Текст книги "Ария для призрака"

За короткое время, что Макс знал Андрея, ему даже удалось один раз слетать с ним в Москву. Работа над «Призраком» продолжалась с понедельника по субботу, а воскресенье считалось выходным днем, и каждый мог делать что хотел. Кожухов провел прошлое воскресенье, выступая со своей группой, после чего дал пресс-конференцию. Приземлившись в Шереметьеве в шесть утра, они отправились в гостиницу, где приняли душ и выпили кофе. После этого за ними приехала машина и отвезла на репетицию, продолжавшуюся около пяти часов. Пообедав в ресторане гостиницы, Андрей с Максом и ребятами из группы вернулись, чтобы встретиться с журналисткой телеканала «Муз-ТВ». Потом – небольшой перерыв до шести часов вечера, дальше – концерт на три часа вместо запланированных двух, потому что зрители не отпускали Кожухова со сцены.

После концерта часа полтора ушло на раздачу автографов и краткие беседы с поклонниками. Стоя рядом, Макс видел, как в карманы Андрея и его музыкантов девицы опускали бумажки с номерами телефонов и адресами. По прибытии в гостиницу Макс мечтал только об одном – вытянуться на кровати и заснуть. Когда наконец все закончилось и дверь номера Кожухова закрылась за ними, Андрей упал в кресло: наконец и у него села батарейка. Он заснул раньше, чем Макс вышел из ванной.

Максу показалось, что он только что закрыл глаза, а кто-то уже тряс его за плечо. Это был Андрей – в свежей одежде, чисто выбритый, и сна ни в одном глазу.

– Давай, малыш, нам пора в аэропорт!

Макс не уставал поражаться неиссякаемой энергии Кожухова. Музыкант мог спать четыре часа в сутки и при этом работать со всей отдачей без перерывов и выходных. Обычный распорядок дня в отсутствие концертов или записи был следующим. Вставал он в шесть утра, принимал душ, пил кофе. Во время завтрака диктовал Максу, что нужно сделать в этот день, чтобы тот потом ему напомнил. Затем они отправлялись в «Гелиос», где Кожухов проводил два-три часа, гримируясь и одеваясь для предстоящей репетиции. Репетиция продолжалась до обеда. В двух кварталах от театра находился симпатичный итальянский ресторанчик под названием «Мама Рома», именно там предпочитали обедать члены труппы. Но не Кожухов. Каждый раз они с Максом выбирали какое-нибудь укромное кафе, забивались в дальний угол и наслаждались относительным покоем. Андрея редко узнавали, потому что он неизменно носил затемненные очки и шарф, намотанный до самого носа. Делал он это потому, что не имел времени снимать грим, а с такой физиономией, какую ему делала молоденькая гримерша Татьяна, не очень-то приятно выносить людское любопытство.

После обеда они возвращались в театр и репетировали до восьми вечера. Затем Андрей разгримировывался, и по вторникам, четвергам и субботам они возвращались домой. Спустя неделю с момента знакомства Кожухов предложил Максу перебраться к нему. Бабушки поначалу возражали, но Макс убедил их, что так ему удастся урвать минут сорок сна, вместо того чтобы вскакивать с рассветом и ехать через весь город в центр, где обитал Андрей. По понедельникам, средам и пятницам после репетиции они ехали в спортивный комплекс «Ахиллес». Он закрывался в восемь, но Люба – тренер по фитнесу, она же совладелица клуба, задерживалась специально, чтобы на часок предоставить в распоряжение Андрея совершенно пустой тренажерный зал. Это не было прихотью со стороны Кожухова: невозможно тренироваться, когда на тебя глазеют полсотни посетителей клуба, поэтому он предпочитал доплачивать за так называемые «индивидуальные занятия с тренером», хотя на самом деле Андрей платил за возможность побыть в одиночестве.

Сегодня пятница, и Макс знал, что после репетиции они поедут в «Ахиллес». Пока Андрей находился на сцене, он сидел в зале. Макс наизусть знал все партии, и мужские и женские, и постоянно ловил себя на том, что мурлычет мелодии из «Призрака оперы», когда моет машину Кожухова, выполняет его поручения и даже перед сном. Но он никогда не делал этого в присутствии Андрея, не желая навлечь на свою голову его гнев.

