Текст книги "Приключения Тигрового кота"

Кошки шлюза Крессида

– Боюсь, эта надоедливая луна уже поднимается над вишневыми деревьями. Что ж, детки, пора по домам. А ты, Мати, должен теперь довериться моим лапам, – вздохнул Воробей.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы встать. Когда он наконец с этим справился, перья с его лежанки поплыли в воздухе и опустились на его низкий рыжий лоб, сделав кота похожим на петуха. Но никто из котят не осмелился сказать ему о таком усовершенствовании его внешности, хотя Риа тихонько мяукнула.

А Мати в тот момент был занят более интересным вопросом. Он гадал, как кот таких размеров, как Воробей, сумеет протиснуться сквозь лабиринт коридоров под рыночной площадью. Но Воробей вместо этого повел всех к дальней стене своего жилья, к какому-то люку. Вскоре уже он и четверо подростков стояли на полосе травы, окруженной деревьями, – она тянулась вдоль дальней стороны рынка, выше шлюза по течению реки. К счастью, как заметил Мати, перья со лба Воробья по пути слетели.

Ночь выдалась ветреная. Быстро бегущие облака время от времени открывали звезды. Ветки вишневых деревьев лениво колыхались под высоко стоявшей белой луной. Из глубины памяти Мати всплыла другая картина, то ли из дальних мест, то ли из давних времен. Картина отчаянно холодной и непроницаемо черной ночи и бесчисленных звезд, сверкающих на безоблачном небе. Его сердце забилось быстрее. Может, он вспомнил дом? Мати на мгновение закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, но картина уже исчезла.

– Видишь тот большой шлюз? – спросил Домино. – А напротив то место на берегу, где мы вошли в туннели.

Мати окинул взглядом хитроумное сооружение. И изумился тому, как далеко они прошли по подземным ходам. Ему хотелось задать множество вопросов, но он решил приберечь их до более удобного случая. А пока он стал думать о собрании под полной луной, и от этих мыслей его шерстка слегка приподнялась.

– А нам обязательно идти домой, мистер Воробей? – прохныкала Риа.

Она, как и ее брат Бинжакс, похоже, сгорала от любопытства.

– Может, не обязательно, а? – поддержал ее Домино.

– А! – откликнулся Воробей. – Давайте прикинем. Что скажут ваши мамы? Да, то есть нет, они наверняка скажут, что котята должны спать, а не ходить на встречи взрослых. Да, так оно и есть. Таково правило. «Котята не могут присутствовать на собрании полной луны».

– Я им не котенок, – прошипел себе под нос Бинжакс, но Мати его услышал. – А как насчет Мати? – произнес Бинжакс погромче.

– Но ведь Мати нужно представить другим кошкам. О, это совсем, совершенно другое дело! А теперь поспешите, молодежь, а то ваши родители сдерут с меня шкуру, если узнают, что это я вас так задержал!

Бинжакс и Риа с несчастным видом потащились прочь.

Домино, прежде чем уйти, бочком подобрался к Мати:

– Удачи тебе, приятель! Покажи им, каков ты!

Он подмигнул и умчался вдогонку за другими, высоко задрав полосатый хвост.

Мати было жаль, что Домино уходит.

– А теперь взбодрись, малыш! – мягко сказал Воробей.

Он повернул в сторону рыночной площади, и Мати шел рядом. Мати уже чуял присутствие других кошек. И когда они приблизились к дальней стороне пустой рыночной площади, он увидел их, усевшихся в круг в лунном свете. Некоторые забрались на прилавки, другие сидели на земле. Одна вскарабкалась на ветку дерева.

Мати боролся с желанием повернуться и убежать. Он приказал себе держаться храбро, но тут же заметил, что его хвост сам собой прижимается к боку. Мати приказал хвосту подняться, но тот не послушался.

Людей на рынке не было. Лишь вдалеке, у мусорных баков рядом с парком, какой-то старик в потрепанном пальто искал съестное. Его башмаки скрипели на битом стекле. Узловатые пальцы рылись в мусоре, выуживая пластиковые коробки с остатками лапши, холодную картошку в промасленной бумаге, недоеденную пиццу… А еще дальше на дороге гудело движение, и с другой стороны шоссе доносились приглушенные звуки музыки из ночного клуба; от этих звуков у Мати покалывало лапы.

