Текст книги "Мой любимый джокер"

– Инга, не устраивай истерик. Тебе это не к лицу и пока не по средствам. Оля придёт к тебе, чтобы помочь. И не только она будет тебе помогать.

– А кто ещё?! – испугалась Инга.

– Ты хочешь танцевать? – вдруг вскричал Костя, не сдержавшись и на мгновение, потеряв терпение. Он даже легонько хлопнул ладонью по столу от нетерпения. И этот возглас, и звук удара о стол, сразу же укротили разбушевавшиеся нервы Инги. Ей почему-то стало стыдно и приятно, что совсем не знакомый человек принимает такое участие в её беде и от души хочет помочь. «Слушайся, Инга, он не подведёт, он твой…» – услышала она чей-то голос. Оглянулась по сторонам, но кроме их троих в кухне никого не было… На краю мойки сидел огромный рыжий таракан и старательно вертел усами…

– У-гу, да-а! – уже спокойно сказала она, прогоняя таракана мокрой тряпкой.

С надеждой взглянула на Костю.

– Вот, так-то лучше. Постарайся не задавать лишних вопросов. Прими помощь в таком виде, в каком она предлагается, а там – видно будет.

С того памятного дня жизнь Инги, не заметно для неё самой, круто изменилась. В тот день, ближе к вечеру, пришла Оля и без лишних разговоров приступила к делам. В кухне зазвенела посуда, застучали крышки кастрюль, зажурчала вода. Потом что-то забулькало, зашипело, и по квартире поплыл, будоражащий желудок, вкусный запах, готовящейся еды.

Инге пришлось сдерживать эмоции. Она с трудом удерживала себя в кресле с книгой в руках. Книга совсем не читалась и была перевёрнута «вверх ногами», а Инга почему-то боялась выйти в кухню и заговорить с Олей, прилежно исполнявшей обязанности кухарки. Инга ещё не осознавала что Оля и Костя – постоянные величины. Они всегда будут рядом и с радостью подставят плечо в трудную минуту. А таких минут в жизни Инги будет ещё, ох, как много! Но в тот день она ещё не могла осознать радикальных перемен в своей жизни, она ещё жила прошлым и с трудом начинала верить в перемены к лучшему.

– Инга, иди обедать! – неожиданно позвала Оля.

Инга молча вошла в кухню и обомлела, увидев, красиво сервированный и заставленный множеством тарелок с разнообразной едой, кухонный стол.

– Что это?! – в крайнем изумлении спросила она.

– Обед… – смутилась Оля. – Я каждый день к тебе буду приходить. Так приказал шеф.

– Не понимаю… – прошептала Инга.

– Что ты не понимаешь?

– Как уместилось такое количество тарелок на таком маленьком столе? Зачем столько? Сколько я должна заплатить за твои услуги? – Инга с неподдельным ужасом взглянула Оле в глаза и зажмурилась, собираясь услышать астрономическую цифру ресторанного счёта.

– Константин Миронович решил с оплатой. Все вопросы к нему. Мне уже заплатили.

– Кто?!

– Шеф.

– Как быстро вы решили и без моего участия. И я должна принять сей «скромный» подарок?! – не сдержавшись, возмущённо выкрикнула Инга.

– Не кричи на меня. Спроси у него сама. А я – человек подневольный, приказы обязана выполнять, иначе не заплатят.

– Извини, – смутилась Инга. Она и не заметила, как перешла на крик. – Олечка, миленькая, объясни мне, пожалуйста, почему он решил устроить мне такое пивелегированное обслуживание? – со слезами на глазах, воскликнула Инга.

– А сама догадаться не можешь?! – почему-то зло воскликнула Оля. – Впервые вижу шефа таким… взбудораженным! Садись за стол, поедим, и я пойду на работу. – Оля злилась, а почему, Инга догадаться не могла. «Злится потому, что заставили на дому у калеки работать», – подумала она.

– В казино? – уточнила, скорее, для себя Инга.

– Ну, да, а куда же ещё?! – у Оли заметно испортилось настроение, но отвечала она на вопросы Инги подчёркнуто вежливо.

