Текст книги "Генерал Родимцев. Прошедший три войны"

На Гвадалахарском направлении

Франкисты и их иностранные союзники, не добившись поставленных целей на фронтах под Мадридом, отбросили всякие договоренности, достигнутые в рамках Комитета о невмешательстве, и сделали ставку на расширение иностранного военного присутствия на территории Испании. В феврале 1937 года завершилась переброска в страну итальянского экспедиционного корпуса. В него входили четыре итальянские дивизии и две смешанные итало-испанские бригады. Главной силой корпуса являлась дивизия «Литторио». Тремя другими дивизиями были «Божья воля», «Черное пламя» и «Черные перья». Корпус имел танки, артиллерию, около 120 самолетов и большое количество транспорта.

После сражения на Хараме, где Иностранный легион понес огромные потери, гитлеровский союзник Муссолини настоял на самостоятельной операции итальянского корпуса. Для очередного решающего удара на Мадрид было выбрано Гвадалахарское направление. Наступление планировалось вести вдоль автомобильной дороги Альгора – Ториха – Гвадалахара, которая является частью международной автострады Мадрид – Париж, так называемого Французского шоссе.

В начале марта командование республиканских сил получило данные о том, что в районе Сигуэнса – Альгора – Ариса, примерно в 100 километрах к северо-востоку от Мадрида, наблюдается скопление итальянских войск и интенсивное передвижение военных грузов. Однако, несмотря на информацию разведки и агентуры, планы противника не были проанализированы. Оборону на этом направлении, на фронте шириной около 80 километров, держала всего одна 12-я дивизия, в которой было около 10 тысяч человек и ни одного танка.

Петрович (К.А. Мерецков) вызвал к себе Родимцева. Новое задание оказалось, пожалуй, самым ответственным из всех, которые поручались отцу за время его испанской командировки, поскольку речь шла о судьбе целого фронта, а действовать ему предстояло в основном самостоятельно, опираясь лишь на нескольких офицеров. Петрович сказал: «Не исключена возможность, что итальянские интервенты готовятся наступать в направлении Гвадалахара – Мадрид. Командование фронта пока еще не придает Гвадалахарскому направлению большого значения… Нам надо быть готовым ко всяким неожиданностям, поэтому поручаю тебе вместе с небольшой оперативной группой из штабных офицеров выехать в 12-ю пехотную дивизию и выяснить обстановку на этом участке фронта».

Дождливым утром 7 марта отец с несколькими офицерами выехал в штаб 12-й дивизии. Первым неприятным сюрпризом оказалось то, что, несмотря на все усилия, в этот день им так и не удалось отыскать этот штаб. Вместо этого они оказались в расположении 50-й бригады, входившей в эту дивизию. Беседа с офицерами показала, что они не владеют необходимой информацией. Более полезным для выяснения обстановки оказалось посещение частей, стоявших в обороне.

Впечатления от этой инспекционной поездки оказались самими неутешительными. Оборона была построена примитивно, наспех, тактически безграмотно, резервы отсутствовали. Скорого наступления противника здесь не ждали, да и не были к нему готовы. Было ясно, что в случае наступления противник легко прорвет фронт. Еще хуже было положение в другой бригаде этой дивизии. Выяснилось, что в ее составе имеются лишь два батальона и нет ни одного пулемета.

Наконец, утром 8 марта группа добралась до Бриуэги, в 15 километрах от передовой, где располагался штаб 12-й дивизии. Здесь они встретили единственного офицера. Командир и комиссар дивизии в это время находились в Мадриде. Почему штаб дивизии находится так далеко от своих частей, а все командование отсутствует, так и осталось непонятным.

Когда отец еще находился в поездке, поступило сообщение, что итальянцы при поддержке танков и авиации перешли в наступление вдоль Французского шоссе. Легко преодолевая слабое сопротивление передовых частей, итальянские войска быстро продвигались вперед. Республиканцы отступали, оказывая упорное сопротивление.

