Текст книги "Броневой"

Секс

Из серьезных изменений, произошедших с Малярийкиным после бегства из «наш-ангара», было изменение внешности. Элена посоветовала ему отращивать бороду и усы. На всякий случай. Безусловно, такая примитивная «маскировка» не могла спрятать бывшего автомеха от заинтересованных глаз. Однако, учитывая, что его не искали, а прошедшие недели показали, что не искали, – густой бороды и усов вполне могло хватить. Малярийкин перестал бриться и вскоре обнаружил, что щетина является деталью, не только маскирующей его внешность, но и изменяющей ее. Борода скрывала выдающуюся кривую челюсть, но оставляла открытыми его выразительные глаза и широкий лоб, что придавало Малярийкину вид не то чтобы красивый, но мужественный. Даже при смешном росте.

Чтобы Маляр меньше заморачивался, на следующий серьезный бой Байбулатов подогнал танк к новому полигону самолично. Старая, злая локация Тотенкопф была хорошо ему знакома. Когда-то он обучался азам именно здесь, на северо-востоке тогда еще Новосибирска. Жаль, Малярийкина привести сюда ночью было нельзя – комендант полигона, как и Байбулатов, был родом из прошлой жизни – тупой упертый кретин с субординацией вместо мозгов, уставом вместо морали и идиотской верой во все правильное. Тренировки в неурочный час в «правильную» схему не вписывались. Все.

Не имея преимущества, доставшегося в прошлый раз, Маляр уныло влез в танк и выехал на южный край полигона. Занял положенное место у флажка. Обозрел окрестности. Видимость была – отстой. Потом обозрел себя.

Доставшийся «по наследству» от Тимура Ивановича костюм из меташелка (упомянутая Байбулатовым альфа-защита) казался узковат, непривычно жал плечи. Пожалуй, прикинул Малярийкин, старший старшина в его, Малярийкина, годы был тощеват. Выше ростом – да. Но это потому, что ниже Малярийкина вообще трудно найти мужиков старше шестнадцати. А вот в ширину – субтильней. Посему и надевать меташелк Малярийкин примострячился под комбинезон. А не на комбинезон. Иначе двигаться было совсем проблематично.

После себя Маляр оглядел кабину. Медленно выдохнул, завороженно топорща глазки во фронтальный монитор. На мониторе поверх пейзажа локации горела цветастыми красками турнирная таблица. С нулями. Еще три монитора живописали Маляру местность по бокам и с кормы. В целом получался обзор на триста шестьдесят градусов. На переднем мониторе также красовался экран коллиматорного прицела с оптической сеткой и счетчиком дальномера. Практично. Удобно. Но только до тех пор, пока камеры за бортом функционируют. Микроскопические головки видеокамер прятались в конусообразных пазах, уходящих в броню на десять и более сантиметров. Однако иногда это не спасало. В очень большом количестве таких «иногда». По этой причине в старых моделях осмотр местности можно было осуществлять через специальный обзорный люк. Непосредственно глазками. В «Васпе» обзорный люк не предусматривался. Соответственно, выход из строя камер или прицельной оптики означал сдачу боя. Проигрыш. М-да, против прогресса не попрешь. Либо воюешь с навороченной системой видеонаблюдения, либо не воюешь вообще. Ладно. Это была не проблема. Проблема заключалась в другом.

На фронтальном экране помимо прочей лабуды разместился еще и таймер. Он отсчитывал время до начала боя. Его оставалось совсем с гулькин нос. Секунд пять, десять или около того. А Малярийкин – не готов. Нет, он чувствовал танк, отлично знал управляющий интерфейс, прекрасно помнил правила игрового боя и даже немного успел что-то прочитать про противников. Но все же был не готов. Тактически. И морально. Что будет делать после «гонга», а точнее, зеленого сигнала к началу игрового сражения, Малярийкин не знал. Вчера вечером, вызванный Леной по каким-то их секретным, хитромудрым делам, Байбулатов отсутствовал на полигоне. И ничего подробно рассказать про Тотенкопф не успел. Малярийкин готовился к бою самостоятельно. А как готовится к бою нуб? Ну, кроме того, что боится?