Макс сидел в гримерке и читал журнал «XXL», пока с Андрея снимали грим. В соседнем кресле расположилась Тамара, но Макс старался не смотреть в ее сторону: она была слишком красива и чересчур иронична для его понимания. Он порой ловил на себе ее взгляды и странные улыбочки, которые не мог объяснить. Когда он попробовал заикнуться об этом Кожухову, тот пожал плечами и сказал:

– Подай на нее в суд за сексуальные домогательства, а еще лучше плюнь и забудь, она – дура.

Макс оторвался от журнала и взглянул в сторону Андрея. Тот сидел с закрытыми глазами: так Тане было удобнее работать, она не попадала случайно в глаз кончиком шпателя, которым поддевала накладки из латекса.

– У кого мобильный звонит? – спросила вдруг Тамара, крутя головой.

Макс прислушался. Звук тихий, но, несомненно, звучала мелодия песни «Не забывай», которую написал Кожухов. Макс встал, вытащил телефон из куртки Андрея, висевшей на вешалке у двери, и протянул ему.

– Ты утром убавил звук, – сказал он.

– Алло! – произнес Андрей в трубку, и выражение его лица мгновенно изменилось. Он подался вперед. Таня, не ожидая резкого движения, угодила кончиком шпателя прямо в уголок его правого глаза. – Черт! – заорал Кожухов, вскакивая. – Откуда у тебя руки растут, из задницы?! Идиотка хренова!

С этими словами он выскочил из гримерной, одной рукой держась за глаз, а другой прижимая трубку к уху. Таня задрожала, и Макс увидел, как на ее ресницах блеснули слезы.

– Чего это он? – удивился Тимур, застыв над Тамарой с феном в руках.

– Ты, детка, поосторожней, – усмехнулась Тамара, – а то выколешь глаз Андрею – и ку-ку наши контракты! А я уже присмотрела себе норковую шубку.

Макс выскочил вслед за Кожуховым. В коридоре Андрея он не увидел и отправился на поиски. Одна из дверей в конце коридора оказалась приоткрыта, и Макс услышал приглушенный голос Андрея, похожий на змеиное шипение:

– …узнал этот телефон, ублюдок? Еще раз позвонишь, напущу на тебя братков! Ты… – тут он замолчал, выслушивая того, кто был на другом конце линии. – Получишь ты свое, получишь, – снова заговорил Кожухов, но теперь в его голосе звучал уже не гнев, а презрение. – Нет, я не забываю, с кем имею дело! Не смей мне звонить на трубу, слышишь? Зажрался ты, смотри, не подавись!

Макс вжался в стену, и Андрей, покинув комнатушку, стремительно прошел мимо, не заметив его. Он кипел от злости, и Макс был заинтригован: несмотря на бурный темперамент Кожухова, раньше он не видел, чтобы тот настолько терял контроль над собой. Ну, разве что однажды, когда он выхватил камеру у папарацци в аэропорту при попытке заснять «исторический» момент похода Андрея в туалет, и разбил ее. Правда, после этого он приказал Максу:

– Узнай, сколько стоила эта фигня, и отдай засранцу деньги!

Кожухов не вернулся в гримерку. Он снимал остатки грима в коридоре у большого зеркала, где его и обнаружил Макс.

– Поехали домой! – бросил Андрей, напяливая куртку.

– Сегодня пятница, – напомнил Макс.

Кожухов на мгновение застыл.

– Ладно, – сказал он. – Давай в клуб!

Когда Макс подрулил к «Ахиллесу», из дверей вышла группа последних посетителей. Обычно они с Андреем входили через служебный вход, потому что охранник запирал парадный и оставлял ключи Любе.

– Что-то вы раньше обычного, – с улыбкой произнесла тренерша, когда они вошли в зал. – Я даже душ не успела принять!

– Ты и так красивая, – равнодушно проговорил Андрей, проходя мимо нее в раздевалку.

Во взгляде, которым Люба провожала его спину, читалось сожаление.

