Текст книги "#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было"

– Раз номер не блокируешь, значит, надежду имеешь.

Степаныч уставился в окно, вгляделся в ночь, потом влил в себя полстакана, покряхтел и с горечью изрёк:

– Интересно, бабы понимают, как мужики порой пуще них страдают: и реветь от обиды могут, и честнее они во сто крат.

– Не до этого мне, Стёп. Одно душу рвёт на части. А если случилась беда? Ну как можно дачу на Курортной не найти?! Мы вместе целый месяц провели, всё вдоль и поперёк облазили. И отлично она эти места знает! Стёп, ума не приложу, куда бежать, где искать?!

– Ой, не знаю, Андрюха! Чует моё сердце, неспроста это! Ты вот не замечал ничего… А я видел, как она несколько раз за домом пряталась, по телефону долго болтала и по сторонам озиралась. Чего боялась?! Надо поговорить – поговори. В чём проблема?! Не удивлюсь, и хахаль есть. Я же слышал, как ты её уговаривал в город поехать, и не раз, и не два…

– Да. Это верно. Отказывалась. Да ещё так категорично, словно я ей не пойми что предлагаю.

– Непростая она штучка, я сразу по глазам понял! – чавкал полным ртом Степан, подливая и так изрядно охмелевшему Андрею.

– Сопьюсь тут с тобой! Хватит уже! Ладно, не скажу, что легче стало, но, глядишь, вырублюсь, только до кровати доползу. А ты, может, выслушаешь свою молдаванку и простишь?

– Ты бы простил? – гневно кинул Степаныч, аж глазами сверкнул.

Андрей задумался, пытаясь представить себя позорным рогоносцем.

– Если бы любил, то нет… А так до фонаря…

– То-то же! Советовать все горазды, как лично не коснётся!

– Кто все?

– Это образно. Я кроме тебя ни с кем не делился, что чувства к ней имел и намерения серьёзные. Кутдус подкатывал, вопросики наводящие задавал. Послан был далекооо-далекооо… – Степаныч смачно расхохотался.

– Обиделся?

– Кто? Кутдус? Не-а! Он не из обидчивых. Такую школу прошёл с Дилей. Это же генерал в юбке! Она и меня пыталась понукать. Не дал! Сразу обрубил! А так Дилька мировая, только с дураком живёт…

Андрей с тоской посмотрел на почти пустую бутылку, встал и вполне бодро пошёл на выход. Стёпа вслед:

– Я вот что подумал… – Он подошёл поближе к Андрею и по-свойски положил ему на плечо тяжёлую руку. – Как это у меня так получилось в жизни, что те, кого я полюбил, предали бессовестно? А других, которые, как кошки, вокруг меня ползали, я всерьёз никогда не принимал, и не трогали меня ихние слёзы и сопли…

– Ну это уж тебе разбираться. В этом вопросе я тебе не советчик. Сам, как видишь, в непонятной ситуации оказался. Спасибо тебе, что не дал сгинуть, я бы помер один на один со своими мыслями.

Андрей брёл к крыльцу, вслух разговаривал с Одуванчиком, корил её за бездушный поступок, объяснялся ей в любви, а вдали за соснами вставало солнце и ночи как не бывало. Измучившись вконец, под парами коньяка он вырубился и проспал до двух дня. Голова, к удивлению, не болела, и на сердце стало не так мерзко. Полного понимания, что делать, ещё не сложилось, решил сначала добить хандру и сходить погулять, потом по настроению позвонить знакомым питерцам и рвануть в город. С бодуна вроде прорезался аппетит, и он спустился в столовую. Сидеть за столом одному было невыносимо, Андрей хмурился и на любое предложение Дили приготовить что-нибудь особенное отвечал короткое «Не хочу!». В него влезла чашка крепкого кофе с молоком и одна печенюшка, на которую он водрузил ложку клубничного варенья, как делала Настя, и тут же в двух местах заляпал скатерть. «Она не такая, как все, единственная… И что может понимать такой грубый мужик, как Степан! Ещё додумался следить за ней! Господи! Ну где ты?! Только не потеряйся, умоляю тебя!»

