Текст книги "Эксплеты. Последняя сказка"

– Это я ее нарисовала, – с готовностью отозвалась Омарейл, в глубине души надеясь, что он сделает комплимент.

Однако Норт мягко рассмеялся, и она не знала, как реагировать на это.

– Вы нарисовали, – проговорил, наконец, он. – Очаровательно.

– Название тоже я придумала, – с вызовом заметила принцесса, сложив руки на груди.

Это вызвало новый приступ смеха. Смеха, откровенно говоря, странного, искривившего черты лица в гримасе боли. Будто он смеялся над собственной сломанной рукой.

– Что ж, Мирра, думаю, мы поговорим об этом позже. А пока, – он взглянул на госпожу Тулони, – я пришел, чтобы уточнить…

Его взгляд застыл на тарелке с выпечкой. Омарейл, конечно, предположила, что Норт не пообедал, но смотреть со слезами на два подсохших яблочных пирожка – это было не совсем в его духе. В ее – быть может, но не в его. Убедившись, что ей не показалось – в глазах Даррита действительно заблестели слезы, – она предложила:

– Может, пойдем пообедаем? Я так долго рисовала вывеску, что совсем забыла поесть.

Он молчал.

– Тут есть хорошее заведение неподалеку.

Наконец Даррит кивнул.

– До свидания, Фрая, – выдавил он и вышел на улицу.

С колотящимся сердцем и на негнущихся ногах Омарейл вышла следом. Она с трудом дождалась, пока они прошли вверх по улице и свернули за угол.

– Это старая Фрая?! – воскликнула Омарейл, стоило им скрыться за домом.

– Что вы там делали? – в это же время набросился Даррит, они заговорили практически одновременно.

Она объяснила, что действительно лишь работала в лавке и даже не догадывалась, кем была хозяйка, а затем спросила:

– А что за история с покупкой дома? Зачем нам ее дом?

Норт отвел взгляд в сторону:

– Это не связано с вами. Это мои личные дела.

– У тебя нет денег, – напомнила принцесса.

Даррит раздраженно выдохнул, но все же ответил:

– Я не собираюсь ничего покупать, довольны?

– О-о-о, – понимающе протянула она, а затем коснулась его локтя, – ты просто хотел найти повод поговорить с ней?

Фрая, воспитавшая Даррита как сына, в этом времени еще была жива, и у Норта появилась возможность встретиться с нею вновь. Сердце Омарейл болезненно сжалось. Ей хотелось обнять его, но, боясь холодной, бесстрастной реакции, она прервала долгую паузу вопросом:

– И что мы теперь будем делать?

Даррит взглянул ей в глаза. Чуть помолчал.

– Пойдемте пообедаем.

Глава 4
Истинное пророчество

Старая Фрая зарабатывала на жизнь тем, что продавала в Луми-лавке коврики, созданные ею на ручном ткацком станке. Сколько Даррит себя помнил, она целыми днями трудилась в магазинчике. Ребенком он постоянно бывал там, а став постарше, подрабатывал, получая первые карманные деньги.

Фрая никогда не рассказывала ему, откуда взялось название лавки. Не упоминала историю вывески, которую время от времени подкрашивала.

– Невероятно, – выдохнула Омарейл, дослушав рассказ Норта.

Они обедали в небольшом ресторанчике на углу улицы Благочестия и Кузнечного переулка. За окном, обрамленным тонкими белыми занавесками, проезжали запряженные лошадьми экипажи и телеги, проходили пешеходы. Внутри кафе официанты в плотных белых фартуках разносили имбирный чай и облепиховый морс. За соседними столиками негромко разговаривали дамы в платьях с воланами, угощались изысканными блюдами господа в строгих сюртуках, чинно и мерно попивали вишневый бренди почтенные пожилые женщины с высокими прическами, курили трубки и обсуждали важные дела седовласые мужчины. Жизнь вокруг неспешно шла своим чередом, но мир Омарейл сузился до размеров их столика с белой скатертью. Все ее внимание было сосредоточено на Даррите.

– Выходит, что Фрая узнает, кто мы такие, – задумчиво произнесла Омарейл после небольшой паузы, – как иначе объяснить, что она все детство читала тебе эту книгу? Получается, что она готовила тебя ко всему, что сейчас происходит.

