Текст книги "Как я пережил Холокост в Одессе"

Иосиф Вергилис
Как я пережил Холокост в Одессе
(По дорогам смерти)

© Иосиф Вергилис, 2016

© Издательство «Super», 2016

* * *

Моей жене, детям, внукам – в память о моих матери и отце – посвящается

Краткая биография

Иосиф Семёнович Вергилис (Joseph S. Vergilis) родился 14 августа 1934 года в городе Одессе в обычной советской семье.

В октябре 1941 года, когда Одесса была оккупирована немецко-румынскими войсками, Иосиф и его семья, как и все евреи в Одессе, были вначле заключены в Одесскую тюрьму, потом помещены в гетто на Слободке, и, наконец, сосланы в концлагеря в Доманёвке и в Ахмачетке. В ужасных лагерных условиях погибла большая часть его семьи, в том числе самый младший брат.

В конце марта 1944 года были освобождены Советской Армией, и вернулись в Одессу.

В 1958 году Иосиф закончил Одесский Политехнический Институт и работал инженером-конструктором в разных организациях.

В 1963 году женился на Жанне Беренфельд.

В 1964 году родилась дочь Гелена, а в 1976 году родилась вторая дочь Ирина.

В 1964 году поступил в аспирантуру ЭНИМСа в Москве и защитил кандидатскую диссертацию в 1973 году, продолжая там работать до эмиграции в США в 1987 году.

В США принял имя Joseph Vergilis, преподавал математику в государственных школах, а потом с 1990 по 2005 годы работал профессором в американских университетах. Был опубликован в юбилейном издании “Who is Who in the World” в 2000-м году, а в 2014 году издал свою книгу “How I Survived Holocaust in Odessa”.

Иосиф Вергилис живёт в Нью-Йорке и имеет 6 внуков.

Введение

Я начал писать свои воспоминания о Холокосте в Одессе очень давно, когда был ещё студентом Одесского политехнического института и жил со своими родителями в Одессе. В то время мои родители, ещё относительно молодые, помогали мне воссоздать всю историю о том, как мы пережили Холокост. Особенно мне помогала моя мама, так как у неё было больше времени для меня и она лучше всё помнила. Конечно, я писал свои “Воспоминания” по-русски, и они пролежали нетронутыми почти 60 лет. Всё это время я был очень занят своей молодой семьёй: женитьбой в 1963 году на Жанне Беренфельд, аспирантурой в Москве, куда я поступил в 1964 году, защитой кандидатской диссертации в 1973 в ЭНИМСе. После защиты и повышения в должности меня сделали ответственным за новые станки, выпускаемые станкозаводами страны, которые подчинялись нашему головному институту, ЭНИМСу. Эта работа требовала постоянно находиться в командировках по стране, так как на всех заводах я был председателем приёмной комиссии. Мои русские коллеги после защиты диссертации легко находили преподавательскую работу в разных учебных институтах. Мне, еврею, туда путь был закрыт, и я начал серьёзно думать об эмиграции. В середине 70-х началась массовая эмиграция евреев. Но когда мы, наконец, в августе 1979 подали заявление на выезд, то получили отказ. Так мы стали отказниками на долгие 8 лет. Каждые полгода мы подавали заново, и я ходил на приёмы в ОВИРы, чтобы услышать тот же мотив отказа: “Нецелесообразно”. Только в начале 1987 года, благодаря встречам М. С. Горбачёва и Р. Рейгана, нам дали возможность уехать.

Мы приехали в Америку в январе 1988. Вначале я попробовал найти инженерную работу по своей специальности, но потом решил искать преподавательскую, ради чего я стремился сюда. Я начал работать в школе, но уже с сентября 1990 стал профессором Университета в штате Кентаки. Моя американская мечта сбылась. Конечно, мне было очень тяжело, всё моё время уходило на подготовку к лекциям и на совершенствование языка. Я проработал в Американских Университетах до 2005 года. После выхода на пенсию вернулся к своим Воспоминаниям о Холокосте и издал книгу на английском языке, чтобы прежде всего мои дети и внуки могли читать о том, как я пережил Холокост. Теперь я представляю русский вариант своей книги.

