Электронная библиотека » Ирина Котова » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 10 августа 2018, 11:41


Автор книги: Ирина Котова


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Люк мрачно пошевелил плечами. Не было даже отголоска боли, и руку больше не хотелось беречь. Даже дышалось как-то легче.

– Могу только предложить витамины и успокоительное, – продолжил виталист, – предполагаю, что это нервы шалят, лорд Лукас. Больше спите, регулярно питайтесь, находитесь на свежем воздухе побольше. Никакого беспокойства. Лучше бы вам поехать в санаторий на месяц-другой. Сейчас же могу вывести алкоголь.

– Давайте, – пробурчал герцог. Пережил несколько неприятных секунд изматывающего сушняка и с наслаждением выпил почти кувшин кисленького морса, который оставил на столике догадливый камердинер, при утреннем посещении правильно оценивший и вусмерть пьяного хозяина, развалившегося на кровати, и пустую бутылку.

Люк отпустил виталиста и пошел в душ смывать алкогольный пот. Плотный обед вернул ему расположение духа, а потом его светлость снова сел в машину и поехал осматривать оставшиеся форты.

Знакомое покалывание началось к вечеру, после захода солнца. Герцог еле довел «Колибри» до замка – так тряслись руки, – отказался от ужина, быстро поднялся на слабеющих ногах в свои покои и выпил сразу четыре таблетки успокоительного. Прислушался к себе.

Кажется, отпустило. Неужели и правда нервы?

– Да уж, – проворчал Люк, глядя на свои руки. Те едва заметно подрагивали. – Совсем ты в трепетную барышню превратился, Кембритч.

Через несколько часов его светлость корчился в своей постели, зарываясь лицом в подушку, мокрую от пота и слез, и старался не орать в голос. Сердце словно заполнило всю грудь и молотило так громко, что у него ныли виски и затылок, и все это сопровождалось совершенно противоестественным, животным чувством страха. Хотелось вскочить и куда-то бежать, прятаться, спасаться. Хотелось к матери – как будто ему было три года, и можно было бы найти спасение в ее объятьях.

В те редкие мгновения, когда боль отступала, Люк жадно глотал воду из графина, обливаясь и роняя его на постель. И едва успевал утолить жажду, как тело снова скручивала судорога, еще страшнее, чем предыдущая, и не было сил ни позвонить и позвать на помощь, ни вообще двинуться. Это было больнее и страшнее, чем наркотическая ломка, и он ощущал, как ползет по коже холод, как немеют ступни и кисти рук и как замедляется стук сердца.

Люк понял, что умирает, когда не смог вздохнуть.

Забился на кровати, хрипя и пытаясь схватить ртом воздух, уже не чувствуя тело; перед глазами полыхнуло раз, другой, и все предметы в темноте стали видимыми, как днем.

В ушах зашумело; он повернул голову, царапая пальцами грудь, сотрясаясь от безумной, подбрасывающей его на постели дрожи, – и увидел, как медленно, светя осколками и кусками рамы, разлетается окно, как врываются в покои разноцветные ветра, похожие на длинные, окутавшие вихрями комнату радужные ленты, собираются над ним в сумасшедший, мельтешащий клубок – и резко опускаются, впитываясь в солнечное сплетение.

И взрываются внутри, распыляя его в радужный туман, с ревом выносящийся в окно и дальше, в небо.

Острые шпили замка были последним, что Люк запомнил, – внезапно стало совсем не больно и его светлость просто отключился.


19 января, ночь со среды на четверг


Луциус Инландер проснулся от ощущения, которому поначалу не поверил. Встал, распахнул окно, прислушался.

– Лици, холодно, – сонно проговорила леди Шарлотта. Он не отреагировал, и она подошла, накинула ему на плечи теплый халат, но король покачал головой, сбросил его, высунулся до пояса в ночной лаунвайтский туман.

Повернулся – она вздрогнула. Никак не могла привыкнуть, что глаза у него светятся.

– Ложись досыпать, Лотти, – попросил он хрипло. – Мне нужно уйти.

