Текст книги "Ипоса хочет замуж"

На набережной, довольно пустынной в этот послеобеденный час, на крохотном торговом пятачке стояли только чернокожие продавцы сувениров. Обычно шумные и назойливые, здесь они выглядели тихими и молчаливыми. На прилавках был выложен обычный набор: статуэтки из черного дерева, малахитовые зверушки и бусы, браслеты. Обычный, но непривычный. Больше нигде нам не удалось увидеть изящные браслеты из легкого пальмового дерева с вырезанной рельефной каемкой из фашистской свастики или малахитовые сердечки с ностальгической надписью серебром «Германия превыше всего».

Там же на набережной был обнаружен и небольшой бар…. На стенах, в присущей немцам манере, были развешаны настенные тарелки, охотничьи трофеи и семейные фотографии. И только приглядевшись как следует, можно было разобрать, кто же именно снят на фото: Геббельс с его узнаваемой обезьяньей внешностью, дама в открытом платье и сам первый хозяин бара, в немецкой форме…

Последний штрих к портрету эсэсовского городка нам добавил книжный магазин. В гитлеровской Германии, помнится, к книгам относились с подозрением, здесь же выбор был довольно неплохим . Стояли красиво изданные книги Шекспира, Байрона, «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. В углу же, недалеко от кассы, находилась небольшая стойка , за которой восседал розовощекий крепыш в шортах и рубашке с короткими рукавами. Перед ним лежали стопками превосходно изданные тома «Майн Кампф», избранные речи Геббельса на английском языке, еще какая-то похожая литература.

– Наваждение какое-то, – тряхнула волосами Инна и понуро побрела в отель. – А вдруг и наша фрау Марта, такая очаровательная, такая милая и внимательная – тоже дочь какого-то гестаповца, а то и того хуже – сама служила у фашистов? А что? На вид ей лет семьдесят. Но ведь может быть и значительно больше? Вдруг она как старик Отживанго, разменяла уже девятый десяток?

– Инн, не бери в голову. – Влад очень чутко уловил настроение женщины. – Ты же историк. И ты знаешь, чего стоят эти местные легенды. Чувствуй то, что действительно чувствуешь и не морочь себе голову.

– Чувствую…. Я чувствую, что загостились мы тут…. Скорей бы уже наступило завтра!

И «завтра», конечно же, наступило.

На коротком предстартовом брифинге было решено слегка изменить маршрут и все-таки заехать в те разрекламированные путеводителями места, от посещения которых мы изначально отказывались принципиально. Скажем, на «Берег Скелетов».

– Когда вы еще соберетесь в Намибию?! – уговаривал нас Влад, – Подумаешь, двести километров плюс, двести километров минус. Поднажмём, поднапряжёмся… Зато посмотрите на самое крупное на планете лежбище морских котиков, побродите среди останков пиратских кораблей, попробуете сами добыть морскую соль!

– Влад, выключай гида и говори нормальным языком. «Lonely planet» мы все и без тебя читали. – Михаил сидел на ступеньке джипа и задумчиво бросал куски сдобной булки нахальным серым воробьям.

– Я просто хочу вам внушить простую мысль: быть в Намибии и объехать этот участок побережья – преступление.

– Суггестия….

– Что?

– Внушение мыслей называется суггестией. И обладает этим умением, по твердому убеждению ученых, примерно одна женщина на миллион. Раньше таких женщин называли ведьмами. Ты ведьма, приятель?

– Да ну тебя, – нахохлился наш южноафриканский товарищ. – Вам же добра желаешь, а вы…

– А что – «мы»? Мы – едем.

Вот так мы и оказались спустя какое-то время неподалеку от мыса, именуемого Кейп-Кросс. Ехать туда решили не в плотной связке, а просто «по направлению». Честно говоря, к этому времени каждому из нас, взрослых и состоявшихся (хочется думать) людей стало недоставать какой-то «дикой» свободы, независимости друг от друга, машины от машины и всех вместе от заботливого внимания бдительного Влада.

