфозу, а стараясь всему отвести подобающее место, все оценить в меру его действительного значения. В результате получается совершенно ясная картина развития мысли Лютера о покаянии и исповеди в обоих фазисах, причем вполне разъясняющая и причины ее колебания, и конечный результат, на котором он остановился. Прекрасное знание латинского и немецкого языков позволило автору самостоятельно исследовать первоисточники. Диссертация г. Кульбуша вполне заслуживает не только кандидатской степени, но и особого внимания совета академии»[9]9
  «Журнал совета Санкт-Петербургской Духовной академии за 1893–1894 уч. г.», СПб., 1894, с. 237.


[Закрыть].

Диссертация Павла Кульбуша была посвящена истории вопроса и исповеди у лютеран. Следует отметить, что даже богословский поиск будущего первосвятителя эстонской Церкви имел не отвлеченный, а сугубо практический, деятельный характер. Из всего многообразия богословских тем он выбрал ту, которая могла пригодиться ему в его будущем пастырском служении. Намечая тему диссертации, он думал не о степени кандидата, а о своем предстоящем служении в Рижской епархии, где сильно распространена была лютеранская вера. Вот почему главным объектом его изучения стали особенности протестантского вероучения.

Однако служить в Рижской епархии в качестве священника ему не пришлось. В 1894 году, по окончании Духовной академии, молодой священник Павел Кульбуш, рукоположенный 5 декабря в Петропавловском соборе, был определен по усердной просьбе эстонцев в эстонский приход Петербурга. В столице в то время проживало около 16 тысяч эстонцев. В основном, это были безземельные крестьяне, вынужденно переселившиеся в город в поисках заработка. Нанимались они, как правило, в Адмиралтейскую судоверфь и постепенно заселяли район Малой Коломны. Но только одна четверть из числа этих эстонцев исповедывала православие. Большая часть были лютеранами. Положение православных эстов, в отличие от их соотечественников-лютеран, оставалось крайне тягостным. К незнанию языка, к трудностям материального характера прибавлялось отсутствие своего прихода, а значит, духовного окормления и пастырского руководства. Православный эстонец, оказавшись в Петербурге, чувствовал себя в центре православной цивилизации покинутым и одиноким. Отец Павел сам впоследствии рассказывал о начале своей пастырской деятельности: «Если оглянуться на то, что имеют православные эстонцы в Петербурге теперь, то только самая упорная энергия, самая беззаветная надежда на будущее могут побудить не слагать оружия, – потому что теперь приход не имеет буквально ничего. Не говорим о храме, о школе, – нет ни облачения, ни Креста с Евангелием, ни мирницы и дароносицы – самых необходимых вещей для каждого пастыря – не говорим о сосудах, утвари и проч. На Рождество для славления епитрахилью пришлось позаимствоваться в соборе, Крестом у знакомого… для крестин нужно каждый раз выпрашивать все необходимое. И так без конца…»[10]10
  Санкт-Петербургский духовный вестник», 1895, № 5, с. 108.


[Закрыть]. К тому времени в Петербургской губернии уже имелось несколько русско-эстонских приходов. В столичный новообразованный приход можно было назначить какого-нибудь опытного пастыря из числа губернских настоятелей. Однако неслучайно выбор Петербургского митрополита Палладия (Раева), хорошо понимавшего необходимость открытия эстонского прихода в городе, пал на выходца из провинции, только что оставившего учебную парту. Зоркий архипастырь увидел в начинающем иерее необходимую силу веры и духа и привлек его к делу, которое стороннему наблюдателю могло показаться непосильным даже для искушенного трудностями пастыря. Более того, на вчерашнего выпускника, не имевшего опыта приходского служения, было возложено еще одно нелегкое бремя – быть благочинным всех эстонских приходов Петербургской губернии. В 90-х годах православное дело в эстонской диаспоре находилось в зачаточном состоянии и, следовательно, требовало немалых усилий и опыта. Многие эстонские колонии в епархии не имели ни своих приходов, ни храмов, ни школ, ни принтов. Начинать здесь приходилось тоже, практически, с нуля. Предстояли бесчисленные хлопоты, просьбы, заботы, связанные с обустройством приходской жизни всех губернских православных эстов.