Вспоминая события тех дней, отец подчеркивал, что обстановка требовала принятия экстренных мер. Он срочно вернулся в штаб фронта, где детально проинформировал свое руководство о положении в 12-й дивизии и вероятных действиях противника с учетом его значительного превосходства в технике и людях и отсутствии подготовленных рубежей обороны. К этому времени связь с дивизией была прервана. Достоверными данными о составе наступавшей группировки в штабе не располагали, и лишь через сутки стало ясно, что в наступлении принимают участие четыре вражеские дивизии, а не одна, как считали вначале. Проблема была еще и в том, что после Харамской операции, в которой республиканская армия понесла ощутимые потери, готовых резервов для переброски на Гвадалахарское направление не было. Необходимо было срочно найти боеспособные части, которые можно было бы направить для отражения удара интервентов.

Как вскоре выяснилось, результат поездки группы под руководством отца, его подробный анализ возможностей республиканских частей и реальной угрозы прорыва противника явился важнейшим источником информации для штаба фронта и группы советских советников, что способствовало своевременному принятию мер по срыву намерений врага.

В июне 2015 года, в день 70-летия Парада Победы, я встретился с сыном маршала К.А Мерецкова (Петрович) – Владимиром Кирилловичем Мерецковым, генерал-полковником, участником Великой Отечественной войны, занимавшим высокие командные должности в Советской армии. Владимир Кириллович рассказал мне о том, что рассказывал ему его отец о роли Родимцева в Гвадалахарской операции: «Мы чувствовали, что на этом направлении могут случиться серьезные неприятности, если вовремя не будут приняты меры. Я решил послать Родимцева в части, занимавшие оборону на этом участке, чтобы лично ознакомиться с положением дел и по возможности как можно больше выяснить о противнике. Несмотря на то что Родимцев по прибытии в Испанию не имел достаточного оперативного опыта, за короткое время он показал себя с лучшей стороны не только как специалист пулеметного дела и боевой подготовки, но и быстро овладел навыками оперативно-штабной работы, умело и тщательно выполняя задания, которые он получал от меня и от других руководителей. Родимцев хорошо ориентировался в обстановке и, что важно, сумел завоевать авторитет среди испанского командования. Он за короткий срок объехал все участки нашей обороны, сумел выявить ее слабые места и оценить масштаб угрозы, грозившей крупными неприятностями, а возможно, и потерей Мадрида. Он был первым, кто доставил в штаб фронта необходимые сведения о том, что действительно происходит на этом направлении, и подробно доложил их мне. Мы успели принять необходимые меры. Родимцев сыграл важную роль в организации нашей обороны и успешном завершении Гвадалахарской операции».

Лишь с помощью срочно переброшенного резерва удалось приостановить наступление итальянцев. Но главное – на подходе уже были 11-я и 12-я интернациональные бригады. Командиром 12-й интербригады был генерал Лукач – известный венгерский писатель Матэ Залка.

Много замечательных, известных людей повстречал в Испании Александр Родимцев. Генерал Лукач был одним из них. Подпоручик австро-венгерской армии Матэ Залка в 1916 году попал в русский плен. После революции он вступил в ряды Красной армии. А когда окончилась Гражданская война, пришел работать в Наркомат иностранных дел, был на партийной работе. Но все-таки главным его призванием была литература. Талантливый писатель Матэ Залка был близко знаком с Николаем Островским, Ильей Эренбургом. Он приехал в Испанию в дни обороны Мадрида.

Впервые отец встретился с Лукачем в конце 1936 года, в штабе его бригады. За время боев под Гвадалахарой он часто встречался в боевой обстановке с этим человеком незаурядной судьбы и огромного обаяния. Между ними сложились, несмотря на разницу в положении и в возрасте, очень теплые, дружеские отношения. Свои устные и письменные обращения к отцу он обычно начинал словами «Дорогой мой Павлито…» Однажды, по его просьбе, отец несколько дней провел в его бригаде, приводя в порядок неисправные пулеметы, а Матэ Залка подарил ему пистолет «вальтер», с которым отец не расставался и в Испании, и в военных походах, и в Великую Отечественную. С болью в сердце отец узнал летом 1937 года о гибели под Уэской генерала Лукача. В своих воспоминаниях отец писал: «Погиб боевой друг, талантливый командир… Те, кому довелось жить рядом с ним или бороться, надолго сохранят образ сына венгерского народа, героя Испании».

