Текст книги "Неземная девочка"

Глава 24

С Вероникой Земцовой, по прозвищу Зёма, Борька жил в одной квартире года два, пока Акселевичи не получили отдельную. И, болтая с ней от нечего делать, присматривался к подрастающей юной леди, хотя родители этой дружбы отнюдь не одобряли. Но Борису нравилось их поддразнивать, а потом сделать все в точности так, как они хотели. И показать им, что он всегда подчиняется их мнению, прислушивается к их желаниям. Наивные, доверчивые родители не понимали его игр и забав. А Зёмка… Она была, в сущности, совершенно не нужна Борису, как не были нужны ни Маргаритка, ни Марьяшка, ни Дуся… Борька просто утверждал свое мужское начало, с наслаждением пробовал свою силу, свое могущество – и сильно преуспел в этом.

Кобельки, юные и зрелые, нередко оправдываются вполне справедливым фактом: а ведь бабы сами бегают за нами! И они правы. Да и змий, тот самый, библейский, тоже был прав: только Господь знал правду о реальных последствиях вкушения запретного плода с того самого дерева… А Ева… А что Ева?… Обычная любопытная баба, которой все хочется самой узнать, разведать и выследить.

– Наверное, лучшими разведчиками на земле были бы все-таки женщины, – посмеивался Борис. – Эта их страсть к раскрытию всяческих тайн… Если бы женщины еще научились хоть как-то владеть собой… Властвовать собой, как поучал Онегин Татьяну. Но так и не научились.

Темноглазая девочка, глядящая в упор и всегда с упоением слушавшая Борьку – а как часто именно за этот восторг и благоговение мужчины выбирают себе женщин! – исчезла вместе со своими родителями из жизни Бориса после переезда Акселевичей на новую квартиру.

Но Вероника не забыла Бориса. И постоянно вспоминала его рассуждения.

– Интересно сравнить поведение современных женщин с поступками женщин Средневековья. Вот типичная картина того времени: рыцари сшиблись на турнире, и один другого насквозь проткнул копьем. Но наблюдающие поединок дамы, вместо того чтобы заорать от ужаса или упасть в обморок, восхищенно визжат и хлопают в ладоши.

А как объяснишь такой парадокс? Великие древнеримские поэты – поэты, оставившие след в мировой культуре на века! – спокойно, вместе с другой тамошней публикой, ходили в древнеримский театр любоваться на кровавые бои гладиаторов и на то, как христиан отдают на съедение хищным зверям.

Вопрос можно? Вот претенциозные девицы пишут в объявлениях: «Ищу молодого человека с личным автомобилем». Любопытно, а если у него «Ока» – это считается автомобиль или нет?

Зёма отвечать не отвечала, не знала как, да плюс ко всему тогда еще очень робела, смущалась… Но внимала, стараясь не пропустить ни слова. Все в пространных Борькиных речах казалось ей крайне важным, значительным.

– А вот тебе еще одна небольшая историйка. Байка, так сказать… Ребят из пионерской почетной дружины, которые несли почетный караул, когда младших принимали в пионеры, даже зимой заставляли стоять в одних рубашках и брюках или юбках. Мне мать одного приятеля рассказывала, что была барабанщицей, и однажды стоял ее отряд в декабре, белея на морозе рубашками, алея галстуками и темнея брюками-юбками. А прикол в том, что стояли они возле памятника Карбышеву.

Зёма улыбалась.

– Знаешь, почему олень в брачный период сбрасывает рога? В такой период он хочет показать, что не рогоносец. Пардон…

Потом Акселевичи уехали, байки прекратились. Вероника не раз порывалась найти Борьку, но к отцу с этой просьбой обратиться было нельзя, а пойти в адресное бюро Зёмка постеснялась. Там ведь сразу поймут, что она разыскивает своего парня, и начнут хихикать, переглядываться, шушукаться, смеяться над ней… Нет, это невозможно.

Так все и осталось по-прежнему.

Но Москва – город маленький. И они встретились. Только немного позже.

У каждого – своя дорога…

Борька решил отметить свой день рождения. Все-таки юбилей – тридцатилетие. И созвал всех. Родители и сестра уехали на целый день к дальним родственникам, предварительно все приготовив. Ожидался огромный съезд гостей. Пришли Олег с Марьяшкой, Нина, Дуся, Ленька… Маргаритка позвонила, что не может – увы, дети. Извини, поздравляю, желаю…

Праздновали весело, но расходиться стали рано – Борис был еще слаб после очередного недавнего сердечного приступа.

На завершающем этапе переселились на кухню и остались лишь самые стойкие: Нина, как придворный врач, и Дуся. Она уже встала, чтобы уходить, но Борька начал снова рассказывать и мимоходом затронул следующую тему, прикольно и весьма деловито:

– Я вот тут на днях как-то флиртовал с Марианной… До чего только не додумаешься от безделья! А каждая дурная мысль настойчиво требует своего воплощения.

Не успевшая уйти Дуся, краем уха услышав о Марианне, тотчас бросилась обратно с яростно пылающими глазами:

– Ну-у?! А я хотела уйти как раз на самом интересном месте!.. – И – вся внимание – уселась на табуретку слушать дальше.

Нина махнула рукой:

– Боб, уймись! Не сочиняй! Не морочь нам голову, как ты любишь и умеешь. У Марьяшки есть законный муж. Да и ваш роман давно выгорел, как бревна на пожаре. Слишком много было огня…

– Да, как же Олег? – присоединилась к ней Дуся.

– Законный, – хмыкнул Борис. – Они, эти законные, всегда относятся с презрением к своим свободным братьям. А впрочем, где-то они правы… Зато сама Марьяшка явно стремится к тому, чтобы быть безупречной женой одного, идеальной любовницей другого и, возможно, даже безукоризненной матерью третьего одновременно. И решение существует – это поксибол… «Чем нелепее пункт отправной, тем вывод сильней отдает новизной». Пер Гюнт.

– Тьфу! Идиот! – разозлилась Дуся и снова встала. – Нина, пошли! Пусть он и дальше плетет свои байки и рассказывает сказки дурацкому телевизору! Храни нас, Господь, от глупых дураков, но еще сильнее храни нас от дураков умных!

Они ушли, и тогда вдруг объявился Филипп.

– Прости, опоздал, – виновато замялся он в дверях.

– И опоздал крепко! – хмыкнул Борис. – Гости уже разбрелись и рассосались по домам. Но это даже неплохо. Будет второй акт торжества. Заходи! «Коли я веселюсь, значит, я молодой!» Пер Гюнт.

Филя продолжал глупо мяться.

– Я не один…

– Так заходи вдвоем! И они вошли.

– Вот тебе и вот! – обрадовался Борька. – Старая знакомая! Но пока что совсем не старая.

Растерявшаяся от неожиданности Вероника тоже затопталась на месте.

– Да что же с вами такое?! – заорал Борис. – Вы пришли или уходите?!

– Пришли, пришли, – заторопился Филипп.

Он как раз в тот момент находился на грани развода, метался, мучился, чего-то искал… Кого-то… И кажется, нашел…

Он еще не подозревал, чем грозит ему сегодняшний день рождения…

Дуся и Марианна договорились поехать в агентство к Веронике, где та заведовала отделом, чтобы посмотреть ей в глаза, как объявила Марьяшка.

– И разберемся там с ней тет-а-тет! – злобно заключила она. – Девка из молодых, да ранних.

– Разберемся – это значит убьем или поколотим? – практично уточнила Дуся. – Что брать из оружия?

– На Руси всегда был особенно популярен топор, – пропела Марианна.

– А булыжник – орудие пролетариата? Про него ты забыла?

