Текст книги "Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года"

Предвидя нападение Наполеона на Россию (для этого не нужно было обладать выдающейся прозорливостью, достаточно было знать реальную расстановку сил и характеры «действующих лиц»), Багратион разработал план подготовки к отражению агрессии, выдержанный в суворовском наступательном духе. Александр предпочёл другой план – скифскую войну генерала Барклая, которая, в конце концов, и погубила Великую армию. Но цена такой победы для Багратиона и многих офицеров суворовской школы была непереносима, они были унижены позором отступления. А уж сдача Москвы…

«Стыдно носить мундир. Я не понимаю ваших маневров. Мой маневр – искать и бить!» – с яростью и гневом писал он Барклаю, обвиняя того (без малейших оснований!) едва ли не в предательстве. Как это ни печально, но не стоит скрывать: два замечательных полководца, два несомненных патриота не могли найти общего языка. Багратион требовал дать генеральное сражение под Смоленском, а приходилось не атаковать, а отступать, пусть и с боями. Так решил Барклай. И русский грузин Багратион обвинял русского шотландца Барклая-де-Толли: «Вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого».

Приходится признать: нелады между генералами были вредны для армии и именно они в большой степени стали причиной отстранения Барклая от должности главнокомандующего. Правда, когда доходило до «важнейших предприятий», оба о распрях забывали и делали общее дело. Безупречно.

И всё-таки Багратион был обижен предпочтением, оказанным государем Барклаю. Александр объясняет своё решение в письме Екатерине Павловне: «Что может делать человек больше, чем следовать своему лучшему убеждению?.. Оно заставило меня назначить Барклая командующим Первой армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот, в деле стратегии, о которой тот[12]12
  Багратион.


[Закрыть] не имеет никакого понятия».

В определённом смысле император прав: Багратион действительно не оценил необходимость стратегического отступления, благодаря которому и была одержана победа над Наполеоном. Но это не даёт оснований заявлять, что Багратион не имеет никакого понятия о стратегии. Вот Суворов был противоположного мнения, а он, думаю, имел больше прав судить о достоинствах и недостатках военачальников.

Когда наступил, наконец, день генерального сражения, все, от солдата до командующего, следуя традиции, переоделись в чистое бельё, надели парадную форму, ордена, белые перчатки, султаны на кивера. В парадном мундире, с голубой Андреевской лентой через плечо, со звездами орденов Святых Андрея, Георгия и Владимира и многими орденскими крестами в последний раз видели русские воины своего любимого командира. Таким и запомнили.

Багратиону было не привыкать сражаться на самых опасных участках. Именно таким стали при Бородине багратионовы флеши – три линии земляных укреплений, преграждавших путь неприятелю. Командовать французскими силами Наполеон поручил маршалам Даву, Мюрату, Нею и генералу Жюно. В бой за флеши французы вынуждены были бросить пятьдесят тысяч пеших и конных солдат и четыреста орудий. Просил подкреплений и Багратион. С нашей стороны флеши в итоге обороняли около тридцать тысяч пеших и конных солдат при трёхстах орудиях.

Бой шёл шесть часов. Восемь раз французы атаковали неприступные флеши. Войска маршалов Нея и Даву снова и снова шли врукопашную. Багратион не мог не оценить их мужества. «Браво!» – воскликнул он, обращаясь к французским гренадерам, непреклонно шедшим в штыковую атаку, не кланяясь картечи. Это восклицание стало легендой в обеих армиях. А ещё – подтверждением нелепости войны между народами, никогда не испытывавшими вражды друг к другу.

Дважды французам удавалось овладеть укреплениями, но Багратион поднимал солдат в контратаку и отбивал флеши. О мужестве русских солдат вспоминал участник сражения, французский генерал и военный историк Жан Жак Жермен Пеле-Клозо: «По мере того как подходили к Багратионовым войскам подкрепления, они шли вперёд с величайшей отвагой по трупам павших для овладения утраченными пунктами. Русские колонны на глазах наших двигались по команде своих начальников, как подвижные шанцы, сверкающие сталью и пламенем. На открытой местности, поражаемой нашей картечью, атакуемые то конницей, то пехотой, они терпели огромный урон. Но эти храбрые воины, собравшись с последними силами, нападали на нас по-прежнему».

