Текст книги "Босоногие Ангелы, или Как взлететь над собой"

«Босоногие ангелы, или Как взлететь над собой?»

Дорогие друзья!

Прежде, чем отправиться в увлекательный (надеюсь) круиз по страницам этой книги, по миру, по городам, портам и континентам, я хотел бы провести небольшой брифинг. Пока мы еще на берегу…

Успех любой экспедиции зависит от сплоченности команды, от умения говорить на одном языке и слушать, слышать друг друга. Искренне надеюсь, что буду услышан вами, и обрету к концу нашего совместного путешествия надежных и мудрых единомышленников.

Итак. К делу…

Как часто нам приходится слышать расхожую фразу о том, что наши знакомые, друзья и коллеги чем-то самозабвенно увлечены, что для большинства из них путешествия, новые впечатления и познание загадок нашей планеты – настоящее хобби? Что им любопытна жизнь, интересен мир во всех его проявлениях? Уверен, – часто. Наверняка, в вашем окружении не раз вспыхивали жаркие споры о том, где лучше работать, учиться, куда интереснее поехать, что посмотреть, да и вообще, к чему «эдакому» приложить в жизни руки. Аргументами в споре были и прочитанные книги, и статьи в интернете, и телевизионные программы, и опыт известных и популярных личностей, а то и кого-то из знакомых… Слова, слова, постоянные и всё новые…

Но как часто эти рассуждения воплощаются в реальные поступки? Думаю, что только каждый десятый, если не каждый сотый из тех энтузиастов, кто стремится вкусить жизнь во всех её проявлениях, со всеми опасностями, приключениями, уроками и свершениями реализует своё желание на практике. Воздвигая самые разнообразные барьеры, мы всегда находим тысячи причин, чтобы не двигаться вперед, чтобы не вылезать из тёплого болотца, в котором хорошо и уютно, а, главное, безопасно и заведомо стабильно… У кого-то нет времени, у кого-то денег, кому-то мешает маленький ребенок, или сварливая жена, или безработный муж, или дурак-начальник, или завал на работе, или отсутствие этой самой работы… Мы ограждаем свой мирок таким прочным бетонным барьером, выпрыгнуть за который с каждым годом всё труднее. И всё же – стремимся к счастью. Уж очень хочется прожить полноценную и интересную жизнь НЕ ЗРЯ!… Хочется свершений и полёта. В том числе, полёта над Собой!

В этом и заключается главный парадокс постулата о борьбе противоположностей, умудряющихся существовать в зацементированном единстве.

Когда-то и мне казалось, что причин «НЕ сделать» в миллионы раз больше, чем поступить так, как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотелось бы поступить, как просила душа. Всему помог случай. Увы, не счастливый…

К сожалению, чтобы стать Собой, взлететь над Собой мне сначала пришлось испытать все грани того, что называют горем….

После достаточно серьезной трагедии, которая унесла жизни моих самых близких людей, я долго не мог прийти в себя. Я неделями не уходил с кладбища, от свежих могил. Живя исключительно прошлым, я часами разговаривал сам с собой и с душами тех, кого любил… В то время вокруг моих желаний и устремлений был воздвигнут не просто бетонный забор отчаянья и депрессии, а настоящий саркофаг. В какой-то момент стало казаться, что я словно разделился на две неравные части, одна из которых зачем-то продолжает находиться в Москве (без целей, без желаний, без движения), а другая – сильная и свободная – живет и дышит вне времени и пространства, рядом с теми, кто уже где-то в иных мирах… Я чётко увидел двух человек – сгорбленного и почти пропащего, и другого – большого, свободного, парящего в сизой осенней дымке… Страха не было. Я (какой из двух – не знаю) понимал, что жизнь продолжается. Что та часть, которая сейчас парит над землёй – это тоже я. Точнее, только эта половина и может быть мной. И почему-то эта вторая – огромная и мудрая моя часть – относится ко мне, печально сидящему на лавочке, примерно так, как добрый и любящий хозяин относится к своему щенку. Он кормит его, играет с ним, делает ему прививки, чистит уши и заставляет выполнять команды… Однако, пройдет время, щенок сначала вырастет, потом состарится, потом умрет, а Хозяин, искренне погоревав, заведет себе нового четвероногого друга… Понимаете? Догадываюсь, что принять это сложно. Однако, испытав хотя бы раз в жизни подобное, отчетливо видишь, что возврата к тебе прежнему, больше не будет.

