Текст книги "Врачебная ошибка"

– Знаете, – сказала я, – подруга, ваша бывшая клиентка, рекомендовала мне Антонину Пилюгину…

– Ах, Тонечку! – одобрительно закивала администратор. – Да, ею у нас все довольны. Что ж, надо проверить, чем она сейчас занимается – возможно, вам и повезет!

Закончив в агентстве, я решила сделать еще одно дело. Это было необходимо лично мне, для успокоения совести. Хоть я и пыталась убедить себя в том, что не виновата в случившемся с несчастной пациенткой, мне это не удавалось. Вот почему я решила съездить к Кире – в конце концов, мы проработали бок о бок много лет. Нельзя сказать, что мы близки. Кира относится к тому типу людей, которые предпочитают держать свои проблемы при себе, но я подумала, что она заслуживает по крайней мере сочувствия с моей стороны. Втайне я лелеяла надежду, что мне удастся выяснить у Киры причины ее невнимательности, ведь Охлопкова ясно дала понять, что хорошо бы получить такие сведения.

Кира была мне рада.

– Да вы проходите, Агния Кирилловна, – пригласила она, закрывая дверь. – В гостиную – я там только что все намыла, начистила!

В самом деле, на Кире красовался цветастый передник, джинсы она закатала до колен, а волосы собрала в тугой узел на затылке. Кира всегда походила на маленькую печальную птицу, но сейчас, в этом домашнем прикиде, сходство стало почти полным: грач, ни дать ни взять!

Гостиная сияла чистотой. Я поняла, что анестезистка затеяла уборку, чтобы отвлечься от неприятных мыслей – я сама частенько так поступаю.

– У вас уютно, – заметила я, оглядываясь. Комната была небольшой, оформленной в пастельных тонах, так, чтобы ничто не бросалось в глаза и не раздражало.

– Стараюсь, – скромно улыбнулась она. – Но вы ведь пришли не для того, чтобы посмотреть, как я живу? Хотите, наверное, спросить, как так вышло, что девочка умерла, да?

Что ж, не надо быть детективом, чтобы догадаться.

– Так вот что я вам скажу, Агния Кирилловна, – не дожидаясь ответа, продолжала Кира. – Я тут ни при чем: в жизни не допустила бы подобного ляпа!

– То есть вы утверждаете, что это – не ваша ошибка?

– Разумеется, нет!

– Но кто имеет доступ к препаратам, кроме вас и Жанны? Вы ведь даже мне не позволяете вмешиваться во время подготовки анестезии!

– У вас не было повода! – буркнула Кира. – Разве я когда-то не оправдала ваших ожиданий?

– Нет, – вынуждена была признать я. – Ваша работа всегда отличалась тщательностью и профессионализмом, потому-то я и не могу понять…

– А вы к Жанне присмотритесь, – посоветовала Кира. – У нее ветер в голове – молодая, мужика ей надо, а она в больнице парится целыми днями! И это еще не все.

– То есть? – насторожилась я.

– Временщица она, Жанночка ваша, – буркнула Кира, вытирая мокрые руки о передник.

– В смысле?

– Вы-то с ней не работаете, только языками чешете… Простите, конечно, за прямоту!

– Ничего, продолжайте.

– А чего тут продолжать? Работает она так, словно у нее запасная жизнь имеется!

– Что-то я вас не понимаю…

– Ну, как объяснить? Жанна, по-моему, долго в больнице задерживаться не собирается. Думаю, она себе другое место присматривает или уже присмотрела.

– Почему вы так решили?

– Есть признаки, – уклончиво ответила Кира. – А про меня вы плохо не думайте, Агния Кирилловна, – не виновата я в смерти девочки, богом клянусь!

Разговор с Кирой, вопреки ожиданиям, ничего не прояснил. Напротив, я выходила от нее с неприятным ощущением того, что женщина пытается выгородить себя, очернив Жанну. Я всегда считала анестезистку объективным человеком… Хотя, когда речь идет о спасении собственной шкуры, наверное, все средства хороши!

