Текст книги "Время надежд"

– Я не догадывался, что вы подумаете… Да, Одри милая, красивая, умная, живая. С эстетической точки зрения мне всегда приятно смотреть на таких девушек, но в смысле секса… Она все еще девочка, но я-то не мальчик.

Ричард замолчал, дожидаясь, пока официант расставит тарелки с горячим.

С каждым его словом Мейбл все острее чувствовала стыд и угрызения совести за то, что недооценила его. Уж лучше бы Ричард взорвался, вышел из себя, однако он оставался внешне спокоен, но Мейбл почти физически ощущала исходящую от него неприязнь, смешанную с недоверием, и от этого становилось еще тяжелее.

Как только официант удалился, Ричард продолжил.

– Как я уже говорил, в смысле секса Одри меня абсолютно не интересует. Фактически… Мейбл не могла заставить себя посмотреть на собеседника. К своему ужасу, она почувствовала, что на глазах выступили слезы и вот-вот прольются. Мейбл опустила голову и уставилась в тарелку, отчаянно моргая глазами. Вечер и без того не удался, не хватало еще, чтобы она в довершение всего разревелась.

Но остановить слезы было уже невозможно, они медленно покатились по щекам. От стыда и смущения лицо ее так пылало, что Мейбл могла только удивляться, как слезы не обратились в пар. Она попыталась еще ниже опустить голову, но эта мера запоздала.

Мейбл услышала, как Ричард тихо выругался. Через мгновение он встал и решительно сказал:

– Пойдемте. Этот вопрос нам лучше обсудить без свидетелей.

Мейбл попыталась возразить, но как-то вдруг оказалось, что Ричард уже ведет ее к выходу, обнимая за талию, чуть ли не утешая и явно заслоняя от любопытных взглядов других посетителей. Мейбл слышала, как, расплачиваясь по счету, он что-то говорил хозяину насчет плохого самочувствия жены. Ей хотелось только одного: как можно скорее убраться из этого ресторана, а заодно избавиться от общества Ричарда.

Она поставила себя в неловкое положение, и, можно не сомневаться, его тоже. Мало того, что она ему наговорила, так еще и расплакалась в общественном месте…

Ночной воздух оказался холодным, и Мейбл вздрогнула. Ричард тут же – почти автоматически, словно они и вправду были женаты и он проделывал это уже сотни раз, – обнял ее, привлекая к себе.

– Вы замерзли, – констатировал он. – Пошли скорее в машину.

До места, где он оставил автомобиль, было минут пять ходьбы, и, хотя Мейбл тактично попыталась отстраниться, Ричард не собирался ее отпускать.

– Простите, что я вела себя так глупо, – пробормотала Мейбл, когда Ричард галантно открыл перед ней дверцу машины.

– Не извиняйтесь, я сам во всем виноват, это я вас расстроил.

Он обошел капот и сел за руль.

– Вы имели все основания на меня сердиться.

– Сердиться? – Пристегивая ремень безопасности, Ричард повернулся к Мейбл и нахмурился. – Я не сержусь. Разочарован – да, задет – возможно, потому что вы меня недооценили, но не сержусь.

– Мне не следовало ничего говорить, я…

– Я рад, что вы рассказали, – перебил Ричард. Помолчав, он мягко спросил. – Одри знает, что вы приняли нас за любовников?

– Да, – тихо призналась Мейбл. – Я все не могла понять, почему вы не стремитесь остаться наедине. Одри это показалось забавным, она хотела сразу же рассказать вам, но я попросила ее не делать этого.

Мейбл вдруг зевнула. Эмоциональное напряжение и усталость брали свое, и она внезапно поняла, что совсем обессилела.

– Вы устали, – заметил Ричард. – И не удивительно, после того, как пытались передвинуть этот чертов стол, а потом еще готовили для меня спальню.

– Мне, между прочим, не семьдесят шесть, а всего тридцать шесть, – сухо парировала Мейбл.

Ричард задумчиво посмотрел на нее.

