Текст книги "Украинский Брестский мир"

Причем эти публичные разъяснения и оперативные директивы предварила попытка наладить переговоры по существу дела. На сцену вновь выдвинулся Украинский революционный штаб при Петроградской краевой войсковой раде, предложив свое посредничество. Совнарком согласился и немедленно, 6(19) декабря, дал возможность штабу связаться с киевским правительством по прямому проводу. Глава Генерального секретариата Винниченко откликнулся на обращение штаба, заявив, что ответ его кабинета на ультиматум Совнаркома «нельзя рассматривать как окончательный разрыв и начало военных действий», и уполномочил представителей штаба передать Совнаркому условия, при которых, по его словам, возможно мирное разрешение спора: невмешательство во внутренние дела Украинской республики, выполнение требования об украинизации войск, урегулирование финансовых вопросов государственной казны и отстранение Ставки от управления Украинским фронтом. Вновь поднимался вопрос о союзном, то есть федеративном, правительстве, причем было заявлено, что «Украина, учитывая значение, которое она теперь приобрела, должна в нем иметь не меньше чем треть представителей». Одновременно сообщалось, что продовольствие на север будет выдаваться на границе Украины за наличные банкноты прямо в кассу генерального секретариата земельных дел, и одна треть суммы – золотом [30].

Троцкий в тот же день доложил о содержании предложений и по поручению Совнаркома составил ответ для Украинского штаба. В нем говорилось, что принципиальные вопросы – признание Украинской народной республики, невмешательство в ее самоопределение – не составляют предмета спора, а что действительным предметом конфликта, совершенно замалчиваемым Киевом, является поддержка им калединской контрреволюции. «Соглашение… возможно только при условии категорического заявления Рады об ее готовности немедленно отказаться от какой бы то ни было поддержки калединского мятежа и контрреволюционного заговора кадетской буржуазии», – гласил заключительный вывод [31].

Причем, по словам Василюка, через два дня после ответа Рады на ультиматум, то есть 6 или 7 (19–20) декабря, Троцкий сказал ему, что большинство условий, изложенных в вышеупомянутом запросе Украинской секции ВЦИК, Совнарком разрешит положительно; спорными остаются лишь вопрос о пропуске войск против Каледина и возвращение оружия разоруженным неукраинским частям [32].

Между тем к посредничеству подключались все новые организации и лица. 26 ноября (9 декабря), сразу после закрытия Чрезвычайного крестьянского съезда – он был созван по инициативе ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и прошел с перевесом левых эсеров и большевиков (правые оставили Чрезвычайный съезд), – старый эсеровский Исполком крестьянских советов открыл очередной – Второй съезд Всероссийского совета крестьянских депутатов.

Обсуждение жгучих вопросов момента (об отношении к Учредительному собранию, о перспективах мира всеобщего или сепаратного, о конфликте, возникшем между Киевом и Петроградом, и так далее), а также появление в зале и выступление большевистских лидеров Ленина и Троцкого раскололи и этот съезд. С 5(18) декабря образовавшие многочисленную группу левые заседали отдельно от правых и центра [33].

Обе части крестьянского съезда обсуждали украинский вопрос. Левая по предложению своих украинских делегатов назначила комиссию в составе Г. Лесновского, Волкова, Цевирко и Бондарчука для контактов с Советом народных комиссаров и Центральной радой с целью «немедленного предупреждения возможного кровопролития», как значилось в мандате комиссии. Утром 7(20) декабря членам комиссии был предоставлен прямой провод для связи с Киевом, где их собеседниками стали члены Генерального секретариата Винниченко и Ткаченко [34].

На вопрос делегатов, есть ли опасность кровавого столкновения между большевистскими и украинскими войсками, генеральные секретари ответили, сгущая краски, что положение очень ненадежное, поскольку со стороны Проскурова, Ровно и Бахмача на Украину надвигаются большевистские войска [35]. Стоит заметить, что Крыленко в те дни оценивал ситуацию противоположным образом. «Общую характеристику положения можно выразить так: обе стороны изготовились. Столкновений пока не было. Некоторый технический перевес связи и транспорта не в нашу пользу», – сообщал он в Совнарком 6(19) декабря [36].

Украинское военное руководство действительно с заметным результатом использовало блокировку железных дорог, лишало Ставку телеграфной связи с южными фронтами и так далее. «В ночь на 4 декабря ударный украинский батальон разобрал путь между станциями Бахмач и Чесноковка и тем преградил дорогу на Харьков и далее на юг эшелонам, направлявшимся Военно-революционным комитетом [Ставки]. Последние стали возвращаться обратно в Гомель», – сообщал вышестоящим инстанциям местный представитель железной дороги [37]. О том же писал 8(21) декабря генерал Стогов, не питавший симпатий ни к большевикам, ни к украинцам, но озабоченный разрушительными последствиями такой тактики для фронта и для страны в целом: «С фронта в тыл двигаются эшелоны для борьбы с украинским правительством, которое в свою очередь прекращает это движение, разбирает пути и двигает свои эшелоны. Борьба разгорается, а к окопам неслышными, но быстрыми шагами идут голод, холод и безденежье» [38].

Возвращаясь к разговору с Киевом делегатов крестьянского съезда, заметим, что их живо интересовал вопрос об отношении правительства Центральной рады к отправлению советских войск на Дон для борьбы с Калединым. Генеральные секретари после долгих препирательств путано объяснили: «Мы сохраняем строгий нейтралитет, не пропускаем войск ни на Дон, ни из Дона – в Великороссию. Но, требуя для себя свободного пропуска наших войсковых частей на Украину, не можем препятствовать и другим в том же; поэтому пропускаем казацкие войска на Дон. Посылаем на Дон делегацию для расследования репрессий над рабочими организациями, а также для воздействия мирным путем» [39].

В одном из ближайших номеров «Правды» редакция не без основания возражала на это: украинцы пропускают казаков, объясняя, что те идут домой, но дома в результате объявленной там всеобщей мобилизации они пополняют боевые ряды калединцев, расправляющихся с Советами [40]. Левая часть крестьянского съезда разделяла эту точку зрения и осудила позицию правительства Центральной рады в отношении донской контрреволюции. «Никакие указания на право самоопределения не могут скрыть от трудового крестьянства явно контрреволюционного характера восстания Каледина», – говорилось в резолюции, предлагавшей властям Рады оказать энергичную поддержку мерам, направленным на подавление «буржуазно-кадетского восстания Каледина и прекратить враждебные действия против советских войск, пропустив их на Дон» [41]. (Правые и центр всецело стали на сторону киевской Рады, рассматривая ее в качестве учреждения, равнозначного Украинскому учредительному собранию, и возложив всю ответственность за конфликт на Совнарком.)

7(20) декабря стало решающим днем в попытках найти согласие между Киевом и Петроградом. В протоколе заседания Совнаркома в этот день вторым пунктом записано: «Внеочередное заявление т[овари]ща Сталина о прибытии делегации от Украинского революционного штаба… уполномоченной от имени Украинской Центральной Рады вести с Советом Народных комиссаров переговоры. Поручить т[оварищ]ам Троцкому и Сталину вести эти переговоры» [42]. Далее со слов атамана Украинского штаба известно, что прибывшие в Смольный для переговоров делегаты штаба доктор Омельченко и поручик Ершенко были арестованы, а ночью в помещении штаба арестовали еще восемь человек, в том числе пять членов штаба [43].

9(22) декабря Совет народных комиссаров по предложению Сталина постановил освободить штабистов, за которых ходатайствовал член ВЦИК Василюк [44]. По его словам, «штаб арестован был по распоряжению Ставки за то, что отдал приказ двум тысячам украинских солдат вооружить текинцев (туркменская конница. – И. М.) и обстрелять Брянск» [45], где, напомним, формировались советские отряды против Каледина.

4(17) декабря из Ставки в правительство действительно поступил материал об активизации остатков бывшего Текинского полка, который в ноябре вызвался сопровождать в походном марше на Дон Лавра Корнилова, освобожденного по распоряжению Николая Духонина из военной тюрьмы в Быхове. Но уже в начале маршрута в боях с красными полк понес большие потери, особенно в конском составе. Корнилов продолжил путь без сопровождения, отпустив текинцев в Черниговской губернии. Позже они обращались к правительству Украинской центральной рады с просьбой пропустить их на Дон, но Генеральный секретариат отклонил ее и распорядился направить текинцев в Новозыбков, поблизости от Брянска [46].

Но похоже, это был не единственный наказуемый, с точки зрения большевиков, «грех» Украинского штаба. 7(20) декабря в Совет народных комиссаров поступило заявление от украинского гражданина из города Очакова Ф. А. Мишуровского, члена Украинского революционного штаба, избранного туда Петроградской краевой войсковой радой и проживавшего при штабе. Этот документ проливает некоторый, хотя и не полный, свет на вопрос о том, что в конечном счете помешало выполнению благопожелания советского правительства вернуть на Украину исторические реликвии.

Заявитель поведал, что в ночь с 6 на 7 (19–20) декабря к нему явились члены Военно-Революционного штаба и произвели в жилище обыск. «Причем отобраны у меня бумаги, – продолжал Мишуровский, – данные мне на получение реликвий Украины, подписанные народными комиссарами, пропуска в Зимний и Мариинский дворцы, отобрана подписка о неотлучке из помещения впредь до отправки меня штабом в Киев с особым… нарочным конвоиром, т. е. я был объявлен арестованным впредь до отправки в Киев под конвоем» [47]. Автор далее рассуждал, что раз Украина объявила себя самостоятельной республикой, то «обыски, аресты и высылки украинцев, живущих на территории России, должны ведаться представителями российской советской власти», а не украинской войсковой радой, и просил «сделать немедленное распоряжение о защите [его] с женою личности и жилища от украинских опричников» [48]. Иными словами, доверенные лица киевского правительства, очевидно, предпочли применить самоуправство к своему политически отклонившемуся влево товарищу, чем допустить эффектный пропагандистский ход большевиков по передаче через него украинских реликвий. (Сообщая о событиях 7(20) декабря в Киев по прямому проводу, атаман Байздренко, члены штаба Жук и Василюк предложили правительству Центральной рады «протестовать против нарушения основных норм международного права фактом ареста делегации, призванной заняться обсуждением условий мирного разрешения конфликта между Радой и СНК», требовать от последнего извинений и, в предвидении военных действий, озаботиться «эвакуацией на началах взаимности гражданского населения и войсковых частей» и так далее. В противном случае, «без соответствующего удовлетворения», штабисты не считали возможным нести свои обязанности [49].)

Мишуровский же со своей стороны постарался остудить накал страстей, только обозначив психологическую атмосферу в украинских «верхах» и солдатских «низах». «Мой совет, совет старого стреляного революционера, – не без юмора написал он в заключение, – вести с Киевской Радою дипломатические переговоры возможно миролюбивее и посылать на Украину возможно больше революционных украинцев – матросов и прочих солдат хорошо вооруженными отрядами, с которыми и я с удовольствием поеду, раз если нашему штабу так хочется, чтобы я уехал в Киев» [50]. Прошло совсем немного времени, прежде чем стало ясно, что украинизированные полки и корпуса, перевода которых так настойчиво добивались киевские политики, не станут защитой Центральной рады от большевизма. «Большевистская пропаганда так затуманила головы этим „сынам Украины“, что… они провозгласили нейтралитет и не захотели бороться за украинское дело», – писал в своей книге И. П. Мазепа, украинский социал-демократ, возглавлявший правительство Украинской народной республики в 1919–1920 годах [51].

Но пока большевистское руководство было не на шутку встревожено неубывающей напряженностью отношений с правительством Центральной рады, вызванной прежде всего разногласиями по проблеме Дона. 8(21) декабря в «Правде» были опубликованы переданные 6(19) декабря через Украинский штаб условия Генерального секретариата и ответ на них Совета народных комиссаров. Публикация сопровождалась статьей Сталина «Генеральный секретариат Рады и кадетско-калединская контрреволюция», в которой нарком писал о «неприлично вызывающем тоне Винниченко и Петлюры… их сомнительной позиции прямой поддержки Каледина и Родзянко против трудового народа России» и так далее, напоминая, что «Советы вынесли всю тяжесть революции. Советы – оплот и надежда революции. Разоружать Советы – это значит предать революцию во имя торжества Калединых и Родзянок. Генеральный секретариат разоружил войска революционных Советов… как делали это Корнилов и Керенский… в угоду врагам революции. Генеральный секретариат не пропускает революционных войск против Каледина – в этом дело».

В те дни центральный партийный орган выходил с аншлагами на первой полосе на украинскую тему. «Почему надвигается столкновение с Радой? – читаем в номере за 9(22) декабря. – Только потому что Рада, обманывая украинский народ, вошла в союз с калединской контрреволюцией и во всей России хочет установить режим буржуазной власти». В Киеве разоружили революционные части, но почему не разоружили казаков, которые учинили потом бойню под Ростовом, – задавался вопрос в редакционной статье того же номера под заголовком «Суть дела», и далее ставился «диагноз» украинской политике: «Каледин идет всю Россию завоевывать для кадетов, а Рада добивается образования для всей России нового правительства на началах иных, чем образован ныне Совет народных комиссаров. И Каледин, и его союзница Рада ведут всероссийскую, а отнюдь не украинскую и казацкую политику. Хотят всю Россию лишить права на социальное самоопределение. Конфликт не национальный, а классовый – это суть».

В ином ключе было составленное Сталиным обращение «К украинским рабочим, солдатам, крестьянам, ко всему украинскому народу», подписанное еще именем ВЦИК Советов, Всероссийского крестьянского съезда, Петроградского совета и других организаций. Сталин взывал: «Братья украинцы! Враги вашей и нашей свободы хотят разъединить нас. Центральная Рада нанесла удар нашей революции. Контрреволюционное движение, начатое на Дону, Центральная Рада в насмешку над здравым смыслом объявляет движением в пользу „самоопределения Дона“». Наряду с обличительной риторикой в этой публикации присутствовала и вполне определенная практическая цель. Напомнив, что «прежде Центральная Рада посылала в Петроград делегации к Керенскому… и терпеливо сносила издевательства над этими делегациями… но не сделала ни одного шага, чтобы войти в соглашение с правительством рабочих и крестьян» [52], автор явно приглашал украинских деятелей к новому разговору ради сближения.

Петроградские украинцы оценивали озабоченность большевиков как показатель их слабости, заранее дающий Киеву все преимущества. «Настроение Смольного под влиянием ответа Рады подавленное. Возможны уступки», – передавал в Киев Василюк. Подобным образом подбадривали киевское руководство атаман Украинского штаба Байздренко и член штаба Жук, сообщая в разговоре по прямому проводу 11(24) декабря (датировка – по содержанию), что отколовшаяся часть крестьянского съезда «отдала свои симпатии Раде» и что «в среде комиссаров… чувствуется неуверенность и даже растерянность, каковые проявляются в быстрой готовности и даже стремлении найти пути и способы разрешения кризиса» [53].

«Конфиденциально мы считаем соглашение возможным, ибо рассматриваем борьбу как чреватую тяжелыми последствиями для дела революции и мира», – откликнулись на это генеральные секретари не лишенным демагогии заявлением. В переданном ими длинном перечне «основ соглашения» не было заметно готовности к компромиссу. Главный, с точки зрения большевиков, предмет урегулирования украинцы отводили на задний план и предлагали обсуждать после и лишь в зависимости от принятия всех их требований: «Вопросы о борьбе с контрреволюционными элементами, кто бы они ни были, желательно разрешаются также по соглашению непосредственно после разрешения вопроса о войске и федеративной связи. Немедленное официальное, особым актом, признание Украинской народной республики и федеративной связи с ней со стороны народных комиссаров». (Об этих украинских условиях было сказано в первых пунктах: «отмена всех приказов и постановлений народных комиссаров и их агентов против Рады и ее войск, немедленный пропуск всех украинских войск на Украину… увод всех войск территориально неукраинских из Украины как с фронта, так и из тыла, установление федеративной связи между ГС и СНК» [54].)

В заключение генеральные секретари предлагали Совнаркому для разрешения конфликта прислать к ним специального посла или миссию, что и было сделано в лице члена ВЦИК Советов и ЦК Партии левых эсеров П. П. Прошьяна, который выехал в Киев в числе 15 делегатов, направленных туда крестьянским съездом [55].

Характерно, что Василюк заранее сомневался в успехе этого начинания. В Киев он сообщил, что делегация едет с полномочиями крестьянского съезда и с «официальным заявлением Троцкого о возможности соглашений на платформе съезда. Он вообще уже много здесь распространил таких и тому подобных слухов. Наше отношение к делегации пессимистическое» [56].

Троцкий, напротив, был оптимистичен и без особых к тому предпосылок полагал, что все утрясется само собой. 8(21) декабря на запрос Иоффе перед началом мирных переговоров об отношении к Украине он с легкостью отвечал: «Что касается представителей Рады, то необходимо по возможности столковаться с ними по представительству их. Они объявили себя самостоятельной Украинской республикой, но фронт остается пока что общим и разделение внешней политики не проведено. Такова основа вашего соглашения с украинскими делегатами. Необходимо предварительно столковаться с ними. Если они откажутся войти в общую делегацию, ввиду возможных заявлений с их стороны, имейте в виду, что мы формально признали в своих заявлениях существование Украинской республики, хотя границы ее еще не определены. Всероссийский крестьянский съезд… отправляет на Украину делегацию с целью побудить Раду помогать борьбе против Каледина, не разоружать наших полков, вернуть оружие разоруженным и таким путем избегнуть кровопролития» [57].

Между тем лидеры Центральной рады старались разными способами укрепить свои, как им тогда казалось, выигрышные позиции в противостоянии с Совнаркомом. Подобно тому, как Симон Петлюра приказывал украинизированным частям дать отпор большевикам, не отходя от Петрограда, его коллеги в правительстве стремились с помощью пропаганды воздействовать на общественное мнение внутри России. Украинский штаб получал задания размещать в петроградской печати соответствующие материалы Рады и Генерального секретариата. В них нередко демонстрировалась поддержка тех российских сил, которые киевские политики предпочли бы видеть у власти в Петрограде вместо большевиков.

Так, 5(18) декабря Винниченко и А. Я. Шульгин подписали ноту правительствам «новообразованных республик России», в которой упрекали их за молчание и торопили с ответом на свой проект федерации. «Единственное исключение, – утверждали при этом генеральные секретари, – составляет Донское войсковое правительство, которое через своих представителей заявило о приемлемости для них условий, предложенных Генеральным секретариатом и об их согласии на образование однородного социалистического правительства на федеративных началах» [58]. Дальше мы увидим, что это было чистой выдумкой. Но курьезным и вместе с тем вызывающим в ноте секретариата было то, что петроградским адресатом ноты, почему-то посланной по телеграфу только 11(24) декабря, значилось не реально осуществлявшее власть правительство, а оставшийся лишь в благих пожеланиях небольшевистских кругов Народный совет.

Даже 7(20) декабря, не в самый благоприятный для Украинского штаба день, очевидно, между утренним арестом двоих и ночным – еще троих членов штаба, атаман Байздренко и его адъютант Усик поспешили оформить для Совета народных комиссаров и в петроградскую печать документ за № 820 с изложением полученных в семь часов вечера из Киева резолюций «Всеукраинского съезда Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов», завершавшего свою работу. Это были настоящие филиппики против петроградского правительства, составленные для съезда украинским эсером А. А. Севрюком.

В первой из них, с отсылкой на ультиматум большевиков и на «централистические тенденции теперешнего великорусского [59] правительства» («Великороссия» – из деликатности перевели с украинского штабисты; в оригинале стояло ругательное «Московщина»), ставилась под вопрос целесообразность федеративной связи с Россией, как будто не сама Украинская центральная рада при учреждении Украинской республики добровольно и в одностороннем порядке предъявила свой федеративный проект. Большевики обвинялись в том, что их политика «разрушает идею братства всех наций, пробуждает проявления национального шовинизма и затемняет классовое самосознание масс, способствуя тем самым росту контрреволюции».

Во второй резолюции, принятой в Киеве на следующий день после разгона в Петрограде Учредительного собрания, с одной стороны, для контраста подчеркивалась готовность к созыву Украинского учредительного собрания, а с другой – в противоречие с предыдущим тезисом утверждалось, будто устройство Украинской центральной рады равнозначно системе Советов [60]. (Документ № 820, несмотря на произведенные в тот день аресты штабистов, по всей видимости, был доведен до сведения народных комиссаров, так как экземпляр его имеется в архивном фонде Троцкого.)

Резолюции киевского съезда были переданы в Петроград, чтобы показать незадачливым большевикам, как ловко лидеры Центральной рады воспользовались их инициативой по созыву Всеукраинского съезда Советов. На самом деле это был один из последних, если не последний успех правящей группы Рады. Во внутренней жизни республики зрело глубокое разочарование ее политикой. Украинские крестьяне, как и великорусские, уже летом 1917 года приступили к решению земельного вопроса «практическими действиями», а украинские лидеры, провозгласив в III Универсале социализацию земли, вместе с тем запретили земельным комитетам самостоятельное изъятие крупных наделов [61].

Когда же неспешно, лишь в середине декабря, они представили проект земельного закона с неотчуждаемой нормой в 40 десятин, возмущению крестьян не было предела. При обсуждении проекта старый крестьянин, депутат Центральной рады, предупредил «высокое собрание»: «Да когда с фронта вернутся наши вояки, то они штыками своими промеряют эти 40 десятин» [62]. Власть теряла опору в украинизированных войсках. «Они так рвались из Петрограда, с Северного фронта спасать „родную Украину“ (скорее рвались домой), – объяснял причины недовольства один из старейших, заслуженных деятелей украинского движения Е. Х. Чикаленко, – с большим напряжением и потерями пробивались через ряды московской армии в Киев, а тут для них никто не приготовил ни казармы, ни довольствие, и они сами добывали себе помещения, порой выбрасывая больных из госпиталей, самовольно забирали имущество и припасы из интендантских складов» [63]. В результате одни спешили по домам, а те, что оставались на службе, склонялись к большевизму. В городах нарастала разруха, безработица, безденежье, в повседневность входили грабежи, погромы и так далее.

Между тем после неудачи съезда Советов в Киеве затеявшие его большевики, часть украинских левых эсеров и несколько украинских социал-демократов, разом представлявшие 49 местных советов, выехали в Харьков, где вместе с делегатами ранее назначенного III Областного съезда Советов Донбасса и Криворожья 11–12 (24–25) декабря 1917 года провели новый Всеукраинский съезд Советов. Съезд объявил, что берет на себя полноту власти в республике, лишает полномочий Центральную раду и Генеральный секретариат, создает ЦИК Советов Украины и правительство – Народный секретариат [64].

В радиотелеграмме, направленной 15(28) декабря из Харькова в Совнарком, говорилось, что ЦИК Советов Украины считает «непременной задачей… устранить вызванные прежней Радой столкновения… обратить все силы на создание полного единения украинской и великороссийской демократии» [65].

Большевистское руководство вряд ли заранее рассчитывало на такое половинчатое решение, как образование параллельно с киевским харьковского украинского центра власти. Но, оказавшись перед совершившимся фактом, разумеется, учло харьковский ЦИК Советов как возможный очаг дальнейшей советизации Украины. 14(27) декабря, когда ЦИК Советов Украины еще только формировал Народный секретариат, пришла телеграмма Совета народных комиссаров, в которой ставился вопрос о посылке мирной делегации Народного секретариата в Брест [66]. Таким образом, первым импульсом советского правительства было оказать харьковскому центру поддержку в качестве субъекта украинской государственности.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 2. Л. 22.

2. Там же. Л. 23.

3. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 50.

4. Там же. Арк. 51–52.

5. Гиппиус З. Черные тетради // Звенья: Исторический альманах. – М.-СПб., 1992. – Вып. 2. С. 29, 32.

6. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 1. Д. 1. Л. 25.

7. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 17. Л. 2.

8. АВП РФ. Ф. 04. Оп. 13. Д. 992. П. 70. Л. 97.

9. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 143–145.

10. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2447. Л. 45 (телеграфная лента).

11. УЦР. Т. 1. С. 512–514.

12. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2447. Л. 38–45 (телеграфная лента).

13. Христюк П. Замітки i матеріали до історії української революції 1917–1920 рр. – Відень, 1921. Т. 2. С. 69.

14. Затонський В. Уривки з спогадів про українську революцію// Літопис Революції. – 1929. – № 4. – С. 155.

15. УЦР. Т. 1. С. 502–512; Затонський В. Уривки з спогадів про українську революцію // Літопис Революції. – 1929. – № 4. – С. 154–156; Христюк П. Замітки і матеріали до історії української революції 1917–1920 рр. – Відень, 1921. Т. 2. С. 69–74.

16. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 19. Л. 3-об.

17. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 1. Д. 1. Л. 27-об.

18. Правда. – 1917. – 6(19) декабря. – С. 2.

19. Садуль Ж. Записки о большевистской революции (октябрь 1917 – январь 1919). – М., 1990. С. 125, 134–135.

20. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 1. Д. 1. П. 1. Л. 15, 16.

21. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25622. Л. 1.

22. Солдатенко В. Ф. Запровадження автономії України і збройни сили республіки // Український історичний журнал. – 1992. – № 7–8. – С. 32.

23. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 104. Л. 57.

24. Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25622. Л. 4.

25. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 17.

26. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25622. Л. 3–4.

27. Там же. Л. 7.

28. Там же. Л. 11.

29. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4397. Л. 20. Опубликовано – Сталин И. В. Сочинения. – М., 1954. Т. 4. С. 17.

30. Цит. по: Рубач М. К истории конфликта между Совнаркомом и Центральной Радой (декабрь 1917 г.) // Летопись революции. – 1925. – № 2. – С. 63.

31. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 20. Л. 8.

32. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 52.

33. Быховский Н. Я. Всероссийский Совет крестьянских депутатов 1917. – М., 1929. С. 344.

34. Рубач М. К истории конфликта между Совнаркомом и Центральной Радой (декабрь 1917 г.) // Летопись революции. – 1925. – № 2. – С. 65–66.

35. УЦР. Т. 1. С. 581.

36. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25622. Л. 2.

37. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 1. Д. 81. Л. 56–61.

38. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 4. Д. 50. Л. 311.

39. Цит. по: Рубач М. К истории конфликта между Совнаркомом и Центральной Радой (декабрь 1917 г.) // Летопись революции. – 1925. – № 2. – С. 66–67.

40. Правда. – 1917. – 9(22) декабря.

41. Цит. по: Быховский Н. Я. Всероссийский Совет крестьянских депутатов 1917. – М., 1929. С. 340.

42. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 21. Л. 2.

43. ЦДАВО Україньї. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 54.

44. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 23. Л. 1, 14, 15.

45. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 50.

46. УЦР. Т. 2. С. 61.

47. РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 2. Д. 23. Л. 103.

48. Там же.

49. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 55–56.

50. РГАСПИ. Л. 103-об.

51. Мазепа I. Україна в огні й бурі революції 1917–1921. – Прага, 1942. Т. 1. С. 27.

52. Правда. – 1917. – 10(23) декабря.

53. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 50, 56.

54. Там же. Арк. 59–60.

55. Правда. – 1917. – 13(26) декабря.

56. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 50.

57. АВП РФ. Ф. 413. Оп. 1. Д. 3. П. 39. Л. 9-10.

58. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 104. Л. 59–61; УЦР. Т. 1. С. 514–516.

59. УЦР. Т. 1. С. 510.

60. РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 2. Д. 23. Л. 4–5.

61. УЦР. Т. 1. С. 444–445.

62. УЦР. Т. 2. С. 27.

63. Чикаленко Е. Уривок з моїх споминів за 1917 р. – Прага, 1932. С. 30.

64. Образование СССР: Сборник документов. 1917–1924. – М.-Л., 1949. С. 70–72.

65. ГАРФ. Ф. 130. Оп. 1. Д. 82. Л. 87.

66. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 455. Л. 184.