* * *

Нинель Виссарионовна Георгиади пристально рассматривала мужчину, сидящего напротив. Выглядел он внушительно, но она еще не решила, насколько опасным он может оказаться. Опасным для нее. Высоченный, атлетически сложенный, он тем не менее не походил на человека, тупо увлеченного спортом. Темно-синий костюм в тонкую полоску сидел безупречно, но отсутствие галстука говорило о пренебрежении к общепринятым нормам. Черные волосы, каким-то чудом удерживающие вертикальное положение, презрев силу земного притяжения, блестели в искусственном свете лампы, кожа была гладкой и смуглой, отчего Георгиади затруднялась определить возраст визитера. Его глаза, которые казались даже чернее волос, но взглядом с ним было практически невозможно встретиться. Когда мужчина садился, рукава его пиджака слегка приподнялись, и Нинель Виссарионовна заметила на загорелом запястье правой руки широкий золотой браслет – явно не от часов. И этот щеголь с лицом модели Армани представился Леонидом Кадреску и равнодушно продемонстрировал ей удостоверение работника Отдела медицинских расследований! Георгиади слышала о них, хотя, слава богу, ни разу не сталкивалась. Вот, кажется, пришел и ее черед. Прямо скажем, не самое приятное событие!

– Итак, – продолжил посетитель, – вы считаете свой диагноз правильным?

– Да, – резко ответила Георгиади, сжимая в пальцах ручку с такой силой, что та жалобно заскрипела. – Я успешно провела операцию, ребенок практически здоров, а через несколько лет, когда вторая почка начнет работать за обе, он и думать забудет об операции.

– Это если в течение жизни с ним ничего не произойдет и вторая почка не пострадает, – заметил Кадреску.

Интересно, подумала Нинель Виссарионовна, у него всегда такой вид, словно он гуталина наелся – ишь, как кривится!

– Ну, кто же может предсказать будущее, – стараясь скрыть раздражение, пожала она плечами. Не стоит портить отношения с этим Отделом – ходят слухи, что они ребята хваткие и если уж вцепятся, то обглодают жертву, как пираньи, оставив голый скелет. Интересно, нельзя ли наладить с ним более тесный контакт во избежание дальнейших неприятностей?

– И все же в чешской лаборатории с вами не согласились, – добавил между тем Кадреску.

– На вашем месте я бы не стала так уж слепо доверять этим результатам.

– Но в Институте радиологии им доверяют, иначе зачем было отправлять опухолевый материал за тридевять земель?

– Как всегда с детьми – просто перестраховались. В любом случае мальчика ждала полная резекция, иначе можно было ожидать перерастания опухоли в злокачественную!

– То есть вы допускаете, что ошиблись?

Черт, да он бульдог! Георгиади втянула в легкие побольше воздуха и ответила:

– Нет, не допускаю: мой диагноз правильный, и я уверена, что любые специалисты его подтвердят!

– Рад за вас, – холодно кивнул Кадреску. – Потому что перед визитом сюда я заехал в Институт радиологии и забрал материал Алексея Попкова. Надеюсь, ваш диагноз подтвердится.

Что-то подсказывало Нинель Виссарионовне, что он надеется ровно на обратное. И почему ей так «повезло»? Годы безупречной работы, международные конференции, симпозиумы, две книги, изданные не только в России, но и за рубежом – и вдруг такое! Ну чего этой мамаше не сидится? Мальчишка через некоторое время полностью оправится, а вот ее собственная репутация может незаслуженно пострадать!

