Текст книги "Культурология: Дайджест №4 / 2009"

«Три грации считались в древнем мире…»: Эпитафия – мадригал – эпиграмма

Константин Душенко

Аннотация: Эпиграмма «Три грации…», приписываемая Лермонтову, возникла после ряда переработок латинской эпитафии «Tres fuerant Charites».

Ключевые слова: Авсоний, Лермонтов, мадригал, В.П. Петров, эпиграмма, эпитафия.

Annotation: The epigram «Three Graces» which is scribed to Lermontov came into existence after a number of remakings of the Latin epitaph «Tres fluerant Charites».

Key words: Ausonius, Lermontov, the epigram, Latin epitaph, madrigal, V.P. Petrov.

Владимир Солоухин в одном из своих эссе заметил: «В отличие от Лермонтова с его юношеской саркастичностью и позой Пушкин был добр и весел с самого начала, с самых ранних стихотворений. Возьмем одну из эпиграмм Лермонтова, написанную в альбом женщине: “Три грации имелись в древнем мире. Родились вы – всё три, а не четыре”. Пушкин никогда бы женщину такой эпиграммой обидеть не смог. <…> Вероятно, он написал бы в подобном случае: “Родились вы – и стало их четыре”» (10, с. 174).

Однако предложенное Солоухиным завершение эпиграммы появилось до Пушкина и в его время уже считалось банальностью.

Эпиграмма, неточно процитированная выше, приведена в «Записках» Екатерины Сушковой, опубликованных в 1870 г. Лето 1830 г. 16-летний Лермонтов проводил в деревне среди своих многочисленных кузин. «Была тут одна барышня, соседка Лермонтова по Чембарской деревне, и упрашивала его <…> написать ей хоть строчку правды для ее альбома. <…> Он начал:

“Три грации…”

Барышня смотрела через плечо на рождающиеся слова и воскликнула: “Михаил Юрьевич, без комплиментов, я правды хочу”.

– Не тревожьтесь, будет правда, – отвечал он, и продолжал:

 
“Три грации считались в древнем мире,
Родились вы… всё три, а не четыре!”» (5, с. 95).
 

Позднее, однако, было обнаружено, что та же история приведена в московском периодическом издании «Листок» от 24 февраля 1831 г., но здесь эпиграмма приписана «молодому человеку Николаю Максимовичу» (4, с. 523). Поэтому ныне она помещается не в основном корпусе сочинений Лермонтова, а в разделе «Dubia» (3, с. 224). Между прочим, среди «экспромтов» юного Лермонтова Сушкова приводит еще и такой: «Вокруг покойного чела / Ты косу дважды обвила; / Твои пленительные очи / Яснее дня, чернее ночи». Это четверостишие, адресованное, если верить Сушковой, ей самой, взято целиком из «Бахчисарайского фонтана» Пушкина, с заменой «лилейного» на «покойного». Вполне возможно, что точно так же Лермонтов поступил с эпиграммой «Три грации…», даже если вся эта история не сочинена мемуаристкой.

Обиженная Лермонтовым барышня предполагала увидеть совсем другую концовку – комплиментарную и уже хорошо ей известную. Такая концовка содержалось в альбоме девицы А. Лукиной (велся с 1821 по 1837 г.):

 
«Три Грации досель считались в мире,
Но как родились вы, то стало их четыре» (2, с. 42).
 

Этот альбомный мадригал, как установил еще в 1917 г. Б.В. Нейман66
  Борис Владимирович Нейман (1888–1969), профессор Московского ун-та. Между прочим, именно он еще до Андроникова разгадал «загадку Н.Ф.И.» – Натальи Федоровны Ивановой.


[Закрыть], представляет собой переработку заключительного двустишия одного из стихотворений Василия Петрова (1736–1799), придворного поэта Екатерины II (7, с. 70–71). Стихотворение озаглавлено «К Ъ…» и адресовано неизвестной актрисе; поскольку с конца XIX в. оно не перепечатывалось, приведем его целиком:

 
Девиц избранный хор, Всегда мужей пленяет взор;
Ты, выступя в театр, даров твоих со блеском
Всех нудишь чтить тебя сердец и дланей плеском;
Во лике дев видна, Как промеж звезд луна.
Суровый бог гремящей брани,
Услыша глас твоей гортани,
Пустил бы грозный меч из рук;
Забыл бы в век оружий звук.
Три только Грации во всем считались мире:
Когда родилась Ты; вдруг стало их четыре (9, с. 446 (1-я паг.)).
 

