Текст книги "#Иллюзия счастья и любви (сборник)"

Заехал за цветами – вроде положено – купил шикарные. Он толком и не знал, какие Марго любит, сам не спрашивал, она не говорила. Однажды подарил на какой-то праздник, молча взяла – и в вазу, пищала бы от восторга, может, чаще дарил… А вот деньги брала с удовольствием, да он ей и не отказывал ни в чём, сколько скажет, столько и даст, а на что – ему было не интересно.

Маргарита вышла, прижимая голубой конверт. Рядом медсестра – с другим. Семён растерялся, такое волнение его охватило.

– Ну что, папаша, поздравляем… Держите своих богатырей! Мы тут на них всем роддомом любуемся, чисто ангелы…

Сёмка чуть не расплакался, как школьник…

– Спасибо тебе, Маргош… Надо же, какие маленькие!

Марго гордо, с видом победителя, села в машину. Сзади уже сидела нянька, поджидая детей, охранники суетились вокруг.

После выписки – напрямик в загородный дом. Мама Семёна всем руководила, детскую подготовила, и всё, что надо для внуков, купила с избытком.

Молчали.

– Дорогая, один точно Александром будет. Второму пусть мама имя даст, а то обид не оберёшься… Ты не против?

– Твои сыновья, ты имена и давай!.. А что вдруг Саша?! Я думала, Валькой в честь друга назовёшь, – ехидно подколола Маргарита, видно, догоняла что-то, но слово «дорогая» смутило, впервые сказал…

– Я реально счастлив, пока не могу осознать всего! Проси, что хочешь, за рождение пацанов!

Маргарита, не задумываясь, как будто давно на уме было:

– Квартиру на меня перепиши. И еще пару небольших подари, чтобы сдавать могла… Или, может, бизнес какой открою… Салон косметический хочу. Устала я от неопределённости, а так хоть знать буду – не пропаду с детьми.

Сёма посмотрел с удивлением.

«Вот тебе и молчаливая Маргоша!» – такая она ему явно нравилась больше.

– Я согласен, завтра юристам всё скажу, – и засмеялся.

Через месяц после появления в доме малышей решено было большой праздник организовать, да так, чтобы всю жизнь помнить. Народу позвали разного, близких и просто важных.

– Маргош, может, мать свою позовёшь? Ведь ни разу её никто и не видел, а отец вроде бросил вас давно…

– Сём, какая мать!.. Хочешь, чтобы напилась и всем праздник испортила?

Маргарита мать любила, жалела сильно, но презирала за слабость и жизнь никчёмную. Отец бросил их, когда Маргошке было лет пять. Она ничего не помнила, по старым фотографиям понимала, что жили они правильной жизнью, может не богато, но достойно, и с карточек на неё смотрела счастливая и красивая мама.

Марго помогала ей, спившейся, потерявшей всё, что можно потерять женщине. Сколько ни дай, всё пропьёт с дружками случайными! Помнила, как ей хотелось бежать из дома, куда глаза глядят, хоть с самим чёртом, хорошо, Сёма подобрал…, но она твёрдо знала, что к спиртному не притронется и жизнь матери не повторит.

Устройством праздника Семён занимался лично, Марго не дёргал – хоть и при няньках была, забот хватало… Всё по высшему разряду заказал: и шатры на случай дождя, и сцену для артистов, даже салют убедительный.

Алевтина долго артачилась.

– Что на чужой праздник ехать, когда своя невестка родить не может?.. Не своя, холодная, даже на колкости молчит, слова не вымолвит! Вроде ничего плохого о ней сказать не могла, а душа не принимает Сашку.

«Не любит она Вальку моего, ох, чувствую, не любит», – причитала она про себя.

Сколько раз Валентин уговаривал мать к ним переехать, да всё напрасно. Да как она сможет всё это видеть? За сына и так сердце не на месте, а он, глупый, ничего не видит, души в ней не чает!

Гости собирались ко времени, с погодой повезло – ни облачка. Все охали и ахали, как роскошно и со вкусом всё устроено. Довольная Маргарита суетилась между гостей. Выглядела она безупречно, даже расцвела. Лизка с завистью поглядывала на неё.

«Только родила, а уже худая, зараза!» – и прикидывала, неужели Семён на ней женится?