– А знаете, сейчас в первый раз вы сказали что-то хорошее о своем возрасте. Вы выглядите моложе многих тридцатилетних и при этом изо всех сил пытаетесь создать впечатление, будто вам лет на двадцать больше, чем на самом деле. Вы держитесь с людьми не как молодая привлекательная женщина, а как женщина, чьи лучшие годы уже позади. Большинство ваших ровесниц были бы просто оскорблены, если бы кто-то предположил, что они сексуально, так сказать, выдохлись.

– Я не из большинства, – натянуто возразила Мейбл. – Мой отец…

– Знаю, ваш отец как будто надел на вас пояс целомудрия, – перебил Ричард. – Когда родилась Одри, вы были шестнадцатилетней девчонкой, и я догадываюсь, что за прошедшие годы вы остались такой же неопытной в сексуальном отношении, как до ее рождения.

Разум Мейбл забил тревогу: не следует беседовать с Ричардом на тему, в которой слишком много скрытых ловушек.

– Если вы собираетесь спросить, почему я никогда не пыталась расширить свой сексуальный опыт, отвечаю: по-видимому, я просто от природы лишена чувственности, – выпалила она на одном дыхании. – И прошу вас, нельзя ли сменить тему? Кажется, вы пригласили меня на ужин, чтобы обсудить вашу новую книгу.

– Лишена чувственности… – задумчиво повторил Ричард, пропустив мимо ушей вторую половину ее речи. – Могу предложить другое объяснение: отец заставил вас чувствовать себя виноватой и стыдиться своей сексуальности, так что вам пришлось подавлять ее в себе.

– Как бы то ни было, теперь это не имеет значения! – перебила Мейбл. – В конце концов, маловероятно, чтобы я в тридцать шесть лет…

– Снова вы о своем возрасте. Что маловероятно? Что вы влюбитесь? А почему бы и нет, собственно? Каждый день на свете влюбляются тысячи людей.

– Подростков или двадцатилетних…

– Не только, – безжалостно перебил Ричард. – Влюбляются не только те, кому меньше тридцати. Мой дядя, например, никогда не был женат и не хотел жениться, и вдруг, когда ему минуло шестьдесят пять, он отправился в кругосветное путешествие, познакомился на корабле с весьма симпатичной леди, влюбился и женился. Они недавно отпраздновали десятилетнюю годовщину свадьбы, и, представьте себе, любят друг друга не меньше, чем в первый год. Предваряя ваш вопрос, отвечаю: жена старше дяди на три года. До встречи с ним ей жилось не сладко, муж обращался с ней жестоко, а потом и вовсе бросил одну с пятью детьми. Пережитые трудности наложили свой отпечаток на ее лицо, но именно ее ранимость и одновременно сила как раз и привлекли моего дядю. Поймите, Мейбл, любовь – вовсе не привилегия юных, да и как может быть иначе? В конце концов, разве не справедливо считают, что молодежь часто принимает любовь как должное и не умеет ее ценить? Люди постарше тоже способны любить.

– Даже тридцатишестилетние? – пролепетала Мейбл.

– Да, даже такие старики, как тридцатишестилетние, – с усмешкой подтвердил Ричард.

Растерявшись, Мейбл посмотрела ему в глаза. Это было ошибкой. Ее сердце сбилось с ритма и почему-то вдруг стало трудно дышать.

Собирается ли Ричард поцеловать меня? Если да, то как себя вести? – в панике думала Мейбл. Смогу ли я держать себя в узде? Охваченная паникой, Мейбл напряженно застыла на сиденье. Ричард улыбнулся и повернул ключ зажигания.

Мейбл поняла, что он не собирается ее целовать. Тем лучше, сказала себе женщина. Я рада, да, именно рада, что мистер Барраклоу наконец завел мотор и положил конец опасному разговору, а острое разочарование, охватившее меня, – ерунда, просто игра воображения.

Они выехали на шоссе. За окном было темно, и Мейбл снова зевнула. На нее навалилась усталость – следствие бессонных ночей и эмоционального напряжения. Мейбл положила голову на спинку сиденья. Я не буду спать, только на несколько минут закрою глаза, чтобы расслабиться…

Ричард посмотрел на спящую спутницу и отметил про себя, что Мейбл отвернулась от него даже во сне.

Новость, что она считала его любовником Одри, ошеломила Ричарда. Впрочем, каким бы нелестным для него ни было ее заблуждение, оно многое объясняло.