Андрей по-быстрому собрался на прогулку, дал распоряжения Диле, если вдруг приедет Анастасия, немедленно сообщить ему. «Если вдруг» было сказано не с оттенком сомнения, а с полной убеждённостью, что она вернётся. На всякий случай всучил Диле пятёрку, если Одуванчик приедет на такси и у неё не будет денег рассчитаться. Это было маловероятно, но ему хотелось предусмотреть всё. Непонятно, откуда взялась уверенность, что она сегодня обязательно появится, и эта уверенность вселяла оптимизм и надежду.

Небольшая разлука лишь подтвердила его настоящие, далеко не поддельные чувства. Она нужна ему, а он нужен ей, и они оба это понимают, и ничего плохого произойти не может. Андрей вышел на улицу, с наслаждением вдохнул полной грудью симфонию запахов раннего лета, потянулся, похрустел костяшками и уже приготовился трусцой побежать к калитке, а дальше по Курортной в сторону Зеленогорска, как позвонила Варвара и настоятельно попросила разобраться с рядом неотложных дел. Он грубо выругался и вернулся в дом. Всё заняло около часа, и Андрей уже закрывал комп, как прямо перед собой увидел лицо Дили и не узнал её.

– Что-то случилось?

Диля показывала пальцем по направлению к главному входу в дом и мычала, собирая звуки в членораздельные слова.

– Там… Там… Там Настя! Приехала…

Осознание того, что она пытается донести, пришло не сразу, он был весь сосредоточен на странном выражении её лица и порядком испуган. Когда наконец въехал в суть сказанного, вскочил и чуть не сбил Дилю с ног.

На парковке вплотную к его машине ровненько встал сверкающий белоснежный «бентли континенталь». У открытого багажника копошилась стройная фигурка девушки в облегающих джинсах, на каблучках и в коротенькой курточке. Прямые рыжие волосы струились по спине, и сначала он решил, что это Соня каким-то образом разыскала его и прикатила без приглашения. Смущали лишь навороченный «бентли», огненный цвет волос и то, что Соня, устав писать длинные послания, давно затихла, не подавая признаков жизни, впервые найдя в себе силы обидеться. Рядом с псевдо-Соней возвышался Степаныч и помогал вытаскивать из багажника вещи: дорожную сумку Louis Vuitton на колёсах и множество пакетов. Андрей подошёл ближе и, как по команде, они обернулись: Стёпа с неприветливым лицом, напоминающий медведя, которого разбудили во время зимней спячки, и Настя с хитрющей улыбкой в ожидании реакции на своё невероятное преображение. Андрей онемел: это была, конечно, она, но вовсе не Одуванчик – чужая, он не знал её такой и не хотел знать. Сначала Настя растерялась, растерянность сменилась удивлением, и вскоре во всём наметились признаки недовольства.

– Что с волосами? – с трудом выдавил из себя Андрей.

Это был просто вопрос, в нём не было ни укора, ни сожаления, ни восторга, словно по большому счёту ему абсолютно всё равно, куда делись её забавные кудри-спиральки. Глаза Анастасии были ярко подкрашены, а тон на лице полностью перекрывал веснушки. «Глупая, убила всю красоту!»

Настя, как заводная кукла, переводила взгляд с Андрея на Степаныча и, видимо, гадала, как вести себя, такой встречи она точно не ожидала и пошла в наступление.

– А в чём, собственно говоря, дело?! Выпрямляю иногда! Мог бы и поздороваться. Тебе не нравится? Так и скажи! Что-то ещё не зашло? Ты же воротил морду, когда увидел меня в первый раз! И что теперь не так? Это у тебя от изоляции крыша поехала!

– Настя…

Андрей пытался возразить, но она не дала ему закончить и гордо направилась в дом, следом за ней, выразительно пожав плечами, засеменил Степаныч, обвешанный вещами. Стёпа растворился за входной дверью и вскоре выскочил наружу, где застал Андрея на том же месте и в той же позе.

– Во даёт! Я говорил тебе! Ещё та штучка! – зашипел Стёпа и неожиданно примолк – сам впал в ступор от увиденного. Потом собрался и рассудительно начал наставлять Андрея: – Это так оставлять нельзя! Иди и разузнай всё в подробностях. В мельчайших. А то опять чего-нибудь насочиняет.