Тело его начало окутываться серебряным сиянием, и леди Лотта отступила к кровати, зачарованно глядя на происходящее. Она видела это только в юности. Его величество прыгнул за окно, и все затихло.

Она подождала немного, покачала головой и шагнула к створкам, чтобы закрыть их. И едва не вскрикнула, зажав себе рот руками: за окном глухо и утробно заворчало, и в окне на пару мгновений мелькнули вытянутая морда, зубастая пасть и огромный, чуть ли не во все окно, светящийся глаз с небесно-голубой радужкой, в упор посмотревший на нее.

Окно графиня решилась закрыть только минут через десять. И, ничуть не смущаясь, плеснула себе в бокал абсента, разбавила его соком, выпила. А потом и еще разок. Потому что отчетливо вспомнила, с кем спит.

Луциус пришел к ней в ночь после похорон Магдалены, разбитый и пьяный, и она кричала: «Убирайся! Как ты можешь, твоя жена только упокоилась! Боги, Лици, неужели у тебя нет ничего святого?!» Но он не ушел. Рухнул на кровать, закрыл ладонями лицо и сгорбился. Сидел молча, не реагируя на ее злость и возмущение.

Мужская слабость выбивает из колеи. Особенно если этот мужчина обычно производит впечатление невосприимчивого чурбана.

А женской слабостью являются любовь и жалость. Леди Лотта затихла, так же обессиленно села рядом, погладила его величество по рыжим волосам, обняла – и обнимала до тех пор, пока у нее не затекли руки, а король Инляндии не заснул на ее плече.

Он так и не сказал ни слова. Ушел утром, до того как она проснулась, и вернулся вечером, спокойный и собранный, будто и не было никакого серого лица и боли в глазах. И теперь уже взял свое.

Теперь он приходил каждую ночь, и Шарлотта Кембритч чувствовала себя последней грешницей на Туре, и ежедневно посещала маленькую часовню в доме, и тихонько молилась Богине и всем богам, чтобы их простили и не судили строго.

Иногда они долго тихо и мирно обнимались, пока Луциус с язвительностью рассказывал о дневных делах; иногда молчали, иногда сразу засыпали. Полная иллюзия семейной жизни.

– Я хочу надеть на тебя брачные браслеты, – сказал он ей накануне вечером, когда они уже засыпали. – Закончится год траура, и станешь моей королевой.

– Мы уже проходили это, Лици, – леди Лотта качнула головой, чувствуя, как задумчиво его величество водит подбородком по ее макушке.

– Может, есть еще один шанс? – пробормотал он. – Ошибался же я и раньше, может, ошибся и сейчас?

– В чем ошибся, Лици? – тревожно спросила она. Луциус промолчал, и леди Кембритч закрыла глаза, засыпая. Уже знала, что не ответит.

Несмотря на его напор, глухоту к отказам и к элементарным приличиям, на его агрессивность и язвительность, на вот эту скрытность, она принимала его таким, какой есть, и с ним ей было уютно и спокойно.

Леди Лотта допила свое лекарство от страха, забралась в постель, еще хранившую тепло мужского тела, и заснула. Кто бы другой маялся и беспокоился – но только не мать Люка Кембритча, с малых лет натренировавшего ей замечательно крепкие нервы.


На ферме, расположенной у границы Инляндии с Рудлогом, истошно лаяли собаки. Пожилая хозяйка, поворочавшись и послушав поднятый псами концерт, сопровождаемый храпом мужа, ткнула того в бок локтем. Работники, днем обслуживающие коровник на сотню голов, на ночь уезжали в соседнюю деревню, и послать разобраться больше было некого.

Супруг всхрапнул, но не проснулся.

– Роб, – сварливо позвала жена и затрясла его за плечи. – Сходи посмотри, что там. Может, воры?

Хозяин фермы приподнялся, с завыванием почесал грудь, разлепил наконец-то глаза и кинул взгляд в окно. Там, в свете тусклого фонаря, колыхалась белая плотная мгла.

– Боги, Бекки, – проворчал он, – какие воры? В этом тумане рук своих не видно. Спи, полают и заткнутся. Может, крыса пробежала.