Тем временем Кадреску следил за напряженной работой мысли, отражавшейся на лице собеседницы. А лицо у нее было подвижное и интересное. Даже самый льстивый критик не назвал бы Георгиади красоткой, но было в ней что-то, невольно притягивающее внимание. Внешность явно восточная – хорошо очерченные скулы, острый подбородок, изогнутые дугой ухоженные брови и пронзительный взгляд серых глаз. Минимум морщин: очевидно, женщина следит за собой, а потому, хотя и не выглядит моложе своих сорока девяти лет, отлично сохранилась. Леонид представил себе, какова она в постели – он всегда представлял это, впервые встречаясь с представительницей противоположного пола старше восемнадцати, хотя те, кто моложе тридцати, уже давно его не привлекали. С Георгиади, пожалуй, он бы не отказался от парочки кульбитов… Если бы не работа, конечно: как можно спать с тем, кого рассматриваешь разве что не под микроскопом? Самое интересное, что она, похоже, думает о том же. Леонид разбирался в женщинах и не мог не видеть, с каким интересом смотрит на него собеседница. Больше всех качеств Кадреску ценил в дамах наличие серого вещества, а Георгиади в этом определенно не откажешь. Однако Лицкявичусу бы такое не понравилось. Не то чтобы Леонид боялся расстроить босса, но Андрей был одним из тех немногих, к кому патолог испытывал искреннее уважение, а потому не хотел его разочаровывать.

Что ж, он узнал, что хотел: Георгиади не так уверена в своем диагнозе, как хочет показать, просто она не ожидала, что ее мнение подвергнут сомнению. Перед визитом сюда Леонид изучил «предмет» исследования и пришел к выводу, что хирург окажется крепким орешком. У нее хорошие связи не только в Комитете здравоохранения, но и в министерстве, она знакома с губернатором и даже вхожа в его дом. Это означает, что она сделает все, чтобы выбраться из неприятностей, напряжет всех, кого знает, и, скорее всего, выйдет сухой из воды, даже если виновата.

* * *

– Что же мне делать, Агния Кирилловна? – Жанна была в панике. – Меня уволят, да?

Я сама позвонила ей, по-прежнему не в состоянии избавиться от чувства вины, а она попросила о встрече. Мы пересеклись в кафе «Жили-были» на Невском проспекте. Обычно это место оживленное, но, хотя была суббота, народу оказалось немного.

– Елена Георгиевна говорит, что, если все подтвердится, Добров определенно тебя не оставит, – печально подтвердила я.

– И что тогда? Не так-то легко найти работу в другом месте, особенно если на тебе висит обвинение во врачебной халатности!

– Погоди пороть горячку! Еще ничего не известно…

– Да что тут неизвестного-то?! Ошибку могли допустить либо я, либо Шемякина, а Ладога тут вообще ни при чем; если уж начистоту – он, может, и обязан убедиться в том, что все сделано правильно, но вы ведь и сами понимаете, что на практике это совершенно невозможно!

– А как ты думаешь, кто из вас виноват?

– Вы ведь работаете с Шемякиной давно? – вместо ответа спросила Жанна.

Я кивнула.

– Как она… В смысле, она позволяет вам себя проверять?

– В этом никогда не было необходимости.

– Вот именно! Она меня к столу для медикаментов и близко не подпускает – видимо, считает недостаточно компетентной. На первых порах я пыталась спорить, но сами знаете, как Шемякина ведет себя, когда оспаривают ее профессионализм!

– А в тот день ты пыталась проверить, что она готовит для анестезии?

– Да. Но она вела себя агрессивнее, чем обычно. Честно говоря, я решила, что у нее дома нелады – все-таки иметь такого сына…

– Ты о чем сейчас? – насторожилась я.

– А вы не знаете? – Глаза девушки недоверчиво округлились. – У Шемякиной же сын – наркоман!

Надо же: работаешь с человеком, работаешь, а потом внезапно оказывается, что ты его абсолютно не знаешь!

– Ты уверена в том, что говоришь?

– Да все знают, Агния Кирилловна! – развела руками Жанна.

Это все проклятая дистанция, черт бы ее побрал! И в институте, и во время ординатуры анестезиологи не уставали повторять: держи дистанцию со своей анестезисткой, а не то и не заметишь, как вы поменяетесь местами! Страх такой перспективы преследовал меня с первой операции, и я так старалась не допускать фамильярностей, что, похоже, забилась в кокон, из которого ничего не видать. С некоторыми работниками других отделений я общаюсь гораздо ближе, чем с собственными коллегами, и ни разу об этом не пожалела. До этого самого момента.

– Как то, что сын Киры наркоман, могло повлиять на случившееся?

