Текст книги "СемьЯ"

Саша зацепилась за чью-то куртку, ринулась на слабый отсвет фонарика, но поток потащил ее дальше, и она, сама не понимая, как это случилось, понеслась вперед, барахтаясь и сражаясь, ощущая, как с каждым мгновением ее все сильнее уносит вперед, в черноту, в одиночество…

Она заорала, но вода поглотила ее крик. Чья-то рука схватила Сашу за волосы – ее потянули вверх, не отпуская, и Саша вцепилась в эту ладонь правой рукой, вцепилась так, что не отодрать, взбрыкнула ногами, взбивая воду в пену…

Ее поставили на ноги, и Саша, отплевывая влагу, прижалась к кому-то одеревеневшим телом. От шока она ничего не соображала, лишь открывала рот и пыталась глубоко вдохнуть, а ее спаситель (или спасительница?) уже ринулся обратно, пытаясь спасти остальных.

Саша пошла следом, расставляя ноги так, чтобы больше не проиграть черному потоку. Вода лилась по ее лицу.

– Хватайся за меня! Давай! – кричал Костя наугад. Да, кажется, это был его голос.

– Валя, держите Валю! – орал Юра, и Саша пробилась к ним, пытаясь схватить верещащую девочку, крепко вцепившуюся пальчиками в Юрины темно-рыжие волосы. В полумраке из беснующихся фонарей те чудились сплошь черными.

Саша одной рукой все-таки схватилась за Валину ногу и одним резким рывком опрокинула девочку на себя, прижала ее к груди, обнимая так крепко, будто она была главной, кого нужно спасти. Сломанная рука горела, глаза заливало водой, только вот Саша не собиралась сдаваться.

– Я держу тебя, держу… – твердила она, сжимая девочку все крепче и крепче. Валя пальцами впилась в шею своей спасительницы, наверное, там даже останутся круглые синячки, но Саша ничего не чувствовала от холода.

Вода вокруг напружиненных тел пошла волнами, и Костя с трудом вытянул из свары длинного Егора, который мигом прилип к стене, словно жук-палочник. Он задыхался.

Костя, борясь с течением, поставил на ноги и Милу, которой после обморока сложнее всего было идти по бесконечному тоннелю. Егор мигом притянул неповоротливую Милу к себе.

Юра с Женей поднялись своими силами, упираясь руками в склизкие бетонные стены.

– Что случилось? – заорал Костя.

– Я поскользнулась! – крикнула насквозь мокрая Мила. – Сбила кого-то с ног, и…

– Понятно! Осторожно, держитесь друг за друга! – проорал им Костя. По его напряженному лицу было видно, что и он боялся не только ревущего потока, не только ледяной воды, а опасностей, притаившихся в черной воде…

– Давай Валю! – крикнул Юра и, не дожидаясь ответа, вырвал девочку из Сашиных объятий. Той не хотелось отдавать ребенка, но она прекрасно понимала, что не справится сама.

Второй раз за это утро она вцепилась в Валю так, будто девочка была ее личным спасением. И если в тесной комнате у бродяг Саше было страшно не справиться, и она не знала, чем отвлечь ребенка, то тут все было предельно просто. Хватай, прижимай покрепче единственной целой рукой, и все будет в порядке.

Но почему она всегда пыталась спасти лишь Валю? В том ли причина, что девочка попросту слабее всех бродяг?..

Или здесь есть что-то другое?

Сама Валя, которую с трудом усадили на Юрины плечи, глядела на Сашу со странным выражением. На миг в ее глазах промелькнуло что-то давно позабытое, печальное и бессильное…

Саша попыталась выгнать из головы тягучие мысли. Бродягам надо просто идти вперед, выбираться из канализационного потока, а Саше нужно подняться на поверхность, вот и все. Она не обязана разбираться во всех судьбах и трагедиях своих попутчиков.

Самое глубокое место они прошли незаметно – видимо, что-то в Костиных расчетах пошло не так, и когда поток начал понемногу мелеть, Саша наконец-то выдохнула с облегчением. Ее сломанную руку бурлящей водой плотно прижимало к груди, отчего боль разрасталась и текла по телу, скапливаясь чернотой в артериях и венах. Холодный поток чуть остужал боль, но и она грозила вот-вот вернуться. Саша ощущала это каждой клеткой.

