Текст книги "Дракон Нерождённый"

– Господи! – прозвучал крик.

Епископский гонец поспешил внутрь и криков стало больше, остальные солдаты вошли следом, двое тут же вернулись растерянные. Оби замер, прислушиваясь, крики не смолкали, но вот среди голосов прорезался ужасный нечеловеческий вопль, перешедший в вой. Под сводами храма зазвучала брань, визги, и наружу выскочило нечто. Оно заревело, отшвырнуло одного из солдат, повалило другого, и бросилось наутёк. Обадайя бросился в погоню, не столько зная, сколько чувствуя, что так надо.

Он гнался за существом по тёмным улицам предместий, ориентируясь на вопли и зажигавшийся в окнах свет, тихо молился о направлении с Небес. Пожалуй, именно благодаря молитве юноша таки догнал существо на судоверфи. Оно бегало во мраке среди туш кораблей, щетинившихся рёбрами шпангоутов, пока не забралось в один недостроенный фрегат.

Обадайя, видевший это благодаря чарам Енотовых Глаз, пошёл следом. Его сапоги взбивали пыль и древесную стружку, из левой ладони проросла белая веточка с золотыми листьями и жёлудем на конце, – волшебная палочка. Сердце билось гулко, шумела кровь, юноша двигался в дальний конец трюма к куче непонятно чего, свернувшегося на полу и… плакавшего. Встав рядом, он склонился и осторожно опустил руку.

Грязная, разодранная сутана висела лентами на измождённом человеке. Он вздрогнул, почувствовав касание, но ласковый голос Оби успокоил бы и льва. То был старый мужчина с разодранным в кровь лицом и совершенно безумными глазами. Искусанные губы непрестанно шевелились, текли слёзы и слюни, под ногтями гнили кусочки кожи, а волосы были почти полностью выдраны.

– Что с тобой, дитя?

Безумные глаза прекратили метаться и сосредоточились, бормотание стихло, взгляд оказался почти осмысленным.

– Ты пришёл… убить меня?

– Нет, дитя…

– Почему? Я так хочу… – священник заскулил.

– Что случилось, дитя?

Начавшее расплываться сознание вновь собралось.

– Разве ты не слышишь… его?

– Его я слышу всё чаще, дитя, но ты ведь говоришь не о Господе?

– Н-нет, – пискнул старик, дрожа как лист на ветру. – Господнего гласа я давно уже не слышу… но его голос всё громче! Неужели ты не… о-о-о-о, как же он кричит!

– Расскажи мне, дитя.

– Кричит! – заплакал безумец, впиваясь ногтями в гноящееся лицо. – Он ревёт! И рычит! И воет! Он ненавидит нас! Всех нас ненавидит! Он говорит, что скоро придёт и будет рвать наши тела на куски, перешивать на новый лад! Он заберёт нас… заберёт…

– Куда заберёт?

– На дно, – прорыдал старик, – он выйдет из пучины морской и отдаст нас всех Господам! Они грядут, слышишь?! Господа грядут… Из глубин восстанут они!!!

В горле его забулькало, священник вцепился Обадайе в плечи, широко раскрыл рот и наружу хлынула вода. Она лилась и лилась, вынося из тела обрывки водорослей, ила, мелких крабов, а когда сквозь гортань пролезли иглы морского ежа, Оби увидел смерть и не успел произнести даже слова, – бессмертная душа растаяла.

– Господь милосердный… – начал он было, но осёкся, ведь молиться оказалось не о чем, душа просто исчезла. – Господи.

///

Когда он вернулся к церкви, перед ней стоял большой фургон с зарешечёнными окнами, а само здание окружала цепь солдат в сером, – Церковный Караул, войска, подчинённые Инвестигации.

Сквозь одно из окошек фургона выглядывали радостные и удивлённые глаза.

Обадайя приблизился к оцеплению.

– У меня есть ценные сведения для следствия.

Ничего не ответив, один из серых вошёл внутрь, а вернулся вместе с мужчиной в неброском, но хорошем дворянском платье; на его перевязи был меч, звенели рыцарские шпоры при ходьбе.

– Назовись и говори, – велел инвестигатор.

– Внутри.

– Внутрь нельзя, юнец. На твоём месте…

Лучезарное касание опустилось на макушку Обадайи.

