Текст книги "Вейн"

Глава 7

В носу свербело от полынной горечи. Все было в точности, как описывал Арсей Ичигин: запах густо висел слоями – выходя из одного, вейн почти сразу попадал в другой. Степь качалась под ногами, ровная, как сковородка, на которой пекут блины. Пот заливал глаза. Казалось, затылок сверлит чей-то взгляд. Дан не оборачивался.

Все-таки те трое – Арсей Ичигин, Алекс Грин и Стефан Батори – были сумасшедшими. В полосу прибоя влезли они со стороны Бреславля. В первый год заплутали, а во второй и третий – прошли, сначала с востока на запад, потом с юга на север. По их меркам выходило, что топать еще Дану и топать. Ничего, продержится, а там и до города… Узел открылся точнехонько под ногами, и мгновенно выкатились ориентиры, как последний золотой из дырявого кармана. Вейн успел отпрыгнуть и хрипло выругался. Это что же, Шэт побери, и подумать нельзя?

– Хрен тебе, – сказал Дан, обходя источник полынного духа.

Тень под ногами распалась натрое, две из них отливали синевой. Вейн сощурился на солнце, висевшее на положенном месте. Хоть бы облачко какое набежало.

Снова душно запахло полынью. Синие тени, точно лезвия ножниц, то сходились, то расходились.

– Два кольца, два конца, – припомнил Дан загадку, которую слышал от Грина. – Посредине я. Как гвоздик.

Засмеялся, представив себя гвоздем. Крепким, железным, с ребристой шляпкой и острым кончиком.

– Врешь, не забьешь! Еще погуляю! – крикнул и захлебнулся горячим воздухом.

С трудом отдышался. От страха проступил и тут же высох на висках пот. Дан вытащил из-под рубахи связку амулетов, нашел в ней крестик. Помоги, пресветлая Иша! Проведи! Не дай сойти с ума!

Лишние тени постепенно выцвели. Подул ветер, разгоняя полынный запах, и стало полегче. Вейн повел занемевшими под тяжестью поклажи плечами. Бросать топливо нельзя. Все остальное – сколько угодно, но только не дрова. И не соль.

Узел чувствовался справа, достаточно далеко, чтобы думать хоть о Бреславле, хоть о кровати в «Перекрестке».

…а может, рискнуть? Ломануться, вдруг получится пробиться в закрытый город? Разом, за один шаг!

Дан выругался. Шэтово искушение!

В третью свою экспедицию Ичигин и Батори этим, собственно, и занимались. Перебирали узлы – мгновенно возникающие и исчезающие. Обманные, переменчивые, обращающие входы в выходы и наоборот. Сбивающие ориентиры и не соблюдающие допуск – то самое крохотное расстояние, позволяющее не влипнуть мордой в камень на выходе. Грин только страховал, потому и вернулся в Бреславль. Ичигин нашелся спустя полгода, с переломанными ногами. Про Батори больше не слышали. «Зачем?» – спросил как-то, недоумевая, Дан, и Грин ответил: «Именно тогда в теорию узлов…» Он не договорил, вспомнив, что его бывшего ученика всегда больше интересовала практика. Усмехнулся: «Бреславль был бы открыт».

Полынный дух мешался с запахами моря и горячего железа. Проекция наслоилась? Впереди узел, придется взять левее, все дальше уходя от дороги. Дан посмотрел на солнце, сверяя направление – он боялся заблудиться. Не приведи Всевышний!

Долго везло: ловушки вырастали медленно, предупреждая запахом, и плавно таяли. Припекало, как и положено в степи, не более. Стрекотали кузнечики. Потом они исчезли – узел растекся, точно маслянистая пленка по воде. Чтобы протиснуться сквозь такой, пришлось бы лечь на брюхо, но думать про Бреславль Дан все равно остерегался – и из-за этого постоянно думал. Хитрый же узел местами вспухал, доходя до пояса. Он уже трижды менялся – с двойного на вход, со входа снова на двойной, а потом на выход. Запах у него был противный, вроде как и на полынь не похожий. Дан принюхивался, морщился и, только пройдя узел насквозь, понял, в чем дело.

