Текст книги "В погоне за тенью"

Глава 11

Мы всё ждали, что англичанка объявит нам войну. Она просто не могла оставить без внимания наше поведение. Такие люди очень злопамятны и думают, что они самые умные. Татьяна Николаевна напоминала мне моего отца: такая же занудная, злая и невоздержанная на язык. Было смешно, когда в кабинете директора они грозилась, что уйдёт из школы. Если бы это действительно случилось, я бы прыгал от радости, а со мной ещё половина школы.

Тем временем календарный год шёл к концу, наступил декабрь и выпал снег. На улице всё стало белым, и после уроков мы теперь всем классом играли в снежки или лепили снеговиков на школьном дворе. Иногда мы устраивали целые битвы, и особенно старался, конечно же, Колян, целившийся почти всегда в меня или Сашу. Как-то он попал мне в лицо, и пока я отплёвывался, он ржал как придурок. Саня кинул в него снежком в ответ и попал ему в глаз. Потом Колян ещё неделю светил фингалом, и моё сердце всякий раз начинало биться от радости, когда я на него смотрел. Конечно, Богданов, как он это обычно и делал, пообещал, что убьёт нас, но на меня его угрозы давно перестали действовать.

Потом этот придурок ещё и разрушил нашего снеговика, которую мы лепили вместе с Саней и Антоном. Было обидно, что мы старались целый день, а уничтожено всё было за одну минуту. Поэтому на следующий день Саня притащил откуда-то полено, и мы сделали его основой для нашей ледяной фигуры.

– Саня, да ты само коварство! – посмеялся Антон, а мой друг лишь хитро улыбнулся. Уже к вечеру Колян и Денис хромали, а мы злорадствовали. Нечего быть вандалами, тогда не будет так мучительно больно.

К середине декабря учителя со всех сторон окружили нас контрольными и огромными домашними заданиями. Они сыпались на нас каждый день, и теперь мы сидели до ночи: решали задачи, писали доклады и чертили геометрические фигуры на огромных листах ватмана. Мы ни черта не высыпались, и я мечтал, чтобы декабрь поскорее закончился. Погулять и просто побездельничать у нас просто не было времени.

Ещё я волновался, не отчислят ли моего друга. По всем предметам у него были нормальные оценки, но с английским языком всё было очень плохо. Надежда была только на итоговую контрольную второй четверти, которая должна была решить всё. Сам я был настроен крайне решительно: учиться в этой школе не буду, если Саню вытурят!

За день до контрольной мы занимались почти весь день. К нам даже присоединился Антон: хоть у него и было всё в порядке с оценками, но он тоже переживал за нашего друга.

– Не боись, – хлопал он по плечу Саню. – Всё ты сдашь.

Саня так в этом уверен не был. У него был неважный вид, а руки тряслись как у пьяницы. Мне его волнение передавалось, но я старался верить в лучшее. Сане нужна была поддержка. Мне всегда казалось несправедливым, что жизнь зависит от каких-то дурацких оценок и что именно аттестат предопределяет буквально всю дальнейшую судьбу. В школе нам говорили именно так, и родители тоже соглашались. И тогда я искренне считал, что знания откроют мне все пути в жизни. Пока что я только догадывался, что намного важнее, сколько у тебя денег, или кто твои родители.

В день контрольной английский язык у нас был на первых двух уроках. Первый урок мы провели, спокойно занимаясь и повторяя пройденный материал. Контрольная работа была отложена на второй урок. Пока что Гадюка вела себя дружелюбно, я даже удивился.

– Таблетки, видать, выпила, – шепнул мне Саня и подмигнул. Я чуть было не засмеялся, но вовремя сделал серьёзное лицо. Англичанка подозрительно на меня покосилась, и я уже подумал, что она собирается сказать что-нибудь в мой адрес. Но она, к моему удивлению, промолчала и отвлеклась на Оксану, нашу одноклассницу, решив её немного повоспитывать.