Генрих Давыдович гордился сыном и внукам был несказанно рад, ещё и Марком назвали – уважили, в честь старшего брата. Другой – Александр, тоже имя достойное. Он и к Маргарите потеплел, расцеловал при встрече, искренне. Кругом стоял гомон, все о чём-то болтали, дети всех возрастов бегали по участку.

Александра стояла в стороне, наблюдала, как отец о чём-то оживлённо спорит с Семёном, и Валька был рядом. Валя всегда больше слушал, и не оттого, что неумный, просто человек такой. Сто раз за день скажет «люблю» и всё, – Сашке хотелось большего. На слова был скуп, да и ласков только по ночам.

Александра чувствовала: Сёма другой, все свои чувства по нотам разложит, если полюбит. Сашка испытывала странное смущение от его взгляда, и это было больше, чем симпатия, больше, чем влечение. В его взгляде была страсть. Вот и сейчас она понимала, что он смотрит на неё, словно ждёт ответа.

Нянька с Маргаритой вынесли детей на смотрины. Сашка подошла последней.

– Какие славные! – сказала она, понимала, дети – это неотъемлемая часть жизни, они просто должны быть, и всё.

Валька про детей не торопил, не напоминал, боялся обидеть. Сашка по врачам бегала, те только руками разводили, пока не предложили Вальке обследование пройти. Врач была близкой подругой матери, позвонила, попросила срочно заехать.

Проблема была в нём. Шансов мало.

Александра молча выслушала. Уходя, попросила никогда и никому об этом не рассказывать, анализы порвать, знала, Валентин не переживёт этого, руки на себя не наложит, конечно, но прежним не станет.

Семён не мог стоять на месте, банковское дело, начавшаяся приватизация – только успевай! Валька диву давался, откуда в его башке столько, понимал, что без Сёмки прозябал бы в Свердловской области до скончания века, хотя тот убеждал в обратном:

– Нет, Валёк, ты парень непростой, со стержнем, и без меня бы дорогу нашёл. – Правильный ты человек, надёжный, и в первые не метишь. Редкое качество, поверь!.. Знаешь, как бывает? Сначала вместе, а потом битва начинается, кто главней, и всё рушится, расходятся люди… А ты меня ценишь, и зависти в тебе нет.

Сёмка был блестящий аналитик, чувствовал, на кого опереться, с кем можно дело иметь. Они были уже не просто «крепкие ребята», они имели и вес, и влияние в смутное время, и власть имущих держались – в этом Семён был непреклонен.

– Увидишь, Валёк, – закончатся лихие времена, а мы в правильном месте, с правильными людьми и чистые. А если что и делали, так законы такие в стране были, грех не воспользоваться! Зато сколько рабочих мест по всей стране даём!

Вальке часто стыдно было за богатство своё чрезмерное. Он по-тихому помогал детским домам, на родине больницу отгрохал, да много чего сделал…

Сёма мотался между Москвой и Питером, потом плюнул и переехал в столицу. Иногда по выходным прилетал. Маргариту с собой не брал, жили каждый своей жизнью, только дети объединяли, хотя считал её родным человеком – честная она была и благодарная, и родители к ней привязались за отношение к внукам безупречное.

Марго понимала, рано она его встретила – глупая была, озлобленная жизнью, замкнутая, Семён кроме длинных ног и эффектной внешности ничего и не видел. Как аксессуар красивый рядом ползала, гордость мешала любви просить. Просить поздно теперь, и дети ничего в таком деле не решают, вот и живут они с Семёном как родственники. Мужики так устроены: если охладел, так раз и навсегда, если не полюбил, так и не полюбит… Маргоша мечтала о любви страстной – так, чтобы душу выворачивало, со слезами, чтобы за руку по улице и на мостах целоваться до одури.

Мужики за ней бегали толпами, но второй Семён, видно, не родился. А от других тошнота к горлу подступала.

Валька держался, не хотел переезжать в Москву – ну, если только на пару дней, по делам, даже за границей ему спокойней было, да и Александра слышать о переезде не хотела. Валя по-прежнему обожал Сашеньку, но в душе обидно было, когда смотрел на Сёмкиных карапузов, один прямо копия Семёна, до смешного…

Валька и погуливать стал, Москва кого хочешь совратит, девки со всей России на охоту слетались как вороны голодные. Но Валька себя не осуждал, дело обычное… Всегда мужику новизны охота, вот и у него такой момент настал. Увлечённости не испытывал – так, для удовольствия, как правило, на один раз.

Сёма, наоборот, в каждой точке своего пребывания имел по постоянной подруге и по надобности вызванивал – без особых кабаков и выгулов, правда, щедрый был, и все его ждали с нетерпением. Сашку не забывал, но видел её редко и обычно на общих праздниках, в гости к ним давно не захаживал – ноги не шли…

Лизка ждала второго ребёнка и тоже в Москву подалась, паровозом вместе с чиновником – тот резко в гору пошёл. Чинуша так и жил с женой, а к Елизавете наведывался с пухлым конвертом в просторную московскую квартиру, грозился дом в Каннах купить – на рождение второго и за поведение достойное, не шлялась особо, и за молодость загубленную, и жену законную не терроризировала, что ох как водилось в этих кругах!

Лизка родила девочку.

– Сашка, я мать героиня! – кричала в трубку Елизавета. – Ты не представляешь, как здорово, что девка! А третьего можно опять мужика!

– Ты не боишься, сумасшедшая?! Он же никогда не женится на тебе, хоть пятерых ему рожай!

– Саш, вот ты откуда знаешь?.. Ладно, не суть… Крёстной будешь, через сорок дней крестить будем, как положено… Мой совсем головой тронулся, верующим стал, козёл старый!.. Чем богаче, тем ближе к Богу, представляешь!!!

Александра Москву любила, но жить там не могла: суетливый город, падкий до чужой славы и денег. Ей хотелось быть собой, а там надо соответствовать – уже не свобода.

Сашка понимала, Вальке в Москву надо, из-за неё торчит в Питере, хотя в последнее время чаще стал ездить и её звать совсем перестал…

«Доиграюсь!» – Валентин видел, как их жизнь тихо начала разваливаться.

Внезапно срывался, уезжал, а потом не знал, как загладить свою вину. Любил он Сашку, но что-то пропало, уходила надежда. Дом становился пустым и безмолвным, стало неуютно, многое теряло смысл.

Да ещё эта девица из Ростова, несколько раз притащил её в отель, и на тебе! – «жду ребёнка», «рожать буду», «грех на душу не возьму»…

Валентин сходил с ума, одно дело – погуливать по-тихому, другое дело – ребёнка на стороне завести, хоть и долгожданного, но от недостойной женщины. От Сашки хотел, только от неё! А здесь на тебе.

Девка рыдала днями… Жизнь стала невыносимой. Валентин понимал: ребенка придётся на себя записать, помнил, как сам рос без отца – нагулянный, незаконный…

Надо решиться и рассказать Саше, она мудрая, поймёт, а если нет, то в ногах будет валяться, но не даст ей уйти! От одной мысли, что Александры больше нет в его жизни, становилось дурно. Хотелось стать крошечным, а потом и вовсе раствориться.

Семёну рассказал. Тот только у виска покрутил.

– Дурак ты, Валька! Пошли её куда подальше, скажи, что ни копейки не дашь. Посмотришь, как она запоёт! Вот моду взяли, шкуры! И не будь идиотом, молчи, Сашке ни слова – потеряешь её, не простит!

Валька был раздавлен, он не жил и ни на что решиться не мог, домой придёт, в глаза Сашеньки смотреть сил нет, душа на части рвётся! Жить с ложью не умел.

Александра не понимала, что с Валькой. Ласковый стал, проходу ей не даёт, а глаза на мокром месте, как у обиженного ребёнка. А то и голос повысит без повода, словно ищет, к чему бы придраться, главное – взгляд отводит…

– Валь, что с тобой, что происходит?..

Не выдержал, всё рассказал на одном выдохе, не пожалел ни себя, ни Сашку.

Она смотрела на него, ломала пальцы, а потом просто сказала, без зла и иронии:

– Это не твой ребёнок, Валя… У тебя не может быть детей. Не веришь, сходи к врачу, – и тихо ушла спать в гостевую.