Любе было двадцать девять лет. Высокая, великолепно сложенная девушка с сильными руками, под гладкой кожей которых лихо перекатывались мускулы. Максу это нравилось: казалось необычным видеть привлекательную женщину с фигурой олимпийского атлета. Свои светло-русые волосы Люба собирала в «конский хвост». Макс спрашивал себя, было ли у Любы что-нибудь с Андреем, и терялся в догадках: они оба вели себя как приятели, но невозможно сказать наверняка. Что касается Макса, он ловил себя на мысли, что с удовольствием познакомился бы с Любашей поближе, если только это не повлекло бы за собой ухудшение отношений с работодателем.

Когда Макс впервые появился в клубе «Ахиллес», сопровождая Андрея, Люба посмотрела на него с интересом и спросила Кожухова, будет ли его друг тоже заниматься. Андрей пожал плечами.

– Если захочет, – сказал он. – Все равно время оплачено.

Макс с удовольствием ухватился за эту идею. Он любил физические нагрузки. Работая у Андрея и проводя много времени за баранкой, парень уже начал ощущать неприятную боль в области шеи и поясницы – сказывался недостаток двигательной активности. Когда Макс разделся, Люба осмотрела его с ног до головы.

– Каким видом спорта занимаешься? – спросила она.

– «Загружай-разгружай» называется, слыхала про такой? – усмехнулся Андрей, укладываясь под штангу.

– Понятно, – протянула девушка, потрогав бицепсы Макса. – Мышцы хорошо развиты, но неравномерно: грудь и руки в отличном состоянии, но животу не помешало бы побольше рельефности. Будем тренироваться серьезно?

Макс кивнул. Специально для него она разработала систему упражнений и питания, как много времени назад сделала для Андрея. Максу и в голову не приходило, что нужно как-то по-особому питаться, чтобы мышцы росли лучше и именно там, где требуется.

В эту пятницу все происходило как обычно, если не считать того, что Андрей пребывал в мрачном настроении. Макс ломал голову над тем, кто мог вывести Кожухова из себя одним телефонным звонком. Андрей оскорбил гримершу, хотя сам был виноват в том, что чуть не лишился глаза: не дернись он в кресле так неожиданно, ничего бы не произошло!

Когда тренировка закончилась, они с Андреем пошли в душ. Там Кожухов вдруг сказал:

– Слушай, завтра сунь этой белой моли денег, чтобы она не очень обижалась!

Макс не сразу сообразил, что речь о Татьяне. Он знал, что Андрей терпеть не мог орать на тех, кто не может достойно ответить. Другое дело – собачиться с равными, например, с Семеном Ворошило или Тамарой Радзинской, но только не с сопливой девчонкой, которая во всем зависит от таких, как Кожухов.

– Конечно, – ответил Макс. – Сколько?

– Сам реши, – ответил Андрей. – Сколько бы ты взял?

– Я бы не взял, я бы дал, – ответил Макс. – В зубы.

Выпалив эти слова, он прикусил язык, но Андрей неожиданно расхохотался.

– Учту на будущее, – сказал он, успокоившись. – У тебя бы получилось, но у девчонки силенок не хватит. Так что подсчитай, сколько стоит хорошая зуботычина, и выплати ей компенсацию.

Когда они выходили из клуба, Макс заметил, что настроение Андрея улучшилось. Он приписал это физической нагрузке, которая расслабляет и вызывает выброс адреналина в кровь – во всяком случае, так утверждала Люба. Она покинула здание вместе с мужчинами, но задержалась, запирая дверь и ставя клуб на сигнализацию. Машину Макс припарковал на противоположной стороне, и Кожухов направился к ней. Макс отстал. Краем глаза он заметил в конце пустынной улицы темный внедорожник с огромным «кенгурятником» на переднем бампере. Макс вспомнил, что видел передачу о том, что в странах Европы можно оборудовать подобными приспособлениями только задний бампер, чтобы защитить автомобиль от поцелуя в зад, тогда как находясь спереди, эта штука представляет собой практически орудие убийства. Макс почти нагнал Андрея, но обернулся, чтобы посмотреть, как дела у Любы. Кожухов остановился посередине дороги, чтобы прикурить. Внезапно Макс уловил какое-то движение и обернулся: внедорожник двинулся, набирая скорость. Они с Андреем стояли у него на пути. Кожухов оглянулся на звук. Макс сообразил, что водитель не собирается тормозить, но понял он это слишком поздно. Исполинская рука сграбастала его за ворот и буквально вздернула в воздух. Внедорожник пронесся мимо на всех парах, едва не царапнув Макса по подошвам ботинок. С противоположной стороны улицы раздался оглушительный визг Любы.