Сначала вода упала почти до пояса, потом опустилась до бедер, потом заплескалась у коленей. Изрядно выдохшиеся бродяги теперь едва ползли, глубоко дыша распахнутыми ртами и не страшась гнилостного запаха. Саше смертельно хотелось упасть на чистый пол и просто полежать, глотая спертый воздух.

Но лежать было негде, и они шли дальше.

Повсюду мелькали развилки – беспросветно черные коридоры уходили в стороны, пересекались и исчезали за спиной, а дорога, по которой и брела эта странная компания, становилась все более запутанной. Саша, подтягивающая лямку рюкзака здоровой рукой, никак не могла отделаться от мысли, что безнадежно заблудилась, и если придется возвращаться в безопасную комнату, она сама ни за что не найдет верную дорогу…

– Долго еще? – усталый голос Милы ударил Сашу в голову.

– Нет, – ответил Костик. Он хмурился, пытаясь разобраться в одинаковых развилках, сплошь увешанный рюкзаками. Темная капель срывалась с сырой ткани.

Когда они выбрались в сухой тоннель, пролегающий чуть выше черной реки, бродяги попадали то тут, то там, словно перезрелые груши: Мила в углу шепталась о чем-то с Валей, Юра разминал шею и натруженные плечи, а Костик, выудивший из рюкзака размокшую карту, сверялся с нужным направлением.

Егор достал из кармана Сашин мобильный, и та с трудом сдержала стон, заметив, как с телефона льется вода. Так и есть – тот умер. Видимо, его намочили, когда барахтались в куче из людских тел, сбитых сильным потоком.

Преувеличенно печальное выражение, почти что карикатурное, застыло на худом лице. Егору было нестерпимо стыдно.

– Да ладно тебе, – через силу сказала ему Саша. – Чего теперь…

Значит, связь ей больше не найти.

Все были заняты чем-то: рыскали по рюкзакам, сидели с зажмуренными глазами, проверяли, все ли уцелело в воде. И тогда Саша, не зная, куда ей приткнуться, пошла к Юре. Он в это время достал из промокшего рюкзака керосинку, покрутил ее в руках, поморщился и отставил в сторону. Туда же поставил и бутыль с керосином.

– Оставь лучше, – попросил Костя. – Вдруг хоть керосин пригодится.

И Юра, с сомнением глянув на друга, все же прислушался к его словам.

– Сильно болит? – спросила Саша.

– Что? – кажется, он удивился.

– Я про плечи. Тяжело, наверное, Валю нести…

– Нормально, – Юра сжал губы, разминая затекшую шею, и Саша, неожиданно даже для самой себя, брякнула:

– Хочешь, разомну?

Настороженный взгляд был единственным ответом. Саша нервно хихикнула, огляделась по сторонам:

– Ну, когда у меня болела спина, папа всегда предлагал массаж, и я подумала…

– Знаешь, а давай, – перебил он. – Я не против.

Он присел на колено, послушно склонив голову, словно присягая на верность. Саша смутилась еще больше, скользнула ему за спину, не поднимая ни на кого глаз, а потом осторожно принялась массировать то одно, то другое плечо правой рукой.

Юра молчал.

– Не больно?.. – спросила Саша.

– Нет.

– Хорошо… Папа всегда обо мне заботился. Я даже иногда привирала, что плечи затекли, чтобы он массаж сделал. У нас дома была бутылочка с маслом, кокосовым, мама им мазалась после ванной, и папа всегда разминал мои плечи с этим маслом. Слушай, тебе не кажется, что кокосом пахнет? Чувствуешь?..

– Нет, – кажется, он улыбнулся. Выдохнул, расслабился, чуть склонил голову на бок.

– Значит, это меня глючит.

– Да просто массаж у тебя ассоциируется с запахом масла, вот и все. Ничего странного.

Женя, сидящая неподалеку и созерцающая голую стену, вдруг принюхалась. А потом повернулась к Миле и заговорила с ней едва слышным шепотом.

– Слушай, а если бы в тоннеле нас ждала химера? – Саша надавила чуть сильнее. – Что бы мы делали? Я все время шла и думала об этом, думала…

– Не знаю, – он сильнее вытянул шею, подставляя закаменевшие мышцы. – Рванули бы вниз по течению. Разбежались как тараканы по рукавам, а потом пытались бы найти друг друга. Утонули. Или умерли.