Инга механически поглощала, приготовленную Олей, еду и напряжённо думала. Еда была вкусной и разнообразной, но в голову лезли глупые воспоминания о вчерашнем вечере, проведенном в казино, мешая пережёвывать питательную, свежую пищу, сводя судорогой желудок, перебивая аппетит. Странный незнакомец, так бесцеремонно и прочно вошедший в её жизнь, оказался самим хозяином заведения. Надо же было забыть пакет с деньгами на столике в баре! Будто, специально! Из-за этого пакета он и появился сегодня утром… Порядки стал устанавливать, почему-то запретил показываться в казино. Сказал, что за что-то отругал Гарика. А Гарик, кстати, почему-то так и не позвонил и не потребовал своей доли. Почему? Она должна сама позвонить Гарику и отдать обговоренную заранее часть денег. У неё долг перед этим человеком, а он почему-то молчит, не звонит…

Старательно пережёвывая кусочки соте с нарезанным аккуратными ломтиками куриным галантином, Инга смотрела в тарелку и молчала. Ковыряясь вилкой в горке овощей, раздумывала, какой аппетитный кусочек положить в рот следующим, чтобы не подавиться от назойливых мыслей. Но пища застревала в горле, и нечего было стараться сделать глоток.

– Инга, о чём ты думаешь, почему не кушаешь, неужели не вкусно? – вдруг услышала она озабоченный голос Оли.

– Так, ни о чём. Очень вкусно приготовлено. Честно… – сказала она искренне, но так, чтобы у собеседницы отпало желание задавать вопросы.

– Спасибо, я так старалась! Может, добавочки? – обрадовалась Оля, выражая желание услужить.

– Нет, спасибо, хватит…

Инга без особого желания отвечала на вопросы едва знакомой девушки, с которой лишь вчера познакомилась в баре. «Когда же она уйдёт, наконец?! – в отчаянии думала она. – Неужели не видит, как мне тяжело?!» Но девушка не особенно торопилась. А мысли Инги всё чаще возвращались к Косте.

«Никакой он не Костя! А как же хочется именно так к нему обращаться… Но, пока, он для меня – Константин Миронович. Он же древний старик! Пришёл дедушка, порядки устанавливать начал, а я должна принять его нафталиновые условия, иначе… Он даже пригрозить вздумал!.. Никто его не звал, сам пришёл, без приглашения, а не в пору гость – хуже татарина. И тысячу раз мама была права, но тогда я не слушала, понятия не имела, что иногда не мешало бы немножко посочувствовать маме…

Зачем он пришёл? Неужели, только за тем, чтобы вернуть пакет с деньгами? Не верю! Деньги ему самому нужны. Имел возможность не отдать… Он же прямо сказал о своих проблемах… Как же плохо я о нём думаю… Но он хороший, я же вижу…

Обещал прийти завтра и ещё кого-то с собой привести… Повадился… Заслал сюда Олю, чтобы докладывала о каждом моём шаге. Тоже мне – радистка Кэт… Передатчица!.. Завтра я обязательно скажу, что не нуждаюсь в его услугах. Скоро, совсем скоро вернутся мои родители. Не надо им знать о моих приключениях. Он должен уйти из моей жизни до их возвращения. Достаточно того, что они увидят, как искалечена моя судьба. Доктор же сказал, что мне уже никогда не танцевать, зачем же обещает обратное Константин, свет его, Миронович, зачем пустыми обещаниями травит душу?! В работе отказал… Прав, наверное… Какой из меня работник с больными ногами? Я же ходить не могу нормально, отчаянно хромаю!.. Вот, пусть немного заживут переломы и окрепнут ноги, тогда накуплю газет и журналов и найду какую-нибудь работу…»

– Инга, ты опять не здесь, – вдруг услышала она обиженный голос Оли, и этот возглас вернул её в действительность. Она снова оказалась в кухне, у стола, заставленного тарелками с едой. – Тебе было совсем не вкусно. Стесняешься сказать и давишься этим дурацким соте. Ты же притворяешься, я же вижу! – чуть не плача, досадовала Оля. Она так старалась понравиться своей новой хозяйке, так хотела, чтобы Инга оценила её стряпню, а Константин Миронович похвалил за отличную работу! Сегодня она впервые в жизни самостоятельно приготовила полный обед и с нетерпением ждала похвалы, или какого-нибудь поощрения. Ожидание не оправдалось. Инга не желала с ней разговаривать. Скупо поблагодарила, и опять, на долгое время, замолчала, ушла с головой в свои мысли.

