Текст книги "Смерть под занавес"

Ирина Градова
Смерть под занавес

© Градова И., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Пролог

Женщины. Какие же все-таки это удивительные существа! Независимо от внешности, они хотят нравиться и завоевывать сердца. Ради них мужчины пишут стихи и романы о любви, сочиняют баллады… А еще разоряются, грабят банки, убивают и развязывают войны.

Его всегда окружали женщины. Они были неотъемлемой частью его жизни – в отличие от мужчин, которые приходили и уходили, не оставляя после себя особого следа. Женщины по большей части были к нему добры – наверное, потому, что почти в каждой из них жила мать, желающая заботиться о ком бы то ни было. Правда, в этой заботе присутствовал элемент снисходительности, выносить которую с возрастом становилось все труднее. Чувство женского превосходства изумляло и раздражало: как физически слабые, живущие исключительно эмоциями существа могут обладать столь ярко выраженным высокомерием?! Однако женщины способны и на высокие душевные порывы, даже, пожалуй, подвижничество – малая их часть, но все же…

Он мечтал научиться манипулировать женщинами, однако, как выяснилось, не такое уж это простое искусство. А у них это, похоже, врожденное! Видимо, чтобы освоить эту науку, необходимо отринуть общепринятые каноны порядочности…

Женщины нередко проявляли к нему доброту и щедрость. Однако та единственная, чьего расположения он стремился добиться, оставалась равнодушной ко всем его стараниям. Она отдала свое сердце другому человеку, не достойному ее обожания и поклонения.

Непостижимые они существа, эти женщины… Их так легко уничтожить, превратив в пыль их лица и тела, разрушив их самоуважение и веру в себя, но невозможно постичь до конца их сложносочиненную и такую противоречивую натуру! Они похожи на матрешек: снимешь один слой – а там другой, непохожий на предыдущий. И так бесконечно, пока не останется крошечная сердцевина, составляющая самую суть этих невероятных созданий… Но добраться до нее может разве что хороший психолог или психиатр, а обычному мужчине такое не под силу!

Он обожал женщин. Он боготворил их. И он их люто, до боли ненавидел. За то, что они падают и поднимаются, ранят других, уничтожают себя, а потом возрождаются, словно диковинные симурги из восточных сказок – в европейской мифологии их еще принято называть фениксами. И это неправильно: как говорится, умерла, так умерла!

* * *

Лера не назвала бы себя театралкой: она предпочитала кино, а еще больше книги, хоть в последнее время у нее почти не оставалось времени на чтение. Однако Алекс любил театр и частенько покупал билеты. Лере казалось, что, в отличие от кинематографа, театральное искусство чересчур наигранное, ненастоящее, преувеличенное, однако сегодняшний спектакль сломал созданные ею стереотипы: она пришла в восторг и от декораций, и от артистов, скачущих по сцене в зажигательных танцах и поющих голосами, которые и не снились поп-звездам! Но главное – сюжет: до последнего момента было непонятно, чем закончится представление. Действие происходило в Париже в конце XIX века. Пьеса строилась на пари двух скучающих светских львиц: в течение месяца они пытались завоевать сердце молодого актера по имени Филипп Суарен. Одновременно к Филиппу обратился пожилой полковник, недавно женившийся на молоденькой девушке, с просьбой проверить ее верность в браке: Суарен должен был за внушительную плату попытаться соблазнить красотку и предоставить супругу доказательства ее неверности.

– Честное слово, я думала, полковник застрелит Филиппа! – сказала Лера, когда они пешком шли к машине, которую ввиду нехватки места пришлось припарковать в нескольких кварталах от театра. – То, что служанка подменила пистолет на бутафорский и оттуда вылетел букет бумажных цветов… С другой стороны, это, конечно, чушь: офицер не мог не заметить разницы между настоящим оружием и игрушкой из арсенала фокусника!

– Ты слишком строга к деталям, – усмехнулся Алекс. – А вот я считаю, что пели и плясали они отлично, но сам спектакль по сути своей вредоносен!

– Это почему же? – удивилась Лера.

