Текст книги "Чужая кожа"

– Говоришь, неисправная проводка? В галерее тоже была неисправная проводка. Думаешь, это случайность?

– Ага, ты тоже заметила? Это прямо бросается в глаза! Нет, конечно, не случайность. От девчонки избавились так же, как хотели избавиться от тебя. Только вот зачем? Она сильно обгорела. Опознали ее только по зубной карте дантиста. Два месяца назад она лечила зуб, ей поставили пломбу. Опознали по этой пломбе. Да уж, история жуткая! Такая смерть всегда ужасна.

Я пожала плечами. Ужасно то, как подло и хладнокровно лгал мне Вирг Сафин, если лгал. Ужасно и то, что, когда он «задержался в доме» (то есть занимался любовью со мной), то, оказывается, собирался на встречу к этой девчонке, которая уже давно была в его жизни. Это я задержала его своей «инициативой», я…

Я старалась не показать вида, но чувствовала себя оплеванной. Поэтому постаралась побыстрее закончить разговор. Мой новый союзник, похоже, понимал мое состояние – в конце концов, не дурак. Пообещав друг другу делиться новостями и держать в курсе событий, мы распрощались. Мне было так плохо, что я плюнула на деньги и заказала такси. Мои нервы больше не могли выдержать взглядов в общественном транспорте. Пальто Вирга Сафина горело на мне синим пламенем.

* * *

Свинцово-серые клочья тумана медленно вползали в окна, заволакивая все пространство непроницаемой мглой. Серая пыль, крепкая, как цемент, душила и окутывала лицо, мешая дышать, стискивая горло. Все вокруг было мглисто-серым. Сизая копоть большого города, словно вытекающая из него слизь… Ни конца, ни начала, ни середины пути – ничего, кроме отчаянного чувства беспомощности – горького привкуса тумана, от которого подкашивались ноги.

Время остановилось. Не было ничего, кроме серого густого тумана и ледяного, промозглого, пронизывающего меня насквозь ощущения смутного ужаса.

Я знала, что обязательно должна идти. Должна двигаться по этому бесконечному коридору. Это было так важно, что я не могла даже дышать. Это был кошмар, но кошмар, имеющий неправдоподобно реальные очертания. Помню, что в этом сне все было абсолютно ясным.

Этот жуткий сон приснился мне в ту самую ночь, когда я вернулась со встречи с Максимом Фомичевым. И если бы меня спросили, что было тяжелее и больше травмировало мою психику – правда, которую я случайно узнала, или сон, приснившийся мне в эту ночь, я без всяких сомнений назвала бы – сон. Этот сон оставил в моей душе такое сильное ощущение ужаса, что потом несколько дней я не могла прийти в себя.

Страшные сны снились мне и раньше. Я частенько страдала от кошмаров, особенно, когда что-то в моей жизни складывалось не так. Но ни один из предыдущих кошмаров не оставлял в моей душе такого ощущения неизбежного ужаса, который обязательно должен произойти, необходимого зла.

Если пересказать этот сон дословно, то в нем нет ничего страшного. Ну подумаешь, длинный коридор, туман, какая-то непонятная цель. Но для настоящего ужаса не нужны ни призраки, ни расчлененные трупы, ни выстрелы в упор. Аура моего сна несла в себе особый пугающий смысл, который яснее любых предсказаний и догадок показал мне, что мне придется столкнуться с чем-то очень страшным, пережить кошмар. Но я не буду забегать вперед.

Я шла по коридору, окутанному туманом, и от ужаса у меня подкашивались ноги. Я обязательно должна была дойти до конца этого коридора. До двери мне осталось пройти всего несколько шагов, но я вдруг резко остановилась, ослепленная потоками яркого лилового цвета, полившегося на меня со всех сторон. Ультрафиолетовый цвет был таким ярким, что от его насыщенности у меня заболели глаза.

Источником этого света была дверь, именно от нее струились эти потоки фиолетового безумия. Дверь ярко светилась, излучая лиловое сияние. Помню, что я даже не удивилась, увидев этот свет.

Я вытянула руки вперед, и они утонули в какой-то пружинистой поверхности, поддававшейся под моими прикосновениями. Что-то щелкнуло, и фиолетовый свет исчез. Я поняла, что открыла дверь.

Резко шагнув вперед, я оказалась в темной очень большой комнате. Там было душно – мне сразу не хватило воздуха, я задыхалась, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на песок. Но это ощущение исчезло, как только я увидела, что с потолка на огромных черных крюках свисали шелковые шторы желтовато-бежевого цвета. Ткань была невероятно мягкой на ощупь и почти невесомой. Шелковые волны, как крылья бабочки, касались моего лица. Зацепленные за крюки под потолком, они свисали беспорядочными шелковыми струями. От моих движений ткань раскачивалась, я слышала едва уловимый шелест, словно тихий разговор на непонятном языке. Несмотря на нежность этой подвешенной на крюках ткани, воздух в комнате был очень тяжелый, даже удушающий. Я никак не могла понять этот парадокс.

Несколько шагов – и я оказалась в этом шелковом море. Ткань обволакивала мое тело, нежно прикасалась к лицу, закручивалась вокруг рук шелковой пеленой. Она была настолько тонкой, почти прозрачной, что я видела из далекого угла просвечивающийся сквозь нее отдаленный источник света. Закрыв глаза, я наслаждалась мягкой чувственностью шелковых прикосновений. Было так приятно от прикосновения шелковых волн ткани к обнаженной коже, которые ласкали мое лицо. Вдруг я поскользнулась.

Я вступила в липкую вязкую жидкость, и, поскользнувшись в ней, едва удержалась на ногах. От резких движений разболелась спина. Чтобы удержаться, я схватилась обеими руками за ткань, которая, на удивление, оказалась очень прочной. Под пальцами я ощутила капли, стекающие шелковым волокнам вниз. Они имели и запах, и на вид были похожи на кровь. Внезапно я поняла, что это кровь.

Посмотрев на пол, я увидела, что пол был покрыт лужами вязкой, уже подсыхающей крови. Лужи человеческой крови… Тяжелый, удушающий запах… Я закричала, пытаясь бежать, но вместо этого увязала все глубже и глубже.

Руки выпустили ткань, мою единственную опору, и, захлебываясь этим жутким и судорожным криком, я стала падать вниз, вниз… Падать и кричать. А воздуха все не хватало. Меня душил ужасающий запах гниения. И был слышен только тихий шелест ткани, раскачивающейся из стороны в сторону.

Проснулась я вся в слезах от крика. Слезы все катились и катились по моему лицу, я задыхалась, всхлипывала, дрожала от только что пережитого ужаса.

Потом помню, как меня за плечи взяли две крепких, сильных руки.

– Любовь моя… Любовь моя… все хорошо… я рядом… я больше не уйду так надолго… никогда… никогда… никогда…

Вся дрожа, я прильнула к этому родному телу, вдруг оказавшемуся каким-то чудом в моей кровати. Руки так сильно обнимали меня за плечи, что я испытывала настоящую боль. Это были руки Вирга Сафина.

Вирг Сафин не был порождением моего сна. Он мог показаться кошмаром, но не показался. В первый момент, еще до конца не разобравшись, что произошло, и как этот вечный источник моей боли оказался в моей постели, я потянулась к нему руками, телом, сердцем, чтобы прильнуть к единственному реальному для меня теплу, вдохнуть пряный запах его обнаженной кожи.

Впрочем, пробуждение произошло достаточно быстро. Вирг Сафин и правда меня обнимал, но обнимал, сидя на краю кровати. Что-то жесткое оцарапало кожу. Он был в куртке. А чуть позже, сфокусировав взгляд, разглядела и ботинки, и шарф. Возможно, он только появился в доме, даже не успев снять верхнюю одежду, а это значит, что он совсем не собирался ложиться ко мне в постель.

Этого прозаического наблюдения было достаточно, чтобы вспомнить все – одиночество, обиду, ложь, мертвую девицу, боль. Я отстранилась. Вирг Сафин мгновенно почувствовал перемену во мне, и выпустил меня из объятий. Молчание стало напряженным. Он первым не выдержал.

– Я в коридоре услышал твой крик. Только поднялся по лестнице… Ты кричала.

– Мне приснился кошмар, – кивнула в ответ.

– Страшный сон? Очень страшный? А что тебе снилось?

– Не страшный сон. Кошмар. Я не помню.

– Что же такого произошло за эти несколько дней, что мы не виделись? Что так тебя напугало?

– Может, пожар в твоем ресторане?

– Ты знаешь об этом?

– Разумеется. Я же не первобытный человек. Умею пользоваться интернетом.

Неожиданно для себя я решилась ему подыграть и, опустив глаза вниз, пробормотала неуверенно так, как часто говорят правду:

– Мертвая девушка. Она преследовала меня во сне. Девушка, которая погибла в пожаре.

– О Господи!.. – выдохнул он, и… Я не поверила своим глазам! Напряжение, сковавшее его изнутри, стало спадать. Он расслабился и успокоился, услышав совсем не то что боялся услышать. Значит, его не пугало то, что я знаю о ней?

– Я слышала, что в ресторане погибла девушка. Это правда? Возможно, это и напугало меня.

– Да, один человек погиб. Молодая женщина. Она работала у меня официанткой и встречалась с директором ресторана. Даже собиралась замуж за него. Не повезло!

– Кому? Ему или ей?

– Мне! – глаза его приняли самое обычное выражение, и я поняла, что мучающий его страх остался далеко позади.

Почему? Что это был за страх? Что за дурацкая судьба – влюбиться в мужчину с какими-то страшными тайнами? Почему же я такая невезучая?

– А я слышала, что у тебя с этой девушкой была связь. Ты с ней спал.

– Наверняка была. Я переспал с большинством официанток, которые работают в моих ресторанах. Точно так же, как с половиной светской тусовки. Я уже и счет потерял.

– Ты… Ты… Как ты можешь об этом говорить мне!

– А что тут такого? Надеюсь, ты не думаешь, что до встречи с тобой я был девственником? Ревность – самая глупая из всех выходок, Мара. Оставь ее. К тому же все это были кратковременные связи – раз или два. В моей жизни женщины никогда не задерживались.

Дрожа от ярости, я сидела в постели, обхватив руками колени, мои глаза горели яростью. Вирг Сафин рассмеялся:

– Ох, Мара, как забавно ты выглядишь, когда ревнуешь! Совсем как кошка, которой прищемили лапу!

Мне же было совсем не до смеха. Очевидно, Виргу было наплевать, знаю я или нет правду о погибшей девушке. Он открыто признавался во всем. Сколько же их еще, таких девушек?

– Зачем же ты пришел ко мне, если женщины не задерживаются в твоей жизни?

– А я пришел не к тебе. Я вернулся домой – работать в студии. Я ведь упустил целых три дня. За это время накопилась уйма работы. Надо проявить и подготовить к выставке много снимков. И для заказчиков тоже. Так что, боюсь, в ближайшую неделю у меня не найдется для тебя и минутки, бедная Мара! – он откровенно издевался надо мной. – И вообще, я порядком устал от твоих глупых вопросов!

– Знаешь, Вирг Сафин, я тоже порядком устала от тебя!

– Правда? Если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь уйти. В моем доме для тебя всегда открыта любая дверь, – глаза его стали острыми, как бритвы, такими острыми, что я испугалась и поняла, что переборщила.

Сафин встал и, не оборачиваясь, направился к двери. Отчаяние захлестнуло меня. Вдруг Сафин обернулся. Глаза его приняли обычное выражение, которое выражалось в равнодушии – он смотрел, как на неодушевленный предмет, впрочем, как всегда.

– Я люблю тебя, Мара. Помни об этом, – и быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью.

На следующее утро, часов около десяти, я подкрадывалась к дверям его спальни. Проснулась я гораздо раньше, но не решалась войти и разбудить его. Я не знала, спал ли он в доме, во сколько проснулся, когда заснул. Я ничего не знала о его привычках. Я вообще ничего о нем не знала. В моей всеобъемлющей любви образовался досадный пробел.

Смешно любить человека и не знать, что он предпочитает на завтрак! А между тем привычки и все бытовые мелочи казались гораздо ниже моей любви. Любовь моя была чем-то глобальным, масштабным, как галактика, как земной шар. Все остальное – досадные мелочи, не больше.

И вот теперь из-за этих досадных мелочей я тайком кралась к его двери, не зная, когда он встает. И если он спит, то не нарвусь ли на разрушительную вспышку гнева. Я дотронулась до двери его спальни кончиками пальцев, и она тут же поддалась под моей рукой. Спальня была пуста. Вирга в ней не было.

Я тихонько вошла внутрь, закрыв за собой двери. Меня в который раз поразило аскетичное убранство его комнаты. Впрочем, теперь в ней были мелочи, отличающиеся от того, что я видела в последний раз: свитер, брошенный в кресло, стопка книг на прикроватной тумбочке, пустой стакан. Кровать была застелена, и не смята – либо он успел ее застелить (что было сомнительно), либо вообще не спал.

Но самое жуткое впечатление произвел его Ангел. Мне вдруг показалось, хотя это было абсолютно невозможно физически, что фотография девушки с оторванными крыльями стала меняться. В этот раз вид ее был для меня разочарованным и злым. В заостренных чертах фигуры на фотографии не было ни мягкости, ни нежности, несмотря на женственный изгиб ее спины. Фотография казалась острой, как нож, как колючая проволока, жестко и больно ранящей. Мне было страшно на нее смотреть, словно немой страж из ада, охраняющий его комнату. Совсем не Ангел.

Я быстро прошлась по комнате, стараясь не смотреть на фото. От пустого стакана не было никакого запаха – похоже, пил из него обычную воду. Я вспомнила, что Сафин не переносит алкоголь. Еще одна загадка вокруг Вирга Сафина.

Внезапно внимание мое привлек белый предмет на полу, с противоположной стороны кровати. Я быстро перешла на противоположную сторону. Это была скомканная тряпка, похожая на обрывок мужской хлопчатобумажной майки. Тряпка сильно испачкана буро-красными пятнами, от нее шел неприятный запах. Я аккуратно взяла ее в руки.

Действительно, мужская нижняя майка, разорванная пополам. В тряпке сохранилась одна шлейка через плечо. Такие майки обычно носят мужчины в возрасте, но уж никак не столичные плейбои и модники, не такие, как Вирг Сафин. А между тем эта странная майка валялась в его спальне, да еще и была густо испачкана пятнами. Что за пятна? Если бы Вирг Сафин рисовал картины, я не сомневалась бы ни секунды в том, что это красная краска. Пятна и правда были похожи на краску. Я понюхала. Неприятный запах не был мне знаком. Возможно, какой-то химический реактив, с помощью которого Вирг Сафин проявляет свои фотографии.

Это уже было похоже на правду. Краска или реактив. Я вспомнила слова о том, что вернулся работать. А раз так, то ничего страшного или необычного в этой тряпке нет. Я немного успокоилась и бросила ее на пол – туда, где нашла. Затем поспешно покинула спальню. Мне вдруг почему-то стало тревожно и страшно находиться в ней.

Веру я застала на кухне. Сделав заговорщицкие глаза, Вера начала мне рассказывать:

– А хозяин заперся в своей башне! С ночи сидит. Даже в спальне не ночевал. Как вернулся, сразу же поднялся наверх, работать. Похоже, не скоро выйдет.

– А как же еда? Вы отнесете ему наверх?

– Что вы, какая еда! Наверху его нельзя беспокоить! Строго запрещено! Нельзя даже к двери подходить. Никакой еды, пока не выйдет сам, и сам не попросит. Но будет это не раньше, чем через пару суток.

– Он всегда там долго сидит?

– Один раз две недели не выходил. Пил только воду – у него запасы воды в студии. Вышел худющий, черный и такой страшный, что я чуть в обморок не упала! Но ничего, потом отъелся и отошел. Что поделаешь, творческая личность. У них, у этих художников, свои причуды.

– Он фотограф.

– А, один черт! Все равно мозги набекрень.

Похоже, Вирга Сафина действительно накрыл с головой творческий приступ. Но почему вдруг случился такой порыв вдохновения? Я не знала, что и думать. Мне оставалось только ждать. От этих мрачных мыслей меня оторвал звонок Макса Фомичева.

– Надо встретиться. Дело очень срочное.

– Хорошо, я постараюсь выскользнуть.

– За тобой могут следить.

– Следить? – об этом я как-то не подумала.

– Сделаем так: ты скажешь, что записалась от скуки на курс лекций по современному искусству. Что хочешь, мол, разобраться в современных течениях и быть ближе к нему. Лекции проходят не регулярно в бизнес-центре. И время от времени ты будешь их посещать.

– А если проверит?

– Пусть проверяет. Такие лекции есть. Завтра первая, в четыре часа дня. Жду тебя в холле этого бизнес-центра, записывай, как туда доехать.

Я собиралась соврать про лекции Виргу Сафину, но у меня не получилось. Из своей студии Вирг Сафин не выходил до трех часов следующего дня. Ровно в три я вышла из дома и поехала на встречу с Максимом.

– Выставка, лекции, современное искусство… Что за чушь такая? – разворчалась в электричке, поглядывая на мобильный телефон. И зря. Он был мертв, холоден, абсолютно фригиден и безучастен.

Я и мой новый союзник (или соучастник) Максим Фомичев сидели в холодном узком пространстве внутреннего дворика в одном из множества бизнес-центров, настроенных в центре города. Внешние офисы бизнес-центров всегда выглядели шикарно. А на деле превращались в нелепые узкие внутренние дворики, демонстрируя ярче любых слов все убожество современной офисной жизни.

У моего союзника (или сообщника) были дела в одном из таких офисов. Чтобы быть дальше от глаз и ушей любопытного офисного планктона, мы сидели в одном из них. Было холодно. Для офисного планктона, населявшего девять этажей стекла и бетона, уже закончилось время обеденного перекура. Поэтому мы были одни.

На встречу с Максом я поехала в обычной одежде, оставив в шкафу несуразное пальто. Я твердо решила отказаться от услуг своего сообщника и подельника, закончить расследование и послать все к черту. Я слишком дорожила тем, что окружало меня теперь: моими отношениями с Сафиным – абсурдом, доведенным до совершенства.

– У нас есть несколько минут, – начал Фомичев, – я узнал кое-что о погибшей девушке.

– Максим, прежде, чем ты начнешь, у меня тоже есть кое-что важное – я выхожу из игры.

– Как хочешь. Это твое право, – меня поразило полнейшее равнодушие, с которым он встретил мои слова, – тогда, пожалуйста, нет и смысла говорить о дорасследовании. И ты лучше меня знаешь о шейхе Судана.

– О каком дорасследовании? Что за шейх?

– Тебе-то теперь зачем? Ты же выходишь из игры. У тебя же все гладко с Сафиным, он для тебя – открытая книга. Действительно, копаться в каких-то загадках – зачем?

Я вдруг поняла… Бывают такие определенные моменты в жизни и на самом деле их бывает не так уж много – по большей части один-два. В такие моменты судьба встречается с тобой лицом к лицу, заставляя сделать немедленный выбор, и от того, что ты выберешь, скажешь, куда повернешь, зависит вся дальнейшая жизнь, а не просто следующий момент или шаг. Я вдруг поняла, что от того, что сделаю и как скажу, будет зависеть то, что произойдет со мной дальше. У меня был выбор: встать и уйти или и дальше долго ходить во тьме в поисках любви, которой, возможно, не существует. И рано или поздно я пойму, что этой любви все равно нет.

У меня был выбор: остаться, с головой погружаясь в трясину чего-то очень важного, в том числе и для моей жизни. Мне, скорее всего, не понравится все, что я там увижу, но столкнуться лицом к лицу – единственно правильный путь. Если сделала шаг, иди до конца, каким бы ни был этот конец. Это был сложный выбор.

И я приняла решение. Приняла совсем вне зависимости от того, любил ли Вирг Сафин меня или совсем не любил. Мое решение было единственным. Я осталась. Я даже сказала Фомичеву, что передумала выходить из игры. Это означало, что выбор сделан, и он понял, как и я, что другого выбора больше не будет. Поэтому ничего не сказал. Только кивнул.

– Труп Марии Беликовой отправлен на ряд экспертиз. Начато дорасследование. Наряду с повторением уже проведенных экспертиз будут новые.

– Что это означает?

– Это означает, что в смерти этой девушки что-то кажется подозрительным. Мой источник информации сказал, что будет проведен анализ по химическому составу тканей. Там что-то очень странное с окислением продуктов горения. Подробности я не знаю, но подобные анализы почти никогда не проводят. Дорасследование означает не только возобновление уголовного дела, но и возможную переквалификацию, например, на предумышленное убийство. Мой источник сказал, что есть основания полагать, что в момент возгорания электропроводки, то есть когда в кабинете начался пожар, девушка была уже мертва. Труп подбросили в ресторан. Если это будет доказано, открывается широкий круг подозреваемых. Ты понимаешь. Есть и еще кое-что. Оказывается, в последние месяцы Беликова не встречалась с Сафиным. Он ее бросил. Она была помолвлена с директором ресторана – управляющим, назначенным Сафиным. В следующем месяце должна была состояться свадьба.

– Сафин ее бросил?!

– Не радуйся раньше времени. Бросил при очень плохих обстоятельствах. Ночью, после выяснения отношений с ним, ее доставили в больницу. У Беликовой был сломан нос, переломы двух ребер, множественные ушибы грудной клетки и ягодичных тканей, гематомы в области лица, причем такие сильные, что на рассечение на лбу пришлось наложить пять швов. И самое страшное – безымянный палец левой руки отрезали. Девушка была полумертвой от болевого шока и потери крови. Скандал едва замяли. Заявлений в полицию она не писала. Есть мнение, что адвокат Сафина выплатил ей огромные отступные. Надеюсь, ты не думаешь, что она случайно упала с лестницы, а палец отрезала кухонным ножом, делая бутерброды?

– За что он ее так?

– Он всех – так. Это не первый и не последний случай. Дело о пожаре не закрыто, и теперь выглядит не как несчастный случай.

– Зачем Сафину ее убивать? Они же расстались.

– А Сафина никто и не подозревает. Пока. Теперь про шейха Судана, который почему-то постоянно живет в Арабских Эмиратах, в Дубае. Богатейший шейх уже неделю находится в Киеве и скупает работы Вирга Сафина на три миллиона долларов. Через пять дней в одном ночном клубе состоится презентация этой коллекции, которую покупает шейх Судана. Будет очень крутая тусовка. Народ уже сейчас с ума сходит. Ты знала об этом?

– Нет.

– Но есть еще одно мнение. Мнение о том, что работы Сафина здесь не при чем, это просто отмывание денег. Шейх легализует часть доходов, полученных от самых темных дел, и Вирг Сафин активно в этом участвует. Ну сама подумай: кто в здравом уме купит фотографий на три миллиона долларов? Это фикция, темная коррупционная схема, и Сафин – один из главных участников. Помогает шейху легализовать деньги, отмыть их. И не ему одному.

– Ты хочешь сказать, что если Беликова узнала о чем-то подобном… К примеру, случайно наткнулась на нечто осязаемое…

– Тебе обязательно нужно попасть на эту вечеринку! Неужели Сафин тебе ничего не сказал?

– Я его и не видела. Все эти дни и ночи он проводит, запершись в своей студии. Доступ туда запрещен всем, даже прислуге. Мне рассказали, что он очень часто ведет себя так.

– Неужели? А теперь кое-что посмотри! Это видео снято вчера в центре Киева, около одиннадцати часов вечера. Есть один отель… Снял мой знакомый, который следит за такими отелями. Охотится за знаменитостями. Смотри внимательно!

Макс протянул мне смартфон. Темень, сплошной поток машин, вывеска отеля, занимающего два этажа мрачного дома. Крупный план: джип Сафина заезжает на тротуар и паркуется в нарушении всех возможных и существующих правил, перегораживая пешеходную часть. Из джипа выходит Вирг Сафин. На нем джинсы и легкая бежевая куртка. Он смеется. Волосы свободно распущены по плечам. Также из джипа выходит толстая девица с ярко-рыжими волосами, в мини-юбке и замшевых ботфортах. Вид жутко вульгарный. Сафин хлопает девицу по заднице. Она хохочет. Оба идут в отель. В отеле Сафин расплачивается с администратором кредиткой, получает ключ. Оба поднимаются по лестнице. Сафин засовывает руку девице под юбку, не смущаясь тем, что это может кто-то видеть.

– Они пробыли в номере два часа. Вышли после часа ночи, сели в его автомобиль и уехали. После двух часов Сафина видели в ночном клубе на набережной. Он был один.

– Кто она?

– Проститутка. Мы выяснили и это. Самая настоящая проститутка из агентства средней руки. Не из дорогих. Сафин время от времени пользуется ее услугами. Но это еще не все. Смотри, – Фомичев включил другую запись, – Это сняли сегодня утром, около одиннадцати утра.

Зал ресторана. За столиком сидят двое: Сафин и девица лет тридцати с длинными черными волосами. Он наклоняется к ней, и они начинают целоваться на глазах у всех.

– Это Лариса Козлова. Актриса и по совместительству хозяйка нескольких модных бутиков, дизайнер-модельер. Дочка очень состоятельных родителей. По слухам тусовки, Вирг Сафин встречается с ней уже три месяца. У них все достаточно серьезно. Они появляются вместе перед прессой на разных светских мероприятиях. А в последнее время Лариса Козлова появилась с кольцом на левой руке с огромным бриллиантом. По тусовке сразу разнесся слух, что кольцо ей подарил Сафин, и они вроде бы собираются пожениться.

Я сидела как оплеванная. Не могла даже поднять на Макса глаза.

– Так что, как видишь, Сафин выходит из студии. Да еще как. Он совсем не готовится к презентации своих работ для шейха. Похоже на отмывание, не так ли?

Я молчала, собираясь с мыслями. В голове вдруг отчетливо зазвучал голос Вирга Сафина, холодный и злой: «Если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь уйти». Я была игрушкой для домашнего пользования. Он и не собирался отказываться из-за меня от всех своих женщин. Смешно было подумать, что будет не так…

– Эй, выше нос! Ты расстроилась? Неужели ты не знала, с кем имеешь дело? Ты же знала!

Но, конечно, это было не правдой. В мире просто не существует женщины, которая не стала бы верить отчаянно и свято, что ради нее мужчина способен отказаться от всех других женщин. И в мире не существует женщины, которая в определенный момент жизни не получила бы мордой об стол.

Во дворике появились люди, поэтому быстро разбежались, обещав созваниваться. Макс напомнил, что я должна попасть на вечеринку.

– Фоткай всех, кто там будет, – тоном заговорщика прошептал Фомичев, – разберемся потом.

Вернувшись в дом, я прошла на кухню и строго спросила Веру, есть ли другой выход из башни-студии – не через дом.

– Ну конечно есть! Целых два, – закатила глаза Вера, – один через сад, прямиком в сад. А другой по лестнице в подземный гараж, чтобы машину взять. Когда хозяин запирается в студии, он всегда незаметно выходит, тайком, чтобы не видел его никто. Чтобы не проходить через дом.