Текст книги "Нить жизни. Роман"

Прошло несколько дней, и я стала каждое утро с радостью смотреть на цифры в табличке. Вес моего ребенка прибавлялся на удивление быстро. Юрий, наконец, сам подошел ко мне, довольно улыбаясь, сообщил, что кризис закончился, теперь надо рассчитывать на лучшее и приблизительно через неделю начать кормить ребенка грудью. Я стояла против него и тоже счастливо улыбалась. Мне так хотелось покричать от радости, броситься Юрию на шею, но я не могла себе этого позволить и только повторяла: «Спасибо, Юрий Иванович, спасибо».

На этот раз мы опять пошли с Любой гулять. Стояла поздняя осень – ноябрь. Совсем не осталось листвы на деревьях, под ногами хрустел затянувший лужи тонкий лед. Не было ни ветра, ни дождя. Это был один из тех удивительных дней в преддверии зимы, когда вопреки всем законам природы в воздухе носился весенний, пронзительно свежий и пьянящий дух. Люба рассказывала о своей семье, о муже, но то и дело переключалась на рассказ о наших малышах и Юрии Ивановиче. Оказывается, Юрий пел им песни, брал их на руки и медленно расхаживал по палате. Юрий вообще очень трогательно общался с маленькими пациентами, для них у него были самые нежные и ласковые слова, которые малыши, конечно, не понимали, но правильно ощущали. Юрий был для детей не только врачом, он старался быть им еще папой и мамой, ему не было в тягость перепеленать ребенка и покормить его из бутылочки. За это в отделении его иногда называли «папа Юра».

Я молча слушала рассказ Любы и одновременно прислушивалась к себе, с беспокойством и сладкой болью внутри ощущая, что меня тянет к Юрию. Моя душа переполнялась теплотой и благодарностью за его усилия по лечению ребенка, но одновременно ждала от него еще и другого, ждала мужского внимания к себе как женщине и как к личности, которая этого достойна. Мне было ясно, что у меня нет оснований рассчитывать на такие реакции со стороны Юрия, что нет возможности даже намекнуть на свой интерес к нему. В отличие от молодых людей, с которыми я общалась прежде, его нельзя было уязвить шутками, проверить на слабые места и тем самым помочь себе освободиться от эмоциональной зависимости. Юрий был врачом моего ребенка, и его