Как раз во время очередной нашей контратаки осколок ядра раздробил берцовую кость левой ноги князя Багратиона. Это было далеко не первое его боевое ранение… «Когда его ранили, он, несмотря на свои страдания, хотел дождаться последствий скомандованной им атаки второй кирасирской дивизии и собственными глазами удостовериться в её успехе; после этого, почувствовав душевное облегчение, он оставил поле битвы», – благоговейно вспоминал ординарец Багратиона князь Николай Борисович Голицын.

На следующий день после сражения генерал нашёл в себе силы написать донесение императору О ранении упомянул вскользь: «Я довольно не легко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но ни малейше не сожалею о сём, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола…»

Умирал Багратион в усадьбе близкого своего друга, тоже генерала, тоже участника Бородинского сражения, князя Бориса Андреевича Голицына, женатого на княжне Анне Александровне Багратион-Грузинской, родственнице полководца. Умирал, окружённый заботой близких, любящих людей. Казалось, дело пошло на поправку, когда кто-то из посетителей рассказал, что сдали Москву. Князь Пётр пришёл в отчаяние. Сорвал бинты. Рана загноилась – началась гангрена. 12 сентября 1812 года он скончался. Его смерть оплакивала вся Россия.

В Симах его и похоронили. Эпитафия, высеченная на надгробье, хотя поэтическими достоинствами не блистала, долго ещё вызывала слёзы на глазах тех, кто посещал могилу героя:

 
Прохожий! В Симе зри того Героя прах.
Который гром метал на Альпах высотах.
Бог-рати-он, слуга Отечества и трона
Здесь кончил жизнь свою, разя Наполеона.
 

Через несколько дней после похорон в имение Голицыных прибыли нарочные из Петербурга. Они что-то искали среди вещей покойного. Всё самое дорогое он хранил в кожаном портфеле, с которым никогда не расставался. Из него-то и достали небольшую овальную миниатюру. Это было изображение великой княгини Екатерины Павловны.

Так завершилась история любви, романтическая и печальная.

На этом можно было бы и закончить рассказ об одном из самых ярких героев Отечественной войны 1812 года. Но у каждого человека (почти у каждого) есть ещё вторая жизнь – жизнь после смерти. Повторяю: человек жив, пока его помнят.

Прошло двадцать семь лет. Легендарный партизанский вождь Денис Васильевич Давыдов не забыл своего командира. Он не просто уважал, не просто любил – он боготворил князя Багратиона. Кстати, полагаю, далеко не все знают, что именно Багратион был одним из инициаторов партизанского движения, призывал привлекать к борьбе с захватчиками всех, кто способен держать в руках оружие. Давыдов предложил (попросил? потребовал?) перенести прах князя Багратиона на Бородинское поле. В торжественной церемонии перезахоронения участвовало сто двадцать тысяч солдат и офицеров – столько, сколько участвовало со стороны русских в Бородинской битве. Самыми почётными гостями были ветераны сражения – генералы Паскевич, Ермолов, Воронцов… Приехал и император Николай I с великими князьями. Прошло ещё без малого сто лет, и «благодарные» потомки уничтожили могилу героя, а останки его выкинули из гроба. Фрагменты нашли среди мусора и перезахоронили 18 августа 1987 года. Такая вот жизнь после смерти…

Великая княгиня Екатерина Павловна пережила возлюбленного на семь лет. Могила её сохранилась и вот уже почти два века остаётся местом паломничества потомков её бывших подданных – умерла она королевой Вюртемберга. А стала она монархиней этого маленького государства (с 1871 года Вюртемберг – часть Германской империи) вскоре после того, как отказалась от предложенной ей чести выйти замуж за претендента на английский трон.

Именно в это время в Лондон приехал принц Вильгельм Вюртембергский. Был он, как и покойный муж Екатерины, племянником императрицы Марии Фёдоровны. Началось с родственного общения, кончилось страстной любовью. Только тогда вдовствующая великая княгиня сняла траур. Вскоре после свадьбы счастливые супруги уехали из Петербурга в Штутгарт. Екатерина, как и все женщины Дома Романовых, постоянно занималась благотворительностью. Главный её принцип: «Доставлять работу важнее, чем подавать милостыню» (актуально, не правда ли?) – помог многим подданным встать на ноги, обрести благополучие. Волевая, энергичная, доброжелательная, щедрая, русская великая княгиня стала любимицей подданных.

Но идиллия продолжалась недолго. В конце декабря 1818 года Екатерина Павловна простудилась, а 9 января 1819 года скончалась от скоротечного менингита. Для императора Александра потеря сестры стала страшным ударом…

Наполеон. Клан Бонапартов. Братья и сёстры

Родственные связи в семье Бонапартов были очень сильны, как и в большинстве корсиканских родов, но это вовсе не означало, что отношения между родственниками были близкими и доверительными. Недаром Стендаль написал: «Для Наполеона было бы лучше вовсе не иметь семьи».

До конца Итальянского похода (это весна 1796 года), когда имя Наполеона Бонапарта стало известно всей Европе, когда у одних оно стало вызывать восторг, у других – ужас, родственникам и в голову не приходило произносить свою фамилию на французский лад. Они называли себя по-итальянски: Буонапарте. И никак иначе. Но когда Наполеон стал героем Франции, ситуация изменилась: не только он сам (что естественно), но и все братья и сёстры стали Бонапартами (что выгоднее, так как не даёт окружающим возможности усомниться в их родстве с прославленным полководцем).

Родственники с самого начала считали себя вправе пользоваться плодами славы своего брата. А вот обязанными ему не считали себя никогда.

Он же чувствовал себя обязанным не только помочь родным материально, это само собой, но и обеспечить блистательную карьеру, устроить выгодный брак, более того – подарить целое королевство или герцогство.

Лишь один из братьев – Люсьен Бонапарт – из-за конфликта со всемогущим братом и собственного упрямства (которое, может быть, правильнее назвать верностью принципам) не получил королевского трона.

Членом клана можно считать и маршала Жана Батиста Бернадота, женатого на Дезире Клари, сестре жены Жозефа Бонапарта. Одно время Дезире считалась невестой Наполеона. Бернадот в 1810 году стал наследным принцем и регентом Швеции. В отличие от остальных королей и герцогов из клана Бонапартов, он не только не потерял после отречения Наполеона своего высокого положения, но и стал королём Швеции, основателем правящей и по сей день династии. Удалось это без особого труда: стоило только отречься от императора французов. Потом по его стопам пойдут и другие родственники.

Наполеон, разумеется, понимал, как несерьёзно выглядит безвестное корсиканское семейство, занявшее европейские троны. Он сам – другое дело. Он трон завоевал. Они – получили. Как подачку. Он не был слеп, понимал, что ни Жозеф, ни Луи на роль королей не годятся. Но он знал силу клана. Она казалась ему нерушимой. Он надеялся на то, что может рассчитывать на верность людей, которые без него остались бы тем, чем были на самом деле, – ничем. Он не раз сетовал на никчемность своих родственников, сожалел, что допустил их к государственному управлению. На Святой Елене предельно откровенно оценивал свои достижения и ошибки: «Как закрою глаза, все содеянные мной ошибки чередою ко мне являются: сущий кошмар!.. По отношению к своим родным я был просто тряпкой, после первого взрыва возмущения они могли своей настойчивостью добиться от меня всего, чего хотели. Каких чудовищных ошибок я тут наделал! Ежели бы каждый из моих братьев дал тем массам людей, которые я им доверил, какую-то общую для них всех идею, мы бы дошли до Северного и Южного полюса!.. Мне повезло не так, как Чингисхану, чьи четыре сына состязались в преданности отцу. Стоило мне кого-то из них возвести на королевский трон, как он сразу ощущал себя королём божьей милостью: так разлагающе действует это слово. Я обретал в нём не моего наместника, а нового врага, и, вместо того чтобы служить мне, он стремился к независимости… Все они… под моей защитой наслаждались королевской властью. Тяжесть этой ноши ощущал я один. Бедняги! После того как я пал, враги даже не оказали им чести свергнуть их с престола».

В самом деле, большинство его родственников не удостоились даже мести со стороны победителей. Без Наполеона они не представляли собой ровно ничего, достойного внимания. Но я расскажу о каждом из них достаточно подробно, во-первых, потому, что это даст возможность упомянуть о важнейших исторических событиях, в которых они так или иначе участвовали; во-вторых, чтобы стало понятно, сколько тяжёлых разочарований принесли Наполеону люди, которых он искренне любил; в-третьих, чтобы заставить задуматься: дают ли общие гены, общее воспитание, общая среда основание надеяться, что дети вырастут похожими друг на друга.

^{Наполеон раздает европейские троны братьям}

^{«Игры на свежем воздухе, или Пять братьев», раскрашенная гравюра}

Наполеон умел прощать, но и наказывать умел. Самостоятельности не терпел и, невзирая на родственные чувства, поступал весьма решительно. Самый яркий тому пример – отрешение от власти в 1810 году короля Голландии Луи Бонапарта. Людовик, безвольный, казавшийся неспособным хоть в чём-то противоречить старшему брату, неожиданно посмел предпочесть интересы граждан своей страны интересам Франции. За что и был немедленно наказан. Наполеон считал свой поступок вполне справедливым: ведь это он посадил Людовика на голландский трон, и вовсе не для того, чтобы ещё один Бонапарт насладился властью, а для пользы Франции (что, несмотря на искреннюю привязанность к брату, гораздо важнее). Об этом забывали все его родственники. Они не были способны оценить Наполеона, увидеть его гениальность, его недостижимое превосходство. Он был для них всего лишь братом, обязанным делиться всем, что имеет. Им не было дела, что он получил то, на что они претендовали, только своим умом и отвагой. Его слава росла. Вместе с ней росли и их аппетиты, и их зависть.

С братьями, особенно с Жозефом и Люсьеном, становилось всё труднее. Алчные, жадные к деньгам, к почестям, к власти, они нетерпеливо настаивали на установлении наследственной монархии, считая себя единственными наследниками. Забывая о приличиях, они открыто обсуждали вопрос о смерти Наполеона и о том, что следует предпринять заранее. А он, обычно такой решительный, жёсткий, да что скрывать, даже жестокий, всё им прощал. Любил? Жалел мать? Или оставался в плену усвоенных с детства корсиканских представлений о клановых обязательствах? Он прощал им даже откровенную неприязнь к Жозефине. А эта неприязнь переросла в ненависть, когда Жозефина твёрдо выступила против монархии как таковой и против наследственной монархии в особенности. В организации интриг против жены брата охотно и умело участвовали и сёстры. Одна Полина пренебрегала этими постыдными семейными дрязгами: она искренне любила Наполеона и не хотела доставлять ему лишних неприятностей.

Вот с рассказа о Полине я и начну. Она родилась через одиннадцать лет после Наполеона. Когда тот уезжал учиться, была совсем малышкой. А вот когда впервые за долгие годы он приехал домой, ей уже исполнилось девять лет. Молодой офицер вызвал у Полины восхищение, она всюду, как весёлый маленький щенок, следовала за братом, преданно заглядывая в глаза. Это детское восхищение Наполеоном она пронесла через всю жизнь. А он и через годы в красивой взбалмошной женщине, чьи бурные романы доставляли ему немало хлопот, продолжал видеть всё ту же восторженную, ласковую девочку которая так безоглядно его любила.

О бесконечных романах Полины рассказывать не стану. Вообще история братьев и сестёр Наполеона интересна (во всяком случае, в рамках этой книги) только тем, какую роль они сыграли в его жизни, как в отношениях с каждым из них проявился его характер. Так вот, романы Полины его тревожили и огорчали, особенно когда она пребывала в том нежном возрасте, в котором её ровесницы ещё играли в куклы. И он решил найти ей достойного мужа. Кандидатов было несколько.

Остановился Наполеон на одном из своих ближайших сподвижников, генерале Викторе Леклерке. Ему двадцать четыре года, он умён, образован, уже успел отличиться в нескольких сражениях, к тому же далеко не беден. Это тоже имело значение. Наполеон хорошо помнил, как отказал первому претенденту на руку и сердце Полины, своему преданному другу Жюно. Он тогда сказал: «У тебя ничего, у неё ничего. Что вместе? Ничего». Теперь у неё, вернее, у него, её брата, есть всё. Но… всякое может случиться. Лучше, если её муж будет способен содержать семью.

Шестнадцатилетняя красавица без труда очаровала отважного генерала и на какое-то время стала образцовой женой. И – продолжала блистать в парижском свете. Но тут в её благополучную жизнь вмешался брат: послал зятя усмирять восстание в Сан-Доминго[13]13
  С 1804 года – Республика Гаити.


[Закрыть] – восстановить контроль Франции над взбунтовавшейся колонией. Полина покидать Париж категорически отказалась. Однако она недооценила брата. Он приказал силой доставить строптивую сестру на корабль. Полина, пока хватало сил, отбивалась от гренадеров, которые, выполняя приказ своего обожаемого командира, несли её на носилках к пристани. Только оказавшись на палубе рядом с Виктором, она смирилась со своей участью.

Правда, в Сан-Доминго оказалось не так уж плохо. Леклерк, которого Наполеон не зря считал талантливым генералом, без особого труда расправился с восставшими и сделался полновластным хозяином острова. Полина же, со свойственной ей энергией и изобретательностью, начала создавать на Гаити «собственный Париж». Только она привыкла к островной жизни, как случилась беда: во время эпидемии жёлтой лихорадки заразился и умер её муж.

Молодая вдова вернулась во Францию, но траур носила недолго: в Париже так много соблазнов… Наполеону пришлось подыскивать сестре следующего мужа. Им стал итальянский князь Камилло Боргезе. В придачу к жене он получил должность наместника Пьемонта. Замужество ненадолго остановило искательницу приключений.

Сплетни о любовниках сестры императора, с фантастической быстротой сменяющих друг друга, не умолкали. К искреннему огорчению брата. Она предпочитала жить в Париже или в Риме, где в её распоряжении было роскошное палаццо Боргезе, украшенное прекрасной коллекцией античной скульптуры. Полину, которую нельзя было упрекнуть в отсутствии вкуса, антики очаровали. И, разглядывая себя в зеркале (она и умрёт с зеркалом в руках), княгиня Боргезе решила, что ничуть не уступает моделям античных скульпторов.

Изваять себя в образе Венеры она поручила не кому-нибудь, а самому Антонио Канове (богатейшая коллекция его скульптур есть в Эрмитаже). Когда её спросили, как она могла позировать скульптору обнажённой, Полина, ничуть не смутившись, ответила: «А почему бы и нет? Было нехолодно. В студии топилась печь».

Вторая женитьба Наполеона, встреченная с восторгом другими членами семьи (как же, Бонапарты породнились с Габсбургами!), стала причиной ссоры между Полиной и братом: его новая жена ей активно не понравилась.

^{Полина Бонапарт}

^{Мари Гильельмин Бенуа. «Портрет Полины Бонапарт»}

Но когда Наполеон лишился трона, именно Полина (единственная из родственников, не считая, конечно, Летиции) стала для него самым преданным другом и верной помощницей. Она (для начала) добилась разрешения навещать брата на острове Эльба. Жила там подолгу, забыв о своём пристрастии к столицам. Старалась хоть как-то скрасить унылый быт Наполеона. Освоившись в новой роли, Полина Бонапарт стала активно помогать брату устроить побег, даже пожертвовала для этого своими драгоценностями. Возвращение Наполеона во Францию стало торжеством и его сестры тоже. Толпы парижан восторженно приветствовали и её.

А потом было Ватерлоо… И второе отречение от престола. Полина пыталась добиться разрешения сопровождать императора на остров Святой Елены. Но, памятуя о её роли в предыдущем побеге, ей отказали.

Она вернулась в Рим и продолжала жить, как привыкла. У неё было счастливое свойство: возрождаться к новой жизни после любых бед и потерь…

Полина Боргезе, больше известная как Полина Бонапарт, умерла сорока пяти лет от роду от рака желудка, пережив своего венценосного брата на четыре года.

Её похоронили в закрытом гробу, рядом с которым поставили статую Венеры. Так она завещала: хотела остаться в памяти людей молодой и прекрасной…

Полина была самой любимой. Но самым близким из родных был для Наполеона старший брат Жозеф. Их разделял всего год, поэтому росли они вместе, впечатления детства были у них общие, и обоим казалось, что они так и останутся неразлучны. Расстаться пришлось, когда их повезли учиться во Францию.

О годах учёбы Наполеона я уже рассказывала. Жозеф в это время учился в Отенской семинарии. Отец умер у него на руках. Он вспоминал, как стоя на коленях перед постелью умирающего, ослепнув от слёз, выслушал последние слова отца: «Мне бы хотелось увидеть ещё раз моего любимого маленького Наполеона. Его ласки усладили бы мои последние мгновения жизни, но Бог не захотел этого!»

Выполняя последнюю волю отца, Жозеф вернулся на Корсику, чтобы поддержать семью, стал адвокатом. Участвовал в революционном движении. После изгнания семьи Бонапартов с Корсики вместе с матерью поселился в Марселе. Сблизился с якобинцами. После переворота 9 термидора под угрозой ареста бежал в Геную. Вот здесь впервые ярко проявилась разница и в темпераментах, и в жизненных позициях братьев. Если младший всегда шёл навстречу опасности, старший всегда убегал…

Жозеф первым обзавёлся семьёй. Женился исключительно удачно: Жюли Клари была дочерью богатого торговца, у Жозефа не было ничего. Это для человека бедного, да и для его семьи, конечно, немаловажно, но главное было в другом: молодые преданно любили друг друга. То, что расстроилась намечавшаяся женитьба Наполеона на сестре Жюли, Дезире, не повлияло на отношения между братьями. Пока у Жозефа не было причин завидовать Наполеону: пока братья, в общем-то, на равных. Разница в одном: Жозеф в личной жизни счастлив (тогда), Наполеон (он уже успел жениться) страдает – он узнал об измене Жозефины.

Сохранилось письмо Наполеона к Жозефу: «У меня много домашних огорчений, ибо пелена полностью спала. Один ты у меня остался на земле, и дружба твоя мне премного дорога. Чтобы возненавидеть человечество, мне осталось только потерять тебя, пережить твою измену». (Что это? Отчаяние? Надежда на верность брата? Или горькое предвидение?) Наполеон просит подыскать ему по возвращении какую-нибудь деревню, где он мог бы похоронить себя, так как род людской ему наскучил. «Я нуждаюсь в одиночестве и уединении, величие наводит на меня тоску, чувства иссохли, слава приелась, в двадцать девять лет я исчерпал всё». Как похоже это на мечты Александра Павловича о «простой» жизни. И как не похоже…

В деревню он, как известно, не уедет. Напротив, начнётся стремительное восхождение к власти. А вот Жозеф… Он поддержал брата во время переворота 18 брюмера, за что получил награду – был назначен государственным советником и трибуном, но так и не смог играть самостоятельной роли в политике. Он всего лишь исполнитель. И то – не из лучших. Зато постоянно подчёркивает, что он – старший, а значит, глава клана.

Когда Наполеон принял титул императора, он сделал Жозефа сенатором и принцем французского императорского дома. Характер Жозефа и его истинное отношение к брату весьма выразительно проявились в день коронации Наполеона. 2 декабря 1804 года в соборе Парижской Богоматери собралась вся семья. Все держались вместе. Только Жозеф благоразумно занял место среди государственных советников: он боялся покушения и очень хотел спасти потенциального преемника императора – себя любимого. Это была его светлая мечта: стать наследником, преемником, занять французский престол. В 1805 году он даже отказался от предложенного ему титула короля Италии, только бы не потерять эфемерного права стать после брата императором Франции.

В 1806 году Наполеон объявляет брата королём неаполитанским, а через два года – королём Испании. Неаполитанский трон Жозеф передаёт другу императора маршалу Мюрату, женатому на Каролине, младшей сестре братьев Бонапартов (об этой паре речь впереди).

Робкие попытки нового короля завоевать симпатии испанцев успеха не имели, да и не могли иметь: не тот испанцы народ, чтобы подчиниться завоевателям. Они горячо любят свою страну, не боятся ни умирать, ни убивать и превыше всего ставят честь. Король, не обладавший никакими государственными и военными способностями, играл в этой не принявшей его стране чисто представительскую роль: его власть держалась исключительно на французских штыках, а командовавшие армией маршалы не считались с королевскими приказами.

Но однажды ему всё-таки удалось проявить характер: он настоял на том, чтобы дать англичанам сражение при Виттории, несмотря на возражения маршала Жана Батиста Журдана, которого Наполеон приставил к брату в качестве советника, зная амбиции и «таланты» Жозефа. Но король Жозеф числился ещё и главнокомандующим испанской армией, так что Журдан вынужден был подчиниться. В битве при Виттории Веллингтону удалось нанести французам сокрушительное поражение. Войска под командованием Жозефа Бонапарта потеряли семь тысяч человек, сто сорок три орудия, да к тому же всю королевскую казну. Самому Жозефу едва удалось бежать из Испании (снова бежать!). Он написал Наполеону: «Нужно было бы сто тысяч постоянных эшафотов для поддержания государя, осужденного царствовать в Испании».

Поразительно, но Наполеон снова поручает Жозефу дело ответственнейшее (и, как покажет время, делает одну из своих самых больших ошибок) – во время отступления Великой армии от границы России к границе Франции назначает его своим наместником в Париже и главнокомандующим Национальной гвардией. При приближении союзных войск к Парижу наместник – да-да! – бежит из столицы. Но перед очередным своим трусливым бегством наносит брату коварный удар в спину.

