Текст книги "Вейн"

В ящике оказалась тощая папка с разлохмаченными завязками.

Юрка вынул. По весу – внутри бумаги, немного. Потянул за шнурок и распахнул картонные крылья.

На черно-белой фотографии виднелись кусочек окна со знакомым наличником, штакетник и голая ветка сирени. Мама в плаще и в пестрой косынке стояла возле палисадника, положив ладонь на изогнутую ручку коляски. Улыбалась, глядя в объектив. У Юрки заскребло в горле, он медленно выложил фото.

Следующее снимали дома. Мама в халате, волосы небрежно сколоты в узел, прядка выскользнула и повисла вдоль щеки. На коленях – младенец в дурацком чепчике, пытается запихать в рот погремушку. «Это же я», – с удивлением подумал Юрка. И халат тот самый, что схоронен в шкафу.

Еще фото. Много, целая пачка. Среди них старая открытка с елкой, на обороте большими буквами выведено: «Мама и папа! С празденеком!» Пожелтевший конверт в россыпи марок, адрес написан латиницей, обратного нет. Записка на листочке в клеточку: «Бабушка и дедушка, поздравляю с внуком!» Детский рисунок: безносое страшилище с треугольным туловищем, подписано: «Мама».

Почему их спрятали? Открытку, наверное, подарила маленькая Даша. А страшилище нарисовал он, Юрка.

Посидел, держа листок в руке. Вспомнил свой отчаянный крик: «Ее нет, и все! И не было! Никогда не было!» Да, он не разрешал говорить о матери, сразу топорщился и шипел. Ему казалось, она предала его: убежала ночью на шоссе, забыв о сыне. Юрка тоже хотел о ней забыть.

Под фотографиями нашлась тетрадь в картонной обложке. Хрустнул клееный переплет. Тетрадь открылась на середине. «Это глупо, я понимаю», – прочитал Юрка. Почерк был разборчивый: округлый, ровный. «Наверное, кому-то доступно другое счастье: переплыть на плоту океан или сделать великое открытие. А мне океан не нужен, и открытие тоже. Я просто счастлива. Это самое глупое, самое простое счастье на свете. Говорят еще – «женское». Мне не нравится. Оно не женское и не мужское, оно общее, мое и его. Счастье на двоих».

Глава 10

– Ужин! Бифштекс хорошо прожарить. Водочки немножко.

Женщины за столиком не было, и Дан сел напротив Алекса Грина, спиной к Ранне с ее прогулочными пароходиками.

Грин улыбнулся уголком губ:

– Откуда ты взялся? Я думал, Такер знает обо всех, кто остался в городе.

– Шэт! Нет, вы гляньте, люди добрые, и этот мне морду бить не собирается, – сокрушенно вздохнул Дан. – Или записку не получил?

– Нужна мне твоя морда, пусть Вцеслав чистит.

Дан расцвел. Значит, выбрался подполковник. Ну, спасибо, пресветлая Иша!

– Если он жив, конечно, – добавил Алекс.

– Ты же…

– Я не знаю точно.

Появился официант с подносом, ловко расставил тарелки. Бифштекс благоухал, от золотистого риса, перемешанного с овощами, шел пар. Остро пах черный хлеб с зернышками тмина. Графинчик посверкивал на солнце.

Дан посмотрел на все это великолепие и раздраженно сказал:

– Умеешь ты испортить аппетит.

– Ну, извини, – развел Грин руками. – Записку я прочитал через два дня, как ты ее оставил. Приказ передал. Из крепости они ушли, сам видел. А дальше… Я должен был ждать связного у командного пункта. Пока то-се, решил смотаться в Лучевск, глянуть. Есть одна пещерка на берегу. Вышел, она занята. Женщин там неподалеку на работу гоняли. Ну как на работу… Дороги проверяли, чисто разминировано или нет. Рвануло, они бежать. Восемь человек, трое ранены. За ними автоматчики с собаками. Пришлось выбрасывать в ближайший мощный узел. Оказался здесь, в Бреславле, как раз перед межсезоньем. Теперь вот сижу. Очухаюсь – схожу посмотрю, что там.

От такой длинной речи Грин устал. Закутался в плед и опустил веки. Лицо у него было по-стариковски изжелта-бледным, с набрякшими венами на висках.

Дан ел, стараясь не греметь вилкой. Подошел кот, посмотрел рыжими глазищами. Вейн уделил ему кусочек бифштекса.

Грин шевельнулся, сел ровнее и спросил у Дана:

– Так откуда ты взялся?