Он кивнул, соглашаясь.

– Возможно, она ее и написала! – продолжила она.

– Это, пожалуй, маловероятно, хотя и у меня была подобная мысль. Фрая никогда не демонстрировала писательского дара, а язык в книжке весьма живой, образный.

Омарейл наколола на вилку печеный картофель, но так и не донесла кусочек до рта, задумчиво замерев.

– Столько мыслей в голове… Как она узнает? Стоит ли рассказать ей все прямо завтра? Почему тебя оставили ей? Почему она не открыла тебе правду – пока была жива, я имею в виду.

– Насчет последнего у меня есть теория… Дело в том, что я был трудным подростком. Постоянно спорил с ней, пытался что-то доказать, а едва мне исполнилось восемнадцать, ушел из дома.

Изумленно распахнув глаза, принцесса опустила вилку на тарелку.

– Ушел из дома? – повторила она.

– Да, отправился в Агру: зарабатывать деньги и развлекаться.

Это прозвучало почти буднично, но по сжатой челюсти Даррита Омарейл поняла: слова давались ему не так легко, как он хотел бы показать.

– Так вот где ты взял все свои сбережения? Ты играл в Агре в покер? Полагаю, та сумма, о которой мне известно, – лишь жалкие остатки?

– В какой-то степени.

– То есть ты сбежал из дома, начал бесконтрольно использовать дар для достижения корыстных целей, заработал кучу денег – и ни разу мне об этом не рассказал?

Даррит сложил руки на груди.

– К слову не пришлось, – буркнул он, отвернувшись к окну.

– К слову не пришлось? Это было бы кстати в любой момент твоих нравоучений!

– Я уверен, что упоминал раз или два… в общих чертах… – Он взглянул принцессе в глаза: – Это, в общем-то, неважно. Да, я на собственном опыте выяснил, что бездумное использование дара эксплета – путь морального разложения и деградации. Вам так необходимо подтверждение? Не готовы просто поверить? Что ж, получите. Фрая всегда говорила, что хочет для меня одного: чтобы я стал приличным человеком. Оставив ее, я настолько погряз в мире пустых развлечений и бесконечных удовольствий, что напрочь забыл о ней, о своем доме, о том, что был обязан жизнью. Меня не было год. Время от времени, пересчитывая заработанные деньги, я представлял, как явлюсь к ней с мешком золота и докажу, что был прав. Куплю ей новый дом. Выкуплю лавку, чтобы не нужно было платить аренду. Или вообще сделаю так, чтобы ей не нужно было больше работать. Но вы должны понимать, мною двигала не любовь, а желание доказать собственную правоту. Я чувствовал себя властелином мира. А потом однажды встретил соседа, который жил на Северной улице за два дома от нас. Он сообщил, что Фрая очень больна. В тот же день я бросил все, что было у меня в Агре, и помчался в Астрар.

– Ох, – выдохнула Омарейл, догадываясь, каким будет финал у этой истории.

– Фрая была совсем плоха, с трудом узнала меня. Ее мучила боль, почти постоянно. За ней ухаживали соседи.

Даррит вновь отвернулся. С минуту он рассматривал прохожих на улице. Омарейл не смела его торопить.

– Я узнал, что ей могло помочь дорогостоящее лечение. Как вы понимаете, все мысли о том, чтобы похваляться своим богатством, оставили меня. Я нашел врачей, оплатил их работу, лекарства. Но все, чего они смогли добиться, – это облегчить ее последние дни.

Он начал постукивать вилкой по столу.

– Я прошу прощения, господа, – раздался мужской голос рядом с ними, отчего оба чуть вздрогнули. – Десерт придется немного подождать. Я сожалею. Мне действительно очень, очень жаль. – Официант судорожно сжал в руках пустой поднос.

Его губы искривились, между бровей залегла глубокая морщина.

– Простите. Простите, я ничего не могу сделать…

Когда стало казаться, что молодой мужчина готов упасть на колени в раскаянии, Омарейл поняла, в чем дело. Она положила руку на его локоть, привлекая внимание, взглянула в глаза:

– Все в порядке, не переживайте. Мы никуда не спешим. – Она, как могла, мысленно утешала его, внушая спокойствие. – Мы подождем.

