Текст книги "История человечества. Восток"

В Поднебесной все считали наказание, наложенное Шунем [на Гуня], правильным. После этого Шунь выдвинул сына Гуня Юя и повелел ему продолжить дело Гуня. Когда Яо умер, император Шунь, обратившись к помощникам, спросил: “Есть ли среди людей такой, кто мог бы завершить и прославить деяния Яо, чтобы поставить его на должность чиновника?”. Приближенные ответили: “Если Бо-юя поставить начальником земляных работ, он сможет завершить их и прославить деяния Яо”. Шунь, сказав “О, правильно!”, отдал приказ Юю: “Ты будешь приводить в порядок воды и земли. В этом будь старателен!” Юй, поклонившись до земли, стал уступать [должность] Се, Хоу-цзи и Гао-яо, но Шунь сказал: “Ступай и занимайся порученным тебе делом!” Как человек Юй отличался острым умом и усердием, добродетели никогда не покидали его, его человеколюбие вызывало любовь к нему, его слова [всегда] заслуживали доверия. Голос [Юя] служил основой тонов, тело его служило основой мер длины. В мерах веса тоже исходили из него. [Юй был] неутомимым в делах, сохранял величественный вид и служил [для всех] образцом и примером. Затем Юй, удостоившись вместе с И и Хоу-цзи повеления императора, приказал владетельным князьям и байсинам поднять тягловых, чтобы они занялись устройством земли. [Он] объехал горные хребты и обозначил их вехами, определил высокие горные вершины и большие реки. Юя огорчало, что его предшественник – [родной] отец Гунь не добился успеха [в обуздании вод] и был наказан, поэтому он упорно трудился и напряженно обдумывал [порученное ему]. Тринадцать лет [Юй] жил вне дома и, даже проходя мимо ворот своего дома, не смел заходить в него. [Юй] одевался скромно, ел просто, [но зато] с крайней почтительностью служил духам людей и небесным духам. Живя [сам] в бедном жилище, [он] ничего не жалел для устройства каналов и рвов. По суше [Юй] ездил в повозке, по воде передвигался на лодке, по грязным местам ходил с помощью мокроступов цуй, по горам ходил в обуви с шипами. [Около Юя] слева [всегда находились] уровень и веревка, справа – циркуль и угольник. [Юй] вел записи четырех сезонов года. Так Юй создал девять областей, проложил девять дорог, оградил [насыпями] девять озер и измерил девять горных хребтов. Юй приказал И выдать народу рис и разрешил людям сеять его в низких и сырых местах. Повелел Хоу-цзи выдать народу ту пищу, которая добывалась с большим трудом. При нехватке пищи приказал переправлять излишки [из других мест], чтобы снабжать друг друга и тем уравнять положение владетельных князей. После этого Юй поехал ознакомиться с тем, что производит земля, чтобы установить подношения правителю; ознакомиться с удобствами и выгодами, даруемыми горами и реками».

Нельзя не заметить, что это описание значительно отличается от изначальных версий. Примечательно, что Сыма Цянь не столько рассказывал современникам и потомкам миф о потопе, предполагая, что он и так им известен, сколько пытался внушить читателям конфуцианскую мысль о том, что в основе благого существования государства и отдельного человека лежат чистые помыслы, скромность и умеренность.

Великий Юй считается основателем первой китайской династии Ся. Согласно древним книгам, 17 императоров этой династии правили несколько сотен лет, однако объективные историки и эту династию считают легендарной. Время ее правления разные исследователи обозначают весьма произвольно. Одни считают, что династия Ся правила в 2205–1557 гг. до н. э., другие – в 1989–1756 гг. до н. э., третьи – в 2070–1600 гг. до н. э.

Многие современные китайские историки предполагают, что именно династии Ся принадлежит город и дворец, найденный при раскопках в Эрлитоу. Однако существование второго крупного города и дворца в Эрлигане предполагает, что династия Ся (если, конечно, ей принадлежал дворец Эрлитоу) правила примерно половиной Китая. Кто же владел второй половиной страны и правил в Эрлигане? Возможно ли, что после победы одного из враждующих царств над другим, его история была уничтожена вместе с его защитниками? Или, может быть, умные китайские хронисты составили свою последовательность царей из двух правивших параллельно династий? Впрочем, возможно, что историки после победы одной из династий попытались спасти память о проигравших, внеся их в хроники под видом династий более раннего времени.