И вот мы практически совсем одни. Летим на предельной скорости в 124 километра, окна распахнуты, ветер прохладный, солнце горячее – красотища! Джип безостановочно кричит раненой чайкой, ибо мудрая прокатная компания снабдила его датчиком ограничения скорости, о чем послушная чужой воле техника нам и сообщает. Но, Бог ты мой! Как же не хочется никаких ограничений там, где сама природа не имеет границ. Где везде, куда не кинь взгляд, сплошная безграничность. Безбрежная пустыня справа, безбрежный океан слева, бесконечная дорога прямо по курсу и сзади нас. Джип визжит, материться по-своему, по-автомобильному, но нам на это плевать. Эти несчастные сто двадцать километров в час кажутся просто черепашьими, особенно с учетом того, что на трассе просто отсутствуют предметы, относительно которых можно определить свою скорость.

Внезапно панель приборов начинает мигать всеми своими лампочками и кнопками. Джип резко теряет скорость и, наконец, застывает как вкопанный. Михаил с Петровичем поднимают капот, внимательно всматриваются в пыльное нутро, наклоняются вниз, принюхиваясь к тормозам, расстроено пинают колеса. НИЧЕГО!

– Ну и что за ерунда? – Петрович ястребом кружится вокруг джипа.

– Мальчики, что там? – Инка выпрыгивает на дорогу и, подражая друзьям, тоже заводит тантрические хороводы вокруг молчащего как партизан джипа.

Это не помогает. Машина не запускается. То есть, на поворот ключа не реагирует вовсе.

Поняв, что застряли надолго, из джипа выбирается и Андрей-второй. Обрадованный подвернувшемуся сюжету, Андрюха с бормотаниями: « Это же кайф!» – начинает снимать. Мы очередной раз открываем капот и тупо смотрим на находящееся внутри железо. Такую картинку хорошо снимать с вертолета – крупным планом двигатель, наезд на наши лица и отъезд с большой высоты – маленькая машинка в пустыне. Никакой цивилизации в радиусе двухсот километров.

И тут джип чихает и заводится.

– И что это было? – переглядываются Михаил с Андреем, которые (в былые времена) любой автомобиль могли самостоятельно разобрать до гаечки и собрать как новенький. И, соответственно, очень хорошо понимали, что случайных «отказов» не бывает.

– Вообще нет причин…

– Расслабьтесь, други, – радостно улыбается с заднего сидения их младший товарищ, – Мы шли на предельной скорости. Джип нас предупреждал! Злые дяди из проката через спутники засекли это безобразие и блокировали движок. А потом заново включили….

– Ты думаешь, такое возможно?

– А Бог его знает…. Но ведь как-то это получилось.

Нужно сказать, что Африка вообще полна парадоксов и необъяснимых явлений. Она исподволь цепляет человека, выкручивает его наизнанку, рассматривает и, играючи, начинает менять его привычки, взгляды и даже вкусы. Так Инна, которая в Москве в рот не берет молочного, с удовольствием ест йогурты. Да что там «ест»! Лопает их в неограниченном

количестве! А Андрей (который Петрович), не представляющий себе завтрака без солнцеликой глазуньи, полностью игнорирует любимое блюдо, зачем-то заменяя его пересушенными тостами. Джин и виски, которые мы брали «для профилактики», остаются почти не тронутыми, а случайная бутылка плохонького рома дегустируется и смакуется как какая-нибудь «Вдова Клико», урожая 1968 года.

– Через двадцать пять километров, по идее, левый поворот, к Кейп Кроссу,– Инна внимательно следит за рукописной инструкцией, оставленной Владом. – Не проспи, Петрович!

– Это что, мы уже 125 километров проехали?

– А то! Кстати, Влад говорил, что если мы поедем в Ботсвану, то там нам джипы почти не пригодятся. Будем пользоваться лодками.

