Текст книги "Неземная девочка"

Вторая и уже последняя ссора с Марианной произошла позже. Через два года их все-таки помирила добрая Маргаритка, но тут Марьяшка, поступившая на геофак МГУ, надумала лететь в Ирак. Туда брали студентов на какие-то летние подработки. А Нина опять не сумела приехать проводить подругу. Очень болела бабушка.

Этого Марианна уже вынести не смогла. Болезненно самолюбивая, она моментально оскорблялась даже тогда, когда никто и не думал ее обижать. Ее чрезмерно чуткие уши в каждом слове улавливали обидный намек. Марьяшка отчаянно комплексовала. Хотя с чего бы ей так себя мучить? Или ей это доставляло особое наслаждение? Бывают такие ненормальные натуры…

Когда она вернулась, Нина не раз пробовала до нее дозвониться и поговорить, но ей всякий раз отвечали, что Марианны нет дома. И Нина свои попытки бросила.

Так чем же понравилась Борьке Марианна? Худая, даже костлявая, надменная, вызывающе курносая, взирающая сверху вниз даже на тех, кто был намного выше ее ростом. Умудрялась как-то…

– Дороднова необыкновенно ходит, – смеялся Борька. – Идет, презрительно вертя задом. Пардон… Это она умеет великолепно. Я ишшо никогда в своей жизни не видел женщину, которая делала бы сие столь выразительно. Мадам классической ограниченности. Все ограничивается ею самой – и ни шагу в сторону. Вот тебе и вот…

Нину и Марианну примирила только смерть Бориса.

А вскоре Надежда Сергеевна вдруг задумала уезжать в Америку. Навсегда.

Глава 19

Зиночка надолго запомнила свой последний приезд в Москву. Тогда она не один день почти безмолвно просидела на диване в квартире Нины. Молчала и ждала. Хотя отлично понимала, что ждать ей уже больше нечего. И надеяться тоже. Борис заново построил свою жизнь, и в ней не нашлось места для Зиночки.

Борька появился за день до ее отъезда, рано утром.

Нина торопливо тенила веки, держа наготове открытую помаду, а Зиночка красила ресницы.

– Время намаза, – хмыкнул Борька. – Пардон… Вопрос можно? Вы свободны, мадам?

И пока Зиночка соображала, что все это значит, цепко схватил ее за локоть и потащил на улицу, приветливо помахав рукой недокрашенной Нине.

– Лес уважаешь? – спросил он.

– Лес? – изумилась Зиночка. – Мы едем туда?

– Игде же ишшо можно отдохнуть? У меня наконец выдался свободный день. Сплошная круговерть… А лес всегда приносит мне душевный покой: исчезают все огорчения, забываются неприятности. А ты, есесьно, лес не любишь?

Зиночка кивнула:

– Как ты догадался?

– Об что речь… Это просто. Если во всем лесу будет только один комар – он тебя укусит!

Зиночка через силу засмеялась:

– Верно…

Борис вспомнил тот сентябрьский Симферополь, нескончаемый неприветливый крымский дождь, Зинины забрызганные до колен ноги… Как давно это было… И как недавно…

– Да, ты на свет родилась вовсе не для того, чтобы тебя комары ели. И все-таки поедем… А комары – они везде водятся. Куда ни приедешь – обязательно нарвешься хоть на одного комара.

– А под Петербургом есть местечко Комарово. Интересно, почему оно так называется и есть ли там комары? – Зина из всех сил пыталась казаться безмятежной.

Шутки придуманы людьми в качестве хоть какой-то защиты от настоящей жизни. Но смеется тот, кто смеется последним. И жизнь всегда все равно выходит победителем.

– Может быть, это единственное место, где комаров как раз нет, и именно потому его так назвали, чтобы выделить.

Раннее утро еще едва просыпалось, отпугивая холодком особо резвых и бодрых. Тихая, полусонная, успокаивающая электричка… И наивной Зине вдруг показалось, что она зря расстраивалась и мучилась, что Борис просто действительно очень занят – работа такая, да еще ФСБ. Она первая из всех его друзей и знакомых поверила в эту байку. И все еще может сложиться для Зины очень хорошо, даже обязательно так сложится.