Девятого марта отец получил приказ отправиться в 11-ю бригаду, которой командовал немецкий коммунист Ганс Кале, для оказания помощи в организации взаимодействия с танкистами и артиллеристами. Вспоминая битву под Гвадалахарой, отец подчеркивал, что весной 1937 года поведение республиканской армии в бою разительно отличалось в лучшую сторону от самой себя образца трех-четырехмесячной давности. Хотя их действиям иногда по-прежнему не хватало собранности и дисциплины, бросалась в глаза разительная перемена в обороне: подразделения согласовывали свои действия с соседями, исчез страх перед танками – войска научились бороться с ними. А своя авиация уже давно покончила с господством франкистских летчиков в небе Испании. Военная выучка, помноженная на храбрость и обостренное чувство чести, – черты, присущие испанским воинам, сделали из этих людей настоящих солдат, способных сражаться с любым противником.

Под стать им воевали и бойцы интербригад. Отец восхищался этими беззаветными людьми. Они стойко держались даже в самых тяжелых ситуациях, решительно и смело атаковали врага, отважно действовали в разведке.

Забегая вперед, отметим, что одной из причин поражения фашистов под Гвадалахарой явилась недооценка командованием итальянского корпуса боевых качеств республиканской армии и возросшего уровня руководства войсками. В этом сражении они проявились еще отчетливее, чем в битве на Хараме.

К утру 10 марта бригада Кале успела занять позиции в районе 82-го километра Французского шоссе. Для усиления обороны прибыли танкисты под командованием Погодина. Друзья – Родимцев и Погодин – снова были рядом. В это дождливое утро никто еще не знал, что начавшееся сражение явится крупнейшим в этой войне и окажет большое влияние на весь ее ход.

В этот день итальянцы провели большими силами атаки на позиции республиканцев. Вместе с командованием бригады отец находился на наблюдательном пункте, который был обстрелян артиллерией. Появились убитые и раненые, была прервана связь, управлять боем пришлось через связных.

В действиях итальянцев чувствовалась самоуверенность – танки далеко оторвались от пехоты, которая наступала цепями, в полный рост, а офицеры шли впереди с обнаженными клинками, поднятыми над головой. В критический момент боя из засады появились танки Погодина и советского добровольца Баранова. Противник понес большие потери и в беспорядке отступил. Однако вскоре атака повторилась, и пехота снова, как будто не было утреннего жестокого урока, шла в атаку стройными рядами. Большинство наступавших солдат противника были уничтожены, многие взяты в плен. Умелые совместные действия всех обороняющихся привели к тому, что все участвовавшие в этот день в бою итальянские танки были сожжены или выведены из строя.

На следующий день отец узнал о геройском поступке Дмитрия Погодина. Когда на одном из участков обороны танки противника устремились на единственный мост через реку, навстречу им на него выехал республиканский танк и открыл огонь. Головная фашистская машина загорелась, движение по мосту было заблокировано. Все попытки убрать танк с пути были пресечены огнем республиканской пехоты и танков, опасность прорыва миновала. Позже за этот подвиг Погодину было присвоено звание Героя Советского Союза. Александр Родимцев больше всех радовался за своего друга.

Вечером того же дня отец по приказу Петровича вернулся в Мадрид. Беседа их на этот раз затянулась. Он подробно рассказал Петровичу о действиях итальянцев, об обстановке в республиканских частях, о том, как грамотно воюют все – испанцы, бойцы интербригад и советские добровольцы. Особый интерес вызвало его сообщение о том, что советские танки по своим боевым качествам намного превосходят всю бронетехнику интервентов.

Выслушав его доклад, Петрович приказал отцу выехать в дивизию Листера, которая выдвигалась на Гвадалахарское направление. Вместе с отцом должен был выехать и Николай Гурьев. Он пригласил отца к себе в гости, чтобы вместе провести свободный вечер, а утром отправиться в путь. В маленькой комнатке Николая отец наконец-то смог прочитать полученное в этот день письмо от жены. Они вспомнили Москву, своих близких, друзей, проговорив до поздней ночи. Но выспаться на этот раз им не пришлось.