Откуда же взялось название династии-фантома? Согласно традиционной версии, к роду Ся принадлежал Юй. Однако можно предположить и другое. Дело в том, что иероглифы Хуа Ся на момент написания «Шицзин» (древнейшие фрагменты датируются около 1000 г. до н. э.) – главного исторического сочинения, повествующего о китайской древности, – обозначали весь известный и освоенный Китай и были синонимом более позднего понятия «Поднебесная» (Тянь Ся). Вот второй иероглиф этого слова (буквально – «земля», «страна», «край») и стал обозначением древней династии.

Согласно летописям, всей полнотой власти пользовались лишь первые поколения правителей государства Ся, а затем императоры остались лишь духовны ми наставниками, верховными жрецами бога Неба и хранителями таинственной силы жизни и плодородия всей страны. Таких правителей историки называют царями-жрецами, поскольку они не столько правили страной, сколько выполняли жреческие функции. В то же время реальная власть находилась в руках вождей племен, которые, договариваясь между собой, сохраняли единство династического правления таких царей-жрецов. Одним из секретов императоров династии Ся было их умение составлять календарь.

Конфуцианские трактаты не уставали подчеркивать, что упадок Ся начался, когда императоры стали пренебрегать своими жреческими обязанностями и, в частности, ошибаться в составлении календаря[29]29
  Историки-конфуцианцы традиционно придерживались мнения, что смена династий в Китае происходила в результате потери последним императором предыдущей династии доверия Неба, которое переходило к первому императору новой династии. Император воспринимался как высший чиновник, назначенный Небом на эту главную в стране должность. В этом качестве император выполнял как жреческие, так и светские обязанности. Как жрец он должен был приносить жертвы богам, особенно верховному богу Неба, и соблюдать предписания жрецов относительно сохранения им ритуальной чистоты и святости. Как чиновник император ведал распределением собранного урожая, выделением денег на армию и прочие государственные нужды, руководил строительством дорог, крепостных стен, каналов, мостов и других сооружений. Понятно, что в реальности император перепоручал эти функции чиновникам низшего ранга, но согласно конфуцианскому канону именно он, император, был главным чиновником государства. Таким образом от исполнения этих обязанностей, подчас ритуальных, зависела жизнь подданных, и если император не справлялся, народ имел право на восстание. Напротив, реформы в китайском обществе воспринимались негативно. Реформы предполагали изменение исконного миропорядка властью императора или иного правителя. И даже самые благие начинания вызывали народные восстания с требованием возвращения к прежнему, освященному Небом обычаю.


[Закрыть]. В результате правитель области Шан по имени Ли поднял восстание против нарушившего свои обязанности императора из династии Ся и основал собственную династию[30]30
  Согласно конфуцианским источникам, эта династия получила название Шан по области, в которой располагалась столица. Такая традиция сохранится и для многих последующих династий.


[Закрыть]. Впрочем, у этой династии есть и другое название – Инь. История двойного имени этой династии довольно любопытна. «Инь» («темная») ее впервые в истории назвали преемники – чжоуские правители. Весьма вероятно, что во времена Чжоу и позднее таким образом подчеркивали ее темное, злое начало. Хронисты-конфуцианцы очень не любили династию Шан-Инь: вполне возможно, что шанский двор был местом формирования даосизма, и именно поэтому история этой династии так пострадала от конфуцианских историков. Однако существует и другое объяснение. Вполне возможно, что тела шанцев имели несколько иной цвет, нежели у жителей долины Хуанхэ: их кожа была темнее, нежели кожа коренных китайцев. Но поскольку слово «инь» имеет второе значение – «луна», кожа шанцев могла быть, напротив, светлее, чем кожа «настоящих» китайцев.