Полночи не спала, но ни слёз, ни упреков не было, Вальку жалела и ненавидела. «Сама виновата, – думала она. – Нечего было в благородство играть, сносить упрёки Алевтины, может быть, и другое какое решение нашли, безвыходных ситуаций не бывает! А теперь что?.. Никогда, наверно, не забуду…»

Вся Сашкина жизнь держалась на огромном уважении к мужу. Теперь он казался слабым и обычным, непонятно, как жить дальше.

– Как-нибудь справлюсь, – сказала вслух и почему-то вспомнила Лизку, её сожителя и супругу, которой было гораздо трудней, чем ей.

Сашка проснулась рано, на душе как с похмелья. Ей долго не хотелось выходить из комнаты.

Вальки уже не было. На столе оставил записку.

«Если тебе трудно меня видеть, могу переехать на дачу. Саш, я совершенно запутался. Наверно, мы оба в чём-то виноваты, хотя, скорей всего, виноват я один. Я очень люблю тебя! Не оставляй меня. Я не прошу простить, наверно, это невозможно… Я сам себе противен. Ничего не хочу объяснять, ты сама всё понимаешь».

Александра всегда была абсолютно уверена в Вальке, знала, что любит. И не просто любит – обожает!

Почему же она считала это совершенно естественным? Да, она ценила, но отвечала ли на его чувства? Нет!.. Узнав, что у Вальки не может быть детей, правильно ли поступила? Может быть, надо было сказать и вместе решить, что делать дальше… Она хоть раз усомнилась в правильности диагноза?.. А если произошла ошибка? Скорее всего, для неё так было удобней, главное – не её вина!

Тысяча мыслей крутилась в маленькой головке. Помощи ждать не от кого, родителям не скажешь, одна близкая подруга – Лиза, да и та далеко… Кто счастливый, так это Валька, у него много друзей и приятелей, один Сёмка чего стоит!.. Семён!.. Она могла его легко представить, закрыв глаза. Она хорошо помнила его тонкие пальцы, мальчишескую худобу, длинную чёлку цвета горького шоколада, которая всё время падала на глаза. Знала этот красивый жест рукой, когда поправлял волосы… Ей даже показалось, что очень нравится ему. Или она всё придумала, очень захотелось в это верить?.. Она не видела его сто лет, Семён явно избегал встречи… Значит, не показалось. «Господи, мне надо думать, как жить дальше, и что сделать для этого, – пронеслось у неё в голове, – а я вдруг «в самый подходящий момент» начала думать о Сёмке…»

Девицу ростовскую Валька послал… Послал, куда советовал Сёмка, правда, денег дал – пусть делает, что хочет. И не просто дал, а встретился и посмотрел на всё совсем другими глазами, даже неприятно стало. Врачам не поверил, будет время – разберётся! Беспокоила Александра и её молчание. Что она думает? Чего ждать?.. Валя надеялся: пройдёт время, и всё уляжется, цветы каждый день слал с водителем, чтобы знала: виноват и раскаивается.

Сашка бродила несколько дней по пустой квартире.

Позвонил Валентин.

– Саш, тут дело такое! Мама прилетает, как чувствует! – затараторил он, пытаясь скрыть волнение. – Давай оградим её от наших проблем… Близко всё к сердцу принимает, а сердце у неё ни к чёрту!

Алевтина рвалась к сыну. Душа непривычно болела, неспокойно. Приехала, а у Вальки вроде всё путём, может, зря волновалась, только Сашка была чересчур любезной, обед на даче закатила и даже своих родителей пригласила. «Такой тёплый день получился! Зря на невестку наговаривала». Правда, когда уезжала, для порядка спросила, всё ли у них по-человечески? Если что и бывает, так дело житейское, женщина должна уметь прощать и мудрее быть…

– Ты береги его, Сашенька, – говорила Алевтина, прощаясь. – У него же нет никого, ты да я и родня дальняя. А я ведь не вечно буду, дурная стала, устаю быстро…

Как в воду глядела! Вернулась домой, пожила недельку и не перенесла инфаркта. Видно, много обиды за жизнь свою одинокую накопила, не выдержало сердце.