По мере того как Воробей и Мати подходили ближе к кошкам, Мати стал понимать, что собрание при полной луне уже идет вовсю. На одном прилавке сидел сиамец с узкой мордочкой и вещал слегка гнусавым голосом:

– И я знаю, что кое-кто из вас скажет: пусть придет лето, а уж тогда разберемся, но я скажу – мы должны подготовиться! Всем известно, что крысы способны захватить наши дома, отобрать источники еды – просто одолеть нас количеством…

– Крыса мне не страшна! – крикнул кто-то из слушателей.

– Может, и так, а что ты скажешь о тридцати крысах? Или пятидесяти? Помните, их число вырастает в десять раз быстрее, чем кошка успевает привести в порядок свою шкурку!

Все согласно закивали и забормотали.

Воробей наклонился к Мати.

– Это Финк Дальновидный, Смотритель и Ловец Крыс, – прошептал он. – Отличный парень, но любит поговорить… – Воробей нетерпеливо фыркнул. – Пусть сначала крысы придут, – произнес он, ни к кому в особенности не обращаясь. – Мне и не нужно защищать от них мои запасы рыбки.

На прилавок рядом с Финком вскочил большой черный кот. Его бархатная шкурка поблескивала в лунном свете, мощный хвост хлестал из стороны в сторону, а резкие волны мускусного запаха окружали его, как невидимый плащ. Еще до того как кот заговорил, Мати понял: это и есть альфа-кот, вожак, чей запах он уловил раньше, днем. Он командовал здесь всеми кошачьими.

Воробей шепотом сообщил:

– А это, само собой, наш вожак Пирруп: вождь Пангур Храбрый, король наших мест. Таков его полный титул, но не трудись его произносить, вполне достаточно называть его Пангуром.

При последних словах Мати почувствовал огромное облегчение: полный титул показался ему слишком сложным, а порядок слов – странным. К тому же Мати уже устал и просто не смог запомнить даже титул Финка.

– Спасибо, Финк, что обратил на этот вопрос наше внимание, – заговорил Пангур. – Давайте вернемся к этому, когда вдоль берега реки зацветут нарциссы. Согласны?

Кошки хором замяукали.

Пангур кивнул.

– Кто-нибудь против?

Эти его слова были встречены полным молчанием.

– Хорошо, – решил красавец-кот. – Тогда перейдем к следующему пункту…

Собрание продолжалось, кошка за кошкой занимали место на прилавке. Мати заметил, что Воробей подавил зевок.

Сам Мати всматривался в толпу. И вдруг заметил Домино, Риа и Бинжакса, затаившихся в кустах на краю пустого рынка. Он тут же повернулся в сторону Пангура, чтобы Воробей не проследил за его взглядом.

– Похоже, больше важных дел нет? – спросил Пангур, оглядывая всех.

Его вопрос подразумевал отрицательный ответ. Мати посмотрел на Воробья, ожидая, что тот заговорит, но большой рыжий кот промолчал.

– Хорошо, – кивнул Пангур, взмахнув хвостом. – Спасибо вам за терпение. И теперь, коты шлюза Крессида, я закрываю собрание.

Все начали вставать, переходить с места на место, приглаживать усы, откашливаться. Мати почувствовал, как от их шкурок исходит возбуждение. И вот они запели в унисон, и это было кошачье завывание, подобного которому Мати никогда не слышал:

 
Рыжая крыса вторгается к нам,
Что-то хватает и сразу бежит.
Мягкое брюхо ее разорвем!
Справедливость и месть, зуб за зуб!
Если же кто-то вдруг нападет
На кого-то из нас, на кошку Крессиды,
Держитесь вместе, деритесь вместе!
Вместе будьте всегда, ешьте и пойте,
Мурлыкайте вместе,
А если надо – падите вместе!
 
 
Право владения – это наш враг,
Мы независимы от оков.
Кошачья мудрость превыше всего,
Мудрость кошки и хитрость ее.
Держитесь вместе, деритесь вместе!
Вместе будьте всегда, ешьте и пойте,
Мурлыкайте вместе,
А если надо – падите вместе!
 
 
И при этом – живите вечно!
 

