Текст книги "Убить меня"

Тут меня осенило:

– Слушай, а может, эта Эва носит фамилию мужа, англичанина, а ты знала ее под девичьей фамилией. Возможно такое?

– В принципе, возможно… Но все равно никто у меня не жил. Ты же сама знаешь, я тут поселилась недавно, и никто у меня не останавливался. Кроме тебя. Целых полдня.

Звучит как упрек. Не торчала я у тебя столько времени! Ладно, не об этом речь. А не могла ли эта Эва проживать у людей, которые до тебя занимали эту квартиру?

Мартуся помолчала – думала, наверное.

– А это идея. Но мне и в голову не пришло расспрашивать их о какой-то Эве, когда они выезжали отсюда.

Машины передо мной уже готовились стартовать.

– А ты позвони им и спроси. Узнай ее девичью фамилию и когда она была у них в последний раз. Я тебе перезвоню позже, с парома не смогу, там мобильными запрещено пользоваться. Перезвоню, когда буду уже на твердой земле. Пока!

Мартуся что-то еще говорила, но мне было уже не до нее, поскольку настала моя очередь въезжать на паром. Пристроив машину, я по чрезвычайно опасной для жизни лестнице поднялась в ресторан и заняла столик у окошка. Заказала рыбное филе с ремуладой, откинулась на спинку удобного стула и огляделась. Там и сям народ трепался по мобильным телефонам. Надо же! А ведь совсем недавно запрещали… Ну, не столько запрещали, сколько вежливо просили не пользоваться сотовыми телефонами, якобы это вредит паромной электронике. А теперь уже, значит, не вредит.

Мартусино сообщение вызвало у меня неподдельный интерес. Какое может быть дело у голландской полиции к англичанке, временно проживающей в Кракове, да еще в квартире Мартуси? Нет, я права, тут явно следует поинтересоваться у прежних жильцов теперешней Мартусиной квартиры. Те прожили в ней целый век и могли принимать у себя кого угодно, хоть аборигенов с Маркизских островов. Но ведь Мартуся не сразу въехала в освободившуюся квартиру, та года два простояла пустой. Я прекрасно знала об этом, ведь все перипетии с оформлением и ремонтом Мартуся выплакивала на моей груди, я даже запомнила даты самых ужасных неприятностей и самых блистательных квартирных побед.

Пока Мартуся разбиралась с бывшими владельцами, я не торопясь съела вкуснейшую рыбу и только потом позвонила.

– Ну как?

– Слушай, ты не поверишь! Сейчас ко мне должна прийти наша полиция и я стану давать показания. Представляешь?! Наверное, мне надо, пока есть время, придумать себе какое-нибудь алиби, так вроде положено действовать в подобных случаях, только вот не знаю, на какое время оно мне понадобится. А зовут ее Эва Кузьминская. Знаешь такую?

– Знаю. Красотка. Мы с ней тоже в одном классе учились. Только она никогда в Англии не была.

Это не та Эва. Та уже лет десять живет в Англии, вышла там замуж за своего Томпкинса, а у меня вроде как побывала на прошлой неделе.

Голос Мартуси дрожал и прерывался от волнения. Я осторожно поинтересовалась:

– И ты всю неделю валялась мертвецки пьяной?

– Что? Почему?

– Ты так говоришь, словно не имеешь понятия, что делалось в твоем доме.

– Ну, знаешь… Вместо сочувствия! Я к тебе как к близкому человеку обращаюсь. В том-то и дело, что всю неделю я сиднем сидела дома, опять разболелось колено. И я ничего не понимаю. Не могла же я не заметить какой-то незнакомой бабы, которая у меня поселилась? И с чего, скажи на милость…

– Вот именно, – перебила я. – Даже если бы ты протрепалась с голландской полицией всю ночь, толку от них чуть. Хоть и говорят по-английски.

– И очень хорошо говорят.

– Насколько мне известно, ты тоже. Но с нашей родной полицией шутки плохи. И ты уж постарайся не вести себя как законченная тупица…

– Вот спасибо!

