Текст книги "Возврата к старому не будет"

Зимин побледнел. Вся его кровь прихлынула к сердцу. Охотничьего билета у него не было.

– Билет. Вы знаете, что такое билет?

– Конечно, – сказал Зимин, – у меня его с собой нет, оставил дома.

Недоверчивая улыбка появилась на лице капитана.

– Ну что, придется составить на вас акт и изъять ружье. Вы прекрасно знаете, что срок охоты закончен 25 апреля.

– Что вы, товарищ капитан, – взмолился Зимин. – Будьте добры, отпустите меня. Меня там ждут товарищи, слышишь, кричат и стреляют.

– Ваша фамилия, – спросил капитан.

Зимин ответил:

– Чистов.

– Где и кем работаете?

Зимин улыбнулся, серьезно посмотрел на капитана:

– Секретарем Сосновского райкома партии. А вы кто такой и откуда появились на территории нашего района?

Капитан что-то невнятно пробормотал. Поднял лежащее на земле трехствольное ружье.

– Я сейчас вернусь, – и был таков.

Зимин ждал его минут пять, он не вернулся. Зимин снова вышел на просеку и добрался до автомашины. Часть охотников вернулась, разливали вторую бутылку водки и врали, кто что видел. Зимин молчал. Трифонов его ждал.

– Ты где пропадаешь? – спросил Трифонов. – Я тебя искал, кричал и стрелял.

– Ходил по просеке на Сережу посмотреть, – ответил Зимин.

– Ну и что ты там высмотрел?

– Капитана милиции, – ответил Зимин, – откуда он, смелости не хватило спросить.

– Я его тоже видел, – сказал Трифонов, – это с Арзамаса, они вчера приехали с Наумовки и пьянствовали в Королевке. Сегодня решили поохотиться. Узнали, что мы приехали, собирались уехать.

– Он тебе фуражку показывал? – спросил Зимин.

– Нет, – ответил Трифонов, – он был без фуражки. Давай будем готовить завтрак, шефы скоро придут, запросят есть.

Завтрак варили в двух ведрах, в одном баранину, в другом – кур. Когда куры сварились, на курином бульоне сварили двух полуторакилограммовых судаков. По чистому лесному воздуху распространялся приятный запах вареного мяса и рыбы. Охотники подходили к автомашинам, пришел Семенов вместе с Чистовым и Бойцовым. Они ходили за ним как тени, но на почтительном расстоянии. Все пришли с пустыми ягдташами. Все в кого-то стреляли и объясняли каждый по-своему, по-охотничьи, с присказками.

Завтрак был готов, не вернулись с охоты Росляков и Черепков. С нетерпением их ждали все. Черепков вскоре пришел, принес убитого глухаря. Все восхищались красивой большой птицей и не жалели комплиментов в адрес охотника.

Чистов спросил Зимина:

– Ты, Ульян Александрович, как поохотился?

– Отлично, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – По вашему указанию я остался охранять автомашины, ну и все прочее, – показал на подготовленный завтрак. – Кругом стреляли, мне было очень жаль, что мне ничего не оставят и все перебьют. Думаю, пройду-ка я по просеке, – махнул в ее сторону. – Иду, внимательно смотрю – в кустах что-то затрепыхало. Мелькнуло что-то красное на темно-синем фоне. Я вскинул ружье и почти не целясь выстрелил. Быстро бегу к жертве, думаю, убил что-то большое и все с завистью будут смотреть на меня, как вы сейчас смотрите на Черепкова. Навстречу мне из кустов выходит человек в милицейской форме и держит в руках фуражку. «Вы что, – говорит он, – наделали. Ведь чуть меня не убили. Посмотрите на мою фуражку». Подает мне фуражку. Я взял ее, она походила на решето, в шестидесяти двух местах была перебита дробью. Посмотрел на его голову, ни одной дробинки в ней не нашел. Капитан спрашивает: «Предъяви охотничий билет». Я говорю: «У меня его с собой нет». Еще кое-что я ему сказал, и он от меня убежал.

