Текст книги "Всадники «Фортуны»"

Глава 11
Признание вины

Все ахнули. Гастингс в полном изумлении обернулся к Рыжему Королю:

– Лорни, это правда? Какого же пса рогатого ты там делал?!

– Ложь! – голос немца дрогнул, но, кажется, только от ярости. – Или они врут, или сошли с ума! Я не возвращался в боксы. Меня в четыре часа вообще уже не было в Килбурне. Да и не мог же я, дьявол вас сожри, испортить свой болид!

– И я так подумала, – Айрин вдруг поняла, что ей и впрямь не хочется договаривать до конца (Что это? Сантименты? И с каких пор?). – У меня опять шевельнулась мысль о подкупе. Ведь в первый день охранники говорили, что не видели никого. И только потом уже признались: мол, не хотели портить отношения с Лорингом – вдруг решит, что они его подставляют? Он часто навещал свою машину накануне старта, вот они и не придали значения этому его приходу. Но окончательный ответ на вопрос дала кассета видеонаблюдения. Вот она.

Айрин вынула из сумки и показала собравшимся темную плоскую коробку. Затем, мельком следя за общим смятением, достала и раскрыла ноутбук:

– Чтобы не таскать сюда видеомагнитофон, я перевела запись на DVD-диск. Прошу вашего внимания!

Экран ноутбука засветился, на нем показалось изображение с мерцающими в углу цифрами: число месяца и время суток видеонаблюдения. Цифры светились на фоне темного помещения с кафельными колоннами и длинным дюралевым барьером. Когда справа появилось число «19» с двумя нолями и затем крайний ноль сменился единицей, на краю картинки вдруг мелькнула человеческая фигура. Пропала, потом опять вошла в кадр. На человеке был оранжевый комбинезон «Лароссы».

Айрин Тауэрс нажала кнопку – изображение замерло. Комиссар пошевелила мышь, несколько раз щелкнула ею, и во весь экран возникла верхняя часть фигуры – только голова и грудь. Голова была повернута так, что виднелись лишь часть лба, полуприкрытого козырьком фирменной бейсболки, кончик носа, щека и очертания упрямого крупного подбородка.

– Человек, вошедший тем вечером в боксы «Лароссы», не попал в объектив лицом – ни прямо, ни даже в профиль. Но узнать его возможно и при таком ракурсе. Кто это, по-вашему, джентльмены?

Голос Айрин звучал устало, однако никто этого даже не заметил. Шум смолк, люди растерянно переглядывались.

– Дени! – Грэм Гастингс вместе с креслом развернулся к Лорингу, в то время как Эдуар Мортеле сидел, опустив голову и все больше наливаясь багровой краской. – Дени, ты спятил?! Если тебя для чего-то туда носило, почему ты об этом не сказал? Знаешь, что теперь наболтают и напишут?

Айрин Тауэрс, не отрываясь, смотрела на гонщика. Его лицо сделалось белым, как бумага. Глаза расширились, словно на экране ноутбука он увидел призрак. Рот приоткрылся – казалось, ему трудно дышать.

– Мистер Лоринг! – в тишине слова комиссара прозвучали неестественно громко. – Вы подтверждаете, что на этой записи – именно вы?

Он молчал. Бледность начала сменяться странным румянцем: под глазами и по краям чуть оттопыренных ушей вспыхнули пунцовые пятна.

– Вы умело прошли так, что камера, вращаясь, все время захватывала пространство впереди вас, – сказала комиссар. – Но в какой-то момент она вас все же поймала. Не ожидали? Учтите: факт вашего присутствия в боксах вовсе не доказывает, что вы повинны в трагедии. Но объяснить следствию, что вы там делали, все равно придется. Конечно, вы можете молчать – я ни в чем вас не обвиняю. Можете сказать, что на пленке – просто похожий на вас человек: лица ведь почти не видно. Но чужак не шел бы так уверенно по полутемному помещению, твердо зная, куда ему нужно идти. К тому же, как я понимаю, фирменные комбинезоны «Лароссы» в магазинах не продаются, а сшить абсолютно такой же на заказ, не имея образца, едва ли возможно. Эксперты увеличат изображение, исследуют его по отдельным фрагментам и установят точно: вы ли это попали в кадр. Так что, если вам нечего сказать…

– Довольно!