Марьяшка призадумалась.

– А что? Неплохо… Можно побить ее камнями. Только камней надо много. Целый мешок. Зато после нашего ухода в агентстве недвижимости останется сад камней! Роскошь! Вообще, знаешь, очень надоело жать руки тем, кого хочется отлупить!

– Ты права, – пробурчала Дуся. – Но с такими настроениями надо бороться. А то сядешь! Закон защищает всех. И мерзавцев прежде всего. Ты берешь с собой газовый баллончик?

– Джигит бэз аружия на улицу нэ выходит! – отчеканила Марианна.

Они по-прежнему с трудом переносили друг друга, но Нина… Защитить ее было необходимо. Да и кто же, если не они? «Нас осталось мало…» А также: «Иных уж нет, а те – далече…» И подружились они на время против третьей.

– Мы этой мымре устроим РОДы! – мстительно сказала Марианна.

– Что?! – изумилась Дуся.

– РОДы – разговор, объяснение, драка! – объяснила Марьяшка. – Новая аббревиатура. Не слыхала еще?

Они вошли прямо в кабинет Вероники, не без труда пробившись сквозь охрану. Но уже поднаторевшая в жизненных баталиях и перипетиях Марианна умело вновь распорядилась фамилией мужа, чем ошеломила малость дубоватого охранника, заставив его долго ломать свою тупую голову над загадкой: кто же такой этот всесильный Митрошин? И протащила за собой Дусю.

Вероника, увидев их, побледнела и в упор уставилась неподвижными рыбьими глазами.

– Зёма, привет! – сказала Марианна, усаживаясь без всякого приглашения. – Это ведь тебя так прозвали? Ну, Зёма ты и есть! Самая настоящая!

Дуся взглянула на Марьяшку удивленно. Откуда она выкопала эти сведения?

А Марианна, гордясь собой, продолжала начатую игру:

– Так зачем ты, Зёмка, нашу Нину так подставила? Ведь это твоих рук дело! Ну и еще Фильки, конечно. Но с ним Олег сам разберется.

– А затем! – вдруг крикнула покрасневшая Вероника и вскочила. – Затем! Он любил ее! Ее одну! И вы это прекрасно знаете!

Дуся машинально опустилась на стул и посмотрела на сжавшуюся, как папиросная бумага в кулаке, Марианну.

– Его уже нет… – прошептала Дуся.

– Да, нет! – с вызовом ответила Вероника. – А что это меняет?

Марианна и Дуся молчали. Слишком долго для тех, кто мог дать ответ. И Вероника уже почти торжествовала. Пришли! Заступницы! Сами с ума сходили по Борису… А не знали даже того, что он всегда любил только одну – эту Нину…

– Верно, любил… Все-то ты знаешь… Ну и что? – наконец медленно отозвалась Марианна. – А мы любили его… И ты правильно заметила: это ничего не меняет в наших отношениях. Тебе не понять… Говорят, что женщина всю жизнь любит первого мужчину, но памятью, а не плотью. Память – это наш самый страшный судья, наш бич и наше спасение. Три в одном… А жизнью мы все давно ошпарены… И ты, и она, и я… Ну и что? Что из этого?! У каждого человека есть долг. Тем человек и отличается от животного. И если мы не желаем иметь никаких обязанностей ни перед кем, то сами превращаемся в зверье. А кого он там любил… Не твое это дело, Зёмка, копаться и ковыряться в чужом грязном белье! У тебя в башке с детства неурожай!

– Я хочу задать вам один вопрос… – еле слышно сказала Вероника.

