Текст книги "Королевская кровь. Огненный путь"

– Я вас сейчас усыплю, – мрачно пообещал Леймин, подбросив в узловатой руке баллончик с сонным газом. – И вы никуда не пойдете.

– Какие-то сомнительные у вас методы, Леймин, – ехидно пожурил его Люк. Посмотрел на заряд электронной отмычки, поднял голову. – А у нас есть тут сейф с электронным замком – проверить?

Безопасник раздраженно завращал глазами. Герцог усмехнулся:

– Ладно, уговорили. Вы так красноречивы, Леймин. Если что, ищите меня в подвалах Глоринтийского дворца. Боюсь, я иду на преступление против короны. Не ради развлечения, поверьте.

Леймин дернул плечами, перевел взгляд на баллончик и какое-то время задумчиво изучал его. Затем поднял голову и хмуро пробурчал:

– Сейчас ребята принесут электронный сейф, ваша светлость. Потестирую вас, раз уж своей головы на плечах у вас нет, – безопасник вытащил из кармана рацию, отдал в нее короткий приказ. – И если позволите, милорд: вас там заметут в два счета. Если только вы не умеете силой мысли видеть сигналки и отключать щиты.

– Я рассчитываю, – осторожно сказал Люк, – что там, куда я иду, их нет. Потому что только идиот туда сунется.

– Идиот, простите, ваша светлость, – прорычал Леймин, – не учтет все возможные препятствия. Сколько у вас времени?

Люк снова посмотрел на часы.

– Максимум сорок минут, Жак.

– Подождите, – бросил безопасник. – Я сейчас позвоню нашему магу, чтобы открыл Зеркало ко мне домой. Где-то у меня там был амулет, высвечивающий сигналки и на пару минут способный отключить небольшой щит. И еще. Дам вам маячок. Если вас заметут – активируйте его и проглотите. Так я хотя бы буду иметь представление, где вы.

В половине двенадцатого Люк выставил мрачного, как на похоронах, Леймина, покурил напоследок, еще раз проверил, крепко ли держится пояс, опустил маску и подошел к зеркалу. Луциус уже должен лететь в Блакорию, а значит, у него есть время.

Накануне, перед тем как обернуться и отправиться в горы, Люк очень осторожно попытался открыть переход в кабинет его величества, не особо надеясь, что получится. Но нужно было пробовать все. Каково же было его удивление, когда отражающая поверхность послушно помутнела и показала ему темное помещение, где массивными тенями виднелись рабочий стол короля, шкафы у стен, на которые падали пятна света от фонарей из окна. Герцог посмотрел, проверяя, правильно ли запомнил расположение мебели, и закрыл зеркало. Не время было спешить.

Камер во время своих прошлых посещений Люк не заметил, да и вряд ли старый змей разрешил бы наблюдать за ним даже охране. Так что опасность с этой стороны можно было считать незначительной. А вот сигналки действительно могли быть, хотя это маловероятно. Как и щиты. Луциус, конечно, параноик, но щиты достаточно защищают дворец снаружи, у дверей кабинета всегда стоит охрана – и кто в своем уме полезет в кабинет? Только смертник.

Или он, Люк.

Конечно, фотографии могли быть и в другом месте. В королевской спальне, например, – и тогда времени, чтобы спланировать, как попасть туда и подготовиться, не хватит. Но Люк очень надеялся, что это не так. Ведь спальня, как ни странно, куда более обитаемое место, чем королевский кабинет – там без присмотра хозяина работают горничные и камердинеры. А слуг, как известно, можно купить, запугать, заставить ментально найти то, что нужно. В кабинете же может находиться в отсутствие его величества только лорд Палмер, секретарь. А уж он-то Луциусом точно прочтен вдоль и поперек.

Зеркало помутнело, задрожало и открыло переход в желаемое место. И его светлость, выдохнув, мягко ступил в зеркальную поверхность, пережил мгновение обжигающего холода и вышел в королевском кабинете. Из-за плотно прикрытой двери доносились едва слышные разговоры гвардейцев-охранников («Дисциплина!» – поморщился бы Тандаджи), и под нею виднелась тонкая полоса света.

