Текст книги "Дракон Нерождённый"

Освежёванный следил пристально. Сейчас, когда не было плаща, любой мог рассмотреть ауру Майрона во всех деталях. Искалеченное астральное тело, жуткие энергетические рубцы, старые ожоги. Любой с первого взгляда видел перед собой не мага, но калеку, неспособного даже лужу испарить.

– И что дальше?

– Дальше? – Майрон потёр гладкий подбородок, на котором с юности не росло волос. – Итоги, мой излишне обнажённый друг. Выходит, что один из этих ублюдков, – синий, я уверен, – забрал у меня жизнь. Ту, которую я хотел бы прожить. Он превратил меня в игральную карту… или фигурку на доске для раджамауты, если хочешь. Правда, добром это не обернулось, ведь в деле был замешан Хаос.

– Хаос, – повторил освежёванный.

– Одна из сущностей, с которыми нельзя взаимодействовать, потому что они неуправляемы. У него много имён, в частности: Король Дикого Гона.

Ободранный молчал.

– Так вот, синий обратился к Хаосу. Ему надоело играть с красным в бесплодных попытках найти этот обоссанный Ответ на Вопрос и вернуть Джассара, где бы он ни прятался. Участие Хаоса обещало создать особую фигурку для игры, такую, у которой будет непредсказуемый шанс, безграничная и неконтролируемая возможность преуспеть там, где другие потерпят поражение. Или умереть, подавившись слюной во сне. Вот такой разброс вероятностей.

– Эта фигурка, – ты.

– Как проницательно, да ты прирождённый мыслитель!

Освежёванный не почувствовал сарказма, он внимательно слушал.

– Да, это я, – уже тише и намного менее «радостно» подтвердил Майрон Синда. – Это я, семь несчастий в напёрстке… Синий поплатился за свою глупость. Король отметил меня по его просьбе, и я тут же совершил невозможное, – то, что не под силу никому, особенно серому волшебнику. Я пробил блокаду Астрала. Это спасло мою жизнь, а заодно начало процесс гибели мира. Какая изысканная ирония.

– Звучит интересно. Я составил бы тебе компанию в путешествиях. Жаль, что не могу.

– Путешествиях, – повторил Майрон с горькой усмешкой. – Мои путешествия закончились. Наконец-то.

В тот миг ему хотелось рассмеяться в голос, хохотать до потери голоса, до хрипа, до порванных связок, до слёз, чтобы хоть раз в жизни почувствовать их на лице. Либо смех, либо крик, либо удары головой о зеркальную поверхность, потому что просто так пережить бурю, рвавшую изнутри его грудь Майрон просто не мог… или мог? Он всю жизнь это делал, – контролировал чувства, контролировал мысли, контролировал тело, контролировал… всё. Не всегда идеально. Однако же в контроле заключалась основа цивилизованной магии и он не мог позволить эмоциям поглотить его. Ни за что.

Седовласый сел на пол, прикрыл глаза и стал дышать. Это помогало как ничто иное, – дыхательные техники, созданные жрецами древнего Грогана. Он распределил внутренний огонь, успокоил сердце, стал упорядочивать мысли. Бешенство потеряло силу, теперь оно поддавалось контролю и не мешало.

Внезапно Майрон почувствовал облегчение. Наконец-то он понимал, что творилось с ним.

– В мою жизнь вмешался Хаос. Он… отметил меня. – Пальцы левой руки поднялись к темени, углубились к корням волос и через некоторое время нащупали тонкий как ниточка шрам. – «…здесь лежит отметина. Удар, нанесённый клинком Владыки Хаоса и Повелителя Рока, уже подрубил твою Путеводную Нить по воле древних и пагубных сил, прислужников Узурпатора. Сам ты этого можешь не помнить, или не понимать…»

Освежёванный ждал продолжения, либо пояснений.

– Значит, у меня есть шанс на самый невероятный жребий. Но вместе с тем Хаос наделил меня и другими «дарами». Я мертвец, что ходит среди живых, ведя за собой войну, предательство, – седовласый задумался на миг, – и потери.

– Что ты будешь с этим делать?