Даниэль Лоринг рывком поднялся с кресла. Шагнул к столу, вонзив в Айрин Тауэрс полуслепой, ненавидящий взор:

– Не надо никаких экспертиз, комиссар! Да, это я приходил в боксы «Лароссы» в семь вечера, в субботу.

– И больше ни слова! – угрожающе крикнул со своего места Мортеле.

– Не надо орать на меня, Эди! – пилот лишь мельком глянул на директора. – Я сам решу, сколько слов говорить! Да: это я просверлил в топливном баке отверстие и замазал его жвачкой. Я стал невольной причиной гибели Джанни Висконти, хотя понятия не имел, что возникнет эта хренова смесь и что она взорвется! Я никого убивать не хотел!

– Но… Но… – Гастингс едва мог вытолкнуть из пересохшего горла связные слова. – Но зачем?

– Да затем, что я не мог опять проиграть! – бросил Лоринг. – А я проиграл бы. С седьмого стартового места, да еще по сложной трассе, мне было не добраться даже до подиума, учитывая, что в этом сезоне и машина, и сам я – не в лучшей форме. Ну а сход с трассы из-за утечки топлива – это уже была бы не моя вина, за это меня никто б не осудил, газеты не писали бы снова, что Лоринг – больше не тот, что Рыжий Король кончился, и всю прочую хреновую мерзость! Мне было выгоднее не стать семикратным чемпионом из-за плохо подготовленной к нескольким заездам машины, а не оттого, что я сам теперь хуже езжу!

Он замолчал, медленно сжимая и разжимая кулаки, все выше вскидывая свой заносчивый подбородок. Губы его почти не дрожали.

– Мерзавец!

В этом восклицании Грэма Гастингса звучали не гнев и даже не возмущение, а лишь какая-то беспомощная растерянность. Кажется, он плохо понимал, что происходит.

Несколько вспышек фотоаппаратов сверкнули из последнего ряда, и затем «страховые агенты», уже не стесняясь, ринулись вперед, поспешно извлекая диктофоны. Рыжий Король отступил под их натиском, приподняв руку, точно защищаясь.

Айрин Тауэрс встала, обошла вокруг стола. Только на одно мгновение ее глаза вновь встретились с глазами гонщика. Теперь он смотрел уже не с ненавистью: его взгляд был почти испуган.

– А ну-ка – долой аппараты и диктофоны, джентльмены! – комиссар заступила между Даниэлем и журналистами. – Вас сюда никто не звал, и я еще буду разбираться, откуда вы взяли фальшивые удостоверения. Прессу мы информировать пока не собираемся. Вам на это, бесспорно, плевать, но и мне плевать на какую бы то ни было этику! Если за двадцать секунд вы не испаритесь отсюда, то через минуту прибудет наряд полиции, и я арестую вас за незаконное проникновение на подохранную территорию, где происходит закрытое совещание гоночных команд! Ну как? Считать до двадцати?

Самозванцы испарились почти моментально: у них не было желания связываться с комиссаром Тауэрс. К тому же они и так получили больше, чем надеялись. Сенсация обеспечена – да какая! Не каждый день и не каждый год звезда мировой величины выступает с таким вот оглушительным саморазоблачением!

– Ты не мог так поступить, Дени, ты не мог! – очнувшись, Грэм Гастингс подступил вплотную к Лорингу и сверху вниз (ибо был на полголовы выше) вперился в его запрокинутое лицо. – Ты понимаешь, чего нагородил, мать твою?! В какой угодно роли готов тебя представить, но только не одуревшим неврастеником! Скажи, что ты этого не делал!