А было так. Вечером 28 марта созвали совет под председательством Марии Луизы, чтобы решить, как действовать дальше. Решать нужно было срочно: русский царь был уже в Бонди[14]14
  Это северо-восточный пригород Парижа, в одиннадцати километрах от центра города.


[Закрыть], а французские войска бились под Роменвилем, в Сен-Дени и у заставы Клиши[15]15
  Пригороды Парижа.


[Закрыть]. Военный министр Кларк[16]16
  Анри Жак Гильом Кларк, обязанный своей блестящей карьерой исключительно Наполеону, будет одним из первых, кто предаст императора.


[Закрыть] высказался за срочный отъезд императрицы с сыном в Блуа[17]17
  Город, стоящий на правом, высоком, берегу Луары между Орлеаном и Туром.


[Закрыть]. На что Талейран заявил, что отъезд Марии Луизы равнозначен сдаче Парижа роялистам и коалиция, пользуясь случаем, совершит династический переворот. Правота Талейрана несомненна. Если бы императрица осталась в столице и встретила победителей, в том числе и собственного отца, это существенно затруднило, а может быть, и сделало бы вовсе невозможной реставрацию Бурбонов. Положение регентши вынудило бы союзников относиться к ней как к представительнице законной власти (тем более что Александр был готов признать её сына законным преемником отца). Покинув Париж, она становилась просто королевой в изгнании. Не менее важно и то, что отъезд императрицы (точнее, бегство) глубоко разочаровал бы парижан (что и случилось).

Её уговаривали взять на руки сына и выйти с ним к народу. Пройтись по улицам, по бульварам, побывать в предместьях – явить парижанам пример героической решимости. Уверяли: тогда весь Париж поднимется на врага…

Мария Луиза согласилась остаться в Париже. Но тут взял слово Жозеф (он панически боялся оказаться в руках казаков) и прочитал письмо Наполеона, полученное им ещё 8 февраля: «…Если в силу непредвиденных обстоятельств я окажусь на берегах Луары, – писал Наполеон, – сделайте всё, чтобы императрица и римский король не попали в руки неприятеля. Уверяю вас, если это произойдет, Австрия будет удовлетворена и, отправив императрицу с её очаровательным сыном в Вену, под предлогом её счастья, заставит французов принять все условия, продиктованные Англией и Россией… Если же я умру, то мой царственный сын и императрица-регентша во имя чести Франции не должны позволить захватить себя. Пусть они удалятся в самый отдаленный захолустный городок в сопровождении горстки моих солдат… В противном случае скажут, что императрица добровольно оставила трон сына и, позволив увезти себя в Вену, развязала союзникам руки. (Он совершенно точно предугадал ход событий.) Что касается меня, то я предпочел бы, чтобы мой сын был убит, чем воспитан в Вене как австрийский принц».

Письмо взволновало всех. Но оно написано так давно. Нужно ли с ним считаться?

Тогда Жозеф, потребовав тишины, прочитал другое письмо Наполеона, датированное 16 марта: «…Если неприятель приблизится к Парижу настолько, что сопротивление станет невозможным, отправьте регентшу с моим сыном по направлению к Луаре… Помните, я предпочитаю, чтобы он утонул в Сене, чем попал в руки врагов Франции…»

Теперь сомнений не было: нужно подчиняться.

Именно так, благодаря Жозефу Бонапарту (вследствие его трусости), была решена судьба и Парижа, и империи. Если бы Мария Луиза осталась в столице, союзникам, скорее всего, пришлось бы признать право её сына на французский престол.

Но императрица вместо того, чтобы поднимать парижан на защиту столицы, следила, как упаковывали вещи… Сокровища короны грузили в фургоны, которые вскоре последовали за дорожной каретой Марии Луизы.

Жозеф бежал из Парижа раньше, чем обоз императрицы выехал из ворот Тюильри…

Остаётся только недоумевать, как император, публично назвавший поведение старшего брата предательством, в очередной раз простил Жозефа. Он вообще, в отличие от Александра, великодушно прощал личные обиды. Об этом писали буквально все, кто его знал. Вот лишь немногие тому подтверждения. Герцогиня Лора д’Абрантес: «Всё, что известно мне о нём, показывает глубину способной прощать обиды души». Герцог Бассано (этот титул государственный секретарь Юг Маре получил от Наполеона в 1809 году): «Его доброе от природы сердце постоянно побуждало его к милосердию».