Если сравнить два независимых китайских источника, то годы правления императоров Шан-Инь в них не совпадают. Тем не менее ученые практически единодушно считают ее первой исторически достоверной династией. Они утверждают, что династия Шан-Инь контролировала восток долины Хуанхэ в XVIII–XII вв. до н. э. (по другому источнику: начало XVI – середина XI вв. до н. э.). Лучше известен историкам поздний период истории Шан-Инь, когда столица империи располагалась близ современного города Аньяна. В конце 1920-х гг. здесь нашли городище и могильники шанского времени. При раскопках был обнаружен огромный архив гадательных костей, расшифровка которых дала специалистам материал необычайной ценности – это были древнейшие китайские письменные тексты. Однако каких-либо сведений о том, что же представляла собой эта древняя династия до того, как столица империи была перенесена в Аньян, ученые не обнаружили.

Более десятка императорских гробниц в Аньяне поражают размахом погребений: рядом с царственным покойником и многими сотнями сопровождавших его на тот свет сподвижников, жен и слуг были обнаружены великолепные изделия из бронзы, камня, кости и дерева (оружие, украшения, сосуды с многофигурными композициями и богатым орнаментом), боевые колесницы с тонкими и прочными колесами со множеством спиц, а также запряженные в эти колесницы боевые лошади.

Именно с этими колесницами связана одна из загадок династии Шан-Инь. Дело в том, что в период Яншао в Китае не было ни колесниц, ни повозок, ни просто колес. Возможно, что это было связано с культом Солнца, которому поклонялись народы Яншао. Единственным исключением был гончарный круг, но его появление, видимо, было связано с тем, что сама работа гончара считалась священнодействием, а обжиг в печи глиняной посуды напоминал в какой-то мере палящие лучи солнца. Не было в период Яншао и одомашненной лошади, ведь ближайшим районом обитания диких лошадей были степи Зауралья. А вот боевые колесницы вообще неизвестны у окружавших Китай кочевников. Историки отмечают, что подобные колесницы известны за десятки тысяч километров от шанского Китая – в Анатолии (современная Турция), их использовали современники Шан-Инь митаннийцы и хетты. Сама форма боевых колесниц настолько близка по форме ближневосточным, что иногда китайские колесницы считают их точной копией. Поэтому некоторые исследователи даже предполагают, что династия Шан была основана ариями (индоевропейцами), совершившими гигантский по своему размаху бросок с Ближнего Востока в долину Хуанхэ. Впервые об этом заговорили накануне Второй мировой войны немецкие исследователи, однако позднее их выводы были поставлены под сомнение китайскими археологами.

Насколько справедлива эта гипотеза? Действительно, ариям принадлежит приоритет в одомашнивании лошади. Трудно не согласиться и с утверждением, что боевая колесница является арийским изобретением. О боевых колесницах индийских богов мы знаем из ведических трактатов. Но являются ли колесницы в аньянских гробницах достаточным основанием для того, чтобы считать всю династию Шан-Инь арийской? Навыки ухода за лошадьми и управления боевыми колесницами не являются исключительно арийским умением. После того, как хетты и митаннийцы на своих боевых колесницах завоевали Анатолию и верховья Тигра и Евфрата, боевыми колесницами пользовались и ассирийцы, и вавилоняне, и египтяне. Вспомним, что на боевых колесницах воевали с врагами и охотились в дельте Нила египетские фараоны с такими неарийскими именами, как Рамзес и Аменхотеп. На стеле, посвященной победе над хеттами в Кадешской битве, Рамзес II изображен поражающим врагов как раз на такой колеснице. Более того, антропологи единодушны – скелеты императоров и ближайших подданных, погребенных вместе с императором, – однозначно монголоиды, по облику близкие к современным китайцам, обитающим в окрестностях Аньяна и севернее его. Арийский миф в очередной раз оказался дутым.