– Не говори глупости! – возмутился Андрей. – Совсем меня за дурака держишь?! Вот сейчас пойду и заставлю всё рассказать, как есть. Почувствую, что опять врёт, – выгоню к чёртовой матери!

Настины вещи остались стоять в прихожей, а она сидела за столом на кухне и ждала, пока Диля заварит чай. Неизменная креманка с клубничным вареньем уже стояла на столе, как и розетка с чайной ложкой. Настя аккуратно положила несколько ложек варенья в розетку, не оставив ни единого пятнышка на скатерти. «Какие разительные перемены!» – ухмыльнулся Андрей. Он наблюдал за ней, не в силах присесть рядом, как будто его пригвоздили к паркету и заодно лишили возможности шевелиться. Диля старалась делать всё так бесшумно, что от своего старания неловко схватилась за горячую чашку, не удержала, и она с грохотом ударилась об пол, раскололась на две ровные части, забрызгав всё вокруг. Из чайной лужи в разные стороны поползли струйки. Охая и причитая что-то на своём родном, она схватила кухонное полотенце и чуть не заплакала от досады.

– Это от тебя такая негативная энергия исходит, – Настя наигранно рассмеялась ртом, при этом глаза оставались холодными и злыми. Пожалев Дилю, Андрей воздержался от любых комментариев, сохраняя спокойствие.

– Пошли в гостиную, поговорить надо.

Его невозмутимый вид окончательно добил Настю, и она мгновенно сменила тактику, пытаясь превратиться в прежнего Одуванчика.

– Дай чаю попить, я с дороги! – заныла Анастасия, устремив на Андрея свой чарующий наивный взгляд, – на её щёчках появились родные ямочки, и что-то дрогнуло у него в груди.

– Не слишком и длинный путь ты проделала. Потом попьёшь.

В тон голоса вернулась былая жёсткость в общении с противоположным полом, и он отчётливо услышал это. Стало не по себе. Андрей удивился данному неконтролируемому процессу, происходящему в нём, и пытался отыскать то, что совсем недавно испытывал к Насте, но не находил; всё было по-другому, смутно, неотчётливо, словно почудилось и никогда не существовало в реальности. Сейчас перед ним именно тот типаж женщины, которому он всегда отдавал предпочтение, а его это ничуть не торкает, в душе зреет лишь горечь утраты той единственной, которой он полностью доверился и так глупо обманулся. Андрей присел на диван, Настя примостилась рядом, слишком близко, и его передёрнуло от подобной близости. Он быстро пересел в кресло напротив, вальяжно закинул ногу на ногу и вопросительно взглянул на примолкшую Анастасию. По её поджатым губкам было очевидно, что сильно смущена, находится в полном непонимании, ещё немного, и пошлёт его куда подальше.

«Она методично, изо дня в день обманывала меня, лгала на каждом шагу, а я купился, поверил. Ведь столько было знаков, на которые именно она научила меня обращать внимание. Смешно! Только это были не знаки, а самые настоящие факты, обличающие её коварство».

– Я слушаю… Перебивать не буду. Наводящих вопросов тоже не задам. Скажи ровно столько, сколько хочешь сказать или можешь.

Настя заламывала руки, ёрзала, дышала, как строптивая лошадка перед забегом, и это начинало его бесить. Теперь ему хотелось послать её к чёрту, чтобы катилась побыстрее туда, откуда появилась. Если бы не чувства, которые он впервые испытал, не было бы и такого глубокого разочарования.

– Я жду… Так что значит весь этот спектакль?

– Это не спектакль! Так получилось…

Ей было не усидеть на месте, и она заходила кругами по гостиной.

– Если и спектакль, то отчасти… Я не думала, что у нас будет всё по-серьёзному.

– Настя… Сядь, пожалуйста.

– Я не Настя. – Она сказала это с огромной грустью, вложив в произнесённые слова всю невыносимость прощания с чужим именем, с которым срослась и которое стало её собственным. – Меня зовут Ирина.

– Неудивительно… Андрей с трудом растянул рот в улыбке.

– Не смотри так!

Она подошла к креслу, присела на корточки и положила голову ему на колени. Андрей не шелохнулся.

