Текст книги "Вторжение"

Вторжение
Илья Бушмин

«Горюй и думай прежде, чем ты сделаешь какое-либо решение. Но если ты его сделал, то будь на своем пути свободным от забот и мыслей. Будет миллион других решений еще ожидать тебя. В этом путь воина»

Карлос Кастанеда

«Отдельная реальность»

© Илья Бушмин, 2016

© pixabay.com, фотографии, 2016

ISBN 978-5-4474-0141-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Автомат отчаянно грохотал, изрыгая пули одну за другой. Огнедышащий ствол полицейской модификации Калашникова стрекотал в темноте и поливал огнем черный внедорожник на залитой ливнем улице. Внедорожник ревел, выдирая с помощью стального троса тяжелую и намертво вмонтированную в стену решетку. С грохотом и треском решетка вылетела из оконного проема и покатилась за джипом, открывая банде убийц дорогу внутрь.

Внутрь ОВД.

– Суки! – кричал Володя, холодея. – Суки!!!

Сквозь рев дождя, который стоял непроницаемой чуть наклонной стеной, Володя не увидел, достал он водителя внедорожника или нет. Он различил лишь квадратную покореженную решетку, которая пронеслась по грязи за машиной.

А потом с оглушительным звоном о решетку окна, из которого Володя вел огонь по ублюдкам, разлетелась бутылка с зажигательной смесью. Осколки, в мгновение ока охваченные пламенем от фитиля-перчатки, разлетелись в разные стороны, неся на своих острых крыльях пламя и смерть. Володя шарахнулся в сторону, ощущая, как раскаленные и горящие куски пропитанного горючим стекла вонзаются в его лицо.

– Аааа! – завопил он, плюхаясь на пол. Володя, голося и извиваясь на протертом линолеуме, принялся лихорадочно колотить себя ладонями по лицу. Куски застрявшего в коже стекла резали пальцы, но Володя не чувствовал ничего кроме дикого всепоглощающего жара.

Он кричал во всю глотку и отчаянно шлепал и царапал себя по лицу, пока не понял, что осколков больше нет. Кабинет озаряло яркое пламя, вьющееся по решетке окна. В этом зареве Володя взглянул на свои изрезанные пальцы, и вдруг сообразил, что безоружен.

Калашников лежал в метре от него. Володя дернул руку, хватая автомат за горячий ствол. В этот момент клубок огня хохочущей элементалью сорвался с решетки. Прыгнув на рукав полицейской формы, огонь в мгновение ока охватил всю ткань. Кожу руки обдало таким жаром, что Володя заверещал, срывая голос.

Животно воя, он бросился в сторону. Мозг взрывался от ужаса – Володя даже не понимал, в каком положении находится. Кажется, он упал. Володя отчаянно колотил себя по руке, но форменный рукав лишь полыхал все сильнее. Володя чувствовал всем своим содрогающимся телом, как начинает гореть и обугливаться его кожа.

– АААА!!

Ужас подстегнул, и Володя мощным рывком сорвал полыхающий рукав. Ткань треснула по швам. Оторвав полыхающий кусок формы, Володя отшвырнул его в сторону и схватился за обнаженную и обожженную руку. Кожа дымилась и пузырилась, но – слава Богу! – не горела.

– Б… дь, твою мать, б… дь! – не выдержав, отчаянно заскулил Володя. Он слышал собственный голос, как во сне.

Только не сгореть! Только не сгореть!

А потом его грудь словно что-то пронзило, и Володя закашлялся. Его скрутило от глубокого кашля, который шел из самого нутра. Голова кружилась. Дым, с ужасом понял он. Володя заставил себя уткнуться лицом в рукав левой руки и дышать через него, как через респиратор.

Володя распахнул глаза. Небольшой кабинет – стол, сейф, шкаф, стандартная обстановка практически любого помещения в практически любом ОВД страны – был объят огнем и дымом. Дьявольские куски горящей стихии прыгали с решетки, разлетаясь по полу, перескакивая с линолеума на стены и мебель.

Володя снова закашлялся – рукав не помогал. Закашлялся так, что ему казалось – сейчас с кашлем он выплюнет свои легкие. Володю выворачивало наизнанку.

Он попытался встать, но не смог и рухнул на пол. Глаза слезились, и кроме пелены, по которой плясали огненные вихри, Володя не видел ничего перед собой. Он хватанул воздух полной грудью, но в легкие врывался лишь едкий черный дым.