– Врешь ты как бывалый охотник, – сказал Чистов.

– Зачем врать, Анатолий Алексеевич, – возразил Зимин. – Если хотите, я вам докажу фуражкой.

Зимин подумал, если Трифонов видел капитана без фуражки, значит, он фуражку бросил. Бросил именно там, где лежал или спал. Все смеялись, считали, что Зимин сочиняет.

– Ну, докажи, – сказал Чистов.

Зимин взял стоявшее ружье, зарядил и ушел по просеке. Изорванную дробью фуражку он нашел, где и предполагал. Когда возвращался обратно, через него полетел кем-то вспугнутый глухарь. Зимин выстрелил, тяжелая птица упала в пяти метрах от него и побежала. Зимин с большим трудом догнал глухаря и живым, с подбитым крылом принес к охотникам. Все от изумления раскрыли рты. Чистов взял глухаря и хотел живым привезти в Сосновское, но птица с силой долбанула его по большому мясистому носу, он не удержал ее в руках, бросил. Она снова пыталась сбежать. Ее поймали и безжалостно, как браконьеры, добили. Милицейская фуражка переходила из рук в руки. Все восхищались точным попаданием и верили, что во время выстрела она была на голове человека.

Пришел Росляков, он принес двух уток и рябчика. Застрявшую автомашину вытащили. Завтракали на берегу большого омута. Похмелялись водкой. Семенову предложили выпить коньяка, он отказался. Сказал:

– Что все пьете, то и я.

Завтрак соединился с обедом. Три раза подогревали уху и баранину. Пили, ели, играли в домино. Стреляли по пустым бутылкам, состязались в стрельбе. Каждый хвалил свое ружье. Но с одного выстрела за двадцать шагов в бутылку никто не попадал. Расстреливали бутылки на лету. День прошел, остались одни воспоминания.

Вечером вышли на тягу за вальдшнепами. Вальдшнепы тянули хорошо, охотники стреляли еще лучше, убил двоих только Росляков. Ночевать шефы не стали, уехали в Сосновское, захватили с собой и Зимина. Из-за милицейской фуражки его целый день разыгрывали, смеялись. Зимин молчал.

Дорогой подвыпивший Чистов просил Семенова и Рослякова не забывать их, бывать в Сосновском районе. Прорезая светом фар ночной серый воздух, по лесной с глубокими колеями дороге медленно шли автомашины с подключенными передними мостами. Пассажирам казалось, что автомашина стояла на месте, а мимо нее пробегали деревья и кустарники. Сидели молча, каждый думал о своем. Росляков думал, отдадут или нет сосновцы охотничьи трофеи им, гостям. Чистову хотелось поговорить с Семеновым, на ум лезли хорошие вопросы, через час-два он их забыл бы и надолго, а может быть никогда не вспомнил бы, но говорить в присутствии посторонних не мог. Что подумает шеф? Поэтому, уставив свой нос в одну точку, тоже молчал.

Автомашина остановилась и, как больная малярией, затряслась. Мотор выл, работая на больших оборотах в разнос.

– Кажется, сели, – сказал Чистов.

– Главное – не буксуй, – предупредил Семенов. – Выйдем из автомашины, посмотрим и решим, что делать.

Колеса автомашины зарылись в мягкую торфяную землю по ступицы. Автомашина стояла не на колесах, а висела на осях и дне кузова.

– Кажется, немного перестарался, Анатолий Алексеевич, – улыбаясь, сказал Семенов.

Подошедшая вторая автомашина остановилась. Из нее все вышли. Бойцов окинул застрявшую автомашину оценивающим взглядом, сказал:

– Пустяки, сейчас выскочит, как пробка из бутылки.

Он открыл багажник своей автомашины, вытащил трос, отдал его Черепкову, велел подцепить застрявшую автомашину за задний крючок. Шоферы Бойцова и Чистова сели за руль. Взвыли моторы. Рывок, трос натянулся, застрявшая автомашина задрожала, но осталась на месте.

