Текст книги "Не стреляйте в рекламиста"

Глава 15

Обед в местной столовке, как всегда, был малопривлекательным. В принципе по деньгам Ефим вполне мог себе позволить обеды в одном из ближних ресторанчиков. Но советское воспитание не давало возможности комфортно тратить большие деньги там, где можно было ограничиться малыми. Проще говоря, жаба душила, и поэтому роскошь не доставляла ожидаемого удовольствия.

Кроме того, комплексный обед всегда радовал математически образованного Ефима фактом названия. «Комплексный» можно перевести как «мнимый». Так чего же обижаться?

Береславский прочитал меню: «Бульон, мясо с рисом, чай». Больше всего угнетал чай на десерт. С сахаром. Это служило прекрасной кульминацией комплексного (мнимого!) чревоугодничества!

Ефим мысленно плюнул на меню и пошел в ресторан «Папа Карло». «Нужно по капле выдавливать из себя жмота!» – решил он. Тем более что в «Папе Карле» это было несложно: там имели место так называемые бизнес-ланчи по три у. е. за персону. И еще там был трехцветный кот Адидас, которого, с молчаливого согласия директора Ашота, Ефим, к обоюдному удовольствию (Ефима и Адидаса), прямо со стола подкармливал.

Ашот приветствовал Ефима радостной улыбкой. Может, радовался участившимся визитам постоянного клиента, а может, просто радовался. Береславский тоже не всегда мог отличить нюансы этого чувства при приходе симпатичных ему заказчиков.

Адидас был уже тут как тут. Его морда изображала широкую кошачью улыбку, предвкушая обильную совместную трапезу.

Ресторанчик был пуст. Из восьми маленьких столиков были заняты только два: Ефимов и соседний, за которым, потягивая пиво и заедая его солеными сушками, расположился местный пожилой музыкант с непонятным национальным инструментом наподобие скрипки.

Ашот быстро принес закуску: вареный язык с хреном и зелень. Адидас запрыгнул на высокий стул (он бы и на стол запрыгнул, но Ефим в таких случаях бывал груб) и совершенно недвусмысленно облизывался. На тарелке лежали четыре кусочка. Береславский разрезал один кусочек пополам, три с половиной подвинул к себе, а половинку положил на салфеточке на край стола. Такое деление с учетом весовых пропорций участников трапезы и одностороннего финансирования проекта было более чем справедливым.

Адидас встал на задние лапы, передними оперся на край стола и неторопливо (он уже знал, что счастье, пока Ефим рядом, внезапно не прекратится), с врожденной кошачьей деликатностью начал поглощать еду.

К зелени и овощам кот был равнодушен, за исключением огурцов. И когда Ефим положил ему три огуречных кружочка, Адидас, не сумев сдержать чувств, бросил язык и чуть ли не с рычанием принялся за огурцы.

– Приятного аппетита, – пожелал Береславский коту и соседу и углубился в еду.

– Ты хороший человек, – вдруг вслух заключил музыкант.

Ефим чуть не подавился.

– Кота кормишь, девушек, – продолжил сентенцию сосед.

Это было забавно, но так оно и было. Ефим частенько приводил сюда и заказчиков, и своих пассий. Характерно, что когда он был не один, то становился щедрым человеком, причем естественным, ненатужным образом. Видно, желание прихвастнуть, всегда его по жизни сопровождавшее, было сильнее желания сэкономить.

– Вот уж ты пожилой, а огонек в себе не погасил. Значит, хороший человек, – закончил доказательство музыкант.

Эта его мысль понравилась Ефиму лишь наполовину, но не все же в жизни должно нравиться стопроцентно!

– Буду играть для тебя, – объявил печальный маэстро. И, чтоб не осталось сомнений в движущей силе его искусства, добавил: – Бесплатно.

– И для кота, – вставил жаждавший справедливости Береславский.

– И для него, – согласился музыкант.

Ашот принес второе блюдо (ни кот, ни Ефим не любили суп) и десерт, а старик заиграл на своем странном инструменте что-то негромкое.