Маляр перечитал про Тотенкопф и «начальные» схватки для нубов все, что можно. Выжег глазами и стер пальцами карту локации. Исчеркал ее, так ничего не поняв и не решив для себя ничего путевого. Локация, судя по карте, была жутким нагромождением улиц, улочек, тупиков, колец и прочих элементов «псевдогородской застройки». Почему «псевдо»? Да потому что локация была маленькой и искусственной. Большие локации для боев топовых команд и лидеров катэошного рейтинга представляли собой обширные участки реальной местности. Обычно – с реальным природным рельефом (болотом, лесом, горами, реками, маленькими брошенными деревнями) или с руинами городской застройки, такой, например, как бывший городской квартал Новосибирска, а ныне одна из самых интересных и напряженных локаций сибирских «КТО» – Заельцовка.

А вот маленькие локации «для нубов», а также «для тренировки топов» строили искусственно. Но по-разному. Ливан, например, отсыпали песком и щебнем, делали насыпи, ставили дешевые ангары и коробчатые строения. А вот Тотенкопф…

Тотенкопф преставлял собой на первый взгляд некий среднеевропейский, немецкий или прибалтийский город а-ля Ревель или Нюрнберг трехсотлетней давности.

Но очень навороченный.

Улочек здесь было столько и конфигурацию они имели такую сложную и перепутанную, что рыцари и бюргеры средневековой Германии повесились бы от злости, предварительно покрыв русским матом всех строителей на свете.

Улочки Тотенкопфа были не столько хитро завернутыми и загнутыми (преимущественно все были прямыми), сколько странно пересекались между собой. Под разными углами. Создавая абсолютно не воспринимаемый мозгом сложный лабиринт. Никакого подобия «объездной трассы», то есть элемента, который бы мог привлечь «диких нубов» и создать прецедент с хаотической перестрелкой первых минут боя, как в Ливане, здесь не было и в помине. Поэтому тактика была Малярийкину непонятна.

Тем временем таймер перебирал цифры.

Пять… Четыре… Три… Два… Один…

К бою!!!

Пятнадцать бронированных монстров сорвались с места, словно им дали пинка. Еще пять (включая Малярийкина) застыли в ожидании. Пять самых нерешительных или тормознутых. А может, самых неопытных. А может, самых умных. Пока это было непонятно.

Сигнал к бою каждая машина встречала в собственной индивидуальной позиции вдоль периметра локации. Преимущественно – совершенно открытой. Но все же относительно недоступной другим игрокам с собственного места старта. Таким образом, рывок на форсаже с места в начале боя давал игроку возможность искать противника и уничтожать его огнем. А еще – быть найденным и уничтоженным самому. Лениво вращая орудием, Малярийкин смотрел по сторонам. Теперь «Васп» казался не верхом совершенства, а чем-то крайне примитивным. Встроенная система видеоориентации и наблюдения (те самые обзорные экраны и коллиматорный прицел) были привязаны ориентационно к направлению ствола орудия. Обзор на 360 градусов сохранялся. Но сохранялись в нем и «мертвые зоны» между мониторами, не охваченные ни одной из четырех камер. Соответственно, при повороте башни мертвые зоны также «ползли», причем не всегда идеально синхронно. «Пропустить леща» при таком обзоре легче легкого.

Из теории, надиктованной приставучим Байбулатовым несколько дней назад, Малярийкин знал, что главным отличием игрового танка (в данном случае «Васпа третьего») от реального боевого прототипа (даже устаревшего) является именно ориентация на зрительную систему человека. Все вмонтированные тепловизоры, ноктовизоры, радиолокаторы и любые иные приспособления для контроля над боевой средой (ежели они, конечно, были – в «Васпе» первом, например, их не было и в помине, дополнительные опции дорогие) передавали сигнал не в компьютер-наводчик, а исключительно на мониторы, в которые должен пялиться человек. Сие означало, что если, допустим, встроить в «Васп» тепловизор, то он, конечно, разглядит двигатель вражеского танка за маскирующей его «зеленкой», однако удар сам не нанесет и не скорректирует полет ракеты или снаряда в режиме реального времени. А просто передаст соответствующую картинку на экран пилота. И уже сам пилот должен будет лично заметить вражеский танк в переданной картинке и лично нажать на гашетку, чтобы произвести выстрел на поражение.