Теперь нужно было действовать быстро, и Люк ускорился, весь превратившись во внимание и слух.

Проверил помещение на сигналки, щиты – нет, как и предполагал, здесь было чисто. Проскользил к столу, зажал в зубах тонкий фонарик и начал методично, мягко открывать ящики. Привычно проверять содержимое, не смещая ничего в сторону – о, как третировал его Тандаджи, пока он не научился этому! Изучать ящики на двойное дно. На верхнем пришлось воспользоваться отмычкой – но и он открылся со звонким щелчком.

Люк замер. Но охранники будто ничего не слышали – все так же продолжали неторопливо обмениваться фразами. Дармоншир аккуратно проверил и верхний ящик. Печать, документы. Ничего нужного.

Но когда он закрывал ящик, по спине словно холодком потянуло. Возникло ощущение, что на него смотрят – и Люк медленно оглядел помещение. Не было камер. Передернул плечами. Нервы, видимо.

Стол был изучен. Его светлость глянул на часы. Еще минут десять у него есть. Как же мало времени!

Шкафы он оставил на потом – последнее место, куда Луциус мог бы положить важные фотографии. Сначала стены. Где-то здесь должен быть спрятан сейф.

Люк аккуратно осмотрел все картины. Пусто. И двинулся от окна по часовой стрелке, легко простукивая деревянные панели, которыми был украшен кабинет. По логике, если сейф есть, он не должен располагаться далеко от стола. Неудобно, а его величество ценит рациональность.

Герцог двигался, а ощущение давящего взгляда все усиливалось. И в голове словно поднимался шум, какой бывает от шипящего телевизора или помех на радиоволнах. И накатывало, сжимало виски давящее чувство страха. Не своего, внушаемого, но такого осязаемого, что Люк начал дергаться, оглядываться ежеминутно в темноту кабинета и ругать себя. Казалось, что из углов подступает мрак. Видимо, все же какая-то защита тут стояла. Ментальная. И, будь человек послабее, уже рвался бы на выход, к охранникам, в панике умоляя спасти его.

Но Люку было всего лишь омерзительно – и пусть начинали подрагивать зубы, и слабеть руки и ноги, и пусть теперь не страх ощущался – тяжелый, животный ужас, будто лежишь связанный, а тебя собираются жрать. Он справится. Есть ради чего.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш, – настойчиво, угрожающе шумело в ушах. Люк еще раз оглянулся, нажал на панель, у которой остановился – под ней звук отличался, – и та отошла со скрипом. И он выдохнул, поднял маску – камер не было, а под тканью лицо вспотело, – и немного подкрутил фонарик, чтобы светил ярче.

Сейф был старым, с вентилем, и самым простым для открывания. Герцог неслышно достал фонендоскоп и на несколько минут забыл и про страх, и про неприятное ощущение, что его сейчас поймают. Люк слушал, крутил, ждал щелчков, перебирал комбинации – и так увлекся, что, когда дверца с тонким звоном открылась, даже опешил. Потер затылок – он саднил, будто его сдавливали. Пляшущий свет фонарика выхватывал стопки документов – наверняка настолько секретных, что даже за взгляд на них его могли бы казнить, – и наконец остановился на плотном конверте.

Люк пока не видел, что там, но уже знал: да, это оно. Чуял.

Еще раз недовольно потер затылок – и недоуменно посмотрел на свою руку. Он обо что-то поцарапался. Обо что-то холодное. Повторно пощупал воротник – тот был заледеневшим, как мокрое белье на морозе. Шум в ушах вдруг усилился до невозможного, и его светлость наконец-то понял, почему двигается так медленно.

Он ужасающе, невероятно замерз. Больше всего это походило на то, что он испытывал во время пребывания в подпространстве.

Сзади ему почудилось движение – Люк оглянулся и замер, подняв руки.

Двигаясь сквозь массивный стол, как сквозь туман, к нему медленно текли-приближались две огромные полупрозрачные змеи. Чуть ниже его ростом, со светящимися лазурью глазами и широкими капюшонами. Беззвучно.