Мозг пронзила полная ужаса мысль: дышать!!

Хрипя, заливаясь слезами и не видя перед собой ничего, кроме пламенных скачущих чертей, Володя пополз наугад.

А вокруг царил настоящий ад. Где-то за коридором, в одном из кабинете напротив, что-то истошно орал дежурный. Тут же раздался мощный взрыв и следом за ним – грохот обрушивающегося фрагмента стены, разнесенного в клочья снарядом из подствольного гранатомета. В ответ отчаянно стрекотали автоматы.

А толпа убийц перед зданием ОВД не унималась. Одни поливали окна полиции свинцом, не давая полицейским ни малейшего шанса на спасение. Другие под прикрытием первых подбегали к участку и швыряли по его окнам все новые и новые бутылки с зажигательной смесью. БАХ! – вспыхнула решетка кабинета оперов. ДЗИНЬ! – взвился огонь в окне приемной, за которой еще несколько часов назад восседал подполковник полиции и начальник городской полиции. ЗВЯК! – разлетелась бутылка, посылая все новых и новых огненных элементалей в кабинет начальника следственного отдела.

Володя, отчаянно сопротивляясь дыму и пламени, Володя впивался ставшими вдруг непослушными пальцами в пол и пытался подтянуть себя хоть на сантиметр ближе к заветной двери. «Дышать! Жить! ДЫШАТЬ!» – клокотало в мозгу.

Они были окружены. У них не было ни связи, ни людей, ни даже электричества. Крохотная кучка людей в двухэтажном здании ОВД была отрезана от всего остального мира ливнем, темнотой – и бандой вооруженных до зубов убийц.

Уже теряя сознание и проваливаясь в небытие, Володя продолжал слышать, как продолжает кашлять – оглушительно, до тошноты, словно исторгая из себя собственные внутренние органы…

…Пока не наступило ничто.

Часть 1

За неделю до этого

@

Старшина просунул в узкое окошко под решеткой пистолет и две обоймы.

– Распишись.

Володя черканул автограф на странице журнала и вместе с оружием и боекомплектом отошел к столу, где заряжался Маржанов.

– Как выходные? – Маржанов в ответ на вопрос Володи лишь хмуро отмахнулся. – Что, с Алтушкой опять посрались?

– Лучше бы посрались, – буркнул тот, досылая патрон в патронник. – Она вообще не приезжала на выходные.

– Да ладно. У нее же по субботам нет пар.

– По легенде, у какой-то ее одногруппницы день рождения.

– Почему по легенде?

– Потому что рога у нашего Гулнара, – подхохотнул Новиков, подходя к ним с автоматом подмышкой. – Я тебе когда еще говорил, нефиг девчонку в большой город отпускать.

Маржанов приложил его по-казахски. Звучало непонятно, но обидно. Володя хмыкнул и, сунув пистолет в кобуру, выходя в коридор. Оружейка располагалась прямо перед дежурной частью. Двое алкашей, которые мотали в изоляторе ОВД пятнадцать суток, убирались в коридоре: один мыл полы, второй собирал куски обвалившейся со стены штукатурки. За ними наблюдал участковый Жданов.

– Здорова, Вован.

– Привет. Опять осыпалось?

– Этот сарай нас когда-нибудь всех тут похоронит, е-мое. Каждый день что-то обваливается.

– Ничего, новое здание построят – заживем.

– И ты в это веришь? – ухмыльнулся Жданов. – Они там только фундамент залили и все! Никому ничего не надо. А у нас в крыле проводка вчера опять полетела, электрика вызывали…

Около дежурки полная дама, водрузив сумку на стол для заявителей, ругалась с помдежа Гончаром. Помощник дежурного доказывал ей, что график приема населения руководством устанавливает не он.

– Где ваше начальство?! – напирала дама. – Сейчас рабочий день! Я требую…!

– Женщина, вы меня не понимаете или как? У нас график, вот, на стене висит, можете ознакомиться.

– Я налоги плачу!

– А я, думаете, нет?..

В отдел с улицы вошла Вера. Форма только подчеркивала точеную фигуру. Конский хвост, минимум косметики. Казалось бы – ничего особенного. Но у Володи на короткий миг перехватило дыхание.

– Привет.