– Ну сама посуди: две скучающие бабы – замужние, прошу заметить! – пытаются добиться расположения беспринципного актеришки, готового на все ради денег! Этот, как его там… Суарен никого не любит, волочится за всеми юбками и принимает дорогие подарки от женщин за постельные утехи. Тебе не кажется, что это аморально?

– Тоже мне, моралист нашелся! – рассмеялась Лера. – Во-первых, в пьесе есть намек на реальные чувства, возникшие между Филиппом и служанкой Аннет. Он же объясняет, что вырос в бедной семье с кучей детей и у него был только один путь – в шахту, как и у его отца. Он выбрал побег и умудрился чего-то добиться…

– Но какой ценой? – перебил Алекс. – Он же натуральная проститутка! Стал актером, потому что над ним взяла шефство богатая меценатка, получал роли через жену директора театра и благосклонных к нему актрис!

– Не забывай, что речь о позапрошлом веке – тогда жизнь была другой! А чего ты хотел бы от Филиппа – чтобы он пошел служить в армию или поступил в университет и стал врачом или адвокатом? С его родословной в те времена это было невозможно!

– То есть ты оправдываешь аморалку? Ведь пьеса как раз об этом!

– А я считаю, что она о том, что нужно быть осторожным со своими желаниями, – возразила Лера. – Если не готов узнать правду, не стоит пытаться глубоко копать, а провокация может обернуться большими проблемами! Ну вот чего этому полковнику было надо: его жена сидела себе дома в ожидании мужа и не помышляла ни о каких изменах – он сам подтолкнул ее к молодому повесе, а потом расстроился и захотел его грохнуть. За что, спрашивается?!

– Да ладно, признайся, тебе просто мордашка этого артиста понравилась! – фыркнул Алекс.

– У него потрясающий голос, – заметила Лера. – Ну и мордашка, надо признать, симпатичная!

– Вот, значит, какие тебе нравятся – слизняки? – надулся он.

– И вовсе он не слизняк, – заступилась она за артиста. – Просто он молодой, и амплуа у него соответствующее: герой-любовник.

В этом «интеллектуальном» споре они сами не заметили, как дошли до машины. Когда Лера усаживалась на переднее сиденье и пристегивала ремень, в ее ушах еще звучала завораживающая музыка из последнего акта. Даже мрачное выражение лица жениха не могло испортить ей настроение!

* * *

– Алла Гурьевна, это то, о чем я думаю? – поинтересовался Белкин, подходя.

– Я не умею читать мысли, Александр, – хмыкнула следователь. – Что же у вас на уме?

– Маньяк?

– С чего вы решили?

– Вы лицо ее видели?

– И что?

– Ее же «расписали», как индейца племени сиу!

– Скорее как клоуна… Скажите мне, о чем вам говорит поза жертвы?

– О чем?

– Да о том, Александр, что убийца выставил свое деяние напоказ!

– С чего вы взяли? – недоуменно поинтересовался молодой опер.

– Во-первых, он мог ее прикопать, чтобы никто никогда не нашел. Далее, убитая лежит на спине, руки сложены на груди – душегуб словно бы подготовил ее к похоронам. Одежда в порядке, но взгляните на лицо: что вы видите?

– Я уже сказал!

– Как считаете, смажутся ли губная помада и тушь во время борьбы? – раздался громкий голос за их спинами.

Обернувшись, оба увидели неслышно подошедшую Сурдину, самого классного судмедэксперта в Комитете. Маленькая, худенькая и чем-то неуловимо напоминающая крошечную обезьянку-игрунку, обитающую в лесах Амазонки, она постоянно носила на плечах увесистый рюкзак – чтобы не унесло случайным порывом ветра, как она сама шутила. Он и сейчас болтался у нее за спиной. Алла спросила себя, что она там хранит, ведь все необходимые инструменты и реактивы находятся в специальных чемоданчиках, которые послушно таскают за начальницей двое ее подчиненных.

– Думаю, да, – ответил на вопрос Сурдиной Белкин.

– А ее макияж в полном порядке, так?