До меня в какой-то момент дошло, что я – это Я, Хозяин, а мое тело, мой привычный образ, который я каждый день вижу в зеркале, кормлю, брею, лечу и тренирую в спортзале – всего лишь ТА САМАЯ любимая собака, которая никак не может управлять моими поступками и распоряжаться моей жизнью… Когда-нибудь, я ее навсегда похороню…, ведь, объективно, – не я умру первым, а она…

Я почувствовал такую вибрацию, которую сложно объяснить словами. Я, сидящий на кладбищенской лавочке (моя любимая собака) не был каким-то выдающимся или породистым, но Я (настоящий Я) знал эту дворнягу много лет и очень любил. Я помнил ее с тех пор, как она была щенком, бегавшим за пчелой, за своим смешным хвостом, постигая мир, шкодничая и безобразничая… Я знал все ее привычки и повадки. Мы привыкли сидеть вместе у камина, я помнил события ее жизни – помнил, откуда у нее каждый шрам. Мы привязались друг к другу так, что казались одним целым.

Но когда-нибудь моя собака отживет свое собачье время. Я похороню ее, и всегда буду благодарен за то, что была со мной, что преданно и верно мне служила… Потом у меня будет следующая собака, и уже другое знание, понимание жизни и мира. Я буду воспитывать новую собаку уже иначе, совсем не как ту, что была первой и любимой… Ничего и никого не забыв, я пойду вперед семимильными шагами, выстраивая свои отношения с миром и со своей новой собакой уже на основе нового опыта.

Появилось особое внутреннее ощущение, что тело – это просто то, с помощью чего мы живем. И конечно же, не разумно и не простительно подчинять себя, свою жизнь и свои устремления только тому, чего хочет твоя физическая оболочка, ипостась… А раз ограничения нам диктуют именно они – наши тела (преданные собаки) в тандеме со своим замечательным приятелем Мозгом (самым коварным и мудрым Змеем-искусителем на свете), то почему Я ДОЛЖЕН поступать так, как хочется им, а не мне?

После этого чудесного открытия (или прозрения?) мои внутренние табу были моментально разрушены. Я стал жить так, как мне хотелось, а не так, как диктовали обстоятельства, и нашептывала сладкая парочка (Мозга и Тела). Признаюсь честно, путь к достижению собственной Свободы и Счастья давался мне очень трудно. Стоило зазеваться, растеряться, как разрушенные стены догм и запретов мгновенно вырастали вокруг меня, закрывая солнце, загораживая горизонт. И приходилось многое начинать сначала.

Безусловно, верными помощниками в обретении Себя стали мои (наши с друзьями) экспедиции и поездки. Мы окунались в миры, где люди живут совсем не так как мы, где черное – это белое, а кислое – это сладкое, где смерть – это праздник, а рождение – горе. Сталкиваясь с парадоксами, заглядывая в незнакомые лица и вслушиваясь в чужие души, я сам приобретал определенный опыт. Им-то я и хочу поделиться с вами на страницах этой книги!

В добрый путь! Семь футов нам под килем!

Глава первая.

«– А что вы сделаете, – сказал Мессия толпе, – если Господь обратится прямо к вам и скажет: Я приказываю тебе быть счастливым в этом мире до конца твоей жизни. Что вы тогда сделаете?

И толпа стояла в молчании, ни единого голоса, ни единого звука не было слышно на склонах горы и во всей долине, где они стояли».

(Ричард Бах. Иллюзии)

Вы даже представить себе не можете, как жалко, что Бог не наделил нас умением понимать все языки мира одновременно. Потому что в этом случае, было бы значительно проще в мгновение постигать то, на что в иных ситуациях уходят недели, месяцы и годы…

Правда, даже говоря на одном языке, мы зачастую умудряемся не слышать друг друга… Впрочем, это отдельный разговор, а пока – моя первая притча о том, как несправедлив был Всевышний, устроив нам Вавилонское столпотворение…

«Как же несправедливо мироустройство, – постоянно думал я все те дни, когда мы с друзьями продвигались во влажной вате цепких джунглей Новой Гвинеи по направлению к затерянному миру «людей на деревьях». – Сыро, мокро, трудно, да и поговорить не с кем». Мы едва переводили дыхание, с трудом ориентируясь в круговерти ветвей, коряг и болотистых топей. Хотелось, как в детстве, задать кому-нибудь самый простой вопрос (вроде: далеко ли еще?) и получить такой же простой ответ. Но и для этой маленькой роскоши (человеческого общения) нужны были силы, а их почти не осталось…

С нашим проводником, Исайей, еще худо-бедно выходило общаться на английском, нарушая обет молчания, который, собственно, никто не давал, а вот наши портеры (носильщики) и два мальчишки-добровольца – Эскель и Дуэль, могли лишь улыбаться, хмуриться, или кивать головами… Проклятый языковой барьер! Впрочем, скоро выяснилось, что малыши всё-таки знают три, от силы четыре слова на английском, поскольку оба учились в миссионерской деревенской школе. Вот с этих первых простеньких «окей, сэр», «ноу, сэр», «йес, сэр» и началась наша необычная дружба.

Всматриваясь в детские лица с жадностью первооткрывателя, я пытался вспомнить себя в их возрасте и представить, как бы реагировал сам, случись со мной, в далеком босоногом детстве, подобная история… Скажем, доведись мне сопровождать в походе по херсонским степям парочку залётных инопланетян… Ведь для этих местных мальчишек, которые за свои семь-восемь лет жизни не видели никого, кроме родственников и соплеменников, появление четверых высоких белых мужчин в странной одежде и обуви (!!!) должно было стать целым событием. Мальчики всю дорогу к деревне старались держаться поближе к нам, то и дело прикасаясь к рюкзакам, фотокамерам, кружкам, ботинкам… Последние их интересовали особо. Так как никогда ранее, даже в родной деревне, они не видели, чтобы на ноги люди одевали что-то кроме куска резины с тесёмкой (местного варианта вьетнамок). Небольшого росточка, худощавые, ловкие и цепкие, как лианы, на которых они раскачивались словно на качелях, малыши посверкивали лукавыми глазищами, и очень хотели быть всем нам, взрослым, по-настоящему полезными.

Забегая вперед, скажу, что через месяц нашего знакомства, благодаря помощи Исайи, а потом уже и своими силами, мы с ребятами всё-таки подружились. Мальчишки, как губка, впитывали наши русские слова, мы с трудом, но запоминали слова и даже отдельные фразы на местном наречии. А там, где не хватало слов, приходили на выручку жесты, взгляды, даже рисунки, которые мы рисовали в тетрадях, а мальчики палочкой на земле.

Долгие (часами) разговоры с детьми оказались для меня настоящим откровением, какой-то первозданной истиной, которую я давным-давно знал, а потом, в суете будней, забыл.

– Дядя Миша, а у тебя есть мама?

– Есть, Эскель.

– А когда она тебя бросила?

Вот так вопрос… С чего бы? Мама Эскеля, насколько я знаю, жива и здорова. Она провожала нас в джунгли, ласково и заботливо напутствуя мальчишку, который решил сопровождать своего дядю (нашего местного портера) в трудном походе.

– С чего ты взял, что мама должна была меня бросить?

– Ну, как же… Мамы всегда бросают детей. Я однажды упал, и сильно ударился. Мне было очень больно, я поранил ногу, у меня шла кровь, я плакал. А мама нет. Она даже не вышла из дома. Значит, моя боль – это не её боль. Значит, я – это не она…. У меня есть сестра, она только-только родилась. Когда сестра плачет, мама сразу просыпается, и гладит ее, кормит, берет на руки. А я плакал-плакал, но всё без толку…

– И какой ты сделал вывод?

– Плохой. Я понял, что я должен жить отдельно от мамы.

– Тебе было грустно?

– Очень…

Эскель насупился и отвернулся. Как все дети он очень болезненно воспринял первое «взрослое» знание – понимание своей обособленности от мира. В каком-то возрасте каждый из нас начинает потихоньку постигать себя, точнее, свое тело и учится управлять им. Это доставляет радость. Но осознание того, что ты, в принципе, отдельная ото всех единица, сам себе самодержец, что ты, как ни крути, одинок в полном смысле этого слова, приходит позже и дается значительно больнее. Уверен, каждый это пережил. Но заботливая память услужливо и подчистую стерла этот грустный миг из своих архивов, чтобы не доставлять нам лишних переживаний. Тем не менее, вытащить то наше детское горе из «заблокированных файлов» и вспомнить придётся. Хотя бы затем, чтобы свободней идти дальше, поняв, а, не проигнорировав, наши детские сложные чувства.

Задуматься обо всем этом меня заставил юный папуасский приятель…

Когда мама маленького Эскеля кормила его грудью, малышу оставалось просто открывать рот. Всё просто: ребенок хочет есть, кричит, ему дают грудь (или бутылочку, если говорить об иных цивилизациях), и он сыт и доволен. Но представьте ситуацию, когда рядом с младенцем никого нет, а есть ему очень хочется… Он может сколько угодно кричать, плакать, он даже будет видеть бутылку с молоком, у него будут свободны руки и открыт рот, но он скорее умрет от голода, чем сумеет взять бутылку и накормить себя сам. В первые недели жизни мозг ребенка еще не умеет командовать его телом. Они сосуществуют в одном целом человеке, но словно отдельно друг от друга.

Проходит месяц, другой и маленький человечек накапливает опыт. Он уже легко отдает приказание руке, и та тянется к пустышке, к погремушке или удерживает бутылочку с молоком. Мама, кстати, в это время ребенком воспринимается так же, как своя собственная рука или нога. С тем только отличием, что руку можно поднять в любой момент, а маму позвать исключительно дополнительными средствами. Например, плачем. Затем проходит еще несколько лет (как правило, четыре-пять, не больше) и ребенок вдруг, в один далеко не прекрасный для него день, понимает, что мама перестала ему подчиняться. Он приказывает ей поиграть с ним, подойти, обнять, а она делает нечто иное: смотрит телевизор, кормит ужином папу, стирает, гладит, или (вот ужас!) как у Эскеля занимается каким-то другим ребенком.

Вспомните, каждый из нас, хотя бы раз в жизни хотел умереть от отчаяния, от предательства самых любимых людей, от их нелюбви. Мы даже фантазировали себе свои похороны и видели, как горько будут рыдать родители над нашей могилой, а мы будем лежать красивыми и спокойными. Наказав маму и папу как следует, мы, конечно же, оживём. И тогда всё будет в жизни просто прекрасно. Однако время шло, мы, к счастью, не умирали, но привыкали жить в осознанной отстраненности от других. Компенсацией этой детской потери становилось иное сокровенное знание – умение всецело повелевать своим телом! Мы заставляли ноги бежать, и они бежали, руки крутили скакалку, пальцы послушно лепили фигурки из пластилина, голосовые связки учились пищать и рычать. В нас просыпалось Самосознание. И этот трон надолго, если не навсегда, без особых на то причин занял наш мозг.

– Дядя Миша, значит, это я заставляю руку кинуть копьё?

– Это твоя голова, твой мозг, Эскель, дает приказание руке.

– И это я приказываю ногам залезть на самую высокую пальму?

– Конечно. Это опять командует твоя голова.

– Дядя Миша, а кто тогда командует моей головой? Тоже я?

Оп-па! Этот маленький мальчик, дикарь, живущий в тысячах миль от нашего мира и в сотне веков от современной цивилизации со всеми ее философскими школами, в мгновение ока сформулировал вопрос, к которому я сам пришел только очень зрелым человеком. Если мозг – это часть меня, часть моего организма, то кто управляет им? И управляет ли?

К сожалению, большинству людей так и не удается постичь, что человек – это сложнейшая система, выстроенная вроде большой пирамиды, только поставленной на остриё, основанием вверх. Да-да! Именно так – вопреки всем законам физики, на самую малую точку опоры…

Самая понятная и примитивная часть пирамиды – это наше тело. Оно всегда занимает подчиненную позицию и взбунтоваться может только в том случае, если нарушены физические потоки взаимодействия с центральной нервной системой, с мозгом. Пример тому – ампутация конечности, или паралич… Хотя, многие доктора утверждают, что даже при потере ноги или руки человек продолжает ощущать фантомные боли, пытается поднять или опустить то, чего у него уже нет… Нам только кажется, что тело – это и есть мы. Ещё бы! Мы видим его отражение в зеркале, мы страдаем, если случаются внезапные поломки или сбои в работе нашей физической оболочки. «Я здоров», или «я болен» – это всё о нём, о нашем драгоценном теле…

Зачастую многие люди отождествляют себя со своим телом и, говоря о любви к себе, любят исключительно его. Особенно очевидно такое отождествление у женщин. Они говорят «я – красивая», имея в виду только разрез глаз, овал лица, форму губ, или длину ног. И лишь при особых обстоятельствах и под чужим воздействием отношение к самому себе может измениться радикально. И вот уже красавица, видя в зеркале те же губы и глаза, вдруг принимается плакать, повторяя: «Я – уродина!». Кто ей внушил подобную чушь? Отчего произошла такая метаморфоза?

А это уже шутки второй ступени человеческой иерархии – происки нашего Мозга…

Я пишу это слово с большой буквы, с определенной долей почтения, потому что до известного предела, наше взаимодействие с миром контролируется и производится посредством этого замечательного устройства – мозга. Или, как принято говорить, разума, самосознания и т.д. и т.п. Именно мозг приучает нас воспринимать себя Личностью, противопоставлять свое «я» миру, отстаивать позицию, отстранённо (уже без зеркала) осматривая и изучая себя. Теперь на смену определению «я красивый», или «я сильный», приходят иные формулировки. «Я умный». «Я так устроен». «Такой уж у меня характер». Мозг вообще скромностью не отличается. Словно главнокомандующий, он единолично принимает на себя руководство нашей жизнью, совсем не сомневаясь в том, что выражения «мне больно», или « у меня прилив вдохновения» – точно не в его компетенции… Да, безусловно, мозг может довольно четко объяснить, что такое слово «вдохновение», даже искусно его симулировать, но стоит расслабиться и отвлечься, как сконструированное мозгом вдохновение растает без следа, хотя будь оно подлинным – никуда бы не делось…

И вот тут, отчетливо осознавая, что он далеко не самый главный в человеке, мозг включает всю свою змеиную хитрость, все возможные и невозможные ресурсы, чтобы мы никогда, ни на секунду даже не задумались о том, что в сложной системе нашего «Я» существует еще НЕЧТО… И, собственно говоря, лишь это НЕЧТО и может, по сути, отождествлять себя с нами.

Это огромная, довлеющая над телом и мозгом верхняя часть пирамиды. Благодаря ей вся эта огромная махина, эта глыба, этот человек, касающийся мира лишь одной маленькой точкой опоры, своими двумя ступнями, незаметный и несущественный для вселенной в целом, умудряется балансировать, завоёвывать пространство, которое значительно больше (в разы) его самого. Этот возвышающийся над каждым из нас свод, купол, чаще всего так и остается невостребованным, непонятым, непринятым… Мозг – постоянная заботливая прокладка между Телом и Душой, Духом, нашим собственным Я, всячески препятствует такому опасному для него знакомству. Лукавя и хитря, мозг (в исключительных случаях) даже соглашается с тем, что выше него кто-то есть. «Ну, как же, – говорит он, – читали мы умные книги, в церковь ходили, потому знаем и понимаем, что у человека есть душа, что она бессмертна… Но толку-то? Вот я могу человека устроить на работу, познакомить с красивой женщиной, накормить в лучшем ресторане… Я могу натренировать подчиненное мне тело так, что бицепсы станут как у Шварценеггера, а талия – как у Гурченко… А эти ваши высшие сферы… Что могут они? Конечно, они есть, есть…, успокойтесь. Когда-нибудь, на досуге, я обязательно расскажу вам о них… Вы же верите в деда Мороза? Вы же хотите сказок на ночь?»

И мы смиряемся. Понимаете? Некую высшую, иную мерность, чем наш ум, разум, мозг (называйте, как хотите) мы даже не пытаемся постичь. А, не постигнув ее, как добиться гармонии, счастья? Как научиться летать, в конце концов? Ну-ка попробуйте взмыть над землей без крыльев, без самолета, по велению Мозга… Ах, как он бедный тужится. Как заставляет вас закрыть глаза и представить себя птицей. Представить себя Птицей – вот и всё, что он может…

Трудный вопрос ты задал мне, маленький Эскель.

Даже хорошо зная русский язык, умея выразить на нем почти все, что хочу, я, тем не менее, с трудом подбираю слова. Как же перевести это на птичий язык твоего крошечного племени? А, может быть, и не стоит вовсе? Может быть, это твой народ и ты сам поможете мне получить нужные ответы…

Наступает ночь. Ты поспи пока, юный папуасский воин. А мы с читателями, с твоего позволения, перенесемся на некоторое время совсем в другую страну и совсем в иную мерность.

Но я не прощаюсь с тобой, мой мальчик. Мы обязательно увидимся. Если не в жизни, то на этих страницах точно…

Глава вторая.

«Предположим, что Ученик одержал несколько побед, поэтому он гордится собой, и говорит: „Как я силен! Я победил!“. В этот-то момент он и находится в опасности, поскольку именно теперь ему приготовлена такая хитрая ловушка, что он попадётся, в этом нет сомнения, потому что в нем нет СМИРЕНИЯ. Он горд, он рассчитывает на самого себя и самообольщается незначительными результатами, которых достиг».

(Омраам – Михаэль Айванхов)

Случилось мне как-то раз проехать из конца в конец всю Австралию. От Дарвина (северного окончания континента) до Сиднея (это почти самый юг). Скучная и однообразная дорога (с редкими всплесками ярких пятен остановок в природных парках или придорожных мотелях) требовала определенного напряжения воли: уснуть за рулем и свалиться в кювет – было проще простого. От нечего делать, и чтобы как-то привлечь к разговору спутников, я начал излагать им мою теорию о несоразмерности тела, мозга и собственного Я.

Говорил, и хитро посматривал на сидящего слева от меня отца (движение в Австралии традиционно левостороннее). Обычно отец мгновенно включался в жаркий спор, уличал меня в метафизичности взглядов, в противоестественности противопоставления «себя – Себе», традиционно апеллируя к избитой истине о том, что «самые глупые вещи говорятся всегда с самым умным выражением лица». Но в этот раз он подозрительно долго молчал, кряхтел, вертелся в кресле и сердито жевал орешки кешью, большим любителем которых всегда являлся.

– Пап, ты чего? – не выдержал я.

– Да так… Задумался…

– А почему не возражаешь? – я отвлекся от дороги и внимательно посмотрел на отца.

Тот не выдержал взгляда, отвернулся и заговорил, продолжая неотрывно смотреть в сторону:

– В общем, сын, недавно, когда мы летели в Дарвин, я вдруг понял о каких двух «Я» в одном человеке ты так долго рассказывал. Помнишь, в самолете, когда мы только– только набрали высоту, стюардессы стали разносить презенты от авиакомпании? Тапочки какие-то, беруши, очки для сна, надувные подушки… Хрень, одним словом. Дома уже эту ерунду складывать некуда. Тележка медленно двигалась вдоль рядов, барышни щебетали что-то по-английски, я откинулся в кресле и прикрыл глаза. Брать подарки мне не хотелось, но и отказываться было как-то неудобно…. И тут вдруг слышу, только что щебет раздавался впереди меня, а теперь несётся откуда-то сзади. Стюардесса проехала мимо моего кресла, не остановившись, и не вручив мне положенный презент. Во мне мгновенно вскипела обида. Точнее, я-то сам умом понимал, что не нужны мне эти безделушки совершенно. Но какой-то другой «я», настырный, мощный и громогласный буквально требовал, чтобы я окликнул девушку, потребовал вручить мне положенное, сделать замечание за подобное неуважение к моей персоне. Я себя осаждал и сдерживал, как мог. «Ты сидел с закрытыми глазами. Тебя просто не стали будить. В конце концов, если бы ты действительно спал, то ничего бы вообще не заметил!». Так рассуждала одна моя половина. Но вторая не успокаивалась: «Я заплатил за билет. Эти проклятые сувениры входят в его стоимость. Только я могу решать, нужны они мне или нет. В конце концов, тапки всегда можно кому-нибудь подарить, а лишнюю надувную подушку положить в бардачок автомобиля. Авось, пригодится на даче!»

– И какая часть победила? – не выдержал я, и улыбнулся.

– Да никакая. Пока я, как шизофреник, разговаривал сам с собой, тележка уехала в хвост самолета, и было бы верхом глупости догонять стюардесс за занавеской. Но дело-то не в этом!– Отец азартно потер ладони, глаза его разгорелись. – Дело в том, что я РЕАЛЬНО чувствовал, что во мне происходит борьба двух разных людей. Я, кажется, даже видел их со стороны. И они оба в тот момент ненавидели друг друга. Кто из них был настоящий Я, вот в чем вопрос?

– Ни один…

– Как же? – отец ошарашенно посмотрел на меня.

– Ты сделал только первый шаг к тому, чтобы понять меня, пап. Но посмотри, какое это произвело на тебя впечатление! Ты потрясён! На самом же деле, театр в самолете устроил твой Мозг. О! Он прекрасный актер и может быть многолик, словно Янус. Хорошо, что в данном случае вас (в блистательном исполнении Мозга) было всего двое. Слышал такое выражение – «меня раздирают противоречия». Их может быть и два, и три, и десять. И все они в один голос вопят: «Это Я, именно Я самый настоящий и подлинный Вячеслав Андреевич!» А ты, который действительно Ты, мирно сидишь в кресле, или летишь рядом с самолетом и лукаво улыбаешься, глядя на то, как распустили хвосты твои интеллектуальные запчасти…

– Но как же так?

– Смотри. Сейчас попробую объяснить еще раз. Ты, как человек с высшим техническим образованием, легко согласишься с тем, что наше тело, как и любое тело в природе – трехмерно. Так?

– Естественно.

– И в этой трехмерности ограниченность нашего тела. Она нам совсем не мешает. Мы привыкли к ней, нам так комфортно. Но как ты думаешь, почему даже самое совершенное человеческое тело легко позволяет управлять собой какому-то мозгу?

– И почему?

– Потому что мозг четырёхмерен! Помимо стандартных трёх измерений, он обладает еще и четвёртым: умением ориентироваться во времени. То есть, легко переноситься из прошлого в будущее и наоборот. Прошлое – это память. Будущее – это мечты. Более того, мозг умеет виртуозно владеть своим временным вектором, перенося ошибки прошлого в прогнозирование будущего. Иногда люди называют это житейским опытом.

– Это, сын, кстати, замечательное качество. И я не понимаю, почему в твоем голосе звучит ирония. – Отец неодобрительно покачал головой и с досадой выбросил пустой пакетик из-под орешков в раскрытое окно.

Я вздохнул и приготовился к новому долгому разговору.

Почему-то часто случается так, что мы готовы принять на веру любую ерунду, а если начать говорить серьезно – тут же включается какое-то автоматическое недоверие собеседника. С одной стороны, люди произносят знаменитое «Не верю» Станиславского чаще всего просто для поддержания разговора. Абсурд? Конечно! Разве так постигается истина? С другой стороны, это же «не верю» – как предупредительный рык брачующегося тигра: ты, дескать, всегда помни о том, что я имею собственное мнение.