– Доброе, – Вера дежурно улыбнулась. Володя поспешил добавить с непринужденной, как он надеялся, улыбкой – пока Вера не ушла:

– А чего у нас следствие так рано?

Вера открыла было рот, чтобы ответить, но полная дама едва не отшвырнула ее с дороги, устремляясь к дверям на улицу и возмущенно голося:

– Бардак! Никому ничего не надо!

– Женщина, осторожнее! – вскрикнула Вера, но дама уже скрылась за дверями ОВД. Ситуацию окончательно испортил Гензер, который вышел из дежурки и при виде Володи осведомился:

– Буров, отец когда нарисуется?

Вера скользнула взглядом по лицу Володи и двинулась по коридору вглубь отдела. С сожалением Володя заметил, как к ней немедленно привязался толстый сержант из дежурной смены. Новенькие сотрудницы женского пола в ОВД были нарасхват.

– Не знаю, – буркнул Володя Гензеру. – Я ему что, нянька? – и, чтобы сгладить резкий тон, кашлянул и добавил: —… Товарищ майор.

Гензер сжал зубы. Сейчас скажет пару ласковых, с досадой подумал Володя. Но мимо дежурки с ворохом бумаг в руках прошествовал Крук, бросив Володе привычное:

– На развод.

Отец Володи в это время с трудом разлепил глаза. Его разбудила муха, нагло и нахраписто ползающая по лицу. Пробурчав что-то себе под нос, Буров смахнул насекомое. Мстительно жужжа, муха завилась вокруг его головы, явно намереваясь зайти на второй заход.

Буров сел в кровати и тут же простонал, схватившись за голову. Она раскалывалась. Кроме того, его мутило, а во рту был гадкий привкус помойки. Матерясь, Буров поднялся, с удивлением разглядев, что спал одетым. С трудом он добрался до кухни. Схватил чайник и тут же, матерясь пуще прежнего, выронил его. Чайник был горячим. Каким-то чудом он устоял на плите.

– Твою мать! – прохрипел Буров. – Володь, ты дома?

Ответа не было. Плюхнувшись на стул, Буров увидел сигареты. Закурил. Руки чуть тряслись. Вкус сигарет был до того тошнотворным, что его чуть не вырвало. Буров вспомнил, что только что дико хотел пить. Окинул мутным похмельным взглядом комнату. Взгляд остановился на холодильнике. С сигаретой в зубах Буров прошамкал к холодильнику и открыл его.

Спасительное холодное пиво стояло в дверце…

…Капитана Крука все в отделе за глаза называли Крюком. Крук оскорблялся, напоминая всегда и при случае, что это очень распространенная в Белоруссии фамилия. Крук возглавлял подразделение патрульно-постовой службы в ОВД Елецкого района. Сегодня, как и каждое утро, он монотонным голосом вещал на заднем дворе отдела, обращаясь к шеренге сотрудников:

– Всем заступающим еще раз хочу напомнить, розыск просит обращать внимание на гаражи…

За спиной Володи гудела трансформаторная будка, старая, как и все вокруг, и ему приходилось прислушиваться, чтобы понять, о чем говорит командир.

– За прошедшую неделю зарегистрированы три заявления о кражах в гаражном массиве в районе Кирпичного завода и Стройки. Сушко, Гузаревич, Новиков, ваши маршруты рядом пролегают. На каждом заходе надо делать крюк, чтобы захватить проблемные участки.

При слове «крюк» несколько человек в шеренге ППСников хмыкнули. Крук нахмурился.

– Корболин, я что-то смешное сказал?

– Никак нет! – отчеканил Корболин. – Есть делать крюк!

По шеренге снова прополз смешок. Крук одарил Корболина убийственным взглядом, но ничего не сказал. После паузы сухо продолжил, сверяясь с ориентировками:

– Дальше. Вчера в районе рынка была совершена кража. Есть информация, что это лицо без определенного, так сказать, места жительства. Поэтому присматриваемся и проверяем каждого. Подозрительных доставлять в отдел для установления личности…

…Похмелившись, Буров почувствовал себя лучше. Он почистил зубы, пригладил мятые немытые волосы. Взглянув в зеркало, увидел помятое, одутловатое, морщинистое лицо старика – хотя ему было меньше 50.

– Мда… – буркнул Буров.