Эстонский приход Санкт-Петербурга был учрежден указом Священного Синода от 31 декабря 1894 года. Причт состоял из священника и псаломщика, а богослужение решено было временно проводить в подвальном помещении Малоколоменской Воскресенской церкви, которая в городе была более известна под именем храма Михаила Архангела. О. Павел, возглавив открывшийся приход, сразу же приступил к организации сбора средств для постройки приходской церкви. И первым, кто откликнулся на призыв молодого настоятеля, был всероссийский пастырь Кронштадтский св. праведный Иоанн. В выданную только что из Консистории сборную книгу он вписал первую лепту в 300 рублей и на чистом листе сделал надпись: «Всем сердцем моим молю Господа, Главу Церкви, да привлечет сердца доброхотов к посильным жертвам на устройство в столице православного эстонского храма. Кронштадтский прот. Иоанн Сергиев. 18 марта 1895 года». Однако случилось так, что храм был возведен в последнюю очередь, в завершение всех прочих трудоемких дел, связанных с благоустройством религиозной жизни православной эстонской диаспоры. Обладая сердцем чутким и отзывчивым, отец Павел не мог ограничиться формальным исполнением своих обязанностей. Возглавив эстонский приход, он немедленно окунулся во все стороны трудного бытия эстонского переселенца. Он не умел отдаваться своему делу наполовину, по-наемнически. Всецелая принадлежность своей новой пастве, стесненной отовсюду, стала основной чертой его пастырской деятельности. Поэтому с самого начала параллельно с устроением прихода он занялся организацией общеобразовательной школы для детей из эстонских семей. 21 октября 1896 года его усердием и стараниями была открыта в городе первая эстонская цекровно-приходская двухклассная школа. Располагалась она на Екатерингофском канале, у Аларчина моста (д. 75). Отец Павел – устроитель школы – стал ее заведующим и оставался им вплоть до епископской хиротонии. В журнале «Санкт-Петербургский духовный вестник» в связи с открытием школы была помещена заметка, в которой, в частности, говорилось: «Учеников, желающих поступить в школу, набралось больше, чем сколько можно было на первых порах принять. При этом многие изъявляют желание жить в школе. Дело в том, что, ввиду разбросанности эстонцев, живущих в самых противоположных концах города, необходимо было завести нечто вроде общежития: имеются две спальни с постелями. Пришлось подумать и о пище. Однако, главное затруднение – именно в вынужденных жить в школе. На содержание их средств нет. Потом, это все дети бедных родителей, которым и думать страшно содержать детей вне семьи. Единственный выход – обратиться к помощи добрых людей, не помогут ли они чем-нибудь для содержания школьников»[11]11
  № 43. С. 851.


[Закрыть]. С годами из-за нарастания всеобщей нестабильности и расшатывания устоев русской жизни любая общественная деятельность приобретала характер почти подвижничества. О деле заведования школами один из епархиальных наблюдателей справедливо писал в своем отчете: «Труд заведования школами в последнее время нелегкий: население тяготится всякою платою за школьное помещение, пособия на наем получаются со стороны нелегко, почему требуется немало труда, энергии, хлопот, чтобы школа не осталась на улице. В добавление нужно упомянуть еще о заботах по постройке и ремонту школьных зданий, о тревогах по снабжению школ книгами, о штате и т. д.»[12]12
  «Отчет Санкт-Петербургского наблюдателя о состоянии церковных школ епархии в 1911–1912 годах». СПб., 1911.


[Закрыть] В школе отца Павла трудились только два платных преподавателя. Священники, а также все члены причта, обучали детей безвозмездно, ничего не получая за свой нелегкий педагогический труд. Из одной этой детали можно заключить, что в те времена школьное дело ничего, кроме изнурительных и беспрестанных хлопот, не могло доставить труженику народного просвещения. Однако «пастырь добрый, полагающий душу свою за овцы своя», начав дело, уже не мог отрешиться от уз Христовой любви и освободить себя от нелегкого бремени управления школой.