– Делать? – Майрон улыбнулся и глаза его полыхнули. – Я скажу тебе, чего я делать не буду. Не буду жалеть, не буду страдать, не буду раскаиваться в том, что больше не моя вина. Я устал расчёсывать старые раны, я свободен впервые за долгое, долгое время.

– Но ты в заточении.

Майрон протянул к стеклу бронзовые пальцы, коснулся и от них во все стороны побежали трещины. Прежде чем зачарованная преграда рухнула, он прервал связь и трещины стали исчезать.

– Освободиться легко, но зачем, если надо просто обождать. Они сами выпустят меня.

– Ты уже не волшебник.

– Нет, не волшебник, – он усмехнулся, но это больше походило на волчий оскал, – ну и что? Я всё ещё последняя дикая карта Хаоса в исхудавшей колоде. Они по глупости инициировали Конец Света, рвать их матерей, и не знают, что делать. Поэтому я здесь, в Керн-Роварре. Скоро они совершат ещё одну ошибку.

– Какую? – спросил освежёванный.

– Попросят меня о помощи.

Майрон прикрыл глаза и сосредоточился на Дыхании Пятом.

* * *

Шаги были семенящие, шаркающие, перемежались стуком. Кто-то слабый, но торопливый шёл по коридору меж зеркал. Он остановился напротив камеры Майрона и некоторое время просто ждал.

Седовласый завершил дыхательное упражнение и вынырнул в полное сознание, открыл глаза. По ту сторону барьера стоял серый человек с «грифельными» глазами, он держался за посох горбился под тяжестью ноши. Огромная книга висела теперь на широком кожаном ремне сбоку.

– Ты холлофар, – предположил Майрон, – иначе я смог бы увидеть твою ауру.

– Хм. – Хранитель Истории коснулся преграды, разделявшей их, и та лопнула как мыльный пузырь. – Пойдём, юноша, я хотел бы поговорить с тобой.

– Не обижайся, но когда я захочу почитать хроники…

– Ах, жаль, жаль, ну что ж, твоя масть, – твоя власть, как говорится. – Тут серый человек звонко хлопнул себя по лбу. – Ой, прости, я совсем забыл представиться, голова уже не та! Имя: Жар-Куул. Я правнук Жар-Махмаада, отца Жар-Клумаада, отца Жар-Саара. Вам, юнцам, свойственно коверкать имя моего отца, говоря: «Джассар», а не так, как надо. Я уже почти привык. Ну юноша, прости, что потревожил. Раз у тебя нет времени на старика, то позволь откланяться.

Серый человек пошёл обратно, всё также шаркая, торопясь, стуча посохом.

Майрон просидел на зеркальном полу несколько ударов сердца, поднялся и молча последовал за ним.

Глава 7

День 19 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, небеса над Седым морем.

Буря недалеко унесла их от побережья, слава Господу-Кузнецу, ведь Гнездовье строилось так, чтобы драконьи всадники могли получить императорский приказ как можно скорее. Торгасты летали не так быстро, как иные драконы, н вскоре после того, как двое покинули остров, уже появились берега Вестеррайха.

Юноша и девушка набрали хорошую скорость и ледяные ветра пытались вырвать их из сёдел, когда Обадайя внезапно стал закладывать круг. Улва тоже пустила торгаста в медленное кружение пока они не поравнялись и не сблизились. Обадайя указал вниз, туда, где на серой воде виднелась какая-то чёрная точка. Корабль. Оби жестом показал, что собирается спуститься, она ответила, что готова. Он замотал головой так, что ветер сбросил капюшон на плечи; ткнул себя в грудь, а её жестом попросил остаться.

Волшебник направил скакуна вниз, плавно чертя широкую спираль. Вскоре он летел к кораблю уже над самыми волнами, тот стоял посреди моря со сброшенным якорем и каким-то беспорядком в парусах. Оби читал книги про мореходство и этого хватило, чтобы заметить странное. А ещё из тех книг он узнал, что красно-коричневый флаг значил «на борту мор».

Торгаст облетел корабль по кругу несколько раз, пока его всадник размышлял. Он не мог разглядеть за деревянными стенками ни одного огонька жизни, а чайки и вороны, привлечённые смрадом, утверждали, что никого живого действительно не осталось. И всё же что-то было не так. Опаска требовала подняться выше и продолжить путешествие, совесть тянула на корабль, но решение пришло свыше. Обадайя почувствовал, как на макушку опустилось лучезарное касание, увидел грядущее и принял волю Небес.