При этом системы доводки смогут сопроводить цель, да. Но только в случае, если пилот сам поймал врага в центр прицельной стеки.

Дальномер сам определит расстояние, да.

И скорректирует угол наклона ствола по дальности, да. Но только в случае, если пилот, опять же, сам изначально наведет орудие на цель.

Все это усложняло танковый бой «КТО» неимоверно. В реальном сражении баллистический робот-компьютер давно делал все расчеты за человека. Сам обнаруживал цель, сам наводился, сам сопровождал. Пилот лишь давал приказ да/нет. Но игра есть игра. Здесь обнаружение, наводка и сопровождение цели были, но действовали ограниченно. Что, собственно, и позволяло бойцам «КТО» проявлять свои индивидуальные боевые качества во всей красе. И демонстрировать превосходство одного человека-игрока над другим человеком-игроком, а не одной навороченной машины над другой, еще более навороченной. В этом состоял смысл. Во всяком случае – для нубов.

Что касалось непосредственно превосходства «одних игроков над другими», то тут мерилом выступал опыт. Собственно, как и в любом другом виде или классе человеческой деятельности. А опыт, насколько намотал на ус Маляр из своей карьеры автомеха, – опыт можно было обобщать!

Никаких специальных методичек нубам, перед тем как выпускать на полигон, не выдавали. Централизованных тренировок не проводили. И уж тем более не существовало никаких научных доктрин игрового танкового боя в «КТО». Никаких там гребаных монографий-шмилиграфий, специальных исследований и даже научно-аналитической систематизации статистики боев.

В Интернете были так называемые «тактики», представлявшие собой не более чем итог наблюдений или советы опытных бойцов. Для пользы начинающей, но стремительно приближающейся к кладбищу молодежи. Были также платные идиотособлазнительные «тренинги», позволявшие нубу на практике, то есть непосредственно в танке, на поле, но без постоянной по нему стрельбы, подзубрить матчасть. И так известную нубу из техпаспорта производителя и учебных роликов в том же инете.

И все.

Говоря проще, начинающих игроков выпускали в смертельный бой едва обученных ездить и едва способных стрелять. Кидали на смерть. Или, лучше сказать, просто «кидали»?

Прочитав анкеты своих партнеров-противников, Маляр знал, что из двадцати противостоящих ему (и друг другу) веселых смертничков четыре «Васпа» должны отличаться от шестнадцати особым стальным «наростом» под стволом орудия – так называемым кумулятивным усилителем брони. Сии усилители давали несколько процентов дополнительной защиты, при этом незначительно утяжеляли машину, немного снижали ее ходовые качества. Стоила ли такая «опция» свеч, для Малярийкина было вопросом (его «Васп М3» все равно был круче). Однако публика игры «КТО» однозначно считала допник плюсом и с радостью платила за усилитель на этом этапе рейтинга. Стоила опция недорого, жизнь в бою спасти могла, утяжеляла аппарат не шибко.

Но Малярийкина цепляло не это.

Позволить себе такой допник заурядные нубы не могли – у них просто не было бабок. Из чего следовал вывод, что четверо оставшихся на месте старта бойцов, вероятно, как раз и есть более-менее опытные игроки-профессионалы. Ведь на местах старта, кроме него самого, оставалось четверо. И с утяжелением брони было четыре танка!

Мысль обнадеживала. Во всяком случае, она успокаивала Малярийкина: он не бросился сломя голову в бой не только потому, что банально «затупил», но потому, что это было разумно, раз подобной тактике следовали еще четверо наиболее опытных бойцов.