Начиная с 1898 года, отец Павел публикует свои проповеди на страницах столичной церковной печати. Они появляются в номерах епархиального периодического издания «Санкт-Петербургский духовный вестник». Этот журнал помещал проповеди и поучения маститых проповедников России, таких, как св. праведный Иоанн Кронштадтский, прот. Философ Орнатский и др. Появление проповедей молодого эстонского настоятеля, которому в то время не исполнилось и тридцати лет, среди бесед именитых церковных ораторов говорило о том, что отец Павел, наряду с прочими дарованиями, обладал талантом церковной проповеди.

1898-й год ознаменовался еще одним важным событием в жизни эстонского православного прихода столицы: 29 ноября было открыто эстонское Братство во имя священномученика Исидора, пресвитера Юрьевского. Необходимость его создания была продиктована причинами, прежде всего, религиозного свойства. «Переселенцы-эстонцы, – говорилось в Отчете Братства за 1898–1899 гг., – отрезанные от православных русских незнанием языка, часто уклоняются в лютеранство. Для возврата отпавших, для утверждения эстонцев в православной вере нужны и особые усилия, и особые средства. Древние ревнители Православия в противовес католической пропаганде основывали религиозные братства. Думается, что и в настоящем случае Братство лучше всего могло бы собрать в одном святом содружестве слабых и сильных, стойких и немощных, дабы поддержать, укрепить, оживить и воодушевить одних и дать возможность принести плод своей веры другим.

Есть и внешние нужды… Первая из них – устройство своего храма. Возможно ли привлекать эстонцев к православию, не имея своих помещений и своей церкви? Вторая – помощь материальная существующей школе. Необходимо устроить при ней общежитие, организовать помощь беднейшим детям прихода. Третье – оказание помощи для бедных эстонцев, нередко попадающих в Петербурге в безвыходное положение. Заболел или умер кормилец семьи – откуда семье взять средства на лечение, на проживание? Приехал эстонец в столицу на заработки. Незнание языка и новые условия жизни нередко надолго выбрасывают их за борт жизни. Где найти поддержку?»

Создание Братства было целой вехой в деятельности о. Павла. К моменту его открытия положение в эстонском приходе было неутешительным. Строительство храма и приходских помещений явно затягивалось, поступавших средств ни на что не хватало. Эстонскую школу, которая едва удерживалась на поверхности, развивать было не на что. Душило безденежье и отсутствие помощников. Со временем проблемы только прибавлялись. Формированию и укреплению эстонского православного прихода мешало еще одно немаловажное обстоятельство – существование крепкой и неплохо обеспеченной лютеранской общины, где приехавший в город эстонец обретал свою исконную, национальную среду. Здесь он находил необходимую материальную и моральную поддержку. Конкурировать с таким островком родины, желанным для всякого переселенца-инородца, было почти бесполезно. Однако не таков был о. настоятель, чтобы его можно было сломить возникавшими трудностями. Не избыток сил, а, наоборот, их серьезный недостаток побуждал отца Павла взяться за еще одно начинание – создание эстонского Братства. Весьма неожиданный и необычный способ преодоления трудностей, пригодный лишь для натур волевых и сильных духом.

3 декабря 1897 года было подано прошение открыть Братство, и при нем – проект его устава. 8 июня 1898 года на имя священника Павла Кульбуша последовало утверждение устава из Консистории и разрешение открыть Братство. Оргкомитет под председательством о. Павла провел серию заседаний, и к концу ноября все было готово для торжественного открытия Братства. 29 ноября 1898 года в зале «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения» (ул. Стремянная, 21) состоялось первое заседание Братства. Началось оно с молебна, который был отслужен Преосвященным Вениамином (Муратовским), епископом Ямбургским. Затем прот. Ф. Орнатский, один из самых выдающихся деятелей столичного духовенства того времени, обратился к собравшимся со словом. После этого отец Павел Кульбуш ознакомил собрание с положением православных эстонцев в Петербурге, раскрыл значение Братства и его задачи. Было прочитано житие сщмч. Исидора Юрьевского – небесного покровителя Братства. Завершилось собрание традиционной молитвой и епископским благословением.