В этом году Оля окончила кулинарное училище и почти сразу же нашла приличную, хорошо оплачиваемую работу в казино. Первую зарплату она с радостью отнесла маме, гордая тем, что сумела заработать столько денег сразу, за один месяц. Зарплата у Оли, по нынешним временам, была сказочной, не учитывая чаевых, которые никто в заведении никогда не учитывал, и продуктов, которые можно было тайком взять из кухни казино. А вчера халтурка на дому у этой худосочной красотки высветилась. Так кстати! Оля обрадовалась возможности простой подработки. Сам хозяин предложил уже под утро, когда откуда-то вернулся в казино радостный и чем-то взволнованный. Оля никогда раньше его таким не видела. Сама Оля так и не сумела его чем-нибудь заинтересовать, а, тем более, удивить. А как хотелось и мечталось! А у этой красотки худосочной всё получилось с первого раза! Оля не рассчитывала на несовместимость характеров, или на плохо приготовленную еду. С ней такого произойти не могло, она же так старалась! А эта мимоза бледнолицая сидит за столом, печально глазки в потолок пялит, чуть не плачет, вилкой в тарелке ковыряется, и слов благодарности из неё клещами не вырвешь.

Оля ещё вчера поняла, что эта бледная поганка основательно вскружила голову шефу. Они даже деньги на столике забыли, так были увлечены друг другом. Как только они ушли, Оля сразу же убрала пакет. Знала, что могут возникнуть крупные неприятности, если пакет пропадёт. А Константин Миронович вскоре и вернулся. И сразу же задал вопрос о пакете. Проверял её честность? Лучше бы он в глаза ей заглянул! Но он вчера был ослеплён этой, вот, селёдкой засушенной. Как ей удалось, этой хрустальной стопек, сразу же, ничего не делая, подцепить такого мужика?! Оля месяц старалась обратить на себя его внимание, но не добилась ничего, кроме вежливых улыбок.

А вчера под утро, когда уже уезжал домой, вдруг сам предложил, как бы, между прочим, подработку на дому. Обещал хорошо заплатить, если не будет жалоб. Оля обрадовалась возможности подработать, а ещё больше, тому, что он так свободно, без фокусов, заговорил с ней. Такое случилось впервые, и она с радостью обещала, что жалоб не будет, она постарается. Она же совсем о другом подумала. Но, как она ошиблась! Она же не знала, что работать придётся в доме у этой мимозы! Не следовало, даже ради него, хвататься за такую подработку. Жалобы будут. Вон, как косо смотрит на неё эта притрушенная кукла!.. Как в такую можно влюбиться?!..

Инга, не говоря ни слова, медленно поднялась из-за стола и принялась собирать грязную посуду.

– Иди, отдохни, сама приберусь на кухне, – не сдержавшись, грубо сказала Оля, отобрав у Инги тарелки. Девушка обиженно хмыкнула и молча вышла из кухни.

«Даже «спасибо» не сказала, – в свою очередь, обиженно подумала Оля. – Не получится у меня без жалоб с этой подработкой… Ещё, чего доброго, и основной работы лишусь из-за этой кислой дурочки… Сегодня же откажусь…» – вздохнула она.

Оля быстро и ловко навела порядок в кухне и зашла в комнату, где лежала, прикрытая пушистым пледом, и, казалось, дремала, Инга.

– Инга, на кухне чисто. Еда в холодильнике. Мне уже пора уходить. Завтра уберусь в комнатах, – сказала Оля, легонько прикоснувшись к плечу дремавшей девушки. Инга неподдельно вздрогнула и открыла глаза.

– Спасибо тебе, – прошептала она. – Видишь, даже задремала… Опять больно… Извини, – виновато улыбнулась.

– Ну, я пойду. Уже надо поспешать, – печально улыбнулась Оля в ответ.

– Оля, у тебя, случайно, не найдётся такой таблетки? – вдруг спросила Инга, в порыве просьбы, привстав в постели.

– Случайно, найдётся, – снова улыбнулась Оля, вынимая из сумки изящный флакончик, доверху наполненный маленькими розовыми таблетками. – Что, опять с головой плохо?