Он не успел договорить: раздался треск, во дворе что-то загрохотало, посыпалось. Заорала сигнализация на машине, испуганно замычали коровы. Фермеры молча и опасливо покосились друг на друга.

– Ружье возьми! – крикнула в спину мужа хозяйка. – И шапку теплую надень!

Через минуту Роб Хомкинс, шлепая по снежно-грязевой жиже резиновыми сапогами до колен и сжимая ружье, осторожно подходил к коровнику. Фонарь, стоящий поблизости, был согнут будто ураганом, но светил, хотя толку от этого было мало – туман стоял такой плотный, что идти приходилось на ощупь.

Раздался топот, из белого киселя выскочила корова, метнулась вправо, задев хозяина – тот не удержался, упал. Кое-как, ругаясь, поднялся из грязи и побрел к коровнику. И, остановившись, вытаращил глаза: крыша строения была смята, сбоку зияла огромная дыра. Оттуда раздавались странные глухие звуки, заглушаемые истошным ревом коров и телят. Все-таки воры? Пытаются вывести животных? Но зачем же взрывать стену, если он двери не запирает?

Роб приоткрыл дверь коровника, подсветил себе фонариком.

Там, в темноте, клубами перекатывался белый туман, будто даже уплотняющийся к центру. В нос сразу шибануло запахом горячей крови. Луч фонарика плясал по туману, высвечивая силуэты испуганных мычащих животных, жмущихся к стенкам стойл, куски крыши – ее словно выворотили наружу, – и фермер никак не мог понять, что происходит. Еще шагнул вперед – и на его глазах метрах в двадцати с ревом взмыла в воздух корова, закричала от боли, раздался отчетливый хруст – животное просто ломало и рвало с влажным чавканьем в клубах белого тумана.

Фермер дрожащей рукой направил фонарик на прыгающую в воздухе подрагивающую плоть, и вдруг пережеванная в ломаный комок корова поднялась выше и исчезла, словно провалившись куда-то. Клубы дернулись, меняя расположение, уплотняясь, показывая огромный голубой глаз с вытянутым зрачком, окруженный серебристыми чешуйками и перьями, – и складываясь наконец в ужасающую по масштабам картину.

На него, стрекая длинным раздвоенным языком из большой пасти, заканчивающейся странным кожистым клювом, смотрел, поднимаясь и изгибая шею, огромный змей. Клюв, длинная шея да капюшон из перьев – все, что успел разглядеть Хомкинс. Потом змей распахнул пасть, полную зубов, и рванулся к нему.

– Святые угодники, – пролепетал фермер и выстрелил раз, два, выскакивая за дверь и слыша, как врезается в стену тяжелая голова. Нырнул под большой трактор, затаил дыхание, отчетливо видя из-под колеса, как поднимается над коровником узкая голова, как одним прыжком змей переносится через стену, опускаясь на четыре короткие лапы, и склоняется над его убежищем. Чудовище отшвырнуло пастью трактор, встало на дыбы, примеряясь, – и человек заорал, прикрываясь рукой и слыша вторящий ему яростный рев.

Когда Роб Хомкинс открыл глаза, прямо над ним с шипением и рыком сплетались, разнося остатки коровника, уже двое чудовищ. Спикировавшая сверху вторая ужасающая тварь вцепилась пастью в загривок ночного вора, впилась когтями передних лап в бока, обвила кольцами и, оттолкнувшись короткими, похожими на крокодильи задними лапами, забила крыльями и утащила в небо.

Чудищ поглотил туман. Сверху доносился отдаляющийся рев, и молочная мгла закручивалась вихрями, металась туда-сюда.

Фермер поднялся из грязи и побежал к дому. Там, в дверном проеме, в одной ночнушке и сапогах, стояла его седовласая жена, всматриваясь в пелену и сжимая в руках топор.

– В подвал, Бекки! – заорал Хомкинс, и супруга, не став спорить, метнулась в дом.

А наверху, на небывалой высоте, кипела борьба. Голодный разоритель коровников ухитрился извернуться, вцепиться в брюхо соперника, и тот, взревев, понесся к земле, к стоящему темными копьями лесу. Шваркнул обнаглевшего змееныша о стволы, вспахал им мерзлую почву, снова вцепился в загривок, пытаясь подавить ментально.