* * *

Елена Степановна любовно разгладила руками складки на черном фраке и отступила назад, чтобы полюбоваться на свою работу. На манекене костюм смотрелся отлично, и она не сомневалась, что на Кожухова он сядет как влитой. Семен будет доволен, да и у Андрея вряд ли найдутся возражения.

Прикрыв дверь, костюмерша направилась в зал. Репетиция закончилась, но Семен что-то обсуждал с Ренатой Голдберг. Они сидели, склонившись над столом, поставленным между рядами, при свете лампы. На сцене горели свечи.

Конюховская деликатно кашлянула, но на нее не обратили внимания. Она повторила – с тем же результатом.

– Семен Сергеевич, – сказала наконец Конюховская, поняв, что ее деликатность никто не оценит, – я закончила костюм!

– А? – переспросил Ворошило, поднимая голову от стола. – Что вы сказали?

– Я сказала, что фрак готов, – немного обиженно ответила Конюховская. – Вам следует самому взглянуть.

– Да… Конечно… Мы уже заканчиваем. Окажите любезность, дорогуша, погасите эти дурацкие свечи, а то завтра вся сцена будет заляпана воском!

Как же, воском, усмехнулась Конюховская, направляясь к сцене с недовольным видом: свечи-то дешевые, парафиновые… Надо же, назвал ее дорогушей! Да Ворошило под стол пешком ходил, когда она уже обшивала мастеров сцены, а он предлагает ей погасить свечи, словно она какая-то статистка или девочка на побегушках!

Запах на сцене стоял удушливый, и Елена Степановна наморщила нос: как они могут петь в таком угаре?! Семен был готов отправиться к ней, как только она закончила со свечами. По дороге он заглянул в гримерку и перекинулся парой слов с Тимуром, работающим над одной из масок. Когда они вошли в костюмерную, Конюховская внезапно завопила дурным голосом. Ворошило шарахнулся назад, не понимая, чем вызвана столь бурная реакция. Дверь распахнулась, и в комнату влетели Галина и Раиса с ведром, разбрызгивая воду по сторонам. Через пару минут в дверях появился и Тимур.

– Что такое? – встревоженно спросила уборщица, озираясь.

– Что случилось, Лен, чего ты… – Галина осеклась, проследив за направлением указательного пальца Конюховской. На манекене был ярко-красный костюм Призрака из второго действия. Все бы ничего, но на месте головы красовалась кое-как пришпиленная маска волка с оскаленной пастью. Семен хохотнул.

– Остроумно! – заметил он. – Только где же фрак?

Не дождавшись ответа от Елены Степановны, он повернулся к Раисе и сказал:

– Можно убирать в зале, мы закончили.

– Да я уже начала, – кивнула та. – Только я же просила, чтобы свечки эти ваши гасили – вы пожар когда-нибудь устроите!

– Какие свечки? – непонимающе переспросил Семен.

– Да которые на сцене! – развела руками Раиса. – А запах от них, прости господи, как от паленой собаки!

Семен нахмурился. Он же сам видел, как Конюховская… А, ладно, все равно Раиса в зал вернется – сама затушит, если что.

* * *

Яркое зимнее солнце с раннего утра освещало двор, где царили шум и веселье. Мальчишки и девчонки разных возрастов катались с кривой горки на кусках картона, с радостным визгом натыкаясь друг на друга и устраивая веселую свалку внизу. Ребята постарше возводили в середине двора снежную бабу. Им помогал пожилой мужчина благородного вида с усами и бородой – видимо, чей-то дедушка. На скамейках, расположенных по периметру детской площадки, жмурясь на солнце, сидели мамаши с колясками. Их малыши еще не могли принимать участие в шумных играх, но в такой день грех не вывести их на прогулку: скоро солнце скроется за вечными питерскими тучами, и они, возможно, не увидят его до самой весны!