Кошачий гимн завершился воем, мяуканьем и прыжками. Какой-то молодой рыжий в полоску принялся царапать булыжники, маленькая голубая стала скрести прилавок. Но постепенно все успокоились и собрались расходиться, мурлыкая. Воробья тоже захватил всеобщий дух, он довольно мурлыкал. Мати наблюдал за всем, широко раскрыв глаза. Только черный кот оставался сдержанным и лишь посматривал на свое племя. И вдруг его глаза пристально уставились на Мати, и тот сразу прижался к огромному боку Воробья.

– Гм… – проворчал Воробей. – Прости меня, Пирруп, вождь Пангур Храбрый, король… ну, в общем, у меня, то есть у нас, имеется одно дельце.

Пангур впился в них взглядом:

– Ты мог сказать это до того, как я закрыл собрание.

– Это верно, прости мою невоспитанность, – запинаясь, произнес Воробей.

Он явно не привык к подобным вещам.

– Прошу всех вернуться! Наберитесь терпения, собрание еще немного продолжится…

Те, кто уже хотел уйти, вернулись на свои места.

Воробей неохотно подошел к высокому прилавку, Мати тащился следом. Рыжий кот взобрался на соседний прилавок, пониже, и лишь потом с тяжелым вздохом и с явным усилием запрыгнул на высокий пьедестал, упав на него всем весом.

Мати услышал веселое мяуканье среди зрителей, и ему стало больно за Воробья. Однако самого Воробья это как будто совсем не задело.

– Иди сюда, – велел он Мати, и тот легко запрыгнул на прилавок.

Вокруг тут же воцарилась тишина. Мати почувствовал, как подул ветерок, шевеля его красно-коричневую шерстку. Пангур стоял на прилавке молча, на его морде ничего не отражалось, но его сильный хвост метался из стороны в сторону.

Все, что делал Воробей, он делал медленно. Почесал задней лапой за ухом. Шумно откашлялся. И наконец заговорил:

– Мне бы хотелось представить всем Мати. Вот это – Мати. – Он кивнул в сторону красновато-коричневого котенка. – Мати приплыл к нам на пароходе, на большом корабле, который встал в порту далеко за нашей Территорией. А потом шел вдоль реки, пока не дошел до нашей рыночной площади. Он любопытное юное существо. Он не знает толком, откуда он родом, но отлично ловит мышей. И я уверен, он бы нам пригодился.

Мати был в ужасе от того, что мышиная ложь теперь разлетелась по всему сообществу, как дурной слух, но исправлять дело было слишком поздно.

– Он отличный юноша, готовый трудиться, и хотя у него нет матери, которая могла бы высказаться в его пользу, и нет никого, кто поручился бы за него, он мне кажется представителем рода кошачьих, достойным полного доверия. – Немного помолчав, Воробей продолжил: – Так что мне бы хотелось… ну, то есть я вас прошу подумать о том, чтобы разрешить ему присоединиться к нашему роду… ну, то есть к нашей общине… в общем, стать котом шлюза Крессида.

На этом Воробей закончил свою речь. После чего облизнул нос и глубоко вздохнул.

– И с чего бы нам разрешать ему это? – рыкнула серая в полоску королева.

– Синестра Храбрая, Защитница Территории, – прошептал Воробей. – Амма Риа и Бинжакса.

– Он больше похож на какого-то оборванца! – добавил сиамец Финк, подбираясь ближе.

Прекрасная белая персидская кошка вспрыгнула к ним на прилавок и остановилась невдалеке от Воробья и Мати.

– Боже мой, да вы только посмотрите на него! – Она наморщила носик. – Вы уверены, что он нашего рода? Я хочу сказать, он выглядит довольно… – Она понизила голос до возмущенного шепота. – Он скорее похож на африканского дикого кота, если вы понимаете, о чем я!

– Арабелла, но это же просто чушь! – любезным тоном откликнулся Воробей.

– Нет, я согласен с Арабеллой… может, он из тех кошек из джунглей, о которых мне приходилось слышать, – ноющим голосом заявил Финк, присоединяясь к персидской на прилавке.

– Хватит! – рявкнул Пангур.

Финк и Арабелла мгновенно спрыгнули с прилавка и вернулись на свои места среди слушателей.

– Вся эта язвительность ниже нашего достоинства. Давайте послушаем самого котенка.