– Рассказывай всё по порядку. Хочу услышать занимательный рассказ от девушки Насти, которая на самом деле Ирина. Отчество тоже вымышленное?

– Нет!

Не дождавшись от Андрея ни крупицы былой нежности, она села напротив – ничего другого ей не оставалось.

– Да, меня зовут Ирина. Когда ты прислал мне сообщение в инстаграм, я ехала к своей подруге. Я, честно говоря, и не собиралась тебе отвечать и была уверена, что это какой-то прикол. Подумала: чего только на свете не бывает. Согласись, любая нормальная девушка именно так бы и расценила твоё предложение о совместном карантине на даче в Комарово, тем более все фотки в твоём аккаунте датировались одним числом. Всё слишком попахивало фейком, и был в этом некий подвох или банальный розыгрыш. Нет, я бы никогда на такое не купилась! Второе твоё сообщение пришло, когда я уже сидела за столом у своей подруги и мы пили шампанское в компании её знакомой, которую я немного знала. Мы не дружили, встречались только на каких-нибудь тусовках. Я, естественно, засветила девчонкам твою страницу и дала прочитать сообщения, чисто ради хохмы. Эта знакомая, Анастасия, тут же тебя признала и сказала, что имела с тобой кратковременные отношения, что ты крутой парень и всё было хорошо, но продолжить ты не захотел, по какой причине, она так и не поняла. Всё было настолько феерично, и ей показалось, что это начало вашего романа. Она несколько раз отметила, как ты ей понравился и как первое время ходила сама не своя, переживала. Ещё сказала, что ты со странностями и немного не в себе.

– Продолжайте дальше, Ирина Александровна. Я вас внимательно слушаю.

Он пытался шутить, а на душе становилось гаже некуда.

– У меня был молодой человек… Вернее, мужчина, на молодого он, увы, не тянет. Мы встречались два года. Женат, есть сын, и на данный момент жена беременна вторым. У нас были хорошие отношения, но это ничуть не значило, что он собирался уходить из семьи. Отнюдь. В мои планы это тоже не входило. Когда начался карантин, он отказался видеться со мной из-за страха подцепить вирус – жена в положении, и всё такое… Звонил, цветы посылал… Я давно подумывала закончить эту, по большому счёту, никому не нужную связь. Уверена, его, как и меня, мучала совесть, но мы по инерции продолжали встречаться, а корона поставила всё на свои места. В целом мне было всё равно, а может, что-то и задело моё самолюбие, и от этого я решилась на авантюру.

– Я так понимаю, он содержал тебя… Машина, шмотки…

– Нет! Я из непростой семьи. Отец – крупный застройщик. Я и сама что-то зарабатываю.

– В багетной мастерской на приёмке? – съязвил Андрей.

– У меня своя картинная галерея, и вполне успешная.

Ирина старалась сдерживать эмоции и не реагировать на его выпады.

– Так… Давай ближе к теме.

– Я решила ответить тебе. Но не предстать в том образе, который мог произвести на тебя впечатление, а наоборот… посмеяться, что ли… Было логичней предполагать, что ты дашь мне от ворот поворот. Ты так не поступил, чем сильно заинтересовал меня, и я включилась в игру. Во-первых, я была уверена, что назваться Анастасией – самое то, тем более ты приторчал на ней, просто был не готов к чему-то большему, и это имя психологически сыграет в мою пользу. Нетрудно было догадаться, ты искушён и устал от однообразия, а тут ещё такое творится вокруг. Я стала той, какой ты подсознательно желал меня видеть, – милой, ранимой, наивной, иногда ершистой и смешной. Может, я такая и есть на самом деле! Одежду я взяла у своей домработницы. Она гораздо больше меня, но это не играло роли, и когда я вырядилась в её шмотки, мы долго ржали, не могли остановиться. Чудесные полосатые носки я купила накануне в супермаркете, а кроссы валялись на даче неизвестно с какого года. Дача родителей находится на Цветочной улице, недалеко от дачи Ахматовой. Мы там проходили. Помнишь? Я сначала приехала на дачу к родителям и не поленилась прийти и посмотреть на тебя, когда ты подъехал первый раз. Я видела, как ты метался по станции, и ещё раз убедилась, что мне это всё интересно, даже волнительно. Остальное ты всё знаешь.