На границе его лежал труп – та часть, что осталась тут, в степи. Загустевшая кровь свернулась на горячей земле, воздух гудел от мух. Дана затошнило. Он выбрался из узла и какое-то время стоял к нему спиной, кривясь и сплевывая под ноги. Потом решительно повернулся.

Сохранились штаны с кожаной заплатой на заду и сапоги, порыжевшие от конского пота. Судя по тому, что пятками они смотрели наружу, неудачливый коллега явился со стороны города. В петли был вдернут ремень с пряжкой, заточенной по краям. На ремне висела фляга и пустой чехол от ножа. А все, что выше, срезало начисто.

– Ну, прими тебя святой Христофор и проводи к Всевышнему! – сказал Дан.

Подумал, не пошарить ли в карманах, авось найдется что годное для опознания, но не смог заставить себя прикоснуться к трупу, хотя немало повидал на своем веку мертвецов.

– Прости, хоронить тебя некогда.

Гнилостный запах чувствовался еще долго, пока его не перебило полынью.

Сумка была вывернута наизнанку. Кто-то угловатый и заросший мял ее, облизывал швы, постанывая и далеко высовывая язык. Сквозь прорехи на его лохмотьях просвечивало костлявое тело, мутно-белое, точно отлитое из воска. Дикарь поднял голову и предупреждающе заворчал.

– Я тебя не трогаю!

Юрка поднял руки, показывая раскрытые ладони. Осторожно сдвинулся на край дивана. Куда он отбросил нож?!

Дикарь следил настороженно, но нападать вроде не собирался.

– Оставь ее себе, а я пойду. Хорошо? – Юрка говорил на всеобщем. – Ты меня пропустишь?

Тот оскалился в ответ, показав заостренные зубы. Прижал сумку к груди. Руки у него были жуткие, кожа туго обтягивала кости.

– Я пошел, ладно?

Не понимает. Сидит, загораживая выход. Вспомнив, что говорил Тобиус, Юрка четко произнес про себя: «Пропусти меня». Всплыли непривычные слова, повторить которые – язык сломаешь, но он постарался:

– Сиссеушь вией.

Зря!

Бешено сверкнули под космами глаза. Дикарь бросился на него и сдернул за ногу на пол. Юрка пытался вырваться, но жесткие пальцы стиснули запястья. Ах, так! Ударил лбом в лицо, добавил коленом и смог высвободить правую руку. В левой же, казалось, захрустели кости. С грохотом упало кресло. Нож! Где-то должен быть нож! Рука натыкалась то на край ниши, то на сброшенную куртку, скребла по полу. Дикарь верещал, брызгая слюной, царапался и тянулся к горлу. Лязгнули зубы. Юрка завопил от страха, на мгновение перестав отбиваться, и безумец тут же прижал его коленями. Дохнул тошнотворно в лицо – и вгрызся в жесткую кожу ошейника. Его затылок саданул Юрку в подбородок, сальные волосы упали на лицо. Пальцы резануло – нож! Зажал в кулаке у самой рукояти и полоснул наугад. Лезвие запуталось в лохмотьях. Юрка ударил снова, крест-накрест… Визг оглушил. Хлестнуло вонючим тряпьем.

Безумец крутился, пытаясь ощупать спину. Загремев, упало еще одно кресло. Дикарь вскрикнул, метнулся к выходу и исчез в туннеле. Несколько мгновений был слышен топот, а потом стало тихо.

– Ни хрена себе.

Юрка потрогал шею – кожаный ремень измочален, в слюне. Брезгливо сморщившись, вытер ладонь о стену. Так бы и загрызли… И спал-то – или не спал? – всего ничего. Глянул на часы: минут двадцать.

Саднило поцарапанную щеку. Жгло и пощипывало пальцы. Юрка посмотрел на руку. Кровь. Наверное, порезался, когда схватился за лезвие. Нет, сматываться отсюда, и побыстрее! Суетливо натянул куртку, собрал барахло. Фляжка откатилась под кресло, жузговый оберег валялся на пульте. Сумку Юрка повесил через плечо и задвинул за спину. Нож убирать не стал. Сжав рукоять, выглянул за порог. В медленно разгорающемся свете увидел цепочку красных капель.