– Да, это может… помочь. Повинуюсь.

Внезапно седло под ним потеряло магические свойства, – скорее всего из-за дыхания Эмпирея. Ничто больше не держало Торгаста в этом плане мироздания, волшебный скакун тряхнул облачной гривой, и пропал без следа. Обадайя устремился к воде вместе с седлом, издали донёсся крик Улвы. Ослабший артефакт с плеском ушёл под волны, однако, юноша не последовал за ним. Теперь он стоял на поверхности моря, то приподнимаясь, то опускаясь, глубоко дышал, а когда набрался сил, зашагал к кораблю.

Улва снизилась, полетела к нему, Обадайя повернул голову и из-под век его вырвался чистый свет. Голосом невероятной силы он провозгласил:

– БЛИЖЕ НЕ НАДО, ИНАЧЕ ПАДЁШЬ В МОРЕ. ВСЁ ХОРОШО, УСМИРИ СЕРДЦЕ.

Она быстро увела торгаста в сторону и выше, где осталась, бросая вниз испуганные взгляды.

Фрегат имел особые паруса: зелёные, с чешуйчатым узором и символами Святого Костра. Под такими в прежние эпохи ходили чёрные корабли Грогана, будто «летали» по морю на «драконьих крыльях». Не считая символа веры, разумеется.

Обадайя приблизился к кораблю и легко перемахнул через борт, чтобы надолго замереть, осматривая горестную картину. Палубу покрывал слой почерневшей крови, помёта и опарышей. Виднелись человеческие останки, но птиц, польстившихся на падаль, тоже погибло изрядно. Получилось эдакое холодящее душу бурое месиво, топорщившееся перьями. Зловонье выедало глаза и несло угрозу, но Обадайе в тот миг страх был неведом.

– Господи, прости прегрешения земные, очисть и прими в Оружейную Твою души опочивших.

Он медленно шёл среди мерзости, молился, а сквозь макушку через всё тело распространялась сила Небес. Она вырывалась в материальный план, обращая останки сухим прахом. Ветер сносил его прочь, создавая над волнами подобие пустынной бури, а воды становились мутными. Чудо свершилось, проводник пошатнулся, но устоял на этот раз.

Улва спустилась, застучали по припорошенной прахом палубе копыта.

– Что ты творишь, доходимец? – спросила северянка грозно и испуганно.

– Чудеса Божьи.

– Где твой конь?

– Он вернулся домой. Улва, прекрати задавать вопросы и прислушайся. Под палубой кто-то ходит.

Она быстро вынула из ножен, привязанных к седлу, свой новый меч и круглый щит, надеть кольчугу времени не было, так что собралась биться так. Оби ударил каблуком в доски.

– Выходи, мы не желаем вреда ни тебе, ни себе!

Что бы ни говорил юноша, ни он, ни Улва на самом деле не слышали шагов. Даже когда человек поднимался по лестнице, когда выступил на палубу, двигался как бестелесный дух. Высокий и седой, в сером плаще, испачканном старой кровью. Из-за правого плеча виднелись рукояти двух мечей, а глаза скрывала широкая полоса ткани. Острые скулы, впалые щёки, поросшие бородой, длинный, сломанный нос. Слепец прислушивался, чуть поворачивая голову так, эдак.

– Что-то переменилось, – произнёс он, – где чайки? Где запах?

– Болезнь истреблена милостью Господа, и всё, что она сотворила с теми несчастными, обратилось прахом. Но у вас иммунитет, верно? Вы не болеете.

По заросшему лицу пробежала мелкая судорога.

– Голос как у ребёнка, но слова принадлежат… священнику? Монаху? Кто ты, мальчик? Что привело тебя… и как? – Прозвучало требовательно.

Улва ощутила опасность лишь только увидела эту долговязую фигуру, а сейчас ощущение окрепло.

– Господь-Кузнец обратил мой взгляд на корабль, брошенный посреди моря. Было обещано, что здесь обрету я защитника и верного последователя. Никто другой не пережил катормарский мор, только ты, Исварох.