Он понюхал рубаху. Потом вроде бы не воняло, но в своем обонянии Буров сейчас уверен не был, поэтому достал из шкафа другую – мятую, зато чистую. Никакого желания выходить из дома у него не было. Мрачный Буров снова закурил. После чего натянул на спину наплечную кобуру и вложил в нее табельный ствол.

!…

– Машина 21, Чашкан, проверьте: Московская, 30, – хрипела старая рация. – Повторяю, Московская, 30. Сообщают о драке.

– Понял, Чашкан.

– Это 14—й, у нас бомжара, пьяный в зюзю. В отдел его?

– Документы есть, 14—й?

– Повторяю, пьяный в зюзю. Мне его обыскивать?…

Маржанов убавил звук рации, чтобы поделиться с напарником:

– Нет, я понимаю, девчонке 19 лет, ей развлекаться хочется. А со мной что, как-то не развлекается? Я и в баре сплясать могу, и анекдот рассказать. Что за дела?

– Может, ей от тебя не анекдоты нужны? – усмехнулся Володя. – А что-то покруче?

– Пошел ты. С этим у меня тоже все в порядке. Алтушка уже год учится в своем дебильном универе. Помнишь, как в начале? Уже в четверг старалась свалить и домой вернуться. Чтобы мы могли побольше времени вместе проводить. А сейчас?

Экипаж ППС полз по ухабистой дороге, никогда не знавшей асфальта. Это была граница частного сектора, занимавшего 75% территории города, и жилого массива из двух-трехэтажных многоквартирных домов. С территории одного из дворов выскочила дворняжка и, залихватски лая, бросилась наперерез экипажу. Она едва не угодила под колеса.

– Пугни дуру, – хмыкнул Володя.

Маржанов посигналил. Дворняжка бросилась наутек. Маржанов расхохотался.

– Каждый раз одно и то же! До чего тупая, а. Все просто же. Боишься? – ну так сиди во дворе, дура! – и почти без паузы с озадаченным видом Маржанов вернулся к больной теме. – Как думаешь, она себе нашла там кого-нибудь?

– Кто? Собака?

– Какая нахрен собака! Алтушка.

Маржанов два года встречался с Алтыной, которая сейчас перешла на второй курс педуниверситета. В Елецке вузов не было, и все студенты из райцентра учились и жили в областном центре. Город был почти в сотне километрах от их сонного обиталища.

У Маржанова были самые серьезные виды на девушку. А вот у нее…

– Да никого она не нашла, – попытался успокоить напарника Володя. – Гулнар, она еще молодая и глупая. У нее пионерская зорька еще не отыграла.

Машина свернула за угол. Впереди, в ряду таких же стареньких частных домов, виднелась полу-разваливающаяся землянка. Около нее топтался нервный паренек с сигаретой в зубах.

– Пусть играет, – проворчал Маржанов, крутя баранку. – Я не против. Но я хочу, чтобы эта пионерская зорька играла со мной, а не…

Паренек при виде приближающегося экипажа ППС вышвырнул сигарету и бросился во двор.

– Пацан! – быстро бросил Володя, распахивая дверцу. Они работали вместе достаточно долго, чтобы действовать, как единое целое: Маржанов сразу же тормознул, и Володя выскочил из остановившейся машины. Забежав в распахнутую калитку грязного захламленного двора, он увидел паренька, который со всех ног убегал огородом. Володя уже открыл рот, чтобы крикнуть «Стой!», но в этот момент из землянки выскочил второй – бледный лохматый пацан лет 20, не больше.

– Э, стой! – Но лохматый немедленно метнулся в сторону. Володя в два прыжка догнал его и повалил на землю. – Сказал, стой!

Маржанов, оказавшись во дворе, быстро сориентировался и шагнул в землянку, на всякий случай вынимая с пояса дубинку. Володя, быстро прощупав карманы лохматого, суровым тоном спросил:

– Ты здесь живешь?

– Д… да!

– Адрес?

– Что?

– Адрес свой назови!

– Цвиллинга… Цвиллинга… Десять?

– Хорошая попытка. Подъем!

Володя дернул лохматого за шиворот, поднимая на ноги. Из землянки выглянул озадаченный Маржанов.

– Вован, глянь-ка, что там.

– Это не я! – взвизгнул лохматый. – В натуре! Там так и было все!

– Ну конечно. Варежку захлопни.