Мягкое покрытие пола гасило звуки. Кровь встречалась то чаще, то реже. Иногда попадались потеки на стене, краска вокруг них светилась. Юрка часто оборачивался, а возле боковых проходов замедлял шаг. Понимал – люминесцентное напыление выдает его с головой. Напряженно прислушивался, нюхал воздух. Проходя мимо черной дыры, каменел спиной – вот сейчас завизжит и бросится, вцепится зубами! Потом вздыхал с облегчением – до следующего перекрестка.

Возле одного из ходов цепочка из капель обрывалась. Юрка осторожно заглянул в ответвляющийся туннель. След уходил внутрь.

– Чтоб ты сдох!

С трудом разжал сведенные пальцы. Так напряженно стискивал нож, что порезы закровили и рукоять стала липкой. Вытер ее о штаны и посмотрел на часы. До выхода еще долго, нечего стоять.

Через сорок пять минут он очутился под люком.

Скобы скользили в ладонях. Юрка выбрался наружу, поморгал. Дневной свет показался тусклым после сияющих стен. Уже вечерело, и стало заметно прохладнее.

– Тоже мне, повесили табличку. Решетку надо! И на замок!

Вытащил втиснутую для упора корягу. С грохотом обрушилась крышка.

Юрка постоял мгновение, соображая. Да, все правильно, туннель тоже шел на запад. Значит, ему туда. От люка к бункеру примерно часа полтора, ну, два. Значит, столько же, если не собьется с дороги, и будет на месте. Вопрос – на каком? Сердито мотнул головой. Доберется – увидит.

Часы отмерили половину пути, когда закончился великанский лес и начались заросли. Впереди торчал одинокий дубоид. Он возвышался над кустами, словно телебашня над одноэтажными домишками. На горизонте изломанной линией виднелись холмы, подсвеченные заходящим солнцем.

– И на том спасибо, – пробормотал Юрка.

Кусты местами доходили до пояса, но чаще скрывали с головой. Гибкие ветки, покрытые колючками, цеплялись за одежду. Мешало солнце, оно опустилось так низко, что свет бил прямо в лицо. Волосы липли к шее, на лбу и щеке зудели царапины.

На полминуты глазам стало легче – алый диск перекрыло небольшое облачко. Потом снова ослепило. Юрка глянул из-под руки. Это оказалось не облако. По закатному воздуху бесшумно плыла платформа со стеклянным куполом, она походила на приплюснутую галошу. А вон и вторая, со стороны холмов. Юрка попятился, споткнулся и упал спиной в кусты. Колючки жадно вцепились в куртку.

«Галоша» скользнула над ним, показав черную подошву. Юрку вдавило в землю. Пригнулись кусты, у дубоида-отшельника затрепетали ветки.

Там, наверху, были люди. Там была еда. Но Юрка замер, надеясь, что его не заметят.

Вторая платформа прошла стороной. За ней показалась еще одна, она двигалась параллельно холмам. Юрка оглянулся. Первая, почти касаясь брюхом деревьев, утюжила лес. Служба безопасности? Туристы? Природоохрана? «Галоша» уронила черную каплю, еще одну. Качнулись дубоиды, поднялись белые столбы. Юрка посмотрел в сторону холмов. Там тоже дымило. Вылетела, торопясь, еще одна платформа, пошла наперерез остальным и начала сбрасывать груз. Он насчитал больше десятка бомб, когда «галоши» легли на обратный курс.

Юрка встал, выдираясь из колючих веток. Умнее было бы свернуть, но он, напротив, заторопился к холмам. Гнало предчувствие, нужно – непременно туда. Зудело между лопатками, подталкивало. Впереди трещало, и вскоре потянуло горелым. Юрка остановился, вытер мокрое от пота лицо. Одинокий дубоид пылал, как гигантский факел. Куда он рвется, идиот?

Огонь приближался, шумно ломясь через кусты. Юрка закашлялся, глотнув дыма. Слезились глаза. «Беги, дурак!» Уже виднелись жадные лапы, ломающие ветки. Алый зверь рычал и остро пах пожаром. А еще – табаком с ромом.