– Макияж?

– Он отличается от нанесенного обычными косметическими средствами.

– Ну, это еще неизвестно: если убийца сделал это после того, как…

– И все-таки, – перебила Сурдина, – я настаиваю! Точнее скажу позже, когда доберусь до СК… Боюсь, Алла Гурьевна, начальство не обрадуется!

– Вы тоже полагаете, что мы имеем дело с маньяком?

Эксперт только плечами пожала: все казалось ей вполне очевидным.

– Нашли сумку жертвы?

– Нет, сумки при убитой не обнаружено. Документов и телефона тоже нет, – предвосхищая следующий вопрос, добавила судмедэксперт.

– А можно сказать, убили ее здесь или…

– Сейчас нет, – перебила Аллу Сурдина. – Женщину ударили в висок тяжелым тупым предметом, после чего задушили, поэтому, как вы понимаете, следы крови отсутствуют. Следов волочения тоже нет, но ее вполне могли принести. Возможно, анализ подногтевого содержимого что-то подскажет?

– Я почти уверена, что она умерла где-то в другом месте, – пробормотала Алла.

– Почему? – поинтересовался Белкин.

– Да потому, мой юный друг, что приличная женщина вряд ли потащится на мусорный полигон в ночи! – усмехнулась Сурдина. – Я полностью с вами согласна, Алла Гурьевна: скорее всего, дама погибла не здесь. Кому, черт подери, пришло в голову притащить ее в такое место и так размалевать – просто шапито какое-то!

– Скорее, театр, – задумчиво кивнула Алла. – Хорошо, подожду отчета, Анна Яковлевна. Буду благодарна, если вы позвоните мне, как только получите первые данные: не хотелось бы дожидаться официальных бумаг.

– Обязательно, Алла Гурьевна, – серьезно кивнула судмедэксперт. – Я же понимаю, как на вас теперь насядут.

Сурдина удалилась в сопровождении своих помощников, двое из которых несли на носилках прикрытое простыней тело. Мусорный полигон Северная Самарка находился в десяти километрах от города, в поселке Карьер Мяглово, что во Всеволожском районе. Он предназначался для захоронения твердых коммунальных и промышленных отходов, однако тут и там высились кучи гниющего бытового мусора, включая пищевые отходы. Алла успела выяснить, что полигон действует, несмотря на то, что признан переполненным.

– Почему вы решили, что тело привезли ночью? – спросил Белкин.

– Что вы видите вокруг, Александр? – вместо ответа задала она встречный вопрос.

– Мусор.

– А еще?

– Чаек…

– Ну а помимо них? Взгляните туда! – Алла махнула рукой в сторону съезда с шоссе.

– Машины.

– Самосвалы, Александр. Много, очень много самосвалов!

– А-а…

– Вы можете себе представить, чтобы при свете дня, когда здесь беспрерывно ездят грузовики, кто-то успел не только притащить сюда труп, но и навести ему марафет?

– Ну да, сомнительно, – хмыкнул Белкин. – Значит, и свидетелей мы тут вряд ли найдем, не говоря уже о камерах!

– Ну, насчет камер вы, пожалуй, правы, хотя можно попробовать отсмотреть видео с тех, что на шоссе… А вот свидетели могут и отыскаться! Здесь рядом поселок, верно?

– Вы думаете, жители сюда заходят? Тут же вонь страшная!

Это была сущая правда: за время пребывания на месте преступления Алла «принюхалась» к невыносимому запаху отходов и почти перестала его замечать, но трудно представить, что кто-то добровольно, без особой нужды решит прогуляться по свалке.

– И все-таки, Александр, надо попытаться, – сказала она твердо, отметая дальнейшие возражения. – Берите коллег и отправляйтесь в поселок: может, кто-то что-то видел.

Когда молодой опер удалился с недовольной миной, Алла подняла глаза. В низком ноябрьском небе с дикими воплями кружили чайки. К их крикам примешивались вороньи «трели» – интересно, как местные выносят эту какофонию с утра до вечера?! Как вообще можно терпеть у себя под боком горы разнообразного мусора – это же так вредно для здоровья… Во всяком случае, неизвестная женщина, найденная здесь, точно бы с этим согласилась!