– Коль ты истинно веруешь в Господа нашего Кузнеца, мы пройдём внутрь, – сказал он.

Пронзительный взгляд инвестигатора переменился вдруг на спокойный и лояльный.

– Да, пройдём.

Они вошли под свод церкви, юноша огляделся.

Зрелище было пугающее и болезненное, – так изувечить дом Божий. Все стены, полы, каждая поверхность, всё было исписано. Сначала бедный священник работал чернилами, затем где-то раздобыл краску, а когда и она закончилась, стал писать зловонной смесью из собственной крови, мочи и фекалий. Всё начиналось строчками, затем он перешёл на столбцы, ну а после на спирали. Жуткий хаос царил в его работе: смесь церковно-гроганского, вестерлингвы и совершенно непонятного языка, на символы которого больно было смотреть. Когда Обадайя задерживал взгляд, ему казалось, что они находились не на стенах, а на его собственных глазах, что шевелились, жили какой-то мерзкой жизнью и хотели заползти внутрь черепа.

Сердцем всей той богомерзкой композиции был огромный знак на дальней стене, – что-то вроде солнца с кривыми лучами и единственным оком в центре.

– Яков, – к дворянину подошёл высокий худой монах в бардовом хабите с чёрным поясом, – кто это и зачем…

– Коль ты истинно веруешь в Господа нашего Кузнеца, моё присутствие тебя не смутит.

Савлит[9]9
  Орден святого апостола Савла – монашеский орден Амлотианской Церкви, специализирующийся на борьбе с демонами Пекла.


[Закрыть] действительно верил, и посторонний на месте расследования перестал казаться ему лишним.

– Так везде?

– Нет, – ответил дворянин, – ему перестало хватать жидкости, и вся эта мерзость оборвалась. Когда стража взломала двери, безумец сидел в своей спальне среди вороха простыней и сломанных вещей. Всё там похоже на некое уродливое гнездо, зловонье невыносимое…

– Однако же стоило солдатам проникнуть внутрь, одержимый напал на них, – изрёк савлит. – Нечестивые духи дают одержимым силу.

– Он не был одержим, – сказал Оби, – как и безумен. Несчастный отец Харвен обладал зачатками дара, который встречается редко. Он был пророком, инвестигаторы. Слышал голоса извне, – те, которых не слышат ни клирики, ни маги. Что-то взывало к нему… со дна морского, грозя скорой расправой. Бедный, бедный отец Харвен, он познал муки сравнимые с Пеклом прижизненно.

Мужчины переглянулись.

– Демоны? – Ни о чём другом савлит думать пока не желал.

– Всякий дух, что не от Господа, – демон есть. Так гласит Слово Кузнеца, – юноша вздохнул. – Но не всякий демон – от Пекла. Многие из них зовутся богами лесов и зверей, что есть ложь, ибо лишь один – Бог. Я пришёл сказать, что тело отца Харвена найдёте на судоверфи, в одном из недостроенных кораблей. Он утонул, так и не добравшись до воды. Перед смертью предрекал явление неких господ, которые принесут великие беды. Советую вам обратиться к архивам Инвестигации и ордена святого апостола Савла, рассмотреть случаи одержимости со схожими обстоятельствами за последнее время. Пошлите весть волшебникам Академии, это не навредит. Всё, что нанесено на стены, следует переписать в тайные книги и попытаться разобрать. Только писарей меняйте почаще, дабы не вырвали они себе глаза. И вот что ещё, отпустите нищего. Он ни в чём не виноват.

Юноша покинул храм и растворился среди люда, а инвестигаторы приказали выпустить из фургона радостного старика. Лишь через несколько часов какая-то пелена спала с их умов и двое поражённо уставились друг на друга.

Им предстояло подать очень много письменных объяснений, а затем пройти очищающее заключение под стражей, пока комиссия не решит, что сэр Яков из Каменных Клыков и брат Изекииль Курвиус всё ещё благонадёжны. Или не предстояло, если инвестигаторы сделают вид, что ничего не было, а солдаты будут держать языки за зубами.

* * *

Лучезарное касание отпустило его, когда за спиной остались самые окраинные фермы. Юноша едва не упал без чувств, – такая накатила усталость. Путь служения требовал немыслимых усилий, а он был ещё не готов, ещё слишком слаб.

