Текст книги "Владивосток. Миллионка. Нас миллион. Пятая книга из серии «Хайшенвей»"

Глава 5. Павел

Здравствуйте, я – Павел.

Когда я заболел Азиатской холерой, то решил, что все, мне конец! Денег на доктора нет. Если попросить помощи у сеструхи, то можно вообще оказаться на улице. Людка была нормальной девчонкой, пока не вышла замуж. Муж замутил мозги мой сеструхе, и, теперь они, на пару, думают о том, как бы им отделаться от меня. Может быть, я не прав, и моя всегдашняя подозрительность мешает мне жить спокойно, но иногда я перехватываю взгляд Людмилы. В этом взгляде столько боли и тоски… Но, вернёмся к моей болезни. Домой я прихожу только спать, да и то не каждый вечер. Когда ухожу, закрываю дверь своей комнаты на замок. На внутренней стороне двери у меня тоже несколько запоров: крючок и задвижка. Это все сделано, чтобы Людища, и ее хахаль, не подсыпали мне чего-нибудь в комнату, пока меня нет дома или не удавили меня во сне. Ну вот, опять я о том же, а хотел рассказать, как заболел холерой. Весь день я на ногах, деньги, которые я зарабатываю, тем, что тайком провожу людей за границу, быстро кончаются, и я всегда в поиске заработка. Не один раз я видел людей, которые заболели холерой, признаки были налицо. Несколько раз я видел, как этих людей увозила труповозка, а потом эти люди (среди них было много моих знакомых), снова появлялись на улицах Миллионки. Я уже давно перестал удивляться чему-либо, если страх окружает тебя с утра до вечера, то ты привыкаешь и перестаёшь бояться. Те, кто возвращаются, не узнают никого. Я несколько раз пытался объясниться и выяснить, что происходит, но толку никакого не добился. У моей сеструхи есть подруга Галочка, или, как называет ее моя Людка – Галища! Девчонка она не особенно красивая, но стоит ей заговорить, и ты понимаешь, что всегда искал такую подружку. Галя девушка весёлая, умная, а что не очень красивая, ну так что же, не всем блистать красотой. У Галочки всегда было много подруг и друзей. Моя Людка не раз завидовала подруге и… Все-таки, мне сегодня тяжело собраться с мыслями, опять я растекаюсь по древу! Короче, неделю назад, Галя прибежала к нам домой в жутком состоянии и рассказала, что заболела вся ее семья, включая малолетних сестру и брата. Взглянув на девушку, я отметил, что у неё тоже вроде не все ладно со здоровьем, лицо ее пылало, глаза были красными и слезились! Я списал это на тревогу за близких. Галина пришла за помощью. Людка денег не дала. Не было бы дома ее ненаглядного Саши, глядишь деньги бы и нашлись, а так… У меня деньги были, последний раз мне уплатили за то, что провёл через границу большую группу людей. Половины денег, правда уже не было, несколько раз я ездил на конные бега и оставил там немаленькую сумму, но что-то ещё в кармане у меня бренчало. Галя так плакала и убивалась, что я отдал ей все, что у меня было. Девушка бросилась мне на шею и пообещала отдать мне долг, как только страшная беды минует их дом. Галя даже меня поцеловала и убежала домой. Несколько дней я ничего не слышал о Галине, Людка сказала, что после последнего раза, Галя больше не приходила. Я выждал ещё несколько дней и решил, что надо навестить подругу. Дом Галины был недалеко, в нескольких переулках от нашего. Нашёл дом я без труда. Домик был красивым и ухоженным, будто и не на Миллионке стоял, однако закрытые ставни, и заколоченные крест-накрест окна, делали дом угрюмым и неприветливым. На одном из окон висел криво оторванный листок. На листке было написано: «В доме холера!»

Я растерялся, если дом закрыт, то где сейчас находится Галочка? Может, где-то у дальних родственников решила перекантоваться?

Схватив за рукав пробегавшего мимо мальчишку, я поинтересовался судьбой семьи Шевкуновых, и, в частности, судьбой Галиночки.

Мальчишка попытался вырваться, а потом шёпотом сообщил мне, что вся семья, того, умерла!

Галина была ещё жива, когда ее родных сбрасывали как ненужный мусор в телегу – труповозку. Чуть позже Галю увезли в госпиталь. Больше мальчишка ничего не знал, и я отпустил его.

А сегодня я почувствовал, что заболеваю. Болела голова, кидало то в жар, то в холод. Живот болел так, будто туда плеснули огня. Можно было подумать, что у меня просто отравление, но после обеда я заметил, что у меня двоится и троится в глазах. А это уже было не похоже на отравление. Не в силах совладать с нарастающим страхом, я выскочил на улицу, даже забыв запереть дверь своей комнаты. На улице уже было темно, и улицы были пусты, как вдруг я увидел небольшую группу людей. Навстречу мне, странно изгибаясь, шли человек пять. Когда до группы людей, которые шли мне навстречу, оставалось несколько метров, я понял, что меня смущало в этих людях. Люди шли, молча, не общаясь между собой. Крайней шла женщина. Когда группа людей поравнялась со мной, в женщине я с удивлением узнал Галину. Однако когда я окликнул девушку, она скользнула по мне пустым взглядом и отвернулась. Люди хотели пройти мимо, однако я схватил Галю за рукав кофты

– Что с тобой? Почему ты не хочешь разговаривать со мной?

Однако девушка лишь выворачивалась из рук, и тянула голову в сторону людей, с которыми пришла. Мне стало обидно, вот и помогай, людям, после этого! У меня теперь нет денег на собственное лечение, а она, Галина, гнушается мной! Один из мужчин, пришедших вместе с Галинкой, издал звук похожий на рык. Девушка дёрнулась и попыталась снова вырваться из рук. На этот раз я не стал ее удерживать. Галя встала на то место, где и стояла вначале, и группка людей снова двинулась в известном только им направлении. Всю ночь я бегал на двор. Меня мутило, и отчаянно болел живот.

Утром я почувствовал, что теряю сознание и отрубился. Я не знаю, сколько прошло времени, очнулся я от того, что мою дверь ломали. За дверью плакала Люда, и ругался ее муж. С трудом дотащившись до двери, я попытался открыть задвижку, но сил не хватало. Я снова начал отключаться, как вдруг услышал голос в голове «Меньи, сынок, вставай, твой отец велит тебе встать и идти!». Глаза мои распахнулись, и в них ударил свет. Свет шёл через щель в окне и был разноцветным. Впрочем, свет сразу же потух, как только я протянул руку к задвижке. На этот раз я открыл дверь без труда.

Возле двери стояла зарёванная Людка и ее муж Александр. В руке у Александра был топор. Сестра бросилась ко мне

– Пашка, брат, что с тобой было? Ты не выходил из комнаты двое суток!

– Хоть бы сестру пожалел, – вступил в разговор муж Люды, – не говоря уж обо мне! Ведь мы друзьями когда-то с тобой были! Мы уже все передумали… Слушай, а ты часом не больной? Коли болен, так сразу и скажи! Неужто сестру не жалко, а коли заразный ты, так что же погибать нам из-за тебя?

– Саш, ну не надо так, – попыталась встрять в разговор сестра, – видишь, не в себе он! Сдаётся мне, что даже и не понимает он, то, о чем мы говорим!

– Сейчас поймёт! – все больше распаляясь, закричал Саша, – знает же, что дитя ждём, нельзя тебе волноваться! Так нет же! Меньше бы под землёй шастал, а то наберётся всякой заразы, а потом в дом тащит! Сколько раз я предлагал ему работу в порту! Всегда при деньгах и вечером дома, так нет же!

– Сашка, – закричала Люда, – да помоги ему, видишь, падает!

Когда Павла снова уложили в постель, сестра с мужем стали совещаться.

– Что делать, что делать… В госпиталь надо его свезти, – подытожил разговор Александр, – Вчера слышал от начальства, что в госпиталь холерных берут бесплатно. Самое главное, чтобы болезнь не была запущена! Специально вчера по цехам мужик ходил и рассказывал о том, как надо беречься от холеры. Ну уж коли заболел, так тянуть нельзя… У тебя деньги есть? Пойду пролётку искать!

– Саш, ты же знаешь, нет у меня денег, приходил батя…

– Эх, Людка, Людка, добрая душа! Ну что же делать, сберёг я несколько рублей на чёрный день, да ещё несколько на рождение малыша, все сейчас и потрачу на пролётку! В госпитальную слободку ещё не всякий извозчик согласится ехать! Что же, пошёл я, а ты там Пашке приготовь бельишко… Ну, что там надо в госпиталь с собой взять?