– Да, – согласилась молодая пестрая с белыми пятнами кошка из слушавших. – Пусть Мати скажет!

– Уж тебе бы помолчать, беспризорница! – проворчала Арабелла, обращаясь к пестрой. – Ты сама-то не настоящая кошка Крессиды… и даже не взрослая! Что она вообще тут делает?

– Хватит, я сказал! – прошипел Пангур и повернулся к Мати. – Ну, давай, что скажешь? – подбодрил он подростка.

Мати посмотрел на Пангура, потом на Воробья, и тот ободряюще улыбнулся.

– Ну… мистер Пангур… храбрый вождь… вождь… – Мати сбился, услышав взрыв хохота внизу.

Мати подумал, что самая постыдная из всех возможных ошибок – ошибка в произнесении имени вожака. Его янтарные глаза расширились.

– Называй меня просто Пангуром, – велел вожак.

Мати энергично кивнул (вызвав новый всплеск веселого мяуканья) и заставил себя продолжить дрожащим голосом:

– Я очень вам благодарен за то, что позволили высказаться, мистер Пангур. Я приплыл к вашей реке на корабле, а сегодня утром добрался до вашей Территории. Думаю, это замечательный рынок… – Тут кое-кто из зрителей одобрительно замурлыкал. – У меня есть кое-какое образование, и я помню две первые опоры, о которых говорят котятам, хотя и забыл третью…

Пангур смотрел на него без всякого выражения.

А вдруг на шлюзе Крессида не знают о трех опорах? Мати заговорил о другом:

– В общем, я не уверен, что от меня будет большая польза вашему сообществу, но я обязательно буду стараться. Я на самом деле не слишком знаю, как ловить мышей… – Послышалось неодобрительное ворчание. – Но я умею воровать и плавать, ну… в мелкой воде, и…

Зрители изумленно вздохнули.

– Что ты сказал? – в удивлении переспросил Пангур.

– Это правда, я никогда не охотился на мышей, – удрученно признался Мати, ожидая взрыва гнева Пангура.

– Нет-нет… насчет плавания?

Мати ошарашенно уставился на вожака: ему показалось, что Пангур содрогнулся от страха.

Мати моргнул, посмотрел на зрителей… На мгновение, всего на мгновение его окружило странное молчание. Его усы встопорщились, время словно застыло. Потом он услышал где-то внизу гудение, как низкий таинственный голос… и ему показалось, что голос произносит его имя. А потом все исчезло. Это ощущение. И он снова стал маленьким красно-коричневым котом на незнакомой рыночной площади, и его окружали чужаки, и он был далеко от дома…

– Мати?..

– Ох… Ну да, я, конечно, держался бы подальше от такой глубокой и грязной воды, как в той реке, но… да, я не прочь поплавать время от времени, может быть, рыбу поймать…

И снова зашумели голоса.

– Кошки не плавают! – воскликнула Синестра.

– Мы вообще не любим воду! – согласилась с ней Арабелла.

– Да, более чем странное заявление, – тихо произнес Пангур.

– Может, он выдра? – предположил Финк.

– Или морская белка!

– Или какая-то странная волосатая рыба!

– Не болтайте глупостей! – рявкнул Пангур. – Он кот. Мати явно кот. – Он повернулся к Мати. – И тебе не страшно?

– Нет, мистер Пангур, почему я должен бояться?

– И как ты научился плавать?

– Вообще-то, не помню. Я вообще мало что помню…

– Ты был домашней кошкой?

– Нет, мистер Пангур. Я никогда ни у кого не был. Я жил с мамой. Я только ее и помню. Там были и другие, они обо мне заботились, когда она бывала занята, но я не могу их припомнить.

– Занята?

– Да, сэр…

Если подумать, Мати не знал, чем именно она бывала занята. Его мать редко охотилась, потому что это делали за нее другие кошки. И вообще, в прошлом было много такого, чего Мати не понимал. Воспоминания плясали где-то с краю и тут же гасли, если он пытался их рассмотреть, – исчезали, таяли в тени…

– Понимаю… – негромко произнес Пангур, хотя ясно было, что на самом деле он ничего не понял. Он немного помолчал. – Я позволю тебе остаться здесь на испытательный срок, и весной мы к этому вернемся. А пока, надеюсь, ты узнаешь побольше о нашем сообществе здесь, на шлюзе Крессида.