– Крепко села, – сказал Бойцов.

Он по-хозяйски достал из багажника топорище, измазанное маслом и грязью. Не спеша протер его тряпкой. Топор подал Черепкову.

– Сергей Петрович, руби вагу, будем вываживать.

Черепков скрылся в мраке майской ночи. Раздался стук топора. Через несколько минут он появился, таща длинный ствол березы с отрубленными сучками, сделал из него пятиметровую вагу. При помощи нее зад автомашины был поднят и обоими колесами стоял на подложенных в колею чурках. Снова взревели моторы, оглашая ночной лес на километры. Застрявшая автомашина выскочила и легонько ударилась задом в свою спасительницу. Бойцов выбежал с руганью. Черепков оправдывался, говорил, что не мог сдержать, что ножной тормоз слабо держит. Семенов стоял и безучастно наблюдал. О чем он думал? Скорее всего, слушал весеннюю песню ночного леса. От слабого ветра шелестели кроны березы и осины молодыми, только что появившимися листьями.

– Какая прекрасная ночь, – сказал Семенов. – Спать хочется, но и проспать такую красоту грешно. Редко такое видишь и ощущаешь. В детстве я любил такие ночи проводить у костра, печь в золе картошку, а редко яйца. Какие они вкусные и ароматные!

– Мы организуем, Василий Иванович, – сказал Чистов.

– Что вы, Анатолий Алексеевич, – возразил Семенов. – Я сыт и ничего не хочу. Вспомнилось мне далекое тяжелое, но счастливое детство деревенского мальчишки.

Чистов Семенова не слушал. Он думал: «Почему Трифонов всего не приготовил? Почему остался в Рамешках? Не поехал с нами домой». Зимин стоял в трех метрах от него. Чистов подошел к нему и отвел в сторону, спросил:

– Ульян! Сколько бутылок водки прихватил с собой?

– Ни одной, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин.

– Почему? – повысил голос Чистов.

– Все выпили, не осталось ни одной бутылки, – тихо ответил Зимин.

Чистов приложил ладонь левой руки к своему лбу, казалось, измерял температуру своего тела. Тихо заговорил:

– Как вы с Трифоновым меня подвели. Любой ценой надо достать бутылок десять водки и полсотни штук яиц.

– Достанем, Анатолий Алексеевич, – заверил Зимин. – Если в деревне Рожок не сумею, то в Лесуново обязательно.

– Надеюсь на тебя, Ульян, – сказал Чистов. – Надо бы здесь отметить задержку.

– У Бойцова есть две бутылки, – сказал Зимин. – Я видел, он вместе с колбасой положил в бардачок.

– Ну этот Иван!

Что этим хотел сказать Чистов, Зимин не понял. Похвалить или упрекнуть Бойцова?

– Анатолий Алексеевич, поехали, – громко сказал Семенов и полез в автомашину.

– Минуточку, Василий Иванович, – ответил Чистов и подошел к автомашине Бойцова. – Иван Нестерович! У тебя есть что-то в заначке, надо по чарочке подать.

– Откуда ты знаешь? – улыбаясь, ответил Бойцов.

– Знаю, что есть, поэтому и подошел к тебе.

– Купил я позавчера две бутылки – думаю, отложу на черный день, пригодится, – ухмыляясь, заговорил Бойцов.

Чистов крикнул:

– Братцы-охотники, выпьем по чарочке за упокой нашей дичи.

Бойцов шел за Чистовым, держал в руках по бутылке водки. Запылал костер. При свете костра, окруженного со всех сторон охотниками, Бойцов наливал водку в стакан, по очереди протягивал. Зимин на закуску предлагал колбасу и хлеб. Бойцов увел Зимина к своей автомашине. Озираясь кругом, негромко сказал:

– Ульян Александрович, надо где-то приобрести водки и закуски. Трифонову было бы проще, он дома, но схитрил, не поехал с нами.

– Все будет, Иван Нестерович, – ответил Зимин и подумал: «Какой вы неблагодарный народ. Человек угощал вас, не жалея ни денег, ни времени, и не угодил. Полным ходом идет посевная, его место там».