Принцесса чувствовала, что официант чуть расслабился, его лицо разгладилось.

Когда он ушел, она взглянула на Даррита. Тот горько усмехнулся.

– Я потерял контроль, – тихо проговорил он, – думаю, стоит закончить эту беседу.

– Нет, постой. То, что ты говоришь, очень важно для меня. Я хочу знать, что делает тебе больно, чтобы помочь.

Он взглянул ей в глаза:

– Мне не нужна помощь. И жалеть меня не нужно. Я не жертва в этой ситуации, а виновник. Когда все закончилось, я решил забыть то, что было в Агре. Оставшиеся деньги положил в банк, но тратить их не собирался. Встал на путь «приличного человека», поступил в университет, стал учителем. Добропорядочный гражданин своего государства.

– Ты стал учителем из чувства вины? Неудивительно, что тебе не нравится твоя работа.

– Опять вы за старое…

– И теперь я понимаю, почему ты так жаждешь внимания Фраи. Не просто потому, что скучал. Ты надеешься исправить свою ошибку.

Даррит задумчиво потер подбородок:

– То, что я предпочел бы исправить, еще не произошло…

Омарейл понимающе кивнула. Они оба оказались во времени, когда даже не родились, и не могли ничего изменить в своей жизни.

– И вы неправы, у меня не было определенного плана насчет Фраи, я просто не мог ее не увидеть. Мне хочется проводить с ней все время, потому что знаю, что отпущено нам совсем немного.

Осторожно тронув его руку и заставив взглянуть на нее, Омарейл мягко улыбнулась:

– Тогда очень кстати, что я устроилась работать в ее лавку. У тебя есть отличный повод приходить и быть с ней.

Легкая улыбка тронула и его губы. Когда он произнес почти беззвучное «спасибо», ее сердце наполнилось нежностью.

Долгий взгляд глаза в глаза прервал официант, принесший десерты.

– Ты собираешься сказать Фрае, кто ты? – спросила принцесса, придвинув к себе кусок шоколадного пирога.

– Думаю, сначала нам нужно познакомиться поближе, – отозвался Норт, разламывая ложкой творожную запеканку. – Не уверен, что она поверит мне, если я расскажу правду.

– Ну да, – согласилась Омарейл, – если бы маленький ты уже жил с ней, было бы легче убедить в нашей истории. А так все это звучит слишком фантастично.

Затем она рассказала о том, что Мраморный человек заходил к Фрае незадолго до самого Норта.

– Разумеется, мне было известно об их приятельских отношениях, – кивнул Норт. – Всю жизнь я только и слышал: «Мраморный человек знает все» и «Мраморный человек объяснил бы тебе, что к чему». Помню, они переписывались, но мне не приходило на ум спросить, почему никогда не встречались лично. Я считал, что дело в большом расстоянии, и это казалось логичным объяснением.

– На самом деле что-то произошло, – тут же ответила принцесса. – Он выглядел по-другому, Норт. Был обычным. Не умел читать эксплетов и нормально чувствовал себя среди людей.

Даррит хмыкнул:

– Что ж… как сказал сам Мраморный человек: всему свое время.

В тот момент Омарейл особенно остро осознала иронию слов Эддариона. Всему действительно было свое время. И что-то ей подсказывало: Мраморный человек из их времени знал о предстоящем им путешествии сквозь года.

После обеда Даррит зашел в лавку, но, не найдя уважительной причины провести там остаток дня, спустя час ушел и вернулся к вечеру, чтобы проводить Омарейл до дома. Они избрали новый маршрут, чтобы проверить, не растут ли там подходящие деревья. По пути же обсуждали предсказание, которое намеревались сделать. Войдя в квартиру, оба ненадолго прервались. Там чарующе пахло чем-то пряным: Лодья был на кухне и готовил ужин.

– Алтея, моя помощница, настояла, чтобы я ушел пораньше, – пояснил он через плечо. – Она считает, что я выгляжу уставшим и мне следует взять выходной, но я отлично себя чувствую! Согласился закончить рабочий день только потому, что она так взволнована моим здоровьем.