Ритуальный сосуд для вина. Династия Шан

Современные научные представления действительно допускают, что ряд арийских племен мог попасть в Китай в луншаньское время, когда впервые на территории Китая появляется домашняя лошадь. Колесницы того времени еще не обнаружены, но вполне возможно, что как раз тогда они и появились в Китае. Луншаньские традиции, как мы уже говорили, были сильны в шанское время, но и луншаньские, и шанские погребения представлены исключительно монголоидами, а значит, несомненная арийская примесь в луншаньской культуре была незначительной, хотя такое арийское изобретение, как колесница, было усвоено китайцами. Также указывает, по мнению некоторых исследователей, на якобы арийское происхождение шанской династии стилистика изображений на шанской бронзе. Она действительно напоминает присущий историческим скифам «звериный стиль». Но вот только скифы впервые увидели боевые колесницы, когда на них напал в середине 1 тыс. до н. э. персидский царь Дарий. А боевые колесницы попали в войско Дария после того, как он завоевал Ближний Восток, где боевые колесницы действительно были очень популярны. Интересно и другое несоответствие – скифы никогда дальше Алтая не продвигались, а на территории Азии восточнее Алтая колесного транспорта никогда и не было, кроме как в самом Китае. Да и на самом Алтае речь идет не о боевых колесницах, а о двух-, реже, четырехколесных повозках кочевников.

Есть и другой аргумент против арийского происхождения шан-иньцев. У ариев не было развернутого культа мертвых. Так, иранские племена вообще старались отгородиться от мертвых, они клали тела своих покойников на особые ритуально нечистые «башни молчания» и оставляли их птицам-падальщикам. Арии Индии и Европы кремировали покойников, также считая, что мертвецы вредят миру живых. Погребения жен, еще реже слуг арийского вождя известны, но они связаны скорее с развитием рабства, поскольку встречаются в то же время и у неарийских народов. Напротив, сама идея того, что покойный правитель, находясь в гробнице, помогает живым, довольно часто встречается в культурах Средиземноморья, например, в Древнем Египте, вся жизнь которого была пронизана необходимостью обеспечения загробного существования. Но опять-таки нет никаких свидетельств о контактах египтян и китайцев в те далекие годы, и уж конечно у египтян никогда не было гадания по лопаткам жертвенных животных. К тому же заупокойные верования китайцев существенно отличались от верований египтян. Для китайских императоров важным было сохранение своего земного существования при помощи волшебной «пилюли бессмертия», тогда как египтяне стремились обеспечить себе вечное счастливое посмертие. И даже жизнь умерших императоров в аньянских гробницах была полной аналогией земного существования, поэтому требовалось присутствие при дворе мертвого императора всех, кто был мил ему при жизни. Не было, конечно, у египтян и практики умерщвления слуг и придворных умершего фараона. Поэтому можно говорить лишь об отдаленных аналогиях между этими двумя великими культурами.

Не доказывается арийская теория и на лингвистическом уровне. В то время как некоторые лингвисты находят параллели между языком сменившей Шан династии Чжоу и индоевропейским, сравнение, к сожалению, с шанским языком невозможно – от Шан сохранились лишь надписи на костях, тогда как от Чжоу сохранилась рифмованная книга песен «Шицзин»[31]31
  Чжоуский текст рифмованной книги песен «Шицзин» помог шведскому синологу Б. Карлгрену совершить великое открытие – расшифровать звучание раннечжоуских иероглифов.


[Закрыть]. Есть и более простое объяснение арийского влияния на позднюю империю Шан и Чжоу. Дело в том, что к западу от Чжоу в эпоху Шан жило индоевропейское племя тохаров. В 1966 г. историк Э. Паллиблэнк предположил, что именно это племя могло быть посредником между Китаем и западной цивилизацией.

Но все-таки даже происхождение Шан-Инь до сих пор остается загадкой. Согласно общепринятой среди китайских историков версии, племена Шан пришли из северных районов центрального Китая.

Археологи часто связывают формирование традиций династии Шан с более древними династиями, правившими в Эрлитоу и Эрлигане. Дело в том, что коллекция обнаруженных в Аньяне роскошных бронзовых изделий очень близка по манере исполнения с этими древними бронзами. Еще два важных момента сходства – техника гадания и царские гробницы. Письменность аньянского архива предстает перед нами в виде хорошо развитой системы иероглифов, сохранивших до наших дней свое начертание. Историки утверждают, что такая сложная иероглифическая система не могла возникнуть в краткий промежуток времени, а складывалась в течение многих столетий. Письменность более древних гадательных надписей практически не поддается расшифровке, значит, иероглифика, близкая к современной, сложилась между Эрлитоу-Эрлиганским периодом и династией Шан.