Обадайя кое-как добрался до места, где ждал торгаст. Чудесный конь, что не нуждался ни в отдыхе, ни в пище, поприветствовал всадника тихим ржанием, но у того не было сил даже погладить скакуна. Хотелось спать, безумно, безудержно клонило к земле. Не будь юноша столь хорошо тренирован, потерял бы сознание, но нет, пока держался. Он полез в сумку, вытащил хлеба, овощей и фруктов, покрытых Лаком Обновления, убрал оболочку и через силу стал есть. Набив желудок, кое-как взобрался в седло. Господи, не дай упасть.

Торгаст начал разбег, взмыл и поскакал по небу на восток.

Глава 4

День 13 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, небеса Вестеррайха.

Ладья шла по поверхности мирового океана магии, смотря лебединым носом на восток. В определённый момент, где-то над северным Шехвером она стала снижаться. Всё на борту соответствовало устройству обычного корабля, – снасти, вёсла, лавки для гребцов, даже доски палубы можно было снять и рассмотреть киль. Только экипажа не было.

Голем из Беркагоста стоял на носу недвижно, смотрел на приближающиеся горы своими линзами. Ему было всё равно, а вот люди от долгого путешествия утомились. Райла сидела у фальшборта, прижимая к себе Лаухальганду, гладя его по гладкой «резиновой» голове, слушая мурчание; она утомилась. Майрон держался намного дольше, часами бродил от носа к корме, разглядывал необъятные просторы, особенно на горы. Они всегда звали. Впрочем, в конце концов и он уселся рядом, достал трубку.

– Странно да? – сказала она. – Мир такой маленький.

– Что?

– Мир. Он маленький на самом деле. – Райла провела пальцами по уху Лаухальганды, которое было точь-в-точь кошачье. – Внизу этого не замечаешь, скачешь по дорогам дни и недели, всякая мелкая преграда может тебя остановить, мир кажется необъятным, но вот я здесь, на корабле, преодолеваю месяцы пути, сидя на заднице. Оказывается, мир такой маленький.

– Магия делает возможным почти всё, – сказал Майрон, как ей показалось, с некой грустью. – Спасибо тебе.

– За что?

Его плечи приподнялись и опустились.

– За то, что нашла меня.

– Ты этого хотел?

– Нет, – ответил он честно. – Однако же теперь, когда ты рядом, я рад.

Она опустила голову, пряча улыбку, и Лаухальганда улыбнулся тоже. Он любил улыбаться, – как иначе, если кроме рта и ушей у тебя ничего нет, а чувства выражать как-то надо.

Ладья оставила позади равнины и теперь под килем плыли горные пики. Место, куда она стремилась, показалось сначала неясной помаркой, но вскоре очертания сделались резче. Майрон заставил Райлу взглянуть и вид поразил её до дрожи. Посреди горных цепей, лежало гигантское тело. Оно узнавалось только в очертаниях, – пара рук, пара ног, голова, – и занимало целую долину. Оно и было долиной.

– Керн-Роварр, Могила Великана. Ни с чем его не перепутать.

– Майрон, они бывают такими?! Великаны, то есть?

– Самые высокие, известные нам, достигают роста больше ста шагов[10]10
  Приблизительно 90 м.


[Закрыть] и обитают очень высоко в горах, – кто бы знал, как они дышат разряженным воздухом при своих-то размерах. Но этот был на порядки выше, и подобных ему древние книги называют Зодчими. Такие колоссы время от времени перестраивают саму природу, могут разрушать хребты, рыть долины, возводить новые пики. Маги древности считали их бессмертными, но этот как-то сподобился умереть.

Ладья опускалась, стали видны поселения и массивные постройки, расположенные по всему телу великана. Одни чадили трубами; другие походили на гигантские грибы с радужными мембранными шляпками; третьи обрамляли огромные карьеры, прорытые прямо на груди или животе. Вся долина сообщалась развитой сетью дорог, и надо всем возвышался шпиль Зеркального Оплота.

Гед Геднгейд построил себе истинно циклопическую крепость. Она состояла из десятков корпусов, раскинувшихся на лбу великана, сотен разновеликих башен и, наконец, главного шпиля, – высокой конструкции, которую словно покрыли коллажем из зеркальных осколков, соединявшихся в умопомрачительном хаосе граней. От вида сверкающей крепости Райлу пробил озноб, женщина ссутулилась, опустила взгляд и старалась смотреть только на Лаухальганду.