И все же из норы следовало выбираться. По всей локации уже вовсю шел бой. Пятнадцать машин, рванувших вперед в начале схватки, уже столкнулись в бесчисленных лабиринтах-улицах локации и выбивали друг из друга дурь стальными подарками.

Мигнуло табло. Выбит первый танк. Выбит второй. Выбит третий. Какая скорость! С таким темпом и врагов не останется. Надо выползать! Маляр тронул ногой педаль, и в тот же момент (видимо, подключение к публичному интерфейсу сражения происходило с момента покидания точки старта) в ушах (точнее, в наушниках, конечно) заиграла музыка и закашляли голоса.

Насколько уже знал Малярийкин, кроме Элены Прекрасной постоянным ведущим гладиаторских боев «Красные Танки Онлайн» был некий господин Репкин, считавшийся по совместительству председателем добровольной федерации «КТО» (смешно, но кровавое мочилово, в котором крутилась половина наличности региона, считалось «общественной некоммерческой благотворительной организацией»). Именно голос Репкина раздавался сейчас из радиоприемника. Они разлагольствовали с Леной о достоинствах отдельных танкистов, о возможных результатах предстоящего поединка и вообще обо всем на свете, включая Леночкин лак. Сразу за лаком упомянули и Малярийкина. Лена вспомнила его эффективную тактику в прошлом поединке, позволившую избежать первых десяти минут хаотической бойни нубов на центральной линии. И результативные попадания во второй половине схватки.

– Он молодец, – не стал спорить Репкин, как и Лена, считавшийся специалистом в танковых боях. – Но не стоит преувеличивать! Самая большая заслуга в помянутой тобой победе принадлежит не пилоту, а его корпусу, превосходящему машины остальных нубов едва не на порядок. Да и фамилия несерьезная. Ма-ля-рийкин. Впрочем, не мне смеяться над чужими фамилиями.

– И не говори, – немного обиженно подхватила Лена. – Малярийкин, Репкин. Откуда фамилии-то такие убогие в великой матушке Сибири? Где Репнины, Милославские? Рогозины и Медведевы, в конце-то концов?

– Так! – обиделся Репкин. – А чем тебе фамилия Репкин-то не нравится?

Лена фыркнула и включила ласковый голосок.

– Прости, Коля, пошутила неудачно.

– Ой смотри у меня! – Репкин, видимо, погрозил пальцем.

– Итак, – заявил прямо в перепонку наушника ставший прежним голос Элены, – итак, дорогой Николай Николаевич, мы видим, что у нас на Тотенкопфе собрался, с Малярийкиным или без, довольно звездный состав. Во всяком случае, для начальных уровней, в которых мы видим обычно и преимущественно несчастных начинающих нубов!

– О да! – с готовностью подтвердил Репкин. – Мы можем смело заявить, что в лабиринтах Тотенкопфа сейчас сражаются и умирают «лучшие из нубов». А именно все пятеро победителей прошлых боев на пяти предварительных отборочных локациях для новичков. И это, дамы и господа, немало! Поприветствуем же лучших начинающих игроков северо-западного дистрикта! Из них, как показывает статистика, живыми из боя выйдет в лучшем случае половина. А до отборочного тура из подгруппы без инвалидности дотянет от силы процентов десять. Да, друзья, это герои. Это настоящие герои! И они заслуживают как минимум ваших аплодисментов!!!

Щелчком тумблера Малярийкин вырубил трансляцию, отрезая сознание от тявканья комментатора.

– Накаркаешь, гнида! – под нос себе прогундел Малярийкин. – Герои, сука! Что ж ты сам не со мной под броней?

Да и отвлекал комментатор. Надо сконцентрироваться на бое. А для начала – хотя бы в него вступить.