Внимание мамаш привлекла шикарная ярко-розовая машина, подъехавшая к подъезду напротив.

– Не иначе, к Верке приехали, – заметила одна из женщин. Она казалась самой старшей, и язык не поворачивался назвать ее молодой мамашей – скорее она нянчила внука, мирно спящего в коляске.

– Верки дома нет, – сонно возразила ей молодая соседка. – Она в Таиланд укатила, на презентациях работать. Только знаю я эти презентации: на коленях у узкоглазых мужиков, без лифчика!

Женщины и дальше продолжили бы строить предположения, но из машины вышел отнюдь не «новый русский», а девушка в полушубке. Женщины смотрели во все глаза: они не могли не заметить дорогой прикид и красивый маникюр на длинных пальчиках, унизанных золотыми кольцами с камнями. Незнакомка постояла с минуту в нерешительности, вытащила из кармана шубы бумажку, посмотрела на нее и быстрым шагом направилась в сторону подъезда.

– Надо же, какая фифа! – пробормотала женщина с внуком. – Смотрите-ка, машинка чистенькая, как будто только что с мойки, да и мадам такая же!

– Интересно, к кому это она? – спросила мамаша, качавшая обеими руками сразу две коляски. – Может, к Варваре, – к ней иногда такие приезжают погадать на картах?

– Не похожа она на тех, кому нужны гадания, – фыркнула пожилая. – У нее и так все на мази – тачка крутая, шуба, мордашка, как у куклы, чего еще желать?

И женщины пустились в разговоры о том, чего им не хватает в этом мире. Список множился, но внезапно из подъезда вылетел объект их недавней беседы. Девица явно была чем-то расстроена. Вопреки ожиданиям любопытных зрителей, она не села в машину, а, постояв некоторое время около, направилась в их сторону. Женщины притихли. Она опустилась на скамейку рядом с пожилой женщиной и заглянула в коляску.

– Ваша дочка? – спросила она.

Пожилая вспыхнула от удовольствия: как же, она ведь бабка, но кто-то принял ее за молодую мамашу!

– Вообще-то это мальчик, – милостиво улыбнулась она. – Мой внук.

– Да что вы! – не поверила красавица. – Наверное, вы очень рано стали матерью?

Маргарита Вениаминовна Лопухова вышла замуж в тридцать восемь лет. Через год она родила дочку. Вот та-то уж выскочила за первого встречного сразу после школы, и теперь бабушка нянчила годовалого внука. Маргарита Вениаминовна выглядела ничуть не моложе своих лет, но лесть, как известно, приятна всем. Женщина с любопытством разглядывала незнакомку. Та вблизи выглядела не хуже, чем издали, но ее лицо казалось грустным.

– Случилось что? – не выдержала Маргарита Вениаминовна и краем глаза заметила, что все мамаши подались вперед и настроили антенны на прием.

– Вы, случайно, не во втором подъезде живете? – спросила девушка осторожно.

– Как раз в нем, – кивнула собеседница. – А в чем дело?

– Видите ли, – со вздохом продолжала девица, – мой брак под угрозой!

– Да что вы говорите!

И что только мужикам надо? Красавица, все при ней – и на тебе!

– Да, вот так, – снова вздохнула девушка. – Я замужем два года, а муж уже гулять начал. Да только, боюсь, на этот раз все серьезно. Не представляю, что делать, если он меня бросит!

– А кто ж на него глаз положил? – поинтересовалась Маргарита Вениаминовна.

– Она в вашем подъезде живет. Может, знаете Анну Григорьеву?

Маргарита Вениаминовна выкатила глаза.

– Анька? Дочка Настасьина, что ли?

– Точно, Анастасии Петровны дочка, – подтвердила молодая женщина. – Она и нацелилась на моего Гришу.