– Ты неплохо справилась с ролью. У тебя получилось обмануть меня. Ведь даже не смутили твой одиннадцатый айфон и дорогой крем. Как интересно! Я всему тут же нашёл объяснение. Баран!

– Я не обманывала тебя! – запротестовала Ирина, прижимая руки к груди. – Я по-настоящему влюбилась и не хотела ничего менять. Мне было хорошо рядом с тобой в образе нелепой и трогательной Насти. Только ведь это не могло длиться вечно. Мне показалось, что настал момент, когда я могу открыться. Разве кто-то пострадал от этого?! Наоборот! Посмеёмся, и всё станет ещё лучше.

Ирина опять приблизилась к нему, наклонилась, взяла его за руки, призывая обнять. Андрей вяло обнял и не почувствовал жизни в своих руках, в них будто остановилась кровь и они потеряли связь с головой, мозг перестал подавать команды на совсем обычные движения, точнее, отказывался. Это была любовь и нелюбовь, влечение и полное отторжение. Путаница в ощущениях, чувствах и желаниях.

В гостиную осторожно заглянула Диля.

– Кушать будете? Настя, я вареников налепила. С вишней. Как ты любишь. Ещё голубцы есть. Винегрет…

Она топталась на месте, виновато поглядывая, что побеспокоила, но оставаться в неведении, нужна она или нет, видно, не хватило терпения. Андрей еле сдержался, чтобы истерично не заржать и не объяснить перепуганной Диле, что теперь Настю надо называть не иначе как Ириной, так как это и есть её законное имя.

– Накрывайте в столовой. Думаю, минут через тридцать-сорок будем готовы.

– А я пойду пока вещи разложу, – как ни в чём не бывало на ходу скороговоркой бросила Ирина.

– Минутку! Последний вопрос. Просто из любопытства. Ты обещала приехать вчера к вечеру, заявилась только сегодня днём. Тебя задержало что-то и ты не знала, как поставить меня в известность? Или это была спланированная акция довести меня до отчаянья, чтобы всю ночь не спал, сходил с ума, предполагая самое худшее? Ты это специально сделала?

– Зачем ты утрируешь?! Я хотела, чтобы ты до конца осознал, что любишь меня. Мне показалось, тебе это надо.

– А меня кто-нибудь спросил, что мне надо? Одна игра и ложь! Я вот был честен с первой минуты, и ты не сможешь возразить. И вёл я себя предельно корректно. Не могу сказать, что я сильно обрадовался, увидев тебя на станции. Ты была совсем не в моём вкусе. Честно говоря, не знал, что с тобой делать. Просто дал тебе шанс.

– Может, это я тебе дала шанс? – возмутилась Ирина. – Встречаемся за ужином. Не хочешь помочь донести вещи до моей комнаты?!

– Попроси кого-нибудь, мне надо поработать.

Андрей демонстративно открыл комп и, как только Ирина исчезла, улёгся с ногами на диван, положил комп на живот, обхватил его двумя руками и чуть не провалился в сон. С трудом заставил себя открыть глаза, тупо смотрел в одну точку, потом медленно поднялся и направился в столовую. Он совсем забыл о сюрпризе, который приготовил ей, и когда она влетела с лицом, раскрасневшимся от возбуждения, и с круглыми счастливыми глазами, не сразу въехал, по какому поводу такая экзальтированность.

– Это всё мне?!

– Что именно?

– Ну вещи на кровати!

– Нет, Кутдусу.

– Хватит уже ехидничать! – Она стояла в новеньком спортивном костюме Gucci, недовольно хмурила соболиные брови и вдруг весело рассмеялась, как прежде. – Как ты так точно угадал с размером?! Всё такое красивое! – Она бросилась ему на шею, Андрей тихонько отстранился.

– Садись… Вино откроем?

– Откроем, конечно! – защебетала Ирина, поудобней усаживаясь.

– Диль, принеси бутылку красного.

– Какого?

– Любого… На какую глаз упадёт. Там плохого нет. И поставь ещё три тарелки с приборами.