Стояла золотая осень, необычно тёплая. Бабье лето. Не случайно, наверно. Валька корил себя, не заставил мать в клинику лечь: «Не уберёг!» Знал про её больное сердце, должен был за руку взять, насильно увезти и рядом быть! А то на её отказ лишь плечами пожимал. Не думал, что так серьёзно всё.

В церкви пахло ладаном, свечи торжественно переливались в полумраке. Сашка боялась смерти, а Алевтину не испугалась – лицо у неё доброе было, добрее, чем в жизни, и только слышался голос, как бы издалека, тихий:

– Нет у него никого, только ты да я!

Похоронили Алевтину рядом с матерью, которую она и не помнила вовсе, в ту пору пятый год ей шёл, сестра старшая вырастила, тоже рядом лежала, одинокая была. А где отец Алевтины, Сашка не знала, да и спрашивать было неудобно. Вот так и вернулся Валька в родные места – впервые с тех пор, как из армии в Питер укатил!

По обычаю собрались на девять дней. Выпили, помянули Алевтину. Глава администрации приехал Вальке руку жать за всё, что для народа делает.

– А с домом-то что?.. Может, приезжать когда будете?.. Лично прослежу и за могилкой, – суетился мэр. – Нам вот площадка нужна спортивная, поле бы футбольное… Может, подумаете? Молодёжь спивается, заняться-то нечем… А из нашей глухомани только вы, Валентин, и выбились в люди.

– Дом отдайте нуждающимся, а с остальным подумаем.

Взял только фотографии семейные да мамину кофту любимую, на память.

Назад летели, хотел повиниться, объяснить, прощения вымолить, но Сашка не дала:

– Валь, давай вычеркнем всё лишнее из памяти… Никогда не напомню, не упрекну! Не было ничего, и точка! Так легче жить и тебе, и мне, а время и не такое стирает.

Валька расчувствовался, хоть реви. Ранимый какой-то стал, столько сил ушло! Да ещё и мама до кучи… В себя надо приходить – совсем дела забросил, Сёмка один всё тянет, и не упрекнул ведь, слова не сказал. Настоящий, понимает, ждёт, пока в себя приду, и от Сашки таких слов не ожидал, видно порода есть, благородная.

Сашка обиды не держала, хоть горечь и осталась, раз не ушла, надо отношения строить… Или всё отпустить… Как-нибудь всё равно устроится.

Александра всегда на судьбу полагалась, что суждено, то и будет, а наломать дров не в её правилах было, тяжелее разгребать.

Зима пробежала непривычно быстро. Валька мотался по всей России, домой приезжал редко. Сашку с собой звал, но вместе как-то не получалось. Правда, Новый год вдвоём встретили – вдали от дома, в заснеженной Лапландии. Встречали по всем правилам – с ёлкой и оливье, – а потом гуляли по заснеженному лесу, по лунным дорожкам, мечтали оленя северного встретить.

Вальке Финляндия нравилась – спокойно, домовито, люди хорошие, семейные, пятеро детей в семье не редкость. Александра видела, как Валька смотрит на детвору белобрысую, сердце щемило.

– Валя, давай в Америку поедем… Разберёмся, в чём причина…

– Да, Саш, разгребусь немного с делами, и поедем… Пора что-то делать, а то Сёмкины растут, не догнать будет, а хочется, чтобы дружили, росли вместе…

Семён Новый год в Питере решил справлять. Маргарита ушам не поверила: «А ведь планировал на острова лететь с тварью очередной!»

Планировал, да передумал: захотелось со своими побыть, детей натискать, быстро растут, всё пропустишь, не отложится. Не хватало заумных бесед с отцом, мать-то каждый день звонила, всё один и тот же вопрос задавала:

– Что нового, Сёмочка?..

А что нового за один день случиться может?.. Любила очень, единственный…

Марго радовалась: по-людски Новый год встретят. А то уж очень редко Семён дома бывать стал. Правда, фотографии мальчишек просил присылать почаще и по телефону пытался разобрать их первые слова.

Дом в Каннах снял на лето. Чаще бывать будет, наиграется с детьми, и ей немного счастья перепадёт. Маргарита и любовника завела, влюблённого и внимательного. Звал её в поездки разные – отказывалась. Так, приедет к нему на пару часов и домой спешит к детям. Через полгода не выдержал, предложил жить вместе, замуж звал. Марго отказала.

– У меня семья. Другой не хочу!

– Так не живёте вы вместе!.. Весь город об этом знает! Неужели не хочется нормальной семьи? О детях твоих заботиться буду… Сколько можно по углам прятаться?.. В приличный ресторан не сходить, всего пугаешься, даже в машине едешь, под торпеду прячешься!.. Приди в себя, ведь хорошо тебе со мной! За что держишься?! Никто тебе спасибо не скажет, ни он, ни дети, вот увидишь, поймёшь!

– Не хочу! – упрямо твердила Маргоша.

Летом все встретились в просторном доме у Семёна в Каннах. Саше ехать не хотелось, хоть и не виделись давно. Волновал он её, неспокойно становилось, не свободно, взгляды ловил, изучал, рассматривал, как будто видел впервые. Как неделю выдержит, не понимала, хорошо, родители будут – всё народу больше, не так заметно, затеряется. А Валька был рад как ребёнок, словно семья родная собирается.

Дом впечатлял своими размерами: роскошный тропический сад, затейливый бассейн искрился всеми оттенками бирюзы. Валентин пожалел, что послушал Сашку, и не снял виллу на лето, приезжал бы на выходные, да и Лизка вроде рядом всё лето жить в Каннах собиралась, не дала бы скучать Сашеньке… Расстроился от всей этой красоты и покоя!

Сёмка выскочил из дома загорелый, подтянутый. «Красивый, – мелькнуло в голове у Александры. – Уверенный, знает, что неотразим!»

И удивилась – откуда у неё эта злость?

– Ну здорово, хорошо, что приехали, – обнимал Вальку, хлопал по плечу, Сашку два раза чмокнул в щёку.

И только для неё:

– Ну что, Саш, приготовим харчо?!

Маргарита была, как всегда, хороша. Материнство придало ей достоинства, а любовь Сёмкиных родителей – уверенность: «Как собака буду рядом! Ни одного шанса не дам вычеркнуть себя из его жизни. Я – член семьи! Я его семья!..»

От приезда Сашки восторга у неё не было, не любила её, неосознанно. Беду от неё чувствовала, понять не могла, за что Сашка мужикам нравилась: видно, слово волшебное знает…

Александра успокоилась, освоилась, дурь из головы выкинула. «Может, и было что у Семёна, да ходу не дал, – решила Сашка. – Ну и отлично! А то кто знает, куда бы всё это завело!.. Поигрался бы да выкинул, ещё и над Валькой посмеялся бы в душе, циничный, без слабостей».

Сидели, ужинали под тропическими соснами. Ночь знойная, душная. Вино белое, прохладное.

– Ребята, пошли плавать… Ночью сплошная благодать! – предложил Сёма.

– Я пас!.. На лежанке полежу, воздух послушаю!.. – отказался Валька. – А ты, Саш, иди…

Все отказались, кроме Сашки и Сёмы.

– Хочешь, место своё любимое покажу? Минут 40 ехать… Или здесь поплаваем?

– Поехали!

Беседы не получилось. Всю дорогу каждый думал о своём. И музыка, как на зло, душу рвёт!

Ночь волшебная, луна полная, таинственная. Воздух звенел от напряжения, Александра знала – никто не решится на первый шаг, так и будут изнывать, молча.

Сёмка любил баб ярких, эффектных, вульгарных. Что нашёл он в этом грачонке? Маленькая, смуглая, глаза вопросительные на пол-лица, вечно одета как мальчишка и сигарета между пальцев. Он ненавидел запах табака, но Сашке всё прощал и любил смотреть, как она курит, – хоть и редко это было, но он помнил каждое движение…

«Надо начать разговор», – подумала Сашка, нахмурив нос.

Сёмка улыбнулся, ему нравилось, когда она так делала – вроде пустяк, а цепляет… Ему ничего не лезло в голову: любая обыденность, банальная фраза всё испортит.

Тихо играла музыка, машина медленно скользила по шоссе, луна предательски улыбалась в небе, отражаясь в синеве ночного моря. Он тихо сказал, она едва расслышала:

– Мне нравится, что ты рядом…

Саша не поняла, может, послышалось… Переспрашивать не стала, пыталась вести себя непринуждённо, что удавалось с трудом, и он явно понимал это. Она поглядывала на часы, к счастью, время летело на удивление быстро. Они подъехали к морю.