На востоке появилась белесая полоска, она постепенно расширялась, захватывая новые пространства на небесном куполе. Зимин подошел к костру. Чистов о чем-то рассказывал и громче всех смеялся, он перебил его:

– Скоро рассвет, может быть, останемся, послушаем утреннюю тетеревиную песню.

Бойцов поддержал:

– Дело говорит Ульян. Через полчаса потянут вальдшнепы, а через час зашумят тетерева. Здесь недалеко на заброшенных полях деревни Груздовик их больше, чем галок в Сосновском.

Раздались одобрительные голоса.

– Тогда мы с Ульяном Александровичем покинем вас на полчасика. Вы выезжайте на поле, автомашину ставьте на опушку леса. Мы вас найдем. До деревенского поля отсюда около двух километров.

Выехали на поле Груздовика. Вместо деревни стояли три полуразвалившихся не то сарая, не то конюшни, их очертания в предутренней ночной мгле были похожи на что-то сказочное.

– Куда поедем? – спросил Бойцов.

Зимин сразу не ответил. Голова у него со страшного похмелья и недосыпа работала туго, но все же работала. Подключала спящие мозговые шарики.

– Поедем в Большую Пустынь, – ответил Зимин. – Магазин там есть, продавец, кажется, местный. Заедем к отцу моего главного бухгалтера Васильева. Он нам все и организует.

– У тебя, Ульян Александрович, голова стоит целого районного дома советов, – похвалил его Бойцов. – Очень правильно придумал и решил. В деревню Рожок ехать на одной автомашине лесом да притом ночью опасно, где-нибудь ввалишься в глубокую колею и капитально сядешь. Что тогда скажет нам Чистов. Большая Пустынь здесь рядом, и дорога хорошая. Вон она, матушка-спасительница, уже видна.

Вдали из-под света фар показались крайние дома деревни. Проехали по спящей деревне. Целая стая собак разного роста, разной окраски, с опущенными длинными и короткими стоячими ушами с визгом, воем и лаем неслась вдоль деревни за автомашиной.

– Вот черти, разбудят всех жителей деревни, – сказал Зимин. – Остановись у этого крайнего нового дома.

Бойцов свернул с наезженной песчаной дороги и поставил автомашину на лужайку под окна дома. Зимин постучал по стеклу. Окна дома осветились. Одно раскрылось, из него высунулась голова старика с аккуратно подстриженной посеребренной бородкой.

– Кто там? – спросил старик.

– Я, Иван Васильевич, – ответил Зимин. – Вы меня узнали?

– Да, Ульян Александрович, – сказал старик.

– Тогда выйдите, пожалуйста, на улицу, будет разговор.

Старик быстро собрался и вышел, скрипя калиткой. Бойцов сидел в автомашине, решил не показываться. Зимин поприветствовал старика. Попросил его сходить к продавцу.

– Вот тебе, Иван Васильевич, сорок рублей. Принеси двенадцать бутылок «Столичной».

– А если нет? – спросил старик.

– Покупай «Особую».

Старик почти бегом убежал и через пятнадцать минут вернулся. Широко улыбаясь, доложил:

– Все в порядке.

– Иван Васильевич! – спросил Зимин. – Надо еще где-то купить пятьдесят штук яиц.

– Я вас понял, Ульян Александрович. Это добро у нас свое есть.

Он скрылся в дверях сеней и вынес наполовину наполненную яйцами корзину с оторванной ручкой, без перевесла.

– Здесь очень много, – сказал Зимин.

– Берите все, – ответил Васильев, – пересчитывать не будем. Довезете, на месте сосчитаете.

Бойцов шептал из автомашины:

– Зачем отказываешься, бери все, пригодятся.

Зимин хотел ответить: «Я без тебя знаю, брать или не брать. Ты платить за них не будешь, а мне придется». Затем подумал: «А стоит ли отношения портить».

