Текст книги "Двор чудес"

Баллада о том, почему испортились в Петрограде водопроводы

 
В контору Домкомбеда
Является едок.
«Зашел я вас проведать,
Нельзя ли ордерок».
 
 
«Вот, гражданин хороший,
Вы распишитесь тут,
А ордер на галоши
Сейчас вам принесут».
 
 
Он подписал сначала,
Потом не стал читать,
Но в памяти застряла
Огромная печать.
 
 
Идет гулять, погожий
Похваливая день;
Как вдруг кричит прохожий:
«Вы потеряли тень».
 
 
Едок в оцепененьи:
«Ах! Буду я в аду:
Коль человек без тени,
То с чертом он в ладу».
 
 
Сошлась народу сила,
Глядит на едока,
И ордер уронила
Дрожащая рука!
 
 
Бежит он что есть мочи,
Торопится домой.
С тех пор и дни и ночи
Он бродит сам не свой.
 
 
И дом родимый тошен,
И с близкими разлад,
А новые галоши
Насмешливо блестят.
 
 
Едок таит заботу,
И молчалив, и тих,
Как вдруг в одну субботу
Его уносит тиф.
 
 
Вдова лежит, рыдая,
Не в силах слез унять.
«Сходи в Комбед, родная, —
Советует ей мать. —
 
 
Возьми там разрешенье
На гроб и три свечи,
На вынос, погребенье —
О всем похлопочи».
 
 
Контора очень близко,
Но заперт Домкомбед,
 
 
И на дверях записка:
«Приема в праздник нет».
 
 
Но председатель Громан
Живет в квартире два,
И, может быть, он дома!
К нему идет вдова.
 
 
Как видно, председатель
Был дома очень прост:
Сидит в цветном халате,
Расчесывает хвост.
 
 
«Спасите! Злая сила!
Рассыпься, сатана!» —
И с воплем закрестила
Нечистого она.
 
 
Он стал белее снега;
Разинув дико рот,
Взревел и вдруг с разбега
Вскочил в водопровод.
 
 
Из крана пламя пышет,
От грома дрогнул дом
Весь от земли до крыши,
И смолкло все кругом.
 
 
Но с той поры на годы
Нам не избыть беды:
Хоть есть водопроводы,
Но нет и нет воды.
 

Луна

 
     Ночью, когда наступает тишь,
К жабе прилетает летучая мышь.
Говорит о том, что мертва луна,
И о том, что ночь темна и длинна.
Пресвятая Дева, помилуй нас!
Добрый сон бежит от испуганных глаз,
Оттого что ночь длинна и страшна.
А дурного не надо сна.
 
 
     Далеко в темный лес заехал граф,
Преследовал вепря он.
Перед ним душистое море трав
И старые сосны со всех сторон,
А вепря запутался след.
Уж луна с небес льет холодный свет —
Граф обратно скачет на резвом коне
Вдоль узких лесных дорог
Туда, где звенит охотничий рог.
Два зеленых глаза горят в вышине…
Он взглянул и видит рысь на сосне,
А за ней на небе круглая луна.
Шкура рыси, как медь, красна.
На него спокойно глядит она
И кажется кошкой большой,
 
 
Рыжей кошкой, совсем не злой.
Тогда граф берет арбалет,
И в голову рыси летит стрела:
Рысь упала на землю. Лунный свет
Вдруг погас. Настала черная мгла.
Тишину прорезал в тот же миг
Человеческий отчаянный крик:
– Луна!.. Луна умерла! —
И стало так тихо потом,
Что слышно, как шепчутся лист с листом.
Граф рыси нигде найти не мог,
И, крестясь, он поехал своим путем
Туда, где звенел охотничий рог.
 
 
     Но странный графу приснился сон
В ту ночь, как с охоты вернулся он.
Будто в спальне он и стоит у окна,
Большая, круглая в небе луна…
Кто-то тихо-тихо ступил на балкон
(Так бесшумно ступать может только зверь)
И к нему вошел сквозь закрытую дверь.
И видит он: дева пред ним стоит
Такой удивительной красоты,
Что сердце графа громко стучит,
Когда он спрашивает: – Кто ты? —
Печально дева молчит в ответ,
А косы ее красны, как медь.
– Ты грустна? Позволь за тебя умереть! —
И, пред ней на колени став,
В любви клянется ей граф.
В зеленых глазах мерцает свет,
 
 
На щеках ее краска стыда.
Она не сказала ни разу «нет»,
Хотя не сказала и «да».
Она так прекрасна и так нежна,
И так упоительно-покорна она:
И впервые граф блаженство узнал,
Целуя рот, что печален и ал.
Слезы текли из зеленых глаз…
И графу деву было мучительно жаль.
Но желания наши сильнее нас,
И прекрасна в любви печаль.
Сон этот снился ему до утра,
А когда проснулся он,
Была подушка от слез мокра,
И страшный он помнил сон.
 
 
     В герцогском замке, одна и грустна,
Прелестная Виолетта сидит у окна,
Смотрит в вечернюю синюю тьму,
Песни поет и графа ждет…
Ах, не едет он к ней почему?
Прежде он был так нежен и мил,
А теперь, наверно, ее разлюбил.
Но вот проходит двенадцать дней —
Виолетта графа видит из башни своей,
И вниз спешит по ступеням она,
Оттого что в графа она влюблена.
Он в залу входит, и смутен он,
Изысканно вежлив его поклон,
Но поднять на нее он не смеет глаз.
И смертельно бледнеет ее лицо.
 
 
– Я давно уже, граф, не видела вас. —
Виолетта встает, холодна и горда.
– Наверно, другую любите вы.
Тогда прощайте, граф, навсегда.
Я отдаю вам ваше кольцо. —
И чуть слышно вздохнула: – Увы!
– Я люблю ту, – был графа ответ, —
Прекрасней которой на свете нет.
Но свободы моей не надо мне,
Оттого что это было во сне.
А вам, госпожа моя, я жизнь отдам
И покорным слугою буду вам. —
Виолетта подумала: «Бредит он,
И это грешно влюбляться в сон.
Когда я стану его женой,
Узнает он верное счастье со мной».
Граф от невесты едет домой
Полночной тихой порой.
За графом скачет его слуга.
Дремучий лес сменяет луга…
Но странно, что нет луны, хоть с небес
Огромные звезды смотрят в лес.
Два зеленых глаза горят в вышине.
И видят они – рысь сидит на сосне,
Шкура ее, как медь, красна.
На графа спокойно глядит она
И кажется кошкой большой,
Рыжей кошкой, совсем не злой.
Граф шпоры вонзает в коня:
– Пресвятая Дева, помилуй меня! —
Шепчет он, и мчится стрелой
Конь его по тропинке лесной.
А граф белей полотна
И все повторяет: – Луна… луна…
 
 
     Тускло сверкает жабий взор,
Жаба и мышь ведут разговор.
– Если бы звезды съесть,
Стало б еще темней.
Жаль, что на небо никак не взлезть.
У звезды, должно быть, вкус светляка,
Головка так же жирна и мягка,
Только еще вкусней.
– Девять раз в лесу прокричала сова,
Я понять не могу слова.
     Слушай, сталь звенит и льется кровь.
     Навсегда я с тобой, моя любовь.
     Нет, нет, ты – летучая мышь,
И ты мне изменишь, и ты улетишь.
     Как сладко пахнет свежая кровь…
Слушай, сова закричала вновь.
 
 
     В капелле ярко свечи горят,
Виолетта и граф под венцом стоят.
Да поможет им в жизни Бог!
Виолетта – нежный, хрупкий цветок,
Дрожит под белой своей фатой,
И крестится трепетною рукой,
И шепчет патеру: – Да.
– Да, – громко граф повторяет за ней
И мыслит: «Теперь навсегда!»
Поет торжественно свадебный хор.
Рассеянно граф поднимает взор
И видит: вдали от гостей,
Белой одежды своей белей,
Стоит у колонны одна
Грустная дева странного сна.
И это не сон, и это не бред…
Она живая, это она.
Теперь Виолетта его жена.
А там, у колонны, стоит она,
Та, прекрасней которой на свете нет,
И косы ее красны, как медь.
Ах, лучше бы графу вчера умереть.
Гнутся столы под тяжестью блюд,
Гости смеются, едят и пьют,
И все довольны, и весело всем.
Один новобрачный грустен и нем.
Подняв на графа взор голубой,
Виолетта шепчет: – Любимый мой! —
И во взоре от счастья блестит слеза,
И она опускает глаза.
Но в сердце графа смерть и ад.
Он слов не находит в ответ,
И на ту устремляет он страстный взгляд,
Прекрасней которой на свете нет,
На ту, что слишком поздно пришла.
Она так печальна и так светла,
И первого снега она белей.
И видит граф, что рядом с ней
Суровый, черный рыцарь сидит,
Глаза его черной ночи черней,
И на графа он мрачно глядит.
 
 
     Гости встают из-за стола.
– Граф, я к матери пойду моей,
Я с вами сегодня ехать должна
И с ней расстаюсь на много дней. —
И с улыбкой Виолетта от мужа ушла,
И рядом с матерью села она.
В зал входят жонглеры, певцы и шут,
Сейчас представленье они начнут.
Вдали от гостей сидит одна
Грустная дева из странного сна.
Граф к ней подходит. Низкий поклон.
И руку ей предлагает он.
И тихо с кресла она встает,
Рука ее холодна как лед;
Но по жилам графа пробежал огонь,
Когда он тронул ее ладонь.
Он говорит: – Я давно вас ждал,
Но я думал, вы – только сон! —
Она молчала, и он продолжал:
– Здесь душно, выйдемте на балкон. —
И они покинули праздничный зал.
– Отчего вы не приходили ко мне, —
Спрашивает граф, – как тогда, во сне?
– Граф, я не понимаю вас,
Я сегодня вас вижу в первый раз.
– Но ваш рот, что печален и ал,
Ваше нежное тело я уже целовал. —
И в страхе шепчет она, задрожав:
– Вы бредите, граф.
Я маркиза de Saint-Arlatte,
Вот там, у окна, стоит мой брат. —
Граф обернулся и встретил взор
Черных глаз, что глядели в упор,
И черного рыцаря он увидал,
И холод по телу его пробежал.
Она говорила: – Далеко мой дом,
Много дней и ночей плыть пришлось кораблю. —
Он тихо сказал: – Я вас люблю! —
И еще тише: – Дорогая, уйдем. —
И вниз по ступеням, мимо окон,
В темный сад ее уводит он.
Луны нет на небе, хоть в тихий сад
Звезды огромные глядят.
И покорно с графом идет она,
Грустная дева из странного сна.
Он приводит ее на цветущий луг;
На милом лице ее испуг,
А косы ее красны, как медь.
– Ты грустна? Позволь за тебя умереть! —
Пред ней на колени став,
О любви умоляет граф.
В зеленых глазах мерцает свет,
На щеках ее краска стыда,
Она не сказала ни разу «нет»,
Хотя не сказала и «да».
Но когда ее уст коснулся он,
Она испустила чуть слышный стон.
И стон этот сразу напомнил ему
Рысь, и луну, и ночную тьму,
И жадные пасти свежих могил…
Но граф сейчас же о всем забыл,
Оттого что так она нежна —
И так упоительно-покорна она.
Слезы текли из зеленых глаз,
И графу деву было мучительно жаль.
Но желания наши сильнее нас,
И прекрасна в любви печаль.
Вдруг с цветущего ложа встала она.
– Милая, уходишь ты отчего?
– Прощайте, граф, я идти должна. —
И она ушла от него.
Он умолял ее: – Вернись, вернись;
Милая, нежная, без тебя я умру. —
Меж низких кустов проскользнула рысь
И спряталась в черную нору.
 
 
     Граф вернулся в праздничный зал,
И всюду ее он искал,
Ту, прекрасней которой на свете нет,
И спрашивал всех, но был общий ответ:
Девы такой никто не видал.
И нигде он не мог ее найти.
И тогда он решил: «Это был сон,
Что приснился мне средь душистых трав.
Пресвятая Дева, сон грешный прости!»
И к Виолетте вернулся граф.
Нежной улыбкой был встречен он;
Виолетта сказала: – Я давно вас жду.
Не было ли холодно вам в саду?
 
 
     К отъезду трубят рога,
Уж дверцу кареты открыл слуга.
Граф с молодой женой
И пышной свитой едет домой.
Вдруг черный рыцарь к нему подошел,
И был он бледен, мрачен и зол.
– Граф, два слова сказать вам надо мне,
Но не при графине, вашей жене. —
Он низкий Виолетте отвесил поклон,
И в сторону быстро отходит он.
– Виолетта, я к вам возвращусь сейчас.
Простите, что ждать заставляю вас. —
И к черному рыцарю граф идет.
На графа смотрит с презреньем тот
И говорит: – Вы забыли, граф,
Что сестры рыцарей не для забав.
– Маркиз, не надо напрасных слов, —
Ответил граф, – идем, я готов! —
И в сад идут они на зеленый луг.
На луг, где графу явилась любовь,
Неужели же здесь прольется кровь?
Раздастся мечей лязг и стук?
Огромные звезды смотрят в сад,
Но странно, что нет луны.
На сук высокой сосны
Уселась рыжая рысь,
И злобой горит зеленый взгляд.
Вдруг черный рыцарь крикнул: – Молись!
Сейчас твою душу примет ад! —
Звон стали, короткий стон,
И раненый граф на луг упал.
И луг под ним стал влажен и ал.
Склонились сосны со всех сторон…
Так тихо стало кругом,
Что слышно, как шепчется лист с листом.
И граф простонал: – Луна…
Луна умерла! – И умер сам…
Рысь бесшумно подкралась к его ногам
И лизала из раны теплую кровь,
А на небе засияла вновь
Большая, круглая луна.
 
 
     Жабе говорит летучая мышь:
– Хорошо цепляться за выступ крыш
И висеть вниз головой.
Хочешь, полетим со мной!
– Я нашла на кладбище человеческий зуб, —
Ответила жаба, – там, где старый дуб.
В полночь зарою его, тогда
Станет отравой в колодцах вода,
И много новых будет могил;
А звон похоронный мне очень мил,
И много жирных будет червей.
Пойдем, помоги мне в работе моей! —
И с жабой уходит летучая мышь.
 
 
     Ночь, только ночь, и ночная тишь.
Пресвятая Дева, молитву услышь!
Я лишилась покоя и сна,
Оттого что ночь длинна и страшна,
Оттого что мертва луна.
 

«Нет, я не буду знаменита…»

 
Нет, я не буду знаменита,
Меня не увенчает слава,
Я – как на сан архимандрита —
На это не имею права.
 
 
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я маленькая поэтесса
С огромным бантом.
 

1918

«– Скажите, вам приятно жить…»

 
– Скажите, вам приятно жить?
– О да! Конечно, даже очень!
Мне с жизнью весело дружить,
Союз наш неразрывно прочен
И благостен.
                    За годом год
Кошачьей поступью идет
По звеньям той цепи златой,
И дуб зеленый надо мной
Широкошумною листвой,
Золотовейной тишиной
Лирно-лирически поет.
Все сладкозвучней, все нежней.
 

1919

«А ко мне в полуночном сне…»

 
А ко мне в полуночном сне
Прилетала рыжая сестра,
И со мной пробыла до утра,
И в подарок оставила мне
Уголек своего костра,
Чтобы помнила я о сестре,
Чтобы косы стали мои
Красны, как медь,
Чтобы мне, как и ей, сгореть
На костре.
 

1919

«Вьется вихрем вдохновенье…»

Н. Гумилеву

 
Вьется вихрем вдохновенье
По груди моей и по рукам,
По лицу, по волосам,
По цветущим рифмами строкам:
Я исчезла. Я – стихотворенье,
Посвященное Вам.
 

1919

«Скрипнула зловеще половица…»

 
Скрипнула зловеще половица,
Двери распахнулись на балкон.
Это сон, тебе все это снится,
Это только скверный сон.
 
 
Вот вхожу я рыжей кошкой
В комнату твою звенящей тишиной,
Впрыгнула бесшумно на окошко,
Зорко наблюдая за тобой.
 
 
Как иголки, колют злые взгляды
Немигающих кошачьих глаз —
Нет прощения и нет пощады,
Все окончится теперь, сейчас.
 
 
Легким воздухом ночной прохлады
Подыши еще в последний раз.
 
 
Не уйти тебе от кошки рыжей —
(Если б ты от сна очнуться мог!..)
 
 
Вот я подползаю ближе, ближе,
Вот сейчас я сделаю прыжок!..
 

1921

«В городе не знаешь даже, что зима…»

 
В городе не знаешь даже, что зима,
В городе большие мрачные дома,
И живут в домах расчетливые люди,
Вечно беспокоясь: что-то завтра будет?
 
 
А в лесу морозно, солнечно и тихо,
Выйдет на прогулку круглая ежиха,
На снегу блестящем колыхнется тень,
Из еловой чащи выглянет олень,
Вьется грациозно рыжая лисица
И поводит носом – чем бы поживиться?
Звери ищут корма, нá небо глядят
На морозно-райский, розовый закат,
И в глазах их мысли ясные, простые,
И совсем небесные, и совсем земные.
 

1921

«Любовь. Как изучать ее законы…»

Г. И.

 
Любовь. Как изучать ее законы?
О чудо из чудес – счастливый брак!
Бывают изумительные жены —
Бывают и бывали – это так.
Да, это непреложный факт.
 
 
Вот Пенелопа или Андромаха,
Покорные и мужу, и судьбе…
Но я скажу без гордости и страха,
Без преувеличенья о себе:
 
 
Я строю замки на песке сыпучем,
Слова любви пишу я на воде,
Но если даже улетишь ты к тучам,
И там – ни на луне, ни на звезде —
Ни в мире том, что называют лучшим, —
Такой жены ты не найдешь нигде.
 

1922

«Летят на юг соловьи…»

Г. И.

 
Летят на юг соловьи
Дорогой певучей и дальной.
Улыбаются губы твои,
Но сердце мое печально.
 
 
Откуда печаль моя,
Хотя бы лишь на мгновенье?
Ведь мне улыбка твоя
Как соловьиное пенье.
 

1922

«Луна. Новогодняя ночь…»

 
Луна. Новогодняя ночь.
Ворона сидит на окне.
– Ворона, прошу вас убраться прочь
И не возвращаться ко мне! —
Ворона зловещее каркнула «Кра!»
И, стукнув клювом в окно,
В сиянии лунном исчезла, но
Теперь не уснуть до утра.
 
 
А время идет.
                     И вот настает
Тысяча девятьсот
                            Двадцать первый год.
– Не жди от него добра!..
 

1920

«Я знаю…»

 
                                             Я знаю,
Что в море плавают большие рыбы,
Спокойно плавниками шевеля,
И в девственных лесах бредут стадами
Столетние слоны на водопой,
И пестрые летают попугаи,
Гортанным криком воздух наполняя.
И где-то там, на севере, медведи
Глядят на белое сиянье ночи,
И глупые моржи заводят пляски,
А в городах спешат, толкаясь, люди,
И трудятся, и проклинают труд —
У всякого своя любовь и злоба
И собственная горькая судьба.
И в небе над усталою землею
Огромные стоят в молчаньи звезды
И обещают каждому, кто хочет,
Спокойствие и исполненье снов.
 

1923

«Сияет дорога райская…»

 
Сияет дорога райская,
Сияет небесный сад,
Гуляют святые угодники,
На райские розы глядят.
 
 
Идет Иван Иванович
В люстриновом пиджаке,
С ним рядом Марья Филипповна
С французской книжкой в руке.
 
 
Прищурясь на солнце райское,
С улыбкой она говорит:
– Ты помнишь, у нас в Кургановке
Такой же прелестный вид.
 
 
И пахнет совсем по-нашему
Черемухой и резедой. —
Сорвав золотое яблоко,
Кивает он головой.
– Да, все как у нас в Кургановке,
Манюрочка, ручку дай,
Подумать, мы в Бога не верили,
А вот и попали в рай.
 

1923

Баллада о площади Виллет

Роману Гулю

 
Ложатся добрые в кровать,
Жену целуя перед сном,
А злые будут ревновать
Под занавешенным окном.
 
 
А злые будут воровать —
Не может злой не делать зла.
 
 
А злые будут убивать
Прохожего из-за угла.
И окровавленной полой
Нож осторожно вытрет злой.
 
 
А в спальне доброго луна
Глядит, бледна и зелена,
 
 
И злые снятся сны ему
Про гильотину и тюрьму.
Он просыпается крича,
Отталкивая палача.
 
 
А злой сидит в кафе ночном
Над рюмкой терпкого вина,
И засыпает легким сном,
Хотя ему и не до сна.
 
 
Во сне ему двенадцать лет,
Он в школу весело бежит.
 
 
И там, на площади Виллет,
Никто убитый не лежит.
 

1923

Контрапункт

«Я сегодня с утра весела…»

 
Я сегодня с утра весела,
Улыбаются мне зеркала,
Олеандры кивают в окно.
Этот мир восхитителен… Но
 
 
Если б не было в мире зеркал,
Мир намного скучнее бы стал.
 
 
Если б не было в мире стихов,
Больше было бы слез и грехов,
 
 
И была бы, пожалуй, грустней
Невралгических этих дней
Кошки-мышкина беготня —
Если б не было в мире меня.
 

1950

«По набережной ночью мы идем…»

 
По набережной ночью мы идем.
Как хорошо – идем, молчим вдвоем.
 
 
И видим Сену, дерево, собор
И облака…
                 А этот разговор
 
 
На завтра мы отложим, на потом,
На послезавтра…
                            На когда умрем.
 

«Все, о чем душа просила…»

 
Все, о чем душа просила,
Что она любила тут…
 
 
Время зимний день разбило
На бессмыслицу минут,
На бессмыслицу разлуки,
На бессмыслицу «прости».
 
 
…Но не могут эти руки
От бессмертия спасти…
 

1950

«На дорожке мертвый лист…»

 
На дорожке мертвый лист
Зашуршал в тоске певучей.
Хочется ему кружиться,
С первым снегом подружиться,
Снег так молод и пушист.
 
 
Неба зимнего созвучья,
Крыши и сухие сучья
Покрывает на вершок
Серебристый порошок.
 
 
Говорю на всякий случай:
– Память, ты меня не мучай.
Все на свете хорошо,
Хорошо и будет лучше…
 

1950

«Ночь глубока. Далеко до зари…»

 
Ночь глубока. Далеко до зари.
Тускло вдали горят фонари.
 
 
Я потеряла входные ключи,
Дверь не откроют: стучи не стучи.
 
 
В дом незнакомый вхожу, не звоня,
Сколько здесь комнат пустых, без огня,
 
 
Сколько цветов, сколько зеркал,
Словно аквариум, светится зал.
 
 
Сквозь кружевную штору окна
Скользкой медузой смотрит луна.
 
 
…Это мне снится. Это во сне.
Я поклонилась скользкой луне,
 
 
Я заглянула во все зеркала.
Я утонула. Я умерла…
 

1950

«К луне протягивая руки…»

 
К луне протягивая руки,
Она стояла у окна.
Зеленым купоросом скуки
Светила ей в лицо луна.
 
 
Осенний ветер выл и лаял
В самоубийственной тоске,
И, как мороженое, таял
Измены вкус на языке.
 

1950

«Сквозь музыку и радость встречи…»

 
Сквозь музыку и радость встречи —
Банально-бальный разговор,
Твои сияющие плечи,
Твой романтично-лживый взор.
 
 
Какою нежной и покорной
Ты притворяешься теперь!
 
 
Над суетою жизни вздорной
Ты раскрываешь веер черный,
Как в церковь открывают дверь.
 

«В этот вечер парижский, взволнованно-синий…»

 
В этот вечер парижский, взволнованно-синий,
Чтобы встречи дождаться и время убить,
От витрины к витрине в большом магазине —
Помодней, подешевле, получше купить.
 
 
С неудачной любовью… Другой не бывает —
У красивых, жестоких и праздных, как ты.
В зеркалах электрический свет расцветает
Фантастически-нежно, как ночью цветы.
 
 
И зачем накупаешь ты шарфы и шляпки,
Кружева и перчатки? Конечно, тебе
Не помогут ничем эти модные тряпки
В гениально-бессмысленной женской судьбе.
 

«– В этом мире любила ли что-нибудь ты…»

 
– В этом мире любила ли что-нибудь ты?..
– Ты, должно быть, смеешься! Конечно любила.
– Что? – Постой. Дай подумать! Духи, и цветы,
И еще зеркала… Остальное забыла.
 

1950

«Все снится мне прибой…»

 
Все снится мне прибой
И крылья белых птиц,
Волшебно-голубой
Весенний Биарриц.
 
 
И как обрывок сна,
Случайной встречи вздор,
Холодный, как волна,
Влюбленный синий взор.
 

«Над водой луна уснула…»

 
Над водой луна уснула,
Светляки горят в траве,
Здесь когда-то утонула
Я с венком на голове.
 
 
…За Днепром белеет Киев,
У Днепра поет русалка.
Блеск идет от чешуи…
Может быть, меня ей жалко —
У нее глаза такие
Голубые, как мои.
 

1950

«В такие вот вечера…»

Но кто такой Роберт Пентегью

И где мне его отыскать?

«Баллада о Роберте Пентегью» И. О.

 
В такие вот вечера
       Цветут на столе георгины,
А в окнах заката парча.
       Сегодня мои именины
(Не завтра и не вчера).
 
 
Поздравлять приходили трое,
       И каждый подарок принес:
Первый – стихи о Трое,
       Второй – пакет папирос.
 
 
А третий мне поклонился:
       – Я вам луну подарю,
Подарок такой не снился
       Египетскому царю…
(Ни Роберту Пентегью).
 

1950

«В легкой лодке на шумной реке…»

 
В легкой лодке на шумной реке
Пела девушка в пестром платке.
 
 
Перегнувшись за борт от тоски,
Разрывала письмо на клочки.
 
 
А потом, словно с лодки весло,
Соскользнула на темное дно.
 
 
Стало тихо и стало светло,
Будто в рай распахнулось окно.
 

1950

«Потомись еще немножко…»

 
Потомись еще немножко
В этой скуке кружевной.
 
 
На высокой крыше кошка
Голосит в тиши ночной.
Тянется она к огромной,
Влажной мартовской луне.
 
 
По-кошачьи я бездомна,
По-кошачьи тошно мне.
 

1950