Заключительное двустишие кажется «довеском» к основной части стихотворения – вероятно, потому, что само оно представляет собой переработку латинского двустишия.

В.П. Петров по образованию был филологом-классиком: он окончил Славяно-греко-латинскую академию, затем преподавал в ней риторику, а среди его переводов центральное место занимает полный перевод «Энеиды» Вергилия. Двустишие, послужившее ему источником, носит название «Об умершей девушке» и до XIX в. включительно печаталось среди сочинений римского поэта и ритора Авсония (ок. 310 – ок. 395):

 
Tres fuerant Charites, sed, dum mea Lesbia vixit,
quattuor. At periit: tres numerantur item (12, с. 425).
Харит было три, но когда родилась моя Лесбия,
стало] четыре. Она умерла, и снова [их] насчитывается три.
 

В переводе Ю.Ф. Шульца:

 
Были три Хариты; при Лесбии стало четыре.
Лесбии нет, – и теперь снова их в мире лишь три (1, с. 220).
 

Авсоний из Бурдигалы в Галлии (нынешнее Бордо) был признанным мастером жанра эпитафии, а кроме того, считался во Франции первым «французским» поэтом. Эпиграмма (в первоначальном, античном смысле этого термина) «Об умершей девушке» печаталась во всех изданиях его сочинений, а также в популярных антологиях и пособиях по латыни и латинской литературе. В XVII–XVIII в. неоднократно печатались также ее переводы на немецкий и французский языки, обычно вместе с латинским оригиналом. Немецкий перевод принадлежал Симону Даху (Simon Dach, 1605–1669). По смыслу он весьма точен, но выполнен – как и двустишие Петрова – 6-стопным рифмованным ямбом (14, с. 510).

«Четвертую Хариту сих времен» («vierte Charis dieser Zeit») воспевал старший современник Даха, основатель немецкого силлаботонического стихосложения Мартин Опиц (1597–1639) в своей «Утешительной песне» («Trost-Lied») (20, с. 32). Это выражение у него восходит, по-видимому, к той же эпиграмме (18, с. 61).

Во Франции – во всех трех известных мне переводах XVIII в. – греческие «хариты» были заменены римскими «грациями» (11, с. 44; 19, с. 123; 21, с. 107).

В Западной Европе двустишие «Об умершей девушке» воспроизводилось целиком. В русской переделке печальный конец был отброшен, а упоминание об адресате в третьем лице заменено обращением во втором лице (вы). Тем самым латинская эпитафия превратилась в русский мадригал, в 1820-е годы переделанный в сатирическую эпиграмму. Ее концовка («три, а не четыре») неожиданно перекликается с концовкой латинского двустишия («снова их в мире лишь три»), которую Петров в своей переделке отбросил.

В XX в. авторство многих эпиграмм, приписываемых Авсонию, было поставлено под сомнение; предполагалось даже, что они были сочинены (т.е. сфальсифицированы) гуманистами XV в. Еще сравнительно недавно один из немецких исследователей писал: «Эпиграмма [“Об умершей девушке”] приписывается Авсонию, но ее неантичный ход мысли [der unantike Gedanke] свидетельствует о том, что она появилась в Новое время» (22, с. 335).

Однако в 1950 г. в Ватиканской библиотеке был обнаружен сборник эпиграмм на латинском языке, первоначально хранившийся в библиотеке монастыря Боббио близ Пьяченцы (именно этот монастырь изображен в романе Умберто Эко «Имя Розы»). В 1955 г. сборник был опубликован под названием «Epigrammata Bobiensia» («Эпиграммы из Боббио»). Сборник, по-видимому, был известен с XV в.: 27 эпиграмм из него были опубликованы гуманистами, по большей части в составе сочинений Авсония (15).

Анонимная эпиграмма «Об умершей девушке» помещена в «Epigrammata Bobiensia» под номером 33 (16, с. 86). Написана она не позднее начала V в. (время составления сборника) и, как и весь сборник, вышла, по-видимому, из круга римского сенатора и писателя Симмаха, младшего современника Авсония (13, с. 212).

Ее ближайшая параллель – поздняя греческая эпиграмма, приписанная Платону («Палатинская антология», IX, 506):

 
Девять считается Муз. Но их больше: ведь Музою стала
С Лесбоса дева Сапфо. С нею их десять теперь.
 

(пер. Л. Блуменау) (8, с. 695).

Форма же эпиграммы «Tres fuerant Charites», по наблюдению немецкого филолога Фарука Гревинга, восходит к двустишию Марциала («Эпиграммы», VI, 6):

Comoedi tres sunt, sed amat tua Paula, Luperce, quattuor <…> (17, с. 103).

 
Трое в комедии лиц, а любит, Луперк, твоя Павла
Всех четырех: влюблена даже в лицо без речей.
 

(пер. Ф.А. Петровского) (6, с. 168).

Так что латинская лирическая эпитафия, ставшая, после ряда переработок, русской язвительной эпиграммой, сама была переработкой еще более древнего сатирического двустишия.

Список литературы

1. Авсоний. Стихотворения / Изд. подгот. М.Л. Гаспаров. – М., 1993. – 356 с.

2. Вацуро В.Э. Литературные альбомы в собрании Пушкинского Дома (1750– 1840-е годы) // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. – Л., 1979. – С. 3–56.

3. Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 10 т. – М., 1999. – Т. 1. – 503 с.

4. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. – Л., 1979. – Т. 1. – 575 с.

5. М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. – М., 1989. – 671 с.

6. Марциал. Эпиграммы. – М., 1968. – 488 с.

7. Нейман Б.В. К вопросу об источниках поэзии Лермонтова // Журнал Министерства народного просвещения. – СПб., 1917. – Ч.118, № 3/4. – С. 70–77 (3-я паг).

8. Платон. Сочинения: В 4 т. – М., 1994. – Т. 4. – 832 с.

9. Русская поэзия / Под ред. С.А. Венгерова. – СПб., 1893. – Т. 1. – 886 с; 412 с.

10. Солоухин В. Камешки на ладони // Новый мир. – М., 1986. – № 8. – С. 154–174. 11. Ambigu littéraire: ou, Tout ce qu’il vous plaira / Par M.D.^***. – Londros; Paris, 1782. – 126 p.

12. Ausonius. Opuscula. – Stutgardiae, 1976. – 561 S.

13. The conflict between paganism and christianity in the Fourth Century. – Oxford, 1963. – 222 p.

14. Dach S. Werke. – Hildesheim; N.Y, 1977. – 1038 S.

15. Dostálová V. Epigrammata Bobiensia (Magisterská diplomová práce). – Brno, 2006. – Mode of access: http: www.is.muni.cz/th/52299/ff_m/diplomka.txt

16. Epigrammata Bobiensia / A cura di Franco Munari. – Roma, 1955. – Vol. 2. – 145 p.

17. Grewing F. Martial, Buch VI: ein Kommentar. – Göttingen, 1997. – 592 S.

18. Herbert R. Versuch eines Gesamtbildes über das Verhältnis von Martin Opitz zur Antike. – Jena, 1926. – 67 S.

19. Oeuvres d’Ausone / Traduites par Pierre Jaubert. – Paris, 1769. – T. 1. – 375 p.

20. Opitz M. Weltliche und geistliche Dichtung. – Berlin; Stuttgart, [1889]. – 384 S.

21. Recueil d’épitaphes sérieuses, badines, satiriques et burlesques / Par D. L. P. [Pierre Antoine de La Place]. – Bruxelles, 1782. – T. 2. – 492 p.

22. Trillmich W. Charitengruppe als Grabrelief und Kneipenschild // Jahrbuch des Deutschen archäologischen Instituts. – Berlin, 1996. – Bd. 111. – S. 311–349.

«Оттепель» в истории отечественной культуры77
  Аронов А.А. «Оттепель» в истории отечественной культуры (50–60-е годы ХХ века). – М., 2008. – 303 с.


[Закрыть]

А.А. Аронов

Доктор культурологии и доктор педагогических наук, профессор Аркадий Алексеевич Аронов в реферируемой монографии «дает объективную характеристику “оттепели” как одному из ярких, знаменательных периодов в истории государства и его культуры», говорится в аннотации.

Книга состоит из трех глав:

1) «Что предшествовало “оттепели”?»;

2) «Идентификация хрущёвской “оттепели” в работах историков и культурологов»;

3) «”Оттепель” как один из знаменательных периодов в истории отечественной культуры».

В первой главе автор показывает, что «время правления Николая I и время правления Иосифа Сталина очевидно перекликаются, характеризуются многими общими чертами» (с. 23). А.А. Аронов также пишет о сходстве социально-политических ситуаций в гитлеровской Германии и СССР при Сталине. Автор подробно называет характерные черты тоталитарного государства сталинского образца, опираясь на действительные факты истории советского государства 30–50-х годов ХХ в. (с. 24–25).

Рассказывая об идентификации «оттепели» в работах историков и культурологов, А.А. Аронов анализирует четырехтомное учебное пособие М. Геллера и А. Некрича «История России 1917–1995», вышедшее в 1996 г., в котором обращается внимание «на двойственность (= противоречивость) личности Хрущёва и его деятельности на посту первого лица советского государства» (с. 27). Впрочем, в этой работе, по мнению А.А. Аронова, «Хрущёв рассматривается достаточно доброжелательно и взвешенно» (с. 31).

Автор также рассказывает о работах Б.И. Гаврилова «История России» (М., 1999), Е.А. Евтушенко «Волчий паспорт» (М., 1998), учебнике «История России» (М., 1997) А.С. Орлова, В.А. Георгиева, Н.Г. Георгиевой, Т.А. Сивохиной, о пособии для вузов «История русской культуры IX–XX вв.» (М., 2002), об учебном пособии С.А. Галина «Отечественная культура ХХ века» (М., 2003) и о многих других трудах, в которых рассматривается, в частности, период «оттепели» (с. 27–68).

Третья глава книги состоит из пяти разделов: «Социально-политическая и экономическая жизнь общества», «Разрушение “железного занавеса” вокруг СССР», «Состояние науки в период “оттепели”», «“Оттепель” в образовании», «Художественная культура СССР периода “оттепели”» (с. 69–291).

Монография А.А. Аронова построена на множестве конкретных фактов, зафиксировавших «заметные разительные перемены как в жизни страны в целом, так и в области отечественной культуры» (с. 295). К позитивным переменам автор относит следующие: падение тоталитарного режима в СССР, разрушение «железного занавеса», контакты с другими странами, разрядка международной напряженности, улучшение благосостояния граждан, успехи отечественной науки, улучшение советской образовательной системы, развитие отечественной литературы, развитие отечественного кинематографа; приметой времени стали также авторская песня – творчество бардов и развитие отечественного драматического театра. Словом, «оттепель» явилась «мощным, ярким рывком в истории отечественной культуры» (с. 299). Именно хрущёвская «оттепель» породила новую генерацию наших соотечественников, генерацию «шестидесятников», то есть тех, кто вступил в самостоятельную жизнь на рубеже 1950–1960-х годов.

И.Л. Галинская

Чувственное искушение слов88
  Хайнади З. Чувственное искушение слов. Бунин «Жизнь Арсеньева. Юность» // Вопр. литературы. – М., 2009. – № 1. – С. 21–34.


[Закрыть]

Интенсивное изображение русской литературой чувственных явлений действительности, когда читатель подвергается их воздействию, почти выпадает из поля зрения исследователей. Между тем эта сторона русского романа прослеживается от Гоголя до Бунина и Пастернака. Русские писатели стремятся ввести читателя не только внутрь душевных переживаний, но в такие первобытные переживания, которые мы чувствуем, ощущая запах, вкус или осязая что-либо. Они исходят из того, что искусство является выражением чувства, а переживание – один из важнейших способов познания жизни. Не только запечатленные художником идеи и мысли способны охарактеризовать эпоху, но и ее звуки, цветовая гамма, ароматы, вкусовой букет, которые глубоко коренятся в мире вкусов и мыслей данной эпохи. Однако между разнообразными сферами не проведена демаркационная линия: они дополняют и исправляют друг друга. Ощущения, полученные в одной области, могут быть распространены и на другие.

Плодотворное влияние друг на друга визуальных и акустических искусств несомненно. Например, Оскар Уайльд, Гарсиа Лорка, Есенин являются визуальными поэтами. Напротив, у Джойса и Мильтона решающий элемент – акустический, и Элиот связывает это с ослаблением у них зрения и со слепотой. По мнению Мережковского, «ясновидец плоти» Толстой обладал богатой визуальной силой воображения, а «ясновидец духа» Достоевский – утонченной аудитивной. Это проявлялось в том, что его героев мы слышим, а толстовских почти видим.

Человек погружен в мир, но и мир, воспринимаемый пятью чувствами, погружен в человека. Чувственный опыт приобретается человеком с помощью органов чувств, нечувственный – опытом души. Однако для формирования эстетических ценностей недостаточно совершенного функционирования «внешних» органов чувств, необходимы еще «внутренние» слух и видение. Внутренний опыт приводит в соприкосновение духовно-божественный мир с материально-земным бытием. Ощущения преобразуются когнитивным мышлением в логос, затем в богатую чувствами речь. Эмоции, являющиеся архаическим, первобытным языком, связывающим нас с прошлым, придают нашим переживаниям цвет и теплоту. Слова воспроизводят картины, звуки, вкусовые и осязаемые ощущения, а вместе с ними мысли, которые переживает читатель.

Большинство европейских писателей XIX в. по возможности избегали всякого выражения телесности. Скудость непосредственных переживаний они стремились восполнить самоанализом. Обнажение своих чувств считалось таким же неприличным, как и обнажение тела. В их романах по большей части отсутствовали непосредственность, спонтанность чувственного мира. Например, герои Джейн Остин владеют своими чувствами, постоянно себя контролируют, их действия и поступки рассчитаны. Ее персонажи, даже влюбленные, не прикасаются друг к другу. В лучшем случае допускается рукопожатие. Генри Джеймс даже утверждает, что английский писатель конца XIX в. не посмел бы взяться за описание запахов, потому что запах в романе шокирует.

Английских читателей поражало, что русские оказались более готовыми и способными к естественным человеческим контактам, нежели гораздо более замкнутые представители западной цивилизации. Герои русских романов всегда полностью отдаются сиюминутным чувствам, которые пронизывают все их существо. Богатство выражения чувств героями русских романов, их интенсивность и органичная встроенность в характеры происходит отчасти потому, что в динамически изменяющемся, переходном обществе, когда упрочившиеся в ходе столетий жизненные формы дают трещину, а новые во второй половине XIX в. еще не упрочились, раздражимость всех органов чувств выше, чем в статических и сбалансированных обществах. Другая причина чрезмерного накала чувств героев русского романа заключается в том, что русский человек не привык отличать культуру от жизни, а воспринимает ее как часть жизни, как сосуществование.

Общинная форма жизни в России оказалась более сплоченным единством, нежели городская. Русское мышление сосредоточено на жизни, не отдаленной еще от ее источников, оно сохранило жизненную силу. Деревенская Россия еще обладала полнотою бытия, тогда как у европейских народов уже проявляется ее недостаток. Россия соприкасалась с природой, с живой жизнью более тесно, чем урбанизированные культурные народы.

Истинным поэтом, одухотворившим чувственное и сделавшим духовное ощутимым, в русской литературе был И. Бунин. С 1927 по 1933 г. он написал единственный свой роман «Жизнь Арсеньева», о памяти и писательском призвании. В этом произведении он не шел вслед за Аксаковым и Толстым в хроникальном изображении патриархальной формы жизни русского дворянства, но и не следовал традиции изображения деятельного героя, согласно которой наиглавнейшее стремление человека – вскрыть характер, а вместе с тем суть парадокса в поступке. Героя характеризуют скорее его воспоминания, впечатления, изменения в настроении, рефлексии. Недолговечность сущего, хрупкость счастья, а вместе с ними вся красота воплощается в мозаике изображенных мелких, чувственных конкретностей. Бунин-Арсеньев воспринимает жизнь как поэзию, а поэзию как жизнь. Вдохновитель искусства – это ощущение недостатка, точнее то, что поэт ставит своим талантом на место недостатка. Он рисует не действительный образ России, а такой духовный пейзаж, который сформировался в нем в ходе дистиллирования чувств из прочитанного и сформированного в мечтах.

Аналогией между вкусами, звуками, запахами, видимым и осязаемым Бунин достигает нового эстетического воздействия. Определенные раздражители ощущаются не только соответствующими органами, но и другими: например, под воздействием вкусовых или звуковых раздражителей появляются видения в цвете, и наоборот. Разного настроения картины, характеры или два неожиданных словосочетания ставятся рядом, и это противопоставление приводит к исключительному художественному воздействию. Бунин стремится, чтобы слова передавали суть вещей полностью, без остатка, чтобы субстанция мира не заслонялась, а открывалась. В его произведениях наблюдается возврат к повседневной, не символической, а материально-корпоративной природе слова. Целью автора было пробуждение органов чувств читателя для физического и метафизического видения-слышания мира. Он помог нам увидеть и услышать то, что невидимо и неслышимо с помощью естественных органов чувств, но что достижимо посредством реализации поэтического таланта.

Т.А. Фетисова

«Каннибалы и христиане» – сборник Нормана Мейлера

Аннотация. Норманн Мейлер признан одним из наиболее важных писателей Америки в ХХ в. Сборник кратких произведений «Каннибалы и христиане» представляет среди других работ его анализ политики США во Вьетнаме и отношение писателя к личности Л.Б. Джонсона, комментарии о современных Мейлеру американских писателях, а также рассказ «Последняя ночь», написанный в духе научной фантастики.

Ключевые слова: Каннибалы и христиане, книга Л.Б. Джонсона «Моя надежда на Америку», динамика американской литературы.

Annotation. Norman Mailer is acknowledged to be one of the most important writers in America in the 20-th century. A collection of Norman Mailer’s short writings «Cannibals and Christians» presents, among other pieces, his analysis of the United States policy in Vietnam and his relation to the character of L.B. Johnson, comments on his contemporary American writers, and the story «The Last Night» written in the mode of science fiction.

Key words: Cannibals and Christians, L.B.Johnson’s book «My hope for America», the dynamic of American letters.

В сборнике «Каннибалы и христиане» (1966) представлены статьи, доклады, интервью, комментарии, рассказы, стихотворения, рецензии, которые были написаны и опубликованы Норманом Мейлером в различных американских изданиях с 1960 по 1966 г. В издательской аннотации, приложенной к первому изданию сборника, говорится о мейлеровском «блестящем и разгромном анализе политики США во Вьетнаме» и о его «проницательных комментариях» к литературным трудам писателей-современников: Уильяма Стайрона, Мэри Маккарти, Джеймса Болдуина, Джозефа Хеллера и др. (4).

В современном мире, пишет Мейлер в предисловии к сборнику, основной логикой является логика войны, отчего появляются два типа людей – каннибалы и христиане. Каннибалы считают, что мир можно спасти, убивая все, что кажется им второстепенным. К христианам относятся все те люди, которые считают, что нет ничего ценнее человеческой жизни. К христианам в его сборнике, согласно Мейлеру, следует относить «евреев, либералов, большевиков, анархистов, социалистов, коммунистов, кейнсианцев99
  Кейнс, Джон Мейнард (1883–1946), английский экономист и публицист, автор работы «Общая теория занятости, процента и денег» (1936), в которой предлагалась теория регулирования экономической занятости.


[Закрыть], демократов, борцов за гражданские права, битников, министров, умеренных республиканцев, пацифистов, учителей, врачей, ученых, профессоров, латиноамериканцев, представителей новых африканских народов, даже Мао Цзедуна» (4, с. 4). Сборник обращен к 36-му президенту США Линдону Б. Джонсону (1908–1973), правительство которого развязало войну во Вьетнаме.

Те, кого Мейлер называет «каннибалами», как правило, родились в христианских семьях, а те, кого он называет «христианами», не всегда являются членами христианских семей, но они категорически протестуют против уничтожения человеческой жизни и против всяческих войн.

В сборнике помещена рецензия Нормана Мейлера на книгу американского президента Линдона Джонсона «Моя надежда на Америку» (2). В книге 13 глав, и Мейлер приводит названия некоторых из них: «Президент всего народа», «Вера и дальновидность президента», «Создание Атлантического содружества», «Развивающийся мир», «Созидательный федерализм». Беда книги состоит в том, по Мейлеру, что ни одна ее идея не ведет к другой.

«Моя надежда на Америку» является, согласно Мейлеру, отвратительной, заслуживающей осуждения книгой, а делает ее ужасной то, что почти все ее идеи, на первый взгляд, благородны, и трудно не согласиться чуть ли не с каждой из них. Но в действительности идеи в этой книге «двусмысленны, вдвойне фальшивы, являются обратной стороной рога изобилия» (4, с. 49). Книга похожа на мечту о небесах в тюремной камере. Правда, книга Линдона Джонсона «Моя надежда на Америку», пишет Мейлер, все же содержит одно хорошее положение о том, что стена между бедными и богатыми – «это стеклянная стена, сквозь которую все видно» (4, с. 52). Эта фраза, наверняка сочиненная кем-то из президентских спичрайтеров, позволила Норману Мейлеру высказать мысль, что «расстояние между ханжеством и честностью не вечно будет изолировать власти предержащие от бедных» (4, с. 52).

В докладе, прочитанном Норманом Мейлером 25 мая 1965 г. в отделении Калифорнийского университета в Беркли, писатель вновь обращается к книге Линдона Джонсона «Моя надежда на Америку» и утверждает, что она была «откровенным ужасом американской жизни» (4, с. 69), поскольку предлагала сюрреалистический набор нереальных будущих побед. Так, президент Линдон Джонсон уверял своих читателей, что каждый из них в будущем получит интересную работу, что каждый рабочий сможет консультироваться у своего психоаналитика, что все фермеры будут получать назначаемые компьютером субсидии и т.д., и т.п. Но при этом была одна загвоздка под названием «Вьетнам».

Норман Мейлер искренне считает ситуацию во Вьетнаме столь иррациональной, что «любая попытка логически разобраться в ней абсолютно нелогична, подобно тому как нелогичен сюрреализм» (4, с. 71). Когда США бомбят Вьетнам и одновременно предлагают вьетнамцам помощь, это выглядит морально отталкивающим и напоминает ситуацию, когда взрослый бьет ребенка, но на минуту останавливается и просит, чтобы ребенок его поцеловал. Писатель старается разумно разобраться в отношениях США и Вьетнама, хотя признает, что логики в этой ситуации нет никакой. Ведь начавшиеся в 1964–1965 гг. военные действия США в Индокитае явились грубейшим нарушением Женевских соглашений 1954 г., принятых на совещании министров иностранных дел США, Великобритании, СССР, Франции и Китайской Народной Республики, согласно которым Франция прекратила длившуюся с сентября 1945 г. войну против Вьетнама, Лаоса и Камбоджи.

Эскалация американских военных действий во Вьетнаме началась в 1964 г. после того, как при атаке вьетконговцами авиационной базы США в городе Плейку погибли семь американских солдат. В ответ США стали бомбить район семнадцатой параллели Северного Вьетнама. При этом, напоминает Норман Мейлер, двести миллионов американцев ранее вообще не интересовались Вьетнамом, не знали, как выглядит эта страна и на каком языке там говорят.

«Если бы нам довелось начать войну против марсиан, то американский народ принял бы в ней бóльшее эмоциональное участие, чем это происходит во время войны во Вьетнаме», – пишет Мейлер (4, с. 73). Никогда до этого Америка не вела войну, которая бы столь мало интересовала американцев, убежден писатель. Он считает, что американский народ консервативен, обожает собственность, но при этом «обуян страстью разрушать собственность других народов» (4, с. 74).

Инициатором эскалации войны во Вьетнаме, по Мейлеру, являлся сам президент Линдон Джонсон. Его отличало тщеславие современного диктатора. Вот почему при Джонсоне Америка двигалась от угрозы тотальной войны к самой войне, и ничто не могло предотвратить ее. Придя к власти в 1963 г., после гибели президента Джона Кеннеди, Линдон Джонсон стал самым могущественным человеком в Соединенных Штатах и «внезапно ввел понятие эскалации войны в нашу повседневную жизнь», убежден Норман Мейлер (4, с. 77).

Джона Кеннеди писатель называет героем за его роль в противостоянии между СССР и США во время Карибского кризиса. Когда 14 октября 1962 г. американский самолет-разведчик обнаружил в окрестностях кубинской деревни Сан-Кристобаль советские ракеты средней дальности и фотографии ракет были продемонстрированы на заседании Совета Безопасности ООН, Советскому Союзу пришлось демонтировать ракеты и повернуть назад корабли, направлявшиеся на Кубу с новыми ракетами. Так Джон Кеннеди победил Никиту Хрущева.

Известно, что разрешение Карибского кризиса стало переломным моментом в «холодной войне». Норман Мейлер призывает Линдона Джонсона окончательно прекратить «холодную войну», а прежде всего прекратить воздушную войну во Вьетнаме и вывести войска из Южного Вьетнама. Однако Парижское соглашение о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме было подписано лишь в январе 1973 г.

Но в 1965 г., когда Норман Мейлер произносил в Беркли, а затем печатал свой доклад, он прямо называл самого себя «мечтателем», ибо только мечтатель, по его же словам, может призывать Америку в такое время к «изоляционизму»1010
  «Изоляционизм» – направление во внешней политике США начиная с середины XIX в., которое было основано на идее невмешательства в вооруженные конфликты вне американского континента. «Изоляционизм» утратил свою роль в политике США после Второй мировой войны.


[Закрыть]. Ведь политика Линдона Джонсона, политика «чудовищного» министра обороны Роберта С. Макнамары и политика генералов, по словам Мейлера, «доказывает только то, что в Америке существует замкнутый круг мафии» (4, с. 81).

В конце доклада Мейлер предсказывает, что в будущем напечатают множество фотографий Линдона Джонсона различного размера и разошлют их по всей стране. Эти фотографии студенты будут приклеивать на стены, на афиши, на телефонные будки и доски для объявлений, причем обязательно вверх ногами. «Везде и вверх ногами, везде, везде. Эти фотографии расскажут миру о том, что мы думаем о Вас и о Вашей войне во Вьетнаме», – заключает писатель (4, с. 82).

В 1965 г. американский журнал «Партизан ревью» («Partisan Review») провел симпозиум, в котором участвовали десять журналистов. Он был посвящен политике США во Вьетнаме. Норман Мейлер приводит в своем сборнике «Каннибалы и христиане» коллективное заявление участников симпозиума под ироничным названием «Счастливое разрешение проблемы Вьетнама» и затем дает свой категоричный ответ журналу и его авторам.

Прежде всего писатель утверждает, что журналисты поддерживают войну США во Вьетнаме, поскольку они убеждены, что «не слышали ни о какой альтернативной политике, которая бы привела к мирным переговорам с Вьетнамом или содействовала бы интересам народов Юго-Восточной Азии» (4, с. 83). Журналисты «мрачно (несомненно, даже вполне угрюмо, ибо они в конце концов либералы) защищают нашу современную политику во Вьетнаме», политику эскалации войны, заявляет Мейлер (4, с. 86). Поскольку журналисты пишут об альтернативной политике, Норман Мейлер предлагает свою собственную альтернативу: «Она состоит в том, чтобы уйти вон из Азии» (4, с. 87).

«Давайте оставим Азию азиатам», – повторяет писатель и предлагает создать телевизионное представление о войне, показать любительский кинофильм с военными играми, а каждое лето устраивать военные хэппенинги, но утверждает, что настоящую войну немедленно следует прекратить (4, с. 89–90). «Теперь ясно, что единственное объяснение, которое я нахожу для войны во Вьетнаме, состоит в том, что мы погружаемся в топи моровой язвы, а убийство незнакомых людей кажется нам излечением от этой чумы» (4, с. 91). Так завершает писатель свои рассуждения о вьетнамской войне 1964–1965 гг. в сборнике «Каннибалы и христиане».