В полупустой вагон неожиданно вошли двое – с трубой и барабаном. И объявили весело и задорно:

– Тем, кто еще не проснулся, поможем проснуться и взбодриться окончательно!

После чего прошли по вагону, разрушив всю тишь и гладь громким дудением и барабанным грохотом. Как и обещали. Борис усмехнулся:

– Народ зарабатывает деньги… Кто чем может и как умеет.

Тотчас следом ввалился коммивояжер с предложением купить ручку с оригинальными чернилами: через некоторое время все написанное ими на бумаге бесследно исчезает.

Зина взглянула с детским любопытством:

– Это чтобы ложные клятвы писать?

– Настоящие клятвы кровью подписываются! – возразил Борис. – Так что такой ручкой тут не поможешь. Но все равно лукавая вещь – эта прикольная ручка. В руках не у прикалывающегося продавца, а у настоящего махинатора она может плохих дел натворить.

Лес встретил их зеленой, прорезанной солнечными коридорами тишиной. Тотчас рядом запищали обрадовавшиеся комары. Люди пришли! Наконец-то! Будет неплохой завтрак…

Не комары, а комарихи, вспомнил Борис.

– Сейчас мы с тобой устроим сафари на комаров и на мух. Ящик смотришь? Выступает тут недавно Путин, и видно, как его кусают комары. Комар-то не знает, что это президент. Этой крылатой твари все равно, чью кровушку пить. А президентская доля тяжела! Особенно в новогоднюю ночь. Тут особь статья! Вся страна в тепле, за столами с едой-вином, а он в это время вынужден стоять перед камерой на морозе, прямо у кремлевской башни, под снегом, с непокрытой головой и произносить торжественную речь!

– Не валяй дурака! – натянуто засмеялась Зиночка, стараясь сберечь остатки оптимизма.

– Только это мене ишшо и осталось, – со странной серьезностью отозвался Борис. – Нам надо поговорить…

Зина сразу насторожилась. Сердце съежилось и заскулило брошенным щенком. Она давно догадывалась о многом, но гнала подальше нехорошие мысли.

Борька с удовольствием развалился на траве и закурил, уставившись в далекое, бесконечное, умытое ночным дождем небо. Зиночка осторожно опустилась рядом.

– Природа молчит, – задумчиво сказал Борька. – Она всегда вот этак… И в ней нет ничего незначительного, мелкого, пустого. Как и в жизни в целом. Никакой упростиловки. Люди сами себе изобретают все мелочи и глупости, сами все упрощают и примитивизируют. Потому как неотесанные. А теперь, как алкоголик со стажем, я предлагаю тебе продегустировать вот это, если ты не против. – И он вытащил из сумки и протянул Зине банку с пепси-колой. – Вопрос можно? Пьешь?

– Пью, – улыбнулась Зиночка.

– Ну и отправь голову в отпуск – лозунг наших дней. – Он помолчал, немного подымил. – К какому выводу я пришел, прожив на белом свете три десятка лет? К оченно простому: Вселенная – довольно равнодушная мать, а потому, к сожалению, ни одно наше желание на этом свете полностью не осуществляется. Так что не стоит продолжать обманываться и обманывать, если этим не достигаешь никакой цели. Вот тебе и вот…

– А на том? – спросила Зина.

Борис вспомнил мокрый сентябрьский Симферополь, еще незнакомую ему молодую женщину с зонтом, не по-южному унылые тротуары…