Ричард все смотрел на спящую женщину и не мог отвести глаз. Может, я рехнулся? Мейбл явно не собирается впускать меня в свою жизнь, но не похоже, чтобы она была ко мне совсем равнодушна. Неужели отец так сильно подавил ее женскую природу, что последствия необратимы? Мейбл считает себя женщиной, лишенной чувственности, однако ее тело говорит совсем другое.

Но сможет ли она когда-нибудь признать… Что признать? Что я почти влюбился в нее, еще не видя, по одному лишь описанию Одри, и первого взгляда оказалось достаточно, чтобы подтвердить то, что я инстинктивно чувствовал? Даже если Мейбл это признает, то как отнесется? Не будет ли ей безразлично? Она отвечала на мои поцелуи, но сексуальный отклик – еще не любовь. Это и к лучшему, что ее отца уже нет в живых, думал Ричард, мы никогда не смогли бы стать друзьями. Этот человек нанес слишком большой вред Мейбл, разрушил ее самооценку, больно ранил ее, пусть даже руководствовался исключительно добрыми целями. Благими намерениями, известно, куда выстлана дорога. В ад.

Когда «бентли» остановился у дома, Мейбл все еще спала. Ричард вышел из машины и, достав ключи, которые накануне вручила ему Мейбл, отпер дверь черного хода. Потом вернулся, открыл дверцу и тихо окликнул Мейбл по имени. Женщина что-то пробурчала, чуть нахмурилась, но не проснулась.

Здравый смысл подсказывал Ричарду окликнуть ее погромче и слегка встряхнуть, но где это видано, чтобы влюбленный мужчина, будь ему даже сорок один год от роду, подчинялся здравому смыслу? Ричард наклонился, отстегнул ремень безопасности и осторожно поднял Мейбл на руки.

Она оказалась легче его крестницы-подростка, что, впрочем, не удивительно, потому что Мейбл и ростом была на полголовы ниже. Сестрам Мейбл должна понравиться. Они вечно наседают на меня, чтобы я женился, корят за разборчивость и пугают, что я медленно, но верно превращаюсь в капризного старого холостяка.

Пока Ричард нес Мейбл к дому, она во сне сладко вздохнула и спрятала лицо у него на груди. Ощутив на шее ее теплое дыхание, Ричард почувствовал, как его окатила горячая волна желания, лишний раз напомнив, что Купидон охотится не только за юными, а посылает свои стрелы и в солидных мужчин. Но, к сожалению, Ричард не мог себе позволить отнести Мейбл в постель и заняться с ней любовью, уступив настоятельным требованием своего тела.

Он не мог себе позволить даже снова поцеловать ее – прежде необходимо завоевать ее доверие, восстановить ее уверенность в себе. Нужно сначала установить между ними чисто человеческое взаимопонимание, и только потом показать Мейбл, как ему хочется, чтобы она полюбила его как женщина мужчину.

Вот почему, едва войдя в дом, Ричард довольно резко поставил Мейбл на ноги, отчего она проснулась и непонимающе захлопала глазами.

Что происходит? Последнее, что помнила Мейбл, это как она села в машину. Что я делаю в столь поздний час на кухне и почему стою так близко к Ричарду, что слышу биение его сердца?

Мейбл оглянулась и посмотрела на все еще раскрытую дверь черного хода. Неужели я вошла в дом и сама этого не помню?

– Я вас принес, – ответил Ричард на невысказанный вопрос. – Я пытался вас разбудить, но вы слишком крепко спали.

Он нес меня на руках! Мейбл снова подняла глаза на Ричарда. Она еще не до конца проснулась, а тело все еще хранило тепло его тела. Как ей не хотелось отодвигаться от Ричарда, как было бы хорошо стоять так и стоять…

Мейбл посмотрела на рот Ричарда, и ее губы невольно приоткрылись, словно моля о поцелуе. Ричард посмотрел в лицо женщине. Он понял, что если прикоснется к ней, то не сможет остановиться.

Он внезапно отступил, и Мейбл так же внезапно осознала, что делает, на что напрашивается, и ужаснулась. Господи, я же чуть не умоляла поцеловать меня! Не удивительно, что Ричард так угрюм. Что он обо мне подумает?