– Задать вопрос, разумеется, можно, но на него, разумеется, можно и не ответить. Знаешь, Борис часто повторял: «Ненависть ненависти рождает любовь, а сомнение сомнения – познание». И еще: «Превосходная должность – быть на земле человеком». Дошло? А жизнь… Она должна быть построена по типу оркестра: пусть каждый честно играет свою партию, и тогда все будет хорошо. И еще… Насчет этих твоих вывертов с Нинкиной квартирой… Отомстить надумала? Ты запомни на будущее, мстительница: никогда не бросай копье, если у тебя не хватит сил отразить ответный удар. А то, что устраивают люди, часто расстраивают обстоятельства. Или другие люди. Поправь трусы, боевитая! Опять вылезли из-под брюк!

Марианна встала – худая, длинная, напряженно вытянувшаяся вверх. Вслед за ней поднялась и Дуся. Вероника, покраснев, смущенно заталкивала край трусиков под джинсы.

– Странное дело, – монотонно заметила Дуся, – самые естественные вещи вгоняют человека в краску, а подлость – никогда! И во всяком звании всегда обязательно найдется своя сукина дочь!

– И сукин сын тоже, – добавила Марианна.

Юлия Ивановна, толком не понимая всего случившегося – да ей всего и не рассказывали, опасались за ее сердце, – чувствовала нехорошее.

– Звездочка моя… – тревожно бормотала она, – какая-то беда у тебя… Я же вижу…

– Нет, бабушка, – бодро отзывалась Нина. – Тебе кажется. У меня все в порядке.

Но старое, измученное жизнью сердце Юлии Ивановны не выдержало. Ей снова стало плохо.

Нина в полуистерическом состоянии колола в вену, никак не могла попасть и нервничала все сильнее. Тамара Дмитриевна помогала, как умела, и твердила:

– Не волнуйся… Ничего… Все обойдется…

– Нет, не могу! – закричала наконец Нина. – Мама, вызывай «скорую»!

До приезда врача Нина начала плакать.

– Это я во всем виновата, мама… Это я вас втравила в эту историю с квартирой! Вы не хотели и не собирались!

– Не казнись, доченька, не надо! – повторяла Тамара Дмитриевна. – Забудь об этом! Как вышло – так вышло. Ни в чем ты не виновата…

– Мама, я постригусь, – неожиданно прошептала Нина.

Тамара Дмитриевна удивилась. Это желание было явно несвоевременным.

– Зачем? Такие волосы… Жалко. – И погладила дочь по голове.

– Ты не поняла… Я в монастырь хочу уйти. Эта жизнь… Она не по мне…

Мать бессильно опустилась на табуретку.

– А как же мы с бабушкой, доченька?… В дверь позвонили.

Приехавшего молодого врача зареванная Нина буквально за руку втащила в квартиру.

– Скорее, доктор! Бабушка умирает!

Он неторопливо прошел в комнату и осмотрел забросанный ампулами стол.

– Вы медсестра?

– Врач я! – закричала Нина. – Терапевт! Только сделать уже ничего не могу! Помогите!

Врач присел на стул возле диванчика Юлии Ивановны…

Через полчаса Нина провожала его, не переставая плакать уже от благодарности.

– Спасибо, доктор, – непрерывно повторяла она. – Спасибо…

Рядом точно так же растроганно плакала Тамара Дмитриевна.

Врач взглянул на Нину:

– Меня зовут Алексей.

Алексей Демьянович, вспомнила Нина. Как он там? Алексей – человек Божий…

– А я Нина…

Он улыбнулся:

– Нина… А когда у вас выходной? Небось вызовов миллионы?

– Нет, я теперь в клинике… Недавно перешла. В Первую градскую.

Алексей просиял:

– С бабушкой будет все хорошо… Я загляну через три дня, в свое дежурство. А что вы делаете в субботу?

Нина недоуменно и внимательно всмотрелась в его лицо. На высоких скулах, очевидно неловко расцарапанных бритвой, остались кровавые бороздки, светлые длинные пряди нежно прильнули к худым щекам… Узкие усталые глаза переполняло тревожное ожидание ответа.

– В субботу? В субботу я свободна……Над Николо-Архангельским метался холодный ветер…