Похоже, новый поединок должен был продемонстрировать Маляру то, к чему он в натуре не был готов – относительно опытных соперников. Тренируясь в одиночестве перед прошлым боем в Ливане, Маляр получил преимущество, которое в прошлый раз не оценил и которого – к сожалению или нет – остро не хватало сейчас. В общем бою на прошлом полигоне принимали участие только нубы. В смысле – абсолютные желторотики. Новорожденные. Первоходы. А вот сейчас на Тотенкопфе напротив Маляра кружили рекруты, рядовые и даже один уорент-офицер. Все без пяти минут нубы, конечно. Но нубы – выжившие в двух, трех, пяти и более боях. Нубы с гораздо большим опытом, чем у Маляра. Нубы, которые просто могут выживать. А выживать, как любил говаривать Байбулатов, в «КТО» можно лишь одним способом – если усиленно и с талантом мочить кого-то. Гребаные гладиаторы, мать их! Малярийкин захотел сплюнуть с досады, но потом вспомнил, что внутри корпуса не стоит. Неэстетно, да и вообще.

Итак, танк тронулся, тем самым начав игру. Но пока на самом деле оставался за тем же укрытием – каменной стеной. Укрытие не самое надежное с точки зрения активной дуэльной перестрелки. По Маляру, однако, никто не стрелял. Объяснить это, вероятно, было очень просто. В данный момент машина Малярийкина никого не привлекала. Опытные бойцы, следящие за таблицей, наверняка знали, что на полигоне существует еще одна боевая единица, не приступившая к активному «поиску» очередной дуэли. Но из-за пассивности, чисто психологически, Маляр никого в данный конкретный момент не привлекал. У всех машин на данную секунду были собственные текущие проблемы, задачи и противники. Покинуть место старта означало мгновенно превратиться в мишень. Или в стрелка. С другой стороны, нахождение на месте старта гарантировало проигрыш по очкам. Выход в поле мог принести мгновенную гибель неопытному игроку. Но невыход приносил поражение однозначно, без вариантов.

Маляр проглотил слюну. В прошлый раз он имел существенные козыри. Просто не понимал этого. Знание локации в результате ночных бдений, более совершенный корпус «Васпа третьего» по сравнению с абсолютно примитивными «стандартными» корпусами нубов-первоходов давали ему не просто техническое превосходство. Они давали ему уверенность в себе. Уверенность в том, что он точно никому не уступит. Теперь такой уверенности не было. Он никогда не сталкивался с противником, не уступавшим ему технически и, что более важно, не уступавшим ему в опыте, навыке и знании местности. Пусть это и было единственный раз, но даже при однократном опыте можно сказать: никогда! Более того, Маляр никогда не вел бой в условиях городской застройки. А тем более средневековой, замкоурбанистической, или как тут ее правильно назвать?

Он никогда не читал о боях в городе, не смотрел учебных роликов, не говорил о таком виде боя ни с одним из более опытных бойцов, в том числе с Байбулатовым. Посмотрев на табло, Малярийкин понял, что число погибших танков растет просто катастрофически. Буквально – с каждой минутой. И это было правильно. Он ведь знал об этом. Локация простая, небольшой площади, двадцать танков иногда выбиваются в течение получаса. Он знал об этом, но не потрудился посчитать, что подобное соотношение означает уничтожение одного бойца в течение примерно девяноста секунд. Жесть!

Один из этих интервалов в девяносто секунд может стать его. Может? Да будет! Стоит только выползти с точки старта. Судя по удаленному уханью орудий, эпицентр схватки переместился куда-то в дальний конец ипровизированного «населенного пункта», руины которого составляли визуалку локации Тотенкопф. Именно туда пробивалась основная масса безбашенных нубов. Именно там их и жгли.

Общую статистику по подобным «городским» локациям Маляр, в принципе, знал: большинство новичков занимали глухую оборону в уличных дебрях и использовали свою броню вкупе с окружающими зданиями как некий стационарный пункт обороны. Так и стояли до полного израсходования боекомплекта либо повреждения танка. И там же, в переулках и двориках, большинство находило смерть. Нахождение в стационарной позиции более определенного временного интервала означало стопроцентную смерть – игрок слишком явно себя выдавал, о его месте нахождения знали все машины, охотящиеся в округе. Соответственно при любой попытке запоздалого прорыва глупца ждал снаряд. Выстрел, рывок – и сразу несколько хлопков с разных направлений. Без вариантов. Малярийкин так не хотел. Но тогда как?