– Да я и не говорю, что повлияло, только в тот день она была злая как собака, на всех покрикивала, даже на Ладогу. Вы ведь знаете его – он парень неконфликтный, потом, опять же, надо скидку на возраст делать: бригада молодая, а Шемякина старше всех, да и в нашей больнице уже лет тридцать работает… Короче, я решила, что дешевле будет оставить ее в покое и позволить заниматься своим делом. Вы говорите, что никогда на нее не жаловались, и я не слышала, чтобы жаловались другие, поэтому… Я, конечно, виновата – надо было на все наплевать и проверить, ведь я видела, что с ней что-то творится!

Я задумалась. Во время визита к Кире мне не показалось, что она находится в расстроенных чувствах, а ведь с момента смерти пациентки прошло совсем немного времени! И она была полностью уверена в своей правоте, пытаясь заставить меня поверить, что Жанна недостаточно внимательна в силу возраста и характера.

– Если это правда, Жанна, – сказала я наконец, – мы во всем разберемся. Я обещаю, что постараюсь выяснить все обстоятельства, и если окажется, что проблема в Шемякиной, думаю, тебе удастся выкрутиться!

– Помогите мне, Агния Кирилловна! – умоляюще сложила руки девушка, с надеждой глядя на меня. – Ей-богу, не виновата я в том, что случилось!

* * *

Но у меня и своих проблем хватало. Не успела я расстаться с Жанной, как позвонила Абель с просьбой о встрече. Неужели мне придется чуть не каждый день видеться с адвокатом – прямо вторая работа! Причем каждая такая встреча изматывает меня гораздо сильнее, чем целый день у операционного стола.

– У меня плохие новости, – сказала она, едва мы поздоровались. Я уже привыкла к такому предисловию, но каждый раз оно резало мне слух, заставляя предполагать всякие ужасы. – Вы нашли няню?

– Еще нет, но я обратилась в агентство.

– Хорошо, это уже прогресс, – похвалила Абель. – Адвокаты вашего муженька без дела не сидят – вот, взгляните, – и она выложила на стол пухлый конверт.

– Что это? – спросила я, боясь прикоснуться, словно оттуда могла выползти гадюка.

Со вздохом Абель сама раскрыла конверт и вывалила на стол пачку снимков. На каждом из них были я или Лариса. Я выхожу из больницы. Я и Лариса идем с колясками по улице. Лариса с двумя колясками на детской площадке…

– Ну, каково? – спросила Абель, испытующе глядя мне в глаза.

– Откуда..?

– Частный детектив, полагаю, – это сейчас модно.

– Но чем эти снимки могут мне повредить? – недоумевала я. – Тут же нет ничего компрометирующего!

– Это на ваш неискушенный взгляд, – возразила адвокатша. – А вот как данные фотографии могут быть представлены в суде: вы слишком заняты, чтобы заботиться о ребенке, поэтому постоянно перепоручаете его ненадежной женщине, бывшей наркоманке и сектантке! Думаю, при желании адвокаты Шилова смогут поставить под сомнение слово «бывшая» и найти доказательства того, что ваша падчерица не до конца завязала с прошлым.

– Это невозможно!

– Главное – бросить камень, – усмехнулась Абель. – А потом невиновному придется с пеной у рта доказывать, что он не верблюд! Судья – всего лишь человек, и любое сомнение в отношении Ларисы или вас неумолимо склонит чашу весов в сторону вашего бывшего. Поверьте мне, я в этом деле не первый десяток лет – и не такое видела!

– Что же мне делать?

– Вы правильно поступили, вняв моему призыву и обратившись в агентство. Теперь необходимо как можно скорее найти надежную няню и показать, что вы хоть и весьма занятая, но очень заботливая мать. Теперь о Лицкявичусе…

– Что, я должна с ним расстаться?!

– Нет, ни в коем случае. Наоборот, для суда было бы плюсом, если бы вы узаконили ваши м-м-м… отношения.

– Мы должны пожениться, чтобы понравиться судье?

– Агния, это может показаться ретроградством, но полная семья с точки зрения закона смотрится гораздо лучше, чем мать-одиночка, живущая с мужчиной без регистрации.