– Нет, ноги… Опять боль возвращается. Я же после тяжёлой травмы…

– Что-то сломала? – с сочувствием спросила Оля.

– Да, обе ноги пострадали. Твоя таблетка спасла меня вчера. А сейчас опять стали болеть места переломов. Если можешь, дай ещё одну, пожалуйста!

– Это хорошие таблетки. Мне их Константин Миронович дал, чтобы отяжелевших господ клиентов в чувство приводить, когда у них бошки болят после перепоя. И тебе велел дать. Я думала, у тебя тоже с головой плохо…

– Так, он, всё же, знал?! – искренне удивилась Инга.

– Конечно. У тебя же на фасаде так ярко нарисовано было! Ты такой красиво-печальной страдалицей сидела, что мне плакать хотелось. Он приказал дать тебе таблетку…

Оля ушла, и снова тишина овладела квартирой, только неутомимые ходики трудолюбиво отщёлкивали, незаметно пролетавшее время и воробьи неугомонно спорили за окном. Периодически были слышны шумы на лестнице, и тогда казалось, что кто-то незнакомый хочет пробраться в квартиру.

Вечер тихо и уверенно подбирался к окнам, заставляя тени на стенах причудливо удлиняться. Дверь балкона была широко распахнута. Повеяло вечерней свежестью и Инге показалось, что она лежит на улице, а вокруг правит бал пустота, навевая ветром тяжёлые воспоминания, и жгучая обида на обстоятельства залила горячей волной сердце. Солнце уже не заглядывало весело в окна, его лучи светили в другую сторону, и вечерняя прохлада заполнила собой комнату. Лёжа в постели и ещё полностью не проснувшись, Инга поёжилась. «Надо бы прикрыть балконную дверь, чтобы совсем не околеть от холода, – подумала она, поднимаясь. – Была бы мама, я бы её попросила, а без неё надо самой о себе позаботиться… Как же скучно!.. Невозможно привыкнуть к одиночеству… Как люди живут одни, не понимаю… Сейчас Толику позвоню, чтобы пришёл.»

Инге ни разу даже во сне не приснилось одиночество. Она никогда не оставалась одна так долго, и не знала, как преодолеть неприятное чувство брошенности всеми. Друзья не звонят, преподаватели, скорее всего, о ней и не вспоминают. Телефон днями отдыхает, будто затаился, и не подаёт признаков жизни. Никто, кроме Толика, не звонит, и ничто, ни книги ни телевизор не вызывают интереса… Пустота… Если бы не вчерашняя встреча…

– Костя, Костя, Константин!.. – вдруг, нараспев протянула она, испугавшись собственного голоса. Остановилась и принялась оглядываться, как будто кто-то мог подслушать её тайну. «Он ушёл, но обещал вернуться… Он обязательно придёт завтра… Надо подождать… – пошептали губы. Загадочная улыбка тронула их уголки, лёгкий вздох печали вырвался из груди. – Надо чуть-чуть подождать, всего лишь до утра…»

Вдруг резко зазвонил звонок в прихожей. Ещё под действием не успевшего развеяться сна, и своих печальных мыслей, Инга отправилась открывать входную дверь.

На пороге стояла мать Толика. Вся в испарине, с потухшими глазами, она выглядела бесконечно усталой и сильно состарившейся в конце дня. Инга не знала её, но догадалась, что это именно она. Женщина была так похожа на друга, что спутать её с кем-то было невозможно. Инга всегда сторонилась той семьи и никогда не заходила в гости, когда была дома его мать. Они с мамой Толика общались исключительно по телефону, не смотря на то, что были соседями.

– Что там у тебя? – вместо приветствия, грубо спросила женщина. – Что нужно-то? Толик велел к тебе заглянуть.

– Извините, здравствуйте… Передайте Толику…

– Ты особо-то не выпендривайся. Говори, какая у тебя проблема. Стирка, что ли, нужна? – перебила Ингу женщина.