– Да ты ее видела ли, милая? – спросила Маргарита Вениаминовна. Это был не праздный вопрос: Анюту, конечно, нельзя назвать страшненькой, но и красоты в ней особенной не наблюдается. То ли дело – мать ее, Анастасия! Вот та в молодости была хоть куда, мужики за ней толпами ходили. Дочка и в подметки мамаше не годится, а на тебе – мужика у красотки увела!

– Видела, – снова вздохнула дамочка. – Только что с ними обеими разговаривала. Унижаться не хотелось, да выхода нет!

– Да чего с ними разговаривать, – вступила в разговор одна из мамаш, сидящих на соседней скамейке. – Вы уж простите, что вмешиваюсь, но Настасья Петровна должна быть просто счастлива дочуру сбагрить хоть кому-то! Странно, что ваш муж от вас, красавицы, к Аньке свалить собирается – вот ни за что бы не поверила!

– Может, вы мне расскажете побольше об Ане и ее матери, – робко попросила девушка в песцовой шубке. – Возможно, мне удастся убедить Гришу, что она ему не пара. Что у них за семья?

– Семья как семья, – пожала плечами Маргарита Вениаминовна. – Анастасия в свое время хорошо погуляла. Каких только мужиков у нее не водилось: и композиторы, и дирижеры, и пианисты, – она ведь в консерватории работала, знаете? Красивая была баба!

– Она и сейчас ничего себе, – вставила молодая мамаша. – Ей ведь за сорок, а выглядит как картинка, не то что дочка!

– Замуж выскакивала четыре раза – это только официально, – продолжала Маргарита Вениаминовна, бросив неодобрительный взгляд на соседку, которая вмешивалась не в свое дело. – Анька-то у нее от первого мужа, от алкоголика. Намучилась она с ним в свое время. Как же, талант, скрипач какой-то…

– А она точно от него Аню родила? – перебила молодая женщина.

– Еще бы не точно, – усмехнулась Маргарита Вениаминовна. – Сама видела, как она с животом ходила! Только вам-то что за дело до папаши Анькиного?

– Спасибо за информацию, – сказала девушка, вскочила со скамейки и чуть не вприпрыжку рванула к машине.

Женщины на скамейках с удивлением смотрели ей вслед.

– Странная какая-то! – пробормотала Маргарита Вениаминовна. – Вопросы непонятные задавала, а потом вдруг сорвалась!

– Удивительно не это, – заметила молодая мамаша, – а то, что вон Настасья Петровна с Анькой идут с сумками из магазина, – и она указала пальцем направление. – А эта дамочка сказала, что только что с ними дома разговаривала!

Анастасия Георгиевна пыталась открыть дверь на площадку, чтобы выбросить мусор в мусоропровод. Ей было неудобно: в одной руке она держала ведро, а в другой – букет засохших гвоздик, оставшихся с ее дня рождения. Сколько раз просила сына вынести мусор, а он – потом-потом… В результате она, как всегда, делает все сама! Распахнув, наконец, дверь, Анастасия Георгиевна услышала щелчок, и вспышка яркого света больно ударила ей в глаза. В следующую секунду какой-то молодой человек с фотоаппаратом рванул вниз по лестнице. Анастасия Георгиевна не успела даже испугаться, так быстро он исчез.

Через пару часов, когда она отправилась на работу, тот же молодой человек вновь появился около дома. У подъезда стоял старичок с маленькой собачкой. Собачка копала что-то на заснеженном газоне, а старичок курил папиросу и смотрел по сторонам. Молодой человек приблизился.

– Простите, – сказал он, – вы не подскажете, кто эта женщина? – и он показал фотографию, снятую «Поляроидом».

– Зачем это? – подозрительно спросил старик.

– Видите ли, – открыто улыбнулся парень, – я фотограф, снимаю интересные лица. Увидел эту женщину, сфотографировал. Очень мне ее лицо понравилось.

– Настькино-то? – удивился старичок и взял в руки фотографию. Что парень в ней нашел? Со снимка смотрела заурядная женщина с плохо прокрашенными волосами, усталыми глазами и глубокими морщинами вокруг рта.