Ира удивлённо уставилась на Андрея.

– Ты ждёшь гостей?

Вопрос остался без ответа.

– Диля, набери Степаныча, пусть срочно сюда идёт, и Кутдуса тоже позови. Пировать будем.

– Кутдус не пойдёт! – Замахала руками Диля. – Он скромный.

– Мы тут все по-своему скромные. Никаких возражений! Скажи – приказ!

Ирина с непониманием, зло поглядывала на Андрея. Долго ждать не пришлось, Стёпа с Кутдусом появились, не прошло и пяти минут. Степаныч успел даже переодеться в чистую голубую рубашку и тщательно зализать на сторону отросший чуб.

– Присаживайтесь. У нас сегодня семейный ужин. Диля, не стой! Тебя это тоже касается.

– Так вина надо открыть, – затараторила Диля.

– Дай Спепанычу. Он у нас мастак по этой части.

Стёпа молча открыл бутылку и с грохотом поставил её на стол.

– Готово!

Диля прикрыла рот руками, затрясла головой и замычала, что пить не станет и Кутдус не будет, не положено.

– А что, у твоего мужа своего мнения нет? Так и будет твоим умом жить?

– Так если своего нет! – заржал Стёпа, схватил бутылку, налил себе доверху и передал вино Андрею.

Сидели долго. Сначала ели молча, только Степаныч нет-нет да ляпнет что-нибудь и сам посмеётся. Потом разошлись не на шутку, даже Кутдус ввернул пару историй из своей узбекской молодости. В ход пошла третья бутылка. Диля разрешила мужу один фужер вина, и тот тянул его, смакуя каждый глоточек. Больше всех сегодня балагурил Андрей и превзошёл самого Стёпу. Пару раз даже случайно матюгнулся с извинениями перед присутствующими. Ирина с ликом великомученицы наблюдала за всеми, не принимая участия в спонтанном балагане, и своим видом показывала, что это веселье ей совсем не по душе. Наконец она не выдержала и, сухо попрощавшись, направилась к себе. На секунду все примолкли. Стёпа приготовился встать из-за стола, Андрей прикрикнул на него, чтобы даже думать не смел ломать кайф, так хорошо сидят в кои веки. Войдя в полный кураж, уговорил Кутдуса спеть узбекскую народную, Степаныч добровольно затянул украинскую, а потом все вместе загорланили «Подмосковные вечера». Диля не успевала нарезать колбасу с сыром, всё мгновенно исчезало.

– Может, котлетки пожарить с картошечкой отварной? У меня и фарш приготовлен. А картошку я мигом начищу.

– Да мы провианта умяли на целую роту! – Андрей сделал пьяно-задумчивое лицо и всё же решил, что котлеты как раз не помешают.

– Только картошечку с хрусточкой. И огурчики солёные, если есть.

– У нас всё есть! – Диля радостно понеслась на кухню и вернулась, не прошло и тридцати минут.

– А не принести ли мне горилки? – тряся указательным пальцем, радостно предложил Степаныч.

– Не-е-е-е… Ты как знаешь, а я не буду. Ещё винца с котлеткой и баста. Ты вон у Кутдуса спроси, а то он скоро сгрызёт свой пустой фужер!

– Диля! – крикнул Андрей точно добрый молодец из русской сказки. – Почто мужика мучаешь?!

Кутдус приосанился, с трудом приоткрыл пошире пьянеющие глаза и грозно промямлил:

– Да, Диля! Почто?! – Следом тут же скроил трагичную морду и ещё раз, только уничижительно жалостливо, пролепетал: – Почто, Диляра?! Почто?!

– Угомонись! Ничего себе, тебя с такой малости развезло! Пить не умеешь, а туда же!

Андрей со Стёпой ржали и приговаривали:

– Видно, есть почто! Всё, Кутдус, исключаем тебя из нашей пьющей компании. Диль! Налей-ка супружнику сока!

К трём ночи Андрей иссяк, погрустнел, неожиданно поднялся и смешно откланялся.