Слепец не спросил, откуда чужак знал его имя, наоборот, – он ясно понимал, что, когда незнакомцы зовут по имени, это сулит неприятности. Поэтому один из мечей покинул ножны, а Улва зарычала, пригибаясь к палубе перед рывком.

– НЕ СМЕТЬ.

Голос Обадайя заставил дрожать даже кости, он чувствовался как тепло на озябшей коже, и как обещание испепеляющего пламени тоже. Любовь и жестокая властность объединялись в нём.

– Не надо больше крови. Исварох, я послан Небесами исполнять волю Господню, мой путь начнётся сейчас, с этого места, и в будущем понадобятся верные, надёжные люди. Ваша история мне известна, и я сочувствую, искренне хочу помочь. Примите мою руку и возвращайтесь в Вестеррайх.

– За кого ты меня держишь, мальчик? – спросил чужак хрипло. – Я только смог вырваться из этой клоаки и лучше сдохну в море, чем вернусь.

– Свободная воля свята, – ответил юноша, – принуждать я не вправе. С другой стороны, если ты искупишь свои грехи, которых очень много, Господь-Кузнец тебя оделит Милостью. Хочешь ещё раз увидеть мир собственными глазами?

– Магией меня не исцелить…

– Не слушаешь и не слышишь, Исварох. Я говорю о спасении души и о чуде Божьем. Ты знаешь, что это не ложь. Слышишь это в моём голосе, в моём сердце.

Улва поглядывала на клинок, на худое лицо чужака, опять на клинок. Металл ярко блестел, лезвие было безукоризненным и безумно острым, хватило бы неосторожного взгляда чтобы порезаться. Под плащом виднелись доспехи, странные, но хорошие: кожа, латные пластины, кольчужная сетка, всё собрано и подогнано в редкой гармонии элементов ради лучшего сочетания защищённости и подвижности. Если повезёт, если он достаточно измождён, она сможет нанести хороший удар, а потом добить подранка. Кровь начинала закипать в жилах, верхняя губа Улвы покрылась испариной, и сама собой приподнялась, по-волчьи обнажая зубы.

Слепец чуть повернул голову.

– Тише, девочка, я слышу, как бьётся твоё сердечко, чувствую, как изменяется запах пота. Надпочечники надорвёшь. Что до тебя, мальчик…

– НИЦ.

Неведомая сила подбила воину колени, он упал и опёрся о клинок, вонзив остриё в палубу. Улва хотела броситься и рубануть старика по затылку, но взгляд двух маленьких солнц пригвоздил её к месту.

– На тебе много крови, Исварох, ты убивал грешников и невинных, взрослых и юных, ты служил дурным людям, которых презирал, ты делал то, за что презираешь сам себя. Тебя ранили в самую душу, рана загноилась и годами расплёскивала гной повсюду. Но не будь в тебе крохотной частицы света, окажись твоя совесть мертва, – ушёл бы следом за прочими в море, стал бы прахом. Господь дарует тебе шанс, искупи вину, очисться и прими дары Его. Либо оставайся в своём собственном Пекле посреди моря, доедай галеты с долгоносиками, допивай тухлую воду и броди по палубе, гадая, с какой стороны прилетают чайки, далеко ли до суши, сможешь ли доплыть? Твой выбор, Исварох?

– Согласен, – ответил слепец неожиданно твёрдо и поднялся, опираясь на меч, – я пойду за тобой, мальчик. Но не ради души или чего-то там, а потому, что терять мне больше нечего.

Оби улыбнулся и кивнул:

– Это начало нового пути, пусть даже первый шаг едва не закончился падением. Улва, спрячь оружие, отныне погребальщик Исварох нам друг.

Она неохотно сделала шаг назад и опустила меч, но не прекратила поедать слепца глазами. Тот медленно, совершенно спокойно убрал свой клинок в ножны.

– Летающий конь выдержит троих?

– Нет. Улва, забери свои вещи и отпусти торгаста, пусть летит домой, в Нюттхаус.

– Ты с ума сошёл?!

– Улва, прошу.

Солнца в глазницах чуть угасли, но лишь чуть, от Оби исходило ровное успокаивающее тепло, и вновь она ощущала его силу.

– Хорошо, – буркнула дева, – но до берега ещё далеко.

– Милостью Божьей преодолеем путь.

Юноша, осенил себя знаком Святого Костра и сложил руки на груди. Его молитва была короткой, но перина серых туч в небе порвалась и копьё света ударило по «Добродетели кротких». Солнце… пришелец из каких-то чужедальних краёв, почти забытое, но такое милое! Поднявшийся ветер толкнул корабль в борт звякнула натянутая якорная цепь и тут же лопнула.

Зазор в облаках ширился, возвращая в мир краски, ветер толкал корабль к берегам Вестеррайха, слепец прислушивался к тому, как наполняли его тело свежие силы, а Улве казалось, что за головой Оби мерцало какое-то колесо ни то света, ни то… жара? Он стоял с прикрытыми глазами и слушал пение ангелов, указывавших путь, пока северянка чувствовала нарастающий страх.

Глава 8

День 19 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, горы Протектория Аримеада.

Арам Бритва обладал множеством достоинств, которые в прошлом ценил Шивариус Многогранник. Он умел править, умел водить войска, умел быть верным и защищать своего побратима любой ценой. Но кроме всего того, обладал он и уникальным даром, – мутацией генома. Так волшебники называли особые редкие разновидности Дара; что-то порой бесполезное, порой вредоносное, иногда полезное, но почти всегда – необычное.

Арам Бритва был «магнетомантом». С помощью странного сочетания элементалистики и геомантии он создавал магнитные поля и управлял металлами с филигранной точностью. Для этого даже не были нужны заклинания, только сила воли. В отличие от многих иных волшебников, сталь и железо, – непригодные для магии металлы, – служили ему верными союзниками. Великий Шивариус так высоко ценил побратима, что захотел воссоздать его особенность и преуспел. Стальной корпус, солдаты которого выводились в инкубаторах, целиком состоял из генетических сыновей Арама, обладавших особенностью предка. Они не были хорошими волшебниками, но повелевали металлами и в бою представляли смертоносную силу.

Арам любил находить талантам сынов разные применения. К примеру, нескольких хватало, чтобы часами нести корабль по воздуху на магнитной подушке, быстро и удобно. Когда они утомлялись, ношу перенимали свежие, так что в путешествии на континент не было даже качки.

Зиру поселили в роскошной каюте, но она не забывала, что была в плену. Её убийцы находились рядом с госпожой, молчаливыми тенями скопились в углах и ожидали. Порой женщине казалось, будто они испытывали чувство вины за то, что позволили схватить её. Но что могли моккахины против сынов Арама? Что могли воины темноты против шквала стальных лезвий?

Единственной отдушиной был мрачный попутчик, что часами стоял неподвижно и смотрел единственным оком в стену. Хозяин корабля отнёсся к Эгидиусу как к мусору и хотел запереть в освинцованной камере с анамкаром в потолке, но Зиру не позволила и Араму пришлось пойти на уступки. Она привела колдуна в свою каюту, где тот стал притворяться ещё одним канделябром, – ни лишнего движения, ни лишнего звука, вздоха. Только раз, когда она готовилась принять ванну снулое око дрогнуло и закрылось. Такая мелочь, но Зиру ещё долго думала об этом и улыбалась, зная, что он там, за балдахином, чёрный призрак в темноте. Совсем рядом.

* * *

Корабль достиг континента и опустился на воду незадолго до входа в порт Илеаса. Этот огромный яркий город непристойно развалился на берегу моря словно куртизанка, разбросавшая ляжки перед крепким матросом; мировая столица расписных стен, искусных ювелиров, самых экзотических и чувственных удовольствий. Илеас был единственным из великих городов Аримеады, находящимся на большой земле, и с седых времён им владела династия змеиных повелителей Шакушан.

Корабль двинулся прямиком к Цепным вратам, через которые в порт изливался полноводный Темер. Цепи были опущены, позволяя свободный переход из солёных вод в пресные и вскоре корабль разделил путь с сотнями других.

На высоких каменных набережных стояли многочисленные дворцы похоти, обвешанные красными фонариками и окружённые фруктовыми садами; многоэтажные, шумные, весёлые, расписные. Из их окон матросов зазывали яркие женщины и мужчины всем виданных видов и рас, – «жрецы» и «жрицы» богини любви Земун. На многих балконах и террасах клиенты открыто предавались сладострастью в объятьях лучших куртизанок мира.