«Как твое имя? Вспоминай!!»

Придушенное шипение и животный голод были ему ответом. Ни мысли, ни просвета. Старый змей сжал кольца сильнее, потряс, тыкая чуть не сожравшего человека сородича клювом в древесную щепу и грязь.

«Вспоминай! Как твое имя?»

Тот дернулся, покатился по земле, вздыбился, выгнулся – и чудом каким-то выскользнул, остановился напротив, заклекотал, раздувая перья, угрожающе поводя головой из стороны в сторону.

Соперник. Главный. Убить. Главный буду я. Смогу есть сколько захочу.

Метнулся вперед, и старший досадливо топнул лапой, на миг воздев голубые очи к небу, и тоже рванулся навстречу.

Говорят, в эту ночь двух туманных, светящихся серебром огромных змеев воздуха видели и в море, с судна, едва не перевернувшегося от взбивающих ледяную воду тварей. Соленая черная вода кипела в свете прожекторов, и капитан, отдавший приказ срочно менять курс, наблюдал в бинокль, как мелькали среди брызг и волн чудовищные хвосты и пасти, как сплетались кольца, как рвали змеи друг друга по живому – и более крупный, вцепившись в загривок тому, что поменьше, утянул его на дно.

«Назови мне свое имя. Имя. И я тебя отпущу».

Нечем дышать. Рвешься вверх – снаружи душат кольцами, в пасть хлещет вода. Кое-как изворачиваешься, скребешь когтями по дну – и с силой вылетаешь наружу.

Тебя снова несет ввысь, и в голове рев: «Имя! Вспомни! Имя!»

Ты вымотан и ранен. Тебя швыряют на камень – и ты отчетливо, несмотря на ночь, видишь, как вокруг поднимаются горы, подсвеченные голубоватой луной, изредка выныривающей из-за облаков. Соперник – главный, сильный, вжимает тебя в какую-то щель, острые камни больно впиваются в бока, выворачивают крылья. Дышишь со свистом.

«Имя, – шипит в голове, – вспоминай!»

«Я хочу ес-с-с-сть…»

«Разреш-ш-шу… имя, змееныш, имя!»

Ты замираешь, понимая, что проиграл.

«Что такое имя?»

Тебя снова встряхивают, но зубы уже не сжимают загривок.

«Как тебя называет мать?»

Выпрыгнувшая в просвет луна вспышкой слепит глаза.

«Мать».

Картинками воспоминания: теплые руки, улыбка, темные волосы. Запах молока.

«Молоко вкус-с-сное-е-е».

Раздраженное шипение. Но голова взрывается от воспоминаний и от приходящего на смену им ужаса. Почему-то глаз выхватывает собственную трехпалую лапу, покрытую чешуей. Дергаешься – в стороне поднимается и опускается серебристый чешуйчатый хвост.

«Что за хрень со мной произошла?! Кто ты? Кто я?»

«Имя!»

«Люк. Меня зовут Люк».

Кольца вокруг разжимаются, и ты некоторое время лежишь мордой в снегу, приходя в себя. Потом медленно встаешь, поджимаешь хвост, опасливо склоняешь шею и разворачиваешься.

И смотришь на освещенного луной огромного змея с четырьмя такими же короткими лапами, как у тебя, тонким туловищем, длинной шеей и хвостом; пастью, сужающейся в кожистый зубастый клюв, и изящными перьями, начинающимися за головой и трепещущими на ветру до половины шеи. Змей ранен, но раны его подергиваются белесой дымкой и затягиваются.

«Ты хотел есть».

Голод мгновенно выбивает из головы все мысли, и только краем обалдевшего сознания ты удерживаешь себя.

«Ес-с-сть…»

«Здесь чуть ниже пасется стадо горных коз. Иди, поохоться. И возвращайся».

Ты не дослушиваешь – прыгаешь со скалы, в полете рассматривая серые точки на белом склоне. Еда. Кровь.