Что же представлял собой Китай в период Шан? Благодаря археологам мы знаем, что шанцам были известны пшеница и ячмень, знакомые китайцам еще с луншаньского времени, местные злаки – чумиза и рис, а также бобы и фасоль. Из этих злаков и бобов шанцы варили каши и похлебки. Дополнением к кашам были различные овощи и фрукты. В пищу также употребляли грибы, ягоды, коренья и травы. Конопля шла и на масло, и на ткани, однако ткани в то время уже умели изготовлять и из шелка. Основными домашними животными были свинья и собака. Видимо, собак, так же, как и позже, выращивали на мясо. Коровы и лошади, овцы и козы, куры, утки и гуси также были известны шанцам, но были довольно редки на столах того времени. Зато много ловили рыбы и дичи. Основными объектами охоты были кабаны, олени, тигры. Возможно, в то время китайцам удалось приручить обитавшего на юге Китая слона. Слонов не ели, а использовали для перевозки грузов и расчистки местности от завалов. Большое военно-хозяйственное значение имели лошади.

Простые шанцы жили в таких же хижинах-полуземлянках, что и их предшественники яншао и луншаньцы. Среди таких хижин величественно возвышались императорские дворцы, которые были построены уникальным, нигде в мире более не известным способом, носящим название «ханту». Отличие этого способа от приемов кирпичного или каменного строительства, распространенных в Средиземноморье и Междуречье, столь разительно, что не позволяет говорить о каком-то западном заимствовании. Дворцы и крепостные стены Китая, начиная с самых первых дворцов Эрлитоу и Эрлигана, возводили уникальным способом: в специальные длинные деревянные формы клали слои мокрой земли и глины, которые затем утрамбовывали каменными пестами. Когда получившиеся длинные лепешки высыхали, то их укладывали друг на друга. Такую толстую глиняно-земляную стену, снаружи напоминающую кирпичную кладку, изнутри укрепляли камнями и деревянными балками. Длинные лепешки ханту слегка напоминают кирпичи, но, во-первых, при производстве кирпичей не использовался обычный грунт, а во-вторых, получившиеся ханту не разрезали на отдельные кирпичи, а выкладывали как есть.

В шанском Китае впервые наглядно произошло разделение страны на два мира – мир крестьян и мир императорского двора. В столичной зоне, простиравшейся на несколько десятков километров, располагался один или несколько крупных городов. В столице жил император и его приближенные. Также в столице и соседних городах расселялись воины и чиновники, ремесленники и слуги. Здесь располагались дворцы и мастерские, амбары и склады, казармы и поля, принадлежавшие двору вана (правителя).

Император-ван, возглавлявший шанцев, был, как уже упоминалось, не только светским главой страны, но и царем-жрецом, он совершал ритуалы в честь шанди (покойных предков, живущих на небе). Он был символом благополучия и счастья всего шанского народа и подчиненных ему территорий. Он, и только он один («Я, Единственный», как он обозначал себя в гадательных текстах) мог быть посредником между миром живых и умершими. Интересно, что такими способностями, согласно верованиям тюркских племен, обладали шаманы. Шанди были наиболее почитаемыми богами при дворе шанского императора, они обладали высшей святостью и неоспоримым могуществом. Их оповещали обо всем, что происходило на земле с их наследниками-ванами и всем народом империи. Императоры обращались к ним за советом и содействием по любому поводу, будь то урожай, война или благополучные роды супруги вана.

Известно также, что шанцы поклонялись лесным духам, духам-покровителям животных и духам, превращавшимся в животных. Именно со времен Шан-Инь в китайский фольклор вошли легенды и сказки о лисицах-оборотнях. Такие оборотни, если верить сотням легенд, собранных древнекитайским историком Пу Сун Лином, способны превращаться то в лисиц, то в прекрасных девушек. В человеческом облике они сожительствуют с приглянувшимися им одинокими мужчинами и за это могут наградить сожителя богатством, славой и высоким социальным положением, однако они не прощают измены и приводят предателя к ужасному концу – бедности, краху торговли, падению с социальных высот и даже к опале и публичной казни. В религии шанских племен главную роль занимала богиня земли Она, иногда представлявшаяся в виде черной кобылицы. А вот мужское божество Неба не пользовалось у шанцев большой популярностью.