Эту ночь отец запомнил во всех подробностях и, вспоминая, каждый раз качал в задумчивости головой, словно сам не верил в то, что тогда случилось. Его разбудил нарастающий гул самолетов, а Николай уже тряс его за плечо: «Саша, Саша! Вставай, налет!» О том, что было дальше, отец вспоминал так: «Вдруг послышался пронзительный свист, потом сильный взрыв. Все пошло ходуном. Стол и койки закачались, как на палубе океанского корабля во время шторма… Я оказался на полу. Комната наполнилась дымом. Попытался крикнуть – язык не повиновался, голова кружилась. Как только дым рассеялся, мы увидели, что у комнаты осталось три стены. Четвертую словно ветром сдуло. Крыша чудом держалась… Как потом выяснилось, в угол дома попала стокилограммовая бомба». Успев выскочить на улицу в засыпанной известкой и местами порванной одежде, они смотрели на развалины и не могли понять, каким чудом они остались живы. На их глазах из дома выносили убитых и раненых, среди которых были женщины и дети. Было невыносимо тяжело видеть людское горе. Не хотелось даже думать о том, чем едва не закончилась для них эта ночь, – здесь, далеко от передовой, где, как казалось, им ничего не грозит.

Заехав по дороге в часть, чтобы переодеться, Родимцев и Гурьев прибыли в штаб 11-й дивизии к Листеру. От него отец получил приказ отправиться в хорошо ему известную бригаду Пандо, которая уже находилась на передовой, и помочь в подготовке наступления на позиции противника в местечках Трихуэке и Касса-дель-Кабо. Эти населенные пункты, расположенные вдоль Французского шоссе, противник превратил в сильные опорные пункты. Выбить его оттуда означало отбросить фашистов сразу на 30 километров от Гвадалахары, надежно перекрыть шоссе и надолго лишить их возможности организовать новое наступление на Мадрид с северо-востока.

Начиналась вторая, наступательная фаза Гвадалахарской операции – республиканская армия должна была не просто остановить врага, но и сокрушить его. Дивизия Листера оказалась вновь на направлении главного удара, став частью той группировки, которая в итоге наголову разбила интервентов и отбросила их от Мадрида.

Дальнейшие события, по воспоминаниям отца, представляли собой непрерывную череду боев, длившихся несколько дней подряд. Несмотря на тяжелейшие погодные условия – дождь, мокрый снег, раскисшие дороги, утром 12 марта бригада Пандо двинулась вперед при поддержке танков и авиации, которая бомбила передний край и дальние резервы врага, в отличие от бездействовавшей авиации противника. В это самое время по шоссе двигалась к передовой итальянская автоколонна с солдатами. Атака республиканцев застала их врасплох. Колонна была разгромлена, а передовые части добровольцев прорвались к окраинам Трихуэки.

Однако вскоре в бой вступила свежая дивизия «Литторио», самая боеспособная из всех вражеских формирований, участвовавших в сражении. Атака интербригадовцев захлебнулась, они стали отходить, но подоспевшие танкисты на советских машинах остановили врага.

В этот критический момент около тридцати республиканских истребителей и бомбардировщиков атаковали двигавшийся на машинах полк дивизии «Литторио» и полностью разгромили его. Отец вспоминал, что таких эффективных действий своей авиации республиканцы еще не видели. Успехи летчиков и танкистов вызвали восторг в рядах интербригад, подняли их боевой дух.

Командующий итальянским экспедиционным корпусом генерал Манчини бросил в бой против 11-й дивизии Листера четыре итальянских и одну испанскую дивизию. Однако все попытки прорваться в направлении Мадрида провалились. Но и республиканцам не удалось с ходу захватить намеченные пункты. Завязались жестокие бои, переходившие врукопашную. Овладеть местечком Трихуэке удалось лишь с помощью обходного маневра, подготовленного отцом совместно с молодым командиром батальона, на помощь которому он был направлен Листером.