– Ну…

– Да, не нукай ты, не запрягла. Лучше собери в кулёк грязные вещи. Толик завтра принесёт чистое бельё. Не комплексуй. Надо – так надо, и точка. Не я же стирать буду – машина! А ты в следующий раз спрашивай, кто пришёл, а то ещё обидят ненароком убогую… У нас, знаешь, обидчиков пруд пруди…

Мать Толика ушла так же стремительно, как и пришла, унося с собой большой пластиковый пакет грязных вещей, но слово «убогая» продолжало звучать в голове, будто приклеилось к Инге. Прошло время, а слово не забывалось. Как же хотелось плакать и пожаловаться кому-нибудь! Но в квартире, кроме неё, никого не было. И снова Инга, прихрамывая, ходила из угла в угол, мерила шагами расстояние от порога до разных точек в квартире, а это обидное слово никак не стиралось из памяти… Было обидно и скучно, было тревожно. Успокоиться и овладеть собой не получалось. Мысли бежали, одна, быстрее другой, и снова и снова возвращались к НЕМУ… ОН один сможет её защитить, он единственный, на кого можно надеяться. Только ЕМУ можно пожаловаться, только ОН выслушанект и успокоит…

«Костя, Костя, Константин! У меня не болят ноги, знаешь ли ты об этом?! Твоя таблетка – волшебная… И ты – чудо, какой…»

Слово «убогая» красной чертой подчеркнуло печальное положений дел. В ту ночь Инга долго не могла уснуть из-за непонятной тревоги, железным обручем сковавшей сердце. Проворочавшись в постели до рассвета, вышла в кухню и всё же выпила снотворное, но, как ни старалась, сразу погрузиться в царство Морфея не смогла. Это ядовитое слово не выходило из головы, не забывалось, не давало уснуть…

Ей приснился огромный нескошенный луг, залитый ярким солнечным светом и цветы…, Море полевых цветов… Их так много, что разбегаются глаза… Инга плетёт венок и примеряет к себе. А где-то вдалеке слышится песня. Красивая мелодия чарует, завораживает внимание. Отвлекаясь, Инга не видит, какие цветы вплетает в венок… А волшебный мужской голос выводит дивную мелодию, но слов не разобрать…

– Любимая, любимая… – шепчут травы вокруг, подпевая.

– Любимая, любимая… – мурлычет, вдруг налетевший, лёгкий ветерок.

– Любимая, любимая… – жужжит мушка, садясь на раскрытый цветок.

– Любимая, любимая… – выводит мелодию незнакомый, но такой приятный голос. И, кажется, она знает, кто поёт…

– Любимая, любимая… – звенят колокольчики, вплетенные в венок. И этот мелодичный звон становится всё громче и превращается в бесконечный набат, перекрывающий все другие звуки, сковывает голову своим металлическим звучанием и превращается в беспрерывную сирену, приводящую в ужас…

Открыв глаза, Инга не сразу смогла сообразить, что так безжалостно разбудило её от сладкого и такого прекрасного сна, до тех пор, пока звонок в прихожей не зазвенел снова.

«Кто-то пришёл…» – шевельнулась сонная мысль. Потом вдруг ярко вспомнилась вчерашняя беседа за кухонным столом с… «Костя пришёл! Он обещал вернуться! – радостно застучало сердце. – Константин Миронович… Он обещал сегодня утром заглянуть… Костя, Костя, Константин!..».

Мысль о том, что к ней пришли, заставила пулей выскочить из постели. Накинув домашний лёгкий халатик поверх ночной сорочки, Инга вихрем помчалась открывать входную дверь долгожданному гостю, забыв о больных ногах и о трости, удобно дремавшей в углу. О трости Инга уже второй день не вспоминала, и ей казалось, что она уже на пути к выздоровлению, и никакая она не «убогая»…

ГОТОВ ЖЕРТВОВАТЬ ФЕРЗЁМ?!

Доктор был тоже старым. Похоже, он был ровесником Кости и родился уже давно, ещё в прошлом веке. Его движения были медлительны и скучны. Говорил доктор мало. Большую часть времени этот человек молча сопел, и Инга засомневалась в реальности его существования. Ей захотелось дотянуться до руки этого странного человека и больно ущипнуть, чтобы убедиться в том, что она не спит. А странный человек, назвавшийся доктором, с большим вниманием долго и тщательно осматривал пациентку. Так же долго и нудно, с лупой в руках, рассматривал рентгеновские снимки, не произнося ни слова, лишь сопел, периодически похмыкивал и щурился, поднося чёрные квадраты снимков к свету. Порой он что-то бормотал и не обращал ни малейшего внимания на девушку, любезно предоставившую для осмотра свои искалеченные ноги, с болезненным трепетом следившую за каждым движением незнакомца, назвавшегося доктором.