– Хватит, Грэм! – кажется, Даниэль взял себя в руки: его голос звучал почти ровно. – Я очень сожалею. Но мне не могло прийти в голову, что минутное малодушие обернется таким кошмаром. Лучше бы я сам подорвался!

Сбоку гонщика дергал за рукав юрист «Лароссы» и что-то деловито тарахтел. Кто-то судорожно кричал в мобильник – кажется, это был Рейли.

В кабинете директора команды началась настоящая суматоха, в которой совершенно спокойными казались лишь два человека: комиссар Скотленд-Ярда и сам Эдуар Мортеле. Впрочем, его невозмутимость была, очевидно, напускной – француза выдавала пунцовая краска, так и не схлынувшая со щек.

Дэйв Клейн, личный механик Лоринга, до сих пор молча сидевший в своем кресле, медленно встал и подошел к комиссару:

– Можно мне тоже кое-что вам сказать?

Дэйв не представился – Айрин Тауэрс уже допрашивала его два дня назад и, конечно, запомнила. Да и трудно было бы не запомнить: массивный, красиво седеющий пятидесятилетний мужчина с грубоватым, но выразительным, очень загорелым лицом.

– Слушаю, мистер Клейн.

– Четыре года назад я ушел из «Скида», комиссар. Ушел после того, как тамошний гонщик, имя называть не стану, но угадать легко: он и сейчас гоняет… Так вот, когда у него на трассе сдох двигатель и он сошел с заезда, я подбежал. Надо же было спросить, как это случилось, в какой момент. Ну, чтоб понять, чего именно не выдержала машина. А он мне ка-ак въедет кулаком в рожу! При людях – к болиду ведь уже бежала целая толпа! И камера – тут как тут: говорят, по всем каналам это показали. Ну, я его пальцем не тронул, не стал мараться. А уж как хотелось! Зато на другой же день уволился. Повезло: в «Лароссе» как раз заболел механик, меня и взяли. А знаете, к чему я это рассказываю?

– Знаю, – Айрин Тауэрс чуть кивнула в сторону окруженного группой людей Даниэля. – Вы хотите сказать, что Лоринг никогда бы такого себе не позволил. Да?

– Да! У него случались заезды и похуже. Бывало – болид пылает, все орут: «Взорвется! Взорвется!» А Дени спокойно доезжает до пит-лейна, тормозит. Из машины не выходит. Пламя гасят, и он – вперед, как ни в чем не бывало! И двигатель у него глох, и колеса летели. И чтоб хотя бы раз Лорни наскочил на меня либо на другого механика! Рявкнуть – может, но только по делу и только не при посторонних! И вы верите, что такой человек мог размазаться – сломать машину, чтобы не показать своей слабости?

– Я не верю, что такой человек мог оказаться слабым! – Айрин посмотрела в глаза механику и усмехнулась. – Если он продырявил топливный бак, то по какой-то другой причине.

Гвалт в кабинете достиг, вероятно, апогея. Настала пора вмешаться.

– Хватит! – с силой гаркнула комиссар, и шум сник. – Обсудить все услышанное вы сможете после моего ухода. А мне пора. Всем спасибо за внимание. Мистер Лоринг, можно вас?..

Она отодвинула плечом очкарика-адвоката, но путь ей с неожиданным проворством преградил Мортеле.

– Только попробуйте, комиссар! – коротышка-француз весь подобрался и петухом пошел в атаку. – Признание признанием, но вину нужно еще доказать! И потом, ваши химики пока не установили, что взорвалась именно летучая смесь. А до тех пор вы никому не можете предъявить обвинение в гибели Висконти.

– А я никому ничего и не предъявляю. Пока не предъявляю. Отойдите, сэр, – мне нужно сказать пару слов вашему гонщику.