В этой книге также приведены воспоминания других узников Холокоста в Одессе: Давида Стародинского, Иосифа Каплера, Леонида Дусмана, Людмилы Калика, Аркадия Хасина и Леонида Сушона; дан исторический фон описываемых событий. Эта книга в память о 120000 евреев, погибших в Одессе и окрестностях от рук немецко-румынских оккупантов, а также от голода, холода и болезней в гетто и лагерях смерти. Эта книга является предостережением всем живым быть бдительными, чтобы Холокост не повторился.

Глава 1. Перед войной (Наша семья)

Перед войной наша семья – отец Семён Евсеевич, мать Зинаида Ильинична (Зельда) и трое сыновей – проживала в небольшой квартире на первом этаже большого дома в центре города Одессы. Мне было почти 7 лет, мои братья моложе: Анатолий (4 года) и Владик (3 года), Наш дом (улица Ласточкина 13) находился напротив знаменитого Одесского Оперного Театра, в одном квартале от центральной улицы Дерибасовской, недалеко от прославленного Приморского Бульвара, откуда открывался впечатляющий вид на постоянно гудящий Одесский Порт, южные морские ворота бывшего Советского Союза.

Коротко напомню о том, как Одесса стала еврейским городом [1]. Евреи жили в этих местах ещё до того, как появился город Одесса (1794). Уже 1792 году здесь существовало Первое Еврейское кладбище, уничтоженное в середине 1930-х гг. при советской власти. В конце 18-го века в Одессе уже была синагога, которая располагалась на углу будущих улиц Еврейской и Ришелевской. Евреи в это время составляли только 10 % от населения города и были в основном ремесленниками и мелкими торговцами. Со второй четверти 19-го века жизнь одесского еврейства существенно активизировалась, так как экономическая ситуация требовала новых человеческих ресурсов. Этому способствовала и позиция губернатора Новороссии и в Одессу, но только при М. Воронцове в 1827 году была открыта первая в Российской Империи Еврейская школа, где наряду с Торой, Талмудом и ивритом преподавались градоначальника Одессы М. С. Воронцова. Он всячески поощрял приток еврейского населения, особенно высокообразованных евреев из австрийской Галиции. Предшественники М. Воронцова Ришелье и Ланжерон также поощряли переезд евреев математика, география, русский и немецкий языки и счетоводство.

Благодаря такой политике, численность евреев в городе выросла до 27 % в середине 19-го века и до 32 % – в конце 19-го и начале 20-го веков, составив более 150 тысяч человек. В это время было уже около 400 еврейских учебных заведений, от хедеров и частных религиозных начальных школ до школы-завода Общества Труд, которая давала образование на уровне современного техникума.

Начиная с 1861 года, года великих российских реформ, в Одессе развивается еврейская русскоязычная пресса и с ней русскоязычная публицистика и литература. С этого времени всё большее число евреев принимает участие в культурной, политической и даже административной жизни Одессы, что было редким исключением для Российской Империи.

Однако в Одессе был и первый современный еврейский погром. В 1871 году в ночь перед православной пасхой пьяные моряки стали бросать булыжники в еврейские дома и магазины, а затем грабили их. Грабёж продолжался 3 дня, прежде чем полиция смогла восстановить порядок в городе.