Не за что. Слушай и мотай на ус. Они станут тебя расспрашивать, а из вопросов можно многое понять. Вот ты и попытайся сообразить, откуда вообще взялось такое предположение, ну, о том, что эта баба побывала в твоей квартире. И даже проживала там. Слушаешь меня?

– Очень внимательно.

– Почему вдруг они ею заинтересовались? Она что, в розыске? И у голландцев, и у наших? А баба ведь английская. Вмешался ли Интерпол? Что ей инкриминируют? Терроризм? Наркотики? Короче, постарайся разузнать как можно больше.

Мартуся так сосредоточенно пыхтела в трубку, что мне стало ясно – все уразумела и собирается с силами. Наконец она отозвалась:

– Попробую. Как думаешь, может, мне прикинуться сладкой идиоткой?

– Очень хорошо, – похвалила я. – Сладкие идиотки всегда в чести у мужиков, особенно симпатичные. Когда полиция растолковывает тебе каждый вопрос на разные лады, точно деревенский староста корове на меже, у тебя появляется шанс сообразить, о чем идет речь. Холера, уже берег виден.

– Ты где собираешься ночевать?

– Еще не знаю. Зависит от того, куда успею засветло доехать. Может, и до Познани удастся.

– Ой, кажется, уже идут! – раздался в трубке панический вопль. Можно было подумать, что по ступенькам Мартусиного подъезда грохочут сапожищи царских жандармов и ее вот-вот уволокут в Сибирь по этапу.

***

В Познань я въехала уже в темноте. Вообще-то, если постараться, могла бы добраться и до Варшавы, но торопиться не хотелось. Сняла номер в хорошей гостинице и позвонила Мартусе. Ни один из ее телефонов не отзывался, ни домашний, ни сотовый. Я встревожилась. Не могли же ее и в самом деле этапировать в Сибирь?

Беспокойство мое длилось почти до полуночи, пока Мартуся сама не позвонила. Ясное дело, я накинулась на беднягу:

– Где тебя черти носят, почему на звонки не отвечаешь?

– Потому что, как только полиция ушла, я пошла выгуливать собаку и забыла мобильник. А затем не могла попасть в квартиру, потому как нечаянно уронила ключи в канализационный люк.

– Как ты еще сама с собачкой туда не свалилась! Люк был оставлен открытым?

– Да нет, не тот люк, а сток такой, и ключи не совсем провалились, а зацепились за решетку. И их пришлось доставать. Целая бригада мужиков, как их… ассенизаторов, не меньше часа им пришлось вынимать решетку. Только что закончили.

– И что бы ты стала делать, если бы они не достали твои ключи? – поинтересовалась я.

– А ты откуда знаешь, что достали?

– Так ты звонишь ведь. Значит, уже дома.

– А, в самом деле… А если бы не достали, поехала бы к Янушу, у него есть запасные. Хотя… я же не захватила кошелек, без денег не смогла бы взять такси, а ключи от машины тоже остались дома. Да и Януша могла бы не застать. Ну, значит, отправилась бы ночевать к Иоле.

– Ты бы там разъезжала, а я тут с ума бы сходила от неизвестности…

– Да нет, от Иолы я бы тебе непременно позвонила. Да и Януш, как потом оказалось, был дома.

Я знала, что с бывшим мужем Мартуся оставалась в хороших отношениях, у него имелись ключи от ее квартиры, он даже неоднократно выгуливал и кормил собаку. Впрочем, сейчас мне было не до личных дел Мартуси.

– Знаешь, я тут подумала и вот до чего додумалась… Хотя нет, сначала рассказывай, как прошла встреча с нашей полицией.

Тут целая афера! Расспрашивали меня, значит, об этой Эве Томпкинс, даже фотографии ее показывали. Не видела я никогда этой бабы, чем хочешь поклянусь! Из ее документов следовало, что родилась она в Кракове и здесь же прошло ее детство. Ты велела мне делать выводы из их вопросов, и я сначала пришла к выводу, что она потерялась или исчезла, поэтому ее и разыскивают полиции всего мира. А потом у меня получился вывод, что она и вовсе мертва. Как думаешь, убили ее, наверное?

– Если вмешалась полиция, наверняка померла не своей смертью. Значит, убили. Или сама кого убила.

Мартуся, окрыленная успехом своих заключений, вдохновенно продолжала:

– Причем это наверняка произошло в Голландии, иначе откуда взяться голландским полицейским? Только, знаешь, я не совсем поняла – то ли она живая пропала, то ли труп ее. И голландцы связались с польскими коллегами, и они теперь тут носятся и выискивают Кузьминских, это ее девичья фамилия. Вот и все. Больше я ничего не узнала.

– Мало! – упрекнула я подругу. – Ну да ничего не поделаешь. А теперь слушай меня. Мне показалось или ты действительно говорила, что голландские полицейские упоминали в разговоре с тобой о какой-то домработнице Эвы или ее родственнице?

– Нет, тебе не показалось. Они разыскали эту кузину в Эвином доме в Челси и, похоже, от нее получили мой адрес и телефон. А что?

– А то, что на их месте я бы эту девицу тоже поприжала. Как ее зовут? Имя называли?

Мартуся ответила не сразу.

– Нет, вроде бы не называли, только сказали – то ли домработница, то ли дальняя родственница. Ага, еще сказали – она совсем не говорит по-английски, они ее с трудом понимали.

– Взяли бы переводчика, – насмешливо посоветовала я. – А теперь позвони им. Ведь они оставили тебе свой телефон?

– Оставили. А зачем мне звонить? Я рада, что отвязались.

– Узнай фамилию и адрес этой домработницы. На всякий случай. Во-первых, она вообще может оказаться турчанкой, которая выдает себя за родственницу…

– Думаешь, они сообщат мне ее данные?

– Думаю, сообщат. Ты ведь меня не дослушала. Во-вторых, ты прониклась их проблемой, хочешь им помочь, а тебе легче договориться…

– С турчанкой?

– Вот глупая! Откуда они знают о твоих лингвистических успехах? Впрочем, я тоже не знаю. Ты что, говоришь по-турецки?

– Иоанна, не морочь мне голову, я с тобой совсем запуталась. На кой черт мне ее адрес? Турецкого я не знаю…

Ничего страшного, они об этом тоже не знают, а она может оказаться вовсе не турчанкой. Позвони и спроси, что тебе стоит, а мне интересно. И тебя тоже должно заинтересовать, откуда эта родственница взяла твой адрес и телефон. И еще спроси – где же пребывает сам Томпкинс, за которого вышла Эва? Если Эва погибла, ее имущество по закону переходит к супругу, они просто обязаны его тоже разыскать и допросить.

Мартуся явно оживилась.

– Муж! Наверняка это он ее прикончил! Муж всегда первый на подозрении у полиции.

– Согласна, только не вздумай делиться своими соображениями, может, сами они до мужа не додумались, а услышав от тебя – обидятся и все равно ни слова о нем не скажут. Спроси просто – а где муж? Но главное – домработница. Давай, звони!

– Можно подождать до утра? – взмолилась Мартуся. – Ночь уже.

– Ладно, позвонишь завтра с утра, – милостиво разрешила я и оставила наконец бедолагу в покое.

***

В душе инспектора Юи Рейкеевагена ворочались сомнения.

Во-первых, он был добросовестным полицейским, а во-вторых, как всякий нормальный человек, любил получать от работы удовлетворение. А этот труп в багажнике, судя по всему, никакого удовлетворения не сулил. Несмотря на то что документов при убитой нашли целую прорву: и паспорт, и регистрационные карточки, и целый конверт с банковскими счетами, и визитные карточки на имя Эвы Томпкинс, как личные, так и служебные, ибо покойная владела при жизни салоном мод. Словом, все свидетельствовало о том, что убитая покоится в багажнике собственной машины, хотя и понятно, что она туда не сама залезла. Убили Эву Томпкинс самым примитивным и жестоким способом – ударом по голове твердым предметом, раздробившим лицо несчастной и напрочь исключившим версию самоубийства. Вскрытие установило время смерти с точностью до двух часов и факт одноразового перемещения, а говоря проще – тот, кто раздробил ей голову, потом затолкал тело в багажник, где оно спокойно окоченело.

Именно результаты вскрытия и лишили сна инспектора Рейкеевагена.

Он провернул огромную работу, допросив персонал гостиницы и кое-кого из постояльцев, несколько раз переговорил по телефону, причем некоторые из этих бесед стоили ему немалого труда, получил заключение экспертов относительно отпечатков и микроследов. По мере накопления информации дело представлялось инспектору все более сложным. А тут еще и патологоанатом разразился сенсационным заявлением.

У него, видите ли, возраст жертвы вызывает сомнения. По документам женщине должно быть тридцать восемь лет, но, судя по всему, погибшей никак не меньше пятидесяти. От силы сорок восемь. Дама следила за собой, но от специалиста возраст не скроешь. Кожа, ногти, состояние внутренних органов. И одна небольшая косметическая операция.

Все это чрезвычайно встревожило инспектора Рейкеевагена. Он обратился за помощью к английской полиции, переслав им отпечатки пальцев убитой, с просьбой проверить все, что удастся, по месту проживания жертвы. После чего занялся сравнением отпечатков пальцев покойной со следами, оставленными в «мерседесе». И совсем пал духом. Выяснилось, что отпечатков покойной в машине нет! Возможно, она вела машину в перчатках, но трудно представить, чтобы владелица ни разу ни до чего в собственной машине не дотронулась голой рукой!

Ответ из Англии пришел очень скоро. К сожалению, английским полисменам не удалось ничего выяснить, поскольку они не смогли проникнуть в квартиру Эвы Томпкинс. Никто там не открывает дверь, никто не отвечает на телефонные звонки, хотя звонили они в разное время дня и ночи. Дом стоит пустой. Вламываться же в него они не имеют права, для этого нужно соответствующее разрешение, ну да господин инспектор сам знает. Так что ему придется самому заняться получением такого разрешения, если ему позарез нужно, чтобы квартиру обследовали.

Инспектору Рейкеевагену было нужно позарез, и он незамедлительно занялся оформлением разрешения. Но и про расследование он не забывал.

Машина с трупом простояла на парковке у отеля в Зволле трое суток. А где она находилась до этого? Не выскочила же из-под земли, не выросла из некоего автомобильного семени, значит, откуда-то приехала. Откуда и когда? И за рулем «мерседеса» сидел явно не труп владелицы. А кто? И убили предполагаемую Эву Томпкинс не на парковке у отеля, ведь колошматили бедняжку твердым предметом с минуту, не меньше, так что эту захватывающую сцену мог кто-нибудь и заметить. Выходит, и машина, и сама Эва, сначала живая, а потом мертвая, трое суток назад пребывали совсем в другом месте. В каком?

И инспектор Юи Рейкееваген взялся за свидетелей. Активно и даже с энтузиазмом инспектору помогал студент-портье. Он лихо выколупал из гостиничного компьютера всех постояльцев, которые появились в «Меркурии» во второй половине рокового дня. И получилось, что кроме трех приезжих, которых запомнил швейцар, и толпы зонтичных баб со старушкой, которых запомнила девушка из бюро обслуживания, шастало туда-сюда еще одиннадцать человек. Шестеро в тот день только-только приехали, двое, наоборот, уезжали, а трое выходили на прогулку. Из всей этой массы потенциальных свидетелей в отеле осталось всего четыре персоны, остальные уже уехали в неведомую даль.

Служащие отеля по своим записям выяснили, что последним из постояльцев в памятный вечер прибыл француз, около одиннадцати часов. У него был забронирован номер, и он с дороги позвонил – сообщил, что опаздывает, потому что увяз в пробке из-за какой-то аварии на шоссе, но приехать обещался обязательно. И ведь приехал. Где именно на стоянке француз припарковался – неизвестно, никто не обратил внимания, а весь следующий день он провел в непрестанной беготне, то уезжал, то возвращался. И вдруг он что-нибудь заметил?

Предпоследней приехала полька. Прикатила около восьми и уехала из гостиницы утром следующего дня. Припарковалась она во втором ряду – швейцар это хорошо помнил, сам утром помог впихнуть на заднее сиденье чемодан, поскольку дама не хотела заталкивать его в багажник. Так вот, машина с трупом стояла вплотную к автомобилю польки. Вопрос: стоял ли автомобиль там накануне вечером, когда полька приехала?

Приблизительно за час до ее появления прибыл португалец, он и по сей день проживает в гостинице. И хотя прямо сейчас постоялец отсутствует, но поймать его легко: все вечера он проводит в гостиничном баре.

А еще раньше вернулась та троица, которая отправилась поплавать под парусом по каналу. Их возвращение многие запомнили, уж очень они промокли. Ворвались мокрые до последней нитки, но веселые и до омерзения довольные. Эта троица из своих, голландцев, так что беседа с ними не должна представлять трудностей, и, кстати, они как раз сидят в ресторане.

Вот инспектор и начал с мореходов.

Девушка и два парня, один ее брат, другой – жених. Разумеется, они очень хорошо запомнили тот день. Наплевали на непогоду, зато сколько удовольствия получили. Возвращались под проливным дождем. На гостиничной стоянке место было только в дальнем конце, там они оставили машину и бегом кинулись в отель. Что видели на стоянке? Да ничего не видели, по сторонам не смотрели, слишком сильный уж дождь припустил.

Как вы сказали, машина во втором ряду у самого входа? Ах да, кое-что заметили. Когда они были уже у самых дверей отеля, отъехала одна из машин, как раз из второго ряда. Они еще пожалели, что не приехали на минуту позднее, заняли бы освободившееся место, не пришлось бы бежать через всю стоянку под ливнем. Да, марку заметили. «Пежо». Светлого цвета, возможно даже белого.

Значит, трупа в тот момент на парковке еще не было, заключил инспектор и взялся за португальца.

Хотя португалец и предпочитал говорить по-португальски, но с голландским у него было не совсем уж тоскливо. Правда, изъяснялся он с чудовищным акцентом, зато почти все понимал. Бизнесмен, у него здесь дела, приходится часто бывать в Голландии. Да нет, никаких секретов – снабжает отели продуктами. А еще планирует открыть сеть небольших кафе вдоль канала.

Помнит ли он вечер своего приезда? Еще как помнит. Он договорился сразу по приезде встретиться со своим здешним партнером, и катастрофически опаздывал на эту встречу. Да, дождь шел. Спешно припарковался у входа в отель, повезло, в первом ряду оказалось место. Выскочил из машины и сразу стал высматривать машину партнера. Тот еще ждал! Просто камень с души свалился. Автомобиль партнера стоял почти рядом, во втором ряду, причем партнер поставил его раскорякой, так что занимал не меньше двух мест. Да, два места во втором ряду. А его партнер вечно так поступает. Вы его не видели? Огромный и жутко толстый мужчина, ему всегда нужно много места.

Когда этот человек уехал? Да минут через пятнадцать, наверное. Наскоро договорились о следующей встрече, потому что он спешил и рассердился за опоздание. Не прошло и пятнадцати минут, как его уже не было.

Значит, и в тот момент трупа на стоянке не было…

На всякий случай инспектор проверил показания португальца. Бармен хорошо запомнил чудовищно толстого клиента – тот выглядел разозленным и поминутно поглядывал на часы. И тут появился португалец, который проживает в отеле. Принялся лебезить перед жирняем и извиняться. Они немного поговорили, и жирняй ушел. Да, зонтик при нем был.

Из компьютерных данных следовало, что «вольво» с первого места во втором ряду уехал между возвращением мокрой троицы и прибытием толстяка, благодаря чему толстяк и мог себе позволить встать раскорякой. Так что «вольво» инспектор решил не заниматься, поскольку машина уехала раньше, чем появился труп. Из семи потенциальных свидетелей один отпал.

А потом отпали еще четверо. Одна дама уехала вше до «вольво», а трое прибыли раньше.

И осталось всего двое. Француз и полька.