– Я и так слышу вас, комиссар, – отозвался Лоринг. – Наверное, вы хотите, чтобы я изложил письменно все, что тут наговорил?

– Хочу. Но это подождет. Выскажите-ка еще раз ваше мнение: для чего Джанкарло Висконти вывел болид на трассу?

Даниэль устало мотнул головой:

– Понятия не имею. Так или иначе, но он сделал меня своим убийцей! Что теперь, комиссар? Когда мне к вам приехать?

Она пожала плечами:

– Пока не знаю. Благодарю за помощь следствию. Я вам позвоню.

И посмотрела через плечо:

– Спасибо, мистер Клейн!

Однако она полуобернулась не для того, чтобы поблагодарить механика: ей хотелось еще раз скользнуть взглядом по рассеянной в беспорядке толпе. У Айрин Тауэрс была редкая особенность – умение в считанные секунды запечатлеть десятки лиц и оценить написанное на каждом из них выражение.

Ничего особенного. Такое впечатление, что сообщение Лоринга одинаково ошеломило всех. И еще: вроде бы собравшихся стало меньше. Ну да: ушли журналисты. Гастингс не ошибался – их было пятеро. Но ведь и еще кто-то исчез. Кто же?

Уже затворяя за собой дверь кабинета, комиссар сообразила: под шумок комнату покинул человек, который, казалось, обязан был остаться. Брэндон Лоринг.

Глава 12
Личная заинтересованность

Вечер выдался сыром и не по-летнему прохладным. Сизые лохмотья тумана расползались от набережной Темзы по улицам, но свет фонарей и рекламы проглатывал их, растворяя без следа.

Айрин уехала из управления на этот раз не позже обычного – в начале десятого. Пробки в это время оставались лишь на самых «густых» магистралях, которые комиссар давно научилась миновать. Лучше сделать небольшой крюк, чем торчать среди злобно фыркающих машин, слушая, как со всех сторон вопят в свои мобильники владельцы авто, объясняя домашним, отчего опаздывают к ужину. Айрин не к кому было опаздывать, но и терять время попусту она не привыкла. А ведь давно могла бы сменить квартиру, перебравшись поближе к управлению! Однако не хотела. Во-первых, ей нередко приходилось прямо из дома мчаться вовсе не в Скотленд-Ярд, а к очередному месту происшествия. И во-вторых, она очень любила свой двор.

Знакомые и приятели, которым случалось у нее бывать, часто говорили: это место чем-то напоминает Италию. Айрин бывала в Италии и сходства не находила. Но двор был особенный. Квадратный семиэтажный колодец пересекали на уровне второго и пятого этажей два крытых воздушных перехода, зрительно увеличивая пространство двора и создавая иллюзию легкости – легкости серых оштукатуренных стен, огромных скругленных сверху окон, широких карнизов и повисших над пустотой водосточных труб. Вечером и ночью галереи светились, бросая на асфальт неровные прямоугольники света. А со всех сторон тепло мерцали задумчивые окна квартир.

Комиссар поставила машину на обычное место, рядом с желтым маленьким «фольксвагеном» своего соседа по лестничной площадке. И заметила, что рассеянный сосед (пожилой чудаковатый художник) опять оставил багажник автомобиля приоткрытым, и оттуда на добрый метр торчит огромный сложенный зонт – мистер Ронсон брал его с собой за город, на натуру.

«Вот возьму и оштрафую за нарушение! – сердито подумала Айрин. – Ведь не заметит кто-нибудь в темноте этот зонтище да расшибет об него лобовое стекло!»