Вокруг столицы располагались «большие поля», о которых не раз императоры спрашивали у покойных предшественников с помощью гадательных надписей. На таких полях нередко работал даже сам император и его двор, а урожай предназначался как для ритуальных целей, так и для кормления двора. Эти поля были настолько священными, что простолюдин не мог подходить к ним, а когда становилось ясно, что император и его свита не могут засеять поля или убрать с них урожай, то для приглашения крестьян (чжун) на эти поля специально испрашивали разрешение у покойных императоров. Были ли случаи, когда покойники отказывались дать добро на приглашение крестьян, достоверно неизвестно, во всяком случае близ Аньяна археологи обнаружили склад, в котором хранилось 3500 казенных серпов, выдаваемых крестьянам для сбора императорского урожая. Возможно, что крестьяне попадали на эти обязательные работы по жребию или даже добровольно – за пропитание и одежду. Во всяком случае свидетельств, что в шанском государстве было много рабов, использовавшихся на уборке урожая или для других нужд, историки не находят.

Гадательные таблички не упоминают о привлечении к уборке урожая военнопленных или рабов, напротив, упоминались только свободные крестьяне. Впрочем, это совершенно логично для такой мистической династии, как Шан: император и его двор не могли есть зерно, собранное иноплеменниками или рабами, которые по определению нечисты. Нечистому человеку (рабу, иноплеменнику) запрещено было даже приближаться к священному полю вана. Предки вана (шанди) могли обидеться на него за то, что он кормит их нечистыми продуктами, а значит, всю страну могли ожидать большие несчастья, эпидемии и природные катаклизмы. Кстати, с больших полей кормился не только сам император и его двор, но и многочисленный чиновничий аппарат. Также в императорские зернохранилища и склады поступали многочисленные налоги от подвластных земель.

Вокруг императорских полей располагались обширные охотничьи угодья – луга и непроходимые леса, охотиться в которых разрешалось только вану и его свите, а возможно, и особым императорским охотникам, поставлявшим дичь ко двору вана. Такая зона нетронутой природы служила своего рода ритуальным и физическим буфером между двором правителя и простыми людьми.

Основной административной единицей шанского Китая была «И». Самым удачным переводом иероглифа «И» служит слово «местность», поскольку в гадательных табличках он обозначает и крестьянские деревни, и города, и столичный округ, в котором находилась резиденция императора. Крестьянская община каждой «И» была обязана следить за порядком в своей местности. Это включало и работы по, так сказать, благоустройству территории – строительство мостов, дорог, прокладывание каналов. Крестьяне по жребию определяли тех, кто должен был идти на такие государственные работы. Опять-таки дороги и мосты не могли быть построены руками «нечистых», а значит, строить их приходилось крестьянам.

Вокруг столичного округа располагались владения приближенных императора, которым эти владения выдавались для защиты императорского двора. Такие владения были буферной зоной, ограждавшей императорский двор от нападений извне. В более поздние времена подобные земли назывались «поясом нэй-фу». Одновременно, согласно надписям на гадательных костях, было около 200 таких владений, различавшихся названиями (хоу, бо, фу, цзы, тянь и нань), однако чем именно один тип владения отличался от другого историкам неизвестно. Двор наместников был образован по образцу двора вана, но со значительно меньшим размахом. Владения наместников были меньше и проще, чем владения правителя. При каждом наместничестве стоял довольно большой гарнизон. Вполне вероятно, что наместники частенько воевали друг с другом, надеясь расширить свои владения за счет соседа, также они плели интриги, устраивали заговоры, создавали и разрушали коалиции.

Историки предполагают, что владения наместников вана были не очень велики и занимали в целом территорию радиусом не более 150 км вокруг столицы. Численность собственно шанского населения, обитавшего на этой территории в начале правления династии, историки оценивают в 150–200 тыс. человек.

За поясом владений наместников императора располагалась третья зона, или как ее называли в последующие времена – внешний «пояс вайфу». Согласно гадательным надписям, войны с племенами этой зоны практически не прекращались. Но так было не всегда. Дело в том, что аньянский архив сообщает лишь о вре менах позднего Шан, когда древняя династия шаг за шагом сдавала позиции под натиском с запада.