Лишь на третьи сутки непрерывных боев республиканцы подошли к окраине Каса-дель-Кобо. Солдаты лежали в воде и грязи, казалось, никто и ничто не в состоянии поднять этих людей в бой. Но с рассветом они снова пошли на штурм и выполнили приказ. Сопротивление интервентов было сломлено.

На протяжении всего сражения капитан Павлито находился рядом с командиром 2-й бригады Пандо или в окопах с бойцами. Он выполнял поручения Листера и Пандо, оказывая помощь командирам частей, обеспечивал связь и совместные действия с соседями – интербригадами Ганса Кале и генерала Лукача, а также с советскими командирами-добровольцами – танкистами и артиллеристами.

В связи с крайне неблагоприятной погодой и огромной усталостью войск к вечеру 14 марта активные действия на время прекратились. Стало очевидно, что наступление интервентов окончательно выдохлось.

По воспоминаниям отца, в дни затишья на фронт приезжали сотни простых испанцев, молодых и стариков, они привозили солдатам подарки, продукты, одежду. Частыми гостями были и руководители коммунистической партии и другие политики. Отцу особенно запомнился приезд Долорес Ибаррури. О встрече и общении с этой удивительной женщиной отец писал: «Она изъявила желание пойти на передовую к бойцам.

– Как, Павлито, можно посетить бойцов в окопах?

Зная, что пройти на передовую можно лишь с большим риском, я ответил:

– Конечно, можно, но только необязательно. Вы же не агитатор бригады и не комиссар дивизии, который шел бы в подразделения на передовую, чтобы провести беседу. Вы руководитель партии, и вам нельзя рисковать своей жизнью.

Чувствую, что мой ответ ее не удовлетворил. И Листер соглашается идти вместе с ней. Ну а раз пойдет Листер, пойдут и все остальные, а это значит, что наберется большая группа людей… Долго шел спор. В конце концов решили идти только вчетвером: Долорес, Листер, Пандо и я. Долорес переоделась в мужское платье, на голове у нее красовалась испанская пилотка».

Отец вспоминал о том, в какой дружеской, почти семейной атмосфере прошло общение Долорес Ибаррури с бойцами и командирами. Они наперебой рассказывали ей о своих успехах, угощали едой, спрашивали о делах на фронтах и о ее здоровье. Итальянцы, видимо, заметили, что на стороне республиканцев происходит какая-то необычная суета, и выпустили в их сторону несколько мин. Но встреча продолжалась своим чередом.

Начиналась последняя часть Гвадалахарской операции – разгром итальянского корпуса. 18 марта республиканцы прорвали оборону противника и подошли к городу Бриуэга, где находилось большое количество войск и техники интервентов. Однако, воспользовавшись пассивностью некоторых республиканских частей, итальянцы начали отвод своих войск.

Петрович, находившийся в дивизии Листера, приказал Родимцеву срочно отправиться в одну из бригад и помочь организовать обходной маневр, чтобы отрезать путь отхода итальянцам на север. Отцу вместе со своим верным товарищем Марио опять «повезло» – добираться пришлось под непрерывным обстрелом. Останавливаться и пережидать было некогда. Выполняя приказ, бригада стремительным рывком перекрыла фашистам путь к отступлению. Но главные события дня еще были впереди.

Как вспоминал отец, неожиданно они увидели большую итальянскую автоколонну, которая двигалась в город. Видимо, их командование еще не знало, что путь отхода перекрыт. Обсудив ситуацию с Павлито, командир бригады принял решение блокировать колонну и попытаться ее захватить. План удался: в нужный момент танки выехали на шоссе и открыли огонь, солдаты и офицеры противника, поняв, что им грозит окружение, бросились бежать, бросая все. Республиканцами было взято много пленных, захвачены большие трофеи, включая танки и автомобили, а также штабные документы. Со взятием Бриуэги фронт итальянского экспедиционного корпуса был прорван.

Пытаясь спасти хотя бы часть своих войск, итальянский генерал Манчини начал их отвод на север. Но оторваться от преследования не удалось. Отступление сопровождалось непрерывными ударами республиканцев. Большие массы итальянских войск мешали друг другу, создавая огромные заторы. Авиация республиканцев в течение нескольких дней беспрерывно бомбила и расстреливала отходившие части противника. Это был разгром.