От них и шел удушающий холод. Из глаз покатились слезы, тут же застывая на щеках; замерзли и покрылись инеем ресницы, брови. Потрескались губы. Пальцев на руках он почти не чувствовал.

Змеи остановились в шаге от него. Равнодушные, неспешные охранники. И действительно, куда им торопиться, если вор никуда не уйдет? И понятно теперь, почему здесь нет ни щитов, ни сигналок. С такой защитой они и не нужны.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, – змеи раскачивались, свивали-развивали хвосты – белые, будто из молочной дымки. Духи воздуха, прикрепленные здесь стражами.

– Я пришел за своим, – сказал он хриплым шепотом. Ни на что особо не надеясь, только чтобы не стоять и не замерзать вот так, просто. – Дайте мне забрать фотографии, – он подумал, – пожалуйста. Я закрою и уйду. Больше ничего не трону.

Змеи перестали шипеть. Прислушивались, источая холод, – а Люк, чтобы разогреться, переступал с ноги на ногу, осторожно двигал руками.

– Смотрите, – проговорил он тихо, – я возьму только одну папку. Видите? – он протянул руку назад, не глядя нащупал конверт, но замерзшие пальцы никак не желали слушаться, и герцог невольно оглянулся. И не успел повернуться обратно – обе змеи метнулись к нему. Одна впилась зубами в плечо – его будто льдом пробило, – оплела Люка хвостом, другая вцепилась в шею, дернулась – и отстранилась.

Боли не было, и кровь не шла. Но по телу, по жилам пополз смертельный холод, словно они впрыснули его вместо яда. Дармоншир захрипел, глядя в близкие змеиные глаза – те, казалось, светились удивлением.

– Я ведь такой же, как вы, – просипел Люк. Закружилась голова, он шатнулся назад, пытаясь отодрать от себя духа воздуха, врезался в стену – глухо получилось. Охранники опять ничего не услышали. – Я ведь тоже из ваших…

Он тяжело осел на пол, выбивая зубами дрожь и корчась. Змея, что вцепилась ему в плечо, чуть разжала объятья, отстранилась, с отчетливо читаемым недоумением вгляделась ему в лицо. И вдруг отползла в сторону, к раздраженно мотающей башкой товарке.

Ледяной туман заполнял глаза, голова стала легкой, будто он принял наркотик – и Люк внезапно тихо, болезненно засмеялся, глядя, как совсем по-человечески змеи что-то толкуют друг другу. Он думал, как презрительно и разочарованно выругается Луциус, найдя с утра в кабинете его окоченевший труп, и как горько будет Марине – а змеестражницы чуть ли не дрались напротив, нервно шипели, поглядывая на вора, толкали друг друга хвостами. Наконец одна то ли обиделась, то ли сказала что-то типа «Делай что хочешь, но без меня» – и гордо удалилась в угол кабинета, растворившись там во мраке. А вторая, та самая, что кусала его в плечо, осторожно подползла, заглянула уже не чувствующему тела герцогу в глаза, приблизила морду к лицу – и начала мелко-мелко лизать его губы тонким и очень горячим языком. От него распространялось тепло.

– Прощальный поцелуй, – пробормотал Люк вяло, – и девочка ничего так… Ай!

«Девочка» отстранилась и страстно впилась ему в горло. Он засипел, дергая руками и ногами, а по телу, по кровотоку будто жидкий огонь потек, заставляя умирать от боли. В одно мгновение весь организм прошило страшной судорогой, и Люк застонал, сжимая в объятиях сочувственно гладившую его хвостом по макушке змею.

Перестал стонать он минут через пять. Живой. Вымотанный. Согревшийся. Весь мокрый, будто его с головой обмакнули в воду.

Но конверт был у него в руке.

Люк осторожно погладил уютно расположившуюся у него на груди змею – после укусов она уменьшилась чуть ли не вполовину, – открыл конверт, поморщился и закрыл. Нащупал фонарик, выключил.

Фотографии были у него.

– Ты отпустишь меня? – спросил он тихо у змеестражницы. – Раз уж спасла? Или я тебе просто понравился?

Змея уничижительно шикнула. С иронией так.