Ему вдруг захотелось остаться одному, и он, прихватив под мышку безропотную Сару, которая всё время тихо спала под столом, пошатываясь, направился прямиком в свою спальню. Выпито было немало, но Андрей не чувствовал себя пьяным, лишь бесконечно уставшим. Он тихонько полз по коридору, с опаской поглядывая в сторону комнаты Ирины. Ему никак было не привыкнуть к этому новому имени, да и к ней в целом. Пока он куролесил и пил горькую, почти забыл о её существовании, сейчас опять всё заныло, и Андрей бесшумно прошмыгнул в свою комнату, заперся на защёлку, словно загородился от всего мира и, главное, от своей влюблённости.

Во рту стоял неприятный привкус от котлет вперемешку с вином. Сара недовольно воротила от него морду. Так попахивал его холодильник, когда в студенческие годы родители уезжали на отдых, а он оставался один. Андрей впопыхах разделся и нырнул под одеяло, мыться не стал, пострадает. Поворочался, понял, что подобной свиньёй заснуть не удастся, и поплёлся в ванную.

Только вышел, тело ещё хранило тепло горячего душа, как сначала постучали в дверь, а потом повернули ручку. Стук повторился. Андрей замер и, крадучись на цыпочках, дошёл до кровати, юркнул с головой под одеяло и постарался успокоиться. Пусть стучит хоть до утра, он не хочет её, вернее, ничего не сможет и не потому, что много выпил. Перестраивать себя с Одуванчика на какую-то непонятную Ирину он не намерен. Чувства не повторить. И невыносимо скучал по Насте. «Она одна во всём виновата!» – убеждал себя Андрей, вспоминал её тело и тот редкий аромат, которым она была словно пропитана, её рыжие буйные кудряшки, в которые он блаженно зарывался и задыхался от счастья. Его воспоминания от подобной яркости превращались в нечто осязаемое, и, вконец обессилев, он мирно вырубился.

А утром он узнал, что Ирина с зарёванными глазами укатила в неизвестном направлении. Очень искренне по этому поводу сокрушалась Диля, Степан помалкивал, но, видно, испытывал нескрываемую радость. После своей молдаванки он начисто утратил веру в благородство и порядочность всех женщин без разбору и считал, что исчезновение очередной вертихвостки из жизни нормального пацана есть неоспоримое благо. На столике в комнате Ирины Андрей нашёл записку с коротким «Тебе решать…» и ниже номер её мобильника. На кресле кучей валялись подаренные им тряпки, сверху красовался спортивный костюм Gucci. Вдох и выдох стали мучительно короткими, и что-то резануло по сердцу. В порыве бешенства он скомкал записку, подбросил её и со всей силы поддал ногой. Комок бумаги взлетел верх и приземлился аккурат у ног. Огромная разрушительная волна злости обрушилась на него, свела челюсть и противно с болью отстукивала в висках:

– Что делать?! Что делать?! – вслух повторял Андрей и не находил ответа. – Дороги назад нет, и я ничуть не жалею! Единожды солгавший, кто тебе поверит?! Как точно сказано!

Внутри кто-то еле слышным голоском пытался переубедить и найти ей оправдание. «Действительно, какая разница – Настя… Ирина! Она права, никто же не пострадал. Почему не посмеяться и не отнестись ко всему с иронией». Но более твёрдый голос упрямо утверждал, что она лживая, расчётливая, бесчувственная интриганка!

В порыве противоречивых чувств Андрей позвонил Варваре, та мгновенно взяла трубку.

– Я сегодня ближе к вечеру выезжаю в Москву. Дай распоряжение убрать в квартире, купить всё необходимое мне и Саре. Предупреди всех, что завтра после обеда готов общаться по рабочим моментам и организуй zoom с руководителями отделов.

На другом конце молчали, потом неуверенно, с паузами:

– Так… у нас до конца… июня дом оплачен… Может… попытаться вернуть часть денег?

– Ничего не надо возвращать, – резко обрубил Андрей. – Это мои проблемы. Поставь просто в известность, что я съезжаю!

Он, как заведённый, бегал по дому и собирал вещи.

– Давайте помогу… – Робко предложила Диля, следуя за ним по пятам.

Андрей набегался, выдохся и устало прилёг на диван в гостиной. Совсем недавно напротив сидел его любимый Одуванчик или всё, что от него осталось. Он никак не мог соединить Ирину с Настей, в этом и заключалась вся загвоздка.