Зиру надела плащ с глубоким капюшоном и поднялась на верхнюю палубу. Солнце дарило свет и тепло не по-осеннему щедро, но в этом городе всегда было так: изумрудная свежесть жизни весной, ослепительный зной летом, бархатная нежность осенью и лёгкая прохлада зимой. Благословенный сытый край, беззаботный и яркий, а на архипелаге было ещё жарче.

Зиру помнила Илеас, и он её тоже не забыл. Хотя и не узнал сразу. Убийца подошла к фальшборту и облокотилась на него, ссутулившись. Пальцы одной руки беззаботно вертели крохотное ручное зеркальце.

Скоро по палубе зашаркала хромающая походка. Его близость порождала «чувство темноты» даже посреди яркого дня.

– Красивый, правда?

– Город, прекраснейшая госпожа? Не знаю. Слишком пёстрый. Слишком радостный. Слишком страстный. Мне гораздо сильнее нравился Парс-де-ре-Наль.

– Фу, – скривилась в череде ужасных гримас Зиру. – Бывала. Огромный гнойник на теле мира, грязный, пропитанный мочой и рвотой, чадящий тысячами труб, такой громадный, но такой тесный, что люди живут друг у друга на головах, а по загустевшей от нечистот реке можно бегать.

– Всё так, прекраснейшая госпожа, – ответил колдун бестелесным шёпотом, – но это меня в нём и привлекало.

– Как такое может нравиться? Даже Маркун… хотя, нет, с Маркуном мало что сравнится. Но Парс-де-ре-Наль?.. Почему?

Колдун промедлил, следя за красивой женщиной, что махала им с третьего этажа дорогого лупанария. У той была серебристая кожа и платиновые волосы, её тело было создано для любви, глаза обещали так много…

– В том городе я чувствовал себя уютно и безопасно как в лоне матери. Можно было охотиться и никто не замечал. Слишком много народу, одной пропажей больше, одной меньше.

– И на кого же ты охотился? – скрежетнула Зиру, чувствуя зарождающееся внизу живота волнение.

– На всех, прекраснейшая госпожа. Порой для опытов были нужны крепкие мужчины из доков, чтобы дольше переносили вивисекцию. Иногда требовались здоровые женщины детородного возраста…

– Что ты с ними делал? – спросила Зиру возбуждённо.

– Использовал в качестве инкубаторов для выведения гомункулов. В юности я очень хотел создать себе помощника, надёжного и способного. Так и не преуспел. Но зато мои познания в некромантии быстро ширились.

– Ох… сколько тебе было?

– Лет, прекраснейшая госпожа? Пятнадцать. Или четырнадцать.

– Ты впервые убил в четырнадцать?

– Нет, прекраснейшая госпожа, – прошептал колдун, – не помню, когда это случилось.

– Как такое можно забыть?

– Можно, если убийств было столько, сколько их было у меня. С каждым годом только больше. Плодотворные труды.

Корабль шёл на северо-запад, Илеас радовался новому дню, полному пряных ароматов, музыки и наслаждений. Они молчали, пока Зиру наконец не попросила:

– Расскажи ещё что-нибудь о себе.

– Прекраснейшая?

– Откуда ты?

– Архаддир. Первое воспоминание: мать кричит на меня трёхлетнего за то, что принёс в дом дохлую кошку. В смерти всегда виделось нечто завораживающее. Рыбак нашёл меня поздно, после шести лет, но, по счастью, школа при университете Мистакор приняла на обучение. Потом учился в самом Мистакоре, ещё позже – преподавал. Тайно практиковал запрещённые грани Искусства, долго избегал внимания. В конце концов удача изменила и пришлось спасаться бегством. Если бы не ваш великий отец, я сгорел бы на костре Инвестигации. Он спас меня тогда и указал путь. Великий волшебник и человек. Всё, что я любил, и за что меня ненавидели в прошлом, оказалось полезно ему.

– Он не осуждал, но каждому помогал понять, что тот полезен.