Оксана была типичной пацанкой. Она любила машины и компьютеры, хотя мне всегда казалось странным мнение, что любовь и интерес к чему-либо обязательно должны зависеть от пола. Но учителя часто ей пеняли, что она похожа на мальчишку. Характер у неё тоже был непростой: раньше она часто дралась с Коляном, когда тот её задирал. Он дал ей пару не слишком приятных прозвищ, но потом отстал. По официальным данным, он заявил, что просто не будет драться с девчонкой. По неофициальным, она просто ещё пару раз его побила.

В этом году она вдруг стала готом. Теперь она ходила во всём чёрном и красила губы в яркий красный цвет. Иногда я замечал, как на уроках она пишет что-то в тетради. Как я потом понял, это были стихи. Оксана была нелюдимой и замкнутой девочкой, разве что с первого класса дружила с Надей. Более непохожих друг на друга людей надо было поискать. Оксана тоже любила астрономию, поэтому Саня иногда с ней болтал, чем вызывал у меня приступ ревности. К тому же у них была ещё одна тема, их объединяющая: англичанка тоже терпеть не могла Оксану и часто учила её жизни.

– С таким характером и внешностью тебя никто замуж не возьмёт, – часто говорила ей Татьяна Николаевна, качая головой. Эта фраза всегда вызывала у меня много вопросов. Я часто слышал её от других людей. Зачем нужен такой человек, если он обращает внимание на внешность? Мужскому полу часто приписывают, что прежде всего важно, чтобы девушка была красивая. Но ведь душа намного важнее!

– А я и не собираюсь! – огрызалась Оксана, и англичанка возмущённо поднимала брови, будто ученица говорила что-то ужасное.

Но в этот раз англичанка была любезна и её нотации даже не вызывали неприязнь. Она говорила мягко и почти по-матерински. Видимо, Амадей Иванович всё-таки провёл с ней воспитательную беседу. Другого объяснения такого поведения учительницы у меня не было. Но надолго ли её хватит? Таким людям не свойственно меняться. Англичанка не привыкла сдерживаться с учениками, и было видно, что ей сложно контролировать себя.

На нас с Саней она бросала многозначительные взгляды, но меня это теперь мало пугало: Гадюке прищемили хвост, она теперь была почти не опасна. Я снова покосился на Саню, который весь урок чуть улыбался, чем явно бесил англичанку.

Под конец урока она всё-таки не выдержала и вызвала Бессонова к доске, потребовав рассказать стихотворение, которое задавала выучить наизусть в прошлый раз. У Саши был ужасный акцент, звучавший смешно. Иногда Гадюка его даже передразнивала, чем вызывала смех у Коляна и его друзей. Если с грамматикой и переводом у Сани было всё в нормально, то произношение у него было ужасное. Ну и ладно, у каждого свои таланты. Но Гадюка просто не могла не прокомментировать способности моего друга:

– Бессонов, революционер ты недоделанный, лучше б ты английский учил вместо того, чтобы по крышам скакать.

Гадюка просто не могла сдержать свой ядовитый язык. Я напрягся, понимая, что Саня сейчас ответит что-нибудь не то и опять будет скандал. А нам ещё и контрольную писать на следующем уроке. Однако Саня промолчал. Только недобро зыркнул на Татьяну Николаевну, но спорить не стал.

На втором уроке англичанка сказала убрать учебники в рюкзаки, после чего раздала задания и чистые листы. В целом контрольная не показалась мне такой уж сложной, но Саня явно запаниковал. Тогда я придвинул свой бланк ответов к нему, чтобы он списал. Как назло, это заметила англичанка и тут же пресекла:

– Лесков, пересядь на последнюю парту. Быстро!

Мне пришлось встать и оставить Саню одного. Задания были несложными, и я его быстро с ними справился. Но я волновался за друга, поэтому постоянно отвлекался на него, наблюдая. Он долго сидел над чистым листом, и у меня сердце уходило в пятки от страха за него. Потом Бессонов всё-таки начал что-то очень быстро писать. Доделал работу он за несколько минут до звонка.

Англичанка быстро собрала работы и решила проверить их прям при нас. Она вызывала каждого ученика к учительскому столу, при нём проверяла его работу и сразу же ставила оценку в журнал. Так дошла очередь и до Саши:

– Бессонов, иди ко мне!

Саня на негнущихся ногах подошёл к англичанке, немного неловко сел на стул рядом с учительским столом. Я вдруг почувствовал очень сильное волнение. Казалось, весь класс затих, наблюдая. А Татьяна Николаевна начала черкать что-то в листке Бессонова. Судя по всему, дела там были совсем плохи. Я уже очень живо представил, как англичанка говорит, что поставит Саше тройку, как он, понурый, бредёт собирать свои вещи. Но Татьяна Николаевна вдруг резко подняла голову, глаза её словно остекленели. Не знаю, показалось мне или нет, но она смотрела куда-то за моего друга, словно сквозь него, и на лице у неё застыл страх. Я не мог понять, что так испугало учительницу, но еще больше меня удивило то, что остальные наши одноклассники вообще ничего необычного не замечали и занимались своими делами.

– Бессонов, пять! – вдруг отчётливо произнесла англичанка как ни в чём не бывало. На лице не было и следа того ужаса, который я видел буквально несколько секунд назад. Я на всякий случай ущипнул себя за руку, но ничего не изменилось. Я видел счастливое лицо своего друга и не знал, радоваться ли мне. Я был в недоумении, не понимал, что случилось и почему англичанка вдруг стала такой адекватной, не побоюсь этого слова.

– Лесков! – окрикнула она меня. – Долго я тебя ещё ждать буду?

Я вздрогнул и будто бы очнулся. Мне пора начать сомневаться в объективности реальности. Что-то в последнее время слишком много странных вещей происходило. Может, я начал сходить с ума? Эта мысль казалась почти разумной. Ведь не может же в самом деле существовать та ерунда, которая мне постоянно мерещится?

Англичанка была в своём репертуаре и едко прокомментировала мою работу. Я про себя всё удивлялся, почему же она с Саней так спокойно себя вела. Тогда еще подумал, что нужно будет обязательно расспросить Бессонова, что вообще произошло. После долгих придирок Татьяна Николаевна меня отпустила, поставив пятёрку в журнал.

Я вышел в коридор, где меня ждал Саня. Вместе мы сели на стулья около кабинета английского языка: нужно было подождать Антона. Бессонов выглядел очень довольным и сиял как начищенный пятак.

– Всё, Дима, меня не отчислят из школы! – гордо заявил он мне, болтая ногой.

– Сань, а что ты сделал? – поинтересовался я. – Как ты пятёрку получил?

– В каком смысле? Ты думаешь, я эту оценку нечестно получил?

Мне оставалось только скептически хмыкнуть. Не то чтобы я был такой уж правдоруб. Даже ботаничка Марина и то иногда списывала со шпаргалок. Я в этом ничего такого ужасного не видел. В школе был негласный закон: учителя на самом деле наши враги, и побеждать их можно любыми способами. Так что даже заучки списывали и хитрили. Мне просто было интересно, что же произошло около учительского стола.

– Ладно, я её загипнотизировал, – вдруг признался Саня, а я вытаращил глаза от удивления. Я всегда знал, что Саня – необычный мальчик, но никогда не думал, что он владеет гипнозом.

– Как Гудини? – живо поинтересовался я, а Саша гордо кивнул. Мы совсем недавно вместе смотрели фильм про него, и тут такое совпадение. – А где ты этому научился?

– Меня к психиатру же водили, а он умел гипнотизировать. Мы с ним подружились, и он меня тоже научил. Это несложно.

Я прикинул в голове, что, наверное, неплохо обладать такой способностью. Можно ничего не делать, просто говорить учителям ставить хорошие оценки, а самому заниматься более интересными вещами.

– А ты всех так гипнотизируешь? – решил уточнить я. Вроде бы оценки ему ставили за то, что он в чём-то шарит, а не просто так. Если бы Саня ничего не знал и просто так получал пятерки, это было бы нечестно.