Медленно, медленно он все же вытащил машину из-за угла и осторожно пополз – буквально пополз – вдоль ближайшей улицы. Вид открывался тот еще, забубенный. Напротив, буквально метрах в двадцати, дымился похожий «Васп». Только первой модификации. В моторно-трансмиссионное отделение попало, вероятно, от четырех до пяти зарядов. Вспыхнув, машина взорвалась. Интересно, экипаж выжил? Или пилот медленно тлеет, приклеенный собственными запеченными кишками к оплавленным сиденьям? Проверять Малярийкин не стал.

Еще одна мертвая машина стояла чуть дальше. Вероятно, оба аппарата сошлись в перестрелке. Оба и пострадали. Корпус также «Васп». Но уже второй модификации. Выходит, у врагов был немного разный технический уровень. И разная подготовка. Но идентичный результат.

В этом втором аппарате пилот явно погиб. Башня стояла накренившись. Люки вырваны, и было по всему видно, что взрыв, после того как боеголовка прошла броню, произошел внутри. Ага. Вот и отверстие в корпусе, чуть ниже башни, сбоку. Очевидно, бронебойно-подкалиберный. От удара с торсионов сорвало люки в башне. Сдетонировал боекомплект. Казенная часть орудия почти вырвана. Внутрь лучше не заглядывать. Там в лучшем случае – суп-пюре. С человечинкой. Все, как любит публика, мля. «Красиво».

Но можно и вывод сделать: отсутствие на «Васпе» контактной динамической защиты приводит к почти гарантированному поражению машины при попадании на близкой дистанции даже из слабого орудия (со штатки того же «Васпа первого», например). То есть из непрокачанного орудия «Смоки». И что тут сделать? Динамическая защита требует денег. А если денег нет, то и изменить ничего нельзя. Хотя нет. Неправильно. Кое-что изменить всегда можно. Вне зависимости от наличия бабок. Тактику боя, например.

По большому счету, Тотенкопф представлял собой множество одноэтажных каменных зданий, расположенных, насколько Маляр помнил карту, вокруг разрушенной кирхи. Ближе к кирхе здания напоминали скорее жилые коттеджи, дальше от кирхи – складские сооружения баракоподобного типа, длинные и без окон. Решившись, наконец, на более активные действия, а не тупое лицезрение останков менее удачливых (или просто более резвых) товарищей по несчастью, Малярийкин выбрал для себя именно такое «складское» здание – сильно разрушенное и довольно обгорелое, но с фасадом, непосредственно выходившим на улицу, вдоль которой следовала его машина. Причин для выбора было несколько.

Во-первых, здание имело небольшие окошки, через которые при удачной позиции, используя танковую оптику «Васпа», он мог наблюдать за происходящим снаружи, оставаясь незамеченным сам.

Во-вторых, здание оборудовано грузовыми воротами, через которые «Васп» свободно мог проехать. Можно, конечно, ломиться и сквозь стену: кладка в два кирпича для танка не препятствие, но Малярийкин не решился на это скорее по психологическим соображениям. Он побоялся шума. В грохоте клокотавшей вокруг артиллерийской канонады звук от разрушения каменной стены танковым тараном вряд ли бы сильно привлек внимание противников. Но Малярийкин предостерегся. Ведь главное – надо было в принципе что-то делать. И особенно выбирать не приходилось, так как все здания на улице были похожи, а бежать исследовать следующие дворики, тем самым подставляя бока под удар соперников, Малярийкин желанием не горел.