Юрка подался вперед и тут же отпрянул, прикрываясь рукой. Вспыхнуло слева, зверь дотянулся туда. Горящая ветка отстрелила на куртку. Сбил ее щелчком и торопливо проскрежетал «молнией», застегивая до упора. От дыма першило в горле. Но узел – рядом! И есть ориентиры Цитадели! Как там: оплавленный камень, голоса. «Но пэрен!»…

Справа потрескивало – и вдруг занялось. Слева огонь поднимался стеной. Юрка отступил на шаг.

Он же взял ориентиры! Каменный свод, голубое пятнышко неба… Но это на выход, а на вход…

Пламя взметнулось перед лицом.

Дан говорил, в башне… Он был где-то рядом… Близко… Сволочь он!

– Ненавижу! – крикнул Юрка и прыгнул в сердцевину табачно-ромового запаха.

Хлестнуло по щеке. Махнул рукой по горящим веткам и от жуткой боли заорал, захлебываясь раскаленным воздухом. Кажется, вспыхнула куртка. Рванулся – и упал ничком, прямо в огонь.

Шаги были не слышны, но Йорина знала, что он идет следом, и сказала:

– Оун, не надо.

Люди мешали ей. Над каждым из них мошкариной тучей висела тоска, звенело недоумение. «Как же так? – спрашивали себя йоры. – Отдали без боя? В жертву? И кому?!» Йорина шла через эти тучи, стиснув зубы и напрягая жилы на шее. Она знала, что глаза ее светятся в темноте, подобно янтарю на солнце. Недаром встречные спешили убраться с дороги и шептали молитву Двуликому. Хотелось обернуться, крикнуть: «Да, отдали! И еще отдадим! Еще погибнут!»

Некогда принимать бой. Она не может позволить себе так бездарно терять людей, и лучше откупиться одним, чем лишиться половины отряда.

Оун ее не одобряет. Но он воин, воину – не понять. Ему до сих пор кажется, что все закончится быстро, стоит лишь догнать.

– Останься! – повторила жрица с металлом в голосе.

Темнота еле слышно вздохнула, и запахло багульником, выдавая чувства Оуна.

На горизонте небо соединялось с твердью ровным швом. Кто другой не увидел бы границы, но Йорина ясно различала ее. Куда ни повернись, везде было так, и зря серебристый ковыль пытался удержать своими метелочками густую черноту – он лишь сгибался под ее весом, стелился и приникал к земле. Страшным казалось небо отсюда, с равнины. А к вору по имени Дан оно наверняка милостиво и позволяет скользить под своим брюхом, подобно змее. Как можно?! Это несправедливо!

Йорина села, повернувшись лицом на юго-запад. Дрогнули ноздри, ловя среди чужих запахов единственный родной. Так новорожденный кутенок чует молоко, еще не открыв глаза. Жрица прерывисто вздохнула. Будь ты проклят, вор по имени Дан! Пусть отступятся от тебя твои боги! Пусть твоя мать поймет, какое породила чудовище, и твоя женщина отвернется в ужасе. Пусть изгрызет тебя болезнь и ни один лекарь не возьмется лечить. Йорина застонала от невозможности коснуться, заполнить леденевшую внутри пустоту. Как слепая, зашарила по воздуху, осязая черты того, кто украл ее суть, украл надежду ее народа. Без воды получалось хуже, но в этой степи даже затхлое озерцо – редкость.

Молодой мужчина с обветренным жестким лицом. Ямочка на подбородке. Нижняя губа упрямо поджата. Твердые скулы. Пальцы покалывает щетина, а пару дней назад он был гладко выбрит. Нос с горбинкой – ломал в драке? Высокий открытый лоб, волосы зачесаны назад и перехвачены шнурком. Над бровью – еле заметная отметина. Крохотный шрамик возле уха. Мочка порвана, заросла неровно.

Йорина уже знала это лицо наизусть.