– Значит, запасного плана не было? – ей хотелось удивиться. Разозлиться. Отчаяться.

Но она не почувствовала ровным счетом ничего.

– Нет. Здесь не может быть никаких планов. Тут все идет так, как идет. Такое вот место… – он еще ниже склонил голову.

– Какое? – полушепотом спросила она, надеясь, что хотя бы сейчас он ответит ей честно. Что-то все они скрывали, все до единого, и Саша никак не могла понять, что.

– Чего развалились? – окликнул Костя. – Команда «привал» еще не значит, что можно падать и разлагаться. Встаем, встаем и идем дальше!

Под недовольные стоны бродяги поднялись, оттянули от тела липнущую одежду и пошли следом за ним, сгорбленные и усталые. Юра сдержанно поблагодарил Сашу и вновь нацепил на плечи тяжеленный рюкзак. Саша проводила Юру долгим взглядом.

Путь только начинался.

А когда им в спины ударил оглушительный скрежет, словно бы что-то, карабкаясь и цепляясь острыми когтями, ползет по бесконечным коридорам, бродяги бросились бежать.

Не сговариваясь.

Глава 4

– Это химера, да? Химера?.. – Мила хрипло дышала, привалившись к стене. Бескровное лицо застыло восковой маской.

Никто ей не ответил.

Теперь это был не черный тоннель, а узкий, как пенал, коридор: побеленные стены с хлопьями зеленоватой плесени, потолок сплошь в клубках кабелей, одинокие светильники, заключенные в ржавые каркасы, словно в кандалы. Света от них почти не было, лишь сумрачное мерцание, едва высвечивающее усталые гримасы.

Но Саша была рада и этому. Фонарики в чужих руках все еще светили лишь белым могильным холодом.

Здесь было не так промозгло, как в катакомбах, и обессилевшие от долгого бега бродяги застыли изваяниями, напитываясь затхлым теплом. Сашины ноги дрожали, и она облокотилась на стену, переводя дух.

Сердце стучало в горле, мешая сглотнуть. Рот наполнился вязкой слюной.

Только Вале, казалось, все было нипочем: спустившись с Юриных плеч, она пошла изучать коридор: открывала скрипучие шкафчики с позеленевшими ручками, раскачивала присыпанные пылью стулья, дергала за переключатели.

– Ее током не ударит? – задыхаясь, спросила Саша.

– Нет, – ответила Женя без привычной злобы. – Все обесточено.

– Но свет…

– Ты глухая?

Помолчали, собираясь с силами. Каждый из бродяг пытался спрятать судорожный страх поглубже, но все они внимательно прислушивались к каждому шороху, боясь, что странный скрежет вот-вот донесется из-за ближайшего поворота…

И они снова побегут сломя головы.

– Вы молодцы, – выдохнул Костя, растирая осунувшееся лицо. – Справились. Дальше будет полегче…

– Ой, хватит, – буркнула Мила. – Ты сам-то в это веришь?!

– Верю, – Костин голос окреп и понизился. – А что, лучше поплачем? Или просто сядем и будем трястись до конца жизни?.. Надо идти.

– Сейчас и пойдем… – ответил Юра, выжимая куртку. Мутная вода полилась с темных рукавов.

– У меня уже нет сил, – простонала Мила, присаживаясь на пол. Ее раздутые ноги, казалось, стали еще больше, белые складки кожи дрожжевым тестом торчали из туго зашнурованных ботинок.

Егор присел рядом с ней на корточки, поймал измученный взгляд и вопросительно склонил голову. Мила кивнула, глядя ему в глаза:

– Все нормально, я хорошо себя… Просто устала, – и, нащупав его бледную ладонь, Мила крепко стиснула ее в знак благодарности.

– Хорошо, – Костя глянул на наручные часы, которые с легкостью пережили все приключения. – Мы нормально движемся, значит, можно и пообедать. Никто не против?

Никто не был против.

– Тогда пройдем чуть дальше, скоро начнутся технические помещения. Там и сделаем привал. Пошли.