Инга терялась в догадках, но послушно выполняла просьбы странного человека, так рассеянно смотревшего сквозь неё. Она чувствовала себя случайно заболевшей маленькой девочкой, к которой мама вызвала участкового врача. Доктор, как обычно, сейчас выпишет рецепт на микстуру от кашля, и Инга сможет без зазрения совести прогуливать уроки целую неделю.

– Константин Миронович! – наконец соизволил выдавить из себя доктор, позвав Костю. Тот мгновенно появился на пороге комнаты, будто там и стоял всё это время. С вниманием дрессированного пуделя, он уставился на доктора, будто предупреждая малейший намёк на следующее движение непонятного Инге человека. – Девушка права. Ей справедливо больно… – задумчиво почесав затылок, ответил доктор на немой вопрос Кости.

– Ну, и что, что я права?! Как мне теперь жить?! Я так и останусь «убогой»?! – не выдержав напряжения с нескрываемой болью в голосе, воскликнула Инга. Она с нетерпением ожидала услышать ободряющие слова, а вместо этого – опять неизвестность. Длительное молчание… Хорошо, что «убогой» не назвал. Видно, постеснялся…

– А не угостит ли нас крепким чайком красавица хозяюшка?! – вдруг, вместо ответа, хитро прищурившись, спросил доктор.

– Вы мне скажите сначала!.. – в голосе Инги звенели страх, нетерпение и обида из-за напрасного ожидания.

– Милое дитя, неужели вы так меркантильны, и не сможете угостить нас чаем? Я с утра ничего ещё не ел. Тогда хоть кипяточку вскипятите, а у меня шоколадка найдётся. Вот и позавтракаем. А за чаем и поговорим, – ласково перебил девушку доктор.

Инга рассерженно пожала плечами, и, с трудом переставляя отяжелевшие за ночь, ноги, побрела в кухню.

– Пока вы будете сражаться с чайником, мы с Константином Мироновичем, с вашего позволения, покурим на вашем балконе, чтобы не впускать табачный дым в квартиру.

– Не возражаю!.. – зло рявкнула Инга, обернувшись на пороге комнаты. Это восклицание почему-то вызвало смех, и не только у доктора…

В кухне Инга включила газ, набрала в пустой чайник воды из-под крана и поставила его на огонь. Сама села у кухонного стола и задумалась в ожидании результата своих действий.

«Пришёл спозаранку, чаю ему подавай! Сказал бы, что увидел, мне бы спокойнее было… Ещё ржёт, будто верблюд, идущий за верблюдицей, и кажется, вот, вот плюнет в любого, кто посмеет встать у него на пути!.. Ах, скажите, пожалуйста, он ещё не ел с утра!.. А, может, и Костя не завтракал?!.. Надо бы их накормить. Костя же не виноват, что друг у него – махровый жлоб… Оля вчера говорила, что еду в холодильник составила… Надо бы…»

Инга резко поднялась, подошла к холодильнику и принялась выкладывать из него на стол незнакомые коробочки и мисочки с едой. Соте и галантин пришлось разогреть на сковородке, остальная еда не требовала термической обработки. Вскоре закипела вода в чайнике и Инга запарила заварку в маленьком заварничке…

Пока Инга хлопотала в кухне, мужчины уединились на балконе. Лицо доктора приобрело озабоченное выражение. Он молча курил и о чём-то думал, а Костя не хотел мешать ходу его мыслей.

– Костя, зачем тебе это нужно? – вдруг раздражённо спросил доктор, резко повернувшись и взглянув в глаза другу.

– Объясни.

– Тяжёлый случай… Исправить сложно…

– Но возможно?

– Можно попытаться, – с сомнением пожал плечами доктор. – Больше для практики, меньше – для пользы. Как хочешь…

– Антон, мне нужно!.. Она же – балерина! – выдохнул Костя с чувством.

– Ну и что? Ты всех балерин теперь будешь опекать? Она уже никогда не будет танцевать, разве, что если…

– Что, «если»?! Говори, как есть! – резко сказал Костя, ожидая, как всегда, особой чёткости в ответе друга.

– Ты сошёл с ума… Ну, что ж, ты сам этого хочешь… У твоей балерины неправильно срослись кости. Поэтому и боли она испытывает жуткие. Не понимаю, как ещё ходит сама.

– Что же делать? Исправить как-то можно? – растерялся Костя, не ожидавший услышать подобное. Он страстно желал помочь Инге, но не ожидал такого поворота событий. – Ей что-то не так сделали, когда она попала в больницу?

– Ох, Костя, и да, и нет… Ей оказали тогда помощь, по возможности, правильно. Её организм решил по-другому поставленную перед ним задачку… Скажи спасибо, что хоть так ходит… Да, что там гадать? То всё – в прошлом. Ей сейчас необходимы серьёзнейшие операции на обеих ногах. Ты, хоть, представляешь, на сколько это потянет? А результат? А если умрёт во время операции, ты готов принять удар на себя? – глаза доктора, словно безжалостные буравчики впились в Костю.

– Сколько?! – выдохнул он, в надежде на смягчающие обстоятельства.

– Костя, не глупи, отступись! Ты же умный, из-за девчонки не следует ломать свою жизнь. Другую найдёшь. Это же не проблема для тебя.

– Антон, ты не ответил. Ты хорошо знаешь, я найду деньги, если они мне потребуются.

– Ой, Костя, Костя, ты влюбился, что ли?

– Не важно… Так, сколько?!..

– Значит, готов жертвовать ферзём, да?

– Да…

– Влюбился… Поздравляю… Ну, что ж, тогда рискуем… Сегодня же отправишь её ко мне в клинику. Ты, скорее, сдурел, а не влюбился… Ну, значит, так и будет… Сам прооперирую… Тут ошибки не допустимы, – в задумчивости растягивая слова, доктор стряхнул пепел сигареты за перила балкона. – Завидую тебе… Я бы сам на такое не решился.

– Решайся, Антон, и давай не будем обсуждать правильность моих поступков. Я знаю, что ты вряд ли меня сможешь понять. Сегодня, так, сегодня. Пойдём, объясним ей, что надо сделать. Уговаривай, если начнёт отказываться, – Костя повернулся, чтобы зайти в комнату и столкнулся с Ингой. Она собиралась приглашать мужчин к, на скорую руку, накрытому столу в кухне, но застыла на пороге, внимательно вслушиваясь в непонятный ей диалог.

– На какие это подвиги вы меня собираетесь уговаривать?! – удивлённо вскинула тонкую бровь девушка. Её чистые и такие прекрасные в тот момент глаза светились непониманием и острым желанием вникнуть в суть вопроса. У Кости учащённо забилось сердце от красноречивого взгляда. Он слегка нежно обнял её за худенькие плечи и повёл в кухню. За ним, о чём-то думая, бурча под нос и вздыхая, брёл доктор.

– Ого, красавица, да, какой же ты стол накрыла для двух заблудившихся странников! – воскликнул доктор, зайдя в кухню и занимая место во главе стола у окна. Он тут же, не стесняясь, принялся жевать, хватая со стола ломтики нарезки, разложенные в маленькие тарелки. Костя, в ожидании необходимого разговора, скромненько присел у стены. Инга молча старательно раскладывала в тарелки разогретую на сковородке еду и подавала гостям. Она с нескрываемым нетерпением ожидала, когда же начнётся обещанный серьёзный разговор. А доктор всё молчал. Он и не собирался начинать первым. С аппетитом уплетал предложенную еду и морщился от удовольствия, неприлично чавкал и похрюкивал. Он ждал вопросов.

– Инга, нам с тобой надо решить одну, очень важную для тебя, задачку. Взрослую задачку… От правильно принятого решения во многом будет зависеть твоё здоровье, – медленно, стараясь осторожно подбирать нужные слова, начал Костя тяжёлый, волнующий всех, разговор. Инга остановилась на полпути к столу с тарелкой в руках. Нехорошее предчувствие холодной жабой зашевелилось в животе, сдавило горло и заставило застыть на месте.

– Что ещё? – выдавила она из себя, судорожно сглотнув набежавшую слюну.

– Прошу тебя, не пугайся так! Тебе необходимо сделать две маленькие операции, чтобы ты смогла нормально ходить, – сказал Костя, стараясь удержать дрожь в голосе, не выдать своё волнение.