Она вернулась под арку подъезда и уже взялась было за створку ворот, собираясь их закрыть, как вдруг в глаза ударил слепящий свет фар. В сознании вспыхнуло: «Чужой!» Свои все во дворе, и свой притушил бы фары. Повинуясь отработанному рефлексу, комиссар резко отпрянула, одновременно вжимаясь в стену. Рука сама метнулась под мышку, к кобуре. Миг – и пустой глаз пистолета поймал размытый в ярком свете контур машины. Та взвыла тормозами, вкатила под нижнюю галерею и замерла. Фары погасли. Комиссар рассмотрела великолепный джип-«лендровер» изысканного вишневого цвета. Тот самый, что ехал за нею чуть не от самого полицейского управления. Потом отстал, но человек, который прятался за его тонированными стеклами, мог видеть, куда она свернула. Маловероятно, чтобы это были люди Дона Маклоу, и все же…

Щелкнула дверца. Худощавый мужчина в белом пиджаке легко впрыгнул в один из неровных световых прямоугольников и шагнул прямо к «форду» Айрин Тауэрс. Но ее это уже не встревожило: киллеры не носят на работе белых пиджаков. И не лезут на свет, будто ночные бабочки.

– Сэр, что вам нужно от моей машины? Ваша, в любом случае, лучше!

Он обернулся. Пистолет комиссара уже исчез в кобуре, и весь ее вид не являл никакой угрозы.

– Простите! Я думал – вы еще там. Я… Мне очень нужно с вами поговорить.

Айрин не выдала удивления, только чуть подняла брови:

– Лорд Веллингтон?

– А можно без «лорда»? Меня этим «лордом» в команде уже затравили! Зовите, пожалуйста, как-нибудь по-другому.

– Идет. А как?

– Ну, хотя бы мистером. А можно по имени: Ларс. Или Ларри. Ларри даже лучше.

– Отлично! – Айрин прислонилась к капоту суперджипа, продолжая вопросительно смотреть на смутившегося под ее взглядом гонщика. – Каким же образом вы, мистер Ларри, узнали, где я живу?

Он покраснел. Это было видно даже при скудном освещении двора.

– Я вовсе не знал этого, миссис комиссар! Я поехал в полицейское управление. Мне сказали, что обычно вы уходите поздно, но сегодня вас уже нет. И вдруг на дороге передо мной появилась ваша машина! Я видел ее на стоянке у нас в гоночном комплексе, ну и запомнил номер.

– И поехали за мной.

Ларс Веллингтон совсем смешался:

– Честное слово, у меня в мыслях не было вас преследовать! Мне, правда, нужно кое-что вам сказать.

– А по телефону?

– У меня нет вашего мобильного номера. А потом, по телефону – это не то! Надо было вас остановить после… после утренней встречи, там, в кабинете Мортеле. А я сразу не решился. Очень прошу меня выслушать!

Айрин вновь пристально всмотрелась в чистое, какое-то мраморное лицо молодого человека. Ни хитрости, ни страха, ни лукавства. Редкое лицо. Не вызывающее вопросов и сомнений. Ей вспомнились слова старого профессора из Кембриджа: «Есть люди, которые умудряются прожить жизнь, оставаясь в рабстве у своей совести и не испытывая от этого ни малейшего дискомфорта!» (Самое смешное, что профессор в тот день читал лекцию о врожденной преступности.)

– Идемте! – комиссар кивнула на освещенные стекла своей парадной. – Во дворе я вас слушать не буду.

Пять минут спустя Ларри утонул в огромной волчьей шкуре, которой было покрыто кресло-качалка, и принял из рук хозяйки чашку горячего кофе. Айрин с такой же чашкой опустилась на диван, грызя холодный крекер.

– Ивините. Обедать успеваю не всегда, а вечером жутко хочется есть. Слушаю вас, мистер Ларс!

Он молчал несколько мгновений, не колеблясь, но выбирая слова.

– Миссис комиссар, ответьте сначала на один вопрос: для чего вы устроили сегодняшнюю встречу в гоночном городке?

– Не я ее устроила, – покачала головой Айрин Тауэрс. – Встреча состоялась по распоряжению начальства Скотленд-Ярда после настоятельного требования владельца фирмы «Ларосса» мистера Кортеса. Если не ошибаюсь, он был близким другом вашего покойного отца и сейчас является вашим добрым знакомым.