Оставшийся на каменной площадке старый змей, вытянув шею, смотрел, как неуклюже, вмазываясь в снег и поднимая лавины, хватает голодный новорожденный рассыпающихся в стороны животных. Сверху зашумело, и рядом с первым змеем опустился второй. Молча встопорщил перья, с любопытством посмотрел вниз.

«Знакомая аура. Как это вообще возможно?»

«Возможно», – сухость ответа читалась отчетливо.

«Ты мне много должен объяснить, Лици. Я себе не поверил, когда почуял. Думал, мой старший раньше срока решил обернуться».

«Я не могу. Не властен над этим. Обещай, что поучишь его, если что-то случится. А сейчас лети обратно под бок к Тали».

«Почему ты знаешь все о моих секретах, а я о твоих – ничего?» – обиженно уточнил второй король.

«Потому что я умнее, Тери».

Некоторое время со скальной площадки сыпались камни – там возили друг друга о камень два старых змея. Снизу раздался разочарованный рев, и два величества расцепились, снова вытянули шеи над долиной.

«Лети. Этого младенца надо еще и охотиться учить, видишь?»

По снегу, раздраженно шипя, носился за козами, подпрыгивая и зависая в воздухе, хлопая короткими перьевыми крыльями, молодой серебристый змей.

«Смотри. У него еще розоватым перья отливают. Ну точно как у тебя после первого оборота».

Умиленные нотки чувствовались даже при ментальном общении.

«Лети давай!» – раздраженно рыкнул первый, чувствуя в себе желание устроить ураган от счастья и гордости, и нырнул вниз.

«Я зайду к тебе днем», – прошипели ему вслед.


После охоты, когда стадо коз было уничтожено, а в теле появились легкость и сытость, наконец-то заработали и мозги.

Серебристые змеи расположились на скальном участке в горах Блакории. Старый обвил скалу, а молодой лежал у ее подножия.

«Я так и буду теперь по ночам всех жрать?»

«Нет. Это в первый раз. Вспыхнувшая аура требовала подпитки. Потом – по необходимости. Только следи за собой, чтобы не волноваться и не перенапрягаться – в первый год можешь непроизвольно обернуться».

Люк забеспокоился, покосился вверх.

«А если с… женщиной? Я тоже обернусь?»

Сверху раздалось прерывистое шипение, похожее на кашель. Его сородич хохотал.

«Как это типично. Миллион вопросов, а ты беспокоишься о том, сможешь ли трахаться. Не переживай. Твоя женщина в безопасности».

«Я хочу домой. В Дармоншир».

«Не ной».

«Мне страшно. Такое ощущение, что меня вышвырнули в подростковый возраст».

«Это нормально. Через неделю окрепнешь, и все пройдет. А пока будет кидать из крайности в крайность. Что поспособствовало твоему обороту?»

«Кровь… я пил кровь одной…»

«Этого мало, – раздраженно фыркнул змей. – Ты, случаем, не женился тайно? На одной из Рудлог?»

«Нет», – угрюмо отозвался Люк и постарался почесать лапой заживающую холку.

«Тогда… – старший зашипел матом и врезал хвостом прямо по зудящему загривку. Люк отпрыгнул, чуть не соскользнув в пропасть. – Идиот! Боги, какой идиот! Какая растрата сил!»

«Ты не знаешь, почему у нас такие кривые и короткие лапы? – невинно поинтересовался новообращенный, исхитрившись-таки достать когтями до нужного места. Пришлось дико изогнуться. – Да и честно скажу, если я выгляжу как ты, то я редкостной мерзотности оборотень».

«Не переводи тему!»

«И все-таки как я смог обернуться? Из Дармонширов это умел только первый герцог, брат короля».

Старый змей молчал.

«Нас много таких?»

Опять молчание.

«Ты заснул, что ли?»

Старый змей рыкнул, показывая игольчатые зубы.

«Не дерзи, змееныш. Помолчи. Я думаю».

Его светлость послушно вытянулся у скалы и затих, покачивая свешивающимся в пропасть хвостом. Закурить бы сейчас…

«В Дармонширах все равно сильно наследие Белого, – неохотно прошипел старший змей сверху. – Полагаю, когда ты выпил кровь, это стало катализатором. А затем… инициировал одну из красных. Кого?»