– Не волновайся о том. Тебе туда ишшо не скоро. С другой стороны, тот, кто умер в этом году, избавлен от смерти в следующем. Так утверждал Шекспир. Попробуем поверить ему на слово. Хотя в связи с изобретением атомной бомбы человеческая психология изменилась на философском уровне. Человечество стало смертным, и это знает. Если раньше люди умирали по одному, группами и даже тысячами в войнах, все равно люди не исходили из мысли, что они могут умереть все на всей земле, и не могли из нее исходить. А с изобретением атомной бомбы появилось новое, ни с чем не сравнимое понимание: все человечество на всей земле до последнего человека вполне реально может исчезнуть. Ведь человек, создавший атомную бомбу, – явно гений. Гений – и изобрел атомную бомбу. Парадокс? – Он искоса поглядел на напряженно молчавшую Зину. – Средневековье нам преподносят как дикое и жуткое время варварства – когда люди насмерть рубились на мечах. Да, рубились насмерть. Но вот атомных бомб тогда не было! Так какое же время страшнее? И ведь ужас двадцатого века в том, что он подарил нам такие технические орудия убийства, которые сами по себе даже затрудняют возможность раскаяния. Раскольников рубил топором и видел взгляд умирающего – от одного этого ему была прямая дорога к покаянию. А в двадцатом веке человек может нажать пальцем кнопку на пульте, и за стеной заработает газовая камера. И как он после этого раскается в убийстве сотен и тысяч, когда он их в самом прямом смысле даже не видел и не слышал?! Но навязывать прошлое настоящему – тоже странный и нелепый поступок.

Зина его не понимала. Она вспомнила брата Валерку, который, очевидно основываясь на личном опыте, не раз безуспешно втолковывал Зине, что ее муж вообще никому в мужья не годится. Он не создан для семьи.

Борис вновь затянулся, рассматривая бесконечное небо. Где начало того конца, которым оканчивается начало?…

– Объясню на более понятном примере. Я как раз нынче пытаюсь навязать своим родным свое прошлое, связанное с тобой…

– Прошлое… – Зина подавилась слезами. Борис сел и нервно смял сигарету.

– Только не реви… С плачущими женщинами я не умею ни говорить, ни молчать. А плакать за компанию тоже не выучился. Крупка, я советовался с друзьями… Они все строили всякие предположения, давали мне разные советы от души… Пробовали нам помочь… Но в результате я понял, что мне нужно делать – просто ничего.

– Это все Марианна… – прошептала Зиночка.

– Прямо замкнуло тебя на ней! – возмутился Борька. – Об что речь? Марьяшка вообще розовая девушка.

Зина вытаращила глаза. Она была не в меру наивна и доверчива.

– Ну да?!

– Она однажды пришла – это кроме шуток! – в розовой рубашке, розовой юбке, в розовых туфлях и розовых колготках. А когда задрала ногу – выяснилось, что у нее и трусы тоже розовые.

– Дурак! – закричала Зина.

– Вероятно. Но она тут ни при чем…

– А кто при чем?

– Жизнь. Она как раз очень при чем… Я когда-то мечтал переиграть ее, обмануть. Не вышло… Жизнь посмеялась надо мной, и правильно сделала. Хотя вообще она строга и хочет, чтобы все подчинялись ее требованиям. Лишь по-настоящему сильные способны безнаказанно сопротивляться ей. Я не смог…

Борис подумал, что жизнь действительно устроена странно и необъяснимо. Бывает, вот как в случае с Зиной, что человек тебе нравится, о нем постоянно все время думаешь, но нельзя никак понять, зачем он тебе нужен, и говорить с ним ни на какие темы невозможно. Жизнь, полная ошибок… Это как раз о его жизни.

И что теперь? Оправдываться? Каяться? Произносить пустые слова? Он попытался построить свой дом на земле. Но оказалось, что дом у него есть один-единственный – родительский. И никакого другого не получится. Просто потому, что никакого другого ему не надо. Не требуется.

А дом – это самое главное на земле. Устал, замучился – торопишься домой, вошел, открыл дверь – и уже легче, уже хорошо. А если настоящего дома-отдыха нет? Есть только заменки, подменки, эрзацы?…

У Бориса все было. Зачем он искал дубликат? Женщина? Мало их у него было и есть… Не то, не то… А что же? Не хотелось признаваться самому себе…

Правда… На кой ляд ему нужна эта самая правда? Оправдывает ли она себя? Зато часто бывает чересчур жестокой. Хотя и от этого не перестает быть правдой…

– Я поторопился, – сказал Борис. – Но я думал… – И запнулся.

Если уж разрыв, то инициатива должна исходить только от него, другого варианта он никогда бы не потерпел.