Оставив лохматого на попечение напарника, Володя шагнул в землянку. За спиной услышал голос напарника – тот вызывал группу:

– Чашкан, 18—й. Цвиллинга, 40. Кажется, квартирная кража. Подозреваемого взяли с поличным…

– Это не я! – возопил голос лохматого.

На пороге жилой комнаты грязной и сырой землянки Володя удивленно замер. По помещению словно тайфун прошелся. Вверх дном было перевернуто все. Каждая полка, каждый ящик. Распоротые ножом подушки и диван. Пол был завален вещами, кусками поролона из выпотрошенного дивана и перьями. Такого Володя еще не видел. Что можно искать так рьяно?…

В этот момент Володя даже не подозревал, чем все это аукнется. Ему, его знакомым и близким, его отделу… и всему их городку.

|-

– Чей это дом?

– Говорю вам, это не я… не мы!

– Чей это дом, ты знаешь? – повторил Буров.

Всем своим видом опер выражал усталость и раздражение по поводу того, что ему пришлось заниматься этим лохматым чучелом. Так оно и было на самом деле. У Бурова были свои дела, а еще он хотел уйти с работы пораньше – чтобы купить пива в магазинчике около дома и снова забыть обо всем. О своей паршивой работе и о своей паршивой жизни.

Лохматый с несчастным видом вздохнул.

– Барыги.

– Барыги, – согласился Буров. – Барыги по кличке Барыга. Шикарная, кстати, погремуха. Главное, оригинальная. И что ты там делал?

– Я… да ничего! Зашел…

Буров грубо схватил руку лохматого, рывком дернул рукав вверх. Желтая кожа с язвами на локтевом сгибе от многочисленных уколов. Вен почти не было видно. Буров с отвращением оттолкнул руку лохматого от себя, и тот едва не упал со стула.

– Давно торчишь?

Лохматый не ответил. Буров закурил. Лохматый поднял робкий взгляд:

– Угостите сигареткой?

– Слушай сюда, торчок драный, – игнорируя просьбу, Буров выдохнул дым в лицо наркоману. – Ты с каким-то своим корешом вломился в хату к Барыге, который банчит герычем. Об этом весь город знает. Перевернул там все вверх дном. Тебя взяли с поличным. Так что хорош юлить, или я тебе, чушок, почки отобью. Давай по делу. Ты дозу искал?

– Это не я! То есть… ну да, я зашел, потому что типа это… открыто было, – сбивчиво принялся оправдываться лохматый. – Но я ничего этого не делал, в натуре! Там кто-то до меня!

– Значит, не ты? Может, мне тебя отпустить тогда, а? Только придется пригласить Барыгу для дачи показаний. И само собой, я скажу ему, какая гнида такую фигню у него дома учудила. Как думаешь, торчок, что потом с тобой будет?

Лохматый побледнел.

– Да я вам в натуре, отвечаю, не я это! – чуть не плача, залепетал он. – Мы с Рафиком приперлись к Барыге, потому что у него белый крутой появился. Недорого. Купить хотели. Просто купить, в натуре! Давай стучать, а там открыто везде. Ну, мы зашли, а там… сами знаете. Рафик на шухере встал, а я давай искать… Только не нашел ничего. А тут красные приперлись…

– У Барыги, значит, крутой белый появился? – задумчиво уточнил Буров. Лохматый закивал. Буров пододвинул к нему пачку сигарет и зажигалку. Трясущимися руками наркоман жадно закурил. Лишь после этого Буров осведомился: – И давно?

– Что?

– Герыч крутой у Барыги появился, твою мать. Давно?

– Ааа. Ну, хэ зэ, в натуре. Типа с неделю назад где-то… Мы ему звонили. Ну, Барыге. Вчера звонили. А у него мобила в отрубе. Сегодня опять звонили… ни фига. Ну решили сходить. Фиг ли, вмазаться-то… хочется, типа.

– То есть, у него мобила отключена?

– Ну да. Хотя на него это не похоже. Он же, ну, типа, должен на связи быть. Чтоб с клиентами, ну, типа договариваться… – лохматый поднял глаза на Бурова. – Я вам отвечаю, это не мы. Там кто-то конкретный шмон устроил. И знаете, что? Я думаю, поэтому и мобила молчит. Походу, вляпался Барыга в какую-то ж… пу.

Бурову было плевать на Барыгу. Но он все-таки спросил:

– Как ты узнал про Барыгу? Что у него герыч хороший появился?