– Пошли… Ещё минут десять пешком, и мы на месте.

Стояла летняя южная ночь, как тогда, много лет назад.

Ей было 18, и она отдыхала с родителями в Ялте, где познакомилась с местным пареньком. Сашка была для него ленинградской принцессой, и он не мог поверить, что такая классная девчонка ответит взаимностью. Его звали Олег. Он оборвал весь сад, заваливая Сашку цветами, за что мать, не стесняясь, орала матом на весь двор.

Олежка называл Александру Ангелом, и они часами целовались на берегу моря. Когда он приехал в Ленинград, Александра его не узнала. Он совершенно не вписывался в её жизнь. Там, под южными звёздами, всё было серьёзно и навсегда, и простой провинциальный мальчишка казался необыкновенным, не таким, как все. Это был первый урок, который Саша усвоила на всю жизнь.

Сёмка скинул шорты с футболкой.

– Сашка, давай, дуй в воду… Парное молоко!.. Обожаю купаться ночью!

Он нырял, надолго оставался под водой, потом неожиданно появлялся совсем рядом, улыбаясь. Иногда ей становилось страшно.

– Не пугай меня, Сём… Ну что ты как ребёнок!

Потом они сидели на берегу. Сашка курила, завернувшись в полотенце, мокрые волосы падали ей на плечи.

«Хорошенькая! Почему мне всегда нравились длинные? Не красавица совсем, но какая-то другая…» – Семёну захотелось дотронуться до неё.

– Всё, поехали! По-моему, нас потеряли, будут выговаривать!

Маргарита была явно не в духе: «Вот стерва! Явно положила глаз на Сёму… Глазища свои бесстыжие отводит!»

Она с трудом сдерживалась, чтобы не подколоть Сашку при всех: «Валька!.. Чистый идиот! Взял бы и всыпал ей, чтобы неповадно было…»

Оставшиеся дни прошли незаметно и относительно спокойно. Маргарита справилась со своими страстями, хотя показное равнодушие настораживало. «Скорее бы свалила! Одна нервотрёпка!.. Нет, не пойдёт Семён на такое, какие бы Сашка кульбиты не исполняла! Баб что ли мало!.. – Господи, ну как она меня раздражает, ни рожи, ни кожи, только выпендрёж один!»

Генрих Давыдович просёк сразу – нравится Семёну Александра и не просто, а очень и много: «Надо поговорить с сыном, что себе удумал!» Один Валька ничего не видел и был абсолютно счастлив в кругу самых близких людей.

Саша с Сёмой, не договариваясь, демонстрировали холод, что со стороны выглядело несколько комично, правда, понимали это только они и Лизка. Та заваливалась каждый день со всем своим выводком, шумная и большая.

Из худенькой девчонки она давно уже превратилась в пышную даму, но ничуть не комплексовала – её сожитель любил округлые формы и грозился потерять интерес, коли похудеет… Свои излишние килограммы Елизавета компенсировала дорогими кричащими нарядами, которыми она всячески пыталась обозначить принадлежность к миру богатых. Обросла кучей знакомств на побережье, как правило, среди провинциальных «новых русских» или таких же, как она, женщин, сосланных на юг Франции, куда подальше от основной семьи, чтобы глаза не мозолили и детей на солнце растили. Хотя, случалось, старшая жена жила через виллу и ни о чём не догадывалась – в лучшем случае…

– А что с Семёном? Что не поделили?.. Колись давай, тихушница, чую, что-то здесь не так!

Саша молчала, что делало Лизкины наблюдения небезосновательными: «Значит, что-то происходит!»

Сёма поехал провожать в аэропорт. Выбрал секунду, тихо сказал куда-то в сторону, будто и не ей вовсе:

– Саш, приезжай в Москву, хоть на два часа, в любое время. Я буду ждать!..

Семен стоял, пока все не скрылись за паспортным контролем. Сашка хотела обернуться, но не смогла, не хватило духу. Валька махал рукой, пытался показать, как здорово всё с отдыхом получилось… Семён изображал что-то похожее на улыбку: «Какая я тварь!..»