– Но Шилов тоже разведен!

– Он женат.

– Ч-ч-что? – едва ворочая языком, переспросила я.

– Ваш муж месяц назад зарегистрировал брак с Анной Доренко. Он представил свидетельство о браке и согласие новой жены на удочерение.

Мне показалось, что потолок резко опустился мне на голову. Шилов – женат? И не просто женат, а, похоже, на той самой женщине, из-за которой мы, собственно, и разбежались! Но ведь он уверял меня в том, что это несерьезно, что они знакомы с институтских времен, что та связь была ошибкой как для него, так и для нее… А теперь он пытается продемонстрировать всему миру, что является идеальным семьянином, способным вырастить моего ребенка?!

– Вы думаете, с этим могут возникнуть проблемы? – поинтересовалась между тем Абель. – Ваш сожитель может отказаться от штампа в паспорте?

От слова «сожитель» меня передернуло – оно совершенно не подходит для описания наших с Андреем отношений.

– Нет, – ответила я. – Он бы не отказался, но я не стану предлагать Андрею расписаться ради того, чтобы кого-то ублажить!

– Напрасно, напрасно, – покачала головой Абель. – Все-таки подумайте: это произвело бы хорошее впечатление. Поймите, Агния, если вы хотите остаться опекуном девочки, вам придется действовать теми же методами, что и ваш бывший муж. Как вы могли заметить, он ничем не гнушается – и вы не должны. Если бы был другой способ, я бы обязательно предложила его вам, но, как ни печально, получить дочь вы сумеете, только доказав судье, что ваш муж не является хорошей кандидатурой для ее воспитания.

– И как же мне это доказать?

– Были ли в жизни Олега Шилова эпизоды, в которых, как бы это поточнее выразиться, он повел себя не очень красиво?

Я наморщила лоб, пытаясь припомнить, но ничего путного на ум не приходило: кроме измены, Олега, пожалуй, не в чем упрекнуть.

– Вовсе не обязательно, чтобы он сам совершил какой-то проступок, – видя мое затруднение, добавила Абель. – Может, он являлся участником серьезного конфликта или…

– Еще до нашего знакомства, – перебила я, – на его старом месте работы одна пациентка покончила с собой.

– Вот! – радостно воскликнула Абель, и в ее глазах вспыхнул хищный огонек. – Можно поподробнее?

– Ну, в принципе, он не виноват… Молодая девушка с неустойчивой психикой пыталась очаровать своего лечащего врача.

– Такое случается сплошь и рядом, – поддакнула Абель. – И?

– Шилов всегда непреклонен в этом отношении – никаких романов с пациентками. А та еще и совсем девчонкой была! Поняв, что Олег не поддастся, она выскочила в окно на глазах у его коллег прямо во время совещания.

– Какой пассаж! – пробормотала Абель, но я видела, что она более чем довольна моей информацией, в то время как я чувствовала себя виноватой, разглашая то, о чем Олег сам мне рассказывал, считая, что никто другой об этом не узнает. – Расследование по делу велось?

– Да. Олегу пришлось даже переехать из Москвы в Питер, так как отцом девочки оказался влиятельный чиновник, намеревающийся обвинить Олега в домогательствах и подвести под статью.

– Не вышло?

– Нет, ведь вины Олега в той ситуации не было.

– Дыма без огня… Хорошо, что вы мне об этом рассказали, Агния, – попытаюсь использовать данный факт в нашу пользу.

– Это не совсем честно, вам не кажется?

– Добро должно быть с кулаками, помните поговорку? Ваш бывший не сомневался, нанимая кого-то следить за вами. Кстати, тот факт, что он вам изменил, также мог бы сыграть в нашу пользу… Однако пришлось бы доказать, что вы стали любовницей Лицкявичуса уже после того, как узнали об измене.

То, с какой спокойной деловитостью Абель копалась в моем грязном белье, заставляло меня содрогаться от отвращения, однако она делала это без цинизма, и это ее оправдывало.

– Что-нибудь еще можете вспомнить? – спросила она.

– Нет, пожалуй.