– Моим старшим другом и покровителем, – без малейшего смущения уточнил Ларри. – Я знаю, что это – его требование. Но так ли обязательно было показывать видеозапись?

– А, вот вы о чем! – Айрин отпила обжигающего напитка. – Мне было поручено изложить версии следствия. Версия пока только одна. По-вашему, можно было ее излагать, не назвав единственного подозреваемого?

Красивое тонкое лицо Ларса Веллингтона внезапно сделалось жестким, почти злым. Темные глаза мрачно сверкнули:

– Вы что, не понимаете, комиссар, какую ошибку совершаете?

– Пока никакой. Только отрабатываю версию.

– Черт возьми! – весь напружинившись, он привстал так, что спинка качалки угрожающе взвилась над его головой. – Ради отчета перед своим начальством вы гробите лучшего в мире гонщика? Лучшего за всю историю «Фортуны»! У вас есть голова на плечах?!

По лицу Айрин Тауэрс пронеслась тень – то ли мысли, то ли воспоминания. Большие часы в массивном деревянном футляре принялись деловито отбивать десять вечера.

Комиссар молчала, и Веллингтон снова заговорил, на этот раз резко откинувшись, но удержав качалку в равновесии:

– Даниэль Лоринг – даже не просто гонщик. Это – один из символов настоящего спорта. Мужского спорта – такого, каким он был до того, как в нем воцарились деньги. Человек, влюбленный в гонки, будто в прекрасную женщину. И при этом точный, как хронометр, весь сконцентрированный на борьбе. Каждый заезд для него – выход в открытый космос, вызов, откровение. Он вернул «Фортуне» весь ее азарт, все то, из-за чего ее так любили в пятидесятые годы и в шестидесятые, когда зрители смотрели на нас, точно на гладиаторов. Только Лоринг восхищает не пределом риска, а пределом совершенства. Он доказал: совсем не нужно создавать роботов, чтобы сделать машину живой. Просто важно уметь с ней соединиться. Мне этого не объяснить!

– Почему? – Айрин вдруг улыбнулась уголками губ. – Отлично объясняете. Но я это и так понимаю. Я люблю гонки. И вижу, кто такой Лоринг. Если хотите, я – лицо, лично заинтересованное, как всякий спортивный болельщик. К счастью, этого не знает мое начальство.

– Да? – Ларри снова привстал в кресле. – Тогда почему вы это сделали?

– Что? – жестко спросила комиссар. – Дырку в топливном баке сделала не я.

– Но Даниэль… мистер Лоринг тоже не мог этого сделать! Он не мог сдаться!

– Тогда почему он признался?

– Я не знаю, – Ларс отставил почти нетронутый кофе и беспомощно сжал виски пальцами, длинными и нервными, как у музыканта. – Не знаю. Не понимаю ничего! Но то, что сегодня произошло, – ужасно! Три с лишним месяца проклятые газеты на все лады вопят о каком-то там «кризисе Лоринга», внушают всем, и ему самому, будто он пережил свою славу, свое мастерство. Но это же чушь собачья! Просто с начала сезона у нас огромные проблемы с машинами, с резиной. Провалы первых заездов произошли из-за этого, а вовсе не из-за промашек Даниэля. Ну, допустим, он стал бы хуже ездить. Но есть ведь и второй пилот. Если вы следите за гонками, то знаете: у Художника дела шли еще хуже!

– У Художника?

– Ну да. Его так зовут в команде. Полное имя Анджело Джеллини – Микеланджело.

– Понятно, – комиссар усмехнулась. – Вы придумали?

– Нет, что вы! Это Лорни. Он очень любит живопись. Так и пошло – Художник. Я ведь стал участвовать в заездах только с прошлого Гран-при. В позапрошлом Джеллини получил травму.