– А может, – предложил Люк коварно, – со мной пойдешь? У короля вас целых две, а у меня – ни одной. Я тебе молоко каждый день давать буду. А еще у меня там огромный лес, можно ползать сколько захочешь. Пойдешь?

Дух воздуха сокрушенно лизнул его в щеку языком и отполз. Люк поднялся, аккуратно закрыл сейф, вернул панель на место. Пошел к зеркалу – как мог, потому что ноги не держали. Змея его не останавливала. Скользила рядом.

Но вместо того, чтобы побыстрее шагнуть в переход, герцог присел перед несостоявшейся своей убийцей на корточки, нежно погладил ее по голове.

– И все же, – пробормотал он с любопытством, – почему ты оставила мне жизнь? Почему отпускаешь?

Голова взорвалась болью и холодом, переходящими в восторг. Потому что стражница качнулась, повела башкой, а в мозгу у него раздалось шипение: «Ты сам сказал, что ты свой. Так и есть. Я не могу тебя тронуть. Но иди, молодой хозяин, пока я не передумала».

И Люк тряхнул головой, отгоняя логично посыпавшиеся вопросы, и поспешно, пока отпускали, ушел в переход.

Часы показывали без пяти двенадцать. Всего двадцать минут прошло. А ему показалось, что несколько часов.

Люк поспешно стянул костюм, вытащил из конверта пять фотографий и тонкую трубочку – магнакопитель – и одно за другим тщательно сжег фото в пепельнице. А накопитель, повертев головой, подложил под ножку кровати, приподнял ее и раздавил в пыль. Затем, не покурив даже, открыл окно – хорошо, что категорически запретил ставить решетки, – и выпрыгнул в него.

В этот раз он несся так, что даже ветер не мог его догнать. И долетел быстро. Но все равно очень опоздал.

Старый змей дремал, свернувшись кольцами, на заснеженной темной скале, и Люк приземлился, осторожно ткнул его носом. И затем с завистью наблюдал, как, опираясь на передние лапы, зевает во всю пасть и дивно потягивается, превращаясь почти в струну и задрав хвост стрелой вверх, один из хитрейших монархов мира.

«Почему опаздываешь, Лукас?» – проворчал король, недовольно щурясь.

«Простите, наставник, – Люк очень покаянно поклонился, чуть ли не коснувшись клювом скалы. – Работал над вашей задачей», – с тонкой долей иронии добавил он. Не удержался.

«Успешно?» – поинтересовался его змейшество, вглядываясь в Дармоншира мерцающими голубыми глазами. Ветерок трепал его перья, и они легко струились вдоль шеи.

«Вполне, – усмехнулся наглый отпрыск Белого и нетерпеливо переступил лапами по камню, облизнулся. – Готов к учебе, ваше величество».

«Мне нравится твое усердие, Лукас».

«Благодарю, ваше величество. Надеюсь, что никогда больше не расстрою вас».

Это было лишним – старый змей снова подозрительно сощурился, и Люк принял очень невинный вид.

«Мальчишка, – устало проговорил Инландер. – Поднимайся в воздух. Будем сегодня учиться переходить в эфир».

Люк вернулся в замок ранним утром. Не через лес – просто туманом перетек во все еще открытое окно, полюбовался горкой пепла в пепельнице, на всякий случай собрал осколки накопителя и смыл их в унитаз.

Теперь нужно было ждать реакции короля. И нельзя сказать, что, помимо действительно мальчишеского удовлетворения, Люк не испытывал и некоторые опасения. Как он уже успел убедиться, Луциус в гневе был крайне несдержан. И нужно было готовиться к очередной трепке. Но мысли, как всегда после оборота, были радужными – и снова нетерпимо хотелось почувствовать под собой женщину. Одну конкретную женщину.

– Может, скорая женитьба и не такая плохая мысль, – невесело сказал Люк себе в зеркало, выйдя из душа. Инстинкт, несмотря на все усилия и ледяную воду, никак не хотел утихать, и, когда его светлость обнаружил, что изо рта непроизвольно вырывается шипение, быстро спустился в тренировочный зал и занялся выматыванием требующего размножения организма.