А о чем он действительно думал? На что рассчитывал? Опасно выспрашивать друзей, и прежде всего самого себя, о мыслях, утаенных от других. Эти мысли нередко трудно изложить – думается всегда сразу о многом: обо всем, что есть перед глазами, о том, что видел вчера и год назад… Все запутано, движется, изменяется. Мысли сменяют друг друга в бешеном ритме, то мчатся вихрем, то водят хороводы, то несутся вскачь, как большая карусель, потерявшая управление. Страшный аттракцион, моментально превратившийся из развлечения в грозную опасность. Раньше Борьку грели романтические мечты, а потом… Потом они выродились в одно лишь похотливое желание овладеть девицей, которая сама этого упорно добивается. До тридцати лет – одна погода, а после – совсем другая.

Каждая женщина пыталась навязать ему что-нибудь свое для того, чтобы он стал похож на нее и тем ей понятен. И сейчас ему стало вериться, что он уже не любит никого – ему все представлялось совсем не таким, каким оказалось на самом деле.

– Самое умное, чего достиг человек, – это умение любить женщину, – сказал как-то отец.

Отец… Борька очень любил его. И мать тоже.

– Вопрос можно? Ты способна что-нибудь угадать? – спросил он Зину.

Она молчала.

– Если какой-нибудь человек умеет предугадывать, отсюда еще не следует, что он интеллектом, своим каким-то духовным уровнем выше тебя. Возможно, он просто занимает другое положение, чем ты. Вот, например, если на ТЭЦ произойдет задымление, то первым, вероятно, его заметит не стоящий на земле академик, а мойщик стекол, который в это время болтается в люльке на верхних этажах двадцатиэтажки. Но отсюда не следует, что этот мойщик – посланник Божий. Просто у него иной угол зрения. Я со своим углом зрения мало что сумел разглядеть…

– Ты хочешь со мной развестись? – прошептала Зина.

Борис не ответил.

Но развестись они не успели.

О близком отъезде Надежды Сергеевны Нине сообщила все та же вездесущая Марьяшка. Остальные здраво рассудили, что Нина рано или поздно все равно об этом узнает, а до той поры прекрасно можно и помолчать. Марианна молчать не умела и не желала.

– Главное – уметь красиво хлопнуть дверью! – сообщила она Нине по телефону. – Вот твоя несравненная Надежда это делать умеет! Наша надежда! Как мы верили ей когда-то, как смотрели ей в рот… Помнишь, как она рассказывала в десятом о Наташе Ростовой? Заслушаешься… Я даже ненадолго подумала, что и впрямь – зачем оно нужно, это приданое? Все эти тряпки, посуда, брюлики… Главное – жизнь человеческая и любовь к людям и своей земле! Как она пела о родине! И вот вам, пожалуйста, вся любовь… И родина по фигу!

– А что опять случилось? – спросила Нина.

– Как обычно, – ехидно пропела Марьяшка. – Ты, как всегда, ничего не знаешь… Где ты живешь? На какой планете?

– Ну ладно, – прервала ее Нина. – Насчет планет потом. Объясни толком, в чем там дело с Надеждой.

– Уезжает твой Надёныш! Улетает за океан! Борька всегда говорил, что есть в ней какая-то червоточина. И что она вечно корчит из себя страдалицу. Он был прав во всем. Ей, твоей Надежде, тут жить бедно и горько, а там, как она сказала Маргаритке, совсем другие деньги, там платят иначе. И ее Люська там будет жить как человек, в сытой и благополучной стране. А нам, недочеловекам, и здесь неплохо! И нам она завещает любить родную землю, как Наташа Ростова. Ее незаметный дядечка-муж стал слишком заметен и смог получить контракт в Нью-Йорке. Так что все – ту-ту твоя Надежда! И Комариха тоже за океан намыливается… Тут жить нельзя! Я сказала Маргаритке, что «где родился, там и сгодился», и объяснила ей заодно, что русская культура выше американской даже в области ненормативной лексики. Смотри – костяк русского мата и тот состоит из семи-восьми слов. А американский мат – вообще только из одного слова «fuck»! И весь ихний мат – лишь производные от этих «fuck in», «fuck you», «fucking» и так далее!