Тем временем евреи Одессы всё больше ассимилировались, меняя свои еврейские имена на русские и не разговаривая на идиш в общественных местах. Однако они сохраняли свою еврейскую идентичность. В Одессе в конце 19-го века было 60 синагог и молитвенных домов, среди которых были такие монументальные здания как Бродская и Главная синагоги. Здесь также была построена Еврейская больница, которая занимала несколько зданий и предоставляла лучшее медицинское обслуживание в городе. Эта больница содержалась еврейской общиной и городом и функционировала как общегородская с “еврейским уклоном”. Медицина в это время была еврейской профессией, которая уступала таким традиционным еврейским занятиям как торговля и банковское дело. Многие евреи работали как редакторы и ведущие журналисты во всех одесских газетах. Евреи Одессы участвовали во всех других сферах занятности: были художники и инженеры, издатели и типографы, заводчики и рестораторы, аптекари и землемеры, не говоря уж о музыкантах и актёрах, и даже трудилось уже третье поколение евреев-фермеров.

В начале 20-го века в Одессе проживало 150 000 евреев. Среди них было 11 миллионеров, много банкиров, коммерсантов, известных врачей и адвокатов, которые входили в элиту города. Большинство еврейских семей принадлежало к среднему классу, но каждая третья семья находилась на пороге нищеты. Благотворительные организации действовали по принципу: давать беднякам не рыбу, а удочку, и способствовали получению образования для молодёжи и вовлечению её в трудовую деятельность. По многим причинам Одесса в начале 20-го века стала притягательным центром для евреев, проживающих в России, и особенно для евреев, которые жили в местечках, относительно близких к Одессе.

До Октябрьской революции Одесса была 4-ым по численности населения городом Российской Империи. В период революции и гражданской войны население Одессы уменьшилось на 60 %, но перед Второй Мировой войной достигло полумиллиона, из которых евреи составляли 40 % или 200 000 человек.

Такое значительное уменьшение населения, как в Одессе так и на всех территориях, где была гражданская война, объясняется зверствами, бесчинством и еврейскими погромами со стороны белогвардейской Добровольческой армии, возглавляемой сначала генералом Деникиным, а потом, после его бегства на Запад в марте 1920-го года, – генералом Врангелем. Вот что писал сам Деникин. “Заняв Одессу, добровольцы прежде всего принялись за жестокую расправу с большевиками. Каждый офицер считал себя вправе арестовывать кого хотел и расправляться с ним по своему усмотрению”. То, что творилось в застенках контрразведки города Одессы, напоминало самые мрачные времена Средневековья. Внутренняя политика правительства Деникина сопровождалась насилием, поркой, грабежами, пьянством и гнусным безнаказанным поведением начальствующих лиц на местах. В этом была одна из причин поражения белого движения на юге России: Деникину не удалось предотвратить жестокость и насилие, выразившиеся в так называемом белом терроре. Красные проводили тот же террор, но сумели победить. Все армии Деникина грабили крестьян, насиловали крестьянских девушек, убивали рабочих и активно участвовали в еврейских погромах. Погромов удалось избежать в некоторых крупных городах (Одесса, Ростов-на-Дону, Новочеркасск), где размещались центральные органы власти и представительства Антанты. В остальных местах, по некоторым подсчётам, белогвардейцы совершили 1295 еврейских погромов и уничтожили 306 тысяч евреев. Особенно свирепствовал Петлюра, который в мае 1920-го года захватил Киев. По городам и местечкам прокатилась новая волна погромов – в Чернобыле, Житомире, Бердичеве и Винницкой области было растерзано около четырёх тысяч евреев. Начиная с мая 1919-го года еврейская молодёжь устремилась в Красную армию. Целые отряды еврейской самообороны преобразовывались в регулярные части Красной Армии.

Теперь вернёмся к рассказу о нашей семье и о моих родителях.

К счастью, во время гражданской войны они находились в Одессе и избежали погромов. Я родился 14-го августа 1934 года. В это время моему отцу, Семёну Евсеевичу Вергилису, было 38 лет, а моей матери, Зинаиде Ильничне Вергилис (урождённой Глейзерман), – 22 года. Семья моей матери переехала в Одессу из другого украинского города, Проскурова (теперь Хмельницкий), в 1916 году, за год до Октябрьской революции. Они бежали от погромов и голода, что было типичным для всех еврейских мест проживаний в Украине. Во время очередного в то время погрома в Проскурове погиб дядя моей матери, который был поднят погромщиками на штыки. Это было последней соломинкой для семьи моей матери в решении переехать в Одессу. В это время очень многие еврейские семьи из своих местечек эмигрировали в Америку, а некоторые переезжали в Одессу.