Минут через пятнадцать Александр вернулся, однако дома его поджидал сюрприз

– Ну вот, пролётка ждёт нас недалеко отсюда! А… Что с тобой, что случилось?

Увидев растерянную жену, Саша забеспокоился всерьёз

– Может со здоровьем что? Не молчи! Я волнуюсь!

– Пашка сбежал, – давясь слезами, проговорила Люда, – ты как ушел, он лежал вначале спокойно! А потом поднялся и стал обуваться! Я пошла в зал за чистым бельём для него, а когда вернулась его уже и след простыл! Ох, Сашка, что же это будет?

– Что будет, то и будет, – сжав голову, проговорил сквозь зубы Александр, – а мы все сделали, чтобы твой брат не погиб! Что же, пойду извозчику скажу, что мы не поедем никуда! Да не убивайся ты так, вернётся твой Пашка!

Мне было тяжело говорить, но я все слышал. Когда муж Людки пошёл за извозчиком, я сразу понял, что мне надо бежать! Мне стало страшно. Однако природа этого страха мне была не ясна. Какие-то слова Сашки насторожили меня и бросили в дрожь. Пытаясь вспомнить, я напряг все силы, и вдруг услышал: «Меньи, тебе надо уходить! Иди в подземный город!»

Люда подошла ко мне и погладила по голове, однако я видел перед собой не одну, бледную, с голубыми венками, руку, а целых шесть! Сестра что-то жалостливо сказала, а я вдруг услышал ещё раз то, что говорил ее муж: «В госпиталь холерных берут бесплатно!»

Голос Сашки все убыстрялся и убыстрялся, наконец, от всего предложения осталось только одно слово» …бесплатно!».

Мне было страшно! Хоть я не понимал, откуда взялся страх! Наконец я решил, что хватит пускать сопли и слюни, надо действовать! Чтобы там не было, но в госпиталь я не поеду! И живым не дамся! Людка, наконец, перестала крутиться вокруг меня, и я тихо вышел из квартиры. Сашку я увидел издалека и успел спрятаться. После этого бегом припустил к катакомбам. Впрочем, силы скоро меня покинули, и последние метры я преодолел, чуть ли не ползком. Я забыл фонарь, у меня не было даже спичек, но ноги сами несли меня привычным маршрутом. Два года назад я провёл в подземном городе семь дней. Со мной были Толи и… Кенрю. Где-то они сейчас? Глаза очень скоро привыкли к темноте, и я даже стал что-то видеть. Камень-птица был на месте, хотя все эти длинные два года я искал то место, где был камень. Знаю, что искал его не только я! Лена и Сяй-Линь тоже не один раз спускались сюда и бродили часами.

Глава 6. Лара

Я знаю, что папа не доволен мною. Каждую неделю учителя кладут на его стол отметки за неделю. Обычно это бывает в субботу. По воскресеньям мы ходим в церковь, а в субботу у нас укороченный день. Вместо шести уроков бывает только два. Я не боюсь субботы, мне только жаль папу, но по-другому я вести себя не могу. У меня хорошая память, и я запоминаю все, что объясняют учителя. Запоминаю сразу и навсегда. По средам у нас бывают опросы по всем предметам. Если бы не некоторые обстоятельства, среда была бы самым счастливым днём в неделе, и в моих тетрадях стояли бы отличные отметки. Но я этого не хочу. У меня есть две близкие подруги – София и Елена, у меня есть чудесный папа и добрая нянюшка, а ещё у меня есть… Гриша. Я не хочу, чтобы в моей жизни что-то менялось и если цена за спокойную жизнь – плохие оценки, то я готова уплатить эту цену!

Папа меня никогда не наказывает. После того, как отчёты по учёбе бывают просмотрены, папа созывает нас всех в кабинет, и коротко подводит итоги за неделю. Моё имя обычно звучит самым последним. Каждый раз я удостаиваюсь лишь укоризненного покачивания головой. Раньше папа вопрошал и волновался о том, что же со мной будет в будущем, теперь же молчит, и только боль в глазах говорит мне о том, что папа страдает из-за меня. Но я на самом деле ничего не могу с собой поделать! София и Гриша для меня больше чем подружка и друг, и если… В общем, если Сонька хочет быть первой в учёбе, то пускай так и будет. А папа пускай не беспокоится, я стану все-таки кем-то! Я стану… Актрисой! Моя старшая подружка, Елена, знает о ситуации с Сонькой, знает она и том, что я могу учиться намного лучше, но лишь качает головой и хмурится! Она боится связываться с Сонькой. Вчера я помогала Елене решать задачи, моя старшая подружка очень отстала в учёбе, и ей пришлось начинать все сначала. Год назад она ещё училась по нашим учебникам. Теперь-то конечно, она и Гриша ушли далеко вперёд, но иногда возникают трудности. И мы потихоньку, чтобы не видела Соня, сидим и решаем задачи. Прошло два года, но мы с Софией по-прежнему очень похожи. У меня есть кузина, ее зовут Лидия, она на два года старше меня. Мы встречаемся с ней редко, только на семейных праздниках. Две недели назад, мы встретились с Лидией в парке, и представьте себе, она не смогла сразу определить, кто из нас двоих Лариса, а кто София. Когда все разъяснилось, Соня ходила, выпятив грудь, так ей понравилась идея, что я – это она!

И все равно я люблю Соньку, и готова терпеть все ее капризы и требования, лишь бы она и ее брат жили с нами всегда. Я боюсь вспоминать то страшное время, когда нас, в моем любимом доме, жило только трое – я, папа и няня! Я с ужасом вспоминаю тот спектакль и японскую девушку. Девушку убили, а меня похитили. У японца были страшные глаза и жёлтые руки. Он приложил мне ко рту дурно пахнущий носовой платок, и мир для меня исчез! Когда я очнулась, то узнала, что меня спас Гриша. Он принял меня за свою сестру. Нашлись люди, которые гнались за японцем долго-долго и догнали-таки его! Когда я пришла в себя, то вокруг меня было много людей. Японец бился связанный, а поодаль стояли Гриша, Лена и их друзья. Потом мы все, кто был в тот день в катакомбах, заболели. Папа узнал, что я нахожусь в доме у Гриши и забрал меня домой. Гриша был без памяти, поэтому папа велел перевезти Гришу с семьёй в наш дом. Так нас стало шестеро. Бабушка, Гриши и Сони, очень скоро стала бабушкой и для меня. А вскоре произошло ещё одно событие, у нас поселилась Елена. А Соня… Но про Соню было уже сказано очень много, не буду повторяться.

Расскажу лучше о том миге, когда душа моя перевернулась, и я поняла своё призвание.

Тогда, два года назад, я тоже немного заболела. У меня горели глаза, и я стала плохо видеть, но в отличие от Гриши у меня все прошло довольно быстро. Однако, после того как семья Гриши поселилась у нас, меня стали преследовать странные сны. Ночь за ночью мне снился один и тот же сон. Соня меня много раз будила посреди ночи. Моя подружка говорила, что ей страшно, она не может спать, когда со мной происходят странные вещи! Сестричка Гриши жаловалась так же на то, что я пою, читаю стихи, плачу и смеюсь, и все это ночью, во сне. А также она говорила, что когда подходит к моей кровати, чтобы разбудить меня, то в первый миг видит перед собой не меня – Ларису, а совершенно постороннюю девочку, вернее женщину. Женщина-карлица извивается во сне, хохочет и рыдает. Она, то есть я, говорит на странном языке. Мне совсем было не страшно, когда Соня рассказывала это все мне на утро. Больше всего меня интересовало, во что была одета карлица. С жадным волнением я ждала ответа Сонюшки, но меня постигло разочарование! София сказала, что карлица была одета в мою пижамку. То есть, засыпала я, в своей любимой пижамке с розами, как Лара, а проснулась, как карлица. Соня отказалась тогда спать в одной комнате со мной. Меня позвали к бабушке, и я рассказала ей все, что меня тревожит и про все сны, и про то, что иногда днём мне кажется, что я – не я, а кто-то другой! Бабушка посоветовала мне каждое утро уходить в сад, который был недалеко от нашего дома, выбрать там дерево, которое мне по нраву и рассказать дереву все, что мне приснилось! И напомнила, чтобы я повторяла этот ритуал каждое утро до тех пор, пока сны не оставят меня! Я уговорила Сонюшку не уходить спать в другую комнату, и она милостиво согласилась! Через две недели я научилась контролировать свои сны. Во всяком случае, София больше не жаловалась на меня бабушке. Постепенно сны перестали мучить меня, к дереву я теперь ходила редко, сначала раз в две недели, а потом раз в месяц! На какое-то время сны перестали вообще посещать меня, во всяком случае, наутро я ничего не могла вспомнить. Когда я вспомнила про обещание и вышла в садик, а это произошло примерно через полгода, то увидела, что дерево выросло вширь и ввысь! Оно (дерево) стояло особняком от остальных деревьев и глядело на них сверху вниз. Мне сразу же расхотелось говорить с деревом. Так мой сон и остался неразделённым. Бабушка к этому моменты уже умерла, и некому было наставить меня на путь истинный и посоветовать, как быть дальше и что делать с вернувшимися снами! Впрочем, наверно, настала пора рассказать о том, что мне снилось. Да Цзожун, великий Ван, имел в своём подчинении пять столиц. За год Да Цзожун умудрялся пожить во всех пяти столицах. Причём о том, что князь собирается отбыть, не знал никто до самого момента отъезда. Встав с ложа, Да Цзожун просто объявлял двору и челяди, что через час все должны будут отправиться в путь. О том, что кто-то не успеет собраться, или оповестить близких, у князя душа не болела! Кто не успевал, тот оставался, чтобы больше уже никогда не покинуть столицу. Этот человек становился не выездным. Некоторые из дворни пользовались этим обстоятельством, но на их место быстро находились другие. Желающих ехать с князем было много. Однако у князя было чутье, и не все проходили его испытание. Вместе с князем в путь отправлялась вся семья. Конечно, в столице оставался наместник, но не всегда он (наместник) был княжеского рода. Одна из кибиток всегда была закрыта. Дворня знала, кто находится в кибитке, но держала рот закрытым. Знали об этом и члены семьи, но предпочитали не говорить об этом. Вокруг бушевали интриги, как и в любом княжеском дворе. Слухи летали, низвергая одних и возвышая других, но никто не говорил о маленькой кибитке и ее пассажире, вернее, пассажирке. В шёлковой кибитке, расшитой драгоценными камнями, сидела карлица. Кибитка была сделана из драгоценных пород дерева, рессоры закреплены и смазаны так, чтобы драгоценная пассажирка не испытывала тряски в дороге. Ибо карлица была актрисой. Князья сопредельных царств, Китая, Силу, Манжуров, отдали бы четверть царства, чтобы завладеть актрисой-карлицей. Ибо маленькая девушка была настоящей актрисой. Талант ее был такой силы, что повергал в трепет целые народы. Да Цзожун однажды с помощью Сылар, так звали карлицу, усмирил бунт. В карлице было что-то магическое. Когда она смеялась и плакала, с ней плакали и смеялись все зрители. Когда Сылар однажды заболела, Да Цзожун созвал лекарей со всего мира. Лекари не смогли определить болезнь, которая мучила любимицу князя, однако Сылар смогла излечить себя сама. Она услышала звук. Звук исходил из моря. Сылар запомнила звук и стала лечить им окружающих. Конечно, после того, как вылечилась сама. Однако, после года применения, этого звука, карлица стала расти! Все правильно, если уж лечиться, так лечиться полностью. Но мере роста талант актрисы стал медленно уходить от Сылар. Вскоре она уже не могла заинтересовать своим творчеством даже маленький пяточек людей. У Сылар остался ее дар лечить, но это уже совсем другая история.

Так вот, во сне карлицей Сылар была я.

Мне нравилось стоять одной на возвышении и видеть, как огромная площадь людей буквально замирает, ловя каждый мой вздох.

В одном из снов, я видела, как моё маленькое тело несут в тайный город. Здесь, в тайном городе, я нашла свой звук, и потеряла свой талант. Город звался Чжень, и находился он на территории того места, где мы сейчас живём. Где-то, под теми катакомбами, в которых я оказалась по вине японца два года назад. Впрочем, после того, как был найден звук, сны стали сниться мне реже. Последние два месяца я вообще сплю без снов.

А в апреле месяце к нам во Владивосток приехала великая актриса Вера Комиссаржевская. Папа взял билеты для всех нас. Правда, далось ему это нелегко, люди занимали очередь за билетами за неделю.

Концерты-спектакли Веры Комиссаржевской проходили в общедоступном театре Боровикса, который находился на улице 1 Морской. Подход к театру преграждала огромная лужа грязи. Грязи было столько, что казалось, вступи в неё, и она засосёт тебя по пояс.

Билеты были куплены за неделю до начала спектакля. Когда папа объявил, что билеты уже у него в кармане, я думала, что не дождусь того момента, когда настанет этот день. И вот он настал, день спектакля. На спектакль пошли все. Папа даже взял билет нянюшке и кучеру Степану. Накануне Софья замучила меня. Она вытащила все, буквально все, наряды из шкафов. У нас с ней шкафы разные, но одежда общая. Общая в том смысле, что Соня может взять любую одежду из моего шкафа, но очень неохотно соглашается, когда я пытаюсь взять что-то у неё. Да я, в общем, и прошу то редко. Иногда просто нужна какая-то деталь к одежде, что бы наряд был одного цвета. Так вот, собираться Сонюшка начала за два дня до спектакля. За эти годы я хорошо изучила свою подружку. Сонька не вредная, она… Она просто не уверена в себе. Ей все время нужно подтверждение, что она (Софья) самая лучшая. Я люблю свою подружку как сестру, но иногда ее придирки выносить тяжело. День прошёл бессмысленно. Сонька не пускала в комнату Гришу и Лену и без конца вертелась перед зеркалом. Наряд менялся за нарядом, а Сонюшка все была недовольна. Самое удивительное было то, что ей шло буквально все. Все платья, все костюмы, все юбки и блузки. Мы действительно похожи с Софией, но одежда на нас лежит по-разному. Мне идёт не все, но те платья и костюмы, которые идут мне, тут же забирает Соня. Наконец подружка отошла от зеркала, и я вздохнула с облегчением. Значит можно кое-что выбрать и мне. Однако Сонька стояла возле меня все то время, пока я мерила вещи. Моя двойняшка стояла рядом и ревниво пожирала глазами все, что я брала на примерку. Наконец я почувствовала усталость и какое-то не свойственное мне раздражение. Я схватила первый попавшийся костюм, и повесила его в свой шкаф. Сонька вздохнула, проводив костюм взглядом, но ничего не сказала. Я села за стол, и включила лампу. В комнате стремительно темнело. Последний день перед спектаклем подходил к концу. Сонька слонялась по комнате, не зная, чем заняться. Потом крутанулась на месте и вышла из комнаты. Не знаю, сколько времени ее не было, но влетела она в комнату в тот момент, когда я сидела, погрузившись полностью в книгу. Я читала книгу Лидии Чарской. Книги этой писательницы завораживали меня. Вбежав в комнату, София резко остановилась и закричала:

– Ларка, что ты сидишь? Побежали на улицу! Там такое! Там драка, стенка – на стенку! Парни с Каторжанки дерутся с парнями из Матросской слободки!

Соня обожала драки и ссоры. Мне же всегда были отвратительны красные и тупые лица тех, кто участвовал в уличных драках.

– Нет, Соня, я не пойду! Ты же знаешь, что я не люблю, когда дерутся!

– А я говорю, пойдём, – засмеялась Соня, – а ещё сестрой меня зовёшь! А когда сестра тебя о чем-то просит, ты всегда отказываешься! Вот что ты делаешь? Читаешь? Бери пример с меня! Я ничего не читаю, но все равно учителя меня хвалят больше, чем тебя! – подружка подскочила и вырвала у меня книгу, – или ты хочешь, чтобы тебя хвалили больше чем меня? Не получится! Потому что я умнее тебя, и учителя меня больше любят!

Я потянулась за книжкой, но Соня залезла на стол и дразнила меня оттуда. Вот за это я не люблю подружку! В такие минуты она становится жестокой! Когда я ей об этом говорю, она обижается и говорит, что я просто не понимаю шуток. Вот и сейчас, шутка зашла на столько далеко… В какой-то момент мне показалось, что я дотянусь до книжки, но София подняла книгу ещё выше, а потом просто бросила ее в камин. С утра было сыро, и папа велел чуть протопить комнаты. Бросив книгу, Соня притворно расстроилась:

– Ну вот, такая хорошая книга была! Что же, ты сама виновата! Не надо было так неловко играть со мной! Ну что, не пойдёшь на улицу?

– Нет, – мне было больно и обидно, но я старалась не показывать свою слабость, – я ещё математику не сделала.

– Ну-ну, – опять засмеялась Сонька, – решай задачки! Все равно я получу лучшую оценку!

Соня убежала на улицу и в комнате, наконец, стало тихо. Как только стихли шаги подружки, я поднялась на крытую галерею. Открыв дверь, я тихонько заглянула. Несколько раз я заставала за беседой Гришу и Лену. Им нравилось уединяться здесь. А я не люблю, когда при моем приближении замолкают. Однако сегодня здесь никого не было. На северной стороне галереи стоял шкаф. Папа купил мне несколько экземпляров книг Лидии Чарской. У меня добрый и умный папа. Когда я попросила купить три экземпляра «Княжны Джавахи «и «Сибирочки», папа даже не стал ни о чем спрашивать. Он просто выполнил мою просьбу. И теперь, когда на Соньку нападает странное и злое настроение, которое кончается гибелью очередной книги, я просто поднимаюсь на галерею, и беру другой экземпляр. Расправившись с книгой, Соня никогда не интересуется последствиями. Ее не удивляет новая книга в моих руках. Мне кажется, что она даже не помнит о том, что сделала! Впрочем, на моё счастье приступы ярости у Соньки бывают редко, раз в три месяца, иначе жизнь была бы просто невыносимой!

Вернувшись в детскую, я снова погрузилась в книгу. Огонь из камина тихонько озарял комнату, в комнате было тепло и тихо. Вот так и кончился день перед спектаклем.

Следующий день был суматошным и напряжённым. Волновались все, даже няня и Гриша. Наконец подали экипаж, и мы поехали. Спектакль был вечерним. Улица перед театром была запружена людьми и экипажами. Хорошо, что мы выехали заранее. Спектакль начался на полчаса позже. Ждали градоначальника и его семью. Наконец места в первом ряду были заняты, и занавес поднялся. Между тремя действиями было два антракта. Когда было окончено первое действие, до меня в антракте ещё можно было докричаться. После второго действия я находилась в каком-то умопомрачении. Когда окончился спектакль, я никак не хотела уходить. Я цеплялась за кресло и мотала головой, отрицая тот факт, что уже, увы, все закончилось! Впрочем, я одна оказалась под гипнотическим воздействием великой Веры. Папа был рассеян и о чем-то думал. Нянюшка дремала. Степан ещё во время второго антракта ушел, чтобы проверить как там лошади! Елена и Гриша все время шептались. Соня молчала, однако я одна из всей семьи знала цену ее молчанию. А также я знала, что последует за ее молчанием. Сонька злилась! Никто не обращал на неё внимания, не говорил, как хорошо сидит на ней вечерний костюм и как к лицу ей серьги! Подозреваю, что во время оваций, она люто ненавидела Веру Комиссаржевскую. Я же… Вера вышла на бис, долго кланялась, а потом начала читать монолог. И тут мне показалось, что я вдруг оказалась в одном из своих снов. Только вместо карлицы Сылар на возвышении стояла великая Вера и управляла душами и мыслями людей. Зал неистовствовал. Овации следовали за овациями. На сцену все несли и несли корзины с цветами. Равнодушных было мало, зал ревел и бесновался! В едином порыве все зрители плакали и смеялись. Никогда я не видела такой блистательной игры. Игра Комиссаржевской звала душу к чему-то запредельному! Мне было страшно думать, что монолог сейчас кончится, и я опять вернусь в серые будни. Рядом крутилась на кресле Сонька. Однако и она постепенно подпадала под власть искусства Веры. Перестал думать свою тяжёлую думу папа, проснулась нянюшка и со страху чуть не упала с кресла! Перестали хихикать и перешёптываться Гриша с Леной. В едином порыве все замерли, вслушиваясь в голос великой актрисы. Казалось, позови она за собой, и пойдёт весь зал за ней, не раздумывая. Не важно, к злым делам воззвала бы Вера или к добрым, под гипнозом глубокого и проникновенного голоса зрители перестали отделять действительность от того, что происходило на сцене.