– Инка, далась тебе эта Ботсвана! – супруг все никак не может успокоиться после загадочной остановки, и теперь готов выместить раздражение на жене, которая так легкомысленно отнеслась к происшествию. – Что там хорошего? Бедная страна, ничего особо интересного, кроме водопада. Бушмены и те, небось, окультуренные…

– Бедная, говоришь? – Инна хитро щурится. – Между прочим, это вторая в Африке страна по величине дохода на душу населения.

– Вторая? А первая кто?

– Ливия!

– Царствие ей небесное, – мрачно констатирует Михаил и командует – Левей, Андрюха! Кажется, приехали!

На самом деле до Кейп Кросса (Мыса Креста) еще добрый десяток километров. Но если вам доведется побывать в тех краях, сверните с трассы и преодолейте этот десяток. Ей богу, он того стоит! Если вы сумеете выдержать оглушительный рев и визг, которые издают одновременно и непрерывно триста тысяч (!!!) морских котиков, а, главное, если вы сможете сделать хотя бы один вдох в плотном мареве фантастических миазмов, то впечатление получите незабываемое.

Мы к встрече с удивительными млекопитающими были подготовлены.

Почти подготовлены….

У нас были «пыльники», закрывающие лицо и хоть немного задерживающие запах. Правда, помогали они мало.

– Ну что, граждане путешественники, природолюбы и экстремалы, – Андрей Костянов откровенно веселился, – Вы готовы выдержать в этом райском местечке пару часов для съемки высокодокументального, но малохудожественного фильма?

– Готовы, – нестройно отвечаем мы, и с содроганием приближаемся к эпицентру лежбища.

В это время года туристов в Намибии практически нет. Мы, во всяком случае, их почти не встречали. Вот и здесь, на мысе, деревянные мостки, по которым должны прогуливаться любители намибийской фауны с фотоаппаратами, биноклями и видеокамерами совершенно пусты. Точнее, в отсутствии визитеров, «променад» оккупировали сами котики.

– Ох, и вонь же вы развели, господа! – Михаил легко запрыгивает на подмостки, игнорируя предупредительный рык старого секача, преградившего путь. – А, ну-ка, марш мыться! Я кому сказал!

Миша забирается на шаткие перила и громко хлопает в ладоши.

Признаемся, подобного эффекта никто из нас не ожидал. Многотысячное стадо с обиженным рёвом шарахается с насиженного места и, повинуясь шутливому жесту нашего приятеля, его вскинутым рукам, устремляется в океан.

– Так-то, – удовлетворенно хохочет Мишка, – Пока не искупаетесь, как следует, домой не возвращайтесь! Тут у нас дамы!

Дамы выглядят жалко. Глазищи распахнуты над повязкой пыльника, руки сжимают фотоаппараты, а ноги опасливо ощупывают тропинки среди куч мохнатых экскрементов.

Какой-то храбрый или наглый самец, решив потягаться силой с нашим Женей, с угрожающим рыком несется прямо на него, застывшего на краю мостика со штативом. Добродушная улыбка, с которой Евгений еще две минуты назад наблюдал за игрой морских котят, мокрых и пучеглазых, совсем крохотных, мигом стекает с его лица. Убедившись, что столкновения не избежать, Женя присаживается на корточки и за секунду до нападения делает моментальный резкий выпад вперед, распахивая полы толстовки и воинственно вопя. Странно, но это помогает. Обиженно скуля, котик покидает поле боя.

– Удивительно, но эти животные вас слушаются! – удивляется пожилая африканка, служащая на Кейп Кроссе рейнджером. – Это, правда, удивительно. Обычно они признают только некоторых из нас, кого давно знают. Хотите, я расскажу вам об этих необычных животных?

–Естественно!