Вытерла ладони о траву. Прохладные стебли уняли зуд, но кожа все равно покраснела. Невыносимо хотелось снова тронуть воздух, вылепливая уже другое: высокие скулы, чуть раскосые глаза, мягкие брови, сросшиеся на переносице. Но нельзя. Почует.

Жрица обхватила себя за плечи, съежилась под ночным ветром. Сейчас не осталось даже того горького недоумения «Эрик, как ты мог?», которым были пропитаны эти дни. Ушло, истаяло. Или его разъело вместе с душой? Вытеснило неистовое желание, одно-единственное – вернуть!

Эрик… имя перестало быть живым. Теперь оно походило на полынь, высохшую под солнцем. Ее горький запах пропитал степь, стелился шлейфом за вором по имени Дан, забивал ноздри – и Йорина не сдержалась. Она приподняла губу, оскалив зубы, и тихонько зарычала. Знала, что вейн, если он сейчас бодрствует, оглянется, если спит – вскинется, не понимая, что встревожило.

– Я найду тебя, – шепнула жрица. – Найду!

Вспугнутая, поднялась на крыло птица. Всхрапнули кони.

Йорина шевельнулась, меняя позу. Встала на колени, сложила руки на груди. Молитва короткая и вряд ли поможет Иршту, оставшемуся среди жузгов. Слова осыпались, точно осенние листья, и не было в них ни веры, ни надежды.

Трава. Мягкая, прохладная. Широкий лист лопуха. Юрка лежал, уткнувшись в него. Дергался левый глаз, и жгло щеку. Волосы упали на лицо, от них воняло паленым. Руки… попробовал шевельнуть пальцами и от боли едва не потерял сознание. Всхлипнув, перекатился на бок. Кругом была степь, полумрак и ни единого горящего дерева. Получилось. Пусть не Цитадель, главное – вышло! У Юрки потекли слезы. Моргал, не в силах остановить их, и вскоре защипало кожу. Снова лег ничком, прижался обожженной щекой к лопуху. Левую руку сунул в траву, поближе к земле. Пекло так, что хотелось скулить, но он только зажмурился до багровых кругов под веками.

Нужно перетерпеть.

– Я – вейн, – сказал он шепотом.

Боль понемногу отступала. Юрка сел и обвел взглядом горизонт. Алый краешек заката. Чуть в стороне от него – крохотный огонек, совсем не страшный. Туда.

Степь медленно ложилась под ноги. Прохладный воздух – такой густой, что хоть запивай им горечь пожарища, – едва заметно колыхался ветром. Посвистывала птица, ей отвечала другая. Серебром отливал ковыль, расходился волнами, словно вброд идешь через заводь.

Юрка совсем не удивился, разглядев сидящего у костра человека. Шагнул в освещенный круг и сказал:

– Привет, Дан. Я думал, ты уже в Бреславле. А где же лошади?

Вейн снял руку с арбалета, поскреб небритую щеку.

– Увы. Межсезонье, сам понимаешь.

– Понимаю, – сказал Юрка. У него снова задергался глаз.

Дан полюбопытствовал:

– В морду дать хочешь?

Юрка вытянул руки, растопырив пальцы. Вейн присвистнул.

Было очень больно, когда Дан счищал грязь с обожженной кожи. Юрка гонял желваки, надеясь не грохнуться в обморок – в глазах опасно темнело. Мазь уняла зуд. Прохладные листья, положенные под бинты, смягчили жжение. Левую руку вейн замотал от кончиков пальцев до запястья. Правой повезло больше.

– Повязки придется часто менять, – сказал Дан. – Так, рожу покажи.

Глаз все еще слезился. У Юрки живот подбирался от страха, стоило представить: хлестни ветка на пару сантиметров выше…

– Шрам останется?

– А ты что, красная девица, об этом волноваться? Все, готово.

Юрка перевел дыхание.

– Сними ошейник. Можешь?

– Мы уже на «ты»? Быстро!

Дан достал складной нож со множеством лезвий. Он копался в защелке тоненьким крючком, бесцеремонно развернув Юркину голову к свету.

– Знаешь, – сказал, – я бы и с такими ручонками врезал.

– Я собирался, – равнодушно признался Юрка. – Но ты поведешь меня в Бреславль.