– А как насчет дочери Шилова? Она утонула в аквапарке…

– Нет! – резко перебила я.

Маленькая дочка Олега от первого брака и в самом деле погибла. Случилось это по недосмотру матери, да и то не факт: невозможно же не спускать с детей глаз круглые сутки, а для того, чтобы ребенок утонул, достаточно нескольких секунд. Эта тема для меня табу, и я не собиралась обсуждать ее с Абель, зная, как Олег до сих пор переживает смерть дочки.

– Напрасно, Агния, – покачала головой адвокат. – Это могло бы…

– Я сказала – нет, – повторила я. – Вы мой адвокат и не должны поступать вопреки моему желанию!

– Хорошо, попытаюсь использовать другие факты. И еще одно, Агния: постарайтесь отныне помнить, что все ваши ходы, так сказать, записываются, и вести себя соответственно. То есть – очень осмотрительно!

* * *

Несколько дней прошли без происшествий. Если не считать некоторого напряжения, время от времени проявлявшегося в общении между коллегами, все шло как обычно. На следующий день после встречи с Жанной я сходила к Охлопковой и передала ей, что узнала от девушки и Киры (разумеется, с купюрами, чтобы не подставлять обеих). Заведующая пообещала все обдумать, и, признаться, на этом я успокоилась.

В субботу позвонили из агентства и обрадовали новостью о том, что Антонина Пилюгина может приступить к работе с понедельника. В воскресенье я встретилась с ней и пришла в восторг от этой маленькой, крепко сбитой немолодой женщины, так и излучавшей энергию и оптимизм. Она познакомилась с Эрикой и Анютой (я решила не обижать Ларису, поэтому не упомянула о том, что адвокат посоветовала удалить ее от моей дочери: мы с Андреем решили, что няня будет присматривать за обеими девочками).

В понедельник, отдохнувшая и бодрая от сознания того, что проблема с детьми решена, я пришла на работу, готовая к предстоящим операциям. В пятницу я успела опросить пациентов, а потому сейчас можно было полчасика расслабиться и еще раз просмотреть записи. В ординаторской не было ни души, и я, сняв туфли, закинула ноги на табурет и углубилась в чтение.

– Агния Кирилловна, можно к вам?

Вздернув голову от удивления при звуке знакомого голоса, я увидела широкое лицо подполковника Карпухина.

– Артем Иванович! – захлопывая папку, воскликнула я радостно. – Какими судьбами?

Он сдержанно улыбнулся, и моей радости поубавилось.

– Здравствуйте, – ответил Карпухин на приветствие. – Повод, честно говоря, неприятный. Вы заняты?

– Через двадцать минут мне нужно на операцию. В чем дело?

– Вы хорошо знали Киру Шемякину?

– Киру? Она наша анестезистка… А почему «знали»?

– Видите ли, Агния, вчера утром Шемякину обнаружили в квартире мертвой. Однако умерла она, похоже, еще в субботу.

Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Встревоженный Карпухин взял меня за локоть и заглянул в лицо.

– Вы в порядке?

– Д-д-да. То есть нет, я не в порядке! Господи, Кира умерла… Но как, почему?!

– Я надеялся, вы мне скажете.

– Я?

– Ну, вы же близко общались, часто вместе работали, так? Может, вам известно что-то, могущее подвигнуть ее на самоубийство?

– Так она что, с собой покончила?

– Вы удивлены, – отметил Карпухин.

– Разумеется, я удивлена! Кира не из тех, кто впадает в депрессию, она всегда старается найти выход из тяжелой ситуации – да это вообще не в ее характере!

– Соседи говорят то же самое, – кивнул он.

– Как… она умерла?

– Отравилась газом.

– Какой ужас! А ее сын?

– Ищем, чтобы сообщить о смерти матери, но пока безрезультатно.

– Он наркоман, вы в курсе?

– И вы – тоже?

– Все на отделении знают. – Я умолчала о том, что понятия не имела о данном факте, пока Жанна меня не просветила.

– У меня создалось впечатление, что ваша заведующая не была со мной откровенна. Как думаете, почему?

