Текст книги "От ненависти до любви"

Глава 21

На этот раз мне повезло. – чудом попала на тропу и бросилась навстречу людям, которые поднимались снизу. Я снова закричала, отозвался мужской голос. Я узнала его – Шихан.

– Дед Игнат! – завопила я что было мочи. Ноги вдруг подкосились. Я упала, но чьи-то руки заботливо подняли меня. И сквозь то ли слезы, то ли капли дождя я разглядела лицо Шихана. Он что-то ласково гудел в бороду, заботливо стряхивая с моей куртки сухую хвою, обирал какие-то веточки, гладил по голове, а затем, обернувшись, крикнул в темноту:

– Нашел, нашел Марью! Жива-здорова!

Я разглядела, что следом за ним поспешает еще кто-то – высокого роста, с окладистой бородой. Я присмотрелась и узнала деда Маркела из Безенкуля. Старую веру он не исповедовал: курил злой самосад, не прочь был приложиться к бутылке, слыл знатным охотником. В Марьясово наведывался частенько, сдавал пушнину в лесхозе, отоваривался на вырученные деньги в магазине, а затем шел к приятелю Шихану.

– О! И дед Маркел здесь! – сказала я, шмыгая носом. – Ты-то откуда взялся?

– Знамо дело! – отозвался тот степенно. – Мальчонку искали!

– Нашли? – быстро спросила я.

– А как же? – переглянулись деды. – У самого болота… У Поганкиной Мари!

– У болота? – обомлела я от неожиданности. – Костик? Не может быть! Как он туда добрался? Там же горы, перевал… Взрослому пешком не одолеть…

– То господу ведомо, как он перевал прошел, – дед Маркел перекрестился. – Но своими ногами!

– Какими ногами? – рассердилась я. – Он же не ходит!

– Мария, – строго сказал Шихан, – говорят тебе: прошел! Я на пасеке был, ничего не знал, а под вечер возвращаюсь, смотрю, кто-то в камышах бредет, грязь под ногами чавкает. Присмотрелся – свят, свят! – а это мальчонка с метеостанции. Я не меньше твово удивился. А он мне рассказывает, что к острову идет, а то, дескать, какие-то люди захотели похитить Золотую Бабу и он должен их непременно остановить. Иначе плохо будет всем! Ну, я ему в ответ, что болото непроходимое, никаких там островов нет, тем более Золотой Бабы. А он свое твердит: «Пойду!» – и все тут! Кое-как уговорил его на станцию вернуться. Посадил на коня, до перевала не доехали, глянь, навстречу куча людей. А с ними и Серега Батраков, и постоялец мой, и Никола, родитель, значитца, мальчонки… Оказывается, его с раннего утра ищут.

Мысленно я прикинула расстояние, которое больной ребенок преодолел за несколько часов. Это не поддавалось разумению.

– Дома он своими ногами пошел?

– Своими, – кивнул Шихан. – С лошади спрыгнул, когда подъехали, к матери побежал!

– Ну, чудо какое-то! – покачала я головой. – Даже не верится!

– Господь все видит! – Маркел вновь перекрестился. – Значитца, нужно ему было, чтобы пацан пошел!

– Ну и слава богу, если так! – я посмотрела на дедов. – А меня с каких щей искать вздумали?

– Так лошадь твоя прям на станцию прискакала, – пробурчал Шихан. – Часа три назад или четыре. В пене вся, брюхо подвело. «Сидор» возле седла с припасами. Мы думали, сбросила тебя. Не чаяли живой найти!

– Не сбросил он меня! – обиделась я. – Сама повод упустила. Испугался медведя.

– Медведя? – переглянулись старики.

А Шихан принялся сердито отчитывать меня:

– Марья, ты в своем уме? У него же гон сейчас, порвет и не заметит! И убежать невозможно, по любому бурелому мчит быстрее твоего Воронка.

– Все обошлось, – махнула я рукой. – Убрался куда-то в камни. А я пока мишку выслеживала, тропу потеряла. Вот бродила кругами, словно мне голову кто заморочил.

– А что? Она тайга такая! Захочет – заморочит, захочет – одарит… – заметил глубокомысленно Маркел.

– Да, да, одарит! – Я вспомнила о своей находке и извлекла из кармана кисет. – Смотрите, что я нашла. Золото! И самородки, и рассыпное. А еще какие-то монеты, Кажется, старинные…

И рассказала своим спасителям о лабазе и могиле шамана.

Шихан с недоверчивым видом принял у меня кисет, осмотрел со всех сторон, зачем-то понюхал, а затем запустил в него пальцы.

Я с трудом различала его лицо, но все же поняла: что-то не так!

– Золото, говоришь? – хмыкнул Шихан. – А по мне – табак!

Он высыпал мне на ладонь щепотку темного вещества. Ядреный дух самосада ударил в нос. Одновременно с Маркелом мы звонко чихнули.

– Табак? – опешила я. – Что за чертовщина? Я ж сама в руках золото держала… Монетки… Головку золотую…

Я забрала у деда кисет, раскрыла его шире и нырнула уже ладонью. Пальцы уткнулись в мягкую смесь, и я снова чихнула от забористого запаха.

– Правда, табак, – согласилась я растерянно. – Но ведь я не спала! И лабаз этот видела лучше, чем вас сейчас. Днем же дело происходило!

– Да ладно, чего там! – отмахнулся Шихан. – Пригрезилось тебе с устатку, в тайге чего не бывает! Забудь!

– Как забудь? До него тут метров сто всего! А ну, пойдем! – Я потянула Шихана за рукав дождевика.

– Уймись, – строго сказал дед. – С какой дурнины в каменья полезем? Если есть лабаз, то с утра и посмотрим! А сейчас место надо искать посуше да костер разводить. Ночью по тайге лучше не шарахаться! Я вот ракету запалю, чтоб мужики на станцию возвращались. Они ж по всей тайге рассыпались, тебя ищут!

Он достал из кармана сигнальную ракету. Хлопок, шипение, красная ракета ушла в небо, осветив на мгновение поляну и черневшие вокруг деревья.

– Ну, вот и слава богу, – сказал он умиротворенно. – Сейчас чай вскипятим, супчик сварганим! Проголодалась небось?

– Ой, проголодалась! – Я передернула плечами. – И замерзла, спасу нет!

– Во молодежь пошла, – подал голос Маркел. – В тайге, с ружжом, а с голодухи помирают! Глухаря б какого подстрелила, что ли!

– Хватит уже! Проехали! – рассердилась я. – Давайте место искать для ночлега.

– Дык нашел я. Сюда идите! – отозвался Маркел. – В камнях можно укрыться. Только лапнику натаскать, и спи себе на здоровье.

Я удивилась, как он сумел отыскать в темноте подходящее «местечко». Но спорить не стала, отправилась за Шиханом.

– Сухую б растопку найти, – сказал Маркел, когда мы приблизились к скоплению больших камней. Под ними угадывалось что-то вроде грота.

Задрав куртку, я вытащила из-за ремня несколько кусков бересты. В отличие от золота, в табак она не превратилась.

– Вот, как раз из лабаза, – с гордостью произнесла я. – Так что не сказки я вам рассказывала.

Старики не ответили. Маркел тут же сложил шалашиком несколько веток, которые нашлись под камнями, подсунул под них бересту, и уже через минуту заиграло-затрещало пламя, заплясали тени, а я протянула руки к огню, чувствуя, как тепло обволакивает, согревает, да и душа у меня тоже почти оттаяла.

Шихан тем временем ушел в темноту, следом раздались удары топора, и вскоре он вернулся с огромной охапкой пихтовых лап. Я разложила их в гроте. Там было тесновато, но лучше спать в тесноте, чем под открытым небом. Шихан еще пару раз сходил за лапником. Постель получилось высокой, мягкой, а когда я накрыла ее сверху плащ-палаткой, которую дед достал из вещмешка, то ложе вышло хоть куда! Вдруг страшно захотелось спать, но есть мне хотелось не меньше. К тому же я понимала: нужно высушить одежду и обувь, иначе ночью замерзну намного сильнее, тогда простуда обеспечена. А болеть мне не полагалось.

Деды суетились возле костра. Дело у них спорилось. В подвешенном над огнем котелке варился таежный суп. Маркел покрошил в воду вяленое мясо, крупно порезал с пяток картофелин, сыпанул сухих травок. Запах разлился просто необыкновенный! Я сглотнула слюну, а дед уже колдовал над вторым котелком. Бросил в него несколько веточек смородины и отставил в сторону, чтобы чай настоялся как следует.

– Прошу, гости дорогие, к столу! – И забренчал железными мисками и кружками, которые достал из «сидора».

* * *

Костер отбрасывал пламя в черное небо. Я развесила для просушки куртку и носки, вытащила стельки, расшнуровала ботинки и поставила их ближе к огню. Шихан одолжил мне чистые портянки. В них было по-домашнему тепло и уютно. Мы сидели рядком на длинном чурбаке, который Маркел отыскал в камнях, пили чай и молчали, пока я вновь не затронула больную для меня тему.

– Одного не пойму, – сказала я, отставив пустую кружку, – как могла принять табак за золото. Я ж его руками собирала. И ни разу не чихнула. Ерунда какая-то!

– Значитца, не твой это клад был, – подал голос Маркел. – Это ведь такое дело: не то слово скажешь, и нет ничего. В труху превратится или в черепки битые. Клад вообще не всякому дается. Тут уж слово особое нужно знать или молитву читать «Отче наш» сорок сороков. А еще он тяготы несет. Сегодня сладко ешь и мягко спишь, а завтра снова полный шиш. А бывало и страшнее. Золото возьмет бедолага, да и сам не рад: и месяца не пройдет, как вся семья сподряд вымрет.

– Уймись, Маркел! – оборвал его Шихан. И, с аппетитом зевнув, перекрестил рот. – Спать пора. Завтра по заре вставать!

– Подожди, дед Игнат, – остановила я Шихана, – вспомни, как ты мозги нам заправлял в избушке про клады заповедные? А сейчас что, не нравится?

– Та пусть брешет, коли не лень, – сердито бросил Шихан. – И охота тебе слушать?

– Тебя же слушала, – огрызнулась я и снова обратилась к Маркелу: – Что-то не замечала я у тебя тяги к кладоискательству.

– Так какие твои годы? – ухмыльнулся Маркел в сивые усы и запустил пятерню под солдатскую шапку-ушанку. – Тебя и в зачине не было, когда я мары копал, могильные курганы, так скажем. Где-то в пятьдесят третьем к артели пристал. Золото бергалы[5]5
  Дикие старатели (диалект.). – Прим. автора.


[Закрыть] мыли в тайге. Только не к душе мне это пришлось. Так и смотри, чтоб за кроху золота кто не порешил. А потом старик один – он давно золотишком баловался, только остарел совсем – решил от энтого дела отойти и меня с собой позвал. Дескать, были у него на примете мары, где еще никто не копал. Ушли мы рано, до росы, чтоб не прознали, куда двинулись. Вот и вывел меня дедок через месяц в те места заповедные. А пока шли, вечерами он все сказки-побаски рассказывал, что, мол, в курганах энтих древних и деньги золотые можно найти, и прочие дорогие вещи. Эти клады не опасны, около них нет чертовщины, а если при которых и есть, то самая малость, одной воскресной молитвы достаточно, чтобы оборониться. Молод я тогда был, в голове ветер гулял, думал без труда разбогатеть. Но только дошли мы до места, дед мой, то ли от усталости, то ли от болезни какой, дух испустил. И остался я один-одинешенек. Не бросать же начатое, притом хитростям кое-каким он все-таки меня обучил. Принялся я за это дело усердно…

– Маркел, – окликнул его дед Игнат, – не забивай девчонке голову! И ты, Марья, чепуху поменьше слушай!

– Пусть рассказывает, – отмахнулась я. – Все ночь быстрее пройдет!

– Одно слово, – продолжал как ни в чем не бывало Маркел, – изрыл-ископал я маров довольно, но ни черта не нашел путного, кроме человечьих костей, битых кувшинов, ржавых копьянок[6]6
  Наконечников стрел (диалект.). – Прим. автора.


[Закрыть] да разной, с позволения сказать, фунды, ни к чему для нашего брата негодной. Только не знал я, что не будет фарта, не откроется ценный клад, если берешь всякую мелочовку. А еще счастье не любит жадных. И болтливых тоже. Не зря говорят: «Нашел – молчи, потерял – молчи».

– Маркел, – снова подал голос Шихан. Он достал найденный мной кисет и уже свернул приличных размеров самокрутку. – Запалим Машиного самосада, да на боковую. Вишь, у девки глаза слипаются!

– Не хочу я спать, – с досадой отмахнулась я. – Не мешай! – И заторопила Маркела: – Давай, рассказывай. Так и не нашел своего богатства?

– Было, да однажды всего, – дед перекрестился на огонь. – И не все удалось взять. То ли сам поспешил, то ли заклятье какое на том кладе лежало. Работал я тогда скотником на втором отделении Макаровского совхоза. Как-то шел полем, не дошел-то версты полторы до деревни, решил перекусить чем бог послал. Присел на холмушечку и вижу, рядом суслик столбиком стоит. Отщипнул я кусочек калача и бросил ему. Суслик схватил и скрылся в нору. Через минуту или две гляжу – тихонько выкатывает из норы вместе с песком серебряную копеечку, за ней другую, третью, четвертую… За полчаса накатал целую горсть. Сотворил я молитву, сгреб их и пошел домой как ни в чем не бывало.

Шихан подбросил дров в костер и повесил над огнем котелок с чистой водой. Маркел полез в кисет и принялся медленно сворачивать самокрутку. Я терпеливо ждала, пока он справится с «козьей ножкой». Наконец, дед неторопливо затянулся, выпустил через нос струйку дыма и так же неспешно заговорил:

– Со следующей ночи принялся я раскапывать курган. Сряду три ночи работал, от вечерней до утренней зари. Дорылся до свода из листвяга. Но что под сводом-то? Вот запятая! Разломал я его: а там вход вроде норы. Ну, прополз я по норе – смотрю, а там стена еще одна – каменная. Нажал на нее, а потолок стал осыпаться, рушиться. Выбрался я оттуда от греха подальше. И взять не взял ничего путного. А серебряные копеечки, что суслик накатал из норы, променял на корову Кильдибеку, местному дархану[7]7
  Кузнецу (диалект.). – Прим. автора.


[Закрыть]. Копеечки те были не круглые, а продолговатые, на иных и слова были видны, но не наши, а какие-то мудреные, с закорючками.

– Слушай, дед, так в кисете тоже монетки были, длинные. И значки на них виднелись, вернее, не значки, – исправилась я, – арабские буквы…

– Марья, помстилось тебе! – усмехнулся Шихан. – Табак ты нашла, какие там монетки? – И спросил: – Чаю налить?

– Не надо, – отказалась я и снова обратила внимание на Маркела. – Дед, ты что-то про Макаровский совхоз поминал. Это не Макаровка, случайно?

– Ну да, Макаровка, – Маркел перекрестился. – Теперь туды лучше не соваться. Гиблое место, нехорошое.

– Это мне и без тебя известно. Скажи лучше, знал ли ты местного шамана Хурулдая?

– Хурулдая? – в один голос переспросили старики, и я заметила, как они переглянулись.

– Ну да, Хурулдая, – сердито сказала я. – Говорят, он морок всякий напускал, когда там археологическая экспедиция работала. Может, боялся, что Алтанхас найдут? Золотую Бабу?

– Какую Золотую Бабу? – Глаза Шихана настороженно блеснули из-под седых бровей.

– Но ты ж сам рассказывал, – я изобразила почти святую невинность, – что идола там вроде золотого нашли… Золотую Бабу… И ученые вроде погибли, когда через Кайсым переправлялись…

– Про идола рассказывал, и про ученых, – с недовольным видом согласился Шихан, – а про Золотую Бабу – ни-ни… С чего ты взяла?

– Так говорят, что Золотую Бабу, Алтанхас другими словами, у нас на болотах прячут или прятали. Тебе даже Костик пытался об этом сказать…

– Мало ли что пацану от болезни в голову взбрело? – рассердился Шихан. – И ты туда же… Утомилась, что ли?

– Я в своем уме! – разозлилась я. – Есть тому свидетельства, что Алтанхас – сильное божество у местного народа. Обряды возле него шаманы справляют. Жертвы приносят. Всегда огонь возле нее горит. Считается, если идол пропадет, то вымрет весь народ.

– И откуда ж такие подробности? – Шихан даже отставил в сторону кружку с чаем.

– Из достоверных источников, – ответила я, решив особо не распространяться, кто же являлся источником.

Но деды или сами что-то знали – зачем бы им тогда переглядываться? – или я их просто-напросто огорошила своими познаниями.

– Может, потому Макаровка и обезлюдела, что Алтанхас кто-то выкрал? – продолжала допытываться я.

– Марья, – покачал головой Шихан, – чушь городишь! На каких болотах этого идола прячут? Сколько лет тут живу, ничего не слышал. Сказок наслушалась?

– Да не сказки это, – не сдавалась я. – Мой отец искал Золотую Бабу в наших краях… А сейчас вон и Севка с приятелями отправился в болота на ее поиски!

– Твой отец? Севка? – Дед Шихан поперхнулся чаем и закашлялся.

Я несколько раз ударила его по спине.

– Что тебя поразило? Что у меня был отец? Или что Севка клад ищет?

– Откуда ты узнала? – Шихан растерянно смотрел на меня. Это было более чем удивительно.

– Об отце или о Севке? Неважно. Узнала, и все! Мои родители работали в той самой экспедиции, которая проводила раскопки в Макаровке. И не истукана там нашли, а золотую гривну и кое-что по мелочи…

– Ты была в музее? – Шихан поднялся на ноги. – Больше никто не мог сказать, только Курнатовский.

– И что в том крамольного? Или криминального? – Я поднялась следом и в упор посмотрела на Шихана. – Дед Игнат, ты все знаешь, не отпирайся! И Курнатовского, и о моих родителях! Я ведь вижу! Скажи, почему бабушка скрывала, как они погибли?

– Не сейчас! – Шихан отвернулся. – Это долгий разговор. – И тихо добавил: – Вернемся в село, поговорим!

– Хорошо, – я снова села, – дольше ждала, подожду еще немного.

– Пойду, дровец поищу!

Шихан подхватил дождевик, топор и торопливо ушел, растворившись в темноте.

Я с недоумением посмотрела ему вслед. Какие дрова? Что сейчас можно найти, если в двух шагах ничего не видно! Но тут поймала взгляд Маркела.

– Слухай сюда, – произнес он скороговоркой. – Я ведь не все рассказал. Игнат шибко ругается, когда про клады завожусь. Не верит он в них. «Ерунда, – кричит, – выдумка!» Но тебе скажу быстренько, пока старый дровец ищет. – С видом заговорщика Маркел поманил меня пальцем, чтобы села поближе. – Через пару дней вернулся я в тот курган с одним приятелем, – начал он рассказ с видом заговорщика. – Кирки прихватили, лопаты, даже лом не забыли. Хотелось посмотреть, что за той стеной прячется. Только обвал там случился, завалило вход. А мы все равно копать взялись. Через метр примерно наткнулись на настил из листвяжьих чурбаков. Вытащили мы их, чуть не надорвались. Через метр – еще один настил. А под ним комната – не комната, плитами выложена, а на них кресты выбиты. Православные… Но только мы одну плиту вверх потянули, как загудело все, засвистело… И земля как в воронку стала проваливаться… Ветер кругом поднялся! Деревья как спички ломал! Мы кирки побросали, лопаты… и – оттуда со всех ног… А потом слышал: провал там образовался… Громадный, но мы больше туда ни ногой!

У меня похолодело в груди, но я сдержалась и спросила спокойно, хотя почти не сомневалась в его ответе:

– В каком году это случилось?

– Да в конце семидесятых, наверно, – дед поднял глаза к небу, – врать не буду, точно не помню, в каком годе. Но экспедиция тогда на провал приезжала. Кто там работал и что нашли, сказать не могу.

– Что они могли найти, если там дед Маркел кайлой прошелся, – усмехнулась я. – Но ты говоришь: плиты не вытаскивал?

– Нет, – отмахнулся дед, – только попробовали, и как началось!

– Что ж раньше не рассказывал?

– Так никто не спрашивал! – удивился Маркел. – А клады рыть – штука заразная! Бывало, старую монету в руки возьмешь, и дух захватывает. Где, думаешь, тот хозяин, что ее в руках держал? Небось уже и косточки сгнили! И имя забылось! А вот полушка или денежка, что он во дворе своем потерял, столько веков в земле пролежала, и надо же – ничего ей не сделалось! Игнат этого не понимает, аж зеленеет весь! Вон в позапрошлом годе встретили копателей, так он ружжо на них наставил и орет: «Убирайтесь к чертовой матери!» – а сам побелел, словно нечисть какую увидел! Ну, те свои орудия подхватили и бежать!

– Копатели? – удивилась я. – Где это было?

– Да в тех же краях! Недалече от Макаровки… Там который год кто-то копает…

– И сейчас, что ли?

– Не, в этом годе не знаю. Давно мы там с Игнатом не бывали.

– Как эти копатели выглядели?

– Ну, как выглядели? – Маркел задумался. – Мужики и мужики. Трое их было. Молодые вроде, крепкие. Мундирование у них нехитрое: куртки брезентовые, как у геологов, да сапоги резиновые. Лиц-то я не разглядел, в накомарниках они были. Мы их когда заметили, сразу не поняли, чем занимаются. То ли косят, то ли сеют. Идет по полю мужик и машет длинной трубой с тарелкой на конце, а за ним двое тянутся – с лопатами.

– С металлодетектором работали, – сказала я, – вроде миноискателя.

– Ну да, вроде, – кивнул Маркел. – Тебе виднее…

За нашей спиной раздался шорох, а затем словно камушки мелкие посыпались. Мы с Маркелом дружно оглянулись. Я подумала: «Шихан возвращается!» Никого! Я продолжала с тревогой вглядываться в темноту. Куда подевался этот вздорный старик?

– Да ничего с Игнатом не случится! – Маркел, видно, заметил мое беспокойство. – Иди, ложись! Я его дождусь. Чайку похлебаю, табачка твово всласть покурю. Игнат небось за лошадьми пошел. Мы их недалече, в полуверсте отсюда оставили, чтобы по каменюгам ноги не ломать.

– За лошадьми? – поразилась я. – Кого он в темноте найдет?

– Дак то Игнату не помеха, – с гордостью произнес Маркел. – Он ночью лучше видит, чем ты днем. Волчара, одним словом…

– Волчара? – пробормотала я, устраиваясь на пихтовом ложе.

Дед что-то сказал в ответ, но я уже не разобрала, что именно. Я заснула. Мгновенно! Впервые за последние дни без тяжких раздумий и даже угрызений совести.