– Ох, спасибо, мистер Пангур! – с облегчением воскликнул Мати.

Воробей улыбнулся, но Мати услышал из толпы зрителей негодующее шипение и неодобрительное фырканье.

– Отлично, Мати! – взвыл откуда-то издали Домино, не в силах сдержать восторг.

– Домино! – зашипела его мать, Трильон. – Ты что здесь делаешь?

Пангур подошел к Мати и прошептал так, чтобы его не слышали другие кошки:

– Но будь осторожен! Есть и такие в нашем кругу, кто не согласится с моим решением и будет стараться доказать, что я ошибся.

Когда Воробей и Мати спрыгнули с прилавка, кто-то из кошек закричал:

– Чужак!

– Убирайся туда, откуда пришел!

– Не слушай их, Мати, – сказал Воробей. – Они угомонятся, и все будет в порядке. Ты неплохо справился, парнишка, и я первый думаю, что у тебя все пойдет хорошо.

– Спасибо, – ответил Мати, стараясь не замечать шипения и воя.

«Все будет хорошо, – сказал он себе. – Я не так уж отличаюсь от них, они скоро примут меня в свой круг».

Но тут же Мати с растерянностью вспомнил низкий странный гул, который услышал, стоя на прилавке, и от которого у него заболели лапы. Следуя за Воробьем через толпу кошек, он тосковал по матери, как никогда прежде.

За пределами империи Са

Мифос знал сотни способов стать невидимым. Он без труда мог слиться с окружающим, отводя от себя любопытные взгляды прохожих, спрятаться от всего живого, даже очутившись в самой его гуще. Он был куда более ловким чародеем, чем любой фокусник, мастер скорее обмана, иллюзии, чем магии. Глаза, смотревшие на него, не понимали, что они видят… они просто не видели ничего.

Конечно, Мифос предпочитал темноту, но сейчас он двигался днем, с редкими остановками, используя все возможные укрытия.

Посланец Сюзерена крался через города и вдоль железных дорог, пересекал пустоши и водные потоки, по которым носились шумные моторные лодки. С неустанной решимостью он входил в оливковые рощи и виноградники, – сильный, но быстрый на лапу, под его шагами даже сухие веточки не трещали. Вдоль его пути тысячи скворцов, дремавших на ветках кипарисов, с шумом взлетали в воздух, тревожа небеса биением своих крыльев. Дети просыпались и плакали, приводя в недоумение родителей. Задвижки на ставнях окон открывались сами собой, и ставни распахивались, впуская влажный ветер, как таинственный вздох.

Мифос теперь жил ради одной-единственной цели: последовать за сыном королевы Тигровых хоть на край света и во имя Са остановить его дыхание. Эту задачу возложил на него Сюзерен. Мифос мог положиться на многих союзников своего хозяина, они помогли бы ему во время путешествия, но он в них не нуждался. Власть Сюзерена распространялась далеко за границы его официальной империи. Даже теперь продолжались тайные войны и создавались союзы, и за ними молча наблюдали бесчисленные шпионы Са.

И еще были шалианы, таинственные кошки, которые владели чарами, дошедшими из древнего мира, собирали энергию из камней и магию из лунного света.

Тьма, источаемая из глаз Сюзерена, растекалась, как лава, по оврагам и горам, ползла под водой и пересекала континенты. Она спешила впереди Мифоса, расчищая ему дорогу.

Потеряшка

Утром следующего дня, пока Воробей спал, Мати выбрался из туннелей. Поморгал на туманный утренний свет, принюхался к воздуху, проверяя его носом и усами еще до того, как осмотреться.

– Инстинкты кошки – главная опора ее выживания, – вспомнились ему слова матери.

Это была первая мудрость, преподаваемая котятам.

Других кошек Мати по пути не встретил. Он задержался у киоска с украшениями, наслаждаясь вниманием, которое уделили ему хозяйка и ее покупатели. «Ангелочек» и «прелесть» – так они его называли, поглаживая по спине и почесывая под подбородком. Он вознаграждал их горловым мурлыканьем.