Мейбл инстинктивно попятилась, не в силах поднять на него глаза и бормоча:

– Я устала. Если не возражаете, я лягу спать.

Только позже, уже лежа в кровати и почти засыпая, Мейбл вспомнила, что никто из них так толком и не поел. Она-то меньше всего думала о еде, но Ричард…

Ничего страшного, он взрослый человек, успокоила она себя. Если проголодается, может спуститься на кухню и приготовить себе что-нибудь. Засыпая, Мейбл печально улыбнулась, вспоминая отца. Тот был бы просто шокирован, если бы ему предложили собственноручно приготовить себе поесть. Но отец и Ричард – два совершенно разных представителя мужского пола.

7

Прошла неделя, потом еще одна. И Ричард, и Мейбл были так поглощены работой, что виделись только вечером. Иногда ужин готовила хозяйка дома, иногда гость, иногда они вместе. Совместные ужины вошли в привычку, и Мейбл каждый день с нетерпением ждала вечерней встречи. Поначалу ее удивляло, что человек с ярко выраженным мужским началом может выглядеть по-домашнему и не казаться неуместным на кухне. Однажды, когда Мейбл приготовила любимую запеканку Одри, очень понравившуюся Ричарду, он даже попросил рецепт.

Иногда за ужином Ричард рассказывал о своей книге, давая Мейбл возможность заглянуть на писательскую кухню и увидеть, как на твердом фундаменте реальных фактов возводится воздушный волшебный замок вымышленного повествования. Бывали вечера, когда они почти не разговаривали, но дружеское молчание не вызывало неловкости.

Однажды вечером Ричард позвонил из Честера и предупредил, что ему нужно поработать с книгами, которые не выдают на дом, и он задержится в библиотеке. Положив трубку, Мейбл испытала укол разочарования и вдруг поняла, что прошло совсем немного времени, а она уже успела сильно привязаться к Ричарду.

Ужиная в одиночестве, Мейбл обнаружила, что есть совсем не хочется. Она чувствовала себя одинокой, дом без Ричарда казался пустым. Даже когда Одри уехала в университет, она не скучала по дочери так сильно, как теперь – по Ричарду. Этот мужчина стал для меня слишком важен, поняла Мейбл, чувствуя неприятный холодок от своего открытия.

Проснувшись утром, Мейбл увидела, что моросивший несколько дней холодный дождь наконец-то кончился, на небе засияло солнце и беспощадно осветило запущенный сад во всей его неприглядности. Она почувствовала укол совести: нужно срочно навести порядок.

За завтраком Ричард сказал, что собирается потратить день на поездку по окрестностям, чтобы собрать кое-какие материалы.

– Как продвигается работа? – спросил он, когда Мейбл разливала кофе.

– Неплохо. Предварительные наброски закончены, вчера я их отослала и теперь нужно ждать отзыва автора.

– Гм… В таком случае отчего бы вам не устроить себе выходной и не поехать со мной? Мне бы очень пригодилась ваша помощь.

Заманчивое предложение. Провести день в обществе Ричарда – что может быть лучше? Разве что провести с ним ночь… Мейбл постоянно приходилось бороться с подобными мыслями, все сильнее хотелось, чтобы дружеские отношения перешли в иную степень близости, в близость любовников. Однако с того дня, когда Ричард впервые поцеловал ее, он тщательно выдерживал дистанцию, ничто в его поведении не давало повода заключить, что Мейбл ему желанна. Что ж, именно этого она и хотела или, по крайней мере, пыталась уверить себя, что хотела.

Мейбл сомневалась, сможет ли выдержать несколько часов наедине с Ричардом в тесном пространстве машины, создающем определенную интимность. Прошлой ночью ей не давали покоя эротические сны, главным героем которых был Ричард…

– Мне бы очень хотелось, – честно призналась она, – но я дала себе слово, что до наступления зимы приведу в порядок сад.

Ричард посмотрел в окно.

– Прогноз обещает хорошую погоду на ближайшие несколько дней. Может, отложите ваши дела до выходных? Тогда и я смогу сделать перерыв, и мы займемся садом вместе.

Вместе… Какое чудесное слово. Мейбл испытывала сильнейшее искушение согласиться, не обращая внимания на настойчивые предостережения внутреннего голоса. В конце концов, даже если Ричард поймет, что я его желаю, какое это имеет значение? И сама себе ответила: о-о-о, очень большое. Ему станет неловко, и дружбе, которая успела возникнуть между ними, придет конец.

Мейбл с сожалением покачала головой.

– Нет. Мне действительно нужно начать сегодня.

Она замолчала, уже почти жалея об отказе. Если он начнет ее уговаривать… Но Ричард допил кофе и небрежно заметил:

– Что ж, раз вы не хотите составить мне компанию, тогда мне, пожалуй, пора.

Через полчаса, уходя из дома, он еще раз сердечно улыбнулся ей, и Мейбл было невдомек, что он звал ее с собой по единственной причине, не имеющей никакой связи с работой над книгой: Ричард надеялся, что, оставшись наедине с Мейбл вне дома, сумеет поднять их отношения на новую ступеньку.

Вне привычного домашнего окружения у него было бы гораздо больше возможностей постепенно, исподволь устанавливать с Мейбл физический контакт. Не мог же он обнимать ее за талию, чтобы проводить до кухонной двери… во всяком случае, при нынешнем характере их отношений не мог.

В результате Ричард обрек себя на целый день вдали от Мейбл. Зря он тайком заказал столик в ресторане. Пошли прахом все тщательно продуманные планы. Не проще ли было напрямик рассказать Мейбл о своих чувствах, как поступают нормальные взрослые люди, и предоставить ей решать, принять их или отвергнуть?

Может, и проще, но беда в том, что Ричард сомневался, сможет ли Мейбл отнестись к его признанию всерьез. Да, к счастью, она перестала то и дело упоминать о своем возрасте, якобы мешающем ей испытывать или вызывать желание, но Ричард все еще не знал, как Мейбл отреагирует, если узнает… Узнает, что он считает ее самой привлекательной в мире женщиной и порой ему требуется мобилизовать всю выдержку, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия.

Мейбл безо всякого энтузиазма побрела наверх и переоделась в старые джинсы и толстый свитер. Отыскала в чулане резиновые сапоги и безрукавку, взяла садовые перчатки и вышла во двор. Несмотря на яркое солнце, было холодно, дул пронизывающий ветер. Впрочем, вряд ли я замерзну, перекапывая грядку, подумала женщина. – Спустя три часа у Мейбл немилосердно болела спина, силы были на исходе, и она решила, что на сегодня достаточно. Была только середина дня, а Ричард уехал до вечера. Возвращаться в пустой дом не хотелось, но и копаться в саду она больше не в силах. Горячая ванна, вот что мне сейчас нужно, решила Мейбл, а потом можно почитать, свернувшись клубочком в кресле у камина.

Коря себя за потворство слабостям, она счистила налипшую грязь с садовых инструментов и отнесла их в сарай, потом устало побрела к дому. Сапоги она оставила за дверью и прошла в кухню босиком. Здесь же, не сходя с места, Мейбл сняла грязные джинсы и свитер и отправила их в стиральную машину.

Открыв краны, Мейбл плеснула в воду ароматическую жидкость, которую Одри подарила ей на день рождения, и с наслаждением вдохнула густой запах. Волосы, чтобы не намочить, она собрала на макушке и завязала эластичной шелковой лентой. Наконец все было готово, и Мейбл с наслаждением погрузилась в душистую теплую воду.

В это время в пяти милях от нее Ричард угрюмо смотрел в зеркало заднего вида и думал: какого дьявола я бесцельно мотаюсь по дорогам, когда единственное место, где мне хочется находиться, это дом Мейбл?

Он резко затормозил, оглядевшись, убедился, что дорога пуста, и развернул машину. Может, Мейбл и не жаждет быть с ним, но он – хочет, более того, ему необходимо быть рядом с ней.

Внизу зазвонил телефон. Сначала Мейбл решила не обращать внимания, но звонки не смолкали, и в ней заговорил материнский инстинкт. Вдруг это Одри? Вдруг у нее что-то случилось? Мысленно коря себя, что напрасно поднимает панику, Мейбл тем не менее выбралась из ванной, потянулась за полотенцем… и в сердцах чертыхнулась: чистые полотенца остались лежать аккуратной стопочкой на кухне.

То, что она сделала дальше, во времена, когда был жив отец, было бы просто немыслимо. Как была, обнаженная и мокрая, она побежала вниз к телефону, думая по дороге: в том, чтобы жить одной, все-таки есть некоторые преимущества. Хорошо еще, что в доме центральное отопление, и в комнатах довольно тепло.

Мейбл сняла трубку.

– Мама?

– Одри, что случилось?

– Ничего не случилось. Господи, да ты, похоже, разволновалась. У меня все в порядке, просто выдалась свободная минутка, вот я и решила позвонить узнать, как ты. Надеюсь, я не оторвала тебя от какого-нибудь важного занятия?

– Я принимала ванну, – ответила Мейбл, – и в данный момент стою в коридоре в чем мать родила.

– Хм, насколько я понимаю, Ричарда нет поблизости, и он не может оценить зрелище по достоинству, – поддразнила Одри.

– Он уехал на весь день. Одри, с тобой все в порядке?

– Все отлично. Честно говоря, я звоню потому, что беспокоилась за тебя. У вас с Ричардом все нормально? Я имею в виду, вы уживаетесь?

– Да, да, уживаемся.

Услышав с улицы шум подъезжающего автомобиля, Мейбл нахмурилась.

– Одри, мне нужно идти. Кажется, кто-то приехал…

Прервав ее, Одри торопливо затараторила:

– Мама, подожди минутку! Я собираюсь приехать на Рождество, вероятно, вырвусь в двадцатых числах.

Скрипнула задняя дверь. Мейбл похолодела. Она точно знала, что, войдя, заперла ее, к тому же она не представляла, кто мог войти в дом без стука. Разве что Ричард, но он…

Дверь кухни открылась, и на пороге появился Ричард.

Несколько мгновений мужчина и женщина в оцепенении взирали друг на друга. Никогда в жизни Мейбл не попадала в столь глупое положение. И, что было еще унизительнее, Ричард, казалось, нарочно не смотрел в ее сторону. Чему удивляться? Было бы на что смотреть, с иронией подумала Мейбл. Дрожащим голосом она быстро сказала в трубку:

– Конечно, детка, приезжай. А сейчас мне пора бежать…

Слава Богу, Ричард догадался уйти в кухню. Ну почему я не зашла туда сама и не закуталась в полотенце, прежде чем бежать к телефону? Почему не догадалась, что он может вернуться раньше намеченного срока?

Она повесила трубку и уже собиралась бежать наверх, когда дверь кухни снова отворилась. Мейбл замерла как вкопанная.

– Вот, возьмите, – тихо сказал Ричард, протягивая ей большое махровое полотенце из тех, которые она, погладив, сложила на кухне и забыла отнести наверх.

– Спасибо, – поблагодарила Мейбл деревянным голосом, не смея поднять глаза. Но полотенце, как нарочно, выскользнуло из рук. Когда оба нагнулись за ним, пальцы Ричарда соприкоснулись с ее пальцами, и Мейбл словно ударило током. Она резко выпрямилась и тут же сморщилась от боли: что-то дернуло ее за волосы.

– Подождите, – глухо произнес Ричард, – кажется, вы попали в ловушку.

Мейбл попыталась отстраниться и поняла, что прядь ее волос каким-то чудом обмоталась вокруг пуговицы Ричарда.

– Вам придется подойти ко мне поближе. У женщины не оставалось иного выбора, кроме как стоять и ждать, пока ее освободят. Каждый дюйм кожи пылал от смущения и унижения. Казалось, Ричарду понадобилась целая вечность, и хотя Мейбл знала, что он смотрит только на свою пуговицу, она мучительно переживала свою наготу.

Как ей вообще пришло в голову спуститься вниз в таком виде? Это не в ее характере. Более того, Одри нередко в шутку упрекала мать в излишней скромности и с жаром заявляла: «Серьезно, мам, ты должна гордиться своим телом, а не прятать его. У тебя потрясающая фигура. Знаешь, как говорят: если есть чем похвастаться, хвастайся!»

Что ж, сегодня она явно последовала совету дочери. Что Ричард о ней подумает? Не решит ли он, что она намеренно пытается его соблазнить?.. Мейбл содрогнулась от этой мысли. В тот же миг Ричард хрипло сказал:

– Прошу прощения. Вы замерзли. Потерпите еще чуть-чуть, я уже почти освободил вас.

Он просит прощения! В том, что они попали в идиотское положение, виновата я одна, а не Ричард. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я призналась, что вздрогнула вовсе не от холода, а потому, что поняла: за мучительно неловкую ситуацию, в которой мы оба оказались, следует винить порочную, распутную часть моей натуры, подсознательно толкнувшую меня на этот шаг.

Мейбл снова вздрогнула. Смущение постепенно уступало место чувственному напряжению. Хотя Ричард был в верхней одежде, Мейбл обостренно чувствовала тепло его сильного тела, и ее охватывал трепет. Ричард тихо выругался, а в следующее мгновение она вдруг поняла, что свободна.

Он наклонился за злополучным полотенцем, и Мейбл заметила, что у него слегка дрожат руки.

– Мне очень жаль, – хрипло прошептала она.

Протягивая ей полотенце, Ричард замешкался, их взгляды встретились. Его глаза полыхнули непривычным огнем, от которого сердце Мейбл забилось быстрее.

– О чем вы жалеете? – так же хрипло спросил он. – О том, что позволили застать вас в таком виде?

Взгляд, которым он на нее посмотрел, заставил Мейбл вспомнить, что она женщина. Никогда еще она не осознавала свою женственность с такой остротой, при этом Мейбл почему-то не испытывала смущения, не стыдилась своего тела. Более того, впервые в жизни она гордилась, ее женственная фигура будит в мужчине желание.

В ту же секунду на Мейбл обрушилась лавина ощущений, будто не было всех этих лет, в течение которых она подавляла свою природу. Мейбл так внезапно и остро ощутила свое тело и его потребности, что испытала почти физическую боль.

Ей невольно захотелось разделить с Ричардом удивительные, новые для нее ощущения, и она шагнула к нему, не обращая внимания на полотенце. Но Ричард пресек ее порыв, вдруг с нажимом добавив:

– Да, Мейбл, мне тоже жаль.

Она застыла на месте. Все ее страхи и сомнения вернулись, и к ним добавились унижение и стыд. Конечно, он меня не хочет, конечно, он не имел в виду…

Она задрожала всем телом, в горле запершило от слез.

– Мейбл, в чем дело? Что с вами? Переполнявшие Мейбл эмоции мешали ей говорить. Ричард все еще держал полотенце и вдруг неожиданно развернул его.

– Идите сюда, давайте-ка завернем вас, пока я окончательно не утратил выдержку. Вы хотя бы представляете, что со мной делаете? – хрипло спросил он, заворачивая Мейбл в полотенце.

При этом как-то само собой получилось, что Ричард привлек ее к себе, потом поднял на руки и прижал к груди. Мейбл ничего не оставалось, как покориться, и когда он понес ее вверх по лестнице, она инстинктивно обняла его за шею.

– Нам нужно поговорить, – едва слышно сказал Ричард. – Прошу прощения, если смутил вас своим неожиданным появлением, но я просто не мог…

Мейбл догадывалась, что он имел в виду. Разумеется, он не рассчитывал, войдя в дом, застать хозяйку в костюме Евы.

Поднявшись на второй этаж, Ричард направился к спальне Мейбл.

– Я хочу с вами поговорить, но не когда на вас ничего нет, кроме этого чертова полотенца.

Мейбл покраснела. Неужели он думает, что я подстроила все это нарочно? Как он может! Я же не знала, что он вернется!

Ричард собрался опустить ее на кровать, когда Мейбл почувствовала, что его руки внезапно напряглись.

– Мейбл, – хрипло выдохнул он, обдав ее теплом своего дыхания.

Мейбл показалось, что она плавится. Ричард бережно развернул полотенце и поцеловал женщину в ложбинку между грудей. Мейбл затрепетала от восторга. Руки, обвивавшие его шею, сами собой разомкнулись и легли на широкие плечи, поглаживая твердые мускулы, из груди вырвался тихий полувздох-полустон удовольствия.

Словно услышав в этом звуке некую тайную мольбу, Ричард, все еще не выпуская Мейбл из рук, присел на край кровати. Припав губами к одной груди, он нежно обхватил ладонью другую.

Учащенному дыханию Мейбл, нарушавшему тишину, теперь вторило столь же учащенное дыхание Ричарда. Слух ее внезапно обострился до невероятной степени, и женщина почти услышала, как его губы скользят по ее коже. В недрах ее тела нарастала чувственная дрожь, Мейбл непреодолимо захотелось прижать Ричарда к себе, выгнуть спину и самым распутным образом подставить ему все тело, чтобы он мог ласкать его с той же восхитительной нежностью, с какой ласкал сейчас ее грудь.

Никогда в жизни она еще не испытывала столь острых, столь эротичных и вместе с тем пугающих ощущений, и Мейбл самозабвенно отдалась власти захлестнувшего ее потока.

Когда Ричард отбросил полотенце и стал ласкать ее кожу своими теплыми нежными губами, Мейбл показалось, что ее сон сбылся, что самые смелые из тайных фантазий вдруг воплотились в реальность.

Казалось, он только и ждал этих тихих звуков, выражавших радостное изумление, и воспринял их как долгожданное одобрение. Губы Ричарда наконец нежно завладели набухшим от возбуждения соском, и, когда Мейбл тихонько охнула от восторга, Ричард втянул тугой чувствительный бутон в рот и стал легонько его посасывать. Мейбл пронзило острое желание, и, не в силах сдерживаться, она громко вскрикнула.

Едва этот высокий звук сорвался с ее губ, как руки Ричарда, которые поглаживали бедра Мейбл так возбуждающе, что все тело ее трепетало в ответ, замерли.

Ричард медленно поднял голову и отстранился. Глядя куда-то поверх плеча Мейбл, он молча прикрыл женщину полотенцем и хрипло пробормотал:

– Простите. Мне не следовало… – Он встал и отошел от кровати.

Мейбл охватили смешанные чувства: изумление, недоверие, гнев, но преобладающим в этой сложной гамме было болезненное унижение. Чувствуя себя несчастной и отвергнутой, она застыла на кровати. Оставалось только гадать, каким словом или действием она спровоцировала столь внезапное отчуждение.

– Я должен уехать, – пряча глаза, сообщил Ричард. – Когда вернусь, не знаю.

Не в силах ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово, Мейбл только кивнула. Ричард ушел.

Даже услышав звук отъезжающего автомобиля, она все еще не смела перевести дыхание. Где-то внутри нарастала невыносимая боль, еще более усугубляя тяжесть навалившегося на Мейбл бремени унижения и презрения к себе.

Боже правый, как я могла повести себя будто последняя распутница? И это после заявления, что не желаю его. Что ж, теперь Ричард знает правду. Не удивительно, что он отшатнулся от меня с таким отвращением.

Мейбл кое-как встала с постели. На нее вдруг навалилась страшная усталость, руки, когда она одевалась, дрожали.

Что, если бы Ричард не остановился? Что, если бы он, как она, был так же одержим желанием? Желанием? С ее стороны это было не просто желание, это была любовь.

Осознание правды ослепило ее как вспышка молнии. Мейбл села на кровать и закрыла лицо руками, тело ее затряслось от беззвучных рыданий. Я люблю Ричарда. Дело вовсе не в запоздало проснувшейся чувственности, мое желание – не просто реакция на близость привлекательного мужчины. Я его полюбила.

Мейбл живо вспомнилась их первая встреча, вспомнились чувства, которые она тогда испытала и попыталась подавить, потому что считала его любовником Одри. Лучше бы ей никогда не видеть Ричарда, не познать мук, которые она теперь испытывала, но тут уж ничего не поделаешь. Поздно сожалеть о случившемся.

Мейбл чувствовала себя раздавленной и несчастной. Никакие физические страдания не могли бы сравниться с болью, которая ее терзала. Прошло немало времени, прежде чем она нашла в себе силы спуститься вниз. Во всем теле ощущалась какая-то странная слабость, и вместе с тем оно все еще ныло от неутоленного желания.