– Морские котики – это представители ушастых тюленей. Обратите внимание на их волосяной покров: он состоит из грубой, жесткой и высокой ости и низкой, густой, мягкой подпушки. Роскошное обмундирование! Уже много веков шкурки котиков ценятся чрезвычайно высоко. Неудивительно, что к началу XX века от некогда миллионных стад этих животных осталось совсем немного. Сейчас у котиков самый ответственный – брачный – период. Еще три месяца назад котики почти не выходили из моря, дрейфуя рядом с Кейп Кроссом. Затем самцы вышли на сушу и заняли каждый свой участок, из-за которого тут было много драк и скандалов, зачастую со смертельным исходом. Потом приплыли самки. Каждый самец собирает возле себя в среднем около 50 самок. Вскоре после этого появляются на свет детеныши. Первые дни малыши не отходят от мам. Сейчас, точнее, со дня на день, детвора начнет сбиваться в «детские сады» и мамаши будут посещать их только для того, чтобы покормить. Заметьте, ни одна мама никогда не перепутает своего малыша, и если пососать ее сосцы попробует чужой – накажет очень сурово. В эти же дни секачи уступят свое место полусекачам и холостякам, то есть, молодняку в возрасте 7-9 лет и у тех тоже появится возможность оплодотворить годовалых и чуть более старших девственниц. Правда, приплод от такой любви вряд ли выживет. Но ведь когда-то нужно начинать заниматься любовью. Секачам сейчас не до нее. Им бы в океан, в санаторий, в полный релакс… Гормональный фон восстанавливать.

– А морские котики всегда такие говорливые?

– Молодцы, что спросили о звуках, а не о запахах, – засмеялась добродушная смотрительница. – Да, поговорить они любят. Но мы уже научились различать их голоса и интонации. Вот тот огромный секач, который хотел напасть на вашего приятеля, хрюкал и низко рычал. Это боевой клич. Призыв к поединку. Самки, уходя в море за рыбой и возвращаясь с уловом, разговаривают уже иначе. И, конечно, отчаяннее всех вопят малыши, которые пытаются сообщить матери о своем местонахождении…

Наслушавшись и насмотревшись вдоволь, мы с чувством особого облегчения покидали этот тюлений рай. Признаемся честно: примерно двое суток после визита в Кейп Кросс нам казалось, что в машине притаился и отчаянно воняет какой-то ушастый котик-нелегал, а сами мы не избавимся от этого едкого аромата вообще никогда!

Тем не менее, Берег Скелетов все приближался, джипы натужно ревели на импровизированной дороге, а в каждом экипажа разгорались нешуточные страсти.

– Влад, ты уверен, что для ночевки нам нужно ехать еще двести верст до какого-то кэмпа? – пытаясь поймать исчезающую сотовую связь, докрикивалась Инна до экипажа «Маяка».

–Уверен! Мы не имеем права ночевать там, где нам хочется!

– Инна, какого лешего мы проехали поворот на деревню? Уже шесть часов вечера. Через час сядет солнце. Народ желает знать, куда мы едем?!

– Влад говорит, что здесь нельзя останавливаться вне кэмп-сайта. Мало ли… Львы какие-нибудь, гиены….

– Мать! Мы тебя не узнаём???!

– Влад! Достало всё уже! Тормози под нашу ответственность!

– «Якорь»! Машина Влада не отвечает. Конец связи. Сейчас и мы пропадем из зоны покрытия. Что делаем?

– А ЧТО мы делаем? ЧТО мы можем сделать? Давайте останавливаться и ждать головную машину. Когда-то же они обнаружат наше отсутствие….

– Инна, вы где? Это Женя. Влад нашел указатель на какую-то левую стоянку, сейчас пробует договориться с владельцем. Может быть, приютят…

– Женечка, не пропадайте! Народ нервничает. С семи утра маковой росинки во рту не было, да и пить ужасно хочется.

– Эх, полцарства за твой борщ и Костин плов….

– А вы где вообще?

– Где-где? В Африке!

– А вы?

– Жень, ты не поверишь…. Там же.

Солнце с огромной скоростью неслось к линии горизонта. То тут, то там раздавались мягкие (пока) порыкивания и поскуливания гиен и похохатывания шакалов.

Вот уж, правда: этот леденящий душу смех шакалов точно ни с чем и никогда не перепутаешь…. Тем более, если ты зачем-то, сразу после тюленьего мыса, решил перетасовать экипажи джипов, и теперь все мужчины оказались где-то в одном месте, а женщины – вроде и рядом с ними, но одни…. Одни, на самом коварном, самом безжалостном побережье нашей планеты, которое унесло жизни тысяч и тысяч отважных путешественников, и которое насмешливо (над нами особенно насмешливо) именуется Skeleton Coast.

Бодрое настроение женского экипажа (а в преддверье 8 Марта девчонкам так хотелось доказать свою крутость), таяло с каждой минутой. Первые тридцать минут все дамы еще сохраняли спокойствие. Потом занервничали. Через час, стало понятно, что помощи ждать неоткуда. Мы – вне дорог и вне телефонной связи. И такая ситуация – тот самый форс-мажор, которого мы опасались еще в Москве. Потеряться в дикой пустыне без связи, без ориентиров и навигации – смертельно опасно. Особенно с учетом того, что все продуктовые запасы остались у ребят, а в женскую машину сгрузили все сумки и чемоданы.

Делать нечего. Сидим. Трясемся от страха. Глаза почти у всех на мокром месте. Люда и Инна пытаются бодриться: «Подумаешь! Это просто приключение!». Бодриться не получается.

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

– Мам, Надь, обе Инки, смотрите! – закричала Лера, высовываясь из окна по пояс….

Мимо девчоночьего джипа, лихо взвинтив столбы песка и пыли промчались, притормозив через десяток метров, потерявшиеся «Якорь» и «Маяк». На пыльном заднем стекле последней машины был пальцем нарисован кособокий цветок и размашистым почерком выведена трогательная до слез надпись: «Дорогие девочки! С 8 Марта!»

Сволочи!

Вот же, сволочи!

Мальчишки! Мы вас тоже любим! ОГО! И еще как!

Как хорошо, все-таки, что на этом белом свете есть наша страна, наша великая Россия, с ее самыми необъяснимыми и дурацкими праздниками….

Словом, vivat Восьмое Марта!

Глава 8. Памяти Саарти Бартман.

Пока есть несколько свободных минут (джипы припаркованы в лодже, мужчины выгружают багаж и разводят огонь), постараемся рассказать о принципиальных различиях между организованными туристами и свободными странниками, к коим относим и себя.

Безусловно, каждый читатель волен сам выбирать для себя способы и маршруты передвижения по миру. Мы выбрали свободу и независимость, и ограничить ее может только сотрудничество (как, например, сейчас) с профессиональными провожатыми. Мы искренне благодарны Владу за ту бесценную информацию, которой он нас снабдил, за его товарищескую помощь и опеку. Однако, это и связывает нам руки!

Разве пришло бы в голову Михаилу, Андрею или Инне в Намибии, в Папуасии, или в пигмейских джунглях Камеруна искать (СПЕЦИАЛЬНО!) оборудованное и охраняемое место для ночевки, тратя на это драгоценное время экспедиции? Конечно, нет! Руководствуясь здравым смыслом, опытом самостоятельных путешествий и зазубренными наизусть правилами безопасности, мы бы заночевали там, где застанет ночь. Точнее, вечер. Мы бы разбили лагерь вблизи деревушки, либо на просторной поляне, убедившись, что возле деревьев отсутствуют экскременты хищников, а под камнями нет змеиных «гнезд» и укрытий ядовитых насекомых. Мы бы окружили стоянку крестом дымных костерков, отпугивающих диких животных и назначили сменяемых ночных дежурных.

Но пока с нами Влад и его профсоюзный билет работника туристического бизнеса, мы не имеем права рисковать его будущим. (Ночевка туристической группы вне кемпинга чревата суровым наказанием, вплоть до лишения гида лицензии). Вот и приходится искать компромиссы…. Искать и находить их так, как сегодня. Влад, успевший постичь нашу свободолюбивую сущность, лихо отменил намеченный для ночлега отель в запрограммированном месте, мы, ворча, намотали на джипах лишние километры, в поисках официальных стоянок.

Но, надо признать, в этот раз, в ночь кануна Международного Женского дня, нам неожиданно повезло. Сердобольный немец, умудрившийся построить свой эколодж так далеко от основных туристских трасс, что практически не видел в нем гостей – с радостью принял нашу группу. За символическую плату он отдал в наше распоряжение не только навесы для джипов, но и большущие стационарные палатки с самыми настоящими кроватями и даже душевыми кабинками! Возле палаток находились кострища и вязанки сухого хвороста, что позволило нам сэкономить газ в миниатюрных газовых баллонах, взятых для визита к химба.

Сегодня мы планировали закатить пир на весь мир! В программе праздника, помимо упомянутых в предыдущей главе борща и плова, были московские деликатесы, привезенные четой Буренковых – настоящий финский сервелат и кызы (конская колбаса, которой не страшны никакие температурные перепады, высокая влажность, отсутствие холодильника и прочих благ цивилизации).

Праздник удался на славу!

После того, как сытые и довольные путешественники плотным кольцом окружили тлеющие угли костра, неизбежны стали «разговоры за жизнь». Была бы гитара, мы бы попели… А так, решили просто поболтать….

Вы не поверите, но еще одной особенностью Африки является ее постоянная ментальная доминанта. Иными словами, о чем бы вы не говорили, вы будете говорить о ней. Вот и в эту ночь, все началось с разговора о женщинах и о завтрашнем празднике.

– Давайте выпьем за красоту вообще, за самый высокий ее стандарт и самое гармоничное воплощение, словом, давайте выпьем за женскую красоту! – поднял бокал Михаил.

– Давайте! И давайте выпьем за красоту тех женщин, которая стоила им жизни. Я хочу выпить за Сару Бартман…, – тихо добавила Инна.

– Сара Бартман? Кто это? Модель? Актриса? – посыпались вопросы со всех сторон.

– Мир её знал под именем Готтентотской Венеры, – вздохнула Инна, – А я хочу вам рассказать о ней то, что запомнила еще из университетских лекций по этнографии. Только предупреждаю, рассказ будет печальным. Поэтому, может быть не сегодня?

– Нет уж, давай как раз сегодня, – вмешался Влад, которому имя Саарти (Сары) Бартман тоже было известно. – Тем более, что завтра мы поедем в деревню ее соплеменников, в единственный в Африке музей племени дамара.

– Хорошо, – не стала кокетничать Инна. – Слушайте…

– Племена дамара раньше были широко распространены по территории Юго-Западной Африки от Анголы до юга ЮАР. Это сегодня они ассимилировались с другими племенами, утратили во многом свои родовые черты, забыли традиции. Кстати, наш столичный приятель Макс, если вы помните, тоже из племени дамара. Он, как и большинство его соплеменников (а их в Намибии чуть больше ста тысяч), уехал из родных мест, осел в городе, получил образование и почти забыл дамарскую культуру. Самым стойким этническим элементом оказался лишь язык племени – особый, цокающий, неповторимый….

А в начале девятнадцатого века белокожих завоевателей удивлял не столько язык, сколько необычная внешность многих представительниц слабого пола дамара. И колонизаторы не стеснялись забирать себе «любопытные экземпляры» местных женщин, безжалостно истребляя их отцов и мужей. Так, в частности, во время одного из захватнических рейдов буров, голландцы истребили небольшую деревеньку дамара, убили все взрослое население и даже детей мужского пола, а девочек захватили в рабство. Малышке Саре было тогда, в 1793 году, примерно три годика. Точнее, имя Сара ей дали хозяева, в услужение которых она была продана. Правда, Сарой ее никто не называл. Больше прижилось пренебрежительное Саарти (ну, это как у нас Инка, или Ирка, или Танька, только жестче). Саарти оказалась очень смышленой девушкой, легко выучила голландский язык, могла считать, писать и потому ее перевели с полевых работ в услужение хозяйке. Однажды на ферму, где жила Саарти, приехал брат хозяина вместе со своим британским приятелем-хирургом. Звали этого доктора Вильям Данлоп и он первый обратил внимание на необычную внешность Саарти. Думаю, вы догадываетесь, на какую часть ее тела пал взгляд врача?…

– Ты говоришь о стеатопигии?