– Полежу немного и на прощание на велике прокачусь. Вернусь, перекушу – и в путь. Диль, пока оглядись, чтобы ничего не забыл. Ты что такое печальное лицо сделала?

– Так привыкли мы к вам… И к Насте. Стёпа сказал, что вроде её Ирина зовут. Как-то язык не поворачивается по-другому назвать. Может, останетесь? Передумаете? И она, глядишь, вернётся…

– Некуда возвращаться и не к кому! Не уговаривай.

Андрей прикрыл глаза, тем самым обозначив, что неприятный разговор закончен и решения своего он не изменит. Лежать не получалось: в голову лезла всякая чертовщина и лишала покоя. Ему было то невыносимо жаль Одуванчика, то в разы больше себя. Он впервые почувствовал себя жертвой, незаслуженно обиженным и оскорблённым в самых светлых помыслах, которые когда-либо посещали его.

На улице, как назло, разыгрался чудесный солнечный день. Во дворе жёлтыми пятнами цвела дикая мать-и-мачеха, из земли хороводом повылезали жирные стебли тюльпанов, у ограды набирала силу сирень. Лёгкий ветер скользил по кронам берёз и сосен, огромные ели в окружении молодой поросли торжественно раскинули мохнатые лапы. Воздух наполнился новыми ароматами лета, по-особому заливались птицы, и растекалась благодать безмятежной загородной жизни. Он сильно прикипел к этому неторопливому течению дня, ко всему, что окружало его, к Дилиной стряпне, к смеху и крепкому мужскому рукопожатию Степаныча. Но больше всего к ней, к Насте, и теперь, когда её не стало, пропало нечто самое главное, что делало его присутствие здесь целесообразным и нужным. Значит, он должен уехать без сожаления, не оборачиваясь назад.

Андрей медленно катил по Курортной улице в сторону Зеленогорска, не доезжая, съехал по крутому спуску, слез с велосипеда и, крепко держась за руль, перешёл шоссе, проехал насквозь по первой попавшейся улочке и оказался у песчаного берега Финского залива. Народу прилично прибавилось, и многие, как, наверное, и прежде, беззаботно прогуливались взад-вперёд, кто-то разделся и разложился на полотенцах, особо отчаянные, в основном дети, залезали по коленки в воду, но дальше идти не решались. Андрей поставил велик на подножку и присел прямо на песок, потом стянул спортивку, расстелил её и блаженно улёгся, закинув руки за голову. Он превратился в желеобразную массу, размяк, расплылся, не в силах больше терпеть напряжение. Только сейчас он понял, как устал за эти два дня и чего они ему стоили. Полное опустошение. Куда-то подевалась непоколебимая уверенность в том, что из равновесия его могут вывести лишь проблемы по бизнесу, всё остальное – суета и он не способен глубоко принимать к сердцу чисто душевные моменты. Как же он ошибался, как не догадывался, что может впасть в зависимость от одного-единственного человека, женщины, которая поначалу казалась ему несуразной, к которой он привыкал, не заметив, как врос в неё всем своим существом и помыслами. А теперь вынужден выкорчёвывать с корнем то, что сам взрастил, и это оказалось слишком болезненным. Ему было не оторваться от песчаной мякоти и от ласк тёплого солнца, и он то и дело впадал в дрёму. Сквозь неглубокий сон слышался гул детских восторженных голосов, окрики надоедливых мамаш, крик голодных чаек. Обездвиженный, он напоминал себе сдувшийся матрас, оставленный кем-то за ненадобностью.

«Она написала: “Тебе решать…” – значит, последнее слово за мной? И отчего тогда такая обречённость и невозвратность?! Да потому, что я бессилен перед самим собой и проблема только во мне. Проблема непринятия. И это не зависит от желания или нежелания, это необратимость ситуации, выстроенной на особенностях моей сущности».

Такого глубокого анализа своей личности ему никогда не приходилось делать ранее, и он будто узнавал себя заново, вернее, познавал и ничего утешительного не находил. У калитки, как верный часовой, поджидал Степаныч. Он улыбнулся, похлопал Андрея по плечу и принял велик.