– Именно, прекраснейшая госпожа. До встречи с ним, я и не жил вовсе, только существовал, занимаясь бесцельным поиском знаний. Он дал мне смысл.

– И поддержку.

– И подлинную силу.

– Он не бросал тех, кто был ему верен.

– И мы не бросим его, прекраснейшая госпожа. Я не брошу. Не могу. Ваша очередь.

– Что? – не поняла женщина.

Одинокий глаз буравил её спину взглядом мёртвой рыбы, и Зиру чувствовала это.

– Я рассказал о себе. Ваша очередь.

– Не смей ничего требовать, – предостерегающе скрежетнула она.

– Не смею, прекраснейшая госпожа. Но мне интересно.

Она была ему интересна, и по какой-то причине это всё меняло. Зиру сама не знала по какой, разве что догадывалась.

– Я родилась и прожила своё детство в храме Элрога в Ур-Лагаше. Отца по-настоящему не знала, он редко появлялся и только для того, чтобы проверить моё тело и привести мастера. – Зиру ненадолго выпрямилась, стянула с руки чехол и показала великолепно сработанный протез; по сверкающему металлу пальцев тянулись рунные строчки, каждый сустав был произведением искусства. – Гномья сталь, лучший сплав на свете, руническая ковка. Сменила дюжину комплектов пока росла, каждый стоил состояние.

– Ваш великий отец не ведал скупости, прекраснейшая госпожа.

– Единственные богатства, которые он ценил, хранились в книгах, а не на счетах, это верно. Хм. Когда он забрал меня к себе, я сильно боялась незнакомого сурового мужчину. Знаешь, почему?

– Потому что он был незнаком и суров?

– Нет. – Под капюшоном её лицо пошло спазматическими корчами, – Зиру иронично усмехалась. – Потому что он не боялся меня. Смотрел в моё лицо, в мои глаза и не боялся. Я даже не отвращала его… такое… такого никогда прежде не было. А потом он сказал, что у меня есть потенциал, и что я должна быть полезной.

– Всякому находил применение, давал смысл.

– Он подчинил себе моккахинов и назвал меня, ребёнка, их госпожой. Обязал учить. И они учили. Беспощадно, – как надо. В этом городе я проходила часть практики, сдавала экзамены. Сколько жизней было отнято душными пряными ночами… сладкая ностальгия.

– Похоже, – бестелесный шёпот вяз в воздухе, – мы с вами оба охотники, прекраснейшая госпожа. Каждый со своей целью и каждый в своём городе, но мы охотились и получали от жизни удовольствие.

Она тихо засмеялась и уронила зеркальце в воду за миг до того, как рядом появилась сияющая башня стали.

– Вы привлекаете слишком много внимания, – сказал один из сынов Арама Бритвы. – Вернитесь вниз.

– А ты внимания не привлекаешь? Солнечные зайчики бегают по всему городу пока ты тут…

– Вы привлекаете слишком много внимания, – повторил биоморф. – Вернитесь вниз.

– Безмозглая кукла.

– Прикуси язык и шевелись, убогая – бросил воин Стального корпуса.

Зиру мгновенно развернулась, готовая поставить зарвавшееся ничтожество на место, но не успела.

– Твой хозяин слишком много позволяет себе, – прошептал Эгидиус Малодушный, обращая мертвящий взгляд на биоморфа, – однако ты, пёс, не имеешь права даже раззеваться свою мерзкую пасть в присутствии прекраснейшей госпожи. Проклинаю.

Воин упал навзничь, и вся его фигура затряслась, залязгала, кровь и смрадный гной брызнули из доспеха, внутри шлема глухо звучал бурлящий крик пока всё просто не оборвалось. Такой жестокой и отвратительной расправы Зиру не видела много лет… она точно знала, о чём будет фантазировать грядущей ночью.

– Я уже взрослая девочка, – скрежетнула госпожа убийц, переступая через останки и пряча под капюшоном широкую улыбку, – сама способна постоять за себя.

– Простите мне это самоуправство, прекраснейшая.

Колдун похромал следом.