***

Все это так, но ведь оставались еще люди, которые не выходили из отеля, не шатались поблизости, а сидели в своих номерах, или в ресторане, или в баре. Не исключено, что кто-то из них от нечего делать пялился в окно. Инспектор Юи Рейкееваген…

Кстати, об имени инспектора. Уж очень оно у него сложное, я успела от него устать, а потому про себя впредь стану называть его Юрек-Вагон, для простоты.

Так вот, Юрек-Вагон был педантом, из тех, что убеждены – в их деле мелочей не бывает, пренебрегать ничем нельзя. Не стал он пренебрегать и на этот раз. Запустив бюрократическую машину для получения разрешения на обыск пустующей квартиры Эвы Томпкинс и организовав поиски француза и польки, Юрек занялся теми, кто был у него под рукой.

Но для начала он в деталях припомнил свой телефонный разговор с домработницей Эвы. Глуповатая деваха заявила, что хозяйка уже десять дней как уехала. То есть десять дней истекали в день их телефонного разговора. А до того три полных дня эта самая хозяйка пролежала в багажнике своей машины. Оставалась неделя, которую она где-то провела. По мнению патологоанатома, эту неделю бедная Эва провела в хороших условиях, ее не морили голодом, не избивали, так что, вероятнее всего, она пребывала на свободе. Ей не пришлось преодолевать километры нелегкого пути по бездорожью, жариться на жгучем солнцепеке, ее не кусали дикие звери, не терзали ядовитые комары. Словом, все у нее было в полном порядке.

И есть все основания полагать, что ее машина была при ней.

У людей не принято писать на лбу свою фамилию. А у машин принято. У каждого автомобиля есть специальные таблички – спереди и сзади, с цифрами и буквами. Человек может скрыться в каком-нибудь укромном уголке – забиться в туалет, забраться в чащобу, уединиться в горной пещере. А вот машине скрыться труднее, и места она больше занимает, и не всюду может забраться.

И наряду с официальным образом действий Юрек позволил себе прибегнуть к очень распространенному среди полицейских всего мира неофициальному. А попросту – обратился к коллегам в нескольких европейских странах с просьбой сообщить, если темно-зеленый «мерседес» с таким-то номером был замечен при каких-то необычных обстоятельствах.

После чего приступил к активным действиям, к величайшей радости студента-портье, большого любителя детективов.

***

На стоянку при отеле выходит тридцать пять окон. За этими окнами в роковой дождливый день пребывали шестьдесят пять человек, в том числе пятеро детей. Детей инспектор не сбрасывал со счетов. Ни в коем случае! По опыту он знал, что дети зачастую гораздо наблюдательнее взрослых.

Сейчас в отеле оставалось тридцать восемь постояльцев, в том числе трое детей. Остальные разъехались.

Ошалевший от счастья студент составил для инспектора полный список потенциальных свидетелей, включая и тех, кто уехал, он даже раздобыл их адреса и телефоны. И инспектор Юрек-Вагон взялся за дело, благословляя дождь, ведь именно из-за дождя многие запомнили тот день.

Из всех опрошенных девятнадцать человек не вылезали из бара и ресторана. Тринадцать смотрели телевизор. Одна персона (мужского пола) весь день проспала. Две персоны, состоящие в браке, с утра до вечера ссорились; две другие персоны, в браке не состоящие, наоборот, чрезвычайно приятно провели время, в окно не глазели. Одна особа (женского пола) посвятила день окраске волос и прочим косметическим процедурам.

Из трех детей самый младший спал, двое других смотрели телевизор.

Ни одна беседа ничего полицейскому не дала.

Оставалось надеяться на тех, кто уже покинул отель. Группа оказалась на редкость интернациональной: двое японцев, четверо французов, двое норвежцев, пятеро немцев, две итальянки, один бельгиец, трое шведов, один канадец, один испанец, одна англичанка и двое голландцев.

Учитывая распространенность мобильников в наши дни, инспектор за день опросил многих из этих людей. Далось ему это нелегко – сказались языковые трудности. Сначала он побеседовал с японцами, норвежцем, немцем, канадцем и англичанкой, но иностранцы ничего интересного не сообщили, и инспектор занялся соотечественниками.