– Пришел. Через степь, – ответил он с вызовом.

– Сейчас?!

– Представь себе. Думаешь, я трус, раз не согласился там, у Вцеслава? Я просто не желаю, чтобы мне оторвало голову в чужой войне. Это – нормально!

Дан отправил в рот последний ломтик моркови и неторопливо промокнул губы салфеткой. Грин молчал, смотрел на алую от заката реку.

– Ну? Тебе не интересно, какого Шэта я сюда приперся? В межсезонье?

– И какого? – слегка приподнял бровь Алекс.

Дан проглотил ругательство, низко наклонился к столу и сказал театральным шепотом:

– Я сделал то, чего никому никогда не удавалось. Я украл у йоров дар Двуликого.

Грин опешил:

– Подожди, это же такой гигантский каменный идол. Его трактором не утащишь! Он в двери храма не пролезет.

Дан плеснул себе водки и хватанул залпом.

– А я его все-таки украл.

– Черт… Ты серьезно?

– Абсолютно. Не веришь, почитай газеты, думаю, про Йкам скоро напишут.

– Зачем он тебе?!

– Ау, при чем тут я? Заказчику понадобился.

Алекс мял висок, морщась от боли.

– То есть ты спер и продал святыню целого народа? И для этого пошел через степь в межсезонье? Бросив Вцеслава? Господи, какой же ты идиот, Дан!

– Кто бы говорил!

– Тебя йоры на куски разрежут. И, между прочим, будут правы!

– Им нужен дар, а не я. Передам заказчику, точнее, посреднику, пусть он с ними и разбирается. Я свое дело сделал. Узел заработает – тю-тю, только меня и видели.

Грин припечатал по-русски матом, и Дан сердито отвернулся. Посопел, решительно потянулся к графину. Звякнула пробка. В стопку полилась сверкающая влага.

Потом он, помнится, велел повторить. Когда второй графинчик закончился – принесли третий. Под алкоголь упреки Грина казались не такими болезненными.

Зато похмелье утром отыгралась по полной.

В голове надоедливо стучал барабан. Глотка пересохла, собственный язык казался похожим на протухшую сардельку. Вейн с трудом приоткрыл глаза и застонал. Яркое солнце прошивало насквозь тонкие занавеси. Под окном вопили дети. Их хотелось прибить, всех, разом, но для этого пришлось бы подняться с кровати.

Кряхтя от усилий, Дан перекатился на бок. Прикрыл глаза ладонью, морщась от света, и посмотрел на соседнюю кровать. Юрки не было. С таким упрямством пацан и в самом деле умудрится найти в Бреславле человека, о котором никто не слышал. Дан попытался вспомнить, спрашивал ли он о Викторе Зеленцове Алекса, – и не смог. Голова трещала, точно попавший между косяком и створкой орех. Вейн со стоном обхватил ее и сел.

Шэтовы дети! Как же они орут!

Дан еще какое-то время подержал голову – казалось, стоит отпустить руки, и она лопнет. Надо принять рассольчику, умыться, позавтракать… При мысли о еде желудок встал на дыбы.

Болела челюсть. Дан осторожно подвигал ею. Вроде целая. Грин все-таки дал по морде? Хотя нет – это он на лестнице приложился. Или та баба врезала, когда выкидывала за дверь? Подумаешь, перепутал номера! Чего сразу за табуретку хвататься?

– Кретин, – с отвращением сказал Дан.

Нашел время для пьянки – узел может с минуты на минуту заработать.

Он доковылял до умывальника и сунул голову под кран. Ледяная вода потекла на затылок, Дан зашипел. Разогнувшись, увидел в мутном зеркале рожу – опухшую, с покрасневшими глазами. Растопыренной пятерней оттолкнулся от своего отражения и отправился на поиски штанов.

И в этой гостинице про Зеленцова не слышали.

Стоя на крыльце, Юрка пощупал лоб. Не горячий, а кажется, что заболел. Холодно изнутри, руки-ноги ватные, и усталость такая, что позвоночник ломит.

Кашлянул за спиной швейцар.

– Да ушел я, ушел, – отмахнулся Юрка.

Ссутулившись, он пересек дорогу и облокотился на кованое ограждение. Внизу медленно текла река. В желтоватой воде отражались облака, похожие на крем. Из-за поворота выплыла лодка. Пацан в тельняшке умело работал веслами. К лодке был привязан плот, на плоту сидела большая собака. Она облаяла Юрку.