Саше казалось, что ее ноги превратились в две отбивные – каждый шаг давался через тупую боль, но она упрямо шла следом за Костей. Сражение с пенящимся потоком забрало их последние силы. Саша, еще вчера думавшая о том, когда лучше сделать домашку – после обеда или вечером, и стоит ли собирать кленовые листья вперемешку с дубовыми, едва понимала, что происходит. Это же просто невозможно…

Бродяги примолкли, словно собирая остатки сил для трудной дороги. Теперь Валюшку за руку вела Мила – она шла медленно, переваливаясь из стороны в сторону, словно перекормленная утка, и тяжело вздыхала, но больше ни на что не жаловалась. Женя шла следом за ними, будто готовясь вновь подхватить Милу, если та завалится на бок.

Саше не понимала, что с ними происходит. Тот обморок в тесной комнате немало ее напугал, а теперь Мила и вовсе всхлипывала воздухом, то и дело растирая землистые щеки, будто бродяги ползли по этим тоннелям уже не первый день. Валюшка крепко цеплялась за ее ладонь и с тревогой поглядывала на свою маму.

Вопросы и вопросы, вся Сашина жизнь – сплошные вопросы, и она роется в них, будто на свалке, копошится среди трухлявых кресел и хлопающих на ветру мешков с мусором, ищет хоть парочку верных ответов, но все без толку. Как бы ни была Саша благодарна бродягам за помощь, между ними все еще была стена: они – подземные жители, рано ставшие взрослыми. Она – обыкновенная Сашка, которой смерть как хочется позавтракать мамиными оладушками со сливовым джемом и крепко-накрепко обнять папу, ведь он скоро улетит в другой город и останется очередным Сашиным воспоминанием…

Она не могла винить бродяг, что они не выворачивают перед ней душу, не говорят о трудностях, но недосказанность, сквозившая в каждом их слове, все дальше и дальше задвигала Сашу в тень.

Ну и к черту. Ей главное найти выход, и тогда все подземные проблемы покажутся пшиком. И жуткая химера, что скребет когтями по стенам, и обморок Милы, и осиротевшая Валюшка, и странные Юрины слова…

– Пришли, – Костин голос вырвал Сашу из раздумий, и она остановилась, оглядываясь по сторонам.

Узкий коридор заканчивался парой заколоченных дверей – крест-накрест прибитые доски мрачно взирали на путников. Если можно было запереть дверь на ключ (вот они, тусклые замочные скважины), то зачем еще и забивать их досками?..

– Какая из дверей? – спросила Саша, не желая вслушиваться в пугающую тишину, не желая видеть вокруг себя угрюмые лица. Только она была здесь впервые, только ей все это было незнакомым.

– Не дверь, – сказала Мила, рвано дыша ртом. Слабая улыбка тенью мелькнула на ее лице.

– А что тогда? – обернулась Саша.

Женя утробно хохотнула.

Костя с трудом приподнял тяжелую крышку люка, прорезанного прямо в бетонном полу. Юра с Егором помогли ему откатить ржавый блин в сторону, приоткрыли слепой лаз.

Из черного провала дохнуло речной тиной.

– Вниз?.. – неверяще спросила Саша.

– Угу. Пр-рямиком в пр-реисподнюю, – сказала Женя и зашлась дьявольским смехом. Неестественность этого хохота, усиленная громким эхом, прошлась по Сашиным рукам мурашками.

– Покричи, покричи, – кивнул Юра. – Как раз химера где-то за нами…

– Я не хочу туда лезть, – сказала Саша.

– Придется, – Костик качнул тяжелую крышку, проверяя, смогут ли они задвинуть ее, когда спустятся в лаз. – Другой дороги отсюда нет.

– Я хочу выбраться на поверхность, – Саша говорила очень медленно, будто объясняла невероятно важную вещь глупому человеку. – Мне надо в город, понимаете? Мне не нужна никакая преисподняя…

Женя снова хохотнула, но уже гораздо тише.

– Ну какая преисподняя, – поморщился Юра. – Нам нужно спуститься в технические помещения, потом выбраться наверх. Ты думаешь, мы забыли, что тебя надо отвести в город?..

– Но это же дорога вниз, – одними губами шепнула Саша, глядя ему в глаза. На мгновение ей почудилось, что всего вокруг попросту не существует: ни бетонных коридоров, ни бродяг, ни химеры.

Только глаза, в которых кроется что-то такое, чему нет названия. Что можно только почувствовать, но Саша никак не может догадаться, хоть и ощущает кожей, хоть это и зудит под ребрами, хоть…

Она моргнула, и все прошло. Усталый Юра исподлобья смотрел на нее, Костя придирчиво оглядывал бродяг и сваленные в кучу рюкзаки.