– Нет, впервые получилось! И вообще, ты никому не говори про это. Хочешь, я тебя тоже научу?

Конечно же, я был только за. Полезное, между прочим, умение. Мне тогда в голову даже не пришла мысль, что Саня мог меня просто обманывать, на ходу придумывая объяснения случившемуся. Тоху всё не выпускали, англичанка продолжала обсуждать с ним контрольную. Он был её любимчиком, и она ему никогда не грубила. Даже было обидно, что мы такой чести не удостоились.

– Подними руку! – скомандовал мне Саня, вскочив со стула с встав напротив меня. Он прищурился, напряжённо вглядываясь мне в глаза. Я не знал, что чувствуют гипнотизируемые, и всё ждал, что я вдруг начну двигаться против собственной воли, но ничего такого не происходило. Тогда я решил сделать вид, что у Саши всё получилось, и поднял руку.

– Опусти! – приказал Саня, и я так и сделал. Бессонов вдруг так обрадовался, будто бы и не ожидал такого результата. У него даже глаза загорелись.

– А давай ты теперь тоже попробуешь свои способности, – вдруг заявил он. – Я уверен, что они у тебя тоже есть.

Я не хотел разочаровывать друга. Если у меня и была способность, то только одна: влипать в дурацкие истории и притягивать всяких придурков вроде Коляна. Но сейчас можно было и подыграть, мне не жалко было.

– Давай я попытаюсь внушить тебе какую-то мысль, – деловито предложил Саня. – Ты веришь в телепатию?

Верить – слишком громко звучит. Я читал много книжек про будущее, где люди использовали всякие высокие технологии в том числе и для чтения мыслей. Саня тоже их знал. Но пока что мы о таком и мечтать не могли.

Бессонов, округлив глаза, смотрел на меня и что-то, видимо, пытался мысленно сказать. Со стороны это выглядело довольно-таки смешно, но я старался этого не показывать. Мы стояли друг напротив друга, и я с вытаращенными глазами пытался хоть что-то уловить. Но в голову ничего не приходило, потом я предположил:

– Пойдём в столовую?

Он мотнул головой. Я опять попытался уловить хоть какой-нибудь сигнал, а потом вдруг вспомнил, что Саня на меня точно так же смотрел в лесу, когда я сказал ему, что люблю его.

– Ты мой лучший друг, – предположил я.

– Горячо, – как в игре сказал Бессонов, ухмыльнувшись.

Не знаю, зачем, но я подошёл к нему и легко поцеловал его в щеку, сразу же отстраняясь. Саня широко заулыбался, и я понял, что угадал. Неожиданно я поймал себя на мысли, что мне всё это очень даже понравилось. Голова кружилась, будто воздуха не хватало.

Послышался скрип закрывающейся двери. Мигом повернувшись на звук, мы увидели Антона. Парень странно уставился на нас. Поцелуй он, видимо, застал, просто мы не услышали, как он выходил из класса.

– Я, наверное, пойду, – неуверенно сказал он, неловким движением поворачиваясь к нам спиной, чтобы пройти к выходу на лестничную площадку.

– Тоха, мы просто угадывали мысли друг друга, – начал оправдываться я, не понимая, что это звучит ещё более двусмысленно.

– Антон, это не то, что ты думаешь, – поддержал меня Саня.

– Да все нормально, подумаешь, – в пол-оборота неуверенно сказал Антон. – Я вообще в столовую собирался.

Мы решили спуститься с Антоном в столовую. Он уже вёл себя как ни в чём не бывало, но мне почему-то было немного неловко, словно нас застали за чем-то нехорошим. Сразу вспоминались нотации отца о том, что мальчик с мальчиком так себя вести не может. Но мы ведь ничего такого не делали. Я просто поцеловал его по-дружески, и мне это понравилось, потому что Саня – мой друг и я его очень сильно люблю. Так что к чёрту все эти стереотипы. Да и Саня теперь не вылетит из школы. А больше мне ничего и не нужно.

