Текст книги "Турецкий берег, край любви"

ЗВОНОК

После пенной дискотеки Игорь, чрезвычайно ценивший комфорт (в том числе моральный), устроил Марине «разбор полетов»: «Что тебя не устраивает? Что за взбрыки?» Грохотов напомнил, что их отношения с самого начала были ограничены сексом, поездками в отпуск и походами в ресторан. А теперь ему кажется, что Марина вознамерилась (он употребил именно это слово) добиться его развода. Да, их отношения с Юлией далеки от идеала, но у них дочь…

Марина стояла, прислонившись к стене, и чувствовала, как струящийся из кондиционера воздух сковывает холодом затылок и шею. Подумала: «Надо отойти, а то потом голову повернуть не смогу», но с места не двинулась.

Наконец Игорь иссяк. Сел на кровать, потер костяшками пальцев глаза и после небольшой паузы сказал:

– Я понимаю, ты сорвалась из-за соседки. Наплюй и забудь. Во всяком случае, до возвращения в Москву. Давай не будем портить друг другу отпуск. – И тут же, без перехода: – Ты очень устала? Будем спать или посмотрим восьмую серию?

– Смотри, если хочешь, я приму душ, – еле слышно проговорила Марина и с усилием, будто и вправду примерзла, оторвалась от стены.

Она нарочно долго стояла под горячими струями воды, уверяя себя, что хочет пропарить заледеневшие шею и спину, хотя на самом деле надеялась, что Грохотов уснет, не дождавшись ее. Несколько раз выключала воду и прислушивалась. В номере было тихо – значит, сегодня Игорь решил обойтись без киносеанса.

Он сладко похрапывал, раскинув руки. Марина примостилась на самый краешек и лежала несколько часов без сна. Сердце то сжималось в комок и переставало биться, то начинало колотиться о грудную клетку с такой силой, что казалось, его стук вот-вот разбудит Грохотова. Марине было горько, больно, стыдно, одиноко.

– Я хочу домой… – прошептала она и вздрогнула. Слова слетели с языка сами собой.

«Не смей себя жалеть! – скомандовала самой себе Миронова. – Или ты хочешь опять впасть в депрессию, из которой уже не выберешься?!»

Самовнушение помогло: подступившие к глазам слезы остались внутри. Марина даже нашла силы усмехнуться воспоминаниям о надеждах, которыми тешила себя, когда пришла работать на телевидение. Окружной канал казался ей стартовой ступенью, где она задержится от силы на год-полтора. Она часто представляла, как на одной из тусовок к ней подойдет Киселев или Эрнст и скажет: «Ваше лицо мне знакомо. Не вы ли ведете новости на окружном канале? По-моему, вам пора заняться чем-то более серьезным. А загляните-ка вы ко мне, скажем, в пятницу…»

Когда ей стукнуло тридцать пять, пришлось констатировать: поезд ушел. Осознание этого обернулось сначала депрессией, а потом раздражением на все и вся: на коллег, на мужа, не способного обеспечить семье достойное существование, на свекровь с ее вечными придирками и нравоучениями. Ночами, сидя на кухне, Марина оплакивала ушедшую молодость, в которой не было ни страстной любви, ни даже щекочущих нервы амурных приключений. Что уж говорить о роскошных ресторанах, элитных курортах, дорогих украшениях…

Игорь был третьим по счету мужчиной, которым она скрашивала свою пресную жизнь. И первым, с кем связь длилась так долго.

Познакомились они, когда Марина брала у Грохотова интервью. Бизнесмен вещал в камеру об успехах своей фирмы, о благотворительных взносах на счета детских домов, о семейных ценностях, о том, какие у него замечательные жена и дочка. А по окончании записи пригласил симпатичную журналистку в дорогой ресторан. Там, выпив три порции текилы, принялся пространно объяснять, какой должна быть женщина. Чаще всего в его монологе встречались определения «спокойная и выдержанная», и Миронова сделала вывод, что жена у этого мешка с деньгами – законченная истеричка.

Впоследствии ее догадка подтвердилась. Нет, гадостей о своей половине Игорь не рассказывал, он вообще о ней почти не говорил. О дочке – да, с мягкой улыбкой, с хвастливыми нотками. А о жене упоминал только вскользь: «Извини, встретиться сегодня не получится. Жена, не предупредив, уехала в Ярославль к подруге, мне нужно вечером быть дома с Полинкой» или: «На мое имя в кассе МХАТа два билета лежат – должны были сегодня с Юлей пойти. Но она с утра не в настроении. Сходи ты, а то пропадут».

Миронова старалась быть такой, как хотелось Грохотову, – спокойной, улыбчивой и беззаботной. И до сих пор у нее это получалось.

Марина поднялась, когда еще не было семи, невыспавшаяся, разбитая, с головной болью. Надела в ванной купальник и, обернувшись цветастым парео, пошла к морю.

Вернувшись в номер через два часа, застала Грохотова свежим, бодрым и веселым:

– О, ты уже искупалась! Молодец! А меня почему не разбудила? Ну и ладно, я все равно в такую рань бы не встал. После вчерашней морской прогулки спал, как младенец. Так что ты еще раз молодец, что вытащила меня на яхту!

Марина понимала, что он пытается сделать их отношения по-прежнему легкими и ровными. И с трудом заставила себя улыбнуться:

– Ты так сладко спал…

Свой сотовый Марина обычно оставляла в номере, а возвращаясь с пляжа или из ресторана, смотрела, нет ли пропущенных звонков и эсэмэсок. Но на этот раз почему-то взяла с собой, засунув тоненький, подаренный Игорем на прошлое Восьмое марта аппаратик в сигаретницу, рядом с пачкой суперлегкого «Парламента».

Сотовый заиграл, когда они уже закончили завтракать и допивали кофе. Марина взглянула на дисплей:

– Танюшка звонит. А-а, так она же тоже здесь, в Турции… Алло!

Марина слушала молча, но по тому, как она изменилась в лице, Игорь понял: случилось что-то из ряда вон. Вопросительно дернул головой: дескать, что там?

Марина приложила палец к губам и прошептала:

– Потом. – А через несколько секунд обратилась к собеседнице: – Давай еще раз: ты сейчас в Анталье, в полицейском отделении аэропорта, скоро тебя повезут в главный офис. Надеюсь, ты еще никаких бумаг не подписывала? И не подписывай! Ничего не подписывай! Пусть вызывают кого-нибудь из нашего консульства. Да, конечно, я приеду. Сегодня же! Ты только без консула и адвоката ничего не подписывай и лучше вообще молчи. И не кисни – что-нибудь придумаем.

Захлопнув крышку телефона, Миронова с четверть минуты сидела молча, закусив верхнюю губу. Потом сказала:

– Таню Дронову взяли в аэропорту Антальи с наркотиками. Мне надо ехать туда. Она такая наивная…

– Подожди! Кто такая эта Таня?

– Приятельница. Я тебе рассказывала: мы каждую субботу вместе ходим в сауну, а потом в кафешке сидим. И что в отпуск почти одновременно в Турцию едем, только в разные города, говорила. Ты что, не помнишь?

– Что-то такое припоминаю. Таня – это которая риэлторша?

– Да нет! Та Настя. О ней уж точно можно не беспокоиться, она бы в такую поганую историю никогда не вляпалась. Танька – учительница в школе.

– А почему ты должна ехать и решать ее проблемы? Сама же сказала – просто приятельница.

– Я не говорила «просто», – резко оборвала любовника Марина. И уже совсем другим, мягким тоном продолжила: – Ну а кто ей здесь еще поможет? И в Москве у нее только мама-пенсионерка. Упекут ведь девчонку в тюрьму.

– Ну а почему ты-то? Почему она этой риэлторше не позвонила? Пусть она и рвет в Анталью. Что я один буду в этой дыре делать?

– Поехали со мной, – неуверенно предложила Марина.

– Еще чего придумала! У меня отпуск – всего две недели, а я буду тратить его на сиденье в паршивых полицейских участках! Имею я право раз в году нормально отдохнуть?!

– Конечно, имеешь. Да, лучше будет, если ты останешься. И номер тогда сдавать не надо, я с собой только самое необходимое возьму. Даст Бог, все окажется недоразумением – и я вернусь. А если нет, ты мой чемодан в Анталью захватишь…

Игорь мрачно смотрел в сторону, выстукивая пальцами марш «Прощание славянки». Марина несколько раз поднимала глаза, не решаясь заговорить. Наконец осмелилась:

– Игорь, дай мне немного денег, чтоб я могла там какой-нибудь дешевый номер снять, и на еду. Ой нет, наверное, мне много надо… Таньке же адвоката нанимать придется. Господи, голова кругом идет! Из местных ведь нельзя брать? Лучше нашего. У тебя, ты говорил, в московской коллегии друг работает.

– Не друг, а знакомый. Вел пару дел моей фирмы. Но он по гражданским специалист, а тут нужен по уголовным.

– Позвони ему, пожалуйста, – с мольбой в голосе попросила Миронова. – Посоветуйся, что можно сделать.

– Хорошо, – с неохотой согласился Грохотов. – Давай только выйдем отсюда, чтоб я все это не при людях обсуждал.

Выйдя из корпуса, Игорь пошагал по свежестриженому газону за куст китайской розы. Марина осталась стоять возле одного из бассейнов, который именовался «тихим». Детей младше четырнадцати сюда не допускали даже в сопровождении взрослых. Шезлонги вокруг голубой, закованной в ультрамариновую плитку глади занимали большей частью престарелые немецкие пары, с утра до вечера резавшиеся в карты.

С полминуты до Мироновой еще доносился веселый голос любовника. По обрывкам фраз она поняла, что тот отчитывается перед приятелем-адвокатом о том, как проходит отдых. Потом слов стало не разобрать – видимо, Игорь отошел еще дальше.

Вернулся он минут через десять.

– Повезло твоей Таньке. В Анталье сейчас отдыхает одна тетка-адвокатесса из Славкиной конторы, на все руки мастер – и по гражданским, и по уголовным. Он обещал через пару минут номер ее мобильного скинуть. Ну, и сам ей позвонит, предупредит, что ты моя протеже. Грохотов, знаешь ли, клиент завидный, должны расстараться.

– Спасибо тебе большое. А как ее зовут, адвокатессу эту?

– Лямурская Жеральдина Германовна.

– Вот это да, – ошалело произнесла Марина. – Как же она в процессах участвует? Ведь ее как представят, зал, наверное, полчаса за животики держится.

Сотовый Грохотова пискнул, извещая, что пришло SMS-сообщение.

– Все. Номер мобильного есть. Да, Славка предупредил, что тетка до денег жадная, может огромную цену заломить, так что надо торговаться. А, кстати, кто ее услуги оплачивать будет? Надеюсь, не ты?

– Сначала надо узнать, сколько она запросит. Потом Насте позвоню – посоветуемся. У Таньки лишних денег точно нет – она, чтоб на отпуск заработать, целый год по ученикам бегала, репетиторством занималась.

Госпожа Лямурская ответила сразу. Назвала Марину милочкой, подтвердила, что коллега ей уже позвонил, оповестила, что не в ее правилах обсуждать размер гонорара по телефону – только при личной встрече. Договорились созвониться, когда Марина приедет в Анталью. Мироновой показалось, что госпожа адвокат не совсем трезва, но делиться своими подозрениями с Игорем она не стала.

В номере, под аккомпанемент очередной серии про прокурора Марию Швецову, Марина побросала в большую пляжную сумку несколько футболок, легкие джинсы, косметичку. Она уже была готова к выходу, а Грохотов все сидел, увлеченно следя за расследованием очередного убийства.

– Игорь, ты обещал деньги, – робко напомнила Марина.

Он поднялся с кровати, вытащил из сейфа бумажник, отсчитал две тысячи долларов. Подумал и добавил банкноту в пятьсот евро. Отдавая деньги Марине, сказал:

– Этим ты, конечно, с адвокатессой не расплатишься, да еще и жить на что-то надо, передачи твоей подружке покупать… Но ты же намеревалась с этой вашей риэлторшей связаться… Если что – звони. В крайнем случае с карточки сниму.

Марина поднялась на цыпочки и поцеловала любовника в щеку:

– Спасибо тебе.

На сей раз ее благодарность была абсолютно искренней.

«ТЕРРИТОРИЯ ПОРОКА»

Было два часа ночи, когда, выйдя из отеля, Настя оказалась на пустынной улице. На набережной кафешки и ресторанчики работали до самого утра, а некоторые и круглосуточно, но мысль о том, что придется проходить мимо места, где несколько часов назад она бросала Кемалю в лицо тяжелые, как булыжники, полные злобы и презрения фразы… Нет уж, лучше поймать такси и доехать до центра Мармариса – этой «территории веселого порока», как выразился их отельный гид.

А может, позвонить Хасану и попытать его насчет самых злачных местечек? Где музыка грохочет так, что выносит мозги, где коньяк или текилу наливают не в рюмки, а в стаканы, где можно забыть о том, кто ты, где ты и что с тобой было. Три часа назад. Неделю. Месяц. Всю жизнь.

Таксист притормозил на небольшой площади с фонтаном, показал в сторону сверкающей огнями улицы, улыбнулся щербатым ртом:

– Дискотека. Кайф. Мальчики.

Признал-таки в Тищенко русскую, хотя пара фраз, которой Настя удостоила его за всю дорогу, была сказана на английском.

– Это как раз то, что мне нужно, – буркнула она, отдавая водиле бумажку в десять евро – в три раза больше, чем стоила поездка. – Сдачи не надо.

Улица, по которой шла Настя, сверкала многоцветьем реклам, отовсюду неслась музыка – мелодии разных стилей сливались в какую-то дьявольскую какофонию.

– О-о! Снегурочка! Заходи сюда!

Огромный, атлетически сложенный негр призывно махал рукой. Настя замедлила шаг. Чернокожий гигант подлетел к ней в мгновение ока:

– Ты Снегурочка, а я Дед Мороз.

«Ну что ж, можно напиться и с Дедом Морозом», – решила Настя, повернулась на девяносто градусов и, чеканя шаг, двинулась внутрь клуба. В дверях оглянулась, чтобы убедиться, что спутник идет следом. Но чернокожий парень и не думал ее сопровождать. Перехватив вопросительный взгляд завербованной клиентки, состроил скорбную гримасу:

– Я секьюрити. Стоять здесь.

– Ага, понятно, элемент наружной рекламы, – пробормотала Тищенко, шествуя прямиком к барной стойке.

Кто-то сунул ей в руку на входе «аперитив-комплимент», который она, прежде чем взгромоздиться на высокий стул, щелчком пульнула по полированной столешнице в дальний угол.

– Коньяк. Двести граммов, – заказала Тищенко по-русски, справедливо полагая, что уж если таксист и зазывала проявили знание языка Пушкина и Толстого, то бармену сам Аллах велел. Тот кивнул, достал из-за спины фужер для шампанского и, продемонстрировав этикетку «Hennessy», налил посудину до краев. Подвинул блюдечко с тонко нарезанным лимоном и дощечку с лепестками сыра. Улыбнулся одними губами:

– Нормаллно?

– Пойдет.

Фужер Настя опорожнила залпом. Бармен даже перестал тереть белоснежной салфеткой пузатый пивной бокал.

Настя попросила сахар. Посыпала им несколько лепестков сыра, положила сверху кружок лимона. Этой единственно возможной для коньяка закуске ее научил один из любовников.

Теперь она сидела и ждала, когда начнет хмелеть. Только вместо расслабления и куража коньяк отчего-то вызвал мелкое противное дребезжание внутри и легкую тошноту.

– Давай еще сто, – потребовала Настя, подвигая бармену пустой фужер. На сей раз в его глазах промелькнуло сомнение.

– Думаешь, не смогу расплатиться? – Анастасия криво ухмыльнулась. – Возьми вперед. – Она притянула к себе болтавшуюся где-то за спиной сумочку, рванула молнию, достала кошелек, кинула на стойку с десяток купюр в сто и пятьдесят евро. – Ну сколько я должна за твой вонючий «Хеннеси»?

Бармен взял лежавшую сверху зеленую банкноту, положил в ящик кассы. Сдачу и разбросанные по стойке купюры собрал в аккуратную стопку и вложил Насте в руку. Кулак с зажатыми в нем деньгами подтолкнул к кошельку. Настя снова ухмыльнулась:

– Какая забота!

Сумку она снова хотела закинуть за спину. Но бармен перехватил ремешок, накинул его Насте на шею, а ридикюль положил на стойку перед клиенткой. И только после этого налил в фужер коньяку. Вчетверть меньше того, что в первый раз:

– Больше – нет. Нельзя.

– Да ты кто такой, чтоб мне указывать?! – вскипела Настя. – Налей, сколько сказали!

Парень молча помотал головой и, обернувшись, крикнул:

– Исса!

Через секунду из задворок бара появился невысокий плотный мужчина лет пятидесяти с неестественно белым и широким пробором на черных зализанных волосах. Бармен показал глазами на Настино запястье, на котором болтался белый пластиковый браслет с названием отеля.

Тищенко точно помнила, что коньяк она допила. Потом мужичок с пробором вышел из-за стойки, взял ее под руку и повел на улицу. Там попросил дать ему денег. Нет, не ему, а таксисту. Настя дала.

Всю обратную дорогу она, кажется, проспала. Во всяком случае, очнулась только тогда, когда кто-то сильно потряс ее за плечо. Следующий этап – из машины в номер – Тищенко преодолела почти осознанно. Вот только ноги слушались плохо, поэтому пришлось крепко вцепиться в двух нехилых парней, которые в свободное от перетаскивания пьяных туристок время трудились носильщиками.

Проснувшись утром, Настя обнаружила, что лежит на кровати ничком и в полной экипировке. Точнее, полулежит, потому что на ложе располагалось лишь две трети ее бренного тела – ноги от середины бедра свисали над полом и страшно затекли. А вот голова, как ни странно, не болела. Зато пить хотелось нестерпимо.

– Так вот ты какой, дедушка сушняк, – пробормотала Тищенко и открыла дверцу вмонтированного в туалетный столик бара-холодильника. Там стояли маленькие бутылочки: спрайт, кока-кола, пиво, минералка. Тищенко решила начать с самого сладкого. За колой последовал спрайт, потом минералка. Пиво она допить не смогла.

Наручные часы показывали половину девятого. Надо надеяться, все же утра, а не вечера. Нет, точно не вечера, потому что сквозь неплотно задернутые шторы пробивался яркий солнечный свет.

Подставляя голову, плечи, спину под тугие водяные струи, Тищенко решала, хочет она есть или нет, и давала себе задание непременно наведаться в медпункт, поскольку вчера легкомысленно пропустила визит к врачу.

Предыдущий день она приказала себе вычеркнуть из жизни. Вымарать. Уничтожить. Мозг сделал вид, что подчинился, однако не вычеркнул, не выбросил и не уничтожил, а запрятал в самый дальний чуланчик, прикрыл туда дверку и повесил замок.

Настя тщательно уложила волосы, поверх купальника надела нарядную тунику из натурального шелка. Подошла к большому, висящему над туалетным столиком зеркалу, и с удовлетворением отметила, что никаких следов ночного загула на физиономии не наблюдается. Провела руками по груди, талии, бедрам и подмигнула своему отражению:

– Фиг ли нам, красивым бабам!

Все лежаки у бассейна оказались заняты. Она уже хотела двинуть на пляж, как услышала:

– Настя! Идите к нам! – У бара с двумя бокалами пива в руках стоял Николай.

Когда они подходили к занятым его семейством лежакам, он радостно завопил:

– Смотрите, кого я привел!

Вероника вежливо улыбнулась, осведомилась о здоровье и углубилась в толстую, обернутую газетой книгу. Никита, занятый японским кроссвордом судоку, взглянул на чужую тетку без всякого интереса, а когда отец попросил его освободить лежак («Все равно же не загораешь!»), сделал это с демонстративным неудовольствием.

Николай спросил, что принести Насте из бара.

– Пожалуй, мороженое и стакан колы со льдом.

– Айн момент!

– Надо же! Кто бы мог подозревать в тебе такое джентльменство! – едко заметила Ника.

«Чего это она бесится? Уж не ревнует ли своего бесценного? – лениво подумала Тищенко. – Может, ее Коля ходок? Да нет, не похоже…» Ее размышления прервал сам Николай:

– Настя, я не спросил, какое именно мороженое вы предпочитаете. Взял четыре шарика: вишню, киви, дыню и ваниль с тертым шоколадом.

Ника, не отрывая глаз от книги, хмыкнула то ли иронично, то ли презрительно. Николай, чтобы загладить неловкость, поспешно поинтересовался:

– Настя, а вы сами откуда?

– Из Москвы.

– Там и родились, и школу закончили?

– Нет. Я с Урала.

Ника опять хмыкнула. Недобро, с издевкой.

– Что-то не так? – обернулась к ней Тищенко.

– Да нет, ничего особенного. Просто я вспомнила фразу из кино: «Она что, с Урала?»

«А ты, милочка, еще и глупа, как пробка, – подумала Настя и, вопреки своему жизненному правилу не обращать внимания на больных и идиотов, разозлилась: – Что ж, получай, фашист, гранату!» Она повернулась на бок, спиной к Нике, лицом к Николаю, картинно оперлась локтем о лежак и, помешивая ложечкой в вазочке с успевшим подтаять мороженым, почти пропела:

– А вы, Коля, где живете?

– В Саратове.

– А в Москве часто приходится бывать?

– Не очень. Раз в полгода примерно. На семинары приезжаю – я в филиале фирмы по продаже бытовой техники работаю, в отделе маркетинга.

– Да мы с вами почти коллеги! – с преувеличенным оживлением заметила Тищенко и села на шезлонге, так что теперь ее колени почти касались густой поросли на ногах Николая. – Я продаю недвижимость, а вы ее наполняете всякими умными агрегатами. Перед отъездом обменяемся телефонами: будете в столице, позвоните, пересечемся где-нибудь.

Настя была довольна: у нее даже зачесалось между лопатками в том месте, которое последние десять минут прожигала взглядом Ника.

И вдруг Тищенко стало скучно и противно. Ну зачем она дразнит несчастную глупую Нику, которая обязательно устроит мужу скандал?

– Пойду искупаюсь, – бесцветным голосом сказала Настя и пошлепала к бассейну. Она пару раз проплыла по «горной речке», съехала по водяной горке. А когда вернулась, обнаружила, что соседи испарились.

Близилось время обеда, народ потянулся к ресторану. Вскоре у бассейна осталось человек двадцать. По пляжу начали сновать мальчики из будки по раздаче полотенец. Подойдя к шезлонгу, на котором, кроме куска махровой материи, ничего не было, они воровато озирались и, перекинув оставленное без присмотра полотенце через плечо, шли дальше.

Тищенко сразу припомнила, как вчера у ресепшн русская женщина и ее сын-подросток не хотели платить двадцать евро за пропавшее с лежака полотенце. «Говорила тебе, не сгребай все вещи на мой лежак! – ворчала мамаша, бросая взгляды-молнии на безответственное чадо. – Оставил бы на своем книжку или сумку – никто бы к полотенцу не притронулся. Побоялись бы за чужие вещи отвечать! Теперь в дьюти-фри в аэропорту даже не проси ничего – не получишь!»

Понаблюдав за загорелыми крепкотелыми предпринимателями с четверть часа, Тищенко сделала вывод: бизнес у мальчиков – отнюдь не мелкий. Двенадцать полотенец на двоих – это двести сорок евро. Даже если они делятся с теми, кто на ресепшн, все равно нехило получается.

Настя полежала еще с полчасика, потом собрала вещи и медленно побрела в корпус.

За дверью у соседей было тихо: либо они еще сидели в ресторане, отложив скандал на послеобеденную сиесту, либо уже помирились. Ну не поубивали же они друг друга в конце концов?

Бросив в номере баул с пляжными принадлежностями, Тищенко отправилась покупать сувениры. Надо же чем-то себя занять…

Рынок через дорогу от центрального входа в отель был большой, но бестолковый, явно не из тех, где неспешно ходят между рядами, вдумчиво изучая ассортимент, тщательно разглядывают товар и пристрастно обсуждают его достоинства с продавцом. Здесь все было рассчитано на то, что турист в последний день перед отъездом пролетит как вихрь, похватает первое, что попадется на глаза, и помчится обратно – к морю, к бассейну, к заключительным десяти бокалам бесплатного пива.

Прилавок с темно-синими стеклянными кругляшами под названием «глаза Фатимы» окружало плотное кольцо. Недорогие обереги от сглаза туристы расхватывали, как горячие пирожки. Большие брали для себя, поменьше – для родственников.

А вот у столика с серебряными сережками и кулончиками не было никого, кроме маленького сухонького старичка-продавца. Тищенко вдруг стало его жалко, и она, не торгуясь, купила пару сережек в виде морских коньков с вставочками из розового перламутра и подвеску, отдаленно напоминающую морскую звезду. «Подарю кому-нибудь», – решила она, давно уже не носившая пусть и симпатичные, но дешевые, не по статусу, побрякушки.

Настя ждала лифт, когда кто-то тронул ее за плечо.

– Простите, вы Анастасия? – спросила женщина лет сорока с нелепым ирокезом на голове.

– Да.

– Нам вас рекомендовал Николай, он рядом с вами живет.

– В качестве кого? – недоуменно уставилась на незнакомку Тищенко.

– Вам при заселении давали такие листки на русском, где написано, в каких ресторанах в какое время можно есть бесплатно? Вы не помните, в вашей распечатке было что-то про бесплатное посещение салона красоты?

– Да, там написано, что один раз…

– А они говорят, что надо платить! – хлопнула себя по бедрам женщина. – Я им этот листок в морду сую, смотрите, говорю, вы же сами это напечатали! А мужик, который на ресепшн, взял и черным фломастером про салон закрасил. Говорит, в прошлом году такой презент был, а в этом – нет. А в салоне 40 евро требуют. И было бы за что! – Женщина дернула себя за щедро налаченный гребешок. Главное, я утром дочку в парикмахерскую посылала, чтоб она переспросила, точно ли бесплатно? Сказали, да. А когда я из кресла поднялась, мне счет. И что теперь делать?

– Простите, но я-то тут при чем? Я такая же отдыхающая, как вы. Обратитесь к своему гиду.

– Да у нашей компании не гид, а какая-то полудохлая каракатица. Три дня от нее не могли добиться, чтоб номер нам поменяла. Должен быть с видом на море, а поселили в таком, откуда с балкона только торец соседнего отеля и какие-то хозпостройки видны. Вызвали администратора и эту нашу каракатицу. Где море, спрашиваем. Турок через перила перевесился, обвился, как угорь, вокруг колонны и оттуда сипит: «Вот оно и море!» А каракатица: «Как же нету моря? Очень его даже хорошо видно! Условия договора соблюдены!» Помучились мы, помучились и отступились, а теперь вот перед самым отъездом за бесплатный салон хотят содрать.

– Я все-таки не понимаю, при чем тут я?

– Николай рассказал, что вы им очень с кроватью помогли. Так тут всех построили! Разберитесь и с нашим вопросом. Ладно б еще нормальную прическу сделали, а то ведь сейчас в номер – и под кран. Куда я с таким ирокезом? Муж и дети чуть со смеху не умерли.

– Нет уж, извините. Я, знаете ли, отдыхать сюда приехала, а не решать чужие проблемы.

Поворачиваясь, Настя успела заметить, какой неприкрытой ненавистью блеснул взгляд соотечественницы.

«Может, мне тоже наведаться в этот салон? Пусть помоют голову, уложат, а потом трясут своим счетом. Платить я откажусь… Слабый организм отреагирует на разборки глубоким стрессом. Потребую, чтоб доктор занес ухудшение состояния в карточку и причину отразил…» Но мысли о том, что глупо пропускать такой суперповод для очередной претензии, были сами по себе, а Настя Тищенко – сама по себе…

В номере чуть уловимо пахло каким-то дезинфицирующим средством. «Подстраховываются», – отметила Настя. В салон она сегодня не пойдет, может, завтра или послезавтра, но визит доктору надо нанести прямо сейчас.

Тищенко открыла шкаф, пробежала глазами по развешенным на плечиках тряпочкам. Нужно надеть что-то, что соответствовало бы ее положению хоть и выздоравливающей, но все же не до конца оправившейся от последствий тяжелого недуга.

В разгар ревизии лежавший рядом с телевизором сотовый (перед походом на рынок Настя поставила его на зарядку) издал писк, оповещая хозяйку о пропущенных вызовах. Их было восемь. И все от Марины Мироновой.

«Чего это она звонит? – изумилась Тищенко. – Заскучала со своим любовником и хочет встретиться? Вряд ли. От Сиде до Мармариса чертова тьма километров».

Маринка ответила после первого гудка:

– Настя? Слава богу! Я тебе звоню, звоню. Танька наша вляпалась… Очень крупно вляпалась. Ее обвиняют в перевозке наркотиков. Триста граммов героина по турецким законам на 20 лет тянут. Без права на амнистию.

– Постой! Откуда у нее наркотики? Откуда она их везла? Из Москвы?

– Из какой Москвы? Из Стамбула! Какой-то местный урод ей мозги запудрил и курьером отправил. Из Антальи в Стамбул – с деньгами, а обратно – с наркотой.

– И она согласилась?

– Да он ее не спрашивал! Про деньги сказал, что это сувенир брату, а тот как будто бы ответный презент послал, поняла?

– Ничего не поняла, но это потом. Ты где сейчас?

– Еду в Анталью. Буду встречаться с адвокатессой. Она наша, из Москвы, здесь как раз отдыхала. Игорь помог на нее выйти. Слушай, у тебя деньги с собой есть?

– Есть. Наличными штуки две – в баксах и евро, и на карточке еще…

– Хорошо. Ты можешь сюда приехать? Или как-нибудь перешлешь?

– Ты еще спрашиваешь! Приеду, конечно!

– Ну все-таки тебе далеко добираться…

– Да хрен с ним, с этим Мармарисом! Если бабки останутся, мы и в окрестностях Антальи нехило оторвемся. Втроем. Хотя нет, вчетвером. Игорь-то с тобой?

– В Сиде остался. Чемоданы стережет.

– Ясно. Я сейчас узнаю, на чем к вам можно добраться, и тут же выезжаю. Буду на месте, позвоню.

В холле, метрах в пяти от стойки ресепшн, куда Тищенко направлялась, чтобы выписаться из отеля и заказать машину до Антальи, в кресле за низеньким столиком сидел Хасан. Увидев Настю, он привстал, улыбнулся и, подняв в приветствии руку, спросил:

– Проблемы?

Раскрывать истинную причину своего преждевременного отъезда Анастасия не собиралась. Если бы клерк с ресепшн вздумал допытываться, сказала бы, что в Анталье ее ждет подруга. Но отельный гид, который, судя по всему, неплохо к ней относится, мог оказаться полезным. «Надо все ему рассказать, – решила Настя. – Вдруг даст дельный совет: как, скажем, вести себя в полиции, кому в лапу сунуть… Неплохо бы знать: их полицейские вообще-то берут или нет? А вдруг у них за взятку голову отрубают?»

Хасан слушал Настин рассказ, мрачнея с каждой секундой.

– Я слышал, что такое бывает, но не верил. Женщин за героином посылают, а они ничего не знают… Что наркотики в Анталью, Аланью, Мармарис везут из Стамбула, давно известно. В большом городе лабораторию спрятать легко, там таких много, где из опия-сырца героин делают. А потребители качественных наркотиков в курортные города со всего света приезжают. Не больные, которые без них уже не могут, а те, которые только в отпуске себе кайф позволяют. Грамм героина в Стамбуле 10 долларов стоит, а в Мармарисе его за сто продают. Представляешь, какой это выгодный бизнес?

– Да, особенно если курьеру ничего платить не нужно.

– А как фамилия твоей подруги?

– Дронова. Татьяна Дронова. Отчества я не знаю.

– Сейчас я попробую позвонить знакомому – он теперь в Анталье в охране банка работает, а раньше в полиции служил. Может, узнает что-нибудь. Ты вещи сюда неси. Пока за чемоданом ходишь, я скажу, чтоб документы на выписку подготовили, и позвоню приятелю, который держит таксопарк. До Антальи 320 километров – часа за четыре доедете.

Едва Настя появилась в холле, везя за собой чемодан, как дежурный администратор, тот самый, у которого она в первый вечер выбивала кровать, завопил, будто ошпаренный:

– Madam, madam, come here, please![24]24
  Мадам, подойдите сюда, пожалуйста! (англ.)


[Закрыть]

Настя поискала глазами Хасана – в холле его не было. «Ладно, выпишемся пока», – решила она, направляясь к стойке.

Администратор, плотоядно улыбаясь, выложил счет. В нем значилось, что постоялица употребила из находящегося в комнате мини-бара девять бутылок прохладительных напитков, шкалик с мартини и четыре шоколадки.