Водку уложили на заднее сидение, каждую бутылку обернули тряпками и закрыли фуфайкой. Корзину с яйцами Зимин поставил себе на колени.

Подъехали к одиноко стоявшей автомашине Чистова. Свою автомашину Бойцов поставил рядом и хотел вздремнуть.

– Иван Нестерович, – сказал Зимин, – пойдем на охоту. Грешно такое утро проспать.

Раздавалась тетеревиная песня. Она заглушала пение богатого пернатого мира. Где-то вдалеке глухо раздался ружейный выстрел.

Бойцов с Зиминым шли по краю поля, зараставшего сосной. Тетерева токовали в двухстах и более метрах от леса. Токовали одиночками, разрозненно. Каждый принял вид воинственно настроенного рыцаря и своим чувыканием звал противника на смертный бой.

– Кто-то уже разогнал ток, – сказал Зимин. – Давай срежем по елке и будем подходить.

С большим трудом охотничьими ножами срезали по двухметровой елке и разошлись. Зимин видел, как Бойцов быстро шел, неся перед собой елку и уже на расстояние выстрела подходил к токовавшему тетереву. Птица, увлеченная своим воинственным достоинством, не обращала внимания на двигавшуюся елку. Зимин шел медленно, потому что его жертва почуяла что-то недоброе, веер хвоста сложила, высоко подняла голову и собиралась улетать. Пришлось остановиться и ждать. В это время Бойцов выстрелил и бросил елку, побежал к подбитому косачу. Со всего поля не только тетерева, но и все мелкие пташки поднялись и скрылись в лесу.

Зимин ругал Бойцова на чем свет стоит. Он думал: «Напрасно научил Бойцова подходить к тетеревам с елкой». Охота была сорвана. Солнце медленно плыло над лесом, удаляясь выше от горизонта. К автомашинам один Бойцов принес убитого тетерева. Остальные охотники только ноги сбили, а дичь в головах осталась.

Чистов с Семеновым подошли последними. Он подозвал Зимина, отойдя от Семенова на почтительное расстояние, спросил:

– Ульян Александрович, как дела?

– Все в порядке, Анатолий Алексеевич, – тоном уставшего человека ответил Зимин. – Привез двенадцать бутылок «Столичной» и сто штук яиц.

Яйца Зимин не считал и надеялся, что Чистов не будет пересчитывать.

– Надо бы сварить чего-нибудь горячего, – сказал Чистов. – Как думаешь, Ульян Александрович?

– Неплохо бы, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин, – но я об этом не подумал. Голова отказывается думать. Две ночи не спали да похмелье.

– А ты похмелись, – предложил Чистов.

– Не могу, Анатолий Алексеевич, сердце не выдержит, а умирать рано, надо дочерей замуж отдать.

К ним подошел Семенов и спросил:

– Что вы тут шепчитесь? Не пора ли закругляться и по домам?

– Рано, Василий Иванович, – преобразившись в веселого, угодливо ответил Чистов. – Надо отдохнуть, подышать чистым весенним лесным воздухом. Такое бывает не каждый день.

– Верно, Анатолий Алексеевич, – сказал Семенов, – но и про работу забывать не надо.

– Что верно, то верно, – расхохотался Чистов. – До работы еще больше суток, хватит времени выспаться и подумать.

Костер уже давно горел. Бойцов угощал всех водкой и себя не забывал. Закусывали сырыми яйцами. Зимин предложил Чистову испечь в золе одного глухаря, но Чистов возразил:

– Все трофеи гостям.

От выпивки отказались Зимин и Семенов. Оба ссылались на болезнь печени и сердца. Семенов принимал активное участие в запекании яиц, пил горячую воду. Зимин спрятался в автомашину. Сладко посапывая, спал.

До двенадцати часов разделались с водкой, яиц осталось десятка два. Чистов разбудил Зимина и сказал:

– В Лесуново надо еще достать водки и что-то сварить. Посидим часика три на озере Родионово. Покажем гостям нашу природу.

Зимин удивленно спросил:

– Разве выпили всю водку? Не может быть.

– Выпили, Ульян Александрович, – сердито сказал Чистов.

Зимин никогда в жизни не похмелялся и утром водку никогда не пил. В свою очередь, он ненавидел пьяных людей утром, считал их алкоголиками, слабохарактерными людьми. Зимин от опохмеления и вообще выпивки утром каждый раз умно отказывался, ссылаясь на сердце или печень. От него легко отставали угощавшие. Только кидали пьяные взгляды и сожалеючи думали: «Какой же ты несчастный человек. Даже выпить тебе по-человечески нельзя», но говорили ему другое: «Какой ты молодец, умеешь держаться, а вот мы не можем».

– Анатолий Алексеевич, – пожаловался Зимин. – У меня денег нет. Что было – все израсходовал.

– Найди! – грубо оборвал Чистов. – Не мне тебя учить.

На этом разговор окончился. В Лесуново Зимин зашел в магазин. Продавщица его сразу провела на склад, где он взял десять бутылок «Столичной», набил полную сумку мясными и рыбными консервами. В столовой прихватил полведра чищеной картошки и кусок свинины. Бойцов удивленно говорил своим спутникам и подошедшему к автомашине Чистову:

– Ульяну все везде доступно. Приятно на него смотреть. Он словно хозяин в магазине и столовой.

Чистов уклончиво ответил:

– Верят – это очень хорошо. Но веру надо чем-то заслужить.

Приехали на берег озера Родионово со стороны узкоколейки. В бору с корявыми столетними соснами с сомкнутыми на большой высоте от земли кронами оставили автомашины. Все съестные припасы перенесли на песчаный берег озера, развели костер. Варили мясо с картошкой, подогревали консервы. Снова пили, ели, рассказывали кто что знал. От только что освободившегося ото льда озера тянуло прохладой.

Семенов подошел к непьющему Зимину, положил руку на плечо, спросил:

– Ульян Александрович, вы израсходовали очень много денег. Как будете перед женой отчитываться?

Зимин не ожидал такого вопроса. Посмотрел в глаза Семенову:

– Отчитаюсь, Василий Иванович, с помощью, – и показал рукой в направлении сидевших охотников.

– Все ясно, – сказал Семенов, – с меня сколько причитается?

– Что вы, Василий Иванович, – возмущенно ответил Зимин, – нисколько. Деньги Чистова, мы с ним рассчитаемся, – и подумал: «Правду нельзя говорить. Правдой оттолкнешь от себя всех. Как-нибудь при помощи Трифонова выкручусь или пожертвую месячной зарплатой».

Изрядно перебравший Чистов потребовал внимания:

– Братцы, расскажу я вам один военный эпизод.

Все устремили пьяные взгляды на Чистова. Он машинально посмотрел на подошедшего Зимина с Семеновым. Ум его будоражили героические мысли.

– Братцы, привезли нас в июне 1942 года в город Калач. Заняли мы оборону недалеко от города на левом берегу Дона. Пьяные немцы с песнями и криками ходили по высокому правому берегу. У них все делалось словно по расписанию. Авиация нас бомбила три раза в день в строго определенное время. Артподготовка – два раза в день. Снарядов и мин они не жалели. Как начнут пулять, ну, думаю, спасай, матушка – донская земля, и ложились на дно окопа. Воду мы и немцы брали из Дона. Первое время ночью под покровом темноты, с термосами за спиной, целым отделением крадучись набирали воды. Тоже самое делали и немцы. Не знаю как, по-видимому, само по себе, по какому-то неписаному закону установилось, что немцы и мы в одно и то же время брали в реке воду. Позднее немцы стали объявлять: «Русь, не стрелять, будем воду брать». Наступала тишина. Как я, братцы, натерпелся, сколько я перенес страха и горя!