* * *

Ни одна река мира не могла сравниться по ширине и глубине с великим Золотым Червём, но он погибал, втекая в Харандийские болота с севера. Однако же с юга из них вырывались его дети, огромные и полноводные Темер, Харистин, Бульнар, Инра и Тиферит. Эти могучие потоки наделили королевство Армадокия вторым именем, которое со временем стало первым, – Речное королевство.

Корабль покинул Илеас и продолжил путь на северо-запад до развилки речных потоков. В определённый момент все двери и иллюминаторы были плотно задраены, а на верхней палубе никого не осталось. Несколько магнитников начали давить на металлические элементы судна, погружая его под воду целиком.

Зиру наблюдала за толстым стеклом косяки рыб, водоросли величиной с тополя, подводные скалы и тёмное илистое дно; корабль скрипел и стонал от давления, но продолжал двигаться.

В подводной части одного из берегов, среди громадных камней были спрятаны врата. Они открылись, пропуская корабль и вновь сомкнулись за его кормой. Невидимые насосы быстро откачали воду, в одной из стен дока распахнулись двери и к борту был подан длинный трап.

Вслед за своим генетическим отцом стальные воины покинули корабль. Вскоре десятки пар сабатонов гремели в коридорах тайного опорного пункта Ордена. Порой на стенах встречались большие знамёна с пикирующим красным драконом; попадавшиеся служители глубоко кланялись Араму, а Зиру, взятая в стальное кольцо, могла только бросать на этих предателей жуткие взгляды.

Отряд промаршировал от дока прямиком до полусферического зала. Там несколько волшебников суетливо провешивали портал, запускали магический контур, вводили координаты, перепроверяли каждый символ на стенах и полу по множеству раз, пока не появилась стабильная червоточина.

– Портал готов, владыка, – поклонился старший смены.

– Во время перехода держи рот приоткрытым, – посоветовал Арам Зиру, – мы выйдем намного выше и давление поменяется молниеносно. А ты пройдёшь одновременно со мной.

Повелитель металлов держал ладонь на эфесе Души Света и не желал ослаблять пригляд за колдуном. Он легко простил смерть одного из сынов, но предупредил, что следующая вольность станет последним поступком Эгидиуса на этом свете. И в твёрдости его решения сомневаться не приходилось, наоборот, Зиру удивилась проявленной Арамом гибкости.

По ту сторону портала оказалась другая крепость, на этот раз, – вытесанная внутри горы. Совсем небольшая, хорошо спрятанная, снабжённая запасом оружия и продовольствия для долгой осады, но при этом почти пустая. Орден Алого Дракона создал целую сеть подобных убежищ по всему миру, а Шивариус расширил её в несколько раз пока являлся лидером. Большинство тайных крепостей были связаны системой порталов или других дорог, по которым можно было легко перебрасывать войска. Во времена мира ими пользовались агенты, выполнявшие задания, нуждавшиеся в отдыхе, пополнении ресурсов и связи с командованием. Благодаря труду Шивариуса они смогли пересекать мир не за месяцы и годы, а за дни и недели, чем пользовались постоянно. Поддержание системы требовало огромных ресурсов, но Орден отнюдь не бедствовал.

Арам Бритва пожелал использовать залу военного планирования, каковая имелась в каждой крепости. Слуги немедленно привели её в порядок, и повелитель металлов сел на высокий трон под драконьим стягом. Мановением руки он оживил магический стол, над тем воздвиглась иллюзия. Потоки света переплетались, показывая горы с высоты птичьего полёта; огромный хребет, сверху белый, снизу зелёный, полтора десятка долин, множество извилистых рек, озёра, пропасти.

– Мы здесь, – стальной палец указал на одну из гор, – а вскоре попадём сюда.

Картина изменилась, горы стали меньше, на столешнице выросло несколько новых хребтов и, наконец, появилась долина, в которой лежало громадное человекоподобное тело.

– Всё произойдёт двадцать второго числа, то есть, через три дня. Сейчас в Могиле Великана полно магов со всех сторон света, сильных и опасных. Но скоро они уже разъедутся по своим уделам.

Зиру подошла ближе. Она никогда не бывала в Керн-Роварре, но много слышала об этом месте от своего великого отца. В молодости Шивариус Многогранник имел честь обучаться там у самого Геда Геднгейда. «Имел честь» – именно так он и говорил, что было очень высокой оценкой из его уст.