В стенах крепости было множество врат, расположенных высоко над землёй; одни как раз открылись и наружу высунулся каменный язык, – причальная площадка. Ладья опустилась, вёсла поднялись, парус обвис. Голем из Беркагоста спрыгнул, громко лязгнули о камень ступни. Он зашагал внутрь крепости, игнорируя шедших навстречу людей в радужных плащах, а те не обратили внимания на него.

Майрон помог Райле спуститься, и стоило только ей покинуть борт, как белый корабль растаял в воздухе с мелодичным звоном.

– Ушла обратно, в Сокровищницу Исхелема.

– Совершенно верно! – подтвердил один из встречающих сильным мелодичным голосом. – От имени его могущества Геда Геднгейда я имею честь приветствовать вас в Зеркальном Оплоте!

Глава делегации поклонился изысканно. То был красивый, статный мужчина в самом расцвете сил, его каштановые волосы ниспадали на плечи и спину, мужественное лицо украшала острая бородка и усы, а мантия на плечах переливалась всеми цветами радуги.

Райла, сомневаясь, предположила:

– Мы раньше не встречались?

– С вами, госпожа Фринна Белая Ворона? Или мне надлежит звать вас Райлой Балекас? – Он улыбнулся совершенно обаятельно. – Боюсь, что не лично, хотя вы могли наслаждаться моим выступанием. А вот с вами, чар Майрон, мы имели разговор. Правда, тогда вы были…

– В несколько ином качестве, – кивнул Майрон, изучая ауру волшебника. – Это Илиас Фортуна, Райла, верховный маг Ридена, глава Гильдхолла.

– В прошлом, всё в прошлом. Прошу за мной, его могущество ждёт вас. И не волнуйтесь, госпожа Балекас, все зеркала занавешены.

– Зеркала? – Она встрепенулась мимовольно. – Хотя… разумеется, было бы странно, не окажись внутри пары…

– Тысяч.

– Меч мне в ножны…

– Не волнуйтесь, – повторил Фортуна.

Майрон сделал зарубку в памяти, – Райла боялась зеркал.

Внутри крепость Геда Геднгейда поражала размерами ещё больше, чем снаружи. По бесконечному лабиринту анфилад, садов, лестниц и аркад сновали тысячи одинаковых служителей, стаями летали магические вестовые, големы таскали тяжести, горгульи наблюдали за всеми с парапетов и везде, везде были закрытые белой тканью зеркала. Те из них, что остались открытыми, впрочем, ничего не отражали, но служили порталами. По пути наверх, – а именно туда вёл Фортуна, – гости вошли и вышли сквозь зеркальные рамки более двадцати раз. Вероятно, не зная дороги, в крепости можно было плутать вечно.

– Как ты, Райла? – спросил Майрон тихо.

– Не бойся за меня, Седой, вздрогнула несколько раз, а потом привыкла. Ты-то как?

Он сделал вид, что поверил.

– Взволнован.

– А и не скажешь.

Чем выше они поднимались, тем сильнее менялось убранство. От понятной роскоши, оно уходило в белую чистоту. То и дело на гладких стенах высвечивались голубые светоэлементы; в разных местах пульсировали объёмные магические чертежи. На перекрёстках встречались техноголемы, эти устрашающие механические гиганты несли караульную службу и провожали гостей взглядами зеркальных забрал.

– Дальше я не пойду, – сообщил Илиас Фортуна, остановившись напротив высоких дверей. – Эти волшебные створки перенесут вас прямо на вершину шпиля. Удачи, чар Майрон. Его могущество бывает непрост, как и все старые волшебники, надеюсь, буря вас минует.

Гости не почувствовали пространственного перехода, – просто сделали шаг и вознеслись на вершину. Тридцатигранная зала оказалась очень просторной, а сквозь панорамное окно можно было разглядеть всю долину и хребты, обрамлявшие Керн-Роварр. Никто не встретил гостей, никого не было рядом, лишь вращение множества парящих зеркал под потолком привлекало внимание.

– Как-то здесь пусто, где трон? – Охотница втянула голову в плечи, не желая смотреть наверх. – Должен же быть трон, верно? Может, не туда попали?