Дом стоял удачно, на перекрестке. В середине улицы, но на углу. Таким образом, можно было простреливать все четыре направления вдоль линии расположения домов. Только подобрать необходимые ракурсы. Не мудрствуя лукаво, Малярийкин так и поступил. Въехав внутрь склада-барака, он наметил для себя позиции, с которых удобно простреливалась каждая из улиц-соседок. При этом все четыре позиции располагались, по сути, на одном пятаке. Пятое направление – выезд во внутренний двор, позволявший осуществить в случае необходимости скрытую ретирацию с принципиальной сменой точки стационарной обороны.

Разобравшись с секторами обстрела, Малярийкин поставил танк в центре барака, спешился, то есть вылез из машины, вытащил из рюкзака сетевые камеры, предварительно свинченные из подъезда Ленкиной квартиры, и расставил их на всех четырех направлениях потенциальной атаки вероятного противника. Причем не поленился, залез на чердак и установил камеры там – существенно выше собственной позиции, а значит, с более широким ракурсом наблюдения.

Затем, опять же пешком, так как вокруг было относительно тихо и никто не стрелял по прилегающему микрорайону (канонада грохотала значительно дальше), Малярийкин попытался обследовать близлежащие дома. Но не успел. В кармане завибрировал мобильник, и, вытащив его, Малярийкин с легким холодком в душе увидел, как по одной из «контролируемых» им четырех улиц ползет вражеская машина. Танк пер вдоль улицы, на которой буквально несколько минут назад стоял его танк. Пер с той же стороны, по направлению к кирхе. Выходит, если бы Маляр чуть помедлил с маскировкой, чужая машина вылезла бы ему в тыл. И грохнула – тут уже без вариантов. Он и моргнуть бы не успел.

Картинку услужливо передавала одна из камер. Бросившись со всех ног к «Васпу», Маляр влетел в люк, как патрон в патронник, словно там и сидел. На автомате пристегнулся ремнями, напялил наушники.

Руки дрожали. Сердце колотилось бешено. Кажется, он принял правильное решение. Сейчас главное – не следовало ошибиться.

Легкий поворот ладони на тумблере заставил машину плавно развернуться. «Васп», как и все прочие танки, не был бесшумной машиной и при передвижении издавал много звуков. И скрежет, и лязг, но главное – рычание двигателя. С другой стороны, сильный рев характерен при рывке и форсаже. На низких оборотах звук мягкий. Во всяком случае, внутри вражеского танка, ползущего на расстоянии без малого сотни метров, расслышать маневр «Васпа» невозможно. Маляр это понимал. И все же ему казалось – машина работает очень громко. Вот-вот сквозь стену влетит снаряд и расплавит тело Малярийкина внутри клетки пилота. Но ничего, естественно, не произошло. «Вапс» повернулся. Напротив зияло маленькое окно. Ракурс был специально подобран так, чтобы система видеонаведения – микроскопическая точка, спрятанная в конусообразном пазе брони, – смотрела точно сквозь узкое окошко барака. В учебнике это называлось «оптической просекой». Стрелок располагался на расстоянии от препятствия и стрелял сквозь него через специяльно проделанное отверстие с помощью прицельной оптики.

До окна от «Васпа» – пять метров. От окна до вражеской машины – сто двадцать пять метров. На фронтальном экране чужой танк лежал просто как на ладони.

– Огонь, – боясь спугнуть тетушку удачу, прошептал Малярийкин.

Бронебойный вырвался из огнедышащего жерла, прошел сквозь окно барака, не задев стены, и вонзился во вражескую плоть! Кажется, внутри вражеского корпуса даже не поняли, что произошло. Башню вырвало так, словно с пластмассовой игрушки ее сорвал рассерженный мальчуган. С дистанции сто метров прямой наводкой даже орудие «Васпа» творило чудеса. Жив ли соперник-танкист? Глупый вопрос. Судя по языкам пламени, вырывавшимся из круглого отверстия, которое только что закрывала бронированная башня, там не было даже тела – разве что пепел.