Семенов сидел рядом с Чистовым. Он знал, рассказ Чистова мог длиться часами, чтобы не слушать неприятные воспоминания и перевести разговор на другую тему, сказал:

– Многое в то время перенес на своих плечах многострадальный русский народ. В тылу – голод и холод. Каждый день приходили похоронные. Ручьями лились слезы матерей, сестер и жен. На фронте и того хуже. Каждый солдат, просыпаясь в землянках переднего края, думал: «Проживу ли я сегодняшний день?» Что прошло – того уже не вернешь. Сейчас нам надо думать не о тяжелом прошлом, а о будущем. Наша задача – произвести изобилие продуктов питания. Приятно будет видеть, как продавцы продуктовых магазинов будут зазывать народ, предлагать в большом ассортименте мясо, колбасы, ветчину и так далее, не говоря о молочных продуктах.

– Скоро, Василий Иванович, будет у нас изобилие продуктов, и скоро будет, – вмешался в разговор Чистов. – Наш Сосновский район, принимая такую безвозмездную большую помощь государства, через пять лет увеличит поголовье всех видов скота в два раза. Урожайность всех зерновых и овощных культур увеличим в два с половиной раза.

– Ну, сейчас будет травить баланду, – сказал Бойцов, – никому слова не даст сказать.

Чистов не слышал реплику Бойцова, продолжал:

– Все совхозы района превратятся в рентабельные высокопроизводительные хозяйства. О нас будет говорить не только областное радио и телевидение, но и центральное.

Бойцов подошел сзади к Чистову, сказал:

– И международное.

Положил правую руку ему на плечо и попросил на пару слов по секрету. Чистов с трудом поднялся на ноги. Отошли на почтительное расстояние.

– Анатолий Алексеевич, водки больше нет. Надо послать Зимина в Лесуново, чтобы кое-что привез.

Чистов посмотрел на него рассеяно, взгляд его блуждал где-то в заоблачных далях. Пожевал пустым ртом. Ответил не сразу.

– Мне кажется, пора кончать, Иван Нестерович. Попили, поели и хватит. Не пора ли нам спасибо сказать товарищам Трифонову и Зимину? Организовали на редкость хорошо. Гости очень довольны. Только что-то Василий Иванович компанию поддерживает, а почти ничего не пьет. Все куда-то спешит, а говорит: «Люблю природу».

Он подошел к Семенову.

– Василий Иванович, посмотрите. Разве это не природа?

Чистов показал на озеро, на сосновый бор, на небольшое болотце на краю озера. Вид с бугра на озеро был поразителен.

– Очень жаль, – продолжал Чистов, – наши отцы не пригласили в гости на это озеро знаменитых русских художников Репина или Васнецова. В мировом художественном фонде появилась бы неоценимая картина. Перед вашим взором среди бора-беломошника по крутым высоким холмам и в низинах разной конфигурации карстового происхождения растет столетний сосновый лес. В низинах стройный, высокий, с примесью березы. На буграх и их склонах – редкий, чахлый, корявый, с кронами, похожими на яблони. Среди всего земного и лесного нагромождения раскинулось, как мираж, большое озеро со светло-голубой водой, площадью более квадратного километра. Озеро в любой летний знойный день дышит прохладой. Его чистая прозрачная вода прогревается на глубину полтора-два метра. Хорошо просматривается дно на глубине до трех метров. Тянет оно к себе уставшего путника красотой, опрятностью, естественным песчаным пляжем. Оно похоже на сказочную русалку с распущенными золотистыми косами, смотрящую на вас большими голубыми глазами. Какое счастье сидеть на его берегу, дышать воздухом, наполненным специфическими запахами чистого соснового бора. В будни озеро пустынно. Редко встретишь человека на его берегах. В выходные и праздничные дни стали появляться рыбаки и отдыхающие. В грибной сезон лес вокруг озера наполняется грибниками. В бору растет много белых грибов с толстыми плотными шляпками и еще более массивными ножками.

– Анатолий Алексеевич! – сказал Бойцов. – Это озеро Горьковский завод имени Фрунзе просит под турбазу, за что обещает быть шефом наших лесных колхозов. Я считаю, клиент подходящий, а главное – богатый. Они обещают за один год построить здесь полсотни домиков, столовую, клуб и прочее. Будет куда приехать в любое время года и привезти гостей.