– Нет, мы на месте. Это нервный узел, средоточие власти над всей долиной.

Майрон окинул залу своим особым взглядом. Он видел переплетения чар, – сложные инструменты управления, которыми в миг можно было перекроить всё устройство Керн-Роварра; заклинания огромной силы и сложности, парившие в воздухе.

– Я в своё время успел насидеться на троне и больше не хочу. – Голос из ниоткуда заставил их напрячься. – Следует извиниться за эту неучтивость, – начинать беседу подобным образом есть высшая степень дурного тона, однако, я опаздываю и вынужден послать вперёд голос. Пожалуйста, располагайтесь.

Посреди залы возник золотой столик и пара ажурных стульев. На малахитовой столешнице появились напитки и лёгкие закуски очень странных, экзотичных видов. Райла с детским любопытством закинула в рот нечто красно-чёрно-белое, но тут же выплюнула.

– Сырая рыба! Кто, рвать их мать подаёт сырую рыбу, да ещё и с рисом?!

– На Жемчужных островах эльфы любят поесть такого. – Майрон ухмыльнулся. – Не пей, это… соус.

– Я уже разочарована! – воскликнула охотница, ставя великолепный графинчик обратно. – Ни пожрать, ни нажраться с дороги!

Она явно переигрывала, просто чтобы отвлечься от зеркал, постоянно двигавшихся над головой. Одно из них как раз опустилось плавно и сквозь просторную раму выплыл Гед Геднгейд.

Как и многое другое в Керн-Роварре, он не соответствовал чужим ожиданиям. На Майрона воззрился не суровый старец, давно переживший отведённый человеку срок, а мужчина в зените, породистый аристократ, жгучий брюнет, одевавшийся дорого, но неброско, со вкусом. Он парил над полом, задумчиво подкручивая ус, оглаживая бородку, – стало понятно, на кого пытался походить Илиас Фортуна, – а над его теменем парила сфера, источавшая мягкий свет. Глаза, подведённые сурьмой, смотрели на гостей, но и как бы сквозь них.

– Я здесь, – сказал Майрон только чтобы нарушить тишину, хотя то было против этикета.

– Наконец-то, – ответил великий маг. – Будь на то моя воля, ты оказался бы здесь намного раньше. Но, видимо, глупость человеческая не минует никого, – всегда тянем до последнего.

– Были обещаны ответы.

– Сразу в бой? Похвально. Ответы будут получены, – заверил Гед Геднгейд, – чуть позже. Как только ты был найден, я разослал призыв. Волшебники со всех концов света скоро соберутся здесь, и будет провозглашено важное. Ты поприсутствуешь, Майрон Синда, и узнаешь больше чем они по итогу. Но пока что придётся немного обождать.

Великий маг не просил, но сообщал, – Майрон прекрасно всё понял. Полностью осознавая, перед кем стоит, он, тем не менее, дал волю гневу:

– Я ожидал, что хоть здесь не будет того балагана, в который волшебники превращают свои жизни: недомолвки, недоверие, смутные обещания. Я ошибался, глупость человеческая воистину никого не минует.

Густые чёрные брови великого мага чуть-чуть, на толщину ногтя опустились:

– Многие платили жизнями и за меньшее.

– Не надо мне грозить.

– Грозить? – Одна бровь Геднгейда прямо-таки взмыла вверх на две толщины ногтя. – Гостю? В горах? На такое способен лишь безумец.

Он не продолжил, но седовласый прекрасно ощутил невысказанную мысль: великаны не грозят лилипутам, – много чести.

– Какие у вас обоих взгляды суровые, я прям дрожу.

Мужчины повернулись к Райле, которая правильно выбрала слова и улыбку чтобы «обезоружить» их. Напряжение спало.

– Возможно, нам следует начать заново, – предложил хозяин Керн-Роварра, – с тебя, милое дитя.

– Что?

– Ты была приглашена, дабы я наконец смог извиниться перед тобой.

Она не поняла, посмотрела на Майрона, но тот выглядел столь же удивлённым.

– Вы ничего не перепутали?

– Внесу ясность: я не злоумышлял против тебя, но моим Искусством тебя принудили к страшному. Заклинание Охотник Зазеркалья…

– Хватит, – просипела Ворона, которую вдруг покинул голос, – не надо.