Малярийкин откинулся на сидушку. Ну что ж, первый есть! В прошлом бою было пятеро. Интересно, побьет ли сегодня рекорд? Да ладно! Взрыв и выстрел наверняка привлекли внимание. Судя по турнирной таблице, половина участников сегодняшнего боя в локации Тотенкопф уже истреблена. Остальные ползали по округе, выискивая жертв, набирая чужими жизнями игровые очки. И сейчас, привлеченные взрывом, гибелью соперника и неожиданной активностью нового участника противостояния, уверенно потянутся сюда. Дай бог!

Маляр посмотрел на одну из видеокамер – ту самую, в которой отражался только что подбитый вражеский танк. Там умер человек. Только что. И убил его лично он. Малярийкин Петр Викторович. Не кто-то другой. Он.

Ощущал ли при этом что-нибудь Малярийкин? Да пожалуй, что ничего. Вот она, печаль, да. Черствость. Внутренняя черствость и пофигизм.

Потерев рукой глаза, Маляр отогнал от себя гуманистические мысли и пробежался взглядом по всем экранам. Он не ошибся. На площадке осталось не так много вражеских машин, и братья-враги по оружию, привлеченные возможностью срубить еще одного фрага, вырваться вперед, обогнать соперников, ползли к его стационеру[6]6
  Одиночный корабль-броненосец, предназначенный для обороны конкретного пункта, например порта.


[Закрыть] со всех сторон.

У них было на это право. Большинство участников нынешнего сражения в Тотенкопфе опытнее, чем он. И имели более мощные корпуса. Статистику перед боем видели все. И каждый думал – Маляр слабее. Машина лучше, пукалка лучше, бронирование лучше. Но сам пилот – хуже. Прошлая победа в Ливане объяснялась, как теперь четко понимал Малярийкин, только превосходством третьего «Васпа» над бесплатными корпусами новичков. А также советами Байбулатова. Сейчас расклад иной.

Каменное здание барака ничуть не гарантировало безопасность. Напротив, только создавало ее видимость. Любой из участвующих в бою танковых корпусов мог кататься сквозь местные домишки, как сквозь макеты из карамели. И все же… шанс был. И был, по мнению Малярийкина, крайне неплохой именно из-за здания барака.

Узкие улочки между каменными стенами и строениями не позволяли маневрировать. Чисто психологически. Если есть улица и на ней нет врага, то и ломиться сквозь стены зданий никто не станет. Хотя бы чтобы не привлекать внимание потенциального противника, невидимого и ползущего по параллельной улице. В Тотенкопфе не было открытого пространства: негде лавировать, совершать сложные маневры. В то же время поверхность здесь была совершенно ровная. Серьезных укрытий в виде возвышенностей или низин, за которыми крупная машина могла бы спрятаться не только от взора, но и от бронебойного снаряда, не было также. Сама локация сталкивала бойцов нос к носу с оппонентами, которых они не выбирали.

В этом, как неожиданно понял Маляр, и заключалась суть Тотенкопфа.

Стены и здания лишь создавали иллюзию закрытой локации, городского боя. На самом деле Тотенкопф был полем. Идеально ровной доской. Простреливаемой из конца в конец во все стороны.

Конечно, с одного края локации стрелять в другую бесполезно – снаряд долетал, но броню повредить не мог, да и попасть практичеки нереально, однако суть состояла именно в этом. В открытости. Завуалированной под скрытность. Тотенкопф вовсе не был городом. Он был большой комнатой, заставленной спичечными коробками!

С двух противоположных сторон улицы показались танки.

Медленно. Явно его не видя.

Осторожничают, крадутся. Готовы ко всему.

Но не видят!

Маляр повернул башню вправо – ориентация на правое окно. Ракурс отличный. Прямой наводкой по правому сопернику. Расстояние сто сорок метров.

Потом повернул башню влево – ориентация на левое, более дальнее и еще более маленькое окно. Ракурс хуже, но враг в прицельной сетке с увеличением – тоже как на ладони. Прямой наводкой, расстояние двести пятьдесят.