* * *

Эльвира появлялась в жизни Леры неожиданно, почти никогда не предупреждая о своем приходе. Она объясняла это тем, что сестрица непременно найдет отговорку, чтобы не встречаться, сославшись на занятость, усталость или солнечное затмение. Это была сущая правда: проводя много времени среди людей, Лера ценила моменты одиночества и любила побыть наедине с собой хотя бы несколько вечерних часов, нормально поесть, посмотреть телевизор или почитать на сон грядущий. Эля же являлась полной противоположностью сестре, обожая вечеринки, рестораны и прочие выходы в свет. Ее муж Арамаис полностью поддерживал супругу, и они редко проводили время в четырех стенах. Эльвире было все равно, куда идти – на вернисаж, театральную премьеру или в гости: для нее имел значение сам факт общения с миром. Мама считала, что это из-за отсутствия детей в браке: как Арамаис и Эля ни старались, у них не получалось зачать ребенка. Эльвира делала вид, что все хорошо, и только Лера знала, как сильно сестра переживает. Судя по многочисленным обследованиям, медицинские проблемы у обоих супругов отсутствовали, но это ничего не меняло.

И вот, только Лера собралась хорошенько закусить едой, заботливо оставленной накануне мамой, знающей, что младшей дочурке не до домашней готовки, сестрица появилась на пороге ее квартиры, как обычно разодетая в пух и прах. На самом деле ничего особенно экстравагантного Эля не надела, но на ней любой наряд смотрелся так, словно был доставлен прямиком с европейских подиумов. В прихожей она скинула светлое шерстяное пальто, под которым оказалось синее шелковое платье, отлично гармонировавшее с ее прекрасными голубыми глазами и светлыми волосами, которые Эльвира, хоть и была блондинкой от природы, подкрашивала специальным шампунем в пепельный оттенок. Как всегда, на ней сверкали бриллианты – на этот раз черные. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Эля крутанулась на каблуках и заявила:

– Собирайся, мы идем на прием!

– Вот уж нет! – фыркнула Лера, пятясь назад, словно опасаясь, что сестра напрыгнет на нее и потащит за дверь силой. – У меня другие планы…

– Я звонила Алексу, – перебила Эльвира, – и он сказал, что сегодня работает допоздна: какие у тебя могут быть планы без него?

– А что, ты теперь воспринимаешь меня только как придаток Алекса? – обиделась Лера.

– Жена – часть мужа, а вы почти женаты!

– Ну, до этого еще далеко!

– Новый год не за горами: вы ведь собираетесь пожениться в конце декабря, верно? Так что давай-ка поглядим, что у тебя есть в шкафу, что не стыдно выгулять к вице-губернатору!

– К… кому? – пробормотала Лера, еще больше испугавшись. – Ты с ума сбрендила, мать?!

– И ничего я не сбрендила, просто нас пригласили на годовщину, а Арик, как назло, задержится в офисе, как и твой Алекс, – можешь себе представить такую подлянку? Я готовилась неделю…

– Ты, значит, неделю готовилась, а я должна собраться за полчаса, как солдат-срочник? – нахмурилась Лера.

– «В любом ты, душечка, наряде хороша»! – нараспев процитировала ничуть не смущенная ее сердитым тоном Эля и направилась прямиком в комнату.

– У меня волосы немытые, – буркнула Лера, чувствуя, что уже проиграла напору сестры.

– Неужели? – беспечно переспросила та. – А по-моему, все окей – просто причешешься, и дело сделано!

– Мне нечего надеть.

– А то платье, которое я отдала тебе – ну, бежевое, от «Алены Ахмадуллиной»?

– От кого?

– Господи, ну что мне с тобой делать, Валерка – ты такая… дремучая ты, вот! Алена Ахмадуллина – одна из самых известных российских дизайнеров: я бы тебе абы что не отдала!