– Да. Я говорю об особом строении ягодиц у женщин готтентотской расы. Пышные бедра характерны не только для дамар, но и для гереро, для иных бантуязычных племен. Но есть и еще одна особенность в строении тела, которую нам с вами не суждено увидеть…. – Инна замялась и покраснела. Это было заметно даже в свете костра.

– Да говори, чего уж там! – ободрили ее мужчины.

– Ну,… это, во-первых, большие пупочные грыжи, которые встречаются у всех девчонок без исключения, и, во-вторых,….. очень большой размер наружных детородных органов, – выпалила Инна одним махом.

– Как это?

– Гипертрофия кожных складок в самом интимном месте может достигать восемнадцати сантиметров, и в этнографии имеет несколько терминов – «готтентотский передник», «египетский фартук» и т.п. Но суть не в этом. Хитрюга-доктор уговорил хозяина Сары продать ему девушку, якобы затем, чтобы она могла продолжить в Англии образование и доказать всем, что чернокожие люди тоже способны усваивать знания…. Губернатор провинции, лорд Каледон, человек прогрессивных взглядов, заподозрил было неладное и хотел запретить отъезд Сары, но Данлоп был красноречив и убедителен. И, в конце концов, в 1810 году Сара уехала в Лондон. Естественно, ни о каком образовании речь не шла. Девушку раздели и стали показывать за деньги обеспеченным горожанам. Считается, что именно с этих показов в Европеи началась практика организации человеческих зоопарков….

Зачастую Саарти выставлялась в клетке, как дикое животное. После четырех лет жизни в Лондоне интерес к дикарке снизился, и девушка была продана французу Режо, дрессировщику животных и совладельцу цирка-шапито. В Париже условия жизни Сары стали еще тяжелее. Мало того, что она выставлялась на показ вместе с верблюдами, слонами и страусами, так еще ее замучили визиты ученых, которые за особую плату могли изучать тело Бартман столько, сколько хотели. Однако парижане оказались большими эстетами (или более добродетельными христианами), чем англичане, и перестали ходить на выступления Готтентотской Венеры.

Режо посчитал, что «нет прибыли – нет еды» и перестал кормить Сару совсем, изредка выдавая ей вместо хлеба бутылку скисшего вина. Очень быстро Саарти пристрастилась к алкоголю, и для того, чтобы иметь возможность покупать выпивку, занялась проституцией. Всего пять лет жизни в цивилизованной Европе свели молодую и здоровую девушку в могилу. В 1815 году она умерла от оспы. Однако вскрытие показало, что одновременно с оспой Сара болела еще и тяжелой формой пневмонии, а так же сифилисом в третьей стадии.

Тело бедной женщины из племени дамара даже после смерти не обрело покоя. В XIX веке её останки демонстрировались во время лекций по антропологии в качестве «доказательства» того, насколько негры близки к обезьянам. Затем, еще более ста лет её мозг, грудь, ягодицы и половые органы в заспиртованном виде были выставлены в Музее Человека в Париже, где оставались доступными для публики вплоть до 1974 года. Под напором общественного мнения их убрали из экспозиции, но скелет несчастной женщины выставлялся публично в течение ещё двух лет.

– Ты, Инн, забыла сказать, что правительство ЮАР добилось от Франции выдачи останков Саарти и теперь она похоронена в Кейптауне, – Влад заметил, что рассказ произвел на всех присутствующих тяжелое впечатление.

– Ну, не совсем правительство…. Скорее сам Нельсон Мандела настоял на этом. Прежнему белому правительству ЮАР всё это было по барабану… Да и товарищ Нельсон воевал за возвращение останков целых восемь лет. Разве не так?

– Печальная история, – прекратил дискуссию Миша. – Иногда мне очень стыдно, что я белый человек. Столько мы всего наворотили… Это же надо!