Насвистывая, он стал помешивать овощи на большой сковороде. Омарейл и Даррит переглянулись и, приняв предложение хозяина квартиры сесть и подождать ужина, устроились за столом. Принцесса взяла бумагу и стальное перо с чернилами, но в течение ближайшего получаса все, что появилось на листе, – пара клякс, натюрморт и лошадь.

Они с Дарритом сошлись во мнении, что послание должно быть обезличенным, написанным от лица некоего таинственного персонажа. Но подходящие строчки никак не шли на ум.

– Может, просто так и напишем: слова Совы – неправда: если принцесса выйдет из башни, никакой гражданской войны не будет, – предложила Омарейл, устав выдумывать текст.

Затем, диктуя себе по слогам, записала:

– Ка-а-ак… вы-ы-ы… мог-ли-и… ку-пить-ся… на… та-а-ко-о-е-е?..

– Откуда вы знаете, – спросил Лодья, расставляя перед гостями тарелки с запеченной в травах курицей и овощами в качестве гарнира, – что пророчество ложное?

– Проверили опытным путем, – проворчала Омарейл, разглядывая свои записи.

Увидев возмущенный взгляд Даррита, она раздраженно дернула плечом:

– Он все равно скоро узнает, как и все королевство.

– Он вернется в свое время, в котором я еще даже не работаю в школе, – негромко напомнил Даррит, словно надеялся, что Лодья их не услышит.

На это она чуть раздраженно вздохнула. В голове царила путаница, что когда было и будет. В конечном счете Лодья ведь сам сказал – ничего нельзя изменить. Так чего бояться?

– Минуточку, – Лодья тем временем тоже сел за стол, – принцесса вышла из башни? А это интересно… но недостаточно, чтобы говорить о мошенничестве. Сколько для вас прошло времени с тех пор, как она вышла?

– Можете поверить, – убежденно заявила Омарейл, – пророчество само по себе – лишь уловка. Но сбыться оно может, если люди это допустят. Развязать войну не так-то сложно. Поддерживать мир куда трудней.

– Как скажете… – задумчиво ответил Лодья, и принцесса практически увидела, как он мысленно положил эту информацию на полочку у себя в голове. Куда-то недалеко, чтобы можно было в любой момент получить доступ. – Но от стихотворной формы я бы на вашем месте отказался, – продолжил он, вспоминая их недавние эксперименты. – Для поэзии у вас не хватает, знаете ли, умения подбирать точное слово. Чтобы сразу в сердце. Остановитесь на прозе. Я, как писатель, могу сказать: чувство стиля у вас есть.

– Вы еще и книжки пишете? – с уважением протянула Омарейл.

– Я – дитя многих талантов. А когда путешествуешь в разные эпохи, наблюдая, как рождаются империи и низвергаются короли, невозможно молчать об этом. Может быть, однажды я все же напишу книгу, где расскажу обо всем. Хоть в виде сказок, но поделюсь тем, что видел.

Даррит хмыкнул. Оценивающе взглянул на Лодью и ответил:

– Да. Может быть, однажды напишете.

Поужинав, Лодья оставил Путешественникам мешочек с со́лями – Омарейл тут же захотела поскорее получить жалованье в лавке, чтобы не быть обузой. Но зато сейчас она могла купить себе новую одежду, что было бы кстати: постоянно стирать ей порядком надоело.

Затем Лодья ушел к себе, а вот Омарейл с Дарритом закончили лишь спустя два часа и две чашки чая. Претерпев многочисленные изменения, получилось следующее послание:

«Я, видя грядущее, предрекаю: пророчество о наследнице престола, что сделают в день ее рождения, будет ложным. Женщина с птичьим именем, поддавшись жажде власти и своим меркантильным интересам, сделает предсказание, но в нем не будет ни единой строчки правды. Войны не будет. Даруйте принцессе свободу, и на Ордор снизойдет благодать».

– По-моему, получилось достаточно пафосно, – прокомментировала Омарейл, пробежавшись взглядом по тексту. – И знаешь, Норт, не могу не отметить талант Совы. Судя по тому, что мне рассказывали, она состряпала свое предсказание за какие-то минуты, пока якобы была в обмороке. Мы с тобой бьемся над текстом целый вечер, а она просчитала все и решила судьбу королевства меньше чем за полчаса.