Глава 12

До моего отъезда домой оставалось ещё два дня, и мы с Саней и Антоном хорошо их провели: гуляли, ходили в кино на супергероев, тусовались с друзьями Антона и стреляли сигареты у старшеклассников. Я так и не научился курить, поэтому всё время кашлял. Да и вкус мне не очень нравился, хоть я и делал вид, что это очень круто.

Все ребята из нашей школы должны были поехать домой на зимние каникулы. Оставались только некоторые, в их числе и Саня. Он в детский дом, конечно же, не хотел. Про себя я строил планы, как можно договориться с родителями о том, чтобы они забрали Сашу на праздники. Но самым заветным моим желанием, которое я никогда бы не озвучил вслух, было усыновление Саши моими родителями. В интернете я читал, что семьи брали детей из детского дома и что у них потом всё было хорошо. Конечно, мой отец считал детдомовцев отребьем. Мне очень хотелось, чтобы даже мой отец понял, какой Саня классный, и осознал, как ему было бы хорошо в нашей семье. К сожалению, я понимал, что моей мечте не суждено было сбыться.

Итоговые контрольные работы мы с Сашей успешно написали. Ему поставили «пятерки». Вылет из «Города Солнца» теперь ему не грозил, и он мог расслабиться до конца зимних каникул. Дальше, конечно, нужно было продолжать поддерживать отличные результаты в учёбе.

До этого года в нашем классе были только два отличника: я и Марина. Марина было скромная тихая девочка, но соперничества у нас с ней за первенство в классе почти не было. Я даже искренне сочувствовал, когда её задирал Колян. В отличии от меня Богданов её не был, но зато обидно обзывал. Например, нищебродкой, заучкой и уродкой. Наверное, на фоне других девочек она действительно выглядела серой мышкой, а Богданов не упускал случая обидеть ее. Как-то раз я видел, как Марина плакала, и мне тогда было её очень жалко.

Но в этом году я её почти возненавидел. Сане Марина нравилась. Он часто болтал с ней на переменах. Она тоже сидела на первой парте, только на соседнем ряду, и он ей улыбался. Он считал её очень умной и за это уважал.

Однажды он пригласил её к нам за столик, когда мы обедали. Это было как раз за день до отъезда учащихся на зимние каникулы, когда всё свободное время Сани должно было принадлежать мне. Обычно Марина молчала, но тогда она что-то разговорилась совсем не стеснялась. Саня с удовольствием обсуждал с ней уроки, и только я за всё время обеда даже не открыл рта, будто меня и не было. Саня этого и не заметил, так был занят разговором с этой девчонкой. Он ей явно понравился: обычно она так много ни с кем не говорила. У неё даже подружек не было.

Они мило болтали, а ко мне в душу закралась ревность. Смешно сказать, но теперь я жалел о том, что сказал тогда Сане, что он обязательно полюбит девушку. Я же не думал, что это так скоро случится. В классе у нас только Антон сумел наладить отношения с противоположным полом, и многие ему завидовали. Если Саня тоже найдёт себе девчонку, я этого не переживу.

Вообще я не знал, какая бы девушка подошла Сане, но это была бы явно не Марина! Саня мой и только мой, никакие девчонки нам с ним не были нужны. Нам и вдвоём было хорошо, не нужно, чтобы кто-то ещё лез в нашу дружбу!

– А зачем ты её вообще к нам пригласил? – сварливо спросил я, когда Марина покинула наш стол. Саня даже пожелал ей счастливого Нового Года, и они тепло попрощались. Я на эту девчонку даже смотреть не стал, отвернулся и не стал ничего ей желать.

– Она прикольная! И умная, – ответил мне Саня.

– Она? Прикольная? – скривился я. – Она же страшненькая!

На самом деле, я так не считал. «Все люди по-своему красивы,» – так говорила моя мама, и я ей верил. Марина была довольно милая, но её общение с Саней превращало её в моих глазах в настоящее чудовище. Саня на это мне ничего не ответил и только нахмурился. Он явно был смущён.

Только я имею право с ним дружить, и никто другой.