Но совесть не мучила, он всё уже решил для себя, да и за Александру. Друга не жалел – сочувствовал, не чужой…

Сашка не понимала, что делать. Забыть было практически невозможно, пыталась… Он стоял перед глазами наглый и красивый, и от этого становилось тревожно, противно и безнадёжно. Валька реально раздражал, раньше такого не случалось. Она вздрагивала от его прикосновений, старалась быть мягче, зажмуривала глаза и представляла другого.

Семён больше не звонил и не звал, он просто ждал, так было честнее по отношению ко всем. Не любил себе отказывать, получал от жизни всё, а вот с Сашкой труднее: не будет её добиваться, должна решиться сама. Он чётко понимал: это не по правилам, но кто знает, в чём правда и кто их устанавливает, эти правила, и, если тебе не нравятся правила, – придумай свои!

Осень стояла унылая, до боли невыносимая, и Александра решилась. Валька был в очередной командировке, она взяла билет на «Красную стрелу», туда и обратно: «Один день в Москве будет достаточно, разберусь во всём… А если его нет в городе?.. Значит, не судьба! Если что, к Лизке съезжу, крестников навещу, давно зовёт, а сейчас особенно…»

– Ну приезжай хоть на пару дней!.. Мне так одиноко, Сань! Мой старый козёл какую-то новую пассию завёл, вся Москва обсуждает! Раньше, прикинь, меня ненавидели, а теперь я – жертва, все жалеют! Суки, радуются, что с довольства скоро снимут, будет подачки давать, чтобы с голоду не сдохла!.. Жалеют, а за глаза радуются!.. – почти кричала в трубку подвыпившая Елизавета. – Больше всего боюсь, что детей отберёт, мерзкий ублюдок!.. Ты же знаешь, как у них всё просто, подкинет порошок, скажет – наркоманка! Саш, так ходят слухи, жена его, старуха эта, готова даже детей принять и воспитать как своих! Какая подлость! Да?.. Так ведь и управы нет на них никакой… В Европу бы махнула, так на границе детей не пропустят без его согласия, и деньги нужны!

– Раньше думать надо было, Лиза, я предупреждала тебя… За всё надо платить, за всё…

И подумала про себя: «А чем я буду платить за мысли свои, за то, что нарушу просьбу Алевтины, что Вальку предам?.. И не просто, а с лучшим другом…»

Сашка всю ночь прокурила в тамбуре, поглядывая на стоп-кран. Надо было сразу понять, что Сёмка – её любовь… Да ничего и не вышло бы тогда, не сразу приметил он её, и в голове такого не было… «Ну почему же всё через муки и страдания?!» – Александра не находила ответа.

Поезд остановился на Ленинградском вокзале. Она шла среди спешащих счастливых людей, не понимая, зачем она здесь. Набрала номер, долго соединялось.

– Я приехала, я на вокзале… Я сделала огромную глупость, но я здесь… Ты в Цюрихе?! – Саша готова была расплакаться.

– Езжай в «Националь», я срочно забронирую на твоё имя номер… Я вылечу первым рейсом… Прошу тебя, не делай никаких глупостей, дождись меня, ты не понимаешь, как это важно для меня, для нас… Жди меня!

Сашка взяла такси, решила – сначала поедет к Елизавете, на полпути передумала, хотелось просто молчать, а лучше – спать. Она взяла ключ у портье и подошла к лифту. В сумке заиграл рингтон телефона, звонил Валька.

– Сашуль, ты где? Третий раз звоню… Скучаю дико! Что с голосом, ты чем-то расстроена?

– Валь, да хорошо всё, голова болит, давай завтра…

Врать Сашка не умела, с детства учили говорить правду, самую горькую. Ей хотелось выскочить из отеля, прыгнуть в такси и оказаться на вокзале, ехать в плацкарте, стоя, идти пешком, хоть всю ночь, только бы подальше от Москвы, от Семёна, от её непреодолимого желания. Она подошла к окну и закурила, медленно вдыхая табачный дым. Потом, как была, легла на кровать, закрыла глаза и заснула.

По расписанию самолёт из Цюриха вылетал только вечером, на утренний Сёмка не успел, лететь через две страны не было сил! Он связался с секретарём, чтобы срочно заказали борт Цюрих–Москва.