– Тебе нельзя оставаться одной, – сказал Юра с нажимом. – Я же обещал, что мы выведем тебя отсюда.

Саше хотелось закричать «Не пойду-у-у». Заканючить, как в детстве, сесть на пол и засучить ногами. Пусть хоть волоком тащат, хоть сбрасывают в провал, хоть оставляют здесь, в узеньком коридоре с негреющими лампами. Пусть.

Но она не может себе этого позволить. Идти в ледяном потоке? Да легко! Утешать маленькую девочку? Справимся. Идти по черным тоннелям, готовясь лоб в лоб столкнуться с неведомым? Где наша не пропадала!

Но спускать вниз, отдаляться от поверхности, от нормальной жизни, от папы в конце концов… Глупо, конечно, но одно это небольшое решение грозило вот-вот надломить Сашу.

Только вот ей нельзя было сдаваться. Ни за что. Никаких слабостей, никаких страхов. Стиснуть зубы и идти вперед. Идти рядом с бродягами.

Саша кивнула.

– И все? Слабачка, – фыркнула Женя.

– Хватит… – выдохнула Саша.

– Че-его?

– Хватит. Я не хочу вечно…

– Кто-то хотел услышать твое мнение? – ее глаза сузились и почернели так, что не осталось ни зрачков, ни радужки, сплошная тьма. – Закр-рой свою пасть. Если бы я р-решила, то мы оставили бы тебя еще там…

– Хватит вам тратить силы, – оборвал Костя. – Жень, иди первой. Проверяй ступеньки, осторожно только.

Фыркнув, Женя скрылась в люке. Тяжелая крышка скрипнула, когда та с трудом протискивалась внутрь. Саша заглянула за ней следом – длинная кишка подземного лаза, уходящая далеко вниз. Дна не видно.

Юра светил фонариком вниз, пока все толпились вокруг него, глядя, словно завороженные, на холодный луч света, спицей прорезающий тьму, на объеденные ржавчиной скобы и на ежик Жениных волос. Саша, вцепившаяся белыми пальцами в ребристую крышку, затаила дыхание. Ей казалось, что стоит только моргнуть, и Женя исчезнет. Ее сдернут вниз, и тогда…

Саша даже подумала на мгновение, что всем им так будет даже лучше. Никто не полезет следом, они задвинут люк и пойдут по другой дороге… По щекам поползли горячие пятна. Горло свело спазмом.

Нет, лучше не будет. Какой бы Женя ни была, она не заслуживает смерти. Никто не должен умереть в этом тоннеле.

– Пахнет рекой, – сказала Саша, только бы отвлечься. – Тиной, водорослями… Внизу сточные воды?

– Нет, – Костя, внимательно всмотревшись в ее лицо, лишь покачал головой. – Там мало воды, это другой этаж. И… вообще-то ничем не пахнет. Ты в норме?

– Да, показалось, видимо. Или от одежды несет всякой гадостью…

Саша не стала рассказывать, что с каждой секундой тинистый запах разрастался все сильнее. Казалось, что там, внизу, течет полноводная подземная река. Дышать становилось труднее: гниющие мидии на горячем песке, раскаленный воздух, желтые кубышки…

– Егор, ты следующий, – распорядился Костик.

Спускались медленно – старые ступеньки могли не выдержать их веса. Юра как обычно помогал Вале, а неповоротливая Мила бурчала, что когда-нибудь застрянет жирными боками, и бродягам придется проталкивать ее, как пробку в узком горлышке бутылки…

Саша спускалась, чувствуя, что делает чудовищную ошибку. С каждой новой ступенькой что-то внутри истошно кричало и просилось обратно. Она становилась все дальше и дальше от папы, уже сидящего на чемоданах. Во рту горчило, но Саша молча висла на ступеньках, цепляясь за них одной рукой и едва дыша от едкой вони.

Один раз она едва не сорвалась вниз, но в последнее мгновение зацепилась за ржавый обод, оцарапав руку. Сашу страховали бродяги, она слышала внизу их приглушенные голоса.

На площадке под лестницей рекой уже не пахло, и Саша вскинула голову, глядя, как Костя с трудом задвигает тяжелую крышку и карабкается к ним, вниз.

