Текст книги "Вторжение"

+

На углу Ленинградской и Победы располагался небольшой продуктовый павильон. А прямо перед ним разыгралась драка: двое парней отчаянно колотили орущего мужика, который барахтался в пыли и вопил. Они были так увлечены, что даже не заметили подъезжающий наряд ППС. Лишь когда Маржанов включил крякалку, один из парней вздрогнул, обернулся и заорал:

– Менты, валим!

Вдвоем они бросились наутек, но Володя в два прыжка догнал второго и, схватив за шиворот, дернул. Парень грохнулся в кусты у обочины.

– Так его! – заорал благим матом мужик, пытаясь встать. – Бейте его, мужики! Моя полиция меня бережет, е… ть меня тапком!

Второй пытался убежать, но его подрезала патрульная машина. Тут же он вскинул руки:

– Сдаюсь! Я ничего не делал, ничего не делал, я мимо шел!

– Не делал?! Они меня избили! – орал мужик. Он встал на колени, но при попытке подняться во весь рост с матом упал на землю. Мужик был пьян.

– Подъем, – бросил Володя, отступая и доставая на всякий случай резиновую дубинку. – Рыпнешься, получишь по почкам, понял?

– Понял, – буркнул второй парень, вставая. Родимое пятно на щеке, маленькие пустые глаза, короткие волосы. Володя знал его. По глазам Пляскина Володя понял, что и тот узнал его.

– Ну ты и урод, – сказал Володя. Пляскин промолчал.

Маржанов пристегнул беглеца и направился к потерпевшему.

– У вас все нормально? Вам помочь?

– Да гашеный он, как черт, – пробурчал Пляскин. Володя процедил в ответ:

– И что? Это повод избивать? Совсем охренел?

Маржанов с трудом поднял потерпевшего. Тот едва стоял на ногах и чуть снова не упал, но Маржанов успел подхватить его.

– Мужик, е-мое, напрягись, а!

Володя бросил короткий взгляд на потерпевшего. Этого было достаточно, чтобы Пляскин сунул руку в карман и запустил в траву спичечный коробок. Но Володя заметил это движение боковым зрением.

– Что это?

– Где?

– Что ты сейчас скинул?

– Я? Ничего!

Володя подошел к траве, провел по ней концом «демократизатора» и нашел искомое. Поднял коробок, заглянул внутрь. Сухая перекрученная марихуана.

– Опа.

– Это не мое, – буркнул Пляскин. – Даже не думай пришить мне это, понял?

– Это его! – взревел потерпевший праведным гневом, опираясь на Маржанова, чтобы не упасть. – Не слушайте, это его! Они перед моим домом каждый день траву курят! Достали, людям жить не дают, е… ть меня тапком!

– Ты на себя посмотри, синебот! – взорвался прикованный к машине парень.

– Не мое это! – упирался Пляскин. Он успел прийти в себя, осмелеть и недобро прищурился, буравя глазками Володю. – Подкинуть решил? Чтоб чисто мне подгадить, да?

– Пасть закрыл, – процедил Володя. – В машину пошел.

– Не пойду.

Володя не выдержал. Быстро просунув дубинку под его руку, с помощью резиновой палки вывернул ему руку. Пляскин ойкнул. Володя схватил его и, согнув, поволок к машине.

– Гулнар, тащи этого!

Задержанных они усадили в задний отсек, пьяного потерпевшего не без труда затолкали на заднее сиденье. Мужик скатился на пол и стукнулся лбом о дверцу.

– Е… ть меня тапком, – простонал он, икая.

Когда машина отъехала, Володя связался по рации с дежуркой.

– Чашкан, это 18—й, везем пассажиров. Драка. Плюс у одного коробок с наркотическим средством растительного происхождения.

Маржанов, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что Пляскин через решетку яростно пялится на Володю.

– Вован, а ты что, знаешь того придурка? – Маржанов кивнул назад.

– Пересекались пару раз, – нехотя отозвался Володя и отвернулся к окну.

Герасимовская была не в двух, а трех кварталах от «Гамаюна», но точный адрес Буров и Муртазин узнали по рации у помдежа. Это был спрятанный в тени деревьев побеленный домик с синими ставнями, чистый и аккуратный. Около калитки – почтовый ящик и звонок. Почему-то Буров был уверен, что им никто не откроет, но после нескольких звонков из веранды дома показалась низкорослая, метра полтора, и худенькая пожилая армянка.