Чистая правда: все самые красивые наряды Лера получила от сестры либо в качестве подарков, либо потому, что не подошел размер. Правда и то, что все это «богатство» так и висело на вешалках с бирками, так как Лере почти некуда было все это носить. Пару раз она надевала что-то на свидания с Алексом, но обычно даже в таких случаях предпочитала повседневный, а не парадно-выходной стиль.

Раздвинув створки платяного шкафа, Эля принялась деловито копаться в его содержимом.

– Та-ак, куда же ты его подевала? Нет, Валерка, ты реально не понимаешь, что одежда должна храниться правильно! Ну как можно вешать вот этот белый пиджак от «Гуччи» рядом с черным платьем от… господи, где ты вообще откопала этот мусор?!

Лера плюхнулась на диван и принялась обреченно наблюдать за тем, как сестра потрошит ее гардероб, отпуская едкие замечания по поводу каждой вещи, купленной не ею.

– Нашла! – издала победный клич Эльвира, извлекая на свет божий вешалку с платьем, до сих пор не покидавшим шкафа. – Подол слегка помялся… Ну ничего – погладим! Марш в душ, а я пока найду гладильную доску… Чего застыла? Бегом!

Через час девушки вышли из такси у загородного дома вице-губернатора Юрия Купелина, отвечавшего в администрации за два комитета: жилищный и по благоустройству и государственной охране памятников – Лера успела «пробить» его по интернету, пока они ехали. Коттедж выглядел респектабельно, но не чересчур – видимо, вкус у вице-губернатора имелся, и он не стал отстраивать себе Нойшванштайн[1]1
  Нойшванштайн – романтический замок баварского короля Людвига Второго со множеством башенок, часто называемый замком Спящей Красавицы.


[Закрыть], предпочтя скромную кирпичную классику всего в два этажа. Территория оказалась обширной и ухоженной – определенно, над участком поработал опытный ландшафтный дизайнер. По обилию авто, выстроившихся в ряд вдоль каменного забора, становилось ясно, что в доме праздник.

– Тридцать лет, прикинь! – щебетала сестра, ловко передвигаясь на каблуках по брусчатке, которой были вымощены садовые дорожки, ведущие к дому. – Интересно, продержимся ли мы с Ариком так же долго?

– Вы и дольше продержитесь, – убежденно ответила Лера, разглядывая ярко освещенную площадку перед домом, на которой толпились люди с бокалами в руках. Погода стояла не то чтобы теплая – все-таки ноябрь на дворе! – но все же достаточно приятная, чтобы немного постоять снаружи, общаясь и попивая шампанское. Изнутри раздавались звуки музыки: видимо, часть гостей все же предпочла находиться под крышей.

– Элечка, как же я рада вас видеть! – раздался громкий, но приятный голос с пикантной хрипотцой: к ним быстрым шагом приближалась дама лет пятидесяти пяти, одетая в переливающееся всеми цветами радуги платье, поверх которого было накинуто меховое манто.

– Зиночка Олеговна, поздравляю от всей души! – протянув к ней руки, пропела Эльвира. – Вы получили мой подарок?

– О да, великолепная ваза, моя дорогая, – закивала дама, которая, как поняла Лера, являлась хозяйкой дома и, соответственно, супругой вице-губернатора. – Она уже заняла достойное место в фойе – сейчас сами увидите! А это?..

– Знакомьтесь: моя сестра Валерия.

– Надо же, как вы похожи! – воскликнула Купелина, разглядывая Леру так внимательно, что та ощутила дискомфорт. – Вы, случайно, не модель, детка?

– Я? – изумилась Лера: ее еще никто не принимал за представительницу этой профессии! Сама она считала, что соответствует ей разве что по росту.

– Валера служит в Следственном комитете, – с гордостью ответила за сестру Эльвира.

– Серьезно? – Купелина выглядела потрясенной. – Похоже, СК меняется в лучшую сторону, раз туда стали набирать таких красоток! Проходите в дом, девочки, или, если пожелаете, можете потусоваться здесь, пока мужчины воспевают моего муженька в доме.

Сказав это, она удалилась столь же стремительно, как и подошла.