– Знаю, – Айрин вдруг вновь внимательно посмотрела в глаза юноши. – Слушайте, мистер Ларри, а как по-вашему: что такое стряслось в этом сезоне? Отчего команда, которая взяла Кубок конструкторов пять раз подряд и четыре раза подряд вывела лидера в чемпионы, вдруг так паршиво подготовила машины? Да еще и шинники подвели – как сговорились! Вы близко знаете владельца фирмы. Чем Гедеоне Кортес объясняет свой провал? Не газетам, а друзьям.

Вопрос застал Ларри врасплох. И не потому, что тот не мог или боялся выдать какую-то тайну. Просто, кажется, не думал об этом прежде.

– Ну… Может, сказался успех прошлого года. Думали, что у нас большой запас прочности, что мы сумеем побеждать и на болидах прошлогоднего образца.

– Абсурд! Именно после ваших прошлогодних триумфов конкуренты должны были бросить все силы и средства на то, чтобы вас обойти. Это должны понимать и Кортес, и – тем более – ваши инженеры. В команде могла царить определенная эйфория, но в кабинетах конструкторов – нет! Возможно, возникли проблемы с деньгами?

Веллингтон задумался. При всей своей пылкости гонщик явно не был наивен. Его лицо напряглось, черные линии бровей почти сошлись.

– Нет! – сказал он наконец. – Ни о чем подобном мой патрон не говорил. Я не посвящен в финансовые проблемы фирмы, но об угрозе банкротства знал бы. Да и не могло такого быть: машины славятся на весь мир, заказов – море. Нет, дело не в денежных затруднениях. Может быть, какие-то происки конкурентов? В прошлые годы такое бывало. Правда – не с таким… хм! Не с таким размахом.

– Ясно, – Айрин встала и прошлась по гостиной, по привычке скрестив руки на груди. – Ну а в таком случае – вот вам новая версия, сэр: Лоринг все это время видел, что команду преследуют технические неполадки. Возможно, даже подозревал кого-то из механиков в намеренном вредительстве. И ему пришло в голову устроить громкую огласку – создать явный прецедент. Если бы его машина сошла с дистанции и при осмотре обнаружилось отверстие в топливном баке, то расследованием внутри самой фирмы дело ограничиться не могло – тогда бы скандал вышел на уровень Гоночной федерации. И попутно удалось бы разобраться со всеми остальными случаями. Понимаете? То, что он сделал, – отчаянная выходка, но вовсе не поступок труса, изверившегося в своих силах.

Ларри ахнул:

– Боже мой! Я о таком и не подумал! После собрания подошел к Лорни, хотел с ним поговорить. А он улыбнулся, хлопнул меня по плечу и отвернулся. Господи! Но почему же тогда Даниэль не сказал правду?

– Потому что это означало бы – обвинить или свою команду, или (еще хуже!) руководство фирмы в намеренном срыве сезона. У него ведь нет доказательств, что в дело замешаны конкуренты. Ситуация поставила Лоринга в тупик.

Веллингтон опустил голову:

– Теперь его просто разорвут на части!

– Но ведь не уволят из команды? – в голосе комиссара не было насмешки, скорее – скрытая тревога.

– Нет-нет! Видели, как запрыгал Мортеле, когда подумал, что вы хотите арестовать Даниэля? Лорни ему слишком нужен!

Айрин прервала свое хождение взад-вперед, остановилась перед креслом-качалкой и снова улыбнулась:

– А я думала, он тоже любит Лорни.

– Любит, – подтвердил молодой гонщик. – Его все любят. Если бы вы только знали – какой это хороший человек!

Последняя фраза вырвалась у Ларри против воли, но он не устыдился своего детского порыва.

– Послушайте, комиссар! А можно сделать так, чтобы его не обвинили в убийстве? Даже и в непреднамеренном?

– Я бы тоже этого хотела, – проговорила Айрин.

И, вернувшись на диван, залпом допила остывающий кофе.