Там и застал его Ирвинс, торжественно позвавший милорда завтракать. Мокрый, злой и раздраженный милорд пронесся мимо дворецкого, скорбно вздохнувшего от невеличественного поведения хозяина, выкурил в спальне с полпачки сигарет, выругался и снова пошел в душ.

Три месяца до помолвки – и полгода до свадьбы! – теперь представлялись пыткой.

На этот раз ледяная вода немного остудила змеиный пыл, и Люк вспомнил о делах. Прежде чем идти в столовую, он успел выдернуть у себя с десяток волос, сунуть их в маленький пакетик, заклеить. И после превосходного завтрака ушел в свой дом в Рудлоге, переполошив расслабившихся слуг. Там достал из гардероба маленький чемоданчик, сел в машину и уехал на другой конец города. Прямо в автомобиле наклеил усы, вставил линзы и защечные шарики, надел шляпу, другое пальто и широкий, скрывающий лицо шарф – и с пакетиками в конверте вошел в лабораторию. Спустя полчаса вышел, сжимая в кармане бланк о том, что образцы приняты и через неделю можно возвращаться за результатом.

Таким же образом его светлость вернулся в Дармоншир и задумался о том, что делать теперь. Надо бы позвонить Марине и успокоить ее.

«Может, получится уговорить ее прийти?» – радостно оживился организм. Люк мрачно потянулся за сигаретой, поглядывая на дверь ванной. И заставил себя отвлечься.

Нужно было понять, где он ошибся, – потому что его очень настораживало молчание Луциуса. Достаточно времени прошло, чтобы обнаружить пропажу. И если никакой реакции нет – это очень, очень тревожный признак. Поэтому Люк нервничал и выжидал.

* * *

А вот Луциус Инландер уже не нервничал. Конечно, он впал в бешенство, когда зашел в кабинет и почуял вторжение на свою территорию. Особенно после приятных новостей за завтраком: Леннард, поглядывая на смущающуюся жену, сообщил, что ночью у него на мгновение вспыхнули белым светом глаза. И король вполне разделял надежду и радость наследника. Аура его крепла с каждым днем, так что настроение у Луциуса поутру было вполне благодушным.

И тем труднее оказалось сдержаться и не метнуться в Дармоншир – наказать преступившего все границы герцога так, чтобы он навсегда забыл даже думать о том, чтобы встать против него, Луциуса.

Гнев не утих и когда король дослушал рассказ двух змеестражниц, подпитываясь изумлением от того, что дурной змееныш еще и посмел ночью его дразнить. Но сейчас, под успокаивающее шипение хвостатых овиентисов – духов воздуха, – Инландер расслабился и попросил повторить все с самого начала. И слушал теперь с тонкой усмешкой, периодически качая головой.

Лорд Палмер, с утра безошибочно распознавший признаки монаршего гнева и затаившийся, осмелился через пару часов заглянуть в кабинет – ибо очередь жаждущих встречи с его величеством росла. Увидел короля, обвитого призрачными змеюками, одна из которых что-то нежно шипела в его ухо, а вторая с наслаждением пила кровь из запястья, побледнел и понятливо захлопнул дверь. Есть вещи, к которым трудно привыкнуть, даже если ты двадцать лет работаешь в экстремальных условиях.

Луциус посмотрел вслед сбежавшему секретарю, ласково почесал шипящую стражницу за глазом – там было самое чувствительное место, – и задал неожиданный вопрос:

– Так вы любите молоко, девочки? Почему не говорили?

– Не-е-е отказалис-с-с-сь бы, – прошипела «девочка» с наслаждением, отрываясь от его запястья и зализывая ранки языком. – Ты-с-с-с не с-с-спрашивал. – Она поползла вверх по его руке, а вторая, та, что рассказывала, спустилась вниз и впилась в другую руку.

Луциус даже не поморщился. Привык.

– Мы правильно вс-с-се с-с-с-сделали, хос-с-сяин? – лениво поинтересовалась наглотавшаяся крови овиентис и потерлась башкой об его подбородок, как кошка. – Она-с-с-с хотела его убить! – наябедничала она на подругу.

– И почему не убили? – спросил Луциус. Змеица, пьющая кровь, подняла голову от его запястья и раздраженно фыркнула.