Чем занималось Братство? Проводились беседы и поучения для эстонцев на их родном языке, организовывались библиотеки, читальни, книжные склады, предпринимались издания духовной литературы на эстонском языке, оказывалась всевозможная помощь эстонской школе, проводились тематические вечера и т. п. Большое внимание уделялось материальной помощи бедным и нуждающимся. «Приезжает, например, в столицу крестьянка Мария М., у нее трое детей, старшему одиннадцать лет, и у него непонятная болезнь, требующая лечения опытного врача. Больного мальчика приняли в клинику Военно-медицинской академии, но трудно описать, сколько пришлось настрадаться бедной женщине, к тому же хворой и слабой. С ужасом вспоминается их смрадное жилище у Черной речки, холод и голоданье, т. к. редко находимая поденная работа не давала возможности ни согреться, ни поесть. Если бы не помощь Братства, назначившего ей ежемесячное пособие, неизвестно, чем бы кончила эта семья». (Приведено по материалам «Отчетов Братства».) И таких случаев было великое множество.

Одной из главных была, конечно, забота Братства о построении храма и приходского дома. 24 марта 1900 года Братство ходатайствует перед городской Думой о бесплатной уступке участка земли на соединении набережной Екатерининского канала с Екатерингофским проспектом, а затем представляет план застройки и эскизы зданий храма и церковного дома, безвозмездно выполненные архитектором А.А. Полещуком. В церковном доме предполагается разместить школу, общежитие для детей, зал для проведения бесед, читальню, библиотеку, книжный склад и квартиры для причта. 19 мая 1901 года Дума уступает землю, а 29 июня последовало высочайшее соизволение Государя императора на постройку эстонского храма и при нем дома. В августе месяце 1902 года строительная комиссия, возглавляемая отцом Павлом, приступает к работе и обращается в Синод с просьбой о проведении всероссийского сбора пожертвований на постройку храма. 5 и 6 января, в канун Рождества Христова, во всех храмах империи был объявлен сбор средств на возведение в Петербурге эстонской церкви. 20 апреля 1903 года состоялось освящение места под постройку храма, в котором участвовал св. Иоанн Кронштадтский. Спустя всего восемь месяцев Братство совершит еще одно освящение: временного храма, устроенного в возведенном церковном доме. Св. Иоанн Кронштадтский, принимавший участие и в этом событии, произнес в новоосвященном храме одушевленную проповедь, а затем, посетив школу, с любовью благословил детей и участников хора. Через несколько лет, 23 сентября 1907 года, храм во имя священномученика Псидора, пресвитера Юрьевского, будет освящен митрополитом Антонием (Вадковским). Этот храм навсегда останется молчаливым свидетелем неутомимой веры, деятельной любви и неиссякаемого упования его создателя – о. Павла Кульбуша, ибо возводился он без всякого участия государственных ведомств и ассигнований, энергичными действиями одного человека. Немного найдется в Санкт-Петербурге церквей, построенных таким образом. «Душевно сорадуюсь, горячо приветствую Вас с окончанием необыкновенного дела – сооружением великолепного храма и дома в столице для православного эстонского прихода. Он будет и Вашим памятником навеки. Честь и слава Вам, и благодарение Всевышнему», – писал в письме рижский протоиерей Николай Лейсман, председатель Прибалтийского братства, которого отец Павел приглашал на освящение храма. Справедливости ради следует отметить еще, что на возведение эстонской церкви ушло четыре трудных года, совпавших с временем первой русской революции и неудачной русско-японской войны, основательно подорвавших и истощивших российскую экономику.

Длинный перечень скупых дат и фактов. Сколько скрыто в нем человеческих мук, переживаний, сомнений, постоянного внутреннего напряжения, сколько содержится в нем христианского мужества. В одном из отчетных слов о. Павел, оторвавшись на мгновение от перечисления дел, произнес: «Глядя на тружеников Братства, поистине научаешься любить людей, ценить их отзывчивые сердца, благодарить Бога за то, что Он их посылает – и молиться, молиться неленостно, чтобы ничье усердие и труд не были забвены пред Господом»[13]13
  Отчет Братства за 1904 г.», СПб., 1905, с. 7.


[Закрыть]. Это слова человека, глубоко переживавшего за свое дело, отдававшегося ему всецело, до ежедневного самопожертвования. Благородный и сдержанный, унаследовавший отцовскую скромность, о. Павел не умел видеть своих заслуг и не любил, когда их замечали другие. Сам бесконечно преданный эстонскому православию, основавший приход, школу, Братство, построивший храм и трехэтажное здание при нем, он не переставал удивляться душевной щедрости других и умел по-настоящему ценить любое человеческое соучастие.

Мы погрешим неполнотой повествования, если не упомянем хотя бы вкратце о церковно-общественной роли о. Павла в жизни Санкт-Петербургской епархии. Ибо устроением эстонского православия не ограничивалась деятельность этой разносторонне и богато одаренной натуры. В адресной книге «Весь Петербург» за 1917 год против фамилии городского жителя «Кульбуш П. П.» расположена статья следующего содержания: «Настоятель Исидоровской эстонской церкви; благочинный эстонских церквей Петроградской епархии; заведующий двухклассной церковно-приходской школой для детей православных эстонцев в Петрограде; делопроизводитель эстонского Братства сщмч. Исидора Юрьевского; законоучитель Литейной женской гимназии; председатель ревизионной комиссии центрального комитета по свечным делам при Священном Синоде; делопроизводитель «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения»; член правления Петроградского епархиального свечного завода». Трудно вообразить себе, чтобы одному человеку под силу было справляться с таким количеством церковных послушаний. Однако и этот внушительный перечень должностных обязанностей о. Павла далеко не полный. Прот. П. Кульбуш, сверх сказанного в «Адресной книге», входил в состав епархиального комитета миссионерского общества и принимал активное участие в его деятельности. Долгие годы о. Павел путем голосования избирался в состав и другой комиссии – особого органа, который готовил материалы к ежегодным съездам духовенства всей епархии. Комиссия обсуждала самый широкий спектр вопросов епархиальной церковной жизни. О том авторитете, которым пользовался настоятель эстонской церкви среди священства епархии, говорит и тот факт, что в 1917 году он был избран членом исполнительного комитета по созыву епархиального собрания для избрания архиерея на Петроградскую кафедру. Для чего был создан этот комитет? «Весь порядок избрания епископа должен быть изложен в особых правилах, подробная разработка которых поручена исполнительному комитету. На него же возложены и все обязанности организации выборов и устроения собора»[14]14
  «Известия по Санкт-Петербургской епархии», 1917, № 19, с. 9.


[Закрыть].

«Кто из нас не слышал притчи Господней о талантах? Знаем мы, что таланты – это и наши способности, и дары Божий, и также – наши дела и труды. Получил усердный раб пять талантов, и они выросли у него в десять. Одарил его Господь способностями, а он умножил их и развил. Случилось это как-то само собой. К усердному и ревностному дела и обязанности сами идут. Душа его горяча и отзывчива. Где замечает нужду, где – недостаток в работниках, где – неумение: не устоять ему, не пройти мимо. Смотрим – уже руки приложил, пристал, и вскоре весь окунулся в новое дело. Так незаметно растет число его обязанностей и трудов. И если у Господа обрящется еще талант, еще новое дело, – кому его поручить, как не тому же испытанному работнику?» Так говорил прот. Павел Кульбуш на панихиде по Д. Л. Парфенову – одному из активистов эстонского Братства. Но эти слова как нельзя лучше характеризуют, прежде всего, самого автора. Как будто не к кому другому, а в первую очередь к о. Павлу относятся эти строки, отражающие самую суть его души, трудолюбивой, самоотверженной и, бесспорно, исполненной божественной благодати. «Без Мене не можете творити ничесоже», – сказано Спасителем в Евангелии. Постоянное горение духа, неиссякаемая вдохновенность и энергичность, недюжинная работоспособность этого неутомимого труженика на ниве Господней свидетельствовали о духоносном характере всей его жизни.

Окружив свою жизнь многочисленными делами на благо Церкви, отец Павел не утратил в этом нескончаемом потоке обязанностей искренней, непосредственной любви к человеку. Вечная занятость не сделала из него человека, отгороженного вереницей дел от судеб людских. Он не растворялся в бесчисленных хлопотах и заботах до забвения о душе и ее нуждах, и посреди суеты многомятежной оставался чутким, сострадательным, отзывчивым по отношению к пасомым, на которых имел огромное духовное воздействие. Об этом имеются многочисленные свидетельства в переписке с духовными чадами. Приведем несколько отрывков из писем его прихожанки. «Целую Ваши ручки дорогие, уезжаю и увожу в памяти своей Ваши глаза, с лаской и вниманием смотрящие на меня. Я от них всегда заглядываю в себя, и что-нибудь да увижу. Часто с улицы бы вернулась и сказала, да сознание, что Вам некогда, заставляет уйти». «Люблю видеть искреннюю горячую Вашу молитву». «Приезжайте, дорогой батюшка, и оживите меня опять своей любовью ко всем и лаской; не видя этого, я совсем жить не могу». «Помню, бывши у Вас, Вы складывали карту Ж. Д. Всю разорванную; я сидела и думала: „Так и наша жизнь с мужем была вся изорвана, и Вы взяли на себя труд сложить ее и поправить, примирить нас, озлобленных друг на друга”». «Один Господь знает, сколько Вы меня раз утешили малодушную и унылую. Да воздаст Вам Господь за Ваши труды с нами, да продлит Он Вашу жизнь для нас, грешных, и поможет нести нас на своих плечах. Исполняется сердце мое всегда, глядя на Вас, как страдаешь за наши грехи и любишь нас. Готов нам помочь во всяком деле». Встречаются в частной переписке строчки и такого характера: «Мы твердо верим, что Господь сохранит Вас от всех невзгод, как в здешнем, так и в будущем веке, так как Вы неуклонно идете путем Христа, оказывая участие и теплое сочувствие всем страждущим; и чем чаще мы вспоминаем Вас и наше у Вас пребывание, тем более убеждаемся, что Вы – второй о. Иоанн Кронштадтский»[15]15
  Из письма инокинь Зинаиды и Марии. 1910. 13 апреля. // Частный архив А. Васильева. Санкт-Петербург.


[Закрыть]. Духовный облик о. Павла трогал сердца не только простых верующих людей, но и оживлял души столичной знати, под влиянием богоотступного времени охладевшей к Церкви и неуважительно относящейся к духовенству. Вот воспоминания одного лица, принадлежавшего к княжескому роду, опубликованные в Ревельской газете «Последние известия» за 1929 год: «Можно было годами вращаться в интеллигентном кругу Петрограда, и никогда ни у себя дома, ни где-нибудь в гостях не встретить священника. Духовенство теснее и проще соприкасалось с жизнью общества в провинции. Но, как это ни странно, высококультурное духовенство Петербурга, за редчайшими исключениями, жило всё-таки каким-то своим кругом. Я не запомню случая, чтобы, войдя в знакомый дом, среди людей самого разнообразного положения и профессий, я увидел человека в рясе. Если и случалось иногда сталкиваться со священником (обычно по какому-нибудь делу), то беседа редко выходила из особых искусственных границ, из разговора, «подогнанного» к каким-то воображаемым, узким интересам «батюшки». Первый священник, с которым мне пришлось встречаться не в церкви, не по делу, а как с частным человеком, был протоиерей о. Павел Кульбуш, который стал бывать у нас в доме и скоро сделался его другом. Знакомство было случайным. Отец Павел был приглашен моим отцом совершать богослужения в домовой церкви дворца одного из великих князей, замученного впоследствии большевиками. Он зашел как-то к нам после обедни, и его полуофициальный визит затянулся на несколько часов. Отец Павел говорил, его слушали, и мало-помалу вокруг беседующих старших собралась многочисленная молодежь нашего дома: мои братья, сестры, приятели-студенты. С некоторым удивлением поглядывали мы на необычного гостя в рясе и ловили себя на чувстве: он сумел стать центром разговора, и этот разговор не носит никакого специфического оттенка беседы с «батюшкой». Худое, словно сияющее одухотворенностью, ласковое лицо отца Павла невольно приковывало к себе. Его слова были просты, он иногда шутил, но глубокая душа слышалась за каждым словом, за каждой оценкой. И мягки при всей меткости были эти оценки, когда отец Павел говорил о Льве Толстом, защитники религиозных идей которого нашлись среди беседующих. Помню, все как-то просветленно улыбались, когда отец Павел распрощался и ушел. Казалось, что в гостиную и в столовую вошло особое настроение, в котором храм не отделялся от дома обычной, трудно переходимой гранью. С тех пор отец Павел стал бывать у нас. Мы называли его за глаза „наш Кульбуш». Полюбили. По рассказам мы знали о том огромном обаянии, которым пользовался этот высокообразованный священник не только у православных эстонцев, объединенных его стараниями в особый приход, но и среди русских. Будучи священником, исполненным религиозного рвения, он был и до конца человеком, сливавшимся с обыкновенной жизнью без рисовки, без подчеркивания своего сана, без одной фальшивой ноты. Издалека сходились петербуржцы на Екатерининский канал послушать проповеди отца Павла».

Петербургский период жизни о. Павла, необыкновенно насыщенный, близился к своему завершению. Казалось, более наполненным он уже быть не мог. 1917-й год, ставший поворотным для всей России, оказался определяющим и в судьбе настоятеля Исидоровской церкви. Трагический крах Родины, насильственное пресечение исторической преемственности привели к небывалому еще на Руси явлению мученической святости. Уже в силу одного этого обстоятельства «великий октябрь» нельзя считать окончательным падением России. Гибель самодержавия сопровождалась кровавым обновлением Церкви. Нескончаемый мартиролог русского Православия начала двадцатого века, несомненно, имеет обращенность в будущее нашего Отечества, и жизнь отца Павла оказалась вплетенной в этот общий и пока не вскрытый до конца исторический контекст Руси грядущей. Но прежде, чем обратиться к последнему – мученическому – периоду земной жизни прот. Павла Кульбуша, необходимо упомянуть о том, что до убиения он однажды пережил опыт своей смерти.

«Известный в столице законоучитель протоиерей Павел Кульбуш, – писала 24 ноября 1911 года газета «Петербургский листок», – тяжко болен, и, чувствуя приближение смерти, сам лично болящий пастырь и паства его в лице основанного им Братства чрез митрополита Антония вошли в Св. Синод с ходатайством об испрошении Высочайшего соизволения похоронить бренные останки умирающего протоиерея под часовней при устроенной отцом Павлом Исидоровской эстонской церкви. Св. Синод благословил удовлетворить просьбу болящего пастыря и любящей его паствы и, как передают газеты, предоставил Синодальному обер-прокурору испросить Высочайшее на то соизволение». Болезнь отца Павла относилась в то время к разряду неизлечимых: у него в головном мозгу образовался нарыв. И самому заболевшему, и всем тем, кто его знал, после установления диагноза оставалось только ждать его кончины. Но через три недели, 14 декабря 1911 года, та же газета извещала своих читателей о благополучном и неожиданном исцелении страдальца. «Здоровье отца Павла, – говорилось в заметке, – тяжко хворавшего нарывом в мозгу, в последнее время улучшается. Нарыв нашел выход через ухо». Да, действительно, отцу Павлу дано было свыше то, что дается далеко не каждому: ему дано было пережить тайну человеческой смерти, увидеть ее так, как видит ее умирающий человек, а после этого вновь вернуться к жизни. Наверное, высшему Промыслу необходимо было, чтобы душа его обогатилась тем сокровенным знанием о бытии человеческом, которое заставляет личность ко многому в жизни поменять свое отношение.