– О Совалии Дольвейн можно сказать многое, но глупой ее точно не назовешь, – согласился Даррит. – Однако я думаю, что она не раз пожалела о своем решении. Гораздо проще было бы вас убить. Отравить каким-нибудь ядом и списать на болезнь.

Принцесса подняла на него мятежный взгляд.

– Но когда все произошло, было уже поздно идти на попятную, – продолжил он спокойно. – Можно даже сказать, предсказанием она невольно защитила вас от себя же.

– Я просто родилась под счастливой звездой, – проворчала Омарейл.

Но мысленно согласилась: Сова должна была действовать под влиянием эмоций, чтобы решиться на свое предсказание.

Единственное, что волновало Омарейл в их с Дарритом пророчестве: достаточно ли ясно оно давало понять, что Совалия Дольвейн – злодейка, заслуживающая быть отправленной в тюрьму в Успад или вообще высланной из Ордора?

– Завтра посмотрю в соседних лавках хорошую металлическую шкатулку, – заявила Омарейл, в сотый раз перечитывая текст.

То, что они наконец написали «истинное» пророчество, немного подбодрило принцессу: дело сдвинулось с мертвой точки. В запасе еще было несколько дней, а им только и оставалось найти место, где спрятать послание. Поэтому-то заснуть Омарейл мешали совсем другие мысли, которыми она поспешила поделиться с Нортом утром.

– Если предположить, что Фрая знала обо всем, почему она не сказала тебе напрямую? Не предупредила? Не открыла правду?

Даррит пожал плечами, намазывая масло на уже остывшую гренку – Лодья приготовил завтрак еще час назад и уже убежал в свою лавку.

– Полагаю, у нее были причины. Вообще, как показывает наш с вами опыт, предсказание будущего еще никому не приносило счастья.

– Но она могла хотя бы намекнуть!

– Не думаю, что хотел бы знать обо всем, что меня ждет.

– Понимаю. – Омарейл кивнула. – Но почему бы не предупредить тебя, чтобы ты не уезжал в Агру?

– Вы считаете, я собираюсь рассказать Фрае, когда и как она умрет? За кого вы меня принимаете?

Омарейл задумалась. Хотела бы она знать, сколько дней, месяцев или лет ей осталось жить? Мысль об этом откликнулась нервным спазмом в животе: вряд ли.

– К тому же могу вас уверить, я бы не послушал ее, – добавил Даррит, чуть подумав. – Решил бы, что она обманом пытается заставить меня остаться. В тот момент я не слушал никого. Я хотел управлять, подчинять своей воле, брать от жизни все, что, считал, мне полагается, а не слушать постоянные нравоучительные речи о том, что должен контролировать силу.

Принцесса подумала, что была рада выбору, который сделал Норт. Она сожалела о болезни Фраи, но, сложись все иначе, перед ней мог сидеть совсем другой Норт Даррит. И вряд ли они бы поладили.

* * *

– Хотите скажу, что вы будете представлять, глядя на этот коврик? Не две полосы цвета охры и бирюзы, нет… Вы будете видеть песчаный пляж с мелким, мягким теплым песком и полосу спокойного моря в безмятежный солнечный день. Будете представлять себя где-нибудь в Клоустене, в одной из затерянных бухт. Словно вы заходите в едва прохладную воду, сквозь закрытые веки солнце видится пляшущими красными пятнами, а если чуть приоткрыть глаза, то сквозь ресницы можно будет увидеть блики на волнах. Соленый воздух, смешанный с запахом водорослей, рыбы и раскаленного камня, наполнит ваш нос. Вы ощутите прилив энергии.

Омарейл говорила все это, глядя посетительнице в глаза. Эмоции она передавала осторожно – лишь слегка помогала настроиться на нужный лад, ощутить тихую радость и упоение.

Фрая многозначительно прочистила горло, но принцесса сделала вид, что не услышала.

– «Майский бриз» у нас самый популярный, было четыре – остался один, – заметила Омарейл и впихнула коврик даме в руки. – Ох, ощутите, какой мягкий, правда? Как тот самый песок. Мелкий-мелкий, можно представить, как утопает в нем нога…

Когда женщина ушла, сжимая в руках мешочек с «Майским бризом», госпожа Тулони с укором взглянула на свою помощницу.

– Ничего такого в этом нет, я не навязывала ей желание купить! Зато теперь, глядя на коврик, она и правда будет испытывать эти эмоции. Не беспокойтесь, я контролирую себя и не позволяю лишнего, – закатила глаза Омарейл.

Госпожа Тулони укоризненно покачала головой, и принцесса живо представила подростка Норта, который точно так же отмахивался от замечаний. Возможно, раздраженно вздыхал или запальчиво обвинял Фраю в излишней осторожности и чрезмерной опеке.

В обед Омарейл отправилась прогуляться по улочкам, паутиной расходящимся от Театральной площади, чтобы найти хорошую металлическую шкатулку. Фрая посоветовала заглянуть в лавку старьевщика через два квартала.

– Это волшебная шкатулка для драгоценностей из бронзы. Посмотрите, как искусно выполнен кабошон. Да, вещь недешевая, но этот адуляр, или, как его еще называют, «лунный камень», невероятно редкий! У вещицы потрясающая история. Юноша подарил ее своей возлюбленной, сказав, что, глядя на сей камень, она будет думать о луне, которую и он будет видеть со своего корабля. После чего юноша ушел в плавание на долгие восемь месяцев. Вернувшись, он узнал, что девушка умерла от болезни. В шкатулке он обнаружил послание: «Глядя на камень, думай о луне, на которой теперь я».

Продавец поведал историю с торжественно-скорбными интонациями, привлекая внимание не только Омарейл, но и других посетителей. Однако принцесса не чувствовала, чтобы рассказчик испытывал хоть какие-то эмоции, кроме упоения собственной изобретательностью и желания продать.

Она присмотрелась к гладкому округлому камню, украшающему шкатулку, и удивленно подняла брови:

– Это не камни. Это стекло.

Вот и увлечение геммологией в десятилетнем возрасте не прошло даром. Сколько камней – драгоценных и не очень – ей тогда дарили! Коллекция занимала стеллаж во всю стену. Сейчас было немного грустно вспоминать, что вся она отправилась в Рейнфло во время очередного срыва принцессы.

– Что вы говорите, какое стекло!

Омарейл почувствовала волны раздражения, исходящие от мужчины за прилавком. Ввязываться в скандал ей не хотелось, поэтому она просто пожала плечами и вышла на улицу.

Добротная металлическая шкатулка обнаружилась в магазине с писчей бумагой, перьями и конвертами. Скромно декорированная коробочка для писем плотно закрывалась, казалась достаточно жесткой, а внутри была проложена бархатом, что, по мнению Омарейл, должно было дополнительно защитить спрятанное послание.

Когда принцесса вернулась в Луми-лавку, то обнаружила там Даррита. Он внимательно слушал рассказ госпожи Тулони об одном из ковриков. Омарейл похвасталась новой покупкой, однако Норт отреагировал довольно сдержанно. Когда же она уточнила, что тот делает в лавке, он ответил:

– Мне необходимо обсудить с госпожой Тулони вопрос покупки дома. Я готов предложить новую цену…

Женщина убрала с лица рыжую прядь и упрямо произнесла:

– Я не собираюсь его продавать!

– В таком случае как насчет того, чтобы, как только я освобожусь, пойти поискать дерево? – многозначительно произнесла принцесса.

Даррит кивнул. Затем ткнул пальцем в первый попавшийся коврик и спросил у Фраи:

– А у этого такое название интересное: «Камни равновесия». Что это значит?

Омарейл закатила глаза, в то время как госпожа Тулони с энтузиазмом ответила:

– Камни равновесия – специально отобранная плоская галька, из которой складывают башню. Для этого нужно сосредоточиться, что, в свою очередь, помогает отвлечься от ненужных мыслей. В коврике я использовала разные оттенки серого, чтобы точнее передать текстуру, и, видишь, полосы идут как будто камень на камне.

– Раз уж ты здесь, Норт, – снова вмешалась Омарейл, усаживаясь за прилавок, – скажи-ка, по твоему опыту, как привлечь покупателей?