– Мне нужно идти, – сказала я, бросив взгляд на настенные часы. – Мы можем встретиться где-нибудь часов в пять?

– Говорите, куда подъехать!

А как хорошо начинался этот день! Я думала, что ничто не способно выбить меня из колеи, но сообщение Карпухина о самоубийстве Киры сделало свое дело: войдя в операционную, я вытянула перед собой руки и увидела, что пальцы непроизвольно подрагивают. Слава богу, я не хирург, но и анестезиологу тремор ничего хорошего не сулит, поэтому я закрыла глаза и глубоко втянула воздух через нос, задерживая дыхание.

– Агния Кирилловна, у вас все хорошо? – озадаченно спросила меня Арина Чиркова, моя сегодняшняя анестезистка.

– Да, все нормально, – соврала я, чувствуя, как постепенно все отходит на второй план. – Давайте-ка хорошенько все проверим!

* * *

В начале шестого я входила в пирожковую «Кошкин дом». Карпухин категорически не любит новомодные заведения, и не потому, что там дорого, ведь зарплата позволяет ему время от времени шикануть. Он придерживается мнения, что простая русская еда – именно то, что необходимо его организму. Не уверена, что поглощение пирожков способствует хорошему пищеварению, но подполковнику ожирение не грозит: он отличается мощным, коренастым телосложением, но жира в этом теле ровно столько, чтобы сбалансировать все остальные составляющие, а потому я не собиралась делать ему замечание, застав за поеданием гигантского рыбного расстегая.

– Ну, как прошло? – поинтересовался он, с трудом прожевав большой кусок. – Не напортачили?

– За кого вы меня принимаете? – буркнула я.

– Кто бы вас упрекнул? Такая новость кого угодно подкосила бы!

– Пациенты бы упрекнули: они не виноваты в том, что происходит. Скажите-ка, Артем Иванович, почему вы занимаетесь этим делом? Человек такого чина… Если это самоубийство, какое вы имеете к нему отношение?

Карпухин работает в убойном отделе. Несколько лет назад, еще в бытность свою майором, он стал куратором ОМР: «наверху» решили, что нам полезно будет иметь у себя такого человека. Однако никто его основной работы не отменял.

– Вы прямо как в воду глядите, Агния Кирилловна! – усмехнулся он. – Действительно, сначала дело поручили другому человеку, но уже через сутки оно перекочевало ко мне: появилось подозрение, что Шемякину могли подтолкнуть к самоубийству, а это уже совсем другой коленкор. Ну, а так как я давно вращаюсь во врачебной среде (уже заснуть не могу, не почитав медицинскую энциклопедию на предмет того, что у меня сегодня болит!), то мне и отдали вашу анестезистку. Кстати, как она была, а? В работе, я имею в виду.

– Выше всяких похвал, – печально ответила я. – Не представляю, как такое могло случиться: я же была у нее недавно!

– Насколько недавно? – насторожился Карпухин.

– Несколько дней назад.

– То есть незадолго до смерти? – уточнил он. – Агния, вы понимаете, какие последствия это может иметь?

– То есть?

– Вы приходите к отстраненной от работы Шемякиной, а через некоторое время она засовывает голову в духовку! Ваша заведующая рассказала, что Шемякина, возможно, что-то напутала с наркозом, в результате чего умерла молодая девушка. О чем вы с ней говорили?

– Так об этом же! – развела я руками. – Я пыталась понять, как такое могло произойти!

– Поняли?

– По всему видать, виновата либо Кира, либо анестезиолог Жанна Рыкова, но мне пока не удалось узнать, кто из них. Обе свою вину отрицают, и вопрос о том, как в стерильной чашке оказался не тот препарат, остается открытым. Что вам рассказала Охлопкова?

– Только то, что в данный момент в отношении Шемякиной ведется служебное расследование.

– А об иске?

– О каком иске?

– Том, что отец девушки собирается вчинить больнице?

– Нет, я же сказал, что она была недостаточно откровенна. Это можно понять: если выяснится, что Шемякину довели до самоубийства, неприятностей вашей заведующей не избежать! Вот вы, к примеру, по собственному почину отправились к ней или вас Охлопкова подослала?