В пустом зале в центре Москвы звучала тихая, непривычная для европейского уха музыка. Под нее не станцуешь на дискотеке. Ей даже не подпоешь. Но она чудесным образом ложилась Ефиму на душу.

Береславский совсем не был знаком с армянской музыкальной культурой. О чем думал создатель мелодии? Может, автор сидит напротив? А может, это был Комитас, сошедший с ума после страшной резни в Турции? Или ее написали на десять веков раньше? И по какому поводу? Оплакивали павших? Провожали на войну? Вряд ли. Мелодия, несмотря на печаль, не была трагической. Она была как жизнь тех, кто ее написал, воспроизводил и слушал.

* * *

Ефиму вспомнилось древнее хранилище книг под Ереваном: Матенадаран. На одной из страниц, написанной чуть ли не в третьем веке, он тогда разглядел явно чужеродную надпись.

– Что это? – спросил Береславский у экскурсовода, тихой женщины с печальными, как и у большинства армян, глазами.

– Это хулиганы, – сверкая очками, неожиданно вскипела хранительница. – Только хулиганы могли осквернять книги!

– А… когда произошло это осквернение? – пошел до конца Ефим.

– Точно не известно. От десятого до двенадцатого века.

Она не простила средневековую шпану. И прощать не собиралась. Береславский улыбнулся, но хранительницу зауважал.

* * *

Ефим и Адидас покончили с обедом. Музыкант закончил игру.

Ефим вытер рот салфеткой. Адидас – предварительно облизанными лапками. Береславский встал, рассчитался и поблагодарил вышедшего Ашота, потом, отдельно, музыканта (ему денег не предлагал: порушилась бы та, столь приятная обоим, атмосфера). И, попрощавшись со всеми, включая кота, пошел трудиться.

* * *

Береславский кропал свои нетленные произведения очень быстро. За два часа была подготовлена заметка в дневную хронику популярной столичной молодежки и большая статья для издания Ивана Шалихина.

Заметка и впрямь не занимала много места. Название было непритязательным, но останавливающим внимание: «Киллеры ошиблись адресом и скончались». Далее тоже все просто.

* * *

«По точным данным, полученным от очевидцев, вчера был совершен налет на квартиру бухгалтера рекламного агентства «Беор» г-на Орлова. На столичном рекламном рынке «Беор» пользуется определенным творческим авторитетом, но в финансово серьезном бизнесе замечен не был. Это позволяет предположить, что налетчики просто ошиблись квартирой. Интересующий их объект, весьма преуспевающий бизнесмен, по словам перепуганных жильцов, проживал этажом выше.

Невнимательность дорого стоила четверым бандитам. Не выдержав издевательств над женой и опасаясь за судьбу детей, бухгалтер взялся за холодное оружие и ликвидировал банду. После чего, выяснив у одного из налетчиков адрес, заехал к их главарю и отправил того прямиком за подчиненными. В ад.

Теперь бизнесменам есть на кого равняться. Так держать, бухгалтеры!»

* * *

Статья для Шалихина получилась гораздо более оговоренного размера, потянув на девять тысяч знаков. Ефим не стал ее сокращать, решив оставить эту заботу редакторам Ивана. Содержание было примерно тем же, что и в заметке. Акцентировались ошибка бандитов, издевательства над женой, угроза убийством детей и тема, что не надо загонять простого человека в угол. Потому что загнанный в угол простой человек либо гибнет, либо перестает быть простым. Вариантов названия было несколько. Береславский остановился на самом первом: «Не стреляйте в бухгалтеров и рекламистов!»

Марина отправила тексты электронной почтой в обе редакции. Все дошло без сбоев. Ефим еще раз получил подтверждение, что завтра с утра материалы встанут в номер.

* * *

Следующим делом была беседа с только что подъехавшим Юрием Васильевичем Климашиным. Это был видный адвокат с опытом работы в следствии и прокураторе и соответственно с множественными глубокими связями. Идеальный вариант для защиты Орлова.

Береславскому не по чину были столь дорогостоящие юридические услуги, но с Климашиным его связывало старое знакомство. Лет пятнадцать назад Ефим много писал на уголовные темы. Юрий Васильевич, в ту пору следователь по особо важным делам, дважды был героем его очерков.

В последний раз они случайно встретились в круизе по Волге, на теплоходе. Много проговорили, пристроив с разрешения команды свои шезлонги на технической палубе. Пожалуй, беседы эти были едва ли не самым интересным воспоминанием десятидневного отпуска.

Климашин, по стариковской привычке, много и в подробностях вспоминал. А Береславский мечтал о том времени, когда его бизнес будет проистекать без него, а он сможет перевести тексты Юрия Васильевича в хорошую книгу. Ефиму явно не хватало в его нынешнем бизнесе славы. Ему казалось, что, имея свободное время, он писал бы книги лучше самых популярных современных беллетристов. Расстались они, весьма довольные обществом друг друга.

На прощание Климашин предложил, если что, свою помощь. А Ефим – услуги их типографии или рекламу. Все как всегда.

Теперь, когда жареный петух клюнул, Ефим, не слишком надеясь на поддержку, все же позвонил Юрию Васильевичу. Просто это был наилучший вариант, и грех его было не попробовать. А Климашин, не раздумывая, согласился.

* * *

Сейчас он сидел за столом напротив, удобно расположившись в кожаном кресле (гордость Ефима!) и попивая горячий чаек. Молчание затягивалось.

– Выдернем мы его, Юрий Васильевич?

Климашин удовлетворенно хмыкнул: Ефим не выдержал первый.

– Не знаю, дорогой.

– А какие шансы?

– Достаточно высокие. Я вытащу его на суд присяжных. Присяжные легко представят, что чувствовал Орлов, когда насиловали его жену. И когда угрожали детям.

– А почему же не уверены в результате?

– Уж больно ловко он всех уделал. Да еще и в гости заехал начальника убить. К тому же – бизнесмен. Присяжные – люди из народа. А народ бизнесменов не любит.

– Мелкий бизнесмен, – вставил Береславский.

– Не учи ученого.

– А из тюрьмы его можно выдернуть? Изменить меру пресечения? Под залог. Он ведь бандитов на улицах не убивает. Только когда в дом приходят.

В этот момент зазвонил телефон внутренней связи.

– Марин, я же сказал, ни с кем не соединять! – в сердцах бросил Ефим в трубку.

Референт была, как всегда, спокойна:

– Думаю, с этим можно.

В трубке запела веселенькая музычка, после чего Атаман слегка взволнованно, но без испуга рассказал Ефиму о задержании бандита около их дома.

Береславский посоветовал ему быть осторожнее и положил трубку.

Вот это уже было неожиданно. Ну ошиблись. Ну не туда заскочили. С кем не бывает? Зачем же добивать? Может, как раз Сашка и был их целью? Но какое «двойное дно» может быть у Саньки? Бразильский шпион?

А может, кого-то не устраивает версия ошибки? Это уже теплее. Хорошо, что Ефимовы тексты ошибку педалировали.

Юрий Васильевич принял новость спокойно. Он и не такое видел.

– Тебе нужна охрана, Ефим.

– Мне-то зачем?

– Если Орлов – отвлекающая цель, то ты тоже в стороне не останешься.

– Сомневаюсь. Особенно после вечернего ТВ и утренних статей. – Береславский рассказал о своей медийной войнушке. Это заметно прибавило Климашину настроения. Много денег на деле он и не собирался зарабатывать: сам предупредил Ефима. Хотел помочь по старой дружбе. Но, похоже, дело могло дать отличную рекламную раскрутку. А это уже бизнес. Впрочем, дружба и бизнес часто ходят рука об руку. Так же, как бизнес и вражда.

* * *

Климашин допил чай и ушел. А его место занял другой человек, причем столь настойчивый, что прорвал даже Маринкины кордоны.

