Текст книги "Холодная вечность. Вызов Хроноса"

Глава 14

Надя лежала полураздетая на кровати и смотрела на Гришу. Он, укутавшись в чёрную накидку, сидел за столом и сосредоточенно смотрел в книгу в старом потёртом переплёте. Хмурил брови. Поднял глаза от страницы, исписанной мелким почерком, посмотрел на девушку.

– Ты вообще не спишь?

– Я мешаю? Могу уйти, – равнодушно ответила Надя.

– Ты никогда мне не мешаешь.

Он снова уткнулся в гримуар. Что же делать с этой девчонкой? Связался чёрт с младенцем. Нет, младенец-то непрост, ох как непрост. Как бы хотелось Григорию понять, каким таким заклинанием в это место принесло бессмертие. Ненамеренно ведь принесло. Колдуны всего мира веками ищут способы продлить земную жизнь хоть на какое-то время. Найти бессмертие они давно уже отчаялись. А тут само возникло. Ну, ладно для живых. А это создание, на данный момент единственное в деревне, она вообще что такое? Ведь даже температура тела у Нади была совершенно нормальной. Как такое возможно при отсутствии сердцебиения и кровообращения? Как бы хотелось Григорию запустить сердце Нади в работу, чтобы снова билось. Чтобы она жила. Но он не обольщался. Слишком давно Надя мертва. Можно оживить того, кто скончался сутки назад. Ну, бог с ним, двое. Если сохранить тело. А тут уже все сроки упущены. Непонимание же происходящего в Позднем, что и как тут работает, почему, и откуда ноги растут, просто выбивало Белова из колеи. Он ещё раз вдумчиво прочитал страницу о магии защиты от духов, – Марк сказал, что именно такое заклинание сотворила его ведьма Софья, – закрыл книгу и вернулся в кровать. Обнял Надю, притянул к себе.

– Не поможет нам твой Соболев.

– Это он тебе сказал? – удивилась Надя.

Не сильно, впрочем, и удивилась. Так. Слегка. Насколько может удивиться неживой человек.

– Он сказал, что мы придумали ерунду. Ученый, тоже мне! Не понимает элементарных вещей.

– Расскажи, – промурлыкала девушка, потираясь носом о плечо Белова сквозь грубую ткань плаща.

– Каждая клетка хранит полную информацию о человеке. Если бы удалось оживить твою клеточку, любую, то могла бы появиться новая ты.

– Гриш, ты такой смешной! Новую меня всё равно должен был бы кто-то выносить и родить! Или ты хотел построить для этой цели инкубатор?

Белов помолчал. Поразился, как эта девушка, читая одни глянцевые журналы о красоте и моде, иногда так чётко мыслит.

– Ну… для этого и нужен был Соболев. Я думал, он что-то придумает.

– Построит инкубатор? – снова спросила Надя.

– Надь, давай снимем с него чары? Ну, раз он нам не пригодится.

– Нет. Пока не снимай. Позже.

– Ты любишь его, что ли?

– Я не умею. Ты забыл? – ровным голосом сказала Надя.

– Значит, и меня не любишь, – с горечью сказал колдун. – Значит, хочешь стать живой, чтобы быть с ним, с Соболевым, потому что он моложе и красивей.

– Гриша, я хочу стать снова живой, чтобы иметь возможность выйти отсюда. Чтобы снова чувствовать. Если Соболев не поможет, – кстати, он прав. Клонирование – бредовая идея. Если Костя ничем не может быть полезен, ищи другой способ. Магический. Я в тебя верю. Ты найдёшь!

– Ага. А ты станешь живой, и уйдёшь от меня к нему.

– Снова-здорово! – Надя освободилась из Гришиных объятий и вылезла из постели.

Он смотрел, как девушка одевается, и думал, что жизнь – абсолютное дерьмо. Он прожил на свете больше ста лет, и никогда никого не любил. Точнее, любил лишь однажды. Очень давно. Когда был совсем молод.

Потом запретил себе думать о той любви, вспоминать о ней. У него были дела поважнее, а вспоминать о той истории было слишком больно. И вот, спустя сто лет, Белов втрескался по уши. Как это называется? Седина в бороду, или как-то иначе? Так в его бороде ни одного седого волоса. Григорий выглядел лет на сорок, интересно, сколько бы это продлилось, если бы он не пришёл в Позднее, где можно не волноваться о старости и смерти?

Надя поставила сковороду на печь и ловко чистила картошку. Быстро порезала клубни, закинула на сковородку, потом принялась резать салат. Она знала, что Белов смотрит на неё. Любуется, злится, что влюбился. Ревнует. Надю все эти чувства Белова не задевали. Ей было всё равно. Не всё равно ей было из-за Соболева. Вот только ревновал Гриша зря. Не любовь, на которую Надя не была способна, была мотивом её действий. Злость и ненависть. Она наплела Грише, что Соболев – большой ученый, способный помочь Белову оживить её. Про клонирование ведьмак уже нафантазировал сам. Он сказал, что оживить Надину плоть совершенно невозможно, и принялся искать лазейки. Она подыгрывала ему ровно настолько, чтобы не вызвать подозрений. Пусть лучше думает, что она предпочитает Соболева, чем догадается, что задумала Надя.

Если бы ей было достаточно одного Кости, он бы уже ответил за содеянное. Это из-за него Надю держали в подземелье. Это он жестоко пренебрег ею, как будто Надя – прокажённая. Как будто она хоть в чём-то виновата. И это Соболев уничтожил её дом, разрушил его. Взорвал. Сжёг. У него было оправдание, благая цель, он убивал тварей? Отлично! Тогда Соболев должен сам стать таким же монстром, как она. Однажды Надя уже пыталась, но ей не удалось довести дело до конца – Костю спасла собака. В этот раз она не промахнётся. Привороженный, Соболев будет возвращаться сюда снова и снова, и Наде просто нужно будет выбрать момент, когда лучше всего осуществить задуманное. Она бы уже сделала это в ту ночь, когда Соболев приезжал под действием приворота. Но его одного убивать не входило в Надины планы. Второй, сообщник Соболева, тоже должен был ответить. За всё!

После ужина, вкуса которого Надя, как всегда, не почувствовала, она объявила Грише:

– У себя переночую. Марк бесится. Не надо его злить.

– Брось! Что тебе Марк? Ты можешь им закусить на полдник, – попробовал остановить её Григорий.

– Тобой тоже могу.

Надя взглянула на Белова своими бездонными глазами, и он сдал позиции. Не стал настаивать. Был бы это кто-то другой, не Надя, он бы сумел защититься от монстра. Но с Надей Григорий делил постель. Захочет, и перекусит, а прогнать девушку у ведьмака не было сил. Прогнать, значит расстаться, больше не видеть. А такого Белов себе представить не мог.

– Гриша… – нежным голоском сказала Надя вдруг. – А тебе не противно?

Он посмотрел непонимающим взглядом.

– Ну, что я мёртвая… не противно тебе?

– Дура! Я тебя люблю, – с мукой вымолвил Белов.

Надя подбежала, поцеловала его, потрепала по волосам. Шепнула «Спасибо», и убежала, только ветер свистнул в дверях, и стало тихо. Белов крякнул, и прошёл к столу, к своему гримуару.

Неужели нельзя ничего сделать, чтобы вернуть её в нормальное состояние? Была у Григория одна идейка… но для её реализации требовалась очень серьёзная магия, не баловство какое-нибудь наподобие приворота или магического барьера. Для её реализации нужно было обратиться к богу времени, Хроносу. Призвать его. Проблема была даже не в том, что придется приносить жертву, чтобы Хронос не разгневался за то, что его призвали. И не в том, что придётся умолять его нарушить естественный порядок вещей, чтобы вернуться в то время, когда Надя пошла на озеро и утонула. Если Хронос вернёт его в прошлое, Белов может спасти Надю. Не дать ей утонуть. Для Бога времени это ерунда, пара пустяков. Но кое-что останавливало Белова… например то, что вмешательство в прошлое, как гласили источники, влияет на будущее. Положим, Надя выжила тогда, три года назад. Не утонула. Как бы в таком случае развивались дальше события с её участием? Встретил бы её Белов, или Надя погибла бы позже? Сгорела вместе с другими жителями Позднего в ту ночь, когда Соболев устроил тут последний день Помпеи. Или не сгорела, а ушла из деревни, и уехала вместе с Соболевым в Москву. Или… да так можно неделю потратить на предположения только! Потому что, если изменить прошлое, будущее тоже изменится, в этом Григорий был точно уверен. Но даже не это было самым пугающим во встрече с могущественным богом времени…

Дело в том, что тут, в Позднем, пусть ненамеренно, но совершенно точно был нарушен естественный ход времени. Белову пока не удалось разобраться, что именно случилось в этой деревне. Каким образом заклинание ведьмы сработало так, что живые тут не стареют, а мёртвые – не лежат в земле, но нарушение было налицо. Гриша бы назвал это застывшим временем. Или замершим. Часы в Позднем остановились: вроде и времена года сменяют друг друга, и на живых покойников действуют дни равноденствия по календарю, а всё одно: время стоит. Не идёт. Это произошло ненамеренно, и – Белов был уверен – не попало в поле зрения высших сил. А если Хронос узнает про Позднее, нарушающее все законы природы, что он сделает? Вряд ли ничего. Вряд ли он скажет: «О, ребятки, да вы тут не стареете и не умираете? Круто! Продолжайте в том же духе!» Скорее всего, бог времени разозлится и разрушит этот застывший мирок. Белов понимал, что это эгоистично и подло по отношению к женщине, которую он полюбил, но возможное вмешательство бога Хроноса в дела Позднего пугало его гораздо больше, чем вечная жизнь с живущей мёртвой Надей. Григорий подумал ещё несколько минут над подобной перспективой, и решил пока отложить идею призвать бога. Навсегда, или до лучших времён – жизнь покажет. Главное, никому не говорить об этом. Белов только нашёл такое место, где можно жить вечно. Точнее, получается, место нашло его. Но это неважно. Главное, цель достигнута: тут можно забыть о старости и смерти, даже ритуалов никаких не нужно совершать, которые Григорий практиковал для сохранения молодости уже лет девяносто. А для спасения Нади он найдёт другой способ. «Нет другого способа», – шепнула в голове Белова его сила мага. Та самая сила, что позволяет видеть людей насквозь, а события – наперёд. Вот только по отношению к Наде эти способности не работали. Она не вписывалась в стандартную картину. Мертва. Ни ауры, ни энергии. С Надей Белов не был ни в чём уверен. Не знал, о чём она думает. Куда пойдет, и что будет делать. Всё бы отдал, чтобы знать, но… увы. Это было невозможно.

Надя вошла к себе в дом, заперла дверь и занавесила окошки. Девушка не сомневалась в том, что никто и близко не подойдёт к её дому. Новые жители Позднего знали, кто она. Были предупреждены. Они так смешно и печально изо всех сил старались не коситься на Надежду. Из кожи вон лезли, чтобы общаться с ней, как с обычным человеком. Но чем больше старались, тем более нелепо это выглядело. Надя подошла к зеркалу и сказала своему отражению:

– Ты монстр, дорогуша. Чудовище. Неведомое ранее исчадие ада. И тебе очень повезло, что Гриша не брезгует тобой. Так-то. Цени!

Соболев брезговал. Ему стало противно, как только он понял, кто она. Подонок выгнал Надю из своего дома посреди ночи. А она, наивная, ещё на что-то надеялась. Мечтала оставить его тут насовсем, чтобы быть с ним. Даже после того, как Соболева перекосило от осознания, что он спал с мёртвой женщиной. Хорошо, что всё прошло. Всё, кроме злости и желания отомстить. Интересно, откуда эти, очень живые, чувства? Надя вытащила из ящика комода склянку с духами. Именно в них Гриша добавил крови Соболева, что-то при этом наговаривая на духи. Один раз уже сработало, сегодня Надя намеревалась повторить.

Она капнула ароматную жидкость на палец и прикоснулась к шее и груди на уровне небьющегося сердца. Убрала духи обратно, и посмотрела на плотно зашторенные окна. Нет, никто не решится прогуливаться около Надиного дома, но… бережёного бог бережёт. Или кто там бережёт таких, как она? Хотела бы Надя знать, да, видимо, не положено.

Глава 15

Морозов не выдержал:

– Глаша, что ты с ним делаешь? Мне кажется, он сейчас сознание потеряет!

– Кажется – перекрестись! – зашипела на него ведьма. – Не мешай мне, я пытаюсь пробиться.

Соболев внезапно моргнул, застонал и спросил:

– Где я? Что происходит?

Андрей, который до этой минуты боялся спорить с ведьмой, вскочил с места и подошёл к ним решительным шагом:

– Хватит! Ты что-то делаешь с его разумом. Мы так не договаривались.

– Мы никак не договаривались! Я сказала, что сделаю всё возможное, но ты мешаешь мне работать!

Она отпустила Костины виски, он закатил глаза и мешком сполз на пол.

– Что с ним? – ужаснулся Андрей.

– Да ничего особенного! Просто обморок.

– Глаша, скажи честно, что ты делала? Кровь, травы какие-то… на виски ему давила. Ты точно приворот снимала?

Ведьма прошла к своему столу и села на стул. Потерла лоб усталым движением и сказала:

– Подними его, что ли… в кресло вон посади. Пусть немного побудет без сознания. Ему сейчас так будет легче.

– Объясни мне, что ты делала с моим другом? – нахмурил брови Морозов.

Но Соболева кое-как поднял и до кресла дотащил. Учёный не шевелился и ни на что не реагировал. В точности, как мешок с костями. Ну, тащат куда-то, и ради бога. Морозову было страшно. А что, если он не очнётся?

– Очнётся, – сказала ведьма. – Успокойся.

– Я что, вслух спросил? – удивился Андрей.

Аглая только рукой на него махнула. Потом жестом пригласила присесть и начала объяснять. Ей самой хотелось бы снять с Соболева приворот. Для Аглаи это был бы новый уровень магии. Редко кому удаётся снять чужие заговоры-наговоры. Плюс ко всему, она смогла бы смело считать себя сильнее, могущественнее Белова, а ведь он старше Глаши чуть не вдвое. Но, как уже было сказано…

– У вас ситуация, Андрюша, вдвойне непростая. Он приворожен к неживой женщине, если ты ничего не путаешь. В итоге получится следующее: я попытаюсь снять заклинание приворота с твоего друга, а в никуда-то оно не денется! Ему нужно проникнуть в ауру другого человека, того, к которому присушивали клиента. Но у вашей девушки ауры нет. И снять приворот в никуда я не могу!

– Но зачем же ты взялась?

– Я пыталась загнать это искусственно созданное чувство в самый дальний уголок сознания Константина. Чтобы оно просто там сидело и не высовывалось. Может, друг твой и чувствовал бы какой-то зуд, тягу, стремление, но очень ненавязчиво. Фоном. Где-то там, на задворках памяти. Вот что я пыталась сделать! И скорее всего, сделала бы. Если бы ты истерику не закатил.

– Так ему было плохо! Больно! А потом Соболев вообще начал память терять. Кто, говорит, я? Где я? Это что, нормально, по-твоему?

– Ну так я воздействовала на его сознание. Конечно, такие процессы бесследно, без побочных эффектов не проходят, – вздохнула ведьма.

Морозов выпучил на неё глаза:

– То есть он на полном серьёзе мог потерять память? И ты об этом знала, когда предлагала помочь?

– Ну… всю бы не потерял, конечно. Но какую-то часть мог бы, да.

И она развела руками в извинительном жесте.

Морозов от возмущения позабыл про страх. Он злобно посмотрел на Глашу и сказал:

– Ты же не думаешь, что мы за это заплатим? Приводи его в чувство! Быстро.

– Интересно, Андрей, а тебе когда-нибудь приходило в голову, какой смысл скрыт в слове «бесплатно»?

– Милая Глаша, я – журналист. С образованием. Не скрыт, а лежит на поверхности. Бес платит. Не надо пытаться переиграть меня в слова. Не получится. Верни мне нормального Соболева, и мы поедем. Чтобы я ещё раз…

Аглая усмехнулась, подошла к Косте и хлопнула у него над ухом в ладоши. Соболев дёрнул головой и открыл глаза:

– Получилось? Сняли приворот? – спросил он.

– Вставай скорее, пошли отсюда! – сказал Морозов.

– Нет, подожди… я понять хочу.

Андрей сообразил: Соболев не послушался его. Не бросился, сломя голову, выполнять то, что ему сказали. То ли действие дурмана закончилось само по себе, то ли хоть какой-то толк от манипуляций Глаши с головой ученого был. То, что Соболев больше не задавал пугающих вопросов, а задавал только логичные, тоже радовало. Морозов посмотрел на друга и покачал головой.

– Не вышло ничего, да? – грустно спросил Костя, выбираясь из кресла. – А почему я тут? Я же на стуле сидел?

– Я тебе всё расскажу в машине, – пообещал Морозов. – Прощай, Глаша. Прости за беспокойство.

Соболев выслушал друга и всю дорогу до дома молчал. А перед тем, как выйти из машины, сказал:

– Может, лучше было бы утратить часть памяти, чем быть привязанным к Наде?

– Ну ты серьезно, что ли? – огорчился Андрей.

– Забей! Шучу.

Ночью Андрей внезапно открыл глаза. Почему, и сам не понял. Снов никаких ему не снилось. Пить не хотелось, в туалет тоже. Он чувствовал себя очень бодро, так, будто вообще не спал. Морозов зажёг фонарик на телефоне и встал с кровати. Стараясь не скрипеть и не топать, осторожно открыл дверь и вышел в гостиную. Фонарик мазнул по дивану, на котором никого не было. Андрей хлопнул по выключателю, загорелся свет – точно, никого. Он прошёл к окну и выглянул во двор. Машины Соболева под окнами не было. Как он там сказал? Может, лучше было бы потерять часть памяти, чем… вот так? Быть привороженным? Привязанным. Соболев сказал, привязанным. Что делать? Ехать за ним? Ждать?

Морозов пошёл в кухню, нашёл сигареты и закурил. Не первый раз за эту неделю. Когда-то он по малолетству баловался куревом, потом всерьёз курил, потом бросил, но изредка дымил. Когда выпивал, или писал на острые темы, или хотел просто успокоить нервы. Эта история с Поздним и Соболевым началась по новой спустя год, и кажется, не собиралась пока заканчиваться. Он же её и начал! Ну, встретил Марка, ну и забыл бы об этом! Нет, понесло его на подвиги. Что же делать, думал Андрей, выдыхая едкий дым в кухонный потолок. Что? Ехать за Соболевым, или успокоиться и ждать дома?

– Зачем я тут опять? – Соболев смотрел на Надю во все глаза.

Она стала какой-то другой. Нормально меняться, если ты живой человек. Но как могла измениться Надя? В прошлый раз Костя не обратил внимания. В прошлый раз ему с трудом удалось переварить, что он в бессознательном состоянии переместился из квартиры Морозова в машину, и на машине в лес. На дорогу к Позднему. Тогда ему было недосуг всматриваться в Надю. Он был слишком шокирован происходящим.

Сегодня Соболев не водил машину в состоянии транса. Ночью он лёг спать и увидел во сне Надю. Она стояла у печки в доме Петра, пекла оладьи. Совсем как тогда, прошлой осенью. Красивая, модная, но хозяйственная. Девушка, которая скрашивала тоскливые дни Соболева в этом странном месте. Скрашивала-скрашивала, да и прокралась в сердце. Слова в корне чем-то похожие: скрашивать, красить, красться, красть… красота. Красивая Надя обернулась на звук открывшейся двери и, увидев Соболева на пороге, сказала:

– Кость, где ты ходишь? Остынет же!

И он открыл глаза. Сон был таким явным. Почти осязаемым. Соболев готов был поклясться, что чувствовал запах оладий. Он понял: надо ехать. Сейчас.

Костя, стараясь не шуметь, вышел из квартиры, бегом спустился по лестнице и пробежался до «девятки». Ключ поворачивал осторожно, чувствуя себя при этом полным дураком. Как будто, если аккуратно заводить двигатель, он заработает тише. Шёпотом. Но Соболев всё равно надеялся, что Морозов не проснется и не обнаружит отсутствие своего друга.

Глава 16

Сегодня Соболев заглушил мотор ещё дальше от защитного барьера. Он каждый раз опасался не рассчитать и въехать мордой машины прямо в стену. В невидимую стену, за которой его ждала Надя. Почему он не чувствует отвращения? Он совершенно точно его чувствовал, когда думал о ней. Ах, да. Приворот! Который не сумели снять.

В стену Костя в итоге уперся ладонью, пройдя пару десятков шагов по дороге с вытянутыми вперед руками. Прошлый раз Надя сразу втащила его за перегородку. Сейчас ничего не происходило. Соболев подумал, достал телефон из кармана. На всякий случай отключил оповещения и собрался уже врубить фонарик, как вдруг подумал о том, что Надя просила его быть тише и осторожнее. Вот он сейчас врубит фонарь, а с той стороны его отлично видно, наверное, даже и без фонаря. Соболев убрал телефон обратно в карман и опять положил ладонь на невидимую преграду, чувствуя себя сопливым подростком из романтической комедии. Что такое? Он ошибся? Никто его тут не ждёт? Это был просто сон?! Соболева охватило отчаяние. «Спокойно, возьми себя в руки, ты мыслишь неадекватно. Ты – привороженный идиот!» – прочел он сам себе лекцию. Сквозь зубы и про себя. И в этот момент свершилось. Его взяли за запястье и сильно дёрнули. Когда Костя оказался по ту сторону, Надя придержала его за локоть.

– Зачем ты так сильно дёргаешь? Если пройти через барьер так просто.

Надя пожала плечами. Не могла же она сказать ему, что сильно дёргает Соболева, потому что ненавидит. Она посмотрела на Костю и улыбнулась. Молча.

– Зачем я тут опять? – задал он очередной вопрос.

– Костя, ну ты чего как маленький? Соскучилась я. А ты?

Он как-то слишком пристально её разглядывал. На опушке было темно – новолуние, тонкий месяц едва светил. Но то, что Соболев всматривается в её лицо, Надя видела. Смотрел Костя так, словно пытался понять, что она за тварь. Нет, не в плохом смысле, а вообще.

Кто бы объяснил ей самой, ЧТО она такое. Способности Нади, если это можно было так назвать, были весьма скромными. Она просто была очень сильна. Девушке ничего бы не стоило, например, поднять Соболева в воздух одной рукой…

Недавно они с Гришей смотрели у него дома на компьютере кино про вампиров – там было довольно примитивно, но интересно. Вампиров от живых людей отличал в фильме целый набор суперкачеств. Они могли перемещаться со сверхскоростью, слышали на километр, и видели в ночи, как кошки. Да, и издалека тоже видели хорошо. Потом, они были практически неубиваемые. Чтобы убить вампира, ему нужно было воткнуть деревянный кол в сердце, в потом ещё и сжечь. Кажется, срабатывало и обезглавливание. Надя точно знала, что если ей в голову выстрелить обычной пулей, она умрёт. Почему-то именно в голову – в сердце не срабатывало. От родителей она знала историю Тимофея, брата Марка. Сын Тимофея, Захар, увидев, что с отцом что-то явно не то, стрелял в него несколько раз, прежде чем додумался прицелиться в голову. Тимофей умер. Навсегда, уже не воскрес.

Вампирам для того, чтобы быть теми, кто они есть, нужно пить кровь. А у них – у неё, Надя теперь была одна такая, – всё как-то уж слишком стрёмно. Два раза в год, на целые сутки, она лишается рассудка и не может себя контролировать. В памяти об этих кошмарных днях остаётся только дикий голод и боль от оберегов, которыми люди обвешивают свои дома, не давая ей войти и покормиться. И этот вопрос, которым Надя не задавалась раньше, – может, потому что была не одна такая, – так и висит в пространстве, и никуда не денется. Кто она? Или что?

– Костя, ты чего так смотришь на меня?

– Пытаюсь понять… что в тебе изменилось.

– Я тебе и так скажу. Прическа и макияж.

– Что? – обалдело спросил Соболев.

– Ты слышал, что.

– Ясно. Тут темно. Твой макияж не видно совсем. Но что-то в тебе и правда поменялось.

Надя подумала, что может прямо сейчас убить Соболева, а он потом воскреснет, и никогда не выберется отсюда. И тогда тот, второй, который помогал Соболеву, придет в Позднее, искать своего друга. Надя даже толком не знала, кто он, но была уверена в существовании Костиного подельника. Она сама лично год назад глушила рацию, которая была у Соболева для связи с товарищем.

Убивать его нельзя… Марк озвереет от таких художеств. Да, Белов прав, Наде старший по деревне на один зубок, но девушка помнила, как, оставшись вдвоём, они с Марком начали всё сначала. Расчищали пепелище, таскали доски, строили первый дом. Жили какое-то время под одной крышей, пока строили второй. И вовсе не в сентиментальности тут было дело. Просто Марк умудрился выжить в такой ситуации. Почуял неладное и спас свою шкуру. Да, она тоже была единственной уцелевшей. Единственной из своих. Но она уже давно и не была живой. А вот то, как спасся Марк, было не чем иным, как выживаемостью. Надя была уверена, что далеко не у всех людей имеется такая способность. Да что там не у всех! У единиц только и есть она. Таких людей нельзя сбрасывать со счетов, игнорировать. И уж тем более негоже закусывать ими забавы ради.

– Пойдём ко мне, – неожиданно предложила Надя Соболеву. – Тут нас рано или поздно заметят. Кому-нибудь захочется прогуляться, не дай бог. Через пару часов также тихо выйдешь отсюда.

– Пойдём, – согласился Костя. – У тебя свой дом?

– Ну… так. Небольшой. Но свой, да. Родителей-то у меня больше нет.

Она сказала это абсолютно нейтрально, но у Кости по спине пробежал холодок. Вот же чёрт! Ведь это именно он спалил к чертям прошлую версию Позднего, тут же и были Надины родители. Вместе с остальными – Соболев даже не успел со всеми познакомиться. Но народу было много. Тридцать домов. Живых людей. Ему стало нехорошо. Он вдруг посмотрел на свой поступок под каким-то другим углом. Да, эти люди не хотели уходить из своего странного места, держались за бессмертие, готовы были ради этого сосуществовать рядом с опасными чудовищами, но заслужили ли они такую смерть?

Соболев почувствовал страх. Зачем Надя ведет его к себе? Но ведь не идти-то он не мог! Соболеву казалось, что если Надя ему сейчас велит повеситься на дереве, он тут же это сделает. Повесится. Причем на собственных шнурках. Неожиданно для самого себя Костя схватил девушку за руку. Надя обернулась – она шла чуть впереди, вела, показывала дорогу:

– Что такое?

– Прости меня!

– За что?

– Да за всё! И за деревню, и за родителей…

– Кость, не надо…

– Да погоди! Я ведь серьёзно. Я знаю, что ты что-то наколдовала… приворожила меня – я не дурак, вижу, чувствую. Да, иначе бы я не пришёл… ты говорила о помощи. Но этот ваш колдун, он приходил ко мне. Нёс какую-то чушь. Это всё маловероятно. Да что там, невозможно просто. Но я говорю сейчас «прости» не потому, что не могу бороться с тягой к тебе, и не потому, что боюсь. Я искренне прошу, Надь! Прости меня… если за это можно простить, конечно.

Она вздохнула и сделала шаг в его сторону. Соболеву захотелось зажмуриться от смеси волнения и страха, но он не шелохнулся. Надя потянулась к его уху и шепнула:

– Костя, давай не здесь, а? Сюда сейчас вся деревня сбежится, на извинения твои.

А! Так вот почему она говорила: не надо. Ну он и кретин, в самом деле. Встал посреди села и кается. Так ведь и правда недолго до беды. Он покивал и молча пошёл вслед за Надей. Её дом стоял с краю. Небольшой, с крылечком в три ступеньки. Дверь не скрипнула – видимо, потому, что была новой. Всё было новым, а ощущения почему-то старыми. Надя повернулась к нему, потянулась, чтобы запереть замок, и оказалась в объятиях Соболева. А дальше всё случилось само собой. Оказалось, что им не нужно было привыкать по новой, или начинать сначала. Всё было так, будто Соболев уехал в поселок по делам, а Надя в ожидании его жарила оладьи.

Пару раз разум шепнул в голове у Соболева, что девушка-то неживая, а Константин – гнусный некрофил, как уже и было о нём не однажды сказано. Но он так цыкнул на эту, здравую, в общем-то, мысль, что она с визгом забилась в самый дальний угол. После чего Соболев уже ни о чём не думал, только чувствовал: шёлк Надиных волос на плечах, её ладони на своём затылке, странно тёплую кожу для того, у кого не бьётся сердце, и бездну. Ту самую. В которую он проваливался только с Надей. Почему – Соболев и сам не понимал.

После того, как всё закончилось, Надя проворчала, надевая свитер:

– Идиотизм какой-то! Я думала, мы поговорим.

– Куда ты? – Костя взял её за руку и потянул на себя.

Она не поддалась. Встала, оделась, кинула Соболеву его вещи.

– Одевайся. И надо тебя отсюда выводить. Слушай, в двух словах: у меня есть информация. Точнее, наводка. Пока Белов встречался с тобой в городе, я покопалась у него в книжках. Он почуять не может, что я лазила, энергетики от меня ноль.

– Как ты вообще попала к нему в дом?

– Это не твоё дело.

Соболев почувствовал укол ревности, а Надя продолжила:

– У него в самом старом гримуаре есть картинка. Я срисовала, как смогла.

Соболев посмотрел на рисунок. И на подпись: «Κρόνος».

– А почему ты обратила внимание именно на эту страницу? И почему у вас тут так и нет телефонов? Ваш Белов приходил с сотовым. Ну, звонил мне, в смысле, чтобы назначить встречу. Гораздо проще было бы сфотографировать, а не перерисовывать.

– Костя… тут, в самой деревне, не ловит сотовая связь. Я обратила внимание на эту страницу, потому что ведьмак карандашом поставил напротив этого деда знак вопроса.

– Это не дед. Это… ты точно срисовала?

– Ну… более или менее.

– Это божество какое-то. Судя по надписи, из древнегреческой мифологии.

– Узнай, что за божество. Что оно может. Узнаешь?

Она разговаривала с ним так, будто ничего между ними и не произошло. Ничего, стоящего внимания. Почему Надя так себя ведёт? И почему так больно ему, Соболеву? Точно. Приворот!

– Если узнаю, снимешь с меня то, что натворила? – спросил он.

Надя недобро усмехнулась и заправила за уши свои идеальные волосы:

– Разве тебе было плохо, Соболев?

Вот и пойми этих женщин, что живых, что мёртвых.