– Уверен? – развеселился вейн.

– Да. Я за эту дорогу тебе заплатил. Ты мой проводник.

Ошейник расстегнулся, Дан подкинул его в руке.

– Отдай.

Юрка свернул простеганную проволокой кожу, обмотал цепочкой. На каждое движение пальцы отзывались болью. Размахнулся – и выкинул в степь.

Дан цокнул языком.

– Я тебе больше не слуга, понял? – посмотрел на него в упор Юрка.

– Да нужен ты мне!

– Конечно, сейчас – нет. Ты же меня из-за степняков взял.

– Догадливый мальчик.

Юрка не удержался и злорадно сказал:

– А тебя там искали. Тетка с ненормальными глазами и здоровенный качок. С вооруженным отрядом.

– Шэт! Вот дрянь!

В горле все еще першило, и смех вышел хриплым, точно ворона каркнула.

– Чего ржешь?! – окрысился вейн. – Меня поймают, тебя тоже по головке не погладят. Так что заткнись. Когда они были у жузгов?

– Дней пять назад, кажется.

– Чтоб их проекцией переехало! – Дан сплюнул. – Жрать хочешь?

– Естественно.

На крохотном огоньке, схороненном в кольце прогоревших углей, булькала каша. Дан сдернул котелок.

– Чуть не подгорела из-за тебя. На, – сунул ложку.

Юрка зачерпнул разваренную пшенку, подул торопливо. В животе громко забурчало.

– Как тебе удалось взять на меня ориентир? – спросил вейн.

– Не знаю. Я не брал.

– Угу, дяденька, он сам ко мне в карман завалился. Случайно вышло?

– Да.

Юрка ответил спокойно, теперь насмешки его не задевали.

– Самородок. Вот так и пускай неучей в мощный узел.

Вспомнилось, как вейн держал за плечо, и вдруг пахну́ло полынным соком, свело судорогой мышцы.

– Я думал, в Цитадели выйду. А получилось – вот.

– Поди, крыл меня по матушке-батюшке, когда в узел ломился?

Юрка не ответил, нырнув ложкой в варево. Каша закончилась слишком быстро, и он жадно глянул на порцию вейна. Дан, сердито сопя, повернул к нему котелок другим боком. Юрка благодарить не стал.

– А как так получилось? – спросил без особого интереса. – Ты же говорил, тут нет узлов.

– Нет, – подтвердил Дан. – Кроме полосы прибоя. А она вон там, недалеко, кончается.

Юрка посмотрел вопросительно, но объяснить вейн не соизволил.

– Я надеялся, что ты выпутаешься, – признался Дан.

– А то совесть бы замучила?

– Грехом больше, грехом меньше… Не собирался я никого с собой брать. С жузгами договорился, было дело. Но так, знаешь, слово за слово. Думал: не повезет, наткнусь на Обрега, что уж, не сбегу? Из проекции не выберусь? А тут ты. В Бреславль тебе понадобилось! Не удержался.

– А гонял меня зачем? Приятно, да? Господин хренов!

– Тоже мне, нашел удовольствие. Просто у жузгов свои заморочки. Нельзя распорядиться жизнью спутника – каждый отвечает за себя. Ну и клиента, естественно, тоже. Вот и пришлось… Ты должен был подтвердить, что я твой хозяин.

– Тобиус про это знал?

Дан покачал головой, и Юрка предпочел поверить. Сказал:

– Те, ну, которые тебя искали, тоже оставили человека.

– Еще бы! Оун – глава Воинского Совета. Йорина – жрица. Им все йоры слуги.

– Зачем они за тобой гонятся?

– А зачем ты ищешь Зеленцова?

Юрка вместо ответа зевнул – он осоловел после каши. Боль ушла из рук, но еще зудело под глазом. Чесалась сопревшая под ошейником кожа.

Вейн разровнял тонким слоем прогорающие дрова. Языки пламени, пробегая по обугленному дереву, ало светились в темноте.

– Не вовремя ты тут появился, – сказал Дан.

Юрка сонно моргнул.

– Хочешь – дрыхни. Но после полуночи я тебя подниму.