Одесса в это время была в совершенно другом положении. Это был процветающий город, где каждый мог найти своё место в жизни. В Одессе также процветала культурная жизнь: издавалось много газет, журналов, книг; работали театры и музеи и проводились разные интересные встречи. Одесса была прекрасным местом и для работы, и для культурной жизни. Поэтому многие еврейские семьи из своих местечек переезжали в Одессу в надежде найти там лучшую для себя жизнь.

Мой отец в возрасте 20 лет приехал в Одессу, по совпадению, в том же 1916 году вместе со своим старшим братом. Отец родился в селе Дяковцы Винницкой области, в Украине. По его воспоминаниям, у них была большая и очень бедная семья. Они всей семьёй ели из одного большого казана, в котором его мать варила какую-то похлёбку, и чтобы выйти в туалет на улицу, одевали одну и туже старую пару обуви. Когда мой отец подрос, он стал работать на ближайшей лесопилке вместе со своим отцом и старшим братом. В Одессе они с братом работали на разных вспомогательных работах, чтобы прокормить себя. После революции мой отец, как имеющий пролетарское происхождение, был принят в новые писательские группы, где он стал писать пьесы.

Большинство вновь прибывших еврейских семей селились в районе, который назывался Молдаванкой. Никто не знает, почему этот район получил такое название, так как молдаване там никогда не жили. Проживавшие на Молдаванке люди занимались разными ремёслами, торговлей, работали извозчиками и портовыми грузчиками.

Семья моей матери поселилась в центре Одессы на улице Ласточкина 13 напротив знаменитого Одесского Оперного Театра. Они нашли большое помещение на первом этаже, где разместилась мастерская её отца (переплётчика по профессии), и в глубине этого помещения было их жилое пространство. Когда моя мать выросла, она тоже научилась переплётному делу. Мама имела двух младших сестёр, Цилю и Сарру, и старшую сестру, Розу, которая успела уже побывать замужем и разойтись.

Маме было 20 лет, когда она познакомилась с моим отцом, который принёс переплетать свою пьесу. Моя мать в то время была очень красива, и отец сразу в неё влюбился. В то время мой отец уже был женат, но браки в Советском Союзе после революции были свободными. Муж или жена в любой день могли сказать друг другу, что они уходят к кому-то другому. Поэтому для моих родителей не было проблемы создать новую семью, но моя мать хотела, чтобы отец приобрёл более надёжную профессию, чем профессия драматурга. Последняя пьеса отца была рекомендована к постановке в Одесском Еврейском Театре знаменитым актёром и директором Московского Еврейского Театра Соломоном Михоэлсом. Тем не менее, мама настаивала, чтобы отец приобрёл специальность, которая могла бы лучше обеспечить семью. Идя навстречу матери, отец стал парикмахером. Эта его специальность спасла нам жизнь во время Холокоста. Мои родители поженились в 1933 году.

Это было очень трудное время для всего Советского Союза, и особенно для Украины – это было время Голодомора, который потом официально был признан геноцидом украинского народа в 1932–33 годах. 7 миллионов украинцев умерли от голода в эти годы из-за решения советского правительства экспортировать на Запад 1,7 миллионов тон зерна, прежде всего, в нарождающуюся фашистскую Германию. Мои родители помнили, как на Запад шли большегрузные поезда с надписью “Излишки СССР”. Голодомор был ответом сталинского руководства на сопротивление крестьян коллективизации и экспорту зерна.

Пик Голодомора пришёлся на первую половину 1933 года, когда мои родители поженились. Молодой семье была предоставлена квартира на 1-ом этаже того же дома, где жила семья моей матери. В этой квартире я родился 14 августа 1934 года. Моя мать рассказывала, что люди вокруг удивлялись: как в такое трудное время они позволили себе иметь ребёнка. Когда экономическая ситуация в стране улучшилась, наша семья начала расти: в 1937 году родился мой брат Анатолий и в 1938 году – другой брат – Владимир.

Мы продолжали жить в той же небольшой квартире, где родители занимали спальню, а мы трое мальчиков спали в одной общей комнате. Я помню, что моя мама была по-прежнему очень красивой, и она любила красиво одеваться. По вечерам наши родители довольно часто уходили куда-то развлекаться, оставляя нас, детей, на попечение семьи маминых родителей, так как те жили очень близко к нам. Когда родители возвращались домой, они всегда приносили нам конфеты, шоколад и мармелад. Мой отец целыми днями работал парикмахером, оставив полностью занятие драматургией, а мать перестала работать, когда в этом пропала необходимость. Она отдавала всё своё свободное время нам, читая нам детские книжки и очень популярный в то время журнал “Мурзилка”. Она старалась дать нам какое-то домашнее образование, невзирая на то, что её собственное образование ограничивалось пятью классами еврейской начальной школы (хедера), что было весьма распространено в то время. Когда мне исполнилось 5 лет, мне купили очень дорогую скрипку, и я стал учиться играть у нашего соседа, который играл в оркестре Одесского Оперного Театра. Мы также ходили в частную детскую группу, где наша воспитательница, которая называлась фрибеличкой, учила нас читать, писать и рисовать. Во время прогулок она нам рассказывала об окружающей природе: о Солнце, Луне, деревьях, траве и обо всём интересном, что было в нашей окрестности. Большую часть времени мы гуляли в очень красивом сквере возле Оперного Театра, который назывался на французский манер Пале-Рояль. У нас было счастливое детство, и ничто не предвещало несчастий, которые ожидали нас в скором будущем.

Я в возрасте 3-х лет. Одесса, 1937 год

Мой отец в начале 30-х годов

Моя мать в начале 50-годов

Глава 2. Начало Войны

Гитлер напал на Советский Союз ранним утром 22-го июня 1941 года. В 4 часа утра немецкие самолёты стали бомбить советские территории. Но в Одессе мы узнали о начале войны только в 12 часов дня, когда Юрий Левитан, известный советский диктор, который делал самые важные правительственные сообщения (От Советского Информбюро) на протяжении всей войны, объявил по радио о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Гитлер опередил Сталина, который готовился напасть на Германию в августе 1941 года. С первых дней войны стало очевидно, что Советская Армия терпит серьёзное поражение. Историки оценивают, что потери обороняющихся русских и нападающих немцев были в соотношении 15:1. Такое положение можно охарактеризовать как полное отсутствие Советской Армии. В Советской Армии в начале войны было очень много танков, пушек, самолётов, много больше, чем у противника. Была ещё 1000 генералов, но не было солдат – они после первых же выстрелов побросали своё оружие и униформу. В 1941 году Красная Армия теряла в 10 раз больше пленными и дезертирами, чем убитыми. За 10 лет сталинских репрессий люди стали ненавидеть Сталина и всю советскую власть и не хотели сражаться за них. Только зверства нацистов на оккупированных территориях изменили отношение советских людей к войне, и лишь в декабре 1941 года война стала Великой Отечественной.

Я чётко помню, как война началась для нас. Был чудесный солнечный день 22-го июня 1941 года, когда мы с мамой и братьями возвращались из кинотеатра. Мы все были в хорошем настроении и оживлённо обсуждали понравившийся нам фильм. Вдруг из радиотарелок, которые были установлены на осветительных столбах, мы услышали голос Юрия Левитана, объявившего о начале войны с гитлеровской Германией. Возле каждого столба стояла толпа людей, которые были очень взволнованы услышанным сообщением. Люди плакали и причитали: “Что с нами будет” и “Что мы должны теперь делать”. Все также говорили о предстоящей мобилизации.