– Не знала, что ты знакома с ней лично! – проговорила Лера, глядя вслед вице-губернаторше.

– Мы ходим в один салон красоты, – ответила Эльвира. – Там и встретились… Ой, гляди, это не Виктор Крюков?

– Кто?

– Ну, актер сериалов… Ой, точно он! Зинаида обожает богему: она, видишь ли, покровительствует творческим личностям – певцам, художникам, но больше всего любит актеров, даже театр им построила.

– Целый театр?!

– Нет, половину! Естественно, целый – Музыкальный театр знаешь?

– Да, мы с Алексом недавно туда ходили… А как это губернаторша сумела построить театр, интересно?

– Ой, там действительно занимательная история! Раньше Музыкальный театр ютился в здании бывшего ДК – ни ремонта, ничего, представляешь? Сцена – с гулькин нос, акустики никакой, а ведь это так важно! Ну вот, Купелина и решила помочь Музыкальному театру: нашла какой-то недострой на набережной, который постоянно передавался от одного подрядчика к другому, да и убедила мужа передать его Музыкальному театру. Само собой, проект пришлось менять, ведь там собирались возводить торговый центр – местечко-то «козырное», как ты понимаешь, но в конце концов все получилось, и два года назад они переехали! Ты была внутри, сама видела, какая прелесть вышла!

Лера тоже считала, что Музыкальный театр выгодно отличается от большинства тех, в которых ей довелось побывать: вместо пафосного строения с устаревшими интерьерами приятно было оказаться в современном здании с просторными помещениями, множеством зеркал, стеклянными вращающимися дверьми и двумя большими сценами.

– Давай-ка все-таки войдем, – предложила сестра. – Что-то мне зябко на ветру!

Девушки направились к крыльцу. В фойе их встретили две предупредительные горничные – видимо, специально нанятые для приема. Они приняли у них верхнюю одежду и указали путь туда, где планировалось основное «действо».

– А вот и моя вазочка! – радостно воскликнула Эля, указывая в угол. «Вазочка» оказалась монстром размером метра в полтора, расписанным розовыми фламинго и зелеными листьями на фоне воды.

– Отлично смотрится, да? – потребовала одобрения собственного вкуса Эльвира, и Лера решила ее не расстраивать, пробормотав:

– Да-а, красотищщща!!

Они прошли в просторный зал. Посередине освободили пространство, а вдоль окон стояло несколько столов, на которых располагались всевозможные закуски, которые следовало накладывать самим (Лера заметила, как некоторые из гостей нагружают свои тарелки до краев, словно недавно вернулись из мест заключения и давненько не едали ничего, кроме тюремной баланды). В конце зала она увидела рояль, слева от которого поставили несколько стульев, а за ним находилась еще одна дверь – в соседнее помещение.

– Честно говоря, я думала, вице-губернаторы живут пошикарнее, – проговорила Эльвира, придирчиво разглядывая интерьер. – Все-таки второй человек в городе!

– Просто для сведения: у губернатора не один зам, – сказала Лера.

– Правда? – удивилась сестра. – Не знала… но все-таки!

Эльвира с мужем жили в замечательной пятикомнатной квартире, расположенной в новом жилом комплексе в престижном районе Питера. Хоть дом вице-губернатора явно был побольше, в отношении планировки, ремонта и меблировки Лера, пожалуй, склонялась к тому, чтобы согласиться с сестрой. С другой стороны, это же здорово: честный вице-губернатор, не берущий взяток и помогающий, по доброте душевной, людям искусства!

В этот момент у рояля, где толпились гости, возникло необычное оживление. Одновременно с этим в столовую хлынул народ с улицы – похоже, праздник начинался! Расступившиеся люди освободили место у рояля, за который тут же уселся седовласый мужчина во фраке. Через заднюю дверь вошли музыканты с инструментами и заняли стулья. Последними из той же двери появились несколько молодых мужчин и эффектная брюнетка в сногсшибательном алом платье. Небольшой оркестр грянул так неожиданно, что Лера вздрогнула, а один из мужчин, схватив со стола бокал с шампанским, выступил вперед и запел Libiamo. Лера не считала себя любительницей оперы, но эту арию-тост из «Травиаты» Верди узнала без труда. Девушка в красном тоже «вооружилась» бокалом, и оба вышли на середину холла, повернувшись лицом к тому месту, где стояли вице-губернатор с супругой, окруженные гостями.