– Добрый день, Ефим Аркадьевич!

– Здравствуйте. – Береславский протянул гостю свою визитку.

Тот в ответ достал свою. «Марк Григорьевич Рейзман, коммерческий директор государственного унитарного предприятия "РОСПРОМ продвижение"».

– Мы занимаемся раскруткой лучших образцов отечественной бытовой техники, – начал гость. – При соответствующей поддержке в верхах. Самых верхних. – Марк Григорьевич возвел глаза к небу.

«Уж не Всевышний ли у них «крыша»?» – кощунственно ухмыльнулся Ефим. Но сказанное его сразу заинтересовало. Здесь пахло большими бюджетами, которыми «Беор» отнюдь не был избалован. А в свете предстоящих трат такая работенка и вовсе представлялась многообещающей.

– Вы среди профессионалов – человек известный, – продолжил Марк Григорьевич. – Кто ж лучше вас сделает рекламу сложной технике? Тем более понадобится написать множество статей, только прямой рекламой мы не ограничимся.

Береславский слушал с удовольствием. Если уж и кошке доброе слово приятно, то что говорить про творческого работника? Но пора было переходить к делу.

– А какие бюджеты предполагается запустить?

– Ну, мы в долларах не считаем, – застенчиво улыбнулся Рейзман. – А в рублях ежеквартальное финансирование порядка пяти миллионов.

«Двести тысяч баксов в квартал», – перевел в уме Ефим, непатриотично считавший в маломеняющейся заокеанской валюте. Эти суммы для «Беора» были фантастическими. С учетом того, что часть денег шла на творчество и большая часть – на полиграфию, прибыль «Беора» до налогов могла составить десятки тысяч долларов! Обалдеть!

Очень скоро он убедился, что предложение не было голословным. Марк Григорьевич если и не был в рекламе профессионалом, то уж точно в ней разбирался. И понимал, что делает. Ему требовалось совсем мало рекламы в электронных СМИ (там у «Беора» были минимальные возможности), чуть больше – в печатных и максимум – в рекламном креативе, полиграфии, выставках, мобильных экспозиционных системах для мерчендайзинга[10]10
  Мерчендайзинг – мероприятия по рекламе на местах продаж.


[Закрыть], то есть в том, в чем «Беор» был либо очень силен, либо по крайней мере не слаб.

Береславский никогда не считал себя алчным человеком, но здесь аж руки зачесались! Однако где-то в глубине мозга уже точилась крайне неприятная мыслишка: а за что ему такая радость? И что за это с него потребуют?

Ответ он получил очень скоро.

– Мы ведь понимаем друг друга, – вкрадчиво сказал Рейзман. – Каждому хочется что-нибудь принести детям.

Ефим молчал, не желая помогать собеседнику. Тот деликатно кашлянул и продолжил:

– Я бы хотел знать, что смогу на этом проекте заработать.

Сразу многое прояснилось. Нет, он не на Луне родился и, безусловно, знал про схемы «с откатом». Говоря по-русски, сотрудник фирмы-заказчика предложил дать ему завуалированную взятку за помощь при получении заказа.

Живя в России, Береславский не считал такую схему невероятной – он собирался честно отработать договор, а не перекачивать бюджетные средства под мифические контракты! – хотя господин Рейзман, конечно, был конкретным жуликом. Он-то собирался урвать от собственной конторы.

Глазки-маслины Марка Григорьевича радостно смотрели на будущего партнера. Он не сомневался в согласии Ефима. И был прав. Это было предложение, от которого сложно отказаться.

Единственно, что огорчало Ефима, так это то, что перед ним сидел не просто жулик, а жулик-еврей. Будь на его месте японец или англичанин, его это никак бы не задело. А так – неприятно. Именно этим объяснялось его минутное промедление. Хотя, с точки зрения чистой теории, такие рассуждения Береславского, по сути, тоже были проявлением национализма.

Рейзман неправильно понял молчание Ефима и бросился в атаку.

– Риска – никакого, – горячо заговорил он. – Гарантия – сто процентов. «Откат» – не после поступления на счет, а после сдачи заказа.

А вот это уже насторожило. Господин Рейзман по своей роли просто обязан быть жадным. Даже не жадным, а алчным. Только такие люди продают собственные конторы. И вдруг – такое благородство. Черненький очажок в радостно гудящем мозгу Ефима вновь привлек к себе внимание. Теперь он решил согласиться и выслушать дальнейшие условия. Если где-то есть зарытая собака, то сейчас она проявится.

Рейзман сильно обрадовался консенсусу.

– Вы не думайте, Ефим Аркадьевич, все чисто. Договор будет железно. Все обсуждено. Ваши прайсы уже изучены, и сейчас нужно рамочное соглашение, а прайс подложим как приложение. Мы переведем на ваш счет пять миллионов и будем их понемногу опроцентовывать уже по конкретным счетам. А закрывать – конкретными актами сдачи-приемки и накладными. Если хотите, мы переведем деньги на указанную вами фирму. Это не проблема.

– Хорошо, хорошо, – соглашался Ефим. Где же здесь подлянка? Или он, дуя на воду, откажется от сделки века?

– Единственный момент, – вкрадчиво произнес гость («Вот оно», – подумал Береславский), – но очень важный. Нам по ряду причин нужно, чтобы договор был заключен июлем, то есть двумя месяцами назад.

– Почему?

– А вам какая разница? Это ж наши внутренние проблемы.

– Это так. Но уж больно велик договор. Вот и интересуюсь.

– Тут тайны-то нет. Мы планировали работу с вами еще в июле. Тогда же подготовили договор. Ваши прайсы нас полностью устроили. – Он тряханул зелеными листами, которые достал из портфеля. – Потом собирали справки. Проверяли вас, – улыбнулся Марк Григорьевич.

Все. Дальше не надо. Летний прайс был в желтых тонах. А этот напечатан три дня назад. Буквально за день до нападения на Сашку. Ефим вдруг почувствовал себя немножечко антисемитом.

Господин Рейзман не понял причины изменения настроения. А объяснять что-либо Ефим не собирался.

– Извините, Марк Григорьевич. Мы не сможем работать с вашей фирмой.

– Почему же?

– Из чисто антисемитских соображений, – нахально и отчасти честно ответил Береславский.

– Вы что, с ума сошли? – Тот, казалось, не собирался уходить. Никак не мог взять в толк, что человек может отказаться от такого предложения. («Может, его втемную используют? Хотелось бы на это надеяться…»)

– Все, Марк Григорьевич. Аудиенция закончена, мне надо работать.

– Вы очень пожалеете об этом, Ефим Аркадьевич, – процедил, выходя, гость. – Вы не знаете, кому отказываете. – Рейзман пытался пугать, но Ефиму было понятно, что Марк Григорьевич просто обескуражен и, похоже, сам напуган результатом беседы.

* * *

В кабинет зашла Марина Ивановна.

– Ты чего с мужиком сделал?

– Угадай с трех раз.

– Он прямо ошалелый.

– Ошалеешь тут. Маринка, ты знаешь, только что я отказался от двухсот штук «зеленых».

– Он тебе предлагал?

– Точно.

– Правильно сделал, что отказался. Гнилой мужик.

– Спасибо, утешила.

* * *

Марина Ивановна принесла Ефиму чайку с медом, чтоб чуток успокоился. Не успел он допить чашку, как дверь снова открылась. В дверях появилась крепкая круглая физиономия Василия Федоровича Ивлиева.

– Здорово, буржуй!

– Здавствуйте, Василий Федорович! – У Ефима гора с плеч упала. Господи, как классно, что старик приехал так вовремя!

– Не смог я в санатории. За…ли режимом. – Подполковник запаса Ивлиев никогда не утруждал себя соблюдением нормативной лексики. – А чего ты такой задроченный? Ужель на твою фирмешку кто-то наехал? Не верю. Ведь чтоб наехать, нужно заметить…

– Еще как заметили, – пробурчал Береславский. «Смейся, смейся, старый черт! Как ты вовремя появился!»

* * *

Отношения у них были своеобразные. Старый друг и ровесник отца, Ивлиев всю жизнь прослужил в КГБ, причем – в оперативном подразделении, которое реально воевало в самых разных необъявленных войнах. Ефим помнил, как еще совсем маленьким с отцом навещал Ивлиева в санатории, где тот отлеживался после ранения. Старик не очень любил делиться воспоминаниями, но Ефим знал, что тот участвовал во взятии дворца Амина в Афганистане, воевал в Анголе и Латинской Америке.

Распад СССР подполковник пережил на удивление легко, так как его, повидавшего самую разную жизнь, коммунистическая болтовня никогда не привлекала. Воров и олигархов он не любил, но считал первый, воровской, период становления новой экономики неизбежным.

Что его ужасно задевало, так это потеря Россией территорий. Здесь он был чуть не монархист, что служило причиной страшных словесных баталий между ним и Ефимом. Все кончалось отборным матом и хлопаньем дверью. Чтоб через два-три дня потихоньку вернуться на круги своя.

Дело в том, что старик очень любил Ефима. Его собственный сын все детство прожил с матерью, не пожелавшей жить с человеком, регулярно исчезающим неизвестно куда. И возвращающимся иногда с малярией, а иногда – с пулей в животе. Сын так и вырос вдали от отца. А потом укатил в Южную Африку, откуда не писал и не звонил.

Так что Береславский был для Ивлиева в некотором роде сыном. Ивлиев никогда не был для Ефима в некотором роде отцом, но был, безусловно, одним из самых близких людей. Хотя сейчас, когда родной отец умер, подполковник стал еще нужнее. И дело не только в его работе по защите фирмы (что тоже в ряде случаев весьма пригодилось). Дело в том, что каждый человек хочет иметь рядом с собой старшего. Отца, брата, друга. И если тебе за сорок и у тебя жены и дети – это ничего не меняет. Даже самому сильному нужна опора.

* * *

– Так что случилось? – стер с лица улыбку Ивлиев.

– На Сашкину квартиру был налет. Он убил троих у себя на дому и одного – на выезде, – даже с некоторым злорадством рассказывал Ефим. Пусть подполковник не думает, что его ничем не удивишь.

Но он действительно не удивился!

– Сам-то цел?

– Да, в тюрьме. А тебя не поразил наш Рэмбо?

– Нет. Он мужик. Не то что ты.

– А я кто? – обиделся Береславский.

– Ты – сопливый романтик предпенсионного возраста, – отрезал старик. – Но иногда и ты пригождаешься, – смилостивился он, выслушав, что успел сделать Ефим для помощи узнику.

В их беседу вмешалась Марина.

– Ефим, это срочно, – сказала она и соединила линию. Береславский узнал голос Юры Иванова.

– Слушай меня внимательно, – сказал генерал. – Задержали парня, который опять лез в ту квартиру. Запиши номер. – Он продиктовал телефон. – Это начальник ОВД полковник Кунгуренко. Он предупрежден. Езжай туда и попробуй что-нибудь выяснить. Если смогу, я тоже подъеду.

И, не прощаясь, повесил трубку.

– Кто? – спросил подполковник.

– Юрка Иванов. Говорит, еще одного взяли. Сегодня к Ленке лез в квартиру. Я тебе рассказывал, Атаман сообщил.

Ивлиев недовольно поморщился при упоминании и генерала милиции, и уголовника. К первым он всегда относился с корпоративным недоверием, второго считал порождением сопливого Ефимового романтизма.

– Ладно, Фимыч. Не ссы раньше времени. Старые кадры не подведут.

Они в момент собрались и двинулись в ОВД к Кунгуренко.

* * *

Марина Ивановна проводила их до лифта и тайком перекрестила ушедшую кабину. Ох как ей все это не нравилось!