Потом жизнь в Одессе продолжалась, как обычно. Немцы первый раз бомбили Одессу ровно через месяц после начала войны: 22-го июля 1941 года. Мы были в это время в сквере около Оперного Театра. Мы не могли сидеть дома и хотели быть среди людей. Вдруг немецкие бомбардировщики появились в небе над Одессой. Они летели так низко, что отчётливо были видны кресты на них. Они направлялись бомбить порт, где шла эвакуация промышленности и людей из Одессы. Когда бомбардировщики появились, зенитные орудия, установленные на крышах многих домов, стали стрелять по ним. От их стрельбы и падающих бомб весь город казался охваченным огнём. Мы видели, как одна неразорвавшаяся бомба упала в наш сквер, и от неё образовалась глубокая воронка.

На следующий день бомбардировка продолжалась. Немцы начали бомбить рано утром. В 4 часа утра одна бомба упала близко к нашему дому в Малый переулок 3. Бомба полностью уничтожила этот дом, но одна стена осталась. Люди, которые спали у себя на балконах, остались живы. Их потом снимали пожарники с помощью своих лестниц. В последующие дни немцы бесперебойно бомбили порт, и бомбы падали очень близко к нам. Одна бомба или мина снесла соседний дом по Ласточкина 15: от большого дома осталась одна серая пыль и смрад. Другая бомба разрушила гостиницу Ришелевскую на улице Ленина 2, за углом от нашего дома. Это была лучшая гостиница в городе с большим садом, одна тяжёлая чугунная калитка которого выходила в наш двор. Я до сих пор помню эту калитку, на которой я любил раскачиваться. Как-то, когда мне было 5 лет, я катался на этой калитке и она упала вместе со мной. Слава богу, я не пострадал, но я волновался, что меня будут ругать, и пытался поднять эту тяжелейшую калитку. Конечно, у меня ничего не получилось, но я заработал грыжу. Потом была операция, и я ещё долго выздоравливал.

Когда бомба упала на эту гостиницу, был уничтожен и весь сад вместе с калиткой. В один момент от гостиницы остались одни полыхающие развалины. Нам повезло – наш дом продолжал стоять, а два соседних здания были полностью уничтожены вместе с находящимися там людьми. Все последующие дни немцы продолжали лихорадочно бомбить порт. Наш дом гудел и ходил ходуном от близких падений бомб. В нашем доме даже не было бомбоубежища. Мы стояли во время бомбёжек в лестничном проходе: нам почему-то так сказали. Мои родители решили временно переселиться к нашим родственникам на Чкалова 83. Этот дом находился значительно дальше от порта, но бомбы падали и в этой части города. В этом доме, по крайней мере, было бомбоубежище, где мы проводили значительную часть времени. В один из таких дней, когда объявили, что бомбёжка закончилась, наша мама взяла нас троих братьев на улицу подышать воздухом. Вдруг мы почувствовали сильный порыв ветра, отчего мамина косынка слетела с её головы. Когда мы посмотрели вокруг, то увидели, что на месте соседнего 5-этажного здания стояла серая пыль. Нам потом сказали, что это здание было разрушено прямым попаданием мины. Дом, в котором мы находились, также был частично разрушен, и нам приказали срочно покинуть бомбоубежище под домом и ночью перейти в другое бомбоубежище. Мы вышли на улицу и увидели страшную картину: весь город был в огне. Горел знаменитый Привоз и много прилегающих домов. Нас направили в бомбоубежище на Чкалова 91.

Днём мы вернулись в квартиру наших родственников вместе с ними. Мой младший братик Владик вышел на балкон, на котором после бомбёжек не было ограждения. Мы стали его звать, чтобы он не поворачиваясь шёл обратно. С замиранием сердца мы следили, как он дошёл до края балкона, и, не поворачиваясь, спиной пошёл обратно. Ему тогда не было ещё 3-х лет. Мы продолжали находиться у нашей тети Сони весь август и половину сентября. В их районе бомбёжек было меньше, чем в нашем, возле порта. В некоторые дни родители, чтобы взять необходимые вещи. В нашем районе бомбили так интенсивно, что там появляться было очень рискованно. Было очень удивительно, что наш дом продолжал стоять, когда вокруг было всё больше разрушенных домов. Родители ходили в нашу квартиру по одному, чтобы хотя бы кто-то один остался живым с нами, тремя детьми. После возвращения они рассказывали, каких страхов натерпелись, идя под бомбами, и какие новые дома были разрушены. Нам казалось, что этому кошмару под бомбами не будет конца, и каждый прожитый день был чудом – мы выжили. Но люди, которые погибли под бомбами, были, быть может, более счастливыми, чем мы, которые пережили бомбёжки, чтобы пройти потом через все ужасы истребления евреев и жизни в гетто и концентрационных лагерях.

Мой отец был на военной службе в части, которая осуществляла внутреннюю защиту города. Как военнослужащий он смог получить 6 талонов для эвакуации семьи на пароходе вглубь страны. Достать талоны на пароход было очень сложно. Люди стояли в огромных очередях в надежде попасть на очередной пароход, и все пароходы уходили переполненными. Люди бежали из осаждённого города любыми путями: на поездах, на машинах и даже пешком, в надежде, что где-то их подберут отступающие советские части. Поэтому иметь талоны на пароход было большим счастьем, но моя семья этим не воспользовалась. На 6 талонов могли ехать моя мама, нас трое братьев, моя бабушка и кто-то из троих маминых сестёр. Но они никак не могли решить этот вопрос, и с каждым уходящим теплоходом мы теряли очередной шанс на эвакуацию. Немцы топили не только военные суда, но и пассажирские теплоходы. Так под бомбами затонул теплоход “Ленин”, на который у нас даже были билеты в обмен на талоны. Известие о том, что этот самый большой и, казалось, надёжный теплоход затонул, остановило нашу семью вообще от эвакуации морем. Не все люди с этого теплохода погибли. Мне встречались люди, мои ровесники, которые были спасены с этого теплохода другим следовавшим за ним теплоходом. Последний пассажирский теплоход отошёл из Одессы 16-го сентября 1941 года и благополучно достиг порта назначения. Наша семья упустила последний шанс на эвакуацию и осталась в Одессе в надежде, что город не будет сдан, как об этом постоянно заявляли по радио наши власти. Одесса действительно защищалась 73 дня, как ни один город в начале войны, и потом была названа первым Городом-героем.

16 октября 1941 года Одесса была оставлена Приморской Армией и Черноморским Флотом по стратегическим соображениям. На рассвете 16 октября последний военный корабль с войсками покинул Одессу курсом на Севастополь. Оккупанты не могли поверить, что Одесса больше не сопротивляется и боялись входить в город. Они вошли в город в ночь с 16 на 17 октября 1941 года. С этого момента все оставшиеся в Одессе евреи стали жертвами нацистских оккупантов.

Я думаю, что мои родители вряд ли знали о преследовании евреев нацистами в Германии и о Хрустальной Ночи там с 9-го на 10-е ноября 1938 года, что являлось прелюдией Холокоста. Может быть, они знали о том, что Германия напала на Польшу 1-го сентября 1939 года, что явилось началом Второй Мировой Войны, но, конечно, они ничего не знали о том, что немцы там стали немедленно преследовать евреев. О преследовании евреев в Советском Союзе никогда ничего не говорилось. Не было известно, что через 10 дней после оккупации Киева, 29 сентября в еврейский праздник Йом Кипур немцы уничтожили в Киеве 34 тысячи евреев в Бабьем Яре. Сталин и советское правительство конечно знали о Бабьем Яре, так как в Киеве, Одессе и Николаеве на случай оккупации этих городов были задействованы подпольные группы, которые должны были радировать в Москву обо всех происходящих событиях. После Бабьего Яра никакого предупреждения евреям Одессы не последовало.

Первое массовое уничтожение евреев уже в Одесской области произошло 1 августа 1941 года в городе Кодыма, где было убито более тысячи евреев. Конечно, никакой информации об этом одесские евреи не имели. Имей какую-нибудь информацию об уничтожении евреев нацистами, евреи Одессы старались бы убежать оттуда любыми путями. Была только информация, что во время Первой Мировой Войны немцы после оккупации Украины к евреям относились хорошо. По одним источникам в Одессе перед оккупацией было более 100 000 евреев, по другим более 200 000 евреев. Объясняется это тем, что в Одессе, кроме своих евреев, было очень много беженцев из Бессарабии, Буковины, Волыни и других мест. Они бежали со всех оккупированных румынами территорий, так как румыны по указанию своего диктатора Антонеску преследовали евреев не меньше, чем немцы. Гитлер отдал всю территорию между реками Днестр и Южный Буг румынам. Эта территория получила название Транснистрия с центром в оккупированной Одессе. По приказу Антонеску упомянутые еврейские беженцы должны были быть уничтожены в первую очередь, что и делали румынские солдаты и местные полицаи. Они уничтожали евреев в любом месте и без всякого повода, помимо планируемых массовых уничтожений евреев. Признано, что на территории Транснистрии было уничтожено 300 000 евреев, а на территории Одесской области – 120 000. Гибели такого количества людей способствовало сокрытие фактов о нацистской политике тотального уничтожения евреев со стороны командованию Одесского Оборонительного Округа, советского руководства и лично Сталина.

Оба – Сталин и Гитлер – были убеждёнными антисемитами. Конечно, у них были различные причины для антисемитизма. Гитлер начал ненавидеть евреев с юных лет за их способности в науке, искусстве, литературе, коммерческой деятельности и в других областях. Гитлер этими талантами не обладал и мог уничтожить превосходство евреев в перечисленных областях только путём их физического уничтожения. Но главной причиной гитлеровского антисемитизма была не только личная обида, но исторический антисемитизм, который давно существовал в Германии, и с помощью которого он сумел прийти к власти. Уже в 19-том веке в Германии было мощное движение, которое требовало полностью исключить евреев из экономики, конфисковать их собственность, а затем выгнать их вообще из Германии. Именно такие действия были предприняты против евреев, когда нацисты пришли к власти в Германии в 1933 году с последующим “окончательным решением” еврейского вопроса.

Румыния также проводила антисемитскую политику, особенно после прихода к власти диктатора Иона Антонеску в сентябре 1940 года. В 1940–1941 годах в Румынии были приняты антиеврейские законы с этническими чистками на всех уровнях с последующим массовым геноцидом евреев Бессарабии и Буковины, которых изгоняли оттуда и уничтожали во время их перемещения, особенно при переправе через реку Прут. Также преследовались евреи в самой Румынии. Так, с целью запугивания и ограбления богатых евреев, 21–23 января 1941 года в Бухаресте было убито 120 евреев, разграблено и сожжено 25 синагог и молитвенных домов, 616 еврейских магазинов, 547 жилых домов. Состоятельных евреев Бухареста арестовали по заранее подготовленному списку и вымогали от них золото и драгоценности. Кто откупился, остался жить, остальных вывезли в лес и расстреляли. Это было повторением Хрустальной ночи в Берлине в ноябре 1938 года. Геноцид евреев в Румынии стал государственной политикой. Антонеску выдвинул лозунг: “Каждый еврей должен быть расстрелян, что является патриотическим долгом граждан Румынии”[1]. Румыны продолжали уничтожать евреев после захвата советской территории в так называемой Транснистрии и впоследствии в оккупированной Одессе.