«Не твое дело», – огрызнулся Люк.

«Несложно догадаться», – ехидно заметил змей.

Люк нахмурился, насколько позволяла мимика.

«Я тоже умею догадываться. Может, сам скажешь, кто ты?»

Его сородич повертел головой.

«Полетели. Я научу тебя, как возвращаться в человеческую форму, но здесь ты замерзнешь. И осознанно оборачиваться в родовую форму тоже. Завтра к полуночи прилетай сюда. Буду учить тебя управляться с ветрами».

«Кто ты?» – упрямо повторил Люк.

«Ты же умный мальчик, – устало прошипел собеседник. – Додумаешься сам. Я не имею права отвечать на этот вопрос».

«Я уже додумался, – мрачно произнес Люк. – Благо, в Инляндии только один человек может, по слухам, оборачиваться по подобию Белого».

«Держи свои соображения при себе».

Сейчас старший подавлял, и пришлось подчиниться. Шея сама собой изогнулась.

«Хорошо. Как мне тебя называть?»

«Наставник. Полетели. Надо успеть, пока тебя не хватились. Да и меня… короче, поднимай зад. И постарайся решить вопрос с фермером, чтобы не болтал».


Наставником новообретенный сородич оказался довольно въедливым и занудным. Пока два змея летели над облаками к Дармонширу, он толковал Люку про ветра: как ощущать, ловить их, как заставлять нести куда нужно. Как ориентироваться в пространстве и определять, откуда какой поток пришел.

«Запахи, ориентируйся на запахи. Когда побываешь во всех странах в этой ипостаси, не перепутаешь. Каждое место пахнет особенно и поит воздух своим ароматом. Северные ветра пахнут снегом, хвоей и камнем. Те, что приходят из Бермонта, несут с собой вкус мхов и хвои, блакорийские – тинные, с едва уловимой болотной кислинкой. Рудлог – большая страна: с Милокардер спускаются потоки, впитывая испарения жирного чернозема и лиственных лесов, с Севера приходят мощные континентальные ветра, в них много влаги от озер, много хвои. Йеллоувиньские – суховеи. Морские несут с собой дожди, а те, что идут через Маль-Серену, ты научишься определять – они пахнут любовью».

Люк, купающийся в обилии этих запахов, растерявшийся от них, недоверчиво повернул голову к тому, кто называл себя наставником.

«Ты поймешь, о чем я говорю, – насмешливо отозвался тот. – После того как встречаешь ветер с острова Иппоталии, обостряется инстинкт размножения».

«Он и сейчас не спит, – буркнул Люк и облизнулся раздвоенным языком. – Даже и не знаю, чего хочу больше – жрать или размножаться».

Змей-старший раздраженно мотнул хвостом, и по спине обуреваемого инстинктами потомка Белого ощутимо хлестнуло холодным ветром.

«Потом о бабах подумаешь, Лукас. Побольше самоконтроля».

Самоконтроль явно проигрывал желанию долететь до Рудлога и снова выкрасть одну принцессу. С ее острой грудью и горячими губами… и крепкими бедрами… и татуировкой внизу живота… какая все-таки пугающая интуиция у Марины…

«Ты меня вообще слушаешь?»

«Да, – смиренно отозвался Люк. – О чем ты говорил?»

Его змейшество с великим терпением повторил: «Самые чистые ветра – высоко над Турой, где небо черное и видны звезды, а воздуха так мало, что он не держит запахи и пропитан божественной силой. Туда можно подниматься, чтобы подпитаться, но это опасно».

Лорд Лукас, с усилием хлопающий крыльями, зевнул во всю пасть, чуть отстав, снова получил ветром по спине и нагнал наставника. Тот уже объяснил, что крылья не держат в воздухе, а лишь помогают движению, и что можно лететь и не используя их, изгибая тело на манер ужа, плывущего в воде.

«Ты можешь летать и в человеческой ипостаси, – вещал большой змей, и восходящее солнце золотило его чешую и длинные изящные перышки за ушами. – Ты и сам ветер, ты – эфир, и в твоей власти принимать любой размер и растекаться эфирным туманом… ты можешь вообще не принимать какую-либо форму, но это опасно, поэтому пока даже не думай пробовать. Потом покажу. Так можно создать бурю, став ее сердцем, так можно остановить ее».