– Красота в глазах смотрящего. Мне она нравится, – раздражённо отрезал Саша.

– Ты ведь говорил, что никогда не будешь ни с кем встречаться, – напомнил я ему его же слова. В голове я уже живо представлял, как Саня действительно влюбился в Марину, как забыл обо мне, как он всё своё время стал проводить с этой девчонкой, в то время как я стоял бы поодаль с гордым званием «лучший друг», с которым можно и не возиться теперь.

– А я и не собираюсь с ней встречаться. Мы просто болтали! – возмутился Саня, но щеки у него предательски чуть покраснели.

– Ты мой лучший друг, Саня! – ревниво сказал я, хмурясь. Всяким посторонним девчонкам не стоит разбивать мужскую дружбу. Хотя я даже не представлял, кого бы вообще подпустил к Сане.

Первой красавицей нашей школы была Ариадна Романова, старшая сестра Артура, очень высокомерная и избалованная девочка. На лице у нее всегда было выражение крайнего недовольства и брезгливости. Остальные девчонки её терпеть не могли, но никогда к ней не лезли. Конфликт с ней обязательно приносил огромное количество проблем: всё-таки она была дочь основателя нашей школы. Ариадна была очень злопамятна и мстительна, часто выживала неугодных ей девочек из школы. Окружающие её ученики должны были относиться к ней с абсолютно незаслуженным уважением, всячески подлизываться и пресмыкаться.

Нормально она относилась только к своим братьям. Ее младший брат Артур учился в нашем классе, но особой любви к сестре с его стороны я не наблюдал. Иногда я замечал, как он смотрит на неё: так зоолог на интересную зверушку. Я тогда ещё с облегчением думал, что хорошо быть единственным ребёнком в семье. Будь у меня такая сестра, я бы повесился.

Артур Романов был весьма странный парень. У меня было ощущение, что передо мной находится взрослый мужчина в теле совсем юного мальчика. Всегда учтивый, вежливый до тошноты, на уроках он сидел с идеально ровной спиной и никогда не отвлекался от объяснений учителя. Говорил он сложносочиненными предложениями, да так, что даже я не всегда мог понять, что конкретно Романов хотел сказать. Его редко трогали, зная, кто его отец, да и сам он не горел желанием с кем-либо общаться, поэтому держал со всеми дистанцию. Он никогда не лез в школьные разборки, и даже когда его задевали, то просто уходил от конфликта.

Внешне он был очень симпатичный, многим девчонкам и даже старшеклассницам он нравился, тем более он всегда был галантен, как настоящий джентльмен. У него были темные вьющиеся волосы, а ещё он носил очки.

Однажды мальчишка из класса младше попытался его ударить, а потом как-то обозвал Романова. Тогда высокий Артур взял обидчика за шкирку и просто скинул с лестницы. Разумеется, никто такого от спокойного и собранного сына директора не ожидал, но после того случая к нему стали относиться с ещё большим уважением.

Скандал тогда был страшный. Хоть мальчишка и отделался всего лишь лёгким испугом, Артура засадили на неделю в карцер. Кроме того, по слухам, отец надолго лишил его всех радостей жизни. Ему на три месяца запрещались любые прогулки и не выдавались карманные деньги. Артур воспринял наказание с надменным спокойствием. Он ни единым движением лица не показал, как тяжко ему было находиться в школе и из окна наблюдать, как остальные ученики гуляют. Я удивлялся выдержанности этого парня и втайне завидовал его самообладанию.

Я помнил наставления отца о том, что нужно быть сдержанным и логичным, но этими качествами совершенно не обладал. Внутри меня кипели эмоции, и я не знал, что с ними делать. Настроение скакало по десять раз на дню: то был на седьмом небе от счастья, то расстраивался, когда замечал, например, что Саня общается с той же Мариной. Я ревновал его ко всем окружающим, кроме Антона. Я не умел сдерживать себя и делать вид, что мне всё равно. Мне не было плевать на Саню, и больше всего на свете я боялся его потерять.