– Это, что, э-э… как его?.. – забормотала Лера, которой показалось, что она узнала певца.

– Кирилл Третьяков? – уточнила Эля. – Ну да, а с ним, если не ошибаюсь, Диана Кочакидзе… Конечно же, Зинаида пригласила «своих» артистов – должны же они отплатить ей за покровительство!

Лера протиснулась вперед, чтобы рассмотреть исполнителей как следует. В жизни Кирилл Третьяков выглядел моложе, чем представлялось из зала. Она ожидала, что он окажется не так хорош в отсутствие грима и костюма, но ошиблась: он был именно таким – даже, пожалуй, лучше! Буйная грива светло-русых, тщательно мелированных волос обрамляла лицо с классически правильными чертами. Обычно таких людей нельзя назвать красивыми, так как строгая геометрия вовсе не является залогом привлекательности, однако прозрачные, широко открытые словно бы от удивления этим миром глаза и искренняя улыбка делали Кирилла прямо-таки неотразимым. Похоже, каждая черточка в его лице жила собственной жизнью: Лера еще не встречала столь подвижной мимики ни у кого, с кем была знакома. Возможно, если бы не эта невероятная мимика и сочащийся из всех щелей его натуры холерический темперамент, артист не привлек бы большого внимания, но все это вкупе притягивало взгляды и вызывало восхищение у представителей обоих полов. Единственным, что, на взгляд высокой Леры, портило общее впечатление, был скромный рост артиста – вряд ли более ста шестидесяти пяти сантиметров. В левом ухе молодого человека сверкала бриллиантовая пусета, и ему очень шли черный смокинг и накрахмаленная белая рубашка с бабочкой.

Лера давно заметила, что хорошо пошитый костюм еще не гарантирует импозантного вида, ведь его нужно уметь носить! Даже самый дорогой и подогнанный по фигуре пиджак может смотреться на ком-то как на корове седло, если фигура и осанка несовершенны. Третьяков как нельзя лучше соответствовал своему наряду!

Подойдя вплотную к Купелиным, он поднял бокал повыше, салютуя супругам, и небольшой хор, стоявший за роялем, поддержал певца и его партнершу. Красотка осушила бокал залпом, но Лера обратила внимание на то, что Третьяков пить не стал, а незаметно поставил бокал на стол, прежде чем позволил Купелиной сердечно себя обнять и троекратно расцеловать по русской традиции. Вице-губернатор ограничился рукопожатием, после чего музыка на короткое время смолкла, и к паре начали подходить люди с подарками. Кто-то зачитал поздравление от губернатора Санкт-Петербурга, после чего прием продолжился.

Певцы удалились, а музыканты остались, продолжив играть разнообразные мелодии для услаждения слуха присутствующих, которые, надо заметить, мало обращали на это внимание, предпочитая радовать собственные желудки. Лера, которой сестрица помешала поужинать, решила не стесняться и тоже накидала в свою тарелку деликатесов: крошечных тостиков с красной и черной икрой, корзиночек с крабовым и лососевым салатами, пару бутербродов с осетриной и несколько маринованных помидорчиков черри. Отойдя в уголок, она принялась закусывать, в то время как Эльвира направилась в самую гущу гостей – как она выражалась, «социализироваться».

– А вы поете или танцуете? – услышала Лера приятный голос и едва не подавилась икрой от неожиданности: перед ней стоял Кирилл Третьяков собственной персоной.

– Я? – растерялась она. – Я… просто ем, – и она указала на свою тарелку.

– Как это разумно с вашей стороны! – серьезным тоном похвалил он, но его лучистые глаза смеялись. – Клоуны выступили, пришло время утолить голод!

– Клоуны? – переспросила она, но тут же сообразила, что он имеет в виду себя со товарищи.