– Вот тут, из-под верхней юбки, оборка на тон темнее атласа.

Звонкий восторженный голос неприятно отдавался в ушах. Юрка посмотрел через плечо. По набережной прогуливались девушки в светлых платьях.

– А фата будет?

– Конечно! С вуалькой, на жемчужной нитке. Скорее бы померить! Господин Азерин обещал, что груз придет с вейном. Срочная доставка!

Надо же, как только не зарабатывают. Интересно, на чем делает деньги Виктор Зеленцов? Почему о нем не слышали в «Толстом хомяке»? Портье из «Хрустального колокольчика» сказал, там знают всех, кто приезжает на сезон. Может, Зеленцов наркоту таскает, вот и не афиширует бизнес?

Или менестрель, что забрел к Тобиусу, просто-напросто ошибся.

Меж бровей пульсировала боль. От медленного движения воды кружилась голова.

– …уже отказывается принимать ставки на сегодня.

Двое джентльменов прошли за Юркиной спиной. Один покосился неодобрительно и сказал спутнику:

– Все-таки я был прав, когда предложил ввести регистрацию иномирян, особенно несовершеннолетних. Регистрация и приюты. Только так мы наведем порядок.

Юрка плюнул в воду. Ага, приюты. Облезешь.

– По данным Статистического общества, переселенцы составляют…

Джентльмены ушли.

Внизу прошлепал, пыхтя и отдуваясь, пароходик, заголосил при виде пристани. Желтые волны ударили в набережную. Бросили сходни, и повалили радостные пассажиры. К ним метнулся человек в сюртуке, он махал руками и звал к нелепому фотоаппарату на треноге. Юрка смотрел сверху на пеструю толпу, завидовал и ненавидел одновременно. За их беспечность, смех. За то, что им не нужно искать в чужом городе человека, из-за которого погибла мама.

Опустив плечи и засунув руки в карманы, Юрка побрел вдоль набережной. Справа тянулась железная ограда, за ней виднелся запущенный сад. Где-то играла музыка, бухала труба. Звуки становились все глуше и вскоре затихли совсем. Сад кончился, дальше начинались деревянные амбары. Между бревенчатой стеной и ажурным забором оставалась узкая щель, и Юрка свернул туда. Под ногами шуршали листья, слежавшиеся за зиму. Воняло. В густой тени было зябко, и пробирало ознобом.

Выйдя на улицу, Юрка остановился, оглядываясь. Дома все больше деревянные, одноэтажные, с небольшими окошками. Вряд ли тут может оказаться Зеленцов. Ну и куда дальше? Вынул из кармана монетку. Выпадет хомяк – пойдет налево. Медяшка упала на ладонь решкой кверху. Значит, направо.

Он не успел минуть и пары домов, как дорогу заступили четверо и быстро взяли в кольцо.

– Гля, вейн!

– Да не, он для форсу вырядился, – сказал лупоглазый пацан. Вышел вперед, отставил босую ногу и шикарно харкнул через дырку на месте переднего зуба.

Юрка был не прочь подраться, но у него кружилась голова. Спросил презрительно:

– Все на одного?

– Можем по очереди, – гыгыкнул лупоглазый. – Говорят, у вейнов шкура дубленая. Вот мы и проверим, всамделишный ты или так.

– Филин, у него карманы тяжелые, – сказали справа.

Юрка чертыхнулся по себя. Нужно было оставить деньги в гостинице.

– Ша! Сначала дело.

– Ну а чего, Филин!

Пацан крутанулся на пятках и натянул товарищу кепку на глаза.

– Утихни, босота! Я сказал!

Юрка отступил на шаг. Теперь спину прикрывал палисадник, но от резкого движения замутило.

Кто-то заржал:

– Че, уже обосрался?

– Подойди ближе, узнаешь, – процедил Юрка.

– Ша! – снова прикрикнул Филин. – Я первый!

Он раскрыл ладонь, показывая кастет.

– По-честному?

– По-честному, – согласился Юрка и потянулся к чехлу с ножом.

Свист прокатился по улице, затопали сапоги. Пацаны порскнули в разные стороны. Юрка оторопело посмотрел им вслед.

– Сюда! – крикнул ему Филин. – Не спи!

Юрка побежал. «Бум. Бум. Бум» – отдавалось в затылке. Нырнул в щель, ту самую, возле сада.

– Ходу! – толкнул Филин.

Ноги разъехались на палой листве.

– Эй, ты че?