Лохматый поколебался. Но, видя, что опер сменил гнев на милость, судьбу он решил не искушать.

– От бабы его.

– Что за баба?

– Нинку Юренко знаете?

Полуразвалившаяся грязная одноэтажная общага около магазина «Продукты» в народе величалась «кошкин дом». ППСники приезжали сюда едва ли не каждое дежурство по очередному вызову. Вот и в этот раз рация голосом дежурного изрыгла знакомый адрес с еще более знакомой формулировкой «Семейный скандал».

Когда «воронок» подъехал к дверям общаги, Володя уже услышал пьяные вопли внутри. Внутри их с Маржановым встретил темный и вонючий коридор, заваленный мусором. И грудной бас за одной из дверей. Когда они подходили, дверь распахнулась, и оттуда выскочил одутловатый краснорожий мужик в майке.

– Порву, сука! Убью, падла!

– Полиция, успокойтесь, – рыкнул Маржанов требовательно. При виде полицейских мужик оторопел. Из комнаты высунулась такая же пьяная и краснорожая баба в грязном халате.

– Ага! И заткнулся сразу? Козел! Заберите его!

– Тихо! – рявкнул Володя. – Что произошло?

– Приперся, козел, пьяный опять, и полез с кулаками сразу! Че, ушлепыш, слова кончились? А только что такой смелый был!

– Да я тебя…! – пьяно взревел мужик и замахнулся. Баба отчаянно завизжала, прячась за дверью. Маржанов перехватил руку мужика и заломил ее. Мужик ойкнул от боли. Через секунду Маржанов ткнул его лицом в грязную стену.

– Еще раз так сделаешь, руку сломаю, понял? – прорычал он.

– Да она сама! – оправдывался мужик, от испуга перейдя едва ли не на фальцет. – Сама в г… но бухая, вы посмотрите на нее! Мочалка!

– Козел! – взвизгнула баба из-за двери. Володя торкнулся и шагнул в комнату. Такая же грязная и темная, как и все вокруг. Немытое окно, заставленный засаленной посудой стол. Володя сразу различил бутылку водки и два потемневших от въевшейся грязи стакана. Баба плюхнулась за стол.

– Заберите его, заберите, все нервы мне измотал…!

– Разберемся, – привычно отозвался Володя сухим тоном. И вдруг его взгляд замер. В углу комнаты, между стеной и шкафом, сидел человечек. Немытый, в стареньком платьице. Девочка лет 7—8. Она затравленным взглядом смотрела на Володю. Огромные глаза, в которых были паника, страх и ужас.

– Все нормально. Все будет хорошо, слышишь? – сказал он девочке. Володя старался, чтобы голос звучал уверенно и успокаивающе. Но девочка лишь еще сильнее вжалась в угол. Володя непроизвольно сжал зубы, повернувшись к пьяной мамаше.

– Что ж ты творишь, а? – процедил он. – Твою мать, у тебя ребенок здесь!

– Ба! – мамаша удивленно икнула. – Ты меня учить будешь, как мне детей воспитывать? Алкаша вон этого лучше забери! Вас для чего вызвали?

Сама баба потянулась к бутылке. Володя хотел выбить ей зубы. С трудом сдержавшись, он вышел в коридор. Взглянул на мужика, который, затихший, сидел на старой табуретке, явно принесенной отсюда со свалки.

– Фамилия?

– Ярошенко.

Володя нахмурился, вспоминая.

– Это твоя мать на 8 Марта живет?

Мужик в майке-алкоголичке удивленно посмотрел на Володю, попытался что-то сообразить, неуверенно кивнул. Пожилую Ярошенко Володя знал хорошо, она обитала также на их с Маржановым маршруте. Одинокая старушка, которая сетовала на болезни, маленькую пенсию и непутевого сына-алкаша. Володя сразу же вспомнил нужный дом.

– Гулнар, доедь до 8 Марта, 23. Привези бабушку, чтобы внучку забрала.

– Куда забрала? – подал голос алкаш.

– Сиди уже.

Маржанов не успел скрыться, как из комнаты выползла баба в грязном халате.

– Че?! – визгливо и пьяно квакнула она. – Какую бабушку? Куда вы Машку собрались…?! Не дам, понял?!

– Заткнулась! – не выдержав, рявкнул Володя. Подавив ярость, сухо продолжил: – Тебя предупреждали, что еще один скандал, и будет решаться вопрос о лишении родительских прав?