– Артем Иванович, я думала, что вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять… – обиженно начала я, но подполковник тут же прервал мою речь:

– Простите, я не хотел вас оскорбить – работа такая. Значит, вы ходили к Шемякиной по своей инициативе. Она показалась вам расстроенной, подавленной?

– Да нет, ничего такого.

– У нее же пациентка на тот свет отправилась – что, никакого раскаяния?

– Я же сказала, Кира была уверена в том, что не могла ничего напутать! Перед моим приходом она надраивала квартиру. Скажите, какой человек, готовящийся себя убить, станет этим заниматься?

– Всяко бывает… А вы ничего такого ей не сказали – обвинительного?

– Артем Иванович!

– Ладно-ладно, проехали! А кто-то другой мог – после вас?

– Откуда мне знать? Но насчет Охлопковой я уверена на сто процентов: она никогда не стала бы этого делать. Елена Георгиевна не опустилась бы до голословных обвинений, не разобравшись во всем досконально. Я в общих чертах передала ей содержание своих бесед с Кирой и Жанной, и она обещала все обдумать… Не представляю, что могло произойти!

– А как насчет отца умершей пациентки? Иск иском, но мог он начать донимать Шемякину, обвиняя в гибели дочери?

– Я его в глаза не видела.

– Ясненько.

– Значит, вы полагаете, что Киру так замучили угрызения совести, что она решила отравиться газом? Невероятно!

– Надо побольше разузнать об умершей… Ладно, Агния, спасибо за информацию, пойду я.

– Что делать будете?

– Опрошу соседей, родственников. Может, сын Шемякиной объявится: то, что он наркоша, очень даже могло поспособствовать такому раскладу, а вовсе не трагедия с пациенткой. Так что будем копать и посмотрим, что вылезет на свет!

* * *

– Агния, надо встретиться.

Вот не ожидала, что Кадреску станет мне названивать! С тех пор как Андрей запретил мне заниматься делами ОМР, я не видела никого из группы, за исключением Вики: она частенько заскакивала, чтобы передать Андрею документы и отчитаться о проделанной работе. Вика – наш компьютерный вундеркинд. Не знаю, можно ли так называть девушку двадцати четырех лет, но она и в самом деле удивительная. Окончила биофак в пятнадцать лет, потом – аспирантуру, стала работать на Андрея, когда ей еще и восемнадцати не исполнилось. В интернет-пространстве она ориентируется как рыба в воде и может собрать компьютер из подручных материалов: иногда мне кажется, что она из консервных банок бы его соорудила!

Так что звонок Леонида меня удивил. Мы не виделись с того самого дня, когда он сообщил мне о результатах теста на ДНК. Несколько раз меня подмывало набрать его номер и извиниться за сухость, с которой я с ним общалась, – удар, произведенный его новостью, был силен, и в тот раз я едва могла себя контролировать от расстройства. И вот он звонит сам!

Так как я рано заканчивала работу, то предложила встретиться в больничном скверике. Ровно в назначенное время (что для меня вообще-то редкость!) я шла по тропинке, усыпанной розовым гравием. Леонида приметила еще издалека: его крупная фигура заметно выделялась на фоне распускающейся зелени. Как всегда элегантный, Кадреску поприветствовал меня кивком.

– Отлично смотритесь, – сказал он. Мог бы сказать «отлично выглядите», но нет – в этом весь Леонид Кадреску, и его способ подбора слов так же отличается от общепринятого, как и его внешность. – Материнство обычно изматывает.

– У меня прекрасная няня, – улыбнулась я. – Просто находка!

– Я думал, дочь Лицкявичуса присматривает за вашей дочерью?

– Ей тоже помощь не помешает, – уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности. – Чем порадуете?

– Вы мне все тот тест припоминаете? – нахмурился он. – Не моя вина, что…

– Да бросьте, Леонид! – перебила я. – Я без всякой задней мысли спросила, ведь вы не стали бы просто так меня выдергивать!

– Это правда. Речь пойдет о том мальчике, с опухолью Вильмса, помните?