Позавтракал Мати у будки с сэндвичами. Молодой продавец, отдыхавший перед утренним наплывом покупателей, побаловал Мати кусочком рогалика со сливочным сыром. Чувствуя себя сытым и счастливым, Мати побежал вдоль торгового ряда и вскоре столкнулся с несколькими кошками из тех, что были на собрании полнолуния накануне ночью. Среди них была и Синестра, мать серых полосатых, и Арабелла, прекрасная персидская королева с коротким приплюснутым носом и недовольным взглядом. Подходя, Мати слышал, как они перешептываются.

– Что-то странное… – бормотала Арабелла.

– Не такая жизнь, как наша… – соглашалась Синестра.

Другие кошки тоже что-то говорили, однако Мати их не расслышал. Но знал: хорошего они не сказали, потому что другие согласно замяукали.

Никто из кошек не заговорил с Мати и даже не посмотрел на него. А он, хотя и был новичком на рынке, прекрасно понял, что это значит: в кошачьем мире прямой взгляд в глаза приберегался для уважаемых особ. Мати проскользнул мимо них, прижав уши к голове, и хвост тащился за ним по земле, как упавший бумажный змей.

Мати подумал о Домино, дружелюбном черно-белом, защищавшем его даже тогда, когда другие насмехались. И гадал, что могли делать днем подростки – учились охотиться, изучали историю и традиции, как вроде бы изучал он, насколько он помнил… и где они играют? Ему уже не весело было бродить по рынку в одиночестве.

Забравшись под низкий прилавок, Мати стал наблюдать за ногами проходивших мимо людей. Ему гораздо больше нравился негромкий шорох спортивной обуви по влажному асфальту, чем звонкий стук тонких каблучков. Его чрезвычайно заинтересовало жужжание колес велосипедов, время от времени проносившихся мимо, понравился скрип кожаных ботинок.

Сидя в тени, он с любопытством смотрел на разные сумки. Стеклянные бусинки на сумке какой-то женщины ловили свет и разбрасывали по асфальту солнечных зайчиков. Мати хлопнул по разбегавшимся светлым пятнышкам красновато-коричневой лапой. Наверное, поэтому он и не заметил, как чья-то фигурка скользнула, прижавшись к земле, в тень неподалеку от него.

Внезапно Мати ощутил, что кто-то смотрит на него с дальней стороны прилавка. Он с рычанием развернулся, выпустив когти и распушив мех.

– У меня есть клыки и когти, и я знаю, как ими пользоваться! – воскликнул он весьма убедительно, как ему показалось.

– Не бойся, – ответила незнакомка, тощая молодая кошечка, пестрая, с белыми пятнами и с красным ошейником.

Она осторожно пробралась под прилавком и села невдалеке от Мати; маленький колокольчик на ее ошейнике звякнул.

При звуке ее голоса Мати сразу расслабился. Кошечка принялась умываться. Она сообщала ему, что не собирается нападать. Но это также дало Мати понять, что она волнуется.

– Ты кто такая?

– Меня зовут Джесс. Может, уже слышал обо мне?

Имя показалось Мати знакомым, но он не был уверен откуда. Поэтому промолчал и просто ждал.

– Прошлой ночью я была на собрании при полной луне, – продолжила кошечка. – Я живу здесь, среди кошачьих. Но я, как и ты, родилась не здесь. Я потерялась.

Ну конечно… Джесс была одной из тех, кого кошки называли приблудными. Мати не слишком понимал, что это значит, но даже в полутьме под прилавком он осознал две вещи. Первое – что у Джесс был прекрасный голос, ровный, низкий, искренний, и второе – что она казалась печальной.

– Они здесь не любят чужаков, – сказала Джесс. – Я вижу, как они с тобой обращаются. Помни, они так же обойдутся с любым, кого не знают. – Она говорила, продолжая умываться и не поднимая глаз. – Они сами по себе. Я знаю, это в обычае кошек – доверить кому-то свои дух и судьбу, но чары это или проклятье?

– Там, откуда я приехал, говорят, что кошка, сильная духом, может возвращаться снова и снова в разных телах и жить много жизней…

Мати и сам удивился собственным словам. Пару мгновений он подумал над тем, откуда они взялись. И голос матери откуда-то издали закончил за него: «Говорят даже, что душа необычной кошки может жить вечно…»

– Это и вправду так? – спросила Джесс.

Мати слегка встряхнул головой и посмотрел на нее:

– Я только вчера здесь очутился. Полагаю, тебе это известно. Я даже не сразу сумел сбежать с того корабля, там батраки спорили насчет того, как его разгружать или что-то в этом роде, и они…

– Ты понимаешь речь батраков? – резко перебила его Джесс и пристально уставилась на Мати.

– Конечно… когда прислушиваюсь, – растерянно ответил он. – Разве не все их понимают?

– Но ты никогда никем не владел?

– Нет.

Мати уже чувствовал себя неловко из-за ее вопросов.

– Как странно, – протянула Джесс. – Видишь ли, кошки этого не могут.

– Не могут чего? – не понял Мати.

Хвост Джесс нетерпеливо дернулся.

– Не могут понимать батраков! Я, в общем, могу, но, наверное, потому, что большую часть жизни была домашней кошкой. Однако мне хотелось бы знать, как ты этому научился?

– Ты кем-то владела? – с любопытством спросил Мати, покосившись на проходивших мимо покупателей.

– Да. У меня был чудесный старый батрак, – вздохнула Джесс и отвела взгляд. – А теперь я живу сама по себе, в запертом киоске в конце рыночной площади.

– Я пока остался у Воробья. Он отличный!

– Да, он кажется хорошим. И думаю, ему все равно, что говорят другие. И это очень хорошо, учитывая, что о нем болтают…

– А что болтают?

Мати знал, что его вопрос прозвучал вызывающе. Ему было неприятно думать, что кошки могли быть жестоки к Воробью, который выглядел таким безобидным.

– Ну, говорят… – Джесс замялась.

– Что? Продолжай!

Она посмотрела на Мати в упор, словно решая, что рассказать ему, а о чем умолчать.

– Говорят, что он стар и ленив и что он вроде как и не кот.

– Вроде как и не кот? Что это значит?

– Это значит, что у него никогда не было подруги, наверное, – пожала плечами Джесс. – Но это не важно. Они вообще много болтают, особенно Арабелла и Финк. Обо мне тоже.

Мати немного расстроился из-за Воробья, хотя не слишком понял, что подразумевала Джесс. Но в то же время сгорал от любопытства: а что говорят о ней самой? Однако было бы не слишком вежливо спрашивать ее об этом. А Джесс уже выползала из-под прилавка.

– Ты уже осмотрелся здесь?

– Нет. Я побывал в туннелях, ну, немножко видел все вокруг того места, где живет Воробей, и немножко прогулялся к шлюзу…

– Хочешь, я тебе все покажу?

– Конечно.

Мати осторожно пошел за Джесс. Инстинкт говорил ему, что этой кошке можно доверять, но они ведь только что познакомились, и он не хотел терять бдительность. Разум, здравый смысл, вспомнил он вторую опору кошачьего образования.

Они шли и разговаривали, держась в стороне от человеческих дорожек.

– Катакомбы, те туннели, что под рынком, они очень большие, длинные, – начала Джесс. – Ты и представить не можешь, насколько они велики. Я на самом деле не знаю, как далеко они заходят, но точно добираются до шлюза, и отсюда до парка, и, похоже, проходят прямо под нашей Территорией.

– И везде в них живут?

– Кошки Крессиды? Нет, думаю, не везде. У некоторых слишком узкий вход, или их залили бетоном, или они слишком близко к канализации, или там полно крыс. Есть и такие, что засыпаны мусором. А остальные – да, кошки Крессиды ими пользуются.

– Когда ты говоришь «кошки Крессиды»…

– Я имею в виду рыночных кошек.

– Есть и другие?

– Другие кошки? На рынке нет. Кошки Крессиды очень сильные. Пангур молодой, но его уважают. Однако есть другие кошачьи, довольно близко. Они опасны. Они изо всех сил стараются захватить рынок и в особенности катакомбы, дающие кошкам преимущество. Но они не смеют. Я слышала, Трильон и Пангур как-то говорили об одном таком коте. Они не знали, что я их слышу, а я слышала. Кажется, они называли его Ханратти. Он вроде вожака окрестных котов. Думаю, он возглавляет котов Канкса. Кошки Крессиды вечно сплетничают о Канксе. Вроде бы Пангур их знает.