– И что Маргаритка? – спросила Нина. Марианна фыркнула:

– Ответила, что это ослоумие, а не остроумие. Понахваталась от Борьки, шибко умной заделалась… А ты помнишь, Шурупыч, как она, отвечая по «Войне и миру», все время говорила: «И вот Тихонов стоит на поле… И вот думает Тихонов…» Надежда никак в толк взять не могла, что это за персонаж – Тихонов. Мы все прямо ухохатывались… Потом вдруг до нее дошло: Маргаритка помнит фильм лучше, чем книгу, и имеет в виду Болконского, которого там играл Тихонов.

– Хорошо еще «Штирлиц» не сказала! – пробормотала Нина.

Марианна довольно засмеялась. Маргаритка в школе также искренне не понимала суть проблемы в «Грозе» Островского.

– Зачем Катерина так отчаялась? – простодушно удивлялась она. – Можно же было уехать от мужа обратно к своим родителям!

До нее никак не доходило, что такое «салон Анны Шерер». Для чего они там собирались и как? И Борис ей объяснил, поскольку Надежда была не в состоянии:

– Ну, это тусовка! Салон – тусовка тех времен.

– Так бы сразу и сказали, – пробурчала Маргаритка.

Надежде она как-то брякнула:

– Эта маленькая княгиня с усами… А почему она была усатая?!

И насмешила весь класс, спросив у Борьки:

– А Бакс – такой композитор ведь есть, правда? Как доллар.

– Композитор Бакс? – зашелся Борис от смеха. – Ишь ты подишь ты… Может, ты спутала русский с английским и имеешь в виду Баха?

Марьяшка и Нина помолчали, припоминая все это.

– Насмотревшись американских фильмов про маньяков, всяких там «Молчаний ягнят», я, Шурупыч, часто прихожу к интересным выводам, – вновь заговорила Марианна. – Ну, прежде всего, их спецслужбы – просто сборище полных идиотов, которые ничего не могут и не умеют, делают грубые, очевидные каждому обывателю ошибки, а один маньяк способен годами водить их за нос. Вообще каждый психиатр знает, что маньяк – человек больной на голову, с инфантильной, недоразвитой психологией. Именно поэтому такие обычно быстро попадаются. Чикатило, которого только одно КГБ сумело поймать, – редкое исключение из правил. Между тем в фильмах перед нами просто небывалые люди, демонстрирующие чудеса самообладания и интеллект, позволяющий им просчитывать все ответные ходы полиции. Еще что любопытно. Такой «интеллектуальный» и хитрый маньяк в этих фильмах одновременно взбалмошный идиотик. Прежде чем что-нибудь натворить, он обязательно звонит в полицию и толкает ей всякие крутые, пугающие или залихватские речи. То есть максимально облегчает задачу собственной поимки. И почему-то все киношные маньяки любят слушать классическую музыку.

– А Картер даже государственные документы подписывал: «Джимми Картер», – охотно подхватила Нина. – Хотя в США никто никого вообще полным именем не называет, не принято, но все же для президента это считалось вольностью на грани допустимого. По сути, это примерно то же самое, если бы наш президент подписал какой-нибудь государственный документ: «Вова Путин».

Марьяшка засмеялась:

– Соответственно понятно, что Америка нуждается в русских и всяких прочих мозгах – своих-то нет. Помню, в Средневековье на Руси казнили публично. Созывали народ смотреть на казнь. Эдакое эффектное зрелище… Нас такая традиция сейчас, конечно, изумляет и ужасает, но в те времена, жестокие и дикие, чего только не бывало! А в Америке и сейчас показывают по телевизору всему народу, как вкалывают яд приговоренному террористу.

Теперь Нина еще больше презирала и ненавидела страну за океаном – она отняла у нее любимую учительницу. Любимую, несмотря ни на что и ни на кого.