В государстве Шан была профессиональная армия, вооруженная бронзовым оружием – мечами, наконечниками для стрел и копий. Сейчас, конечно, бронзовое оружие кажется игрушечным, но в то время железо еще не было известно в Китае, значит, даже бронзовые мечи представляли собой грозную силу. Мощной ударной силой были шанские конные лучники, которые буквально засыпали противника градом стрел, а благодаря своим быстрым коням они были мобильны и появлялись перед противником в самый неожиданный момент. Боевые же колесницы шанцы использовали для дезорганизации войска противника.

Благодаря сильной и хорошо организованной армии границы Китая в эпоху Шан значительно расширились. Шанцы дошли до реки Янцзы и стали постепенно заселять ее долину, а возможно расселились и вплоть до ее устья. Итак, империя Шан-Инь охватывала большую часть современных провинций Хэнань, Шаньси, Шэньси, Хубэй, Хэбэй, Шаньдун, Аньхой и Цзянсу. Императоры Шан предоставляли вождям племен неограниченные права в пределах владения каждого из них с условием, что они не станут выступать против центральной власти и через определенные периоды времени будут являться ко двору с подарками, символизирующими преданность шанскому правителю.

Именно мощь государства Шан ослабляли междоусобицы. Дело в том, что в начале правления династии трон шанского вана наследовался иначе, нежели это практиковалось в более поздние времена: власть передавалась не от отца к сыну, а от брата к брату либо от дяди к племяннику с учетом старшинства и поколения. Возможно, что при наличии нескольких равных в своих правах на трон претендентов происходили выборы. Об этом достоверно ничего не известно, но в китайских исторических трактатах есть некоторые указания на то, что право выбирать из нескольких кандидатов могли наместники окрестных земель. Вполне вероятно, что существовали особые ритуалы, в которых шанди благословляли избрание того или иного вана. И только в аньянское время нормой стала передача власти от отца к сыну, что свидетельствовало о победе дома вана над каноническим кланом со множеством его боковых линий. Историки предполагают, что отход от традиционной системы престолонаследия мог стать причиной падения династии Шан.

Метафизически попытки реформы престолонаследия были для народа Шан отходом от традиционного миропорядка. Исторически же эта реформа привела к тому, что вокруг наследственного императорского двора объединилось несколько обиженных кланов, состоявших из родственников императора, потерявших право на престол. В прежних условиях коллективная ответственность сплачивала их вокруг действующего вана, они стремились расширить империю и способствовать благополучию страны в призрачной надежде на то, что они или их потомки смогут стать императорами. Теперь же они могли получить трон лишь в том случае, если правящая линия прервется и погибнут все более реальные претенденты на трон. Империя Шан вступила в период династических склок. Согласно гадательным табличкам, наследники формально принадлежали к одному клану Доцзыцзу (клан сыновей ванов), но внутри его они образовывали союзы и плели интриги друг против друга. Ради призрачной надежды на трон они подрывали основы государственности, уничтожали друг друга в войнах и наветах. Исходя из всего этого, представляется вполне возможным, что основателями династии Чжоу, которая сменила династию Шан, были члены императорской семьи, потерявшие по новому закону право на шанский трон.

Во всяком случае так описан приход династии Чжоу в «Исторических записках» Сымы Цяня. Он рассказывает о девушке Цзян, которая зачала от того, что наступила на след великана. Родившийся мальчик рано стал проявлять магические способности, особенно в сфере земледелия. За них он получил от легендарного императора Шуня должность-титул хоуцзи (князь проса), прилагавшиеся к должности земли в местности Тай и новое родовое имя цзи. Его потомки (будущее племя чжоу), кочуя по Китаю, то теряли свои земледельческие навыки, то обретали их вновь, пока при императоре Гунлю не переселились на берега реки Вэй (приток Хуанхэ, близ современного г. Сиань). Там они пасли свои стада несколько поколений, пока наконец при Гугуне Даньфу чжоусцы прочно осели на земле. Даньфу женил своего младшего сына цзили на шанской аристократке Тайжэнь и сделал его своим преемником, т. к. Тайжэнь происходила из императорского шанского рода, но ее потомки не могли претендовать на трон. Древние китайские историки могли придать истории благовидный облик ради подтверждения собственных убеждений. Браки дочерей императора должны были замирить «проблемные» провинции и сделать их более лояльными. Впрочем, так ли происходили события на самом деле или Тайжэнь была собирательным образом, сказать сложно.