– Что такое, Райла?

– Шивариус Многогранник был моим учеником, – ответил за неё великий волшебник, – он был способен постичь азы любой грани Искусства, даже моей, редчайшей. Я спекулумант, магия Зеркал – хребет моего могущества. И Шивариус перенял многие редкие заклинания.

– Зеркальный Предатель, – вспомнил седовласый, – я испытал на себе.

– И выжил. Моё почтение, Майрон Синда.

– Пожалуйста, хватит! – Райла схватилась за голову, её лицо исказилось от душевной боли. – Отпустите меня или поменяйте уже…

Но Гед Геднгейд был неумолим.

– Все эти годы, дитя, ты была отравлена. Последствия заклинания Охотник Зазеркалья, которое Шивариус применил на тебе. Эта сущность таится в зеркале, поджидая добычу, потом набрасывается, проникает в тело, полностью его подчиняет и устремляется ко второй, – истинной цели.

– Замолчи!!! – выкрикнула Райла и тут же замерла.

– Не стоит, – сказал Геднгейд, заметив как полыхнули глаза Майрона, как он приготовился напасть. – Я чувствую в её костях яд. Хочешь, чтобы так осталось?

– Нет, – прорычал Майрон, с трудом держа себя в руках.

На месте золотого стола появился продолговатый целительский алтарь. Геднгейд уложил на него Райлу, «отмер» её и погрузил в глубокий сон. Одежда сама собой разошлась, открывая белое жилистое тело с множеством старых и новых шрамов. Майрон отвёл взгляд, во рту стало горько от воспоминаний.

Они принадлежали не вполне ему, но тому человеку, которым он был много лет назад. Иное имя, иное лицо, иные убеждения. Это произошло в замке Ардегран. Посреди пира был убит Октавиан Риденский, придворный маг короля Радована. Убит зверски, прямо в рабочем покое монарха. Обвинили его любовницу, королевского телохранителя Райлу Балекас, которая исчезла той же ночью. Спустя месяцы Майрон случайно нашёл её в зловонной камере, уже не человека, но истерзанный пытками огрызок… Организаторы убийства жестоко поплатились.

– Это мой тебе знак доброй воли, Майрон Синда, – величественно молвил Геднгейд, – символ моей честности, уважения и надежды на взаимную помощь в грядущем.

Он простёр над ней длань и тело выгнулось, задрожало, что-то забегало под кожей, словно муравьи. Мало-помалу в воздухе стали появляться мельчайшие пылинки, выхватываемые светом; их становилось больше, они соединялись в капли покрупнее, кое-где из пор выступала кровь, но процесс длился, пока, наконец, она не затихла.

– Смотри. – Над ладонью великого мага парил шарик величиной с черешню. – Это ртуть, – один из необходимых компонентов для создания Охотника Зазеркалья. Бедное дитя, она была отравлена все эти годы. Нужен был сильный элементалист, да только кто бы догадался?

Майрон приложил к губам фляжку и сделал глоток ракии.

– Теперь она…?

– Теперь ей будет лучше. Пусть отдохнёт.

Одно из парящих зеркал опустилось, по ту сторону серебряной рамы виднелась большая красивая комната с ложем, куда тело Райлы и перелетело плавно.

– О ней позаботятся. Нам же с тобой предстоит ещё кое-что.

Другое зеркало спустилось на пол и Гед Геднгейд пригласил Майрона следовать. Вместе они перешли в пространство неизвестной природы, некую пустую темноту, рассечённую лишь тонким мостом без опор. Материал моста, если он вообще состоял из материи, служил также единственным источником света, – ярким, но сосредоточенным. В темноте висели тысячи зеркал, отражавшие малую часть этого света; самые далёкие поблёскивали, наверное, в сотнях шагов.

– Что за место?

– Нетерпеливость, – приговор для волшебника, Майрон Синда.

– Ваш ученик Шивариус Многогранник наоборот, высоко ценил стремительных.

– И умер от твоей руки, поторопившись, – заключил Геднгейд. – Это моя сокровищница и тюрьма. Сокровищница не для злата, тюрьма не для людей, разумеется. Здесь я храню артефакты и удерживаю некоторые сущности, слишком опасные, чтобы давать им волю.