Но самый плохой вариант, когда люди ничего не произносят, а согласно кивают головами, восторженно твердя: «Боже! Какой же ты умный!». И в первом, и во втором, и в третьем случае, они, как правило, вообще не услышали, не расслышали и не поняли того, о чём им пытались сообщить. Его Величество Мозг подключился к беседе, не включившись, но уже уловив определенную опасность: «На мои устои покушаются! SOS! В фильтрационную камеру!».

– Папа, ты действительно уверен, что опыт это синоним мудрости?

– Ну а как иначе? Мы совершаем поступки, делаем ошибки, набиваем шишки… И из всего этого извлекаем уроки, которые позволят нам в будущем избегать опасностей.

– Это не мы, это наш мозг думает, что способен застраховать человека от чего-либо. А на самом деле, выстраивая жизнь исключительно на основе своего опыта, мы просто кастрируем потенциальное счастье.

– Это как?

– Давай я приведу самый простой пример. Допустим, молодой человек, переживая свою первую любовь, столкнулся с безразличием или с предательством девушки. Он выворачивал душу наизнанку, а она предпочла ему, его стихам и букетам местного хулигана. Юноша пережил всё это, переосмыслил и через некоторое время женился. Но и супруга его разочаровала полностью. Она не разделяла его восторженных порывов, не находила радости в сексе, требовала всё более высоких заработков. И какой опыт извлечет из двух сходных ситуаций этот молодой человек?

– Так это же понятно! Следующий раз он будет внимательнее присматриваться к женщинам. Будет выбирать родственную душу….

– А если не найдёт такую?

– Ну, значит, будет жить один.

– Ага! И страдать. И твердить о собственных разочарованиях. Его опыт помог ему рассмотреть в романтических отношениях всего две тревожные кнопки: предательство и непонимание. Он (опыт) прочно зафиксировал прошлое и заблокировал будущее, лишив, таким образом, почти автоматически и ощущения радости настоящего. Прошлое вызывает сожаление и грусть. Будущее кажется расплывчато-туманным. А жить настоящим и получать кайф от каждой проживаемой минуты – мешает опыт. Он на страже. Он бдит! Ах, ты порадовался? Ну-ну! Ты и Клаве радовался, а чем всё кончилось? Пап, ты понимаешь, о чём я?

– Я понимаю. Но ты, мне кажется, всё-таки перегибаешь палку. Такие примеры имеют место быть, но отрицать полезность опыта глупо. Ты, например, схватился за раскаленный утюг, обжегся и запомнил, что так делать нельзя. А теперь представь, что у тебя нет опыта, и ты каждый раз обжигаешься…

– Отличный пример! Он как раз ничему не противоречит. Смотри: ребенок живет настоящим, он исследует окружающий мир. Он хватается за утюг, обжигается, ему больно… В мозгу четко фиксируется – утюг горячий. Хватать нельзя. Но про плиту ему ничего не известно. И про кастрюлю с кипятком. Так сколько раз надо причинить себе боль, чтобы сделать выводы обо всех опасных с точки зрения ожогов предметах? Чему может научить опыт с утюгом? Утюгофобии? Мозг бы так и поступил. Да что там мозг! Кошка, раз усевшаяся на горячую плиту, больше не будет садиться на горячую плиту. И на холодную тоже. Это всем известно…

Но человек больше мозга. Поэтому, чтобы не ходить в не глаженых рубашках, он преодолевает запреты мозга, отрицает полученный опыт и пытается научиться сосуществовать с этим утюгом, даря себе радость быть аккуратным. Я искренне убеждён, что мудрость людей пропорциональна не их опыту, а их способности к его приобретению. Почему тебя должно удивлять, что опыт так мало нам помогает: мы изменяемся с каждым днем, и то, что мы называем своим опытом, есть опыт другого существа, которым мы больше не являемся.