Еще один коридор с низко нависающим потолком и кислым воздухом. Стены до середины выкрашены масляной бледно-голубой краской, тяжелый свет погружает всех в полутьму. Юра посветил фонариком по сторонам, все еще держа на руках Валю, прищурился, будто бы пытаясь разглядеть что-то только ему заметное.

Никого.

Костя спрыгнул на пол, подтянул лямки рюкзака и скомандовал:

– Идем. Ищем хорошую комнату с крепкой дверью.

– Не хочу! – вскрикнула вдруг Валя и забилась на руках у Юры. Вывернулась, едва не рухнула на пол (Юра резко наклонился, и только это спасло ее от болезненного удара). Девочка мигом плюхнулась на спину, выставив вверх короткие ножки. – Не хочу! Нет!

– Валя, Валя, тише, – Мила с трудом присела рядом с Валюшкой, пригладила ладонью ее влажные волосы, но девочка вывернулась из-под руки и заголосила еще громче. Лицо Милы потемнело. – Нам надо идти дальше… Там нет ничего страшного.

– Там опять вода, а я одна! Не пойду-у!

На секунду Саше показалось, что темнота вокруг ожила, задышала хрипло и с чавканьем, но все оборвалось прежде, чем она успела испугаться. Тепло волнами гуляло вокруг них, когда кто-то взмахивал рукой, и сырая одежда, прилипшая к телу, чуть парила.

Да, правильно. Сосредоточься на чем-то нормальном: тебе холодно, с темных волос капает вода. Тепло едва скользит по телу. Все нормально. Все в порядке.

Не пойду.

– Чего ты голосишь? – спросила Женя, склоняя голову. Прямая спина, ровный голос, мрачный взгляд. Женю, казалось, испуг не брал, и Саша почувствовала зависть – ей тоже хотелось вот так твердо стоять на ногах и спокойно смотреть на воющую Валю, будто ничего и не происходит.

А потом Саша вспомнила слова о том, что Женя вся сплошь состоит из страхов. И зависть тут же схлынула.

Стены чуть подрагивали, будто хотели сомкнуться и раздавить бродяг в бесформенную жижу. Сближались невидимо, по миллиметру, почти и не заметить, но скоро нечем станет дышать, ведь Саша в ловушке, в капкане, в бетонном мешке…

– Слушайте! Слышно же, а я не х-о-ч-у! – Валино лицо кривилось от ужаса. Как бы Мила ни пыталась успокоить девочку, та никак не реагировала.

– Там никого нет, – сказал Юра, шаря бледным лучом по коридору. Тот до бесконечности уходил вперед и терялся в непроницаемой тьме, куда не доставало щупальце света.

– Давайте не пойдем, – шепнула Валя неожиданно низким голосом. – Я не хочу! Не хочу…

– Валюшка, – Мила бормотала ей что-то успокаивающее. – Чего? Чего ты не хочешь?..

– Я больше не хочу умирать… – прошептала Валя и, скривившись, закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от рыданий, но больше всего Сашу испугало даже не это.

Глаза. Ее глаза.

В последний миг перед тем, как скрыться за пухлыми ладошками, в ее глазах скользнуло что-то взрослое и мертвое, смиренное. Саша никогда еще не видела таких глаз – у папы был похожий взгляд, когда он рассказывал, что они с мамой решили разойтись, или когда стоял у сомкнутых дверей с металлическим отблеском, и голос его дрожал и ломался, а за дверьми…

Что было за теми дверьми?..

Голову раскололо болью, будто в нее ударила молния, и Саша надавила пальцами на переносицу, пытаясь прийти в чувство, вспомнить, когда…

Мама воет – это уже не плач, а самый настоящий вой. Она сидит на скамейке у дверей, яркий солнечный свет дрожит вокруг нее. Папа молчит, а лицо его кажется незнакомым, чужим.

За дверью…

Пусто. Саша была даже не уверена в том, что это ее собственные воспоминания.

– Хватит, – Юра, уставший от детской истерики, резко подхватил Валюшку с пола и поднял на руки. Девочка выгнулась струной в его руках, закричала так сильно, что все внутри у Саши свело судорогой.

– Прекрати! – взвизгнула Мила, вскочив на ноги.

– Нам надо двигаться. Время идет, мы не можем тратить его на вопли…

– Не хочу-у-у! – орала Валюшка. Юра, стиснув ее в объятиях, пошел вперед. Егор же, вынырнувший тенью из-за его спины, успокаивающе коснулся Милы.

Не помогло.

– Ты ей больно делаешь, Юр! Перестань! – Мила бросилась следом, скинув с плеча узкую ладонь.

Егор безропотно отступил назад. Он вообще чаще всего казался лишь призраком, морок в их компании – в молчании стоял за спинами, неспособный сказать и слово, прятался от чужих глаз. Что-то и в нем было не так.

Саша прищурилась.

– Пошли, – громко сказал Костя, пытаясь перекричать беспощадный Валин рев. – Нельзя просто стоять.

Как бы ни пытались бродяги идти незаметно, эхо их тяжелых шагов то и дело прокатывалось по узкому коридору. Да и глупо таиться – если поблизости и был кто-то, поджидающий их компанию, он наверняка услышал захлебывающийся Валин плач.

– Успокой ее, – попросил Костя, нагоняя Милу. – Она сейчас всех тут переполошит…

– Всех? – спросила Саша, но Костя лишь отмахнулся:

– А кто знает, одна тут химера или нет?..

– Одна, – сказал Юра. – Точно одна.

– Мне бы твою увер-ренность, – фыркнула Женя. Картавое «р» заставило ее в очередной раз поморщиться, и только тогда Саша поняла, что Женя всю дорогу пыталась подбирать слова, в которых ненавистной буквы попросту не будет.

Валя изгибалась и орала, но силы ее стремительно таяли. Мила шла рядом, гладила полными ладонями зареванные детские щеки.

– Тихо! – шикнул Костя и замер посреди коридора. Все остановились. Даже рыдающая Валя притихла.

Костя прислушивался будто к самому себе, пытаясь понять – и правда он слышал что-то в гулких коридорах, или это просто его воображение сыграло злую шутку. Секунды медленно сменяли друг друга, но тишина, окружившая бродяг, была все такой же. В бледных лучах света толпились густые облака пыли. Юра, побагровевший щеками, в конце концов выдохнул:

– Никого. Тишина…

– Валенька, – Костя подошел к девочке, заглянул в ее темные глаза. Серьезность на его лице без труда мог прочесть даже ребенок, Костя говорил с Валей на равных, будто бы она не была всего лишь перепуганной малышкой. – Я понимаю, что тебе страшно. И мне страшно, и всем остальным. Но мы должны идти. Если кто-то ждет впереди, мы спрячемся. Никто тебя в обиду не даст. И уж точно никто не умрет. Слышишь меня?

Валя недоверчиво смотрела на него и всхлипывала, но больше не вырывалась из Юриных рук. Прижималась щекой к его груди.

– Мы рядом, – подхватила Мила. – Думаешь, я позволю какой-то там химере тебе обидеть?.. Да я ее в бараний рог согну. Хочешь, пошли со мной, а? За руку…

Валя, шмыгая носом, кивнула, и Мила улыбнулась ей в ответ:

– Вот и умничка, молодец… Ух, ну и накостыляем мы этим химерам, да?

По Валиным щекам текли прозрачные слезы. Юра перевел дыхание, вытер лоб влажным рукавом. Набитый рюкзак, казалось, тянул его к земле.

– Ищем комнату, – повторил Костя и пошел вперед, никого больше не слушая. – Нам надо передохнуть.

Найти хорошую комнату оказалось не таким простым делом: коридоры сужались и петляли, упирались в глухие стены и расходились бесконечными развилками, но Костя, то и дело сверяющийся с мокрой картой, уверенно указывал дорогу. За ним по пятам шел Юра, советовал, какой коридор лучше выбрать, дергал за дверные ручки.

Заперто.

Заколоченных крест-накрест дверей становилось все больше. Саше не нравились эти запыленные доски: серые и шершавые, с темными шляпками гвоздей, они то и дело притягивали ее взгляд.

Лямки рюкзака болью впивались в плечи. Валюшка шмыгала носом, семеня следом за Милой. Суровая Женя шла позади, словно воспитательница, приглядывающая, чтобы никто не сбежал. Егор едва переставлял длинные ноги.

– А что там, за дверьми? – не выдержала Саша, когда они протиснулись в очередной тесный коридорчик, где каждая – каждая без исключения дверь – оказалась заколочена некрашеными досками. Страх чуть отступил, на смену ему пришло нездоровое любопытство.