– В зеркалах.

– В осколках Зеркального измерения. Очень надёжные хранилища.

Гед Геднгейд продолжал парить, заложив руки за спину, Майрон шёл за ним. Ширина моста составляла не больше двух шагов и два взрослых мужчины с трудом могли бы разминуться на нём. Вместе они дошли до конца моста, где была лишь белая цилиндрическая тумба с небольшой пятипалой конструкцией. Сфера покинула темя волшебника и опустилась в этот каркас ровно на подставку; его ладонь легла сверху, – зеркала пришли в движение. Они вращались на разных высотах быстро и беспорядочно, проносились над и под мостом, приближались, отдалялись, пока одно, совсем небольшое, не подлетело к тумбе. Безумный хоровод прекратился.

По мановению руки Геднгейда зеркало легло горизонтально и заняло место между ним и Майроном. Из мутной поверхности как из воды «всплыла» книга, очень большой том, забранный в необычный оклад. Зеленовато-голубой камень, изрезанный бессмысленными иероглифами; центр оклада занимала уродливая чешуйчатая пасть, обнажившая множество острых зубов.

– Это я достал на дне океана, из пасти самого Великого Нага[11]11
  Многозначный термин: хтонический змей, спящий на дне океана Наг; одно из божеств, которому поклоняются на архипелаге Аримеада.


[Закрыть]. Тот, что хранишь ты, Шивариус Многогранник забрал у племён зуланов. Покажешь его?

Это было опасно. Просто потому, что Майрон не смог бы защитить свою книгу от Геднгейда. Отрицать же, что он принёс реликвию с собой, было глупо.

– Лаухальганда.

Спутник проснулся во внутреннем кармане плаща, полез наружу, обретая объём и ударился о световой мост с задорным «бом-м-м».

– Книгу, пожалуйста.

– Мря!

Широкий рот открылся, прозвучал звук, схожий с отрыжкой, и на зеркало легла другая книга, желтовато-белая, как из слоновой кости. Размерами тома были одинаковы, но оклад второго покрывала искуснейшая резьба: сложные узоры, похожие на муравьиный лабиринт, множество магических знаков, знакомых и не очень, а в центр уместился символ, который сложно было не узнать – два ромба, маленький внутри большого, Око Неба. Именно так одноглазые варвары зуланы изображали символ своего бога. Обе книги пронизывали потоки магии.

– Можно? – Майрон получил благосклонный кивок.

Зелёная книга открылась ему, показав ровно то, что седовласый тысячи раз видел на страницах белого тома. Тонкие до прозрачности пергаментные листы покрывали строки из тысяч синих знаков. Совершенно бессмысленные, непонятные, все они были написаны рукой Мага Магов, первого правителя объединённого мира, Джассара Ансафаруса. Прикосновение к делу рук его до сих пор вызывало благоговение.

– Впервые за долгие тысячи лет два черновика оказались в одном помещении, – сказал Гед Геднгейд.

– Теперь, наверное, я должен показать Шкатулку Откровений?

– Не стоит. Я точно знаю, что она может дать: стишок с намёком на смысл. О да, Майрон Синда, моя книга давно побывала внутри дешифратора, твоя, полагаю, тоже.

Великий маг прочёл нараспев:

В тот заветный день и час пробудится колосс,

Когда избранный решать ответит на вопрос.

В глубине сердечных мук обрящет он ответ,

Либо правду породит рассудка чистый свет.

Можно разумом объять саму вопроса суть,

По стопам Непостижимых лишь осилив путь.

В вековечной тьме глубин к корням припала тварь,

Предвкушая чревом кровь, что льется на алтарь.

Дабы стражей подчинить и отворить проход,

За ключами отправляйся в мудрости оплот.

Без ключей заветных в путь идти причины нет.

Заплутавший в сих слогах забудет солнца свет.

Мироздание накроет тьмы всевечной длань,

Кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань,

Боле к сахарным устам устами не прильнуть,

Коль указывать для мира ты берешься путь…

– Этот фрагмент Шкатулка извлекла из моей книги. А из твоей, Майрон Синда?

– Тот же самый, – ответил седовласый, не скрывая разочарования.

– Как жалко. Было бы хорошо, окажись в каждом черновике неповторимый фрагмент, который дополнял бы иные. Я тоже надеялся на это до момента сего. Увы нам.

– Сколько их ещё есть? – У Майрону во рту пересохло, он говорил с трудом.

– Всего черновиков семь, и я даже знаю где находится ещё один, красный, однако, он недоступен.

– Почему?

– Потому что сначала следует отыскать шесть предыдущих. Синий и белый перед нами, но есть ещё зелёный, чёрный, серый и жёлтый. Получивший их, получит и красный, но эти четыре так и остались для меня загадкой.

– Шивариус говорил, что у него есть мысли, где искать их, но со мной не поделился, – вспомнил Майрон вдруг. – Всё это похоже на какую-то игру.

– Ты заметил, Майрон Синда? Действительно. Джассар написал семь книг, спрятал их и позволил нам искать. Это не то, что сделал бы мудрейший мудрец всех времён. Это проделки ребёнка, озорного и непосредственного. Душу бы отдал, чтобы узнать, что творилось в его голове.

– Для нас он всё ещё непостижим. Вы тоже не знаете его замыслов.

– Я знаю только то, что мне говорят Плащеносцы, а им веры нет. Предвосхищаю твой следующий вопрос: ты знаком с одним из них, он вернул тебя к жизни, не так ли?

Ответа не требовалось.

– Они оба придут на совет магов, Синий и Красный. Уверен, ты не знал о существовании второго, но знал твой заклятый враг. Потому что именно Красный вернул Шивариуса к жизни, когда тот умер в первый раз.

– Чтобы он искал Ответ на Вопрос.

– Истинно.

– Получается, мы были лошадьми на бегах, а эти два… человека? Демона?

Геднгейд хранил молчание.

– Эти две сущности были нашими хозяевами.

– Пока одна лошадь не забила насмерть другую. Таким образом вот тебе ещё одна причина обрести терпение. Скоро они все будут здесь, и ты получишь свои ответы.

– Значит, придётся подождать, – мрачно выдохнул Майрон сквозь зубы.

– Нам пора. Забирать том или оставлять, решай сам.

Гость посмотрел на две великие книги, не желавшие открывать свои тайны; на великое тёмное ничто вокруг, хранившее тысячи секретов.

– Я слишком к ней привязался.

Синий черновик ушёл под матовую поверхность зеркала, белый вернулся в пасть Лаухальганды, где находилось целое потайное измерение.

– Что ж, Майрон Синда, отныне ты мой полноправный гость, – сказал Гед Геднгейд, когда сфера вновь оказалась над его теменем и оба вернулись в тридцатигранный зал. – Располагайся и отдыхай, все мои возможности к твоим услугам.

* * *

Покои, куда поселили Райлу Балекас были достойны монаршей особы. Она имела об этом полное представление, ибо долго служила телохранителем короля Радована Карапсуа, жила под его крышей среди роскоши.

В отдельном домике было несколько просторных комнат: спальня, гостиная, столовая, тренировочный зал и уборная с ванной. Всюду красовались искусные фрески и гобелены, золочённые барельефы, картины в помпезных рамах, гномье стекло, ворсистые ковры, парча, шёлк и кружево. Всё это находилось в полушаге от грани безвкусицы, но не переступало её.

Удивляли разные волшебные мелочи, например, свет, – стоило коснуться небольшой выпуклости возле входа в комнату, как на люстре зажигались кристаллы; золотые краны в ванной лили чистейшую воду любой температуры, и даже с добавлением разных травяных ароматов; одежда, оставленная в шкафу, по изъятии была чистой, без лишних складок и пахла полевыми цветами, даже если прошёл один удар сердца.

Из столовой и спальни наружу вели стеклянные двери, а там раскинулся огромный дикий лес, полный чудесных цветов и разной живности со всех концов света. Райла каждый день часами бегала по его извилистым тропкам, дыша свежим воздухом, преодолевая ручьи, огибая пруды, а потом принимая ванну под тёплым водопадом. Он был просторен, этот лес, но не бесконечен. Если пройти по единственной прямой дороге пятьсот шагов, можно было выйти к ещё одним дверям, за которыми находился балкон с видом на долину Керн-Роварр. Оказалось, что всё то зелёное великолепие содержалось внутри крепости, отчего даже повидавшая виды Райла сначала изрядно удивилась.