– Боевики и триллеры вообще всегда умиляют своей логикой, – продолжала увлекшаяся Марианна. – Например, самый простой способ замаскироваться в больнице – схватить первый попавшийся докторский халат, висящий в пустом кабинете на крючке, после чего смешаться с белохалатной массой и выведать все, что тебе нужно. И настоящий владелец халата почему-то его не хватится, и никто из медперсонала не удивится, даже не обратит внимания, что в больнице появился вдруг новый, никому не известный врач… И факт, что этот «врач» в медицине ничего не смыслит, почему-то тоже пройдет, судя по всему, незамеченным. А наилучший способ проникнуть к главарю мафии на дачу, обнесенную колючей проволокой с током, бетонной стеной, рвами с водой, в коттедж с цепными собаками и видеокамерами – переодеться в униформу, взять баллон-пульверизатор и представиться борцом с тараканами. Почему-то главарь мафии, никого к себе не пускающий, просто так, без проверки, тут же поверит, что перед ним действительно морильщик тараканов, и распахнет ему двери. И страшного врага очень несложно одолеть – стоит только дать ему один тычок под дых, а другой – ниже пояса. И все – он вырублен всерьез и надолго. Да и вообще, монстр в самый последний момент, прежде чем уничтожить главного героя, вдруг остановится и начнет толкать долгую пафосную речь о причинах своей ненависти к нему. За это время герой успеет – длинная речь позволит – дотянуться до огнемета и сжечь противника. Другой вариант. Жуткий монстр отчего-то начинает откровенничать и рассказывать, почему он стал таким мерзким и что перенес и пережил. Возможен и третий вариант. Герой в последний момент объясняет чудовищу, почему он такой моральный урод. И так его пристыдит, что тот даже расплачется! После чего уже, естественно, не сможет никого убить. Если врагов много – бояться все равно не надо! В фильмах такого рода они подходят исключительно по одному, по очереди, но никогда не набрасываются все вместе. Такие уж благородные… Еще забавные вещи. Если бандит – японец, то будь он хоть обвешан оружием, как новогодняя елка игрушками, все равно в случае тревоги сразу начинает махать руками-ногами. Очевидно, оружие ему нужно просто для красоты. А если горит целый дом, то почти всегда возле него в таких фильмах стоит человек в одной рубашке и задумчиво смотрит на пламя. Пылающий рядом огонь почему-то он совершенно не замечает. Да ну, разболталась я… Погоди-ка. – Марианна замялась, что-то соображая. – А разве Надежда тебе не звонила? Вы что, вообще с ней больше не перезваниваетесь?

Нина смутилась. Действительно, в последнее время говорить с Надеждой Сергеевной стало трудно: она всегда оправдывалась сверхзанятостью, извинялась, говорила, что недосуг, нет времени… И разговор обрывался, толком не начавшись, словно тонкий листок, смятый нежданно ворвавшимся ветром.

– Как-то не получаются у нас с ней разговоры, – неловко попыталась объяснить происходящее Нина.

– Не получаются? И правильно! А все из-за Борьки! – выпалила Марианна.

Нина быстро распрощалась с ней.

– Надежда улетает, – сказала она матери.

– Куда? – удивилась та. Нина объяснила.

– Теперь все куда-то летят, как перелетные птицы, – безразлично заметила Тамара Дмитриевна. – Время такое летучее. Раньше я ужасалась, что сейчас молодые специалисты уезжают из России, переманенные за рубеж. А потом вдруг подумала: ну что в этом особенного? В конце концов, если человек ради выгоды уезжает из России – у него душа уже изначально такая, он – космополит, то есть, в сущности, человек беспринципный. И нужны ли такие здесь? Не хочешь жить в России и работать на нее – так очень хорошо, что уезжаешь подальше! Пусть останутся те, кто надежнее, духовно сильнее. Америки, Европы… Там кормят лучше, ну и скатертью Наде дорога… А Люсю она увозит с собой?

– Конечно, – удивилась вопросу Нина.

– Дело в том, что муж Надежды – не отец Люси, – объяснила мать. – Они встретились, когда Люсе было три месяца. Но все эти годы скрывали от нее правду.

– А правильно ли это? – спросила Нина и вспомнила слова Бориса о Надежде: «Во всем можно перестараться, даже в лицемерии».

Тамара Дмитриевна безразлично пожала плечами:

– Не знаю. Каждый сам отвечает за себя… И у каждого своя дорога…