– Хочу узнать, не будет ли ее муж против, если я ее приглашу на фотосессию в наш салон, поэтому сначала решил справки навести, – продолжал молодой человек. Паренек не выглядел опасным – лет двадцати, белобрысый, с веснушками на переносице, курносый и большеротый, и улыбка его казалась бесхитростной. Старик решил, что опасаться нечего, можно и поговорить, тем более что домой, к сварливой жене, он не спешил.

– Нету у ней мужа, – кашлянул старик, возвращая фотографию. – Вернее, есть, но возражать он ничего не может, потому как срок мотает в колонии где-то под Курском. Одна она с сыном-шалберником. Не учится, не работает, видать, по батиным стопам намылился!

– Понятно… Спасибо, вы мне очень помогли!

С этими словами молодой человек развернулся и зашагал в сторону автобусной остановки. Интересно, подумал дед, чего это он так сразу оборвал разговор? Жаль, он много мог бы порассказать об Анастасии и ее муженьке, да видно, не судьба. Редко удается поговорить с молодыми: вечно они куда-то спешат, вечно чем-то заняты… Им не интересен старик с его рассказами, они думают, что в его жизни просто не может быть ничего занимательного!

– Пошли, брат, – обратился он к песику, который от холода начал поджимать короткие лапки. – Сейчас нам бабка фитиля вставит за то, что задержались!

Он выбросил папиросу, вдавил ее ногой в снег и нехотя побрел в сторону парадной.

В половине девятого утра в музыкальной школе номер 2 истерически зазвонил телефон. Секретарша директора не торопилась снимать трубку: официально ее рабочий день еще не начался. Она вышла из дома раньше обычного, просто чтобы поскорее убраться. Дочь поскандалила с зятем, схватила пальто и выскочила из квартиры, годовалый внук некстати разорался, и Екатерина Матвеевна, опасаясь, что придется оставаться с ребенком, потому что зять опаздывает на работу, поспешно выскользнула из квартиры, захватив сумочку и даже не позавтракав. В музыкальной школе платят мало, но зато там спокойно. Именно поэтому сегодня она так не хотела отвечать на ранний звонок, но телефон не унимался и продолжал трезвонить, действуя на нервы. Наконец, Екатерина Матвеевна не выдержала и раздраженно сдернула трубку с рычага.

– Алло! – гаркнула она. Вежливый голос на другом конце телефона произнес следующее:

– Здравствуйте, вас беспокоят из налоговой инспекции.

Лицо у Екатерины Матвеевны вытянулось, а голос между тем продолжал:

– Скажите, работает ли сегодня Красавина Анастасия Владимировна?

Анастасия Владимировна Красавина преподавала вокал. Екатерина Матвеевна, как и многие другие в музыкальной школе, не любила эту женщину: она была единственной, кто работал исключительно ради удовольствия, а не за зарплату, поэтому секретарша директора втайне порадовалась, что ей, похоже, грозят неприятности с налоговой службой.

– К сожалению, – ответила Екатерина Матвеевна, взглянув на расписание, висевшее на стене, – у Красавиной сегодня выходной. Но она будет завтра с одиннадцати утра.

– Большое спасибо, – поблагодарил ее вежливый голос. – Тогда я перезвоню.

Через час после этого разговора в магазин «Ланком», что на Невском проспекте, вошла молодая женщина. Продавщицы, бездельничающие у прилавков в столь ранний для наплыва посетителей час, с интересом принялись ее разглядывать. Дама отличалась приятной внешностью, но одета была скромно – вряд ли она часто отоваривается в таких магазинах, как этот! Женщина беглым взглядом окинула прилавки.

– Дайте мне, пожалуйста, четыре туши, по две помады каждого тона вот отсюда, – она ткнула пальцем во вращающуюся витрину, – пять коробочек румян, пять – пудры и несколько флаконов духов на ваш выбор.

У девушки, к которой она обратилась, отвисла челюсть. Она не пошевелилась, и тогда покупательница, поняв, что вызвало замешательство продавщицы, вытащила из дорогого кожаного кошелька золотую карту «Виза». Опомнившись, продавщица кинулась вытаскивать косметику, которую выбрала посетительница.