– Я не знаю, – ответила Мила, которая шла ближе всех. Юра с Костей ушли далеко вперед, ожесточенно споря. Их приглушенные голоса доносились до Саши слабым эхом.

– Почему-то ведь двери забили…

– Значит, не хотели, чтобы туда кто-то зашел.

– Наверное, но… Неужели вам не интересно было посмотреть?

– Нет. Тут и так хватает… интересного.

На очередном повороте Саша присела, зашнуровывая ботинок правой рукой. Длинные засаленные шнурки путались в пальцах, но Женя, проходящая мимо, лишь просверлила Сашу взглядом, и не подумав предложить помощь.

На пару минут Саша осталась одна.

Любопытство кололо в пальцах. Она понимала, что творить глупости – не лучшая идея в этом дурдоме, но пройдет всего несколько часов, и подземелья останутся очередным воспоминанием. Еще одна неразгаданная загадка в ее скучной жизни.

В конце концов, что там может быть такого? Парочка неведомых химер? Чума? Зомби?..

Саша нервно хмыкнула.

Она решила попытаться: просто подцепить пальцами доску, и все. Поддастся – хорошо, хоть в это и слабо верится. Нет, Саша не будет ломиться в заколоченные двери, отдирать доски, царапаться об их занозистые бока…

Она просто попробует.

Саша потянула доску на себя, и… та с легким шуршанием, будто от сухих листьев, осталась в руке. Вторая доска отошла еще проще: их нашпиговали темно-рыжими шляпками, но это были не гвозди.

И тогда Саша решилась чуть приоткрыть дверь.

По коридору заметался безжизненный свет – значит, бродяги обнаружили ее пропажу, и теперь бросились на поиски. Сейчас или никогда. И…

Дверь заскрипела с лязганьем, словно кто-то ржавой пилой прошелся по листу железа, и скрежет все разрастался и ширился, пока окоченевшая Саша понимала, что теперь-то уж точно все обитатели преисподней в курсе: к ним пожаловали гости.

Если кто-то и не услышал Валины рыдания, то вот. К их услугам есть визжащая дверь.

Саша успела заглянуть внутрь лишь на мгновение, прежде чем желудок скрутило спазмом, а в нее саму врезалась разгневанная Женя, лицо которой почернело то ли от полутьмы, то ли от злобы. Не удержавшись на ногах, Саша полетела на пол, чудом не приземлившись на сломанную руку, вскрикнула, но Женя рывком приподняла Сашу и, замахнувшись, залепила ей пощечину.

Голова запрокинулась назад.

Желудок подступил к горлу, тошнота заглушила все запахи и звуки. Щека налилась горячей кровью, и, если бы подоспевший Юра не стащил взбелененную Женю, одной пощечиной Саша бы не отделалась. Но боли она даже не почувствовала.

От одной мысли о том, что было в комнате, тело слабело и становилось мягким, словно подтаявшее масло.

Бродяги столпились над Сашей, пока разгневанная Женя выкрикивала что-то о безмозглых курицах, уже не волнуясь из-за своей картавости, но Юра крепко держал ее за плечи. Костик присел к Саше, осторожно дотронулся до нее рукой:

– Нормально?

…В больничном коридоре пахнет чистящим средством и лекарствами: Саша будет чувствовать эту горечь на языке еще несколько месяцев, как только прикроет глаза или расслабится. А еще валокордин: на кухне поселится коричневая бутылочка, спрятанная за микроволновкой.

Только вот тяжелый запах никуда не спрячешь.

Вокруг снуют врачи в бледных масках, спокойно глядят на их съежившуюся семью. Люди, работающие здесь, давно привыкли к чужой боли и чужому горю.

Саша к маминому горю не привыкла. Она смотрит в пустые глаза и не понимает еще, слишком маленькая, чтобы понять: чужое горе не ранит, если видеть его каждый божий день.

Дверь распахивается, и Саше в лицо бьет ледяной воздух. Глаза прищурены, и…

– Саша! – еще одна пощечина, вот только осторожная, почти ласковая.

Реальный мир вернулся болезненным толчком.

Нет, это не Женя ударила ее по щеке, это склонившийся Юра смотрел в лицо, и глаза его чудились знакомыми – сухие и безжизненные, словно он и не человек вовсе, словно все это лишь кошмарный сон…