Потери интервентов составили около десяти тысяч человек, свыше тысячи солдат и офицеров попали в плен. Потери республиканцев были почти в два раза меньше. В их руках оказалась треть всей вражеской артиллерии, сотни автомашин, много танков и другого оружия. Дивизии итальянского экспедиционного корпуса больше не существовали как боевые единицы, две из них были вскоре расформированы.

Преследуя противника, армия республики вышла к 96-му километру Французского шоссе, лишь немного не дойдя до города Сигуэнса. Однако прорваться дальше и с ходу овладеть этим крупным узлом не удалось – войскам требовался отдых, нужны были дополнительные силы.

22 марта боевые действия на Гвадалахарском направлении закончились. Это крупнейшее сражение, за исходом которого следила вся Испания по обе линии фронта, а также друзья и недруги республики во многих странах мира, завершилось грандиозной победой республиканской армии.

Впервые в ходе гражданской войны столь значительным оказался вклад в общую победу авиации и бронетанковых сил. В результате их эффективных действий враг был не просто отброшен, но и разгромлен.

В течение нескольких дней на всей территории республики продолжалось ликование по случаю гвадалахарской победы. Даже на территориях, контролируемых франкистами, люди отмечали это событие.

Ни попытки итальянских генералов оправдать свое позорное поражение, ни упущенная республиканским командованием возможность развить успех не могут, по мнению военных специалистов и историков, умалить главного – масштаб военного успеха республики в Гвадалахарской битве, а также огромный международный резонанс поставили ее в ряд крупнейших побед в истории над силами фашизма.

Отец писал в своих воспоминаниях, что основная тяжесть боев в этой кампании легла на четыре бригады Листера. Именно они были поставлены штабом фронта на главное направление. Вместе с испанскими солдатами и добровольцами мой отец прошел весь этот путь – по разбитым и грязным от непогоды дорогам, по бездорожью, по горам и ущельям, по залитым водой траншеям, по улицам поселков и городов, на которых не оставалось ни одного целого дома.

Воспоминания о Листере, с которым моему отцу довелось испытать и радость побед, и разочарования от неудач, и потери близких товарищей, наполнены искренним уважением и даже восхищением этим человеком, ставшим для Александра Родимцева примером военачальника, антифашиста и патриота. Однажды в разговоре с писателем Борисом Полевым отец назвал Листера «испанским Чапаевым».

А как оценивал вклад капитана Павлито в общее дело сам Энрике Листер? В своей книге «Наша война», опубликованной спустя много лет после окончания гражданской войны в Испании, Листер так написал о своем советском друге, вспоминая сражения во время Гвадалахарской операции:

«Большую роль в этом бою и в дальнейшем, на протяжении всей операции, сыграл капитан Павлито, советский офицер, который с первых дней обороны Мадрида находился в дивизии и помогал нам во всем. Его любили за сердечность, исключительную выдержку и военные знания, которые он блестяще использовал в боях под Мадридом, на Хараме и особенно в Гвадалахаре. Потом он участвовал в боях в Гарабитас, на юге Тахо, в Брунете. Он всегда находился на наиболее трудных участках фронта, помогая советами и личным примером выходить из многих, казалось бы, безвыходных ситуаций. Когда мы встретились вновь (через два года), капитан Павлито был уже полковником Родимцевым, а спустя еще три года – генералом, одним из героев Сталинграда, командиром 13-й гвардейской дивизии. Через много лет, в мае 1965 года, мы вновь увиделись на встрече ветеранов в Москве. Он остался таким же испанцем, как и в дни обороны Мадрида».

Вместе с Александром Родимцевым в Гвадалахарском сражении участвовали его боевые товарищи – танкисты Арман, Погодин и Баранов, артиллеристы Гурьев и Татаринов, рядом находились их руководители – Р.Я. Малиновский, К.А. Мерецков, Н.Н. Воронов, М.С. Шумилов, П.И. Батов и многие другие советские добровольцы – на земле и в небе.