* * *

Школьный звонок играл «Болеро» так громко, что Екатерина Матвеевна сморщила нос и прикрыла уши ладонями. Слава богу, дети разбегаются по домам – это звонок с последнего урока! Она встала и включила чайник в розетку: сейчас придут ее приятельницы-учительницы, и они спокойно посидят в тишине, попьют чаю с вареньем и поболтают. Она любила это время суток: домой идти не хотелось, а директор ушел, и можно расслабиться. Через несколько минут появились женщины, которых она ждала. Две – примерно ее возраста, одна совсем молоденькая, лет двадцати пяти. Все чинно расселись на стульях вокруг письменного стола, с которого Екатерина Матвеевна предусмотрительно убрала бумаги, и принялись чаевничать. О чем разговаривают учителя? Конечно же, об учениках. Иногда тема менялась, и кто-нибудь начинал делиться семейными проблемами. Очередь дошла до Екатерины Матвеевны, и она только-только собралась поведать приятельницам о скандале между дочерью и зятем, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату ввалилась женщина в искусственной шубе и теплом пуховом платке. В руках она держала хозяйственную сумку. Несмотря на дешевенький прикид, нельзя было не заметить, что женщина молода и привлекательна. Она широко улыбнулась присутствующим и выпалила:

– Здравствуйте, девушки, а кто из вас Анастасия Красавина?

Дамы переглянулись.

– А… а ее нет, – сказала самая молодая. – У нее выходной.

Гостья огорченно всплеснула руками.

– Да как же так, мы же договаривались, что я сегодня приду! – воскликнула она. – Я же в такую даль ехала!

Незнакомка выглядела настолько огорченной, что учительницы прониклись сочувствием.

– А что вы хотели? – спросила Екатерина Матвеевна: надо же, уже второй раз за сегодняшний день кому-то нужна Анастасия Красавина! – Может, мы чем поможем?

– Да вы присядьте, – предложила ее подруга, Клара Степановна, преподавательница сольфеджио. – Хлебните чайку, а то замерзли небось, на улице-то просто дубак!

Гостья принялась разматывать платок. Когда она разделась, женщины подвинули стулья так, чтобы она тоже могла присесть, и Екатерина Матвеевна налила ей чаю.

– Как нехорошо получилось! – сокрушенно покачала головой незнакомка. – Надо же, она ведь так просила, чтобы именно сегодня…

– Что – сегодня? – спросила молоденькая учительница.

– Да вот же! – Вскочив, молодая женщина схватила сумку и вывалила на стол кучу косметики. – Просила принести побольше, чтобы было из чего выбирать!

Женщины с интересом рассматривали лежащие перед ними сокровища. Екатерина Матвеевна взяла в руки баночку крема и прочитала: «Ланком».

– Дорогая, однако, косметика, – ядовито заметила она.

– Ой, девочки, а может, вы купите? – спросила гостья с надеждой. – А то, получается, зря я столько набрала, куда мне теперь все это девать, я же свои деньги заплатила!

– Да что вы! – рассмеялась другая учительница, лет под пятьдесят. – На нашу зарплату мы можем себе позволить одну такую баночку, а потом – зубы на полку!

– Вы не понимаете, – улыбнулась гостья. – Это – конфискат, поэтому-то Анастасия Владимировна меня и просила привезти, у меня муж на таможне работает. Цены просто смешные, честное слово! Вот, пудра стоит триста десять рублей, тени и румяна – по триста шестьдесят, помада – триста семьдесят пять. Все духи по пятьсот рублей!

Учительницы заинтересовались. Действительно, для элитной косметики цены просто смехотворные! Они полезли за кошельками, чтобы проверить, какими возможностями располагают.

– Жаль, что вы не приехали раньше, – заметила Екатерина Матвеевна, изучая содержимое своего кошелька. – Два часа назад у вас бы это с руками оторвали, а теперь все разошлись, только мы остались.

Тем не менее горка косметики начала таять: вчера женщины получили аванс и еще не успели его потратить. Каждая взяла по пудре, туши и помаде. Молоденькая учительница выбрала целых три помады и два флакона духов. Екатерина Матвеевна снова поставила чайник, потому что за время «шопинга» он успел остыть.