– Кто?

– Полиция, – крикнул Буров.

– Вам кого?

– Ваш сын дома? Марсель?

Авакян, кряхтя, подошла к калитке, открыла, настороженно взглянула сначала на Бурова, затем на Муртазина. Муртазин ей чем-то не понравился – она нахмурилась и повернулась к Бурову. Опер показал ей удостоверение и повторил:

– Мы из полиции. Уголовный розыск.

– Марселя нет.

– А где он?

– Откуда я знаю? Где-то ходит. У него свои дела.

Авакян говорила на чистом русском, без малейшего акцента. Она поколебалась, прежде чем спросить:

– У него опять какие-то неприятности?

– Не думаю, – соврал Буров. – Нам просто нужно с ним поговорить. Может, дадите номер его сотового?

– У меня нет телефона, так что зачем мне все эти номера?

Вмешался Муртазин.

– Вы, конечно, извините, но… можно проверить? Вдруг Марсель все-таки дома?

Авакян одарила его холодным взглядом.

– Пожалуйста. Только не вы. Вы стойте здесь. Он, – женщина указала на Бурова. Опера иронично переглянулись, и Буров шагнул во двор.

Он обошел весь дом, заглянул в каждую комнату. Обстановка была небогатой, мебель старой, но везде царил идеальный порядок.

В комнате Марселя он задержался, быстро осматривая обстановку и убранство – он гадал, где Марсель мог спрятать наркотики. Если они вообще у него.

– Убедились? – подала голос Авакян, которая не сводила с опера глаз. – Я не призываю верить каждому, но я честный человек. У меня сын непутевый, сидел два раза, но я-то здесь при чем?

Бурову пришлось откланяться. Напоследок он вручил женщине визитку, попросив передать ее сыну сразу, как тот вернется.

Муртазин ждал его в машине.

– А я ей чем не угодил? – ворчал он. – Рожей не вышел? Недостаточно опухший или что?

– Не переживай, и у тебя когда-нибудь будет шанс, – усмехнулся Буров.

– Что делать будем? Как думаешь, Марсель – тот вообще, кто нам нужен?

– Нинка сказала, что Барыга брал героин у Марселя.

– А вчера она говорила что-то про Кузю и кишки, – отмахнулся Муртазин. – Иваныч, этот Марсель два срока мотал. Грабеж и разбой. Никакой наркоты. С фига ему вдруг к этой теме подключаться, да еще и работать с такими гнилыми удодами, как Барыга?

Буров, одной рукой крутя баранку и следя за дорогой, закурил. Он хотел ответить, но не успел – зазвенел сотовый.

– Буров, слушаю.

– Дежурка, – знакомый голос помдежа. – Тут у нас один задержанный залупается. Требует капитана Бурова и только его.

Ђ

– Анаша твоя?

– Дядь Гер…

– Анаша твоя? – повысил голос Буров. Пляскин сконфузился.

– Георгий Иваныч, ну там коробок же всего. Раскумариться с пацаном решили. Что такого-то? Это же не статья даже. За траву вроде штраф только, да?

– А деньги у тебя есть, на штраф?

– Найду. Можно сигаретку, дядь Гер?

Буров проигнорировал вопрос. Откинувшись на скрипучем стуле, он хмуро посмотрел в глаза Пляскин.

– За что мужика отоварили?

– Да он синий в г… но, вы его видели?

– Ты мои вопросы не слышишь или как, Сергей?

Пляскин вздохнул, всем видом стараясь показать, какой он несчастный.

– У этого алкаша двор заброшенный. Там забор сломан. Весь квартал у него там тусит. Ну, если надо оттянуться или там… Ну вы поняли. Мы там недавно курили. А этот вышел, полено какое-то схватил, давай орать, что еще раз увидит убьет… Как назло, трезвый оказался, козел.

– И за это ты его пинал посреди улицы? – процедил Буров. – За то, что он выгнал вас с собственного двора? Ты реально охерел уже?

– Дядь Гер, да он сам начал, вы у продавщицы спросите! – затараторил Пляскин, боясь, что Буров готов сменить милость на гнев. – Мы чисто за водичкой зашли, а он бухой уже, приперся, увидел нас и давай бычить. А, типа, говнюки, вот вы где! И давай нести всякую хрень. Козел… Ну, мы его подождали, чтоб поговорить…

– Поговорили?

Пляскин промолчал, но после паузы не выдержал.

– Дядь Гер, а типа это… что теперь?

Буров устало протер лицо.

– Ничего. Мужик попался нормальный. Если вы извинитесь, он готов не подавать заяву.

– Да я без бэ, дядь Гер! Хоть сейчас!

– Только слушай сюда, Сергей. Еще раз нарисуешься во дворе у мужика, или хоть как-то криво на него посмотришь – я лично тебя закрою, понял? Лет на пять минимум. По любому эпизоду из твоих подвигов, из которых я тебя каждый месяц, как дурак, вытаскиваю. Запомни мои слова.

– Конечно, конечно, без бэ! – закивал Пляскин, как китайский болванчик. – А это… что с травой-то…?

– Трава останется у меня. Считай, что экспертиза показала, что это табак. Ты накрошил табак в коробок, чтобы приколоться, понял меня?

– Так все и было, ага, врубился! – Пляскин сиял. – Спасибо, дядь Гер, выручили! Ну я это, тогда, типа могу идти?

Буров не мог скрыть неприязнь, с которой взглянул на парня. Не мог и не хотел.

– Сергей, твой отец умер. Когда-то я ему обещал заботиться о тебе. Это единственная причина, по которой я тебя вытаскиваю. Но это было в последний раз, понял меня? В следующий раз я и пальцем не пошевелю. Если ты не возьмешься за голову и не начнешь жить, как человек, тебе конец. А я могу сказать тебе, что с тобой будет лет через пять, через десять, через двадцать. На моих глазах такие, как ты, превращались в животных сто раз. Берись за голову, Сергей. В последний раз прошу.

Пляскин снова закивал. Пятясь к двери.

– Без базара, дядь Гер. Понял, врубился. Все, больше ни-ни. Отвечаю, дядь Гер.

Он врал. Буров этого не видел, вид у Пляскина был вполне искренний – он просто знал, что тот врал. Поэтому опер добавил:

– Иногда я думаю: хорошо, что твой батя не дожил. Хоть не увидел, в какое говно его сын превратился.

Буров склонился к бумагам, давая понять, что разговор окончен. Пляскин, помрачнев, выскользнул из двери. На душе у опера скребли кошки. Буров закурил. Безумно хотелось выпить. Но часы показывали только четыре часа дня…

…Четыре часа дня – конец их восьмичасовой смены. Переодевшись в раздевалке, Володя по традиции заглянул в дежурку. Но сегодня – узнать, кому передали материал на Пляскина. Оказалось, Вере. Володя даже обрадовался. Он поднялся на второй этаж, где в тесном коридорчике справа ютился следственный отдел – и наткнулся на Веру.

– О, а я тебя ищу. Привет.

– Виделись вроде.

– Нет, я бы запомнил.

Фраза вырвалась непроизвольно, мысленно Володя с досадой чертыхнулся. Вера улыбнулась.

– Ты меня искал?

– Да, мне в дежурке сказали, что материал на Пляскина тебе передали…

– На кого?

– Пляскин. Драка на Ленинградской.

– А, это, – кивнула Вера. – Хотели мне, потому что дежурный следователь на выезде. Но там все закончилось, не начавшись. Заявления не будет. Всех отпустили бы уже вроде.

– Как отпустили? Кто, ты?

– Нет, у меня бумажки опера забрали. Сказали, вроде бы давно по этим парням работают… А что?

– Кто из оперов? – напрягся Володя.

– Буров, кажется… – она запнулась. – Я слышала, это твой отец. Что-то не так?

Все не так. Но Вера была не при чем. Он улыбнулся ей, как мог. Получилось натянуто.

– Да нет, все в порядке. Спасибо за информацию.

Кивнув ей на прощанье, Володя быстро спустился вниз. Он был в ярости. Пляскин – конченное существо, отморозок. Даже сегодня: он избивал человека прямо на улице, средь бела дня, а потом нагло хамил ему, Володе – зная, что ему ничего за это не будет. Благодаря покровителю… Сукин сын, подумал он, молясь, чтобы отец не попался ему на глаза.

Отец не попался. В раздевалке все еще копался Маржанов, укладывая в сумку амуницию.

– Я оказывается штаны сегодня перепачкал, опять придется мать просить, чтобы постирала, – заворчал он, увидев напарника. – Ты еще не ушел?

– Гулнар, ты вчера предлагал посидеть где-нибудь?

– Ну?

– В силе?

#

Территория, относящаяся к железной дороге, была внушительной. Длинные склады для товара, переплетения множества путей, амбары и ремонтные мастерские, отстойник для подвижного состава и многое другое. Несмотря на это, само здание вокзала было довольно скромным: оно возвышалось на привокзальной площади, старое, но добротное, с высокими и узкими окнами. Даже сейчас, вечером, перед вокзалом тянулась вереница машин: в основном бомбилы-таксисты.

Территорию обслуживало собственное ЛОВД, которое ютилось в пристрое к зданию вокзала со стороны перрона. Основной личный состав – постовые. Оперов было всего четверо, которыми руководил Раис Улджабаев. Районная полиция работала с линейщиками очень плотно – через железную дорогу приграничного Елецка шло много контрабанды, в том числе наркотиков – поэтому Улджабаев встретил оперов, как родных. Буров показал ему фото Марселя.

– Рожа вроде знакомая, – пожал плечами старший опер ЛОВД. – Сам знаешь, у нас на вокзале кто только не шляется. – в качестве подтверждения он кивнул на перрон, на котором кучками толпились люди, ожидая поезда. – А кто он такой?

– Один уголовник. Марсель Авакян.

– Не слышал. Чем знаменит?

– Пока ничем, но награда найдет своего героя. Есть наколочка, что Марсельчик героином банчит. И не простым. Афганский, чистый, три девятки.

Улджабаев присвистнул.

– Гонишь.

– Отвечаю. Сам офигел. А чистоган к нам как может попасть? По железке.

– Не только по железке, – тут же возразил Улджабаев. – Не надо тут наговаривать. И вообще, это не к нам, а к погранцам.

– Сразу отбрехался, – развеселился Муртазин. – На тебя что, наезжает кто-то?

– В общем, Марсель мутил с одним барыгой. У барыги дом кто-то через мясорубку перевернул…

– Чего?

Улджабаев был не силен в аналогиях, и Бурову пришлось пояснять:

– Обшмонал конкретно. Камня на камне не оставили. И барыга поспешно свалил из города. Есть подозрение, что и Марсельчик решит ноги делать. Ты постовым вашим шепни, если увидят его – пусть сигналят.

– Не вопрос.

– Раис, еще одно. Ты знаешь тех, кто на железке работает?

– Тут триста человек работает, – проворчал линейщик. – Тебе в алфавитном порядке или по возрасту перечислять?

– Семен. Работает в ремонтной бригаде.

Улджабаев поскрябал макушку, кивнул.

– Понял. Есть такой. Третий пост. Вон за тем ангаром, около депо, – Улджабаев махнул рукой вдоль перрона, указывая направление. – Их бригада там сидит. Семен этот в бригаде Михалыча работает. Хороший кстати мужик.

– Михалыч или Сеня?

– А с какой целью интересуешься?

– Чем их бригада занимается?

– Ну, раз ремонтная бригада, то, наверное, ремонтирует, а? – Улджабаев захихикал, но, не встретив взрыва смеха, снова погрустнел. – Они обслуживают участок железки, от вокзала и туда.

Опер-линейщик снова махнул рукой вдоль перрона. Буров проводил его взгляд. Темнело, и высоко над железнодорожным полотном уже вспыхнули фонари. Этот светящийся фарватер вдаль, растворяясь на горизонте. Буров задумчиво уточнил:

– То есть, в сторону границы?

– Можно сказать и так. До переезда и чуть дальше. Каждый день выезжают и проверяют состояние полотна. Где повреждения, делают заявку и проводят ремонтные работы. – поняв, к чему клонит Буров, Улджабаев рассмеялся: – Э, нет, брат, ты не туда думаешь. Они просто рельсы и шпалы обслуживают на три километра южнее и все. На поездах не ездят, на границе не бывают, за границей тем более. Простые работяги. Ты же на них грешишь? Нашел контрабандистов, тоже мне.

– Жаль, – вздохнул Буров. – Версия была люопытная. Ладно, а что у вас нового? Вы вчера ориентировку на какого-то жирдяя прислали, что там за дела?…

Опер не догадывался, что искомые фигуранты были еще ближе, чем он думал.

Из забегаловки на перроне, в 50 метрах от мирно беседующих около дверей ЛОВД полицейских, вышел Француз. Так его прозвали в насмешку за кудрявую голову. Волосы он брил очень коротко, но волосы все равно умудрялись завихряться, и кликуха приклеилась намертво. Француз лениво жевал хот-дог, приобретенный в забегаловке. Ему здесь надоело все: этот сонный ленивый городок, больше смахивающий на деревню, этот вокзал, эти забегаловки… Но работа была на первом месте. Князь дал задание – и они обязаны были сделать дело. На кону стояли слишком большие деньги. Огромные деньги.

Француз сразу вычислил в трех мужиках в штатском оперов уголовки. Одного он уже знал – тот работал здесь, на вокзале. За последние дни Француз, как и остальные пацаны из бригады, успел запомнить на лицо половину местной мусарни. А вот двух других он не видел ни разу.

Залетные. Это было подозрительно. Надо будет сказать остальным. Если это мусора из Города – обязательно нужно поставить в известность Князя.

Француз выбросил недоеденный хот-дог в урну в десяти метрах от оперов, искоса поглядывая на них. Один из залетных – молодой, хилый, постоянно ухмыляется. Не может стоять на месте, дергается. В армейке не служил, физуха на нуле, сразу просек Француз. Со вторым залетным было еще хуже – старый, явно за 50, красная рожа, выдающая любителя принять на грудь, мятая одежда и потухшее лицо типа, которому в этой жизни надоело решительно все.

Но это были мусора.

Француз неспеша двинулся по перрону, стараясь пройти как можно ближе к ментам. До него донесся голос вокзального мента:

–… Только что из ГОЧС телефонограмму прислали. Штормовое предупреждение на пятницу обещают.

– Тебе не плевать? – хмыкнул обрюзгший.

– Это вам в горотделе плевать. А у нас транспорт. Не дай бог поезд отменят или железку размоет – п… ц сразу…

Француз прошел мимо, чувствуя, как успокаивается. Не залетные. «Горотдел» – значит, мусора из местной ментовки. Когда они приехали в Елецк, то пару раз прокатились мимо. Старое и полугнилое здание, около которого толпятся деревенские менты – неказистые, горластые, каждый второй с пузом…

В Елецке можно работать целую вечность – а эти лохи не смогут сделать ничего. Француз был в этом уверен.

У него зазвенел сотовый. Достав трубку, Француз обернулся на мусоров. Троица продолжала беседовать. Он ответил на звонок.

– Да, Рама.

– Ты где?

– Как обычно, б… дь, на вокзале. Тут мусорки какие-то залетные, присматриваюсь.

– Из Города? – голос Рамы напрягся.

– Не, расслабься. Местные колхозаны вроде. Все пучком.

– Тогда прыгай на колеса и подтягивайся. Отзвонился Штекер. Он срисовал еще одного барыгу.

…

– Не знаю… Мы с Алтушкой уже полтора года встречаемся. Я ей говорю постоянно, что люблю, все такое…

– Может, она тебя всерьез не воспринимает?

– Вован, она не ребенок. Ей уже 19.

– Вот именно. Ей всего 19.

Харчевня «Досуг» была бревенчатым зданием с небольшой летней террасой, которое располагалось в самом конце Крюковской. Маржанов любил бывать здесь, потому что заведение принадлежало его приятелю, и хитрый ППСник частенько угощался в «Досуге» нахаляву. Они заняли столик напротив кондиционера – здесь было свежо и приятно – можно было и вовсе забыть о вечерней жаре. В будни в «Досуге» почти никого не было. Лишь у окна ели шашлык двое торговцев с рынка, Володя знал их в лицо, да за угловым столиком пили пиво и резались в карты местные мужики. За окнами «Досуга» была уже кромешная темнота – ночь опустилась на удивление быстро.

– Иногда я думаю, может, и не выгорит у нас ничего, – невесело признался Маржанов. – Алтушка в нашей деревне всю жизнь жила. А сейчас… знаешь, большой город. Клубы, тусовки. Она окунулась там во все это…

– У нее есть деньги на клубы?

– Она красивая девушка, – вздохнул Маржанов. – Ей для этого не нужны деньги.

В бар зашел тип с утиным носом. У стойки, сказав что-то бармену, осмотрелся. Скользнул взглядом по посетителям, по ППСникам. Маржанов и Володя были в штатском, узнать в них полицейских мог разве что совсем уж искушенный в этих вещах человек. Тип с утиным носом таким не был. Взяв кружку пива, он отправился за дальний столик.

– Ладно, фиг с ней, – отмахнулся Маржанов, прикладываясь к кружке. – Слушай, а что у тебя за история с тем челом?

– Которым?

– У которого анаша была.

– Нет никакой истории.

– Ладно ты. Колись.

Володя вздохнул, задумчиво покрутил вокруг своей осени стоявшую перед ним кружку.

– Он сын отцовского приятеля. Друга детства. Учились вместе, зависали постоянно и все такое.

– А где он сейчас?

– На кладбище.

– Умер?

– Спился. Заработал цирроз, потом его вообще парализовало. Ноги отнялись.

– Жесть.

– Но он продолжал бухать. Дом в свинарник превратил. Вся шваль у него отиралась. Сам знаешь, как это бывает.

– А твой батя… – осторожно спросил Маржанов. – Тоже?

– Он тогда не пил. Мать еще жива была. – помолчав, Володя продолжил: – Ну вот, друг помер. Оставил после себя свинарник и сына-долбо… ба. А наш бравый оперативник занимается только тем, что вытаскивает этого долбо… ба из говна. Он ведь и сегодня его отпустил.

В «Досуг» зашел тощий нервный паренек. Володя скосил на него взгляд. Паренек подошел к утиному носу, присел напротив и что-то зашептал. Поозиравшись по сторонам, быстро передал ему под столом несколько мятых купюр. Носатый быстро спрятал их в кармане.

Тип с утиным носом вытер рот рукавом, буркнул что-то нервному, встал и направился в туалет. Нервный принялся его ждать, дергаясь и постукивая пальцами по столу.

– В память о друге, – пожал плечами Маржанов. – Твоего отца понять можно.

– В память о друге… – хмыкнул Володя. – Этот урод отморозок конченный. У него все на роже написано. Ты видел, с каким он остервенением пинал того алкаша на улице?

– Да уж… Козел.

– Нашему бравому оперу уже давно плевать на работу. Да и на себя. Каждую ночь слышу, как он углы сшибает и бутылками звенит… Зато этого упыря он вытаскивает каждый раз… Раньше упыря брали за пьянку. Потом за драку в «Железке». Помнишь, мы тоже там рейдовали…

– Может быть.

– Теперь драка и анаша. А что потом? Мокруха?

Тип с утиным носом вышел из туалета и вернулся за столик. Тихо бросил что-то нервному. Тот поспешно вскочил и, стараясь не сорваться на бег, заспешил в туалет.

– Смотри, – шепнул Володя.

– Куда?

– А вон. Не пялься только. Без палева.

– Что там? Чувак пиво пьет.

– Чувак только что наркоту толкнул. К нему подсел пацанчик, тусанул ему деньги. Чувак оставил наркоту в туалете, чтобы не из рук в руки передавать. И сейчас пацанчик поскакал забирать закладку. Смотри.

Нервный вышел из туалета. Возбужденный, в предвкушении скорого кайфа, он лишь быстро сказал что-то типу с утиным носом и скрылся.

Маржанов усмехнулся.

– Сыщик, блин. Мы отдыхаем, расслабься.

– А я что делаю?

– Когда в уголовку-то переходить собираешься?

Вопрос был не из легких. Володя знал, как работают опера, и видел, что может не хуже. А в случае с некоторыми сотрудниками, которым давно на все наплевать – даже лучше.

– Когда отец оттуда свалит. Я не хочу с ним вместе работать.

– Вован, ну он же не всегда таким был. Мужики говорят, раньше он отжигал.

– Не всегда, – согласился Володя, поняв, что не хочет продолжать этот разговор. – Пока мать не умерла, он жил работой. А потом… вообще перестал жить.

– Близко к сердцу принял?

Володя не ответил, лишь приложился к кружке.

В «Досуге» появился еще один посетитель. Володя знал его в лицо – наркомана задерживали на одном из рейдов, кажется, в прошлом году. Он также присел к столику типа с утиным носом. Теперь на них скосил глаза и Маржанов. Все повторилось: передача денег под столом, уход типа в туалет. Когда утиный нос вернулся, в туалет отправился наркоман.

– В натуре, он у нас на глазах наркоту толкает, – удивился Маржанов. – Совсем офонарели, ты смотри.

Володя достал телефон, делая вид, что собирается кому-то позвонить. На самом деле он, чуть склонив трубку в правильном направлении, быстро сделал снимок наркоторговца.

– Сфоткал? – шепнул Маржанов. Володя кивнул:

– Покажу завтра кому-нибудь из оперов. Слушай, может, тормознуть того на улице, наряд вызвать?

– Я тебя умоляю, – поморщился напарник. – Раз в сто лет в кафешку выбрались, и на тебе. Давай уже просто посидим, а?

Но просто посидеть не получилось. Маржанов заказал еще две кружки пива и как раз нес их к столику, когда в «Досуге» появились двое. Один – короткостриженный, с вьющимися волосами и квадратной челюстью. Второй – высокий крепыш, явно тягающий железо в спортзале, с крохотной бородкой под нижней губой.

– Жалко, девчонок здесь нет, – хмыкнул Маржанов, усаживаясь на место и пододвигая Володе его кружку. – Можно было бы пригласить их, угостить. Ты бы их повеселил как-нибудь. А я такой – хоп, Алтушке позвонил. Как дела, бла-бла-бла. А рядом женский смех. Понервничала бы! Ей полезно.

Визитеры приблизились к столу наркоторговца. Кудрявый склонился к нему, что-то сказал. Барыга испуганно забормотал что-то, но возможности сопротивляться ему не дали – кудрявый быстро и незаметно нанес ему удар в живот. Легкий и молниеносный, но достаточный для того, чтобы согнулся пополам и принялся хватать ртом воздух. Качок подхватил его, и визитеры быстро повели типа с утиным носом к выходу.

Володя изумленно смотрел на все это.

– Офигеть, ты видел?

– Да кореша какие-то его, пусть идут…

– Какие кореша, они ему под дых двинули!

Володя встал и быстро направился следом. Когда он вышел из кафе на ночную улицу, то после ярко освещенного помещения не сразу увидел погруженный в темноту черный джип. Рама и Француз волокли к машине упирающегося барыгу, на ходу Рама двинул ему локтем в бок – Володя услышал, как барыга ёкнул от боли.

– Э, парни! Стойте!

На ходу Рама обернулся, но они не остановились: Француз открыл заднюю дверцу машины, и вдвоем они втолкнули внутрь барыгу.

– Э, вы что делаете? – Володя быстро приближался к машине.

– Отвали, – процедил Рама.

– Я из полиции. Вам проблемы нужны…?

Володя уже был в паре метров от машины, быстро просчитывая, с кого начать в случае сопротивления. Однозначно качок был более опасным. Володя уже сжал кулак, чтобы боковым ударом сокрушить его челюсть. Но в этот момент Рама выхватил пистолет и навел его на Володю. Черный зрачок ствола смотрел ему точно между глаз.

– Смылся, б… дь, быстро!

По спине Володи пробежал холодок. Он миролюбиво поднял руки.

– Не дури, слышишь? Ты же не будешь стрелять? В чем проблема?

Из «Досуга» вышел Маржанов с кружкой пива в руках. При виде напарника, которого держали на прицеле, он выронил кружку – и бросился на них:

– Ствол на землю! Полиция!

Рама дернулся, но Володе этого хватило: скользнув в сторону, он сжал руками кулак качка с пистолетом. Но выполнить болевой не успел – кулак Француза вынурнул из темноты и чугунным молотом ударил Володю в нос. Он упал, видя лишь яркие вспышки перед глазами и чувствуя, как его лицо заливает кровью.

– Назад, сука! – взревел Рама, стреляя в сторону Маржанова. Прогремел выстрел. Маржанов бросился в сторону, инстинктивно прикрывая голову руками. В тот же миг Рама и Француз прыгнули в джип – и автомобиль, взревев, сорвался с места.

Черным призраком джип вылетел на улицу. Стремительно набирая скорость, он рванул прочь. Фары вспыхнули, лишь когда джип исчезал за поворотом.