– Мы хотели, – заверила ласкающаяся стражница. – Энергия чужая-с-с-с-с-с-с-с. Но попробовали кровь. Такая же-с-с-с, как у тебя-с-с-с… Нельзся-я!

– Правильно, – успокоил он «девочек». Наконец напилась и вторая и тоже поднялась вверх, мирно положив белую голову ему на плечо. – Но каков наглец, да?

– Тожес-с-с с-с-самое про тебя-с-с-с говорил твой отес-с-с, Лис-с-си, – прошуршала овиентис ехидно. Он хмыкнул, вставая, – и змеи шустро сползли вниз, направились к углам, становясь все более прозрачными. Одна вдруг остановилась, повернулась и задумчиво стукнула несколько раз хвостом по полу, привлекая его внимание.

– Что? – с улыбкой спросил Луциус. Стражниц звали Инри, что значило «серебряная», и Осси, «дуновение». Эти духи жили в его семье очень давно и были Луциусу как няньки: с ними он играл в колыбели, когда ему не было и года, с ними рос, гулял – и вот сейчас они добровольно оставались его охранницами. И семейных секретов они знали очень много.

– Молокас-с-с прикажс-с-си-и с-с-с-сюда принос-с-сить, – прошелестела змея. – А то уйду-с-с-с к ветерку. И младенцсе-е-ев поскорее хотим-с-с-с. С ними мы молодеем-с-с-с.

Последний, кого они пестовали, был Лоуренс. И Инландер, вспомнив о младшем сыне, нахмурился.

– Почему вы не сказали мне про Лену и дядю Людвига? – поинтересовался он. Но без нажима – старушки были очень обидчивы.

– Они-с-с-с тоже дети Воздуха-с-с-с, – коротко ответила змея. – Магдалена кормила нас-с-с-с грудью, не кривилас-с-с-сь. Мы с-с-скорбим о ней. С-с-сильная была, хоть и нес-с-счастная. И зс-с-слос-с-стью отравленная. Молоко-с-с-с, хозяин!

– Будет, – кивнул он. – Отдыхайте.

Можно было бы оставить дерзкого змееныша в покое. Но, во-первых, проступок требовал воздаяния, а во-вторых, нужно всегда доводить задуманное до конца. Пока Ленни не встанет на крыло, расслабляться не стоит. И пусть его аура укреплялась с каждым днем, всегда должен быть запасной вариант.

Король Инляндии попробовал заняться делами, но нерастраченный гнев покалывал тело, прорывался выскользнувшими клыками и шипением, пугая придворных. Руки его тряслись от плещущихся внутри сил. И Луциус, приказав отменить все встречи, набрал телефон любимой женщины. Той, что всегда умела гасить его страсть и ярость.

– Лотти, ты дома? – спросил он нетерпеливо. Послушал ответ, раздраженно хмыкнул. – Возвращайся. Ты нужна мне сейчас.

Через полчаса он шагнул к ней – леди Лотта, одетая на выход, ждала его у окна, и глаза ее были печальны. И он, ощутив привычную вину, поцеловал ее, надел на палец кольцо стоимостью с два ее графства и нетерпеливо потянул в кровать.

Луциус не мог сейчас воздать дерзкому змеенышу, зато со всей яростью потомка бога выместил свою злость, переплавившуюся в любовный угар, на его матери. И затем, присмиревший и тихий, обнял ее, уткнулся губами в мокрый висок – и забормотал тяжелые, виноватые слова любви и просьбы о прощении.

С каждым днем свободы его потребность в ней росла – и каждое утро он начинал с молитв божественному первопредку. Дать ему еще время. Дать ему возможность исправить все. Дать ему сделать ее своей женой, королевой, потому что он жизни без нее не представлял.

– Я не сержусь на тебя, Лици, – хрипловато и мягко проговорила леди Шарлотта, когда он замолчал, целуя ее в плечо. Погладила его по волосам, поцеловала в лоб. – Мне хорошо, жесток ты или ласков. Я люблю тебя.

От этих слов он расслабился и почти задремал рядом с ней. Можно было позволить себе еще полчаса счастья.

А змееныш подождет. Ему полезно понервничать.