«Опасно» было самым частым словом, которое вдалбливал ему наставник.

«Попробуй сегодня проверить целительские способности, – наставлял Люка старый змей. – Они должны проснуться. Это первое, что просыпается при инициации. Возьми анатомический справочник, найди подопытного, ощути его виту руками. Не пощупай, – ехидно пресек он фырканье Люка, – а просканируй над телом. Ты поймешь, как вибрирует каждый орган, запомнишь это и ощутишь, если с ним что-то не так. Словно в гармоничной мелодии будет звучать фальшь».

«Не проще показать мне?» – возмутился Люк, тренирующийся в это время лететь без помощи крыльев и старательно виляющий телом, приходя от этого в дикий восторг и выписывая в небе круги и восьмерки. Умом он понимал, что ведет себя как идиот. Но его переполняла такая чистая радость, что он никак не мог устоять.

«Не проще, – прошипел старший змей, воздевая глаза к небу от выкрутасов ученичка, – потому что для обучения тебе нужно знать хотя бы основы анатомии. Вот и займись. И еще раз повторю: сдерживайся, эта неделя будет сложной. Избегай волнений. Иначе могут быть жертвы».

«Легко сказать, – огрызнулся Люк. – Я вообще не понимаю, как я обернулся. И как мне в этом случае сдерживаться?»

«Почувствуешь, что не в состоянии совладать с собой, – занудно проговорил его змейшество, – сделай несколько вдохов-выдохов, попытайся найти внутри точку спокойствия, растянуть ее на все тело».

Люк снова фыркнул.

«А попроще, уважаемый наставник?»

Старый змей очень тяжело вздохнул.

«Бывали случаи, когда тебе очень хотелось дать кому-то в морду, но нельзя – и ты останавливал себя?»

«Редко, – честно признался лорд Лукас. – Чаще всего я себя не останавливал. Но так куда понятнее, спасибо».

«Придется учиться, – твердо заявил наставник. – У тебя день, чтобы потренироваться. Ночью я буду ждать в горах. А сейчас тихо спускаешься в лесок, оборачиваешься и идешь в замок. В тумане тебя не должны увидеть».

«Объясни, наконец, как обернуться?» – мысленно взвыл его светлость, у которого уже башка опухла от наставлений и поучений. Да и инстинкты никак не хотели замолкать.

«Представь, что ты человек, и все, – откликнулся старый змей невозмутимо. – Снижайся, Лукас. Я понаблюдаю за тобой. И еще, – он поколебался. – Не трогай пока зеркала. Понял? Не прикасайся к зеркалам. Ни в коем случае».

«А что будет?» – устало поинтересовался Люк. Новых впечатлений и знаний оказалось уже слишком много, и его начало потряхивать.

«Распылит в подпространстве, – буркнул наставник. – Запомнил? Не трогай зеркала!»


Люк скользнул на заснеженную полянку в парке, где сквозь плотный туман еле-еле виднелись шпили замка Вейн. Покосился на свои лапы, погрыз деревья – ужасно чесались клюв и зубы. И, отплевавшись от щепок, закрыл глаза и представил себя таким, каким привык видеть в зеркале.

Зависший на высоте в несколько сотен метров Луциус Инландер наблюдал, как вспыхнул серебристым контур большого змея воздуха и в одно мгновение сжался в обнаженного человека.

Ох, как же хорошо. У него самого не с первого раза получилось.

Люк встал, осмотрел себя, поглядел вверх – и свистящим хриплым шепотом, перемежающимся ругательствами, пообещал исхитриться-таки, совершить государственное преступление и откусить наставнику голову. А после очень непечатно высказался про то, что при всем уважении к его умнейшеству снова познал желание дать кому-нибудь в морду.

Дерзкий мальчишка! Учить его и учить. Зато начнет думать наперед и всегда ожидать подвоха.

Король Инляндии захохотал, вильнул хвостом и отправился в Лаунвайт.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации