Текст книги "От ненависти до любви"
Автор книги: Ирина Мельникова
Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– И за что вы так нас не любите? – усмехнулся Олег. – Не дали за рубеж смыться в свое время?
Шихан посмотрел на него исподлобья.
– Заруби себе на носу: Юрий Лазарев секретов не продавал, против своих не шпионил, а если и якшался с иностранцами, то лишь по части антиквариата и всякого драгоценного барахла, чтобы свой гешефт получить в долларах, а не в советских деревянных. В смысле денежных знаков я – не патриот, но страну свою не предавал. А она мне статью расстрельную… Гэбисты на пятках сидели. Вот и пришлось стать дедом Игнатом…
– Эх, дед, дед! – покачал головой Олег. – Скажи спасибо, что первыми на тебя вышли спецслужбы, а не террористы! Как бы ты запел тогда? И где гарантия, что информация о твоем изобретении не просочилась за рубеж?
– Не просочилась! – гордо вздернул голову Шихан. – Не могла просочиться, потому что большей частью она здесь. – И постучал себя пальцем по лбу. – А то, что может гореть, давно уже ветер развеял.
– Ну, хорошо, если так! – вздохнул Олег. – Но можно поинтересоваться, от какого района ты хотел отвадить людей? По всему получается, от Макаровки?
– От Макаровки, – насупился дед. – Только об этом позже! Разговор долгий, а мне укол нужно поставить. Мочи нет сидеть. Я с полчаса после него полежу, а ты, Маша, похозяйничай на кухне. Там все для ужина есть. Готовился я, ждал гостей дорогих!
Мы отправились на кухню. На пороге я оглянулась. Дед стоял возле бабушкиной фотографии. По лицу его текли слезы.
Глава 27
– Легко сказать – забыть! Это ведь не папироска: выкурил и выбросил. Прошлое присосалось, как пиявка, бьет до сих пор. И больно! Сил нет терпеть! И болезнь моя – расплата за грехи. Ведь знал, там, в глубине сознания, что чужое богатство до добра не доведет. Но разве просто отказаться от благополучия, научиться иначе думать? И все же я ушел. А вот забыть прошлое не смог. Так и брел по обочине жизни, спотыкался на ухабах, как слепой мерин. А чего бы не жить спокойно?
Шихан говорил, а мы с Олегом молчали, понимая, деду нужно выговориться. Очевидно, впервые за многие годы одиночества он так широко и обстоятельно рассказывал о своей жизни.
– Вероника написала мне из Марьясова, что Аня погибла. Я чуть с катушек не слетел, ведь за полмесяца до этого нашел свой последний клад, около пуда золотых монет. Вот, думаю, расплата! Хотел руки на себя наложить, а потом раскинул умом: шалишь, Юрко! У тебя же внучка маленькая, кроха совсем. И жена с ней в какой-то дыре… Маются! Вот и поехал… Документы новые выправил и поехал… Вероника мне от ворот поворот показала, но властям не выдала. И на том спасибо! Вот и покатилась дальше жизнь. Сначала – ни шатко ни валко, а потом – как мяч под горку. Под чужой фамилией жил, чалдона из себя корчил. Денег Вероника не приняла, гордая была. Слава богу, с внучкой общаться позволяла. Правда, строго-настрого приказала: Маше ничего не рассказывать. Я памятью Анечки поклялся, что буду для тебя только соседом, дедом Игнатом.
– Что бабушка сказала перед смертью? – спросила я. – Ты ведь был рядом, когда она умирала.
– Она просила Анечку и Володю найти и похоронить по-человечески! Но куда кладовую запись спрятала, не успела сказать… – Шихан перекрестился. – Господи, пусть земля ей будет пухом!
– Кладовая запись? – переспросила я. – Она хранила ее в крышке шкатулки.
– Так ты нашла? И как я не догадался! Ты ведь для этого к Курнатовскому ездила?
– И для этого тоже.
– А я-то все пепелище обшарил. – Шихан удрученно вздохнул. – Конечно, не шибко верилось, что найду. Но попытка не пытка.
– Откуда она взялась у бабушки?
– Так я собственноручно ей показал. Скопировал с одной плиты, а она забрала и велела забыть. Боялась, что за кладом полезу и новые беды накликаю.
– Так вы разгадали запись? – вмешался в наш разговор Олег. – Знаете, где клад?
– А тебе что с того? – нахмурился дед. – Я ведь Аню с Володей искал, случайно на плиту наткнулся. Похоже, спрятал ее кто-то.
– Так ты нашел папу с мамой? – быстро спросила я.
– Найти не нашел, но, кажется, знаю, где они смерть приняли, – вздохнул дед.
– Где это место? Далеко от раскопа? – снова подал голос Олег.
– А ты пойдешь, что ли? – скривился дед. – Не советую.
– И не надо! Обойдемся без твоих советов! – разозлился вдруг Олег. – Не забывай, Владимир не только Машин отец, но и брат мой, хоть и не кровный. И Маша не твою фамилию носить будет, а ту, что ей по закону положена. Фамилию отца! И никого больше.
– Ишь, не понравилось! – глянул исподлобья Шихан. – Иди, кто тебя держит? Но говорю: клад тот с большими хитростями зарыт, а Володя с Аней не знали, пошли наобум. Видно, ловушка сработала! Какая, не знаю. Сгнило все, камни ходуном ходят. Копателей там много объявлялось. Как только не искали! Но не дался им клад. Да и я к тому руку приложил. Чтобы не шлялись, не тревожили косточки…
– Дед, ты даешь себе отчет, сколько людей загубил? – спросила я. – Тех, кто и не помышлял о кладе? А ведь они чьи-то родственники. Кто-то их оплакивал, от горя с ума сходил… Тебе ж их родным в лицо придется смотреть на суде!
– А нечего было лезть куда не положено… – Шихан помрачнел. – С весны по самую осень и грибники там шатались, и охотники. Откуда мне знать, что им в брошенной деревне надобно? А эти, с миноискателями, словно взбесились… Так и прут, так и прут…
– И как теперь мне поступить? – спросила я тихо. – Я ведь должна тебя задержать и сдать, куда полагается.
– Сдашь, не сдашь – вилами на воде писано, – усмехнулся дед. – А что самого клада касается, так не нужен он вам. Идола вы ищете, что воевода у инородцев силой отнял. Вернуть на место хотите. Мне ведь мальчонка, которого я на болоте встретил, все рассказал.
– Ищем – сильно сказано. Хотелось бы найти, но не знаем, как к этому кладу подступиться.
Дед смерил меня взглядом. Затем перевел глаза на Олега. Долго молчал, а мы терпеливо ждали, когда он заговорит снова.
– Ладно, – сказал он наконец, – все к тому шло. Сдуру полезете и тоже головы сломите…
Он тяжело вздохнул и опять, словно совета спросил, посмотрел на фотографии.
– Запись с собой? – спросил он сердито.
Я с облегчением вздохнула. Дед сдался. Я протянула ему бумагу. Лицо Шихана сморщилось, как печеная картофелина.
– Ишь, – сказал он, – целехонька!
Он перекрестился и бросил на меня мрачный взгляд.
– Смотри сюда! Буквы на концах креста не завет вовсе, а ориентиры, как воеводский схрон отыскать. А точки – расстояние в саженях. Каждая точка – сто саженей, но сажень та не обычная. Во времена Терскова около десятка разных было. Эта – церковная, метр восемьдесят шесть сантиметров. Копатели, видно, брали за основу ту сажень, которая только лет через сто в обиход вошла, в два метра шестнадцать сантиметров. Вот и посчитайте: с каждой разница в тридцать сантиметров. А если несколько верст, и каждая верста в шестьсот саженей?
– Как ты догадался, что сажень церковная? – спросил Олег. – Я тоже слышал, что разные существовали, и свыше двух метров, и меньше.
– Так, почитай, тридцать лет гадал, – прищурился Шихан, – вот и дошло наконец. – И ткнул пальцем в бумагу. – Гляди дальше: КНЬ – это Камень, утес на берегу Кайсыма. По сю пору так называется. Восемь точек от него на север, выходит восемьсот саженей, а по нашим меркам – без малого полтора километра. Далее идем по солнцу. Направление на восток: три точки – триста саженей, а это как раз МРЬ – марь, та самая священная роща.
– При чем тут марь? – удивилась я. – Даже на карте она обозначена как лесок.
– Роща расположена на бывшем болоте, – терпеливо пояснил Шихан, – а Поганкина Марь в те времена была огромным озером и называлось, соответственно, Поганкино озеро. Рыбу там добывали сотнями пудов. – И посмотрел на меня из-под бровей. – Слушать дальше будешь?
– Буду, – буркнула я, недоумевая, почему Олег и Сева не додумались до таких простых объяснений. Впрочем, у Олега было мало времени, чтобы заниматься расшифровкой. А вот Сева, может, и догадался…
– Рé – это река, – продолжал Шихан, – О и еще одно О – два озерка, которые сейчас почти заросли, а МРЪ – «мар», или могильный курган, как сейчас говорят. Тот самый, который археологи раскапывали. Чтобы не плутать попусту и не высчитывать все эти версты-сажени, скажу вам: по всему выходит, клад рядом со старой каменоломней. Маркел доведет до нее. Обойдете карьер справа. В скале – щель. Узкая, едва протиснешься, среди кустов ее трудно заметить. А над ней грот. Из него ход вниз идет, тупиком заканчивается. И крест на скале выбит, точь-в-точь такой же, только что без букв. Сдается мне, где-то там вход в тайник. Я дальше не пошел. Не рискнул. Боялся, что завалит. Порода на честном слове держится, тронь, и посыплется! Потому и предупреждаю: если что, не суйтесь!
– Дед, а как же отец и мама? Ты нашел хоть какие-то следы?
Шихан посмотрел исподлобья.
– По всему совпадает, в гроте они той ночью были, когда Хурулдай в последний раз камлал. Я два года назад случайно обнаружил Володину записку. Он ее в трещину сунул. Прочитать я ее прочитал, а на свет вынес, рассыпалась. Но куда они из грота делись? Там кругом скала! Я проверял…
– И что отец написал? – тихо спросила я.
– Ничего особенного. Число, месяц, год и подписи – его и Анечки, – сказал Шихан и перевел взгляд на Олега.
– Марью не пускай! Сам иди! Если получится, клад не трогай, иначе худо будет. На костях он лежит. Пусть там и остается. Идола заберешь – и назад!
– На каких костях? – поразилась я. – Что ты такое говоришь?
– То и говорю, – неожиданно рассердился Шихан. – Всех, кто клад тот зарывал, воевода порешил. Чтоб никто не разболтал. Практика раньше такая была.
– С чего ты решил, что вход в тайник где-то в гроте или рядом с ним? – не отставала я от деда. – А как же ход, который Маркел раскопал? С плитами?
– А тот ход или потайной был, чтоб хозяин мог незаметно наведываться да погребицу свою пополнять, или обманка…
– А где гарантия, что эта запись не обманка?
– Маша, – покачал головой Шихан, – чего вцепилась? Нет никакой гарантии. Но чую я золото. Близко оно лежит! – и усмехнулся. – Но зло и золото от одного корня. Не забывайте!
Шихан потянулся и достал из шкафчика бутылку коньяка.
– А теперь давайте по стопке выпьем. Русский человек без стопки на дорожку – что лодка без весел.
– Дед, тебе же нельзя! – вскинулась я.
– Мне, Маша, все теперь можно, – вздохнул Шихан. – Приплыла моя лодка. Сам не ожидал, что так быстро…
* * *
…Я долго стояла на крыльце. Глухая ночь раскинулась над землей. Олег продолжал беседовать с дедом в кухне. Они и выпить успели, и закусить. Я не лезла в их разговоры. Главное я узнала, а остальное меня не тревожило. Я слишком устала, чтобы вникать в интересы столичных спецслужб. Мне бы свою кашу расхлебать!
Я глубоко вдохнула прохладный воздух. Сразу мысли потекли в другом направлении. Нет, я не думала о том, что нас ждет в Макаровке. Я думала об Олеге. О том, что люблю его. О том, что мы снова проведем ночь в одной постели…
В черном, как вакса, небе трепетно и ярко мерцали крупные звезды. Далеко в потемневшей тайге бубнил филин. Со скал подкрался туман, разлегся на траве, затопил кусты. Зябко! Я вздрогнула от озноба и вошла в дом.
Олег и Шихан, сомкнув головы, склонились над картой. Я обняла Олега за плечи, прижалась щекой к его затылку.
– Все выяснили?
– Кажется, все, – Олег притянул меня за талию и посадил к себе на колени. – Пошли спать, завтра рано вставать.
Тут я поймала взгляд Шихана. Боже, почему я раньше не замечала, что он болеет? Воспалившиеся глаза, впалые щеки. Все это скрывала борода, а теперь я увидела, какой же старый, какой несчастный мой дед! И ненависть вдруг отступила. Нет, я его не простила. Просто вдруг пожалела…
* * *
Рассвет мы снова встретили в тайге. Я и Маркел ехали верхом, а Олег шел пешком, в этот раз налегке. Шихан отдал своего коня, и поначалу тот плохо слушался меня: взбрыкивал и пытался укусить. Но затем мы приноровились друг к другу, и жеребец смирился.
В руках у Олега «пальма» – что-то вроде топора на длинной палке-рукоятке. Наблюдая за ним, я поражалась, как ловко он орудовал ею, если приходилось прорубать дорогу в чаще. Но больше меня удивляло, каким образом Маркелу удавалось находить нужное направление в непроходимом лесу.
«Чужая тайга для сильного не в радость, а слабому и вовсе не стоит с ней связываться. Запутает след, заведет в чащу, разденет, разует, лишит огня, пищи, потом начнет мучить, посылать то туда, то сюда… силы отнимет – и конец», – всплыли вдруг в памяти давние «поучалки» Шихана, и еще горше стало на душе. Я вспомнила его взгляд при прощании. Не решился обнять меня старик. Лишь перекрестил торопливо. И фразу бросил: «Придет время, помолись за меня!»
Ночью я спала плохо. Всякие мысли приходили в голову, одна тяжелее другой. Нехорошие предчувствия рвали душу. То ли дед растревожил меня своими откровениями, то ли вравду что-то назревало впереди, но встала я утром, не выспавшись, хмурая и сердитая на весь мир. Потому, видно, и побоялся дед подступиться ко мне. Днем мрачные думы постепенно рассеялись, только горечь в сердце осталась.
За этими мыслями я не заметила, как наш маленький караван благополучно перевалил сопку, и Маркел остановился. Кряхтя, слез с коня и пробурчал:
– У лисы одна думка – заяц, а у меня одно горе – старость!
И долго смотрел вперед на широкую речную долину, сдавленную с боков плоскими горами. На дне ее в густых ельниках вилась река.
– Вот вам и Кайсым, – сказал он задумчиво, не отрывая взгляда.
Темная тайга, перехлестнув отроги, стелилась рваным покрывалом. По ней вяло ползли тени обтрепанных ветром облаков. Казалось, вся долина дышала покоем, излучая тишину и безмятежность.
Вдруг справа раздался подозрительный шорох. Маркел насторожился, задрал ухо старой армейской ушанки, с которой не расставался даже летом. Заволновались лошади, Олег передернул затвор карабина.
Снова тишина, и снова треск…
«Ух-ух-ух…» – совсем близко послышался испуганный крик медведя.
Вздернули головы и заржали лошади.
– Ох, долго жить буду! – с облегчением улыбнулся Маркел. – Аба[9]9
Медведь (хакас.). – Прим. автора.
[Закрыть] шибко меня боится.
Мы переглянулись с Олегом и рассмеялись. А старик огляделся по сторонам.
– Надо бы место посуше выбрать да чаю попить.
– Да и перекусить бы не мешало, – оживился Олег.
– Вон у той кедрушки остановимся, – показал дед на высокое дерево, что росло на краю поляны метрах в ста от нас.
Лошадей мы вели в поводу вдоль кромки леса и уже подходили к поляне, когда Маркел вдруг замедлил ход и стал беспокойно озираться по сторонам. Не понимая, что случилось, мы тоже остановились. Старик торопливо вскочил на коня, дернул поводья и спешно миновал поляну.
– Дед, раздумал, что ли? – в недоумении крикнул вслед ему Олег.
– Эка не видишь? Место худое! – бросил Маркел, скрываясь за перелеском.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, направились к кедру.
Это было старое дерево, толстое, сучковатое, но нижняя ветка росла перпендикулярно стволу, а затем где-то на середине изгибалась, устремляясь вверх под прямым углом.
Я посмотрела на Олега:
– Тебе это ничего не напоминает?
Он пожал плечами. А я пояснила:
– Изуродованное дерево. Точь-в-точь как в той роще, о которой мне рассказывал Петр Аркадьевич. Помнишь?
– И ты веришь в эту ерунду?
– Верю, не верю, какая разница? Только Маркел не зря смылся.
Олег хмыкнул, но взял из моих рук повод, и мы отправились на поиски нашего проводника.
Оказалось, старик остановился сразу за перелеском. Когда мы подошли, он уже разложил костер.
– Напрасно ушел от кедра, – сказал Олег, – лужайка там сухая, без кочек. Чего испугался?
Дед вскинул на него печальные глаза и, медленно выговаривая слова, сказал:
– Слушай: дурное там место. Видел дерево? Непременно в нем айна, черт местный, живет. А с ним шутки плохи. Старики раньше сказывали: нельзя на таком месте огонь разжигать, топором стучать, даже землю ногами топтать – нехорошо. Рассердится айна, беды не оберешься. Понимаешь?
– Дед, – покачал головой Олег, – ты ведь православный, а в духов веришь. Не по-христиански это.
– Не твово ума дело! – рассердился старик и в сердцах отшвырнул сучок, который собрался подложить в огонь. – Молод меня учить. В этих местах испокон века и духов привечали, и лбами возле икон стучали. Одно другому не помеха, если по уму жить. Поди лучше воды принеси.
Олег хмыкнул, но взял котелок и направился к ручью. А я спросила:
– И что же, с айна нельзя бороться?
– Можно, почему ж нельзя? – откликнулся Маркел. – Старики говорят, нужно стрелить в него, если баловать зачнет. Только заместо пули взять нижнюю пуговицу рубашки. А еще круг вокруг себя обвести и ждать, когда он уберется.
– И помогает?
– А что ж не помочь? – усмехнулся дед. – Сам не пробовал, а доведись такое дело, пуговицу не пожалею.
Он вдруг оглянулся и быстро перекрестился.
– Фу, помстилось! Будто падалью нанесло! А это, – дед многозначительно поднял палец, – хозяин местный, дух, однако, предупреждает: «Покорми меня, а то морок какой наведу, испужаю до смерти!»
– Дед, не выдумывай, – рассмеялась я. – Страху нагоняешь?
– Да какие ж то страхи? – Он быстро нырнул рукой в карман дождевика, достал плоскую фляжку и, что-то приговаривая, плеснул на четыре стороны света, а затем, тоже бормоча – в костер. Тот отозвался веселым всплеском пламени!
– Так не накормил же, а подпоил, да еще самогоном! – улыбнулась я, уловив знакомый запах первача.
– Духи тоже выпить не дураки, – подмигнул Маркел. – Только подавай! Но теперь айна вовсе не подойдет, дух огня его не подпустит. – Дед протянул мне фляжку. – Хлебни. Устаток как рукой снимет.
Я отрицательно покачала головой и отвела его руку.
– Ну, смотри! – Маркел приложился к фляжке, крякнул. Глаза его заблестели. – Эх, великое дело первачок! До пяток пробирает! Для сугреву – в самый раз!
– А ты замерз, что ли?
– Кровь теперь по жилам не быстро бежит, да и кровь это разве? Водица, – вздохнул дед и задумчиво посмотрел на костер. – Духи здешние – привереды великие. И шутковать горазды. Вон как с тобой получилось. Табак с золотом спутала. Не иначе как дух подсмеялся. А может, рассердился, что не поблагодарила его, и настоящее золото в табак превратил.
– Да ладно тебе! – отмахнулась я. – Устала я сильно, вот и померещилось.
– Ну, померещилось так померещилось, – дед подбросил хворосту в костер и снизу вверх посмотрел на меня. – Думашь, зря аба у нас на пути объявился? Небось дух Хурулдая знак подал, чтоб торопились, значитца.
– При чем тут Хурулдай? – удивилась я.
– Хурулдай все мог, – довольно туманно ответил Маркел. – Даже аба прикинуться.
– Ну тебя, дед! – фыркнула я. – Мозги пудришь сказками.
– Не веришь, и ладно! – примирительно сказал дед и посмотрел в сторону кустов, за которыми скрывался ручей. – Куда-то твой гэбист подевался? Не заплутал ли?
– Где тут плутать? – удивилась я. – Сейчас появится…
Словно в ответ на мои слова, над зарослями ольхи показалась голова Олега.
– Идите сюда! – крикнул он и скрылся в кустах.
– Кажись, что-то нашел! – Маркел посмотрел на меня. – Пошли, что ли?
И, прихватив ружье, направился к зарослям. Я – следом.
Когда мы приблизились к ручью, то заметили метрах в десяти Олега, который, присев на корточки, рассматривал что-то среди камней.
Подошли ближе. Олег поднял голову.
– Тут кто-то недавно побывал. Окурок видите? – И протянул деду «бычок». – Совсем свежий, даже затвердеть не успел. И следы… – Он вытянул руку в сторону ручья. – Там, отпечатки подошвы… Кто-то шел по воде…
Маркел молча осмотрел окурок. Затем, не проронив ни слова, быстрым шагом направился к ручью, склонился над потоком. Лицо его приняло недовольное выражение. Он хмыкнул и из-под козырька ладони оглядел горизонт. Я, пристроившись рядом, разглядывала следы: довольно четкие отпечатки подошв резиновых сапог этак сорок третьего размера.
– С болота они шли, – наконец сказал дед. – Небось браконьерничали.
– Шли? – удивилась я. – Я думала, кто-то один!
– Разуй глаза, – не очень учтиво посоветовал дед. – Трое их было. Следы похожи, но по размеру разные.
Я пожала плечами. Большой разницы в следах я не заметила, но решила промолчать. Зачем спорить с человеком, который в этом деле смыслит лучше меня. К тому же Олег поддержал деда:
– В одном сельпо сапоги покупали. Уж не в магазине ли нашего с тобой приятеля, Маша?
– У Севки? – удивилась я. – С какой стати? Он же вроде на Поганкину Марь собрался?
– Так тут до мари рукой подать, километра два всего, – вмешался в разговор Маркел и махнул рукой в сторону курчавых зарослей по другую сторону поляны. – Прям за кустами – старая лежневка. По ней когда-то из Макаровки на покосы ездили. Хорошие тут травы были, ох, хорошие!
Склонившись, он прошел вверх по ручью, остановился и посмотрел на нас.
– Понятное дело, с болота шли на Макаровку.
– Скорее всего, там у них машина, – заметил Олег.
– Ты хочешь сказать, что Сева с приятелями сейчас там? – спросила я.
– Кто их знает? – Олег нахмурился. – Но настроены они решительно.
– Что ты имеешь в виду?
– А ты не догадываешься? – Олег в упор посмотрел на меня. – Думаешь, они нам обрадуются?
– И что ж теперь? Повернуть обратно? Или дождаться, когда они уедут?
– Ждать не будем! Но осторожность не помешает! Вот перекусим, чаю попьем и двинем. А там уж по обстоятельствам…
Олег обнял меня за плечи и притянул к себе:
– Не дрейфь, подруга! Мы о них знаем, они о нас – нет. И в этом наше главное преимущество! – И окликнул Маркела: – Дед, далеко еще?
– Часа два шкандыбать, – охотно отозвался тот. – На лошадях здесь несподручно. Сразу заметят. Тут рядом старый пастуший стан. Лошадей оставим, а сами налегке быстрее дойдем.
– Лады! – Олег с довольным видом потер ладони и подмигнул мне: – Чует мое сердце: не ждет сегодня Всеволод гостей! И стол вряд ли накроет.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?