– Зато сегодня мы с тобой в Африке и мы убеждены, что вся красота мира родом отсюда! – включился в разговор Андрей-младший, уже успевший посредством объектива видеокамеры почувствовать и полюбить невыразимую пластику, грацию и энергетику африканских красавиц. «Человеческий глаз необъективен, а вот технику обмануть нельзя», – уверял нас Андрей.

В скором времени мужчины (как и положено в женский праздник) разошлись спать, а женщины, оставшиеся мыть посуду, продолжали говорить о Саре Бартман.

– Ин, а как ты думаешь, зачем все-таки природа придумала стеатопигию и этот… фартук ? – не повышая голоса поинтересовалась Лера.

– А я, ребенок, не думаю, а знаю: любые расовые особенности всегда служат исключительно целям сохранения рода и выживанию человека. Глазной эпикантус (монгольская складка) у монголоидов препятствует попаданию песка в глаза, а у наших чукчей еще и защищает от ледяного ветра и ослепительного снега. А большие ягодицы и всё остальное – нужны африканкам для того, чтобы сохранить здоровье женщины и, особенно, ее будущего малыша во время беременности, от воздействия сверхвысоких температур раскаленного песка пустыни. К сожалению, многие женщины племен Южной Африки очень тяжело и трудно рожают. Я читала, что здесь роды могут длиться не часами, как в Европе, а сутками. Кстати, то же самое могу сказать и о папуасах. И именно этот тяжелейший родовой процесс каким-то образом регулирует количество детей в семьях. Помнишь, ты мне задавала вопрос, почему у папуасов так мало детей, если они не делают абортов, не знают контрацепции и очень бережно относятся к малышам? Я тебе ответила тогда, что детская смертность в Папуа, действительно, совсем не велика, но не уточнила, что имею в виду смертность благополучно рожденных младенцев. Увы, примерно половина деток, если не больше, погибает непосредственно в период родов или рождается уже мертвыми.

– Вот ужас какой, – расстроилась сердобольная девочка. – И что, мы завтра увидим этих несчастных женщин?

– Будем надеяться, что сегодня дамара счастливее своих предков. И я уверена, что мы встретим самых прекрасных женщин Африки.

Утро показало, насколько Инна была права!

Если бы у нас была возможность передать все те эмоции, которые испытала мужская часть команды во время визита в племя дамара, книга сразу бы перестала быть документально-художественной, резко изменив свой характер на художественно-эротический. Однако, обо всём по порядку….

Сначала, чуть-чуть о тех местах, где находится заповедная деревушка, в которой реконструирован быт первобытных дамара.

Дамараленд – это край самых высоких и самых, пожалуй, живописных гор Намибии (Брадберг) и расположен он в серединной части страны между заповедником Этоша и Берегом Скелетов. Одному Богу известно, каким образом природа умудрилась собрать воедино такое разнообразие геологических форм и ландшафтов. Здесь и песчаные равнины, и скальные завалы и возникающие словно неоткуда огромные горные хребты, пронизанные венами пересохших рек…. Ходить в этих местах без проводников крайне опасно, так туристических маршрутов нет, а на пути то и дело встречаются закамуфлированные природой и климатом расщелины и водопады. Местные скалы просто пестрят наскальной живописью. Их возраст определяется в 6000 лет, а авторами являются, вероятнее всего, местные охотники– собиратели племен дамара-нама. Немного юго-западнее Твайфелфонтейна (скал с первобытной живописью) находится кратер потухшего вулкана Дорос. Еще немного дальше на юго-запад лежат Органные скалы, Каменный лес и … наша заветная деревенька.

А теперь представьте себе какого-нибудь сказочного младенца (не иначе – сына могущественного мифического Бога), которому папаша разрешил присесть посреди пустыни и поиграть в куличики. Представили? Тогда вам легко будет понять наше изумление при виде огромной горы, сложенной из разнообразных округлых валунов, беспорядочно валяющихся друг на друге. Влад сказал, что эти монолитные камни-кругляши – спрессованный песчаник. Но как объяснить себе нагромождение «песчинок», самая маленькая из которых размером с приличный деревенский дом?