– Чем вы занимались вечером в тот день, когда шел дождь? – задал инспектор опостылевший вопрос.

– В дождливый день? Да ничем особенным, – удивленно ответил Мартин ван Леувен. – Поужинали, вернулись к себе в номер и стали смотреть телевизор.

– И никто из вас не выглядывал в окно?

– Зачем нам выглядывать в окно? – опять удивился Мартин ван Леувен. – Там же дождь шел.

– Я выглядывал в окно! – вдруг донесся до инспектора отчетливый детский крик.

– Мне показалось, – деликатно сказал инспектор, – или я услышал…

– Да, это мой сын, – недовольно пояснил собеседник. – Тейс, не мешай, у меня серьезный разговор с полицией… Что? Господин инспектор, ну что с ним поделаешь! Парень утверждает, что он не смотрел телевизор, а пялился в окно. Если это представляет для вас интерес…

– Разумеется, представляет. Куда он смотрел? Что видел?

– Минуточку… Оказывается, он смотрел на автостоянку и видел там людей под дождем…

Тут инспектор перебил собеседника и попросил разрешения приехать лично на следующее утро, чтобы побеседовать с мальчиком. Для полиции каждая мелочь может иметь значение, а город Апелдорн находится от Зволле всего в. сорока километрах. Хотя нет. Если разрешите, он приедет к ним прямо сейчас. Дорога займет не больше получаса. Если можно, пока не укладывайте мальчика спать.

– Так он и заснет! – пробурчал герр ван Леувен.

***

Тейсу ван Леувену было одиннадцать. В ожидании инспектора, все больше раздуваясь от гордости и осознания собственной важности, паршивец едва не довел родителей до нервного срыва, наотрез отказываясь сообщить, что же он такое видел у гостиницы. Полицейскому скажет, а им нет!

Вот почему родители юного свидетеля встретили полицейского с распростертыми объятиями.

Ну, значит, так. Тейс сидел и пялился в окно. Еще не совсем стемнело, а дождь все лил и лил. Да, в принципе, было светло, да и фонари на стоянке ярко горели. Подъехал «вольво», кофейного цвета. Ну как кофе с молоком. Припарковался на свободном месте, во втором ряду.

И стоит. Никто из него не выходит. И тут подъезжает другая машина, «мерседес», и паркуется рядом. Этот темный, кажется зеленый. Но темный. Из «мерседеса» вышел водитель, и в тот же момент из «вольво» вылезла женщина и потопала к багажнику своей машины, а тот, ну, водитель «мерса», обошел свою машину сзади, и они чуть лбами не столкнулись у багажника дамы. Но водитель «мерса» быстро ушел, а женщина принялась вытаскивать всякие вещи из своей машины, чемодан там, еще что-то. Да, сумочку на плечо повесила. И еще у нее все время что-то падало, она все нагибалась. В конце концов она заперла машину и потопала к отелю, а за собой волокла чемодан на колесиках.

Водитель «мерса»? Нет, он его больше не видел.

Инспектор принялся расспрашивать мальчика о всяких мелочах, и тот уверенно, с готовностью отвечал. Да, «вольво» долго стоял просто так, и та фру сидела внутри машины. Но двигатель она выключила сразу, как остановилась. Вот это его и заинтересовало – чего это машина просто так стоит и свет в ней не зажигается. Да, когда дама открыла дверцу и вышла, свет сразу же зажегся. Ну ясное дело, эта дама не могла не видеть водителя «мерседеса», и тот тоже ее видел. Как же ему не увидеть, если они почти столкнулись? Нет, он не знает, разговаривали они или нет, но сдается, что не разговаривали. Слишком уж быстро разошлись. А так смешно все получилось, как в мультике! Знаете, господин инспектор, они оба из своих машин повылезли… как это говорится? Когда одновременно? Да, синхронно, во-во, синхронно повылезли и потопали к одному месту, только с разных сторон.

Как они выглядели? Очень жаль, но точно не может их описать. Ведь издали смотрел, да и стемнело уже. Одежду запомнил, как же! На женщине что-то светлое было, вроде куртка с капюшоном, а водитель из «мерса»… на нем тоже, кажется-, была Куртка, только темная и блестящая, так вся и переливалась в свете фонарей. Ага, как же, был головной убор, кепка с большим козырьком. Он на их головные уборы обратил особое внимание. Почему обратил? Да ведь шел дождь, а они без зонтиков. Вот тот человек и натянул на голову кепку, а она – капюшон куртки.

Какие такие фигуры? А, вы об этом. Да нет, не толстые и не тощие. Роста какого? Непонятного роста, только дама из «вольво» была намного ниже господина из «мерседеса».

Инспектор долго еще уточнял детали, и мальчик ни разу не сбился.

Горячо поблагодарив любезное семейство и в первую очередь смекалистого мальчишку, полицейский удалился.

В расследовании появилась первая зацепка.

***

Наконец-то я дома! Дорога до Познани и в самом деле оказалась кошмарной, приличным был лишь кусочек автострады, все же остальное – одна сплошная пробка из всевозможных транспортных средств, от конных повозок до грязных тракторов. К счастью, спешить мне было некуда, так что я могла в свое удовольствие тащиться черепахой и скрежетать зубами.

Стоило мне подъехать к дому, как зазвонил мобильник.

Прижав трубку к уху, я через гараж прошла в дом и прямиком направилась в кухню. Чаю хотелось нестерпимо. Попробовала управиться с чайником одной рукой, ничего не вышло, так что пришлось ограничиться пивом. Вытащить банку из холодильника и откупорить ее труда не составило. Ах, хорошо!

И все это время в моем ухе звенел взволнованный голос Мартуси.

– Ты представляешь?! Да, кстати, а как зовут того полицейского голландского? Что-то такое сложное, я не уловила.

– Ты о каком полицейском?

– Я же тебе толкую! Разговаривала с каким-то важным голландским чином. Погоди, он, видно, привык беседовать с иностранцами, сразу представился и по буквам произнес свою фамилию. Слушаешь? У меня получился какой-то Реквееген, в общем, язык сломаешь.

– Обычная голландская фамилия! – фыркнула я. – А зовут как?

– Еще хуже! Юи какой-то.

– Обычное голландское имя! – снова фыркнула я. – Значит, Юи Рейкееваген. Полагаю, нам проще называть его Юрек-Вагон. Идет?

– Идет! – обрадовалась Мартуся. – Очень даже идет.

– А с чего это вдруг ты мне забиваешь голову этим вагоном?

– Ты где? – спохватилась Мартуся.

– Уже дома. Только что ввалилась.

– Ну, значит, можешь со мной разговаривать. Или не можешь? Если что, я подожду…

– Нет, говори, у меня все в порядке, разве что не хватает третьей руки. Насколько я поняла, ты до него дозвонилась?

– Не сразу, но дозвонилась. И представь, он мне все рассказал! Даже не пришлось ничего придумывать, он с ходу похвалил меня за мою… как он выразился? Ага, гражданскую позицию. По-английски звучит очень внушительно. Так что у меня уже есть телефон той родственницы-домработницы. И она вовсе не турчанка!

– Это он доложил?

Ну, знаешь ли, я еще не спятила, чтобы выставлять себя перед иностранцем последней дурой. Конечно, я не стала задавать идиотских вопросов, просто он назвал ее фамилию. По-моему, у турок не в ходу фамилия Гонсовская, как считаешь? Знаю-знаю, сейчас скажешь, что она турчанка, но вышла замуж за Гонсовского. А вот и нет! Ядвига ее зовут! С тебя довольно? Убедительно, ничего не скажешь.

– Слушай, а как, интересно, он тебе продиктовал ее фамилию? Там ведь носовое «о» есть.

– Вот именно! – восторженно выкрикнула Мартуся. – Это просто какой-то потрясающий полицейский! Уж такой дотошный! Полчаса мучился, чтобы объяснить мне, что вот дальше идет буква не простая, а с хвостиком, и хвостик этот смотрит вправо, к тому же похож на запятую. И для ясности приводил мне какое-то французское слово, да я не поняла, ведь французского не знаю.