– Шампанского? – предложил он, ловко схватив бокал с подноса проходящего мимо официанта и протянув его Лере.

– А вы? – спросила она, принимая вино из рук артиста.

– Я это пойло… простите, игристое не пью – у меня от него изжога, не к столу будь сказано, – ответил он. – Может, здесь есть что-то покрепче, но я еще не освоился. Боюсь, когда это произойдет, присутствующие уже все выдуют!

Лера удивилась тому, что молодой человек общается с ней, как со старой знакомой. Странно, но она и сама чувствовала нечто подобное: от Третьякова не исходило угрозы, как от большинства представителей противоположного пола, и это подействовало на нее расслабляюще.

– Скажите, почему вы подошли именно ко мне? – задала она прямой вопрос, надеясь, что артист не обидится.

– Откровенность – это то, что я ценю в людях больше всего, а вкупе с храбростью она и вовсе бесценна! – рассмеялся он. – Признаюсь честно: я здесь никого, кроме Зиночки и ее супруга, не знаю, да и, если начистоту, не горю желанием узнать, а вы показались мне чужеродным телом среди всего этого скопления народа.

– Телом? – изогнула бровь Лера.

– И лицом.

– И почему же я показалась вам, гм… чужеродной?

– Ну, вы красивая, но не так, как принято в подобных кругах. Одеты шикарно, но определенно чувствуете себя лучше в джинсах, верно?

– Мое платье вам не нравится? – огорчилась Лера.

– Платье – отпад, но вам явно в нем неловко, и вы только и думаете о том, как бы нацепить что-нибудь спортивное. Я прав?

– Не стану спорить, – наконец улыбнулась и она. – Меня притащила сюда сестра: она обожает такие сборища, а я…

– А вы любите поваляться у телика или «отжечь» в спортзале.

– Точно!

Как ему это удается? Ведь это Лера следователь, а Третьяков – артист, и все же он «читает» ее, словно открытую книгу!

– А как зовут мою новую и столь приятно прямолинейную знакомую? – поинтересовался он.

– Лера, – ответила она и, переместив тарелку в левую руку, протянула ему правую. Если бы он попытался запечатлеть на ее запястье поцелуй, она сочла бы, что артист выпендривается, но вместо этого он крепко пожал Лере руку, как равной, чем окончательно завоевал ее сердце. А еще от нее не укрылось, что во время рукопожатия Кирилл оценил огромный бриллиант помолвочного кольца на ее безымянном пальце – ей даже на миг почудилось, что его губы искривились в подобии саркастической улыбки, но уже в следующую секунду, когда он поднял на нее глаза, она решила, что ошиблась.

– Приятно было познакомиться, – сказал он искренне. – А теперь, боюсь, мне пора идти ублажать юбиляршу!

Подмигнув Лере на прощание, словно старой подруге, он развернулся на каблуках и резво затрусил по направлению к вице-губернаторше, которая изо всех сил пыталась привлечь его внимание, маша рукой. Лера вернулась к еде, но обнаружила, что больше не голодна: почему-то ничего не значащая беседа с Кириллом Третьяковым отбила у нее охоту пробовать вкусности с барского стола.

Аккуратно поставив тарелку на ближайший стол, Лера поискала глазами сестру, но не обнаружила ее в толпе. Может, стоит пройтись по саду? Она бы с удовольствием поехала домой, но Элька смертельно обидится, поэтому придется самой себя развлекать в ожидании момента, пока сестра насытится болтовней с «важными» людьми и изъявит желание смыться.

В прихожей горничная помогла Лере отыскать пальто, и она вышла на крыльцо. В воздухе порхали редкие белые мухи – надо же, первый снег в этом году! Лера выставила руку из-под козырька и позволила снежинкам падать на ее ладонь. Они послушно приземлялись и тут же таяли на ее теплой коже. В саду не оказалось ни души, но фонари по-прежнему горели, ярко освещая все вокруг. Сад выглядел большим, и Лера, выбрав одну из мощеных дорожек, пошла по ней, разглядывая клумбы.