– Что верно, то верно, Нестерович, – ответил Чистов. – Будет место, где можно провести время, выпить и отдохнуть. Надо подумать трезвыми головами. Впрочем, я не возражаю. Для нас с тобой хуже не будет. Озер в нашем районе много. Создадим городским рабочим условия для отдыха. Пусть люди отдыхают.

– Товарищи, – крикнул Зимин, – картошка со свининой готова, сварилась. Не пора ли пообедать?

Все уселись вокруг ведра с картошкой. Зимин подошел к автомашине Бойцова, извлек упрятанные им пять бутылок водки. Снова наполнились и передавались из рук в руки стаканы. Водку разливал сам Чистов. Гостям говорил:

– Выпейте, пожалуйста. Мы вас все очень просим.

Своим подавал молча и следил кто сколько выпил.

Пьяное время летит быстрее птицы. Чистов снова пытался навязать свой рассказ о том, как воевал. Семенов его перебил.

– Анатолий Алексеевич, пора ехать. Вам проще, вы дома. Нам надо добраться до Горького.

– Товарищи, поехали, – не задумываясь объявил Чистов.

Зимин подобрал все на месте отдыха, закопал в землю все отходы, остатки костра залил водой. В Сосновском Семенова и Рослякова ждала автомашина. Шофер подошел к Семенову, без приветствия заговорил:

– Слава богу, приехали. Я все передумал. Переживал, не случилось ли что. Всякое может быть, Василий Иванович.

Семенов, улыбаясь, смотрел на шофера, как бы оправдываясь ответил:

– Задержался не по своей вине, – и показал взглядом на Чистова.

– Зайдем, Василий Иванович и Спиридон Иванович, – сказал Чистов.

В кабинет Чистова зашли пять человек, Бойцов с закуской, Зимин с водкой. Чистов разлил одну бутылку. На посошок выпили все. Семенов с Росляковым на прощание поблагодарили за гостеприимство и охоту.

– Василий Иванович, обождите прощаться, мы вас проводим, – сказал Чистов.

Чистов сел в автомашину к Семенову. Бойцов с Зиминым поехали на автомашине Бойцова «ГАЗ-69А». Пьяный Бойцов автомашину вел уверенно, на предельной для нее скорости. Не отставал от «Волги», мчавшейся со скоростью 80 километров в час. От Сосновского отъехали на 7 километров. Свернули с дороги в сторону, в молодую березовую рощу. Семенов спешил и не захотел выходить, невзирая на уговоры Чистова и Рослякова. Чистов раскупорил бутылку водки, налил в стакан и протянул Семенову.

– На посошок, Василий Иванович.

Семенов приложил губы к стакану, пить не стал. Росляков опрокинул в рот водку, быстро заел хлебом.

– Анатолий Алексеевич, Иван Нестерович, товарищ Зимин, – сказал Семенов, – мы вас очень благодарим за организацию охоты, за угощение и отдых. Нам пора, поехали.

Чистов бросил в ноги шофера две бутылки водки:

– Это вам на дорогу.

«Волга» плавно выехала на дорогу и в одно мгновение скрылась за бугром. Через несколько минут она вышла из лощины на отдаленный бугор и исчезла за поворотом.

Чистов, Бойцов и Зимин допили начатую бутылку водки и поехали по домам. Чистова подвезли до дома. Он, покачиваясь, нетвердой походкой ушел внутрь. Бойцов подвез Зимина. Зашел к нему в избу, выпил еще полный стакан водки. Он уже не узнавал ни Зимина, ни его жену Зою. Зою называл Надей, путал со своей женой, Зимина – Костей. Зимин проводил его до дома.

В шесть часов утра Бойцов позвонил Зимину на квартиру. Сказал:

– Зайди ко мне.

Он жаловался Зимину на жену.

– Ночевать не пустила, спал на полу в чулане. Но это все ерунда. Самое главное: наши шефы – наши друзья.