Итак, цзили правил племенем чжоу и получил от шанского вана почетный титул сибо (правитель Запа да). Его сын Чан получит прозвище Вэньван (император-ученый). Он правил своим племенем более 50 лет. При его правлении чжоусцы переняли письменность, научились пользоваться боевыми колесницами и изготавливать изделия из бронзы, а также освоили много других шанских умений. Впрочем, нам представляется, что этот портрет изрядно идеализирован. Вэньван занимался тем, что постепенно сколачивал антишанскую коалицию и незадолго до своей смерти предпринял неожиданный шаг – провозгласил себя императором. До этого в Китае был лишь один император – шанский. Но теперь то ли антишанская коалиция стала столь сильна, что шанский правитель не мог покарать своего зарвавшегося вассала, то ли шанский двор разрывали проблемы и склоки, но самопровозглашенному вану все сошло с рук. Впрочем, вскоре он умирает при загадочных обстоятельствах: то ли шанские шанди убили предателя, то ли кто-то подсыпал Вэньвану яду. Наследовал Вэньвану его старший сын Уван (царь-воин), который продолжил дело отца и в битве при Муе разгромил войско последнего шанского вана Дисиня.

История умершего в 1122 г. до н. э. последнего императора Шан-Инь, известного под именем Ди-синь, подробно описана в «Исторических записках» Сыма Цяня. Дисинь, сын императора Диюя, взошел на престол в 1155 г. до н. э. и проявлял незаурядные способности в управлении империей. В нескольких успешных войнах с пограничными племенами ему удалось увеличить размеры своей империи. Он обладал также необыкновенной физической силой. Однако с возрастом в нем стали проявляться негативные черты характера – заносчивость, свирепость, женолюбие и склонность к пьянству, а самомнение императора достигло такой степени, что он провозгласил себя Небесным правителем и приказал строить на горе в своей столице Чаогэ «Оленью башню» гигантских размеров. По свидетельству Сыма Цяня, за семь лет строительства неустанно работавшие на стройке десятки тысяч рабов возвели ее «выше облаков». Эта башня была окружена отделанными нефритом гигантскими дворцами, а вокруг них он разбил многочисленные сады для увеселений. В этих садах Дисинь приказал устроить винные озера и мясные леса. Забавы ради он сгонял в озера и сады своих слуг и рабов и наблюдал, как они напиваются и тонут. Дисинь разослал по всей стране своих солдат, чтобы они для него разыскивали и похищали красивых женщин. Также Дисинь прославился как изобретатель изощренных пыток. Одна из таких пыток, описанная Сымой цянем, состояла в том, что над большим костром подвешивали бронзовый столб, обильно смазанный маслом. Осужденного заставляли идти по этому столбу, а император вместе со своими наложницами наблюдал, как несчастные падали на раскаленные угли и сгорали заживо. Часто в опалу попадали владетельные князья и высшие чиновники государства, которые пытались порицать его безумное поведение. Так были казнены князья цзюхоу и Аохоу, а чжоуский князь Вэньван чудом избежал смерти, но провел много лет в подземной тюрьме Юли. Спас ему жизнь огромный выкуп, собранный приближенными князя. Сын Вэньвана Уван, как уже говорилось выше, поднял восстание против Дисиня, собрал под свои знамена войска всех 800 удельных князей Китая (за исключением княжества Гучжу) и выступил в поход. В сражении у столицы империи Чаогэ войско Дисиня было разгромлено, сам он бежал в столицу, поднялся на «Оленью башню», надел императорскую одежду, украшенную драгоценными камнями, разжег в башне огонь и бросился в него. Когда в город вступило войско победителей, то воины нашли тело Дисиня, и новый император Уван приказал отрубить трупу деспота голову и выставить на всеобщее обозрение.