Текст книги "Босоногие Ангелы, или Как взлететь над собой"

Кстати, примерно в XIII веке, некто Альберт Магнус, немецкий ученый, умудрился доказать в своем научном трактате, что пигмеи ВОВСЕ не люди. Потому как они не обладают философией, не знают искусств и не имеют стыда… И ссылался в своих изысканиях доктор теологии не на кого-нибудь, а на самого Аристотеля. И целых пять веков после этого сам факт существования пигмеев, с их ценнейшей культурой и этнографической неповторимостью игнорировался мировым сообществом примерно так же, как рассказы о людях с пёсьими головами, циклопами и гипербореями.

И лишь в конце позапрошлого века, путешественники, изучавшие Африку, принесли в цивилизованный мир новые, но очень скудные сведения о маленьких людях. Безусловно, особую лепту в эти изыскания внесли Поль Дю Шайю, немецкий географ Георг Швайнфурт и журналист-авантюрист американец Генри Мортон Стэнли.

Так, в частности, Генри Мортон Стэнли описывал племя пигмеев, проживающее в непроходимых джунглях на границе Камеруна и ЦАРа. В европейских журналах это племя называлось багелли. Багелли считались кровожадными, нелюдимыми, очень опасными.

Те, кто хорошо меня знает, поймут, почему из всех возможных племен пигмеев я выбрал для экспедиции район проживания багелли. Я не верю в необоснованную кровожадность и считаю, что более всего люди склонны пугать тем, что трудно достижимо и трудно изучаемо.

Чтобы не утомлять вас подробностями организации экспедиции и нашего проживания в племени бонго-бонго, входящего в состав большого объединения багелли (этой поездке посвящена наша книга «Зов Убанги»), я сразу остановлюсь на тех моментах, ради которых и затеял этот рассказ. Я расскажу о фантастической, непостижимой и сверхъестественной интуиции пигмеев, научиться которой я пытался в течение всего месяца, проведенного в джунглях.

Начну с того, что название племени бонго-бонго – очень условно. Просто язык пигмеев очень быстр, стремителен и включает в себя многократные повторения. На вопрос: «Кто вы?» – пигмеи, по птичьи щебеча, повторяют «обонго-обонго-обонго»… «Бонго-бонго», – утомившись, сообщает нам переводчик и гид Ричард Око.

Их хижины трудно принять за человеческое жилье. Они настолько малы, что напоминают шалаш для крупной овчарки. Представить, что в нём может жить семья из трех-четырех человек почти невозможно. Кожа у пигмеев чуть светлее, чем у их высокорослых африканских собратьев и ощутимо желтее. Образ жизни они ведут кочевой, однако никогда не покидают район, обжитой их предками исторически. В этом они чем-то схожи с нашими цыганами. Табор может кочевать из села в село, но, так скажем, в пределах одной или двух областей республики.

Основным парадоксом общины маленьких людей можно назвать уникальное сочетание робости и воинственности. Они стеснительны и наивны перед чужой щедростью, с радостью принимают подарки, готовы делить с гостями кров и скудную пищу, но они мгновенно улавливают чужую агрессию, превращаясь в бесстрашных и беспощадных охотников-дикарей. Всё дело в нюансах вашего поведения, и в той нечеловеческой интуиции, которой пигмеи наделены буквально от рождения.

Если вспомнить одну из расистских научных теорий, которая утверждает, что человечество прошло в своем развитии три стадии – детскую, юношескую и зрелую, то следует, что одни народы («цивилизованные») находятся на взрослой ступени развития, а другие задержались на детской, начальной фазе. Пигмеи с их большой головой, выпуклым лбом и, главное, маленьким – «детским» ростом как нельзя лучше, по мнению этих «ученых», иллюстрируют данное расистское положение. Я в корне не согласен с этой теорией. «Детскость» пигмеев – это не свидетельство их инфантильности. Наоборот! Именно в детстве, мы зачастую мудрее и проницательнее любого взрослого. Наша интуиция хранит нас во многих случаях лучше самых строгих нянек и самых любящих родителей. А умничанье – убивает многое из того, что заложено при рождении. Помните, как у Бенджамина Хоффа: «Кролик – он умный! – сказал Пух в раздумье. – У него настоящие Мозги. – Наступило долгое молчание. – Наверно, поэтому, – сказал наконец Пух, – Кролик никогда, ничего не понимает!»

Теперь представьте.

Раннее утро. Ночь доживает свои последние часы. Прохладный дождь барабанит по пальмовой крыше нашей легкой хижины. Тишина такая, что мельчайшие, как пыль, водяные брызги взрываются в не выспавшейся голове раскатистым там-тамом. Мы выходим на поляну, куда вместе с нами подтягиваются из своих шалашиков пигмейские мужчины. Они приходят покурить и выпить кофе, который каждое утро варит в консервной банке на костре мой приятель, Андрей Шереметьев. Сей своеобразный напиток из цикория (которого здесь прорва) и растворимого «Нескафе» (который уже в первые дни стал жутким дефицитом) он, по недоразумению, гордо именует «кофе по-пинмейски» и приходит в полный восторг от того, что бонго-бонго потихоньку становятся записными кофеманами.

Дети и женщины просыпаются позже мужчин, и с их появлением поляна наполняется смехом, криками, беззлобной соседской перебранкой, стуком пестиков, перемалывающих на завтрак сушеные коренья, потрескиванием многочисленных костерков. Дождь почти прекратился. Сквозь вершины огромных, с телебашню, деревьев, на поляну робко проглядывают первые солнечные лучи.

И вдруг, буквально в мгновение ока, мирная картина рассыпается на множество ярких осколков… Пигмеи врассыпную бросаются к своим кострам и шалашам, хватая на бегу немудреные пожитки. Мы замираем с открытыми ртами, не понимая, что произошло. Тем временем, всё племя бонго-бонго бодро подхватывает свои легонькие переносные шалашики, устремляется на противоположную сторону огромной поляны и в течение получаса разбивает новый лагерь. Растерявшийся Ричард Око ни у кого не может выяснить, что произошло. Тем не менее, привыкнув доверять нашим маленьким хозяевам, мы прерываем утреннюю трапезу, собираем пожитки, гасим костёр и тоже эвакуируемся метров за пятьдесят от предыдущей стоянки.

Во время «переезда» и несколько часов спустя, мы продолжаем живо обсуждать экстренную смену дислокации. Признаюсь, вначале я и мои спутники были несколько испуганы, и мы даже предприняли небольшую вылазку в район старого лагеря, тщательно исследуя траву на предмет внезапного нашествия змей, ядовитых насекомых или еще какой-нибудь угрозы. Всё было так же, как всегда. Гроз и ураганов в последние дни тоже не было, да и не предвиделось.

Поразмыслив, делаем вывод, что у бонго-бонго, вероятно, проходила какая-то своеобразная репетиция на тот случай, если племени будет угрожать реальная опасность и придется быстро и слаженно эвакуироваться. В бывшем СССР сказали бы – тактические учения по гражданской обороне…

Наступает вечер. Племя все так же безмятежно и буднично готовится к ужину. На новой территории пришлось поработать больше обычного: вырвать траву, убрать коряги, откатить большие камни. Словом, все устали, зевают и потирают закрывающиеся глаза.

Вдруг в этот момент раздается оглушающий грохот, треск, взрыв… На противоположной конце поляны, там, где еще утром стоял наш лагерь, от векового дерева отламывается и летит вниз огромная ветка. Она падает на землю с шумом небольшого артиллерийского снаряда, вгрызаясь в землю сантиметров на тридцать. Мы потом посмотрели эту ветку вблизи – ее окружность составляла обхват рук, а длина – примерно метров шесть. Словом, если бы она упала на наш лагерь, вряд ли кому-нибудь удалось уцелеть…

Тщательное изучение места отлома (и на дереве, с помощью специальных веревочных петель) и на земле, у основания ветки, так и не объяснили нам, что произошло. Ветвь не была трухлявой, или изъеденной термитами. Ствол был без трещин и повреждений. Почему ветвь упала на землю – мы так и не поняли. Зато задались более важным вопросом: как о надвигающейся катастрофе узнали пигмеи? Никакого треска, или скрипа мы не слышали. Да и пигмеи сами подтвердили, что его не было. Визуально ветка выглядела точно так же, как и все остальные. Ни чрезмерных плодов, отростков, ни еще чего-то похожего…

Бонго-бонго ответили просто и ёмко: «Мы почувствовали»…. Не это ли и есть проявление общественной интуиции в ее кристально-чистом, девственном выражении? А ведь эта интуиция спасла десятки жизней, в том числе, и наши.

С того дня я старался постоянно вглядываться, вслушиваться в поведение моих маленьких товарищей. Пытался чувствовать, видеть, осязать и слышать как они. И пришел к удивительным открытиям. (Не «открытиям» в глобально-научном понимании этого слова, а в постижении самого себя). Признаюсь, в будущем это значительно облегчило и изменило мою жизнь. Может быть, пригодится и вам.

Итак, первый вывод, который я сделал, касался принципиального отличия в восприятии мира у нас, отягощенных цивилизацией со всем ее многовековым багажом знаний, и у них – свободных и открытых миру. Мы, воспринимая мир, включаем все ресурсы головного мозга и интерпретируем его одним словом – «понимание». Пигмеи так глубоко не ныряют. Они просто СОЗЕРЦАЮТ! А теперь представьте, насколько шире горизонт их созерцания, без вынужденного анализа (Мозгом!) всего увиденного, услышанного, без попыток тут же найти ассоциативный ряд, миллионы причинно-следственных связей, дать им оценку… Пигмеи не понимают. Они переживают, или, если хотите, проживают увиденное, пропуская информацию через себя мощным потоком, без плотин и шлюзов анализа.

Если говорить научным языком, то весь смысл нашего понимания и логического анализа сведется к простой интерпретации тех или иных фактов. А потом мы будем интерпретировать совокупность десяти таких фактов, потом ста, тысячи и т.д. В конечном счете, мы где-нибудь обязательно сделаем ошибку и придем к абсолютно неверным выводам. Если бы пигмеи могли выражаться также наукообразно, то они попытались бы объяснить нам, что жизнь, по их глубокому убеждению, вообще иррациональна. Если бы они читали Гегеля, или он был знаком с их мирощущением, то они заявили бы в унисон с великим философом, что «история учит нас только тому, что ничему не учит».

Итак, какие же выводы я сделал и чему научился у самых маленьких жителей планеты?

1.Я научился дружить с собственными страхами.

Вам кажется это не очень серьезным навыком? Зря! Если мы не сверхчеловеки, то страх (тот или иной) в разных жизненных ситуациях ощущаем. И чем выше наша образованность, социальный статус, ощущение собственной значимости, тем активнее мы начинаем с этими страхами бороться. Мы побеждаем в себе страх, радуемся этому и не понимаем, что кажущееся отсутствие страха блокирует нашу интуицию. Уничтожает ее на корню! Более того, иллюзия преодоления страха всегда обманчива. И он живет в нас тем сильнее, чем яростнее мы уверяем себя, что победили внутренние фобии.

Мои пигмейские приятели научили меня проживать свой страх до конца, до самой глубины, до донца. Осознанно отдаваться ему, продвигаясь внутри своего страха и сопротивления до конца. И чем глубже ты будешь осознавать свой страх, «плавать» в нем, тем быстрее и охотнее на помощь устремиться интуиция, показывая в лабиринтах безысходности единственно верный путь. Наш страх – это и есть мы сами. Научившись его принимать и осознавать, мы учимся принимать себя.

2.Я постиг премудрость контакта с другими людьми без помощи речи, исключительно на эмоциональном уровне.

Современная молодёжь часто употребляет выражение «поймать волну». Могу сказать, что пигмеи ловят твою волну в совершенстве. Они настолько чётко настраиваются на эмоциональную волну друг друга и даже меня, постороннего человека, что первое время я просто диву давался. По микронным изменениям мимики, дрожанию ресниц, приподнятой брови, или нервному потиранию пальцев пигмеи узнают твое настроение, твои ближайшие намерения, твой посыл в их адрес. И соответственно реагируют. Через неделю жизни в их маленькой деревеньке я уже не удивлялся тому, что мне не нужна помощь переводчика Ричарда Око, чтобы договориться о каких-то элементарных вещах. Мы друг с другом здоровались, выясняли планы на день, обсуждали охоту, погоду, словом, всё на свете. Я говорил на русском, они на своем языке. Но мы прекрасно понимали друг друга. Интуитивные предчувствия и абстрактные идеи происходят из того же источника, где рождаются эмоции, поэтому, чем лучше ты умеешь определять эмоции людей, тем лучше ты сможешь творить и общаться с помощью интуиции. Распознавать и обозначать эмоции – как свои, так и окружающих – эффективное упражнение.

3.Я научился выключать в себе скептика и включать любознательного ребенка.

Мне и раньше приходило в голову, что наши внутренние ограничители, цензоры, критики сильно мешают жизни и успеху. Мы еще не успеваем толком узнать, скажем, собеседницу-блондинку, а уже через минуту выдаем вердикт «Боже, какая дура!». Мы еще не попробовали влезть на высокий забор, чтобы попасть на противоположную сторону, а внутренний цензор нас тормозит и орёт «Стой! Куда? У тебя не получится. Ты толстый, больной и одышливый!». У пигмеев, насколько я выяснил, распространено табу на слово «не могу». Зато они постоянно спрашивают «Как это сделать?». И я даже не удивился, когда однажды вечером, когда я разобрал фотоаппарат, чтобы протереть объективы, ко мне подсел старый пигмей и стал выяснять, тыкая пальцем в технику, как она устроена. Для него не имело значения, что он не знает оптики, не знаком с физикой и не получил вообще никакого образования. Его принципиально волновал сам процесс: «Как это происходит?». Там, где он НЕ ЗНАЛ, включалась его интуиция, и он пытался постигать незнакомый мир с ее помощью.

Так вот, чем чаще мы будем задавать себе позитивные вопросы и реже включать злобного критика, тем благодарнее и активнее начнет работать наша интуиция.

4.Я научился радоваться миллионам ненужных знаний…

Звучит абсурдно, но, тем не менее, это так. К сожалению, подобная роскошь – получать абсолютно незнакомую и, не факт, что нужную тебе информацию – доступна только в таких вот длительных экспедициях. Так много нужно успеть, столько вопросов задать и на столько их ответить… Кошмар! И, тем не менее, занимаясь такими вот многочасовыми беседами, взаимопроникновением двух миров, я в какой-то момент почувствовал вспышки некоего озарения. Сами собой (казалось бы) находились ответы на вопросы, которые меня мучили в Москве. Я с блеском решал те задачи, которые еще вчера мне казались неразрешимыми. Это она, моя дорогая Интуиция, заработала на полную мощь, заметив, что я совсем не отвлекаюсь на анализ, а просто подбрасываю ей разрозненные факты, как дрова в топку, а она, в благодарность, указывает мне верный путь.

5.Ну, и наконец, я понял глубинную потребность в том, чтобы периодически выключать себя из социума, находить покой и радость в одиночестве, а главное, я догадался, интуитивно, откуда такая потребность возникала у меня раньше, еще до знакомства с пигмеями.

Очень часто, особенно по вечерам, пигмеи отходят от общего костра, прекращают свои оживленные беседы, усаживаясь в одиночестве и полном отключении от внешнего мира. Не уверен, что они знают слово «медитация», но возвращаются к товарищам они совершенно просветленные и отдохнувшие. Одна старая женщина ответила на мой вопрос так: «Они уходят погулять в себе!». Право же, лучше не скажешь. Находя время, чтобы прислушаться к своему внутреннему миру, ты обнаружишь, насколько ты на самом деле удивительное и волшебное существо. Обладая способностью слышать себя в одиночестве, ты сможешь научиться слышать свой внутренний голос, даже когда ты не один, и создавать сильные и привлекательные интуитивные идеи как раз тогда, когда они будут нужны.

Зачем я вам всё это рассказываю? Всё просто. У любого из нас существует только одна ЧЕСТНАЯ цель в жизни: приобрести опыт самого полного счастья. Иными словами, прожить жизнь, по возможности, счастливо. Однако жизнь, порой, строже любого школьного учителя. Если в детстве и юности она нам посылает всякие малозначительные испытания, которые никак не омрачают нашего существования, то с годами учительские розги становятся всё жестче, а испытание суровей. Развитие же интуиции помогает увидеть знаки, которые подает окружающий мир, и учесть их до возникновения опасных ситуаций.

Развитие интуиции и сверхчувственного восприятия позволит каждому из нас сосредоточиться на том, что в нашей жизни действительно значимо.

Вы научитесь со временем осознанно, внимательно слушать себя. Вы будете готовы следовать своей душе, куда бы она ни привела. Возможно, иногда вам захочется рискнуть и поиграть с судьбой в азартные игры, хлебнуть полную чашу самого забористого адреналина и бросить вызов всем опасностям мира. Мне самому это знакомо. Но я уверен, что в подобной ситуации только интуиция подскажет вам путь безопасной победы и дальнейшего взросления. Не нужно бояться упасть. Важно знать, как ты потом будешь подниматься! Стать выше самой высокой горы (хотя бы для себя самого) мне помогли самые маленькие люди нашей планеты!

Глава 6.

Половина следствий хороших намерений оказывается злом. Половина следствий дурных намерений оказывается добром.

( Марк Твен)

Преамбула моих египетских рассуждений, вызванная зноем, пожарами и иссушающим душу пеклом.

Моя бабушка сказала этим летом: «Нас господь карает за грехи…». Но ведь БОГ никого никогда не карает. Он любит. Всех одинаково сильно и пристрастно. Или всё-таки карает?

Есть блестящая работа русского философа Евгения Трубецкого "Смысл жизни", изданная в замечательной серии "Философские памятники" и исследование Александра Ильина «Аксиомы религиозного опыта», а так же много других прекрасных источников, в том числе, моя любимая "Роза Мира" Даниила Андреева. Есть откуда получить ответы….

Но… ленимся….

Теперь по – существу моих наблюдений.

Мы не грешники, мы просто ошибаемся и исправляем ошибки. Если же мы грешим, то, по логике вещей, всегда найдётся тот, кто захочет индульгировать наши мелкие прегрешения и серьёзные грехи и даже сделает из этого бизнес.

Единственный грех – это ошибка человека в том, что он невежественен. Он живёт запросами, – примитивными потребностями глупой (как сказал апостол Павел) плоти.

А теперь – сама история, и выводы, которые она меня подвигла сделать…

Собственно, сам рассказ…

Из московского зноя я, по иронии судьбы, решил очередной раз сбежать в египетское пекло. Моря хотелось больше, чем страшило солнце. Да и тамошняя жара переносится и воспринимается как-то иначе. Те же 40 градусов в тени, но ты жив, и даже склонен к активности (и умственной, и физической).

Но эта поездка в страну фараонов отличалась от десятков предыдущих принципиально. Хотя бы тем, что мне не хотелось устраивать праздных каникул на курортах Хургады или Шарм-эль-Шейха (честно говоря, я вообще не любитель пляжного отельного отдыха).

Местом временной дислокации мы с друзьями выбрали Дахаб, с его великолепной нырялкой, непередаваемым колоритом тесных улочек и абсолютным равенством всего и всех. Здесь олигархи и студенты, мажоры и бродяжки сообща и на равных живут в непосредственной близости от дайвинг-центров в своеобразных «лагерях-ночлежках», стоимость ночи в которых оценивается везде одинаково – один доллар. В Дахабе дружно игнорируются национальности и возрастные отличия. Старый немец профессор, молодой безработный англичанин и украинец-банкир средних лет прекрасно уживаются друг с другом, попивая пиво, обсуждая очередное погружение, или угощая всё дайвинг-сообщество купленными накануне на рынке фруктами. Мне кажется, что здесь и различия между мужчинами и женщинами стираются напрочь. Ведь в дайвинге ты погружаешься на глубину не с дамой, а с бади-партнером – надежным товарищем без пола и возраста, страхующим твою жизнь и здоровье.

Нанырявшись всласть, проверив еще раз себя на «вшивость» в легендарной Голубой Лагуне – подводном глубинном колодце потрясающей красоты и коварности, унесшим несколько сотен жизней, мы заскучали. Я вспомнил принца Флоризеля, которому всегда хотелось чего-нибудь новенького и, по возможности, авантюрного. Поэтому оставшиеся дни было решено посвятить путешествию вглубь страны, с целью увидеть Египет принципиально иной, нежели в рекламных буклетах. Хотелось стереть в памяти глянцевый блеск его пафосных курортов с дежурно– радушными лицами служащих, но порадоваться искренним и широким улыбкам местных жителей, не обремененных знаниями о чаевых.

Те, кто был в Египте, знают, что внутренние автомагистрали строго контролируются полицией и армией и передвигаться по ним самостоятельно, без сопровождения гида, вне туристической группы – проблематично. Есть только две лазейки – кросс-ралли через пустыню, по пескам, либо вдоль побережья. Так как времени было мало, путешествие по пустыне отпало само собой. Осталось побережье. С его единственным, но непреодолимым минусом: вдоль моря (особенно в диких местах) на машине не проедешь. Впрочем, на мотоцикле или велосипеде – тоже. А топать до ближайшей от Дахаба деревеньки 30 километров по камням и скалам, неся на себе палатки, как-то не хотелось. И тут нам пришла в голову блестящая мысль – арендовать на пару дней трех верблюдов! Тем более, что в этом случае, мы бы могли взять с собой снаряжение для подводного плавания и посмотреть на те красоты, которые (в силу «оторванности» их от цивилизации) другими дайверами не исследованы…

На рассвете наш «транспорт» прибыл прямо к лагерю. Караван из 4-х верблюдов (один – для проводника) смотрелся величественно и красиво. Да и имена у наших двугорбых спутников были под стать их горделивой осанке: Бахтияр, Абдуазим и Джантемир. Имя четвертого я запамятовал, но уверен, оно было таким же звучным.

Мы закрепили поклажу на спинах верблюдов, взгромоздились в неудобные деревянные седла сами и отправились в путь.

Именно с этого момент и почти на протяжении всего путешествия, меня не покидала мысль о справедливости богословской фразы «Благими намерениями выслана дорога в ад». А говоря языком современного делового человека: «Баланс между сиюминутным добром и окончательным отдаленным результатом всегда почему-то оказывается отрицательным».

Почему? Попробую объяснить…

Если вы с детства не были приучены к езде на верблюде, не ходили в караване, не проводили в седле долгие часы – лучше не пробуйте. Мы с приятелями довольно долго (хоть и не всерьез) занимались конным спортом, но в этом путешествии наши навыки нам абсолютно не пригодились. Поймать ритм животного и приноровиться к нему, когда верблюд двигается по пересеченной местности и чувствует на себе неопытного седока – практически невозможно.

Я с содроганием вспоминаю этот утомительный, многочасовой переход! Небо над нами было высокое, как лоб мудреца, с мелкими морщинками перистых облаков. Белесо-серые, порой уныло-желтушные скалы, по которым наши верблюды передвигались довольно уверено, плотной стеной подступали к самой воде. Мы развлекали себя тем, что придумывали название для очередной скалы, сообразно ее очертаниям. Была у нас скала Мефистофель, скала Фараон, мы даже нашли скалу Спящий Заяц. Иных развлечений, увы, не было…

Уже по истечении четырех часов мы напоминали себе те самые египетские мумии, которые смотрят на людей с надеждой, что их когда-нибудь оживят.

Полуденное солнце, не переставая, лизало наши лица раскаленным и солёным языком. Или это пот заливал глаза? Даже волны, казалось, замерли. Одинокая чайка зависла в полете. Небо и море, как две чаши весов, уравновешивали друг друга в абсолютном спокойствии. Верблюды ступали осторожно, как на цыпочках, словно боялись нарушить это равновесие. И не верилось, что где-то кипит жизнью Тверская или Пятая Авеню, падают и растут котировки акций, льёт дождь, а, может быть, идёт снег…

Наш проводник что-то прокричал на гортанном наречии, которое он, по недоразумению, считал английским языком. Мы ничего не разобрали, однако проследив за его рукой, заметили относительно большой и пустынный пляж, на котором, вероятно, можно было спешиться, поплавать и перекусить.

Какое же разочарование нас ожидало! Стоило нам приблизиться к этому вожделенному пляжу, как мы тут же были атакованы полчищами саранчи, величиной с мой указательный палец. Она хоть и не кусалась, но раздражала невыносимо, норовя проникнуть под одежду, сесть на лицо и руки. Верблюды занервничали и припустились рысью. Минут через пятнадцать мы миновали саранчовые плантации и снова оказались на острых, обрывистых скалах…

Чтобы не утомлять вас описанием дороги, сразу перенесусь в ночь нашего прибытия в деревеньку бедуинов – конечной цели нашего долгого перехода.

На подходе к деревне, наш проводник легко спрыгнул с верблюда и подошел ко мне, видимо, приняв за старшего.

– Это очень тайная деревня! – сказал он мне, сделав «страшные» глаза. – Вам сегодня очень повезло, что вы сюда попали, вы бы никогда в жизни не увидели этой деревни, – зловещим шепотом продолжал он. (Паренек даже произнес название деревни – оно было длиннее, чем имя у арабского шейха).

– А как давно здесь живут тайные бедуины? – спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.

Но он моей иронии не понял и ответил серьезно:

– Очень давно. Дольше пирамид. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что ее видели.

Я сделал вид, что поверил проводнику и не стал уточнять, что бедуины в этих краях появились вместе с арабами. А вот когда они осмотрелись, то тут же назвали себя «коренными» египтянами. Точнее, пред-египтянами. И, конечно же, сами поверили в то, что это их предки строили величественные пирамиды и монументальные храмы… И стали гордиться ими как своими собственными святынями. Я бы сказал, что бедуины и арабы «проглотили» историю и культуру Египта, как голодный кот глотает кусок колбасы. И начали кормиться вокруг этой великой культуры. Но история безжалостна! Она отомстила завоевателям, превратив отважный народ скотоводов и земледельцев в народ мелких лавочников и потрошителей туристов. Главная причина потери достоинства сегодняшних жителей Египта (и даже «прирученных» бедуинов) в том, что они кормятся вокруг того, что сами не создавали.

Провожатый продолжал молча и пытливо смотреть на меня, от нетерпения притоптывая ногой.

– Простите! Я отвлекся, – ответил я. – Благодарю покорно за этот эксклюзив. Я вам этого никогда в жизни не забуду.

Наш проводник не понял юмора, сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эту деревню с противоположной стороны сторожат пятьдесят вооруженных бедуинов. Все-таки то место, где мы находимся, египетская государственная тайна. А египетская тайна в Египте меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно здесь и сейчас. Иначе, судя по его тону, мы рисковали навсегда остаться здесь, превратиться в бедуинов, точнее, рабов бедуинов и не увидеть родины. И самое страшное – мы никому не можем рассказать, что видели эту деревню…

Вот в этот самый момент я и подумал, что наше сиюминутное желание (доброе, по сути) подарить себе интересное и увлекательное путешествие начинает превращаться в фарс, который я в повседневной жизни (исключение – театр) считал и считаю злом и пошлостью.

Наш провожатый, получив заветные 50 долларов (сверх оговоренных в Дахабе за верблюдов и услуги), шустро исчез в глубине деревеньки, которая состояла из 2-3 хижин и пары загонов для кур и коз. Еще через несколько минут он вышел с пожилым, заспанным, но улыбчивым мужчиной, который скромно представился нам: «Шейх».

Как потом выяснилось, шейх пребывал в гордом одиночестве, отправив своих пятерых жен и тьму детей погостить в Дахаб. Конечно же, никаких охранников-бедуинов и в помине не было. Но проводник резко перестал понимать английский, сослался на усталость и ушел спать. Мы же, не торопясь, вскипятили на костре чаёк, зажгли кальян и проговорили почти до утра.

Сразу уточню, что наш собеседник в совершенстве владел английским и даже относительно сносно русским языком. Оказывается, он до определенного возраста жил и работал в Каире, но голос крови и зов предков возобладали, и Мустафа решил уединиться с семьей на землях, которые с давних времен принадлежат его семье. Раньше они называли их «дача»…

– Знаешь, Миша! – начал он неторопливый рассказ, – За время моего добровольного отшельничества, я насмотрелся на самых разных людей из самых разных стран.

– Так мы не первые гости? – уточнил я. Так, для себя, на всякий случай…

– Нет, конечно. Ты же понимаешь, это всё туристические трюки…

И тут я рискнул задать ему вопрос, который волновал меня с утра: «Почему наши благие намерения подарить себе радость знакомства с настоящим Египтом обернулись сплошным разочарованием»?

Мустафа ответил сдержанно, практически процитировав Монтеня, о котором, скорее всего, и слыхом не слыхивал (хоть после нашей беседы я уже ни в чем не был уверен):

– Даже в самом добром деле, если покопаться, можно найти очень много злых намерений. И наоборот. Пророк Муххамад учил, что тот, кто намеревается присоединиться к Аллаху ради самого Аллаха, тот его и обретет. Тот же, кто к Аллаху стремится ради любых своих корыстных целей (даже ради любви к женщине) получит только то, к чему стремился. И ни на грамм больше.

Я и сам был всегда уверен, что добрых намерений значительно больше, чем добрых дел, а люди, имеющие добрые намерения, но не осуществляющие их, совершают по отношению к себе определенного рода предательство.

Но намерения (в моём понимании этого слова) – должны быть тождественны не только поступкам, а и убеждениям человека, и его отношению к действительности, жизненным стремлениям, желаниям, пусть даже они не всегда осуществляются.

Возможно, в этом и заключался особый урок этого нашего путешествия, обозначающий всю логическую цепочку от намерения, до поступка и дальше, до уверенности в том, что мы всё сделали правильно. Во всяком случае, нам не придется сожалеть о том, что мы чего-то хотели, но так и не осуществили…

Мустафа ушел спать. В палатке погас фонарик, видимо, мои друзья тоже улеглись.

Я сидел на берегу моря, совсем один, шевелил багровые угольки костра и продолжал размышлять…

Есть, ведь, и еще одно правило, которому я стремлюсь всегда следовать, чтобы мои добрые намерения оборачивались благом, а не бедой. Как это проще объяснить? Ну, например, вы каждое утро кормите свою собаку. Она искренне вам радуется, виляет хвостом, заглядывает в глаза, поскуливает… И вы, из абсолютно доброго намерения доставить своему четвероногому любимцу сиюминутную радость, подкладываете каши побольше, не жалеете мяса, сливочного маслица… А через пяток лет ваш пёс уже задыхается от ожирения, зарабатывает себе сахарный диабет и умирает, прожив половину собачьей жизни.