Мати почувствовал, как поднимается шерстка на его загривке и инстинктивно распушается хвост. Джесс остановилась. Они дошли до высокого вяза, возле которого накануне ночью состоялось собрание полнолуния. Большинство прилавков и палаток в этой части рынка пустовали. Джесс вспрыгнула на ближайший прилавок и оглянулась на Мати, приглашая присоединиться к ней. Он тоже запрыгнул наверх и сел, оглядывая рыночную площадь.

– На рынке не каждый день людно, – пояснила Джесс. – Сегодня мало народа. Ты скоро разберешься, когда ждать шумного дня. Такие дни веселее, потому что еды больше и больше развлечений и всякого такого, но они и опасны тоже, потому что везде батраки, а где батраки – там и улфы, собаки.

– Мы вчера одну видели.

– Ты и Воробей?

– Нет. Вообще-то, я тут уже познакомился с другими подростками – Домино, Бинжаксом и Риа.

– Вот как?

Выражение глаз Джесс понять было невозможно.

– Ну да, они первые кошки, на которых я здесь наткнулся. И Домино отвел меня к Воробью.

– И остальные с вами пошли?

Мати посмотрел на нее. Настала его очередь колебаться.

– Они пошли, но толку от них не было.

Вот так. Он показал, на чьей стороне стоит.

– Да и не могло быть, – согласилась Джесс. – Насчет Домино ничего не знаю, но эти двое серых – дурная компания. Конечно, ты не обязан ко мне прислушиваться, но что до меня, так я бы не стала поворачиваться к ним спиной.

Мати кивнул.

– Ладно… Видишь вон то здание, у него вроде как башня?

Мати посмотрел через рыночную площадь. Там стояла небольшая церковь, обшитая досками, в окружении киосков с разными поделками. У дальней ее стороны имелась полукруглая площадка, вымощенная булыжником. А за ней, как уже знал Мати, находился шлюз.

– Дальше того места заходить не следует. Там огромная дорога, она окружает все это место, весь рынок, идет по дальней стороне парка и поднимается до террас выше по течению.

– Что такое дорога?

– Бесконечная бетонная полоса, по ней несутся огромные машины, они двигаются быстрее любой кошки. Дорога опасна. Никогда не подходи к ней близко. Кошки с рыночной площади погибали на ней. Одна молодая кошка погибла незадолго до того, как я сюда пришла. Может, они поэтому меня и взяли, чтобы возместить потери, кто знает? Я и о других слышала. Об этом никто не говорит, но мне кажется, ты должен знать. Те машины ни за что не остановятся. И у тебя не будет ни единого шанса.

Мати содрогнулся.

Джесс посмотрела на него темно-зелеными глазами:

– Пойдем дальше.

Мати кивнул. Они спрыгнули с прилавка, и он пошел следом за Джесс к центру рыночной площади.

Они бродили между прилавками.

– Проголодался? – спросила Джесс.

– Я недавно перекусил, но всегда готов съесть что-нибудь еще.

Все опасения насчет дороги вылетели у него из головы. Он наблюдал за долговязой женщиной в огромных ботинках и узкой синей одежде; она приглаживала ладонью спутанный ком розовых волос на затылке.

– Чего тебе хочется? Дай-ка осмотреться… вот там китайские цыплята, тайская говядина, сосиски…

– Рыба! – воскликнул Мати.

И Джесс с Мати без раздумий помчались на роскошный запах киоска торговца рыбой в центре рынка. Там красовались на льду самые разные вкусности: серебристые сардины, красные морские окуни, блестящие розовые креветки… Притаившись под скамьей неподалеку от киоска, две молодые кошки не сводили с него широко раскрытых глаз.

– Никогда не видел ничего подобного! – вздохнул Мати.

Он двинулся было вперед, но Джесс его окликнула:

– Мы не должны ни на шаг ближе подходить! Этот торговец – злобный старик, он никогда и хвоста рыбьего никому не даст!

В голосе Джесс звучало глубокое сожаление.

Только теперь Мати заметил жилистого мужчину, возвышавшегося над прилавком. На взгляд Мати, никто из людей не был красив или безобразен, они были просто разными. Но Мати вдруг понял, что, как это ни забавно, торговец рыбой сам походил скорее на рыбу, чем на человека; у него была бледная маслянистая кожа, а челюсть торчала, как у форели. И даже его глаза казались выпученными, как у рыбы.