Юрка завозился, пытаясь встать. Тяжелую голову клонило вниз.

– Больной, что ли?

– Нет. Я сейчас…

– Чего сказал?

Юрка понял, что отвечал по-русски.

– Филин, че тут?

– Ребя, да он как жмурик. Пощупайте!

– И говорил не по-нашенски.

– Вот! А вы не верили! Вейн он! Дядька говорит, они как рыбы бывают!

– Ша! Отвали подальше! Мы вейнов не разуваем! Эй, ты где живешь? Слышь, как тебя?

Дан постоял, разглядывая золоченую вывеску. Два с лишним месяца назад выследить посредника оказалось делом несложным. Помнится, еще ухмыльнулся, представив, как тот удивится, когда вейн заявится к нему до начала сезона. Сюда, а не в дрянной трактир, где назначена встреча. Сейчас же почему-то стало тревожно. Дан тронул амулеты, прежде чем потянуть за дверную ручку.

Звякнул колокольчик, и портье поднял голову от газеты.

– День добрый. Я к господину Бредеку, он в номере?

– Господин Бредеку у нас не проживает.

Шэт!

– Давно он съехал?

Глаза у портье сделались пустыми, точно у курицы.

– Мы не следим за нашими гостями.

Вейн положил на конторку пару монет, толкнул. Скользнув по гладкому дереву, они скрылись под газетным листом.

– Но, может быть, вы случайно видели?

Прошелестели страницы.

– Я слышал, госпожа Ковальски удачно сдала комнаты в межсезонье. Повезло, не правда ли?

– О да. Кстати, я как раз ищу, где остановиться. Люблю домашний уют. Не подскажете адресок? Может, у нее остались свободные апартаменты.

– Бобровый переулок, четырнадцать.

– Благодарю.

Портье снова уткнулся в газету.

Дан вышел на улицу и с досадой посмотрел на солнце, заваливающееся к крышам. Шэт, мог бы уже все закончить и дожидаться возле узла.

– Эй, извозчик! Бобровый переулок.

Ехали долго, через центр и Гостиный двор, сейчас пустовавший. Редко какая лавка была открыта, витрины все больше занавешены. День-два, и начнется сутолока, точно в разворошенном муравейнике. Придут вейны, через пару недель подтянутся караваны. Дан любил это время. Сколько раз бился об заклад с Такером, что откроет сезон и первым появится в «Толстом хомяке». Как-то даже устроили гонки на пролетках. Дан мчался от Пастушьих ворот, Почтовик – от Медной площади. С грохотом столкнулись у крыльца гостиницы, подрались и скатились под ноги Эндрю. Тот преспокойно через них перешагнул, толкнул дверь – и спор потерял смысл.

На подножку вскочил мальчишка, потрясая пачкой газет. Дан купил одну, еще пахнувшую типографской краской. На первой полосе заголовок: «Прогноз доктора Жюстака. Узел заработает сегодня ночью». Дан быстро пробежал статью, хмыкнул, дойдя до «комментариев вейна Такера Робинтсона». Почтовик, как обычно, врал, но делал это красиво. Интересно, ему в редакции верили или печатали по традиции? Впрочем, Жюстаку Дан доверял еще меньше. Узел нельзя рассчитать, будь ты хоть семи пядей во лбу. Скорее всего, доктор просто гадал, основываясь на слухах и статистике.

На третьей странице публиковали заметки, полученные с голубиной почтой. Среди прочего сообщалось, что в Йкаме непонятные волнения, храм Двуликого закрыт и жрица Йорина отказалась от назначенной ранее встречи с послом из вольного города Сарема.

Дан скомкал газету. То ли еще будет.

– Приехали, господин.

Дом Ковальской выглядел как типичное жилище вдовушки, пускающей квартирантов. Слева с торца располагался хозяйский вход, гостям предлагалось центральное крыльцо. На двери – прорези для карточек, молоточек и медная пластина. На первом этаже окна задернуты темно-синими портьерами, на втором – зелеными.

Дан подошел и досадливо прищелкнул языком. Визиток оказалось две: «Якоб Марискес, торговый представитель» и «г. Станислав Кузнецов». Торговому представителю рекомендовали стучать три раза, господину без определенных занятий – четыре. Посредником мог оказаться и тот и другой. Вейн заколебался. На всякий случай качнул ручку. Заперто. А замок, в общем-то, простенький. Прислонился к двери, звякнул отмычкой. Готово! Мельком оглядел улицу и вошел.