Он потер подбородок.

– Хм… никогда не приходилось сталкиваться с такой задачей, – задумчиво произнес он. – Быть может, стоит дать рекламу в газете.

– Я думала об этом, но просто рекламы мало. Луми-коврики – это не то, что нужно каждой хозяйке. Это эмоции и красота, такое не показать через четыре строчки. Вот интересная статья – это другое дело! Пресса, как мы с тобой уже знаем, может быть мощным инструментом, но надо уметь им пользоваться.

– Но что сенсационного в ковриках из шерсти? – вздохнула госпожа Тулони.

– Нужно сделать из них событие… – задумчиво произнесла Омарейл. – Нужно, так сказать, выйти на улицу. Точно! Нужно выйти на улицу! Где ваш станок?

Схватив небольшую деревянную раму на подставке, принцесса вытащила ее на тротуар перед лавкой. Велев Дарриту вынести туда же стул, она сунула госпоже Тулони несколько мотков шерсти и вытолкала ее наружу.

– Тките!

Пару мгновений Фрая недоуменно смотрела на свою помощницу, а потом просто села и стала натягивать тонкие нити, готовя основание для будущего изделия.

За последующий час к госпоже Тулони подошло не меньше двух дюжин человек. Одни задавали вопросы, другие просто молча наблюдали за процессом. Кое-кто после беседы с мастерицей заходил в лавку, и там уж Омарейл не отпускала их без покупок. С одним господином она так увлеклась воспеванием ковриков, невольно передавая восторг и любовь, что Дарриту пришлось вмешаться, замаскировав кашлем слово «Эксплетарий».

– Не понимаю, что такого, я же никому не приношу вреда, – ворчала она после.

– Это неэтично.

– По-че-му? Вот если, например, у человека есть музыкальный дар. Он решит давать концерты и зарабатывать так деньги. Это ведь будет нормально. А почему пользоваться нашим даром – нет?

Даррит молчал.

– У тебя нет ответа, да? – спросила Омарейл.

– Я лишь стараюсь не слушать ваши искушающие речи, – отозвался он.

– Тебе нужно побеседовать с Эддарионом, – заметила госпожа Тулони, только вошедшая в лавку и услышавшая часть разговора. – Он-то сумеет объяснить, что хорошо, а что плохо.

Принцесса немного помолчала.

– С Совалией Дольвейн ему совладать не удалось, не так ли?

Госпожа Тулони вздохнула, как и в прошлый раз при упоминании Совы.

– Совалия слишком долго управляла всеми вокруг. Власть для нее – что воздух. Но я чувствую, что он и с ней на верном пути. Например, я точно знаю, что она прислушалась к Эддариону и старается меньше применять дар к сыновьям.

На вопрос Омарейл «почему?» пояснила:

– Потому что она любит их и хочет вырастить личностями, а не «удобными людьми».

Принцесса была вынуждена признать, что это в целом сработало.

Покинув лавку в конце рабочего дня, Омарейл и Даррит отправились на поиски подходящего дерева. В этот раз они тщательно обследовали все улочки, что лежали недалеко от площади Храма Света. И наконец удача оказалась на их стороне: небольшой зеленый уголок был разбит у кирпичной стены, отделяющей здание почты от безлюдного переулка. Деревья казались достаточно дикими, чтобы предположить, что за ними никто не ухаживал. Даррит подошел к тому, которое было дальше всего от дороги и ближе всего к стене. Он не без труда влез на него и затем примотал проволокой шкатулку с предсказанием на ветвь примерно в паре метров от земли.

Когда Норт спустился, они с Омарейл встали на дороге, одинаково сложив руки на груди, и застыли, глядя на дерево. Шкатулки видно не было, но…

– У тебя нет ощущения, что это как-то ненадежно? – выразила наконец сомнения Омарейл.

По тому, как быстро Даррит согласился, она поняла, что он думал о том же.

– Трудно поверить, что шкатулка может пробыть там почти тридцать лет, да? – произнесла она, чуть склонив голову набок.

– Да…

Потоптавшись вокруг этого оазиса в городской каменной пустыне и обсудив ситуацию, они решили спрятать не одно, а несколько посланий в разных местах Астрара.