– Не дам! – завизжала она, скрываясь в комнате. Дверь хлопнула так, что зашаталась. Алкаш попытался встать, но Володя дубинкой ткнул его в грудь. Мужик снова ойкнул и остался на табуретке. Володя достал сотовый и набрал дежурку.

– Это Буров, наряд 18. Мы в «кошкином доме» на Саратовской. Пришлите нам дежурного из ПДН и участкового.

А в глазах Володи так и стояло лицо маленькой затравленной девочки. Уроды, клокотало в его голове. Уроды.

– Второго, который на шухере стоял около дома Барыги, зовут Вася, – сообщил Муртазин. – Этот Васек на Светлом Клине живет. Я к нему участкового заслал. Чтоб передал, что если Вася в отдел завтра не придет, кирдык ему.

– Да хрен с ним, с Васей, – отозвался Буров. – Нам Барыга нужен, чтоб заяву накатал.

– А если это не они?

– Да мне плевать, – пожал плечами Буров. – Их с поличным взяли. Готовая палка. Сами потом чистуху напишут, лишь бы мы их на улице не оставляли.

Муртазин развеселился.

– Коварный ты мужик, Иваныч.

Буров не ответил, следя за дорогой. Они как раз подъезжали к пункту назначения – панельной двухэтажке.

Нинка Юренко жила в первом подъезде. Первый этаж, угловая квартира. Этот адрес Буров, оттарабанивший в уголовке Елецка почти 25 лет, знал хорошо: отец Нинки, трижды судимый домушник, загнулся на зоне от туберкулеза, брат Нинки сторчался и сейчас мотает срок за наркотики, мать спилась и крякнула несколько лет назад. Веселое семейство. Типичный сброд, с которым Буров работал все эти 25 лет.

Машину Буров остановил на углу здания, около балкона и окон квартиры Юренко. Из окон доносилась музыка, хриплоголосый шансон.

– Кто-то дома, – отметил Муртазин. Буров двинулся к подъезду, приказав младшему по званию и должности оперу:

– Поторчи здесь, чтоб Барыга через окно не смылся.

Дверь в квартиру была старой, но крепкой. Буров громко постучал.

– Нина, открой. Полиция.

В ответ хриплоголосый исполнитель выдал что-то про воровскую жизнь. Буров постучал еще раз.

– Нина, полиция, разговор есть.

«Жизнь такая штука», – заунывно хрипела запись из-за двери. Буров начинал терять терпение. В третий раз он потарабанил так, что дверь зашаталась.

– Открой дверь или выломаю!

Никакой реакции. Буров вдруг подумал, что было бы забавно, если внутри никого нет – лишь работающий магнитофон, бардак и распоротая ножом мебель. А может… может, и труп? Находить труп ему не хотелось, тогда придется работать до ночи. Но раз приехали – не уезжать же.

– Шалава, – пробормотал он, выходя из подъезда. Муртазин прохлаждался, сидя на капоте машины. – Крышку не продави, сам выпрямлять будешь.

– Не открывает?

– Куда денется, когда разденется, – отозвался Буров. Дойдя до балкона, он подтянулся и, кряхтя, перелез через перила. Дернул дверь в комнату. Она оказалась открыта. На всякий случай потянувшись к кобуре, Буров вошел в балконную дверь.

Нинка лежала на диване. На руке выше испещренного «дорожками» локтевого сгиба красовался резиновый жгут, который она после «прихода» забыла снять. Нинка, идиотски улыбаясь, перевела на Бурова мутный взгляд. Зрачки в точку. Она была основательно заправлена какой-то дрянью. Нинка издала какой-то странный звук – было неясно, усмехается она или хрюкает.

– Сало, – выдала она. – После пяти… Хайло раззявил… Сцобака.

– Не вопрос, – согласился Буров, осматриваясь. На столе у стены он обнаружил весь дамский набор: упаковка от шприца, ложка, все еще горящая свечка. Проверив пару ящиков, он наткнулся и на самую интересную находку – два крохотных свертка из газетной бумаги. Дозы.

– Кучеряво живешь, Нинка, – хмыкнул он. Выглянув на балкон, крикнул Мурзину: – Машину вызывай! И понятых мне нарисуй где-нибудь!

– До березы сцобака, – продолжала бормотать Нинка, обращаясь к потолку. – Кишки на… Кузя… не доехал…