– Нормально, это как? – нервно вскинулась Инга, передёрнув худенькими плечиками. Икнула. – Простите, я не понимаю…

– Антон, помоги, не молчи!.. – взмолился Костя и внушительно подтолкнул друга.

– Да, Инга, тебе необходимо провести, по крайней мере, две операции. Если они будут успешными, сможешь ходить на высоких каблучках, не задумываясь. И бегать сможешь. Ножки твои так болеть не будут…

– А танцевать?! – нервно выкрикнула наболевший вопрос Инга, с нескрываемой надеждой взглянув доктору в глаза, и он понял, почему Костя ведёт себя именно так, а не иначе.

– Ох, Инга, и танцевать, пожалуй, сможешь, если потрудишься восстановиться… – вздохнул доктор. Он не верил в чудо. Он, чётко оценив свои возможности, надеялся только на знания и свои трудолюбивые руки.

– Простите, доктор, вы не представились, и мне затруднительно к вам обращаться, а у меня много вопросов накопилось за последний час, Я вас совсем не знаю. Почему я должна поверить вам? – насупившись, сказала Инга и поставила перед ним тарелку с дымящимся блюдом.

– Меня зовут Антон Евгениевич. Я – оперирующий травматолог, занимаюсь спортивной медициной. Практики много… Мало того, скажу вам по секрету, дорогое дитя, что оперировать вас буду сам. Не смогу доверить слишком серьёзную работу чужим рукам. Вы должны мне верить. Без веры трудно будет справиться с вашей бедой…

Инга молча смотрела в глаза этому непонятному ей человеку, и все вопросы почему-то улетучились сами собой. Костя тоже молчал, и молча наблюдал за ними. У него тоже не нашлось вопросов к доктору. А доктор вдруг засуетился и собрался уходить, забыв о своей просьбе выпить чайку, и о шоколадке тоже не вспомнил.

– После такого замечательного завтрака разрешите откланяться. А вам, милое создание, надлежит собраться и сегодня же определиться ко мне в клинику. Для вас каждый день имеет значение. Просрочка грозит катастрофой. Чем дольше вы будете думать, тем сложнее мне будет работать. Вы меня поняли, прелестное дитя? – сказал доктор, протискиваясь в узкий проход между столом и холодильником. Он собирался уходить.

Инга была оглушена словами доктора. Вопросы отпали сами собой. На смену вопросам, пришёл, леденящий душу, страх. Принимать пищу Инга уже не могла, слишком сильными были переживания. Она, молча, водила вилкой по тарелке, не обращая внимания на визгливо-скрежещущие звуки, издаваемые тарелкой в ответ на издевательство. Она не пыталась удержать странного гостя, совершенно забыв о чайнике с «кипяточком».

– А если я не согласна? – вдруг глухо прошептала она. Но доктор услышал и резко обернулся.

– Инга, милая девочка, не задавайте глупых вопросов. В вашем согласии, или несогласии заключается ваше здоровье. Ты обзавелась надёжной поддержкой, девочка. Смотри, не упусти случай, чтобы потом не пожалеть об утрате драгоценного времени. Такой возможности у тебя больше не будет. Хорошо подумай, прежде, чем отказываться от удивительной возможности. Дурак твой Костя. Я бы на такое не решился… – сказал доктор и вышел из кухни. Он даже не заметил, как перешёл на «ты». Он волновался, и его волнение бросалось в глаза.

Инга убирала со стола остатки завтрака и горько плакала. Хорошо, что мужчины вышли из кухни и снова торчали на балконе. Сейчас она могла расслабиться и добросовестно порыдать. Костя не должен видеть её страхов, её слёз…

Снова предстоят операции, снова боль!.. А мамы нет рядом, и Люсик в больнице… От страха сердце замирает в груди… И почему она должна верить совсем незнакомому человеку?… И Костя… Она знает его только два дня, почему же она должна поверить и сломя голову, броситься выполнять требования совсем незнакомого человека? Но что-то внутри подсказывало, что она должна согласиться с разумными доводами доктора. Только две операции, и больше не будет страданий. Слова Антона Евгениевича назойливо звучали в голове. Только две операции… Она случайно подслушала, о чём они болтали на балконе перед завтраком, но не могла до сих пор осознать, что тот разговор был о ней…