Наверх вела крутая лестница. Справа от нее была закрытая дверь, слева – распахнутая. Виднелся стол, накрытый белоснежной скатертью, стояли приборы. Но ужином вроде не пахло. Дан повел носом – и выругался. Только не это, пресветлая Иша, ты не можешь так подставить! Он торопливо выпростал из-под рубахи связку амулетов и нащупал «сторожок». Холодный.

Уйти? Или все-таки проверить?

На цыпочках подкрался к правой двери, приник ухом. Тихо, только в глубине дома тикают часы, слышно, как щелкают шестеренки, и звук гулко отдается в корпусе. Дан вытащил нож и осторожно толкнул створку.

Ох, помоги, пресветлая Иша!

В гостиной никого, но запах стал гуще. На светлом ковре пятна – кто-то старательно вытер подошвы, прежде чем уйти.

Дверной проем в следующую комнату закрывали темно-синие портьеры с кисточками. Дан медленно отвел ткань в сторону.

Посредник сидел в кресле, привязанный к спинке и подлокотникам. Если бы не седые волосы и приметный нос с горбинкой – вейн не узнал бы его. Все кругом – обивка дивана, чехлы на стульях, ковры – было заляпано кровью. Дан сглотнул, удерживая рвоту.

По стенке, стараясь не запачкаться, он добрался до мертвеца. Кривясь от тошноты, тронул за руку. Еще теплая. Рот у посредника странно перекашивался. Дан пригляделся – разорван в уголках, вон и кляп на полу валяется. Возле окна патефон стоит; иголка дошла до шпенька, целиком проиграв пластинку. Спина у вейна стала липкой. Пресветлая Иша, милостивая и всепрощающая, помоги! Что хочешь проси, любое покаяние, только убереги от подобного! Как Алекс говорил: на куски изрезали… Все-таки вырвало. Сгибаясь пополам, Дан сообразил: йоры так не убивают. Даже ради Двуликого. Тем более – ради Двуликого. Уж он-то знает это точно.

Сплюнул, вытер губы рукавом.

Шевре говорил: нездешние, с неприятными глазами. О девушке не упоминал. Да и не могла Йорина попасть в город раньше! Господин Эрик постарался? А ему-то зачем? Сейчас, пока заказ еще не выполнен. Дан глянул на труп из-под ресниц. Конечно, от лекаря можно и не такого ожидать, но слишком уж грязная работа. Тогда кто? В ломбард приходили йоры… О Шэт! Сам же подсказал Шевре: «Рука». Он не сказал: «Ладонь». А если там был кулак?! Пресветлая Иша! Вейн бросился к выходу – и услышал шаги. Закаменел, вцепившись в кисточки портьеры.

Вкрадчивый стук в дверь. Дребезжащий женский голос позвал:

– Господин Марискес, вы ужинать будете? У вас сегодня праздник?

Дан отступил в комнату. Щелкнул шпингалет, и открылось окно.

– Я ничего не имею против, но соседи жаловались. У вас очень громко играла музыка, господин Марискес!

На улице пусто. Вейн перемахнул через подоконник и приземлился на клумбу с анютиными глазками. Госпожа Ковальски все топталась у двери. Пригибаясь, Дан скользнул под окнами и побежал к перекрестку.

– Извозчик! Эй! – замахал руками. – В «Хрустальный колокольчик». Раньше доедем – больше заплачу.

Парень на козлах радостно пообещал:

– Это мы мигом, лошадка свежая. Но, пошла!

Дан вцепился в облучок, ожидая, что вот-вот раздастся крик.

– Быстрее!

Извозчик оглушительно свистнул. Взметнулись голуби, выругался вслед мальчишка-газетчик.

Пролетка вылетела к Гостиному двору. Дан привстал и стукнул извозчика по спине:

– Площадь Святого Ильберта объедем.

Тот оглянулся:

– Но, господин…

– Давай низом, по набережной!

Еще не хватало встретить Такера с его велосипедом.

Колеса загрохотали по булыжникам. Завизжав, шарахнулась с дороги парочка. Зашелся лаем крохотный шпиц на руках дамы. Дан выскочил, не дожидаясь, когда пролетка остановится. Швырнул извозчику монеты.

В кафе было многолюдно. За одним из столиков сидел Грин с чашкой в руках. Рядом, на стуле, лежал свернутый плед. На Дана удивленно оглянулись, и он умерил шаг. Проходя мимо Алекса, бросил, не поворачивая головы:

– Ко мне в номер!

Грин продолжил спокойно пить чай, но Дан был уверен – поднимется.

В вестибюле на конторке спал кот. Портье старательно писал в регистрационной книге.

– Мальчишка, ну, с которым я сюда пришел, вернулся? – спросил Дан.

Портье бросил взгляд на лоток с ключами.

– Да, вейн. Но мне кажется, он…

Дан, не дослушав, взлетел по лестнице. Вскрикнула горничная – едва не сбил ее с ног.

Юрка валялся на кровати, свернувшись клубком. Дан выволок из шкафа мешок и достал арбалет.

– Вставай! Мне нужно убраться из города. Тебе очень рекомендую сделать то же самое.

Мальчишка подняться не соизволил. Дан подскочил, в бешенстве дернул одеяло.

– Живо, сопляк!

– Отвали, – шевельнул пацан сухими, в трещинках, губами.

Шэтова задница!

– Ну-ка, дай. – Вейн тронул ладонью Юркин лоб. Ну конечно же, ледяной. – Ты почему не сказал, что заболел?!

– А с какой стати я должен отчитываться?

Тьфу, чтоб тебя!

Сам пацан не уйдет, это ясно. Не тащить же его с собой! Дан вцепился в амулеты, дернул – треснула у ворота рубаха. Спокойно! А если… Да, так даже лучше. Торопливо, путаясь в шнурках, содрал один с шеи. Рывком заставил Юрку сесть и нацепил на него каменный полумесяц.

– Не снимай, понял? У тебя тень-лихорадка, это такая дрянь… В общем, снимешь – подохнешь.

Глаза у мальчишки были мутными. Дан тряхнул его.

– Ты меня слышишь?

– Да. Отстань!

В комнату ввалился Грин, прислонился к косяку.

– Видал? – показал ему Дан пацана. – Подцепил лихорадку и молчал! Третий день! Придурок!

– Сам, – слабо огрызнулся Юрка.

Грин присвистнул.

– Мне сматываться надо. Закинешь сопляка к отцу Михаилу? Только быстро.

Юрка трепыхнулся под Дановой рукой.

– Не надо меня…

– Заткнись, если сдохнуть не хочешь. Алекс? Ну, пересидите где-нибудь до темноты, узлы скоро заработают, ты же знаешь!

Тот потер лицо, решаясь. Дан ни за что бы не согласился, но ведь это – Грин!

– Хорошо, вытащи его к рыбачьим лодкам.

– А потом куда?

– Не твое дело. Хоть бы ребенка не впутывал.

– Да этот ребенок сам прицепился, как блоха!..

– Хватит, – отрезал Грин, и Дан опомнился. Нашел когда спорить.

Пока они препирались, пацан успел повалиться на бок. Тяжело дышал, закрыв глаза. Дан присел перед ним на корточки.

– Юрка, эй! Я за тобой вернусь, обещаю. Слышишь?

Мальчишка вяло кивнул.

– Я, как выпутаюсь, поспрашиваю. Может, кто знает. Приду за тобой. Ты, главное, амулет не снимай, а то подохнешь. Юрка! Ты понял?

Чертыхнулся Грин, попросил:

– Помоги его одеть.

Вдвоем натянули на пацана куртку и обувь. Мальчишка был как тряпичная кукла, которую долго держали в холодильнике.

– Шевелись, – велел Дан, подставляя плечо.

Юрка тяжело навалился.

– Ну, пресветлая Иша, не оставь нас!

До чего же холодно, в горло будто толченого льда напихали. Лечь бы и накрыться одеялом. Нет, волокут куда-то. Пытался брыкаться, цеплялся за перила – дали по шее. Не больно, но очень обидно. Ступеньки мелькали перед глазами, и Юрка зажмурился.

– Наклюкался, сопляк! – сказал возмущенно Дан, когда лестница закончилась. – Я сейчас вернусь, ключ пока не сдаю.

Звякнул колокольчик. Мявкнул подвернувшийся под ноги кот. Запахло рекой.

– Не сюда! – прошипел Дан. – В обход.

Дернули в сторону. Опять ступеньки. Под закрытыми веками – голубые вспышки.

– Парень, ты только не засыпай, – велел незнакомый голос.

– Я не сплю, – ответил Юрка.

Приоткрыл глаза, загораживаясь ресницами от солнца. Он был у реки, на маленькой деревянной пристани. Покачивались и постукивали бортами лодки. Ветер трепал развешанные для просушки сети.

– Вон ту. Замок, Дан!

Юрку отпустили, и он плюхнулся на доски, скользкие от чешуи.

– Вижу. Сейчас.

Чайка прошла низко над водой, крикнула противно, как железом по стеклу. Юрка нахохлился и втянул запястья поглубже в рукава. Его знобило, дрожал подбородок.

– Мальчишку давай!

Схватили за шкирку.

– Пусти! – просипел он.

– Могу сразу в воду, чтоб не мучился, – вызверился Дан и пихнул в лодку.

Юрка не удержался на ногах. Лег, подтянув колени к груди. Вейн наклонился, проверяя, на месте ли амулет, и сказал тихо, в самое ухо:

– Хочешь выжить – не снимай. Тень-лихорадка так просто не лечится. Я приду за тобой, обещаю.

Что-то шлепнулось на корму.

– Его сумка. Удачи, Грин!

Пристань дрогнула и стала удаляться. Ледяная вода ходила под днищем. Укачивало, хотелось спать, и совсем не волновало, что увозят из Бреславля. «Плевать», – подумал Юрка и повторил в такт движению весел: «Пле-вать».

– Парень, не засыпай!

Кто-то толкнул в спину. Юрка повернул голову. Над ним вздымались каменные дуги-ребра.

– Кит, – сказал он.

В желудке у кита плескались волны, гулко разносились звуки и было очень-очень холодно. Наверное, перед тем как проглотить лодку, кит съел айсберг.

– Мы под мостом. Ты как?

«Нормально», – хотел сказать Юрка, но все поплыло перед глазами, стало блекло-серым, и от тоски сжалось горло.

Кажется, подняли на руки. Грохотала вода, громко, до боли в барабанных перепонках, а ему не давали заткнуть уши. Юрка рванулся… и вдруг стало тихо. Прекратилась качка. Возникли голоса.

– У тебя урожай на раненых мальчишек, Алекс. Что с ним?

– Тень-лихорадка. Третий день заканчивается.

– Ох ты, Всевышний!

Юрку уложили на спину. Попытался приподняться, но его удержали.

– Тихо, тихо. Все хорошо.

Холодно.

– …опять надорвался?

Виноватое бормотание.

– Я думал, Бреславль еще закрыт.

Голоса становились то громче, то угасали.

– …очень слабый, но всегда начинает работать первым. А ждать… ну, сами видите!

Колючее одеяло укрыло до подбородка.

– …не могу, отец-настоятель, надо вернуться.

– А потом тебя рыбаки со дна выловят?

– Да я не туда, скоро у Пастушьих ворот откроется. Как раз передохну.

К Юркиным губам поднесли ложку с чем-то горячим. Он глотнул.

– Мальчишка тебя заждался. Зайди.

– Нет.

– Алекс!

– Вы уж сами… Он проситься будет, а куда я его такой? Отвести и бросить? Я не знаю, что с Вцеславом!

Спать хотелось все сильнее. Юрка натянул плед повыше, спрятал в него нос. Гулко плескало в желудке у кита, и сквозь мерный шум доносилось:

– Скажете ему: Лучевск взят, и фронт уже отошел.

– Стоит ли?

– Да. Мальчишка правильный, а война у них, судя по всему, будет долгой. Мы такое уже проходили…

Блаженное тепло разлилось по телу. Голоса спутались. Какое-то время Юрка еще различал отдельные слова, потом отключился.

Дан, развалившись и надвинув на глаза шляпу, сидел в пролетке напротив театра. На коленях у него лежал пышный веник из роз, удачно маскирующий арбалет. Походный мешок был задвинут под сиденье, там же валялась куртка. Сейчас вейн вырядился в темно-синий пиджак и лазурный жилет, расшитый звездочками.

Только бы представление не закончилось раньше. Он уже принял за первую вибрацию отзвук колес, катящихся по булыжной мостовой, и боялся ошибиться снова. Вслушался, превратившись в натянутую паутинку – такая передает сигналы о том, что в ловушку попалась жертва. Есть?.. Нет, пусто. Может, поехать к другому узлу? Но чаще всего… Дан беззвучно выругался. Не он ли утверждал, что нельзя рассчитать начало сезона?

Подергал галстук, слишком плотно обхвативший шею. Со скучающим видом окинул взглядом улицу: фасад театра, афишную тумбу, по другую сторону площади – модный магазин. Заходящее солнце отражалось в витринах. Прогуливались парочки. Девицы-гимназисточки остановились неподалеку, одна сказала:

– Говорят, в третьем акте у госпожи Николь чудное бордовое платье. По вороту – иноземные кружева, поклонник подарил и заплатил вейну золотом. Нитки тоненькие-тоненькие…

Вот, подумал Дан. Кто-то спокойно работает и хорошо за это получает. А он – идиот! Нет чтобы послушаться внутреннего голоса, который вопил, надрываясь: «Не соглашайся!» Ведь с самого начала, как только переступил порог, чуял: добром это не кончится.

…Из кухни тянуло сизым чадом. В таких местах обычно собираются холостые парни – приходят в пропахших варом и дегтем рубахах, горланят и хлебают пустые щи. Отогреваются после длинного, ветреного дня профессиональные нищие, зарабатывающие побольше иного сапожника. Они едят неторопливо, натирают корочку чесноком и кладут сверху прозрачные ломтики сала. В стороне сидят с пивными кружками мастеровые, выкроившие медяк-другой из семейного кошелька, те больше пьют, чем закусывают.

Дан скривился, разглядывая полутемный зал. Только лопоухий новичок назначает встречу в трактире на окраине города.

– Вейн? – сказали негромко за правым плечом.

Дан повернулся.

Заказчик на новичка не походил. Пожилой, с одутловатым лицом. Нос с горбинкой, видно, был сломан. Одет просто. Глаза табачного цвета. Равнодушный взгляд. Ага.

– Господин посредник? – широко улыбнулся Дан. – Какая секретная миссия! Ничего, что я не знаю пароля?

Мужчина кивнул, не отзываясь на шутку.

– Прошу вас.

Столик приткнулся возле окна предпоследним в ряду. За последним, боком к залу, сидел парень в грязной куртке. Крошил хлеб, напряженно глядя перед собой. В полной кружке оседала пена.

Посредник теснил Дана на лавку, но вейн демонстративно перешагнул ее и сел напротив, так чтобы видеть парня. Чужак, ясно сразу. Волосы слишком длинные для местного, редкого цвета – пепельно-серебристые. Перехвачены не шнурком, а зажимом. Тонкий профиль, высокие скулы.

Сонная девица махнула по столу замызганной тряпкой и уставилась на вейна.

– Пива.

Девица уплыла. Если б она принесла заказ в ближайшие четверть часа, Дан очень удивился бы. Впрочем, пить здешнюю ослиную мочу он не собирался.

Посредник молчал. Вейн тоже. Сидел, с любопытством рассматривая парня с пепельными волосами. Куртка – дорогая, тонкой кожи – тщательно запачкана, а сам чистенький. Судя по осанке, скорее из благородных. Руки сильные, но явно не знают грубой работы. Упражняется на мечах, как велит традиция? Не похоже, плечевой пояс не развит. По возрасту ровесник Дану. Но все равно сопляк. Парень под его взглядом занервничал. Он так старательно не смотрел на вейна, что и дурак бы догадался – вот он, тот самый лопоухий заказчик.

– Вы должны украсть и доставить мне некий… предмет.

Ну, у желторотика хотя бы хватило ума нанять приличного посредника. Дан терпеть не мог, когда начинали юлить и подбирать красивые слова. Украсть – значит, украсть.

– Что вас интересует в первую очередь, вейн? Оплата? Местонахождение предмета? Его стоимость?

Правильно, посреднику тоже нужно проверить исполнителя.

– Оплата в последнюю очередь, – бросил Дан пробную карту.

Светловолосый удивленно глянул на него и торопливо отвернулся. Посредник кивнул, он-то понял: вейн назовет сумму в конце разговора.

– Что за предмет?

– Вы узнаете это только после того, как согласитесь.

В голосе посредника слышались извиняющиеся нотки, наверняка идиотское требование выдвинул заказчик.

– Ну, допустим. Где же эта секретная хреновина?

– В Йкаме. Им владеет жрица.

Дан присвистнул.

– Надеюсь, это не ее сокровищница? Я на такое не подпишусь.

– Нет.

– Ладно, давайте дальше.

– Но этот предмет охраняют не хуже. Говорят, если кто и сможет его вынести, то только вы.

Дан поморщился. Ему не семнадцать, чтобы ловиться на лесть. Нужно встать и уйти. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Но он остался сидеть. Жрица Двуликого…

– Втемную я не работаю. – Дан повысил голос. – Может быть, господин заказчик присоединится к нам и соизволит осветить некоторые вопросы?

Парень в грязной куртке дернулся. Посредник еле заметно ухмыльнулся.