Текст книги "Крест"

Глава 25

– Больница Уллевол. Как можно быстрее, – рявкнул Фредрик таксисту.

Кафа позвонила на взводе. Франке Нуре был на грани жизни и смерти после какого-то происшествия в тюрьме. Во что опять ввязался этот старый дурак?

Погода сегодня изменилась. Холод уступил место плюсовой температуре с туманом и серым небом. В голове Фредрика роились мысли, пока он наблюдал, как прохожие осторожно ступали по слякоти. На Франке напали? Это что, попытка заткнуть ему рот?

Фредрик провел пальцем по запотевшему стеклу. Это дело началось с убийства Хенри Фалька Рикардом Рейс-сом на автомойке. Несколько часов спустя Франке пришел домой к Фальку и встретил там того же Рейсса. Кто-то из них украл оттуда флешку. Затем Рейсс встретился с Бенедикте Штольц на озере Маридалсваннет. Возможно, он ее и убил.

Логично предположить, что именно флешку и искала Бенедикте. Утечка секретных документов обороны, доказательство противостояния во властных структурах правительства. За обнародование такого журналистам дают награды. Но увидев записи, которые Бенедикте взяла с собой на встречу с Рейссом, Фредрик засомневался. Там ничего не было о попавшем в руки террористов оружии. Ничего о разногласиях по поводу самолетов. Вместо этого журналистка нарисовала треугольник со словом «Чернобыль» в одном углу, именем отца Фредрика во втором и названием страны и еще одним именем – Афганистан и Номан Мохаммед – в третьем. В центре треугольника написано «Организация». «Организация»? Кто это такие?

Если коридоры – ветки больницы, то палаты – ее листья. За некоторыми дверьми царит весна, распускаются почки, и счастливые матери собираются домой с новорожденными детьми. За другими – лето. Кости сломанных ног срастаются, болезни излечиваются, и осень не вступает в свои права. Но за дверью в палату Франке в отделении травматологии владычествовала зима. На полном серьезе. В комнате было мрачно и холодно. Низкая температура поддерживалась, чтобы сокращались сосуды, тем самым замедляя биохимические процессы, возникшие вследствие удара металлической дверью по голове с повреждениями коры головного мозга.

Из аппаратов рядом с кроватью раздавались тихие звуки «пип», а горящие красные лампочки сигнализировали, что функции организма Франке далеки от нормы. Красными были и глаза женщины, сидевшей рядом с ним. Лысая и без бровей, с опухшим от лекарств лицом, так что трудно было предположить ее возраст. Правда догадаться, что это больная раком жена Франке Рита, было несложно.

– И вы еще смеете сюда приходить, – прошипела она. – Посмотрите, что вы натворили.

Фредрик не знал, что ей ответить. Можно, конечно, было сказать, что Франке сам виноват в своих несчастьях, что он украл со склада полиции почти два килограмма героина и сотрудничал с наркоманом – насильником и уголовником, но вряд ли это разрядит обстановку.

– Понимаю, что вы злитесь, – сказала Кафа. – Мне очень жаль, что Франке подвергся такому.

Рита Нуре тяжело вздохнула.

– Полицейский в открытом отделении тюрьмы. А вы чего ожидали? Что его там примут с распростертыми объятьями? Или вы так наивны и думаете, что мой муж просто поскользнулся и упал?

– Все обстоятельства происшествия будут тщательно изучены. Мы работали с Франке в отделе по борьбе с преступностью и никак не связаны с расследованием против него. Мы здесь потому, что мы его друзья и коллеги.

Фредрик бросил взгляд на Кафу. Друзья – это сильно сказано, но ее слова возымели нужный эффект. Пламя в глазах Риты потухло.

– Садитесь, – сказала она.

Перед тем, как сесть на стул, Фредрик остановился у кровати. Под белой простыней отчетливо проступали контуры тела Франке. Его голова покоилась на узкой подушке, а объемная повязка закрывала большую часть головы и лица. Кожа была землистого цвета, в бескровные губы вставлена трубка, невидимой частью погруженная в гортань.

– Врачи держат его в искусственной коме, – сказала Рита. – Говорят, что, вероятно, он выживет, но никто не осмеливается предположить, в каком состоянии он пробудится. Будет ли нормальным… или нет.

Казалось, она вот-вот заплачет, и Фредрик хотел передать ей салфетку из диспенсера у раковины. Но супруга Нуре отмахнулась.

– У меня больше нет слез.

Они помолчали, смотря на недвижимое тело Франке. Тишину нарушила Кафа.

– Вы знаете, почему он украл наркотики с полицейского склада?

Рита Нуре быстро выдохнула.

– Вы же сказали, что не занимаетесь расследованием дела Франке?

– Мы и не делаем этого. Но нам нужно знать, зачем он взял героин. Чтобы найти тех, кто угрожал ему и заставил сделать такой… неразумный поступок.

– Угрожал, – пробормотала Рита. – Это была я.

Фредрик вопросительно на нее посмотрел.

– О чем вы?

Тень улыбки скользнула по лицу тяжелобольной женщины, и она показала на фотографию на столике пациента. На ней были трое: Франке, Рита с румянцем на щеках и развевающимися на ветру волосами и какая-то девушка с ярко накрашенными, широко расставленными глазами – прямо как у Риты. Сильно высветленные волосы всклокочены, на лице веснушки. Девушка улыбалась, улыбка была печальной, а зубы – коричнево-желтыми. Ей было примерно за тридцать. Фредрику показалось, что он где-то видел ее раньше.

– Это моя дочь, Сири, – сказала Рита. – Я родила ее задолго до встречи с Франке. Мне тогда только исполнилось восемнадцать. Отец ее был темным человеком. И Сири такая же. Они с Франке никогда не ладили. Их отношения полностью испортились, когда Сири была подростком. Она стала принимать наркотики, уехала из дома… уже больше двадцати лет употребляет. Ну, вы понимаете, как девушки добывают на это деньги. Франке ее стыдится. За жизнь, которой она живет, а еще ему стыдно, что он, полицейский, не смог с ней справиться.

– Извините, – пробормотал Фредрик. – Мне очень жаль это слышать. Кажется, я видел ее, когда патрулировал улицы.

Рита кивнула.

– Осло – город небольшой, и немногие наркоманы держатся так долго. – Она плотнее закутала ноги в шерстяной плед. – В последние годы состояние Сири улучшилось. Она ходит на метадоновую программу, ей дали квартиру. Но после такой жизни… ей нужна помощь. А поскольку они с Франке не могут даже находиться в одном помещении, эта ноша ложится на меня.

Рита Нуре провела рукой по безволосой голове.

– Чтобы Сири могла бороться дальше, я должна жить. Вот и все. Поэтому, когда у меня нашли рак кожи, у нас началась непростая жизнь. Несколько лет назад мне удалили одну меланому. Прошлой зимой рак снова дал о себе знать, распространившись с метастазами, и вновь операция. И вот теперь болезнь опять вернулась.

Рита опять грустно улыбнулась.

– В одной из больниц Израиля разработали новое лечение от моей формы рака. Но оно все еще на стадии эксперимента, и власти не хотят оплачивать мое лечение. Оно весьма дорогостоящее.

Фредрик застонал. Он начал понимать, в чем дело.

– Вечером перед арестом Франке пришел ко мне. Сидел у моей постели. Взял меня за руку, плакал, а потом спросил, горжусь ли я им. Вы ведь знаете Франке. Он обычно себя так не ведет. Я поняла, что-то не так.

Рита спросила Франке, что он натворил, и он одновременно и кивнул, и покачал головой. Потом рассказал, что с ним вышел на связь его старый информатор. Тот знал, что Рита больна и что спасение только в Израиле. Он сказал, что представляет человека, который готов обеспечить Рите место в больнице и заплатить за лечение. Но с той стороны потребовали ответных услуг. Франке согласился. Поначалу речь шла о мелочах. Информации о коллегах. Проверка прошлого разных людей. А потом его попросили украсть наркотики.

– Я была в ярости и не могла этого принять. Моя дочь – наркоманка, и теперь он ворует наркотики, чтобы помочь ей? Чтобы помочь мне? Неужели он думал, что я могла поддержать нечто подобное?

С тяжелым сердцем Франке ушел. И его арестовали.

– Они позволили мне навестить его в тюрьме. Он сказал, что ко мне придет человек по имени Рикард. Франке просил, умолял меня принять деньги. А я послала его на хер. Это последнее, что я ему сказала.

Рита Нуре посмотрела на свои руки и, подняв голову, продолжила, встретившись взглядом с Фредриком.

– У вас есть дети?

– Да.

– Тогда вы, наверное, сможете меня понять. Я изменила свое решение. Теперь я точно знаю, что Франке никогда уже не позаботится о Сири. Если ко мне придет этот Рикард, я возьму у него деньги. И выцарапаю глаза тому, кто осмелится встать на моем пути.

Глава 26

Советник Рубен Андерсен прекрасно знал, что его прозвали Крысой. Его мало это занимало. У крыс много хороших качеств. Они выживают в самых сложных условиях. Они умны и верны своей стае. Большинство людей, с кем ежедневно приходилось общаться Андерсену, такими качествами не обладали.

Он вполуха слушал телефонный разговор премьер-министра Симона Рибе. Как и множество раз до этого, Андерсен стоял и рассматривал картину за спиной начальника. Полотно с названием «Река в ночном городском парке» переливалось всеми оттенками синего, с несколькими мазками желтого, красного и оранжевого. Рубену нравилось такое описательное название картины. Если бы не оно, он бы понятия не имел, что перед ним.

Премьер только что вернулся со встречи НАТО в Брюсселе, о чем и вел разговор. Опять на повестке дня терроризм. Одноглазый врач.

– I will see to it personally[7]7
  Я лично этим займусь (англ.).


[Закрыть], – завершил разговор Рибе со скандинавским акцентом растягивая гласные. Откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Офисное кресло слегка закачалось.

– Есть особая причина для радости? – спросил Рубен.

– Да, – ответил премьер, не углубляясь в подробности. – Ты тут трудился как пчелка, пока меня не было?

Рубен открыл записную книжку в кожаном переплете.

– Я сегодня обедал с новостным редактором ТВ2. У них те же впечатления, что и у нас. Если министр финансов Фисквик уйдет, партия выберет Кари Лисе Ветре.

Кресло перестало качаться.

– Но есть и хорошая новость – ТВ2 собираются активно разрекламировать прибытие самолетов F-35. Ваша приветственная речь выйдет в прямом эфире, они освободят для нее время.

– Ну естественно, – с раздражением перебил его Рибе. – Значит, все, что ты сделал, это получил само собой разумеющееся на модном обеде, оплаченном Карлом Сулли?

Крыса достаточно долго работал у Рибе, чтобы знать, что на такой его вопрос правильного ответа не существует.

– Хорошо, что хоть один из нас сделал что-то полезное. Американцы обещали прислать своего посла на прием истребителей, – сказал Рибе. – Кроме того, нас должен навестить сам USS Nimitz – старейший авианосец, стоящий на вооружении. Триста тридцать метров чистой силы. F-35, Hornet[8]8
  Многоцелевой палубный истребитель.


[Закрыть], боевые вертолеты… Это будет наглядный пример того, как высоко наши американские друзья ценят старания нашего правительства.

Рубен Андерсен понимающе кивнул.

– У Ветре был первый рабочий день в качестве министра финансов на этой неделе. Я сообщил ей новость, что прибытие истребителей – лишь первый шаг. Что вы с настоящим министром финансов пришли к согласию в том, что Обороне нужны новые самолеты-разведчики и что финансирование поставки будет осуществляться за счет средств, выделенных на помощь беженцам.

– И как она отреагировала?

Андерсен издал краткий смешок.

– Как вы и предполагали. Она пришла в ярость.

– Хорошо. Прекрасно. – Премьер-министр поднялся, снял пиджак и передал Андерсену. – Тебя не затруднит отправить его в химчистку? И передай своим контактам в Христианской народной партии, что Ветре – не лучший кандидат для служения их интересам, если они выберут лидером ее.

– У меня сложилось впечатление, что их партия единодушна в этом вопросе.

– Ну, – хмыкнул Рибе. – Полагаю, ситуация изменится.

Больше он ничего не сказал, и Рубен понял, что разговор окончен. Перед тем, как открыть дверь и выйти к секретарям, он обернулся. Симон Рибе стоял у пуленепробиваемого окна и смотрел на лужи растаявшего снега на выложенной брусчаткой площади перед зданием с кабинетом премьера.

– Что мы будем делать, если просочится информация об украденных документах? Если наши планы по покупке самолетов-разведчиков станут известны до того, как уладим все формальности?

Рибе пожал плечами.

– Мой дорогой Рубен. Неужели ты думаешь, что я это допущу? Успокойся. Когда придет время, эту новость обнародую лично я. И никто другой.

Глава 27

«Джентльмен» в формальной одежде. Так архитектор Ээро Сааринен описал построенное по его проекту здание американского посольства на улице Хенрика Ибсена. Возможно, в летний день эта метафора и уместна, подумал Фредрик. Но сейчас, с поднимающимся над фьордом туманом, когда солнца не видно за облаками, серо-черное здание больше напоминало похоронного агента.

Трое мужчин с ничего не выражающими лицами и пластиковыми папками с документами на визу и паспортами, стояли в очереди перед стойкой охраны. Фредрик показал удостоверение полиции, чтобы пройти вперед них. Охранник безразлично взглянул на карточку, после чего заохал.

– У вас назначено?

– Все верно.

– Садитесь и ждите.

За Фредриком вышел коротышка лет пятидесяти с такими высокими залысинами, что оставшиеся на затылке волосы напоминали беличий хвост. Он представился секретарем посольства Стивеном Миллером.

– Спасибо за то, что пошли нам навстречу, – заискивающе произнес Фредрик. – Вы ведь не обязаны.

– Не обязаны, – участливо произнес Миллер, пока они шли по атриуму посольства. Голос отзывался гулом в высоких белых стенах. Вдоль них стояли флаги всех штатов США, а в центре помещения располагался бассейн с фонтаном и рыбками. – Вы сейчас на американской земле. Но мы хотим помочь нашим друзьям-норвежцам, насколько сможем. Речь об убийстве, я правильно понял? – он говорил по-норвежски с сильным техасским акцентом.

– Все верно. В этой связи всплыло имя Кеннета Бей-ера. Все звали его Кен. Бывший сотрудник посольства. Он работал в одном из ваших внешних офисов, не здесь.

Миллер провел Фредрика по лестнице и по коридору – вдоль стены стояли коробки, ящики с документами, офисные стулья и собранные столы.

– Прошу прощения за беспорядок. Посольство находится в стадии переезда. Наступили новые времена, – он кивнул на защитные ограждения и вооруженных охранников за окном. – Говорят, раньше кто угодно мог зайти сюда и покормить рыбок в бассейне. Молодежь приходила послушать джаз на пластинках. – его глаза сузились. – Fucking terrorists[9]9
  Чертовы террористы (англ.).


[Закрыть].

Закрыв за собой и Фредриком дверь в кабинет, Миллер жестом указал, что можно садиться. – So[10]10
  Итак (англ.).


[Закрыть]… Кеннет Бейер, говорите?

Фредрик кивнул.

– А вас зовут Фредрик Бейер?

– Да, это мой отец.

– Вы расследуете дело собственного отца?

– Он не в числе подозреваемых, нет. Отец умер вскоре после выхода на пенсию, в начале девяностых. Но, как я уже сказал, в деле всплыло его имя. Судя по всему, он связан с некой «Организацией». И с местом, где после войны закопали боеприпасы, в Нурмарке. Его назвали Чернобыль. И еще я ищу дом – вилла Равнли. Мне нужно понять, что все это такое. – Фредрик замешкался. – Отец не рассказывал о своей работе. Я бы хотел посмотреть его досье. Вдруг там окажется что-то, что поможет нам в расследовании.

Стивен Миллер большим и указательным пальцами потер свои залысины. Может, он думал, что массаж вернет ему волосы.

– Чернобыль. Вы уверены, что речь не о русских?

Фредрик принял это за шутку и попытался посмеяться.

– Ни о чем из того, что вы сказали, я не слышал. Но ведь это все было задолго до моей работы тут. Давайте я немного разузнаю, – сказал Миллер и, убрав несколько бумаг со стола, исчез за дверью.

Фредрик выглянул в окно. Отсюда едва виднелась крыша Дворца за голыми деревьями в дворцовом парке. Ни гвардейцев, ни памятника Карлу Юхану, ни нескончаемого потока туристов видно не было. Но он знал, что они там.

Это навело его на мысли об отце. Неужели Фредрик совсем не знал своего отца? Кем он был на самом деле? Следователь много размышлял об этом в последние дни. Был ли он холодным и скучным бюрократом, каким его всегда считал Фредрик? Или Бенедикте Штольц была права, и отец был вовлечен в военный проект времен холодной войны? Что это, черт возьми, значит? В военных проектах участвовали солдаты. А еще военные инженеры, политики в сфере обороны, ученые-разработчики биологического оружия, перебежчики, разведчики, шпионы и дознаватели. Неужели один из этих ярлыков можно повесить на отца? Или он относился к миру с тем же цинизмом, что и к своему сыну?

Фредрик пришел к тому, что спросить об этом почти некого. Его родители познакомились, когда мать, Гунхильд, работала в норвежской делегации ООН в Нью-Йорке. Кеннет Бейер, будучи американцем с норвежскими корнями, пришел работать в посольство, когда сыну исполнилось два. В США остались только дальние родственники, с которыми родителям поневоле приходилось обмениваться открытками на Рождество. А в Норвегии никакой социальной жизни они не вели. По крайней мере, Фредрику о ней известно не было.

Вот почему он пришел сюда. Единственная нить, ведущая к отцу, была здесь, на бывшем рабочем месте отца.

– Прошу прощения, – сказал секретарь Миллер, наконец вернувшись. Он бросил на стол тоненькую папку с новыми пружинками. – Боюсь, тут немного.

В папке оказалось всего два документа. Заявление о приеме на работу и справка о завершении рабочих отношений. Обе бумаги были старыми. Фредрик дождался, пока американец усядется.

– Этого не может быть. Он работал здесь почти двадцать лет, и это все, что от него осталось?

Миллер пожал плечами.

– Возможно, документы уже отослали в Вашингтон. Мы перевели туда множество старых материалов из архива в связи с переездом.

– А Чернобыль? «Организация»? Вилла Равнли?

Тот снова пожал плечами.

Фредрик стал читать. Заявление о приеме на работу самое обычное, там ничего не было сказано о характере работы, входившей в обязанности Кеннета Бейера. Но справка об увольнении отца привлекла внимание сына. Там было написано, что отца отстранили от работы в последние месяцы перед уходом.

– Отстранили? – Фредрик поднял голову. – Почему?

– Этого я, конечно, не знаю. – Секретарь Миллер посмотрел на часы. Вежливости и след простыл. – Может он болел, или… это только мои предположения.

Фредрик пристально посмотрел на него.

– Вас не было довольно долго, – задумчиво произнес он и поднял папку, в которой лежали документы. – Папка абсолютно новая. Острые углы, твердые пружины. А бумаги в ней старые. Это заставляет меня, опытного следователя, предположить, что лежали они, вероятно, в совершенно другой папке. Вместе с документами, которые вы не хотите мне показывать.

Миллер наморщил лоб, и беличий хвост опустился ниже.

– Мне не очень нравится ваш тон. Как вы сами справедливо отметили, здесь норвежские законы не действуют. Мы не обязаны ничего вам выдавать. Вот это… – он указал рукой на бумаги, – дружеский жест.

Выйдя из здания, Фредрик посмотрел на кабинку охраны, которую норвежская полиция установила на другой стороне улицы. Окна в ней были грязные, и непонятно, сидел ли кто-то внутри. Но Фредрик почувствовал, что за ним наблюдают.

Кена Бейера отстранили от работы за несколько месяцев до увольнения из посольства. За что? Он совершил что-то? Стал фигурантом служебного расследования?

Фредрик резко повернулся в надежде поймать взгляд секретаря посольства в окне. Но за стеклами никого не было.

Какие же тайны хранили глубокие карманы похоронного агента?

Глава 28

Фредрик проснулся от кошмара. Он снова оказался между голых деревьев, на склоне холмов с бесплодными гребнями под темно-серым небом. Сначала вокруг была тишина. Заброшенный лес – все, кто мог покинуть его, сделали это. Затем звук шагов. Небрежная поступь бесстрашного охотника. Дыхание, стелившееся по земле, скользившее по пучкам мха и вереска, расползалось и приближалось ядовитым шипением. Фредрик бежал, но упал и не смог подняться. Туман удерживал Фредрика на земле, пока над ним не возвысилась фигура мужчины. Несмотря на отсутствие носа, губ и языка, от которого остались только бесформенные лохмотья, Фредрик отчетливо услышал, что сказал охотник. Всего одно слово, он повторял его снова и снова, и в голове Фредрика оно зазвенело эхом.

Даже когда он сел в кровати с колотящимся сердцем, насквозь мокрый от пота, он слышал его.

Безумие, подумал Фредрик, раздвинув шторы. По стеклу били капли дождя. Это и было безумие. Сон, в котором кулисами была картина его отца. Дьявол-преследователь – наемный солдат из давно раскрытого дела, и имя, которое он называл, имя погибшего сына Фредрика.

Фрикк.

Мозаика старых ран.

Несколько часов спустя Фредрик сидел на пассажирском сиденье в патрульной машине по пути за город. Было воскресенье, и Бейер не планировал оказаться в управлении раньше вечера, но потом позвонил диспетчер и сообщил, что за следователем отправили машину.

Манящее взор белоснежное одеяние холмов, еще пару дней назад искрившееся на солнце, стаяло под дождем. Дворники бегали по лобовому стеклу, и водитель, постоянно начинавший предложения на вдохе, замолчал после того, как Фредрик во второй раз прибавил звук воскресного выпуска новостей по радио.

Установка для сжигания мусора располагалась к востоку от Маридалсваннет, недалеко от очистных сооружений, обеспечивающих жителей Осло чистой водой. В мрачном холле полицейского ждал длинноволосый, тощий как щепка парень. В нос Фредрику ударил едкий дым, а на свету он разглядел летающие в воздухе тонкие хлопья пепла.

– Здравствуйте, – сказал парень, подняв глаза на следователя. – Я только избавлюсь от этого и представлюсь как надо. Он показал Фредрику большой комок жевательного табака на ладони.

– Конечно, – ответил Фредрик. – Я из полиции, а вы с гидроэлектростанции. Я подожду.

– Вот. Прямо к делу, – сказал парень и отправил табак под губу. – Я и сам такой. И сегодня ведь выходной. Нет причин тратить время впустую.

– Никаких.

– Не знаю, насколько вы в теме того, что мы тут делаем, – сказал рабочий, проводив Фредрика к металлической столешнице между двух печей для сжигания. – …В общем, мы сортируем дерьмо, которое скапливается у плотины, чтобы оно не создавало проблем при очистке. В основном мы отправляем все на переработку, но иногда приходится сжигать. Обычно это деревья, бревна, но, бывает, попадаются и трупы животных – реки уносят их в озеро.

Он придал лицу серьезный вид.

– Нельзя же, чтобы это все попадало в питьевую воду.

– Само собой.

– Мы поднимаем это дерьмо краном, а потом сортируем вручную. – Парень убрал челку со лба. – Но иногда все равно получается хреново.

– Как сейчас? – нетерпеливо предположил Фредрик.

– Как сейчас, – подтвердил худощавый парень и маленькой лопаткой соскреб золу со столешницы. На металле что-то заблестело. Тонкая цепочка, на которой подвешено серебряное кольцо. Рядом с ней лежали маленькие фрагменты обугленных костей.

– Один мой наблюдательный коллега нашел это, когда сегодня утром выгребал золу из печей. А раз в пятницу приходили копы и предупредили, что ищут труп, микрохирургом тут быть не обязательно.

Потерев внутреннюю поверхность кольца, Фредрик смог разобрать гравировку.

– «Дорогой Рикард. Я твоя навеки. Ида». Обручальное кольцо Рикарда Рейсса.

Фредрик посмотрел на тонкий слой золы на доске.

– Это все, что от него осталось?

– В печке дикая жара. Так и должно быть. Мы же сжигаем трупы. Я думаю, этот парень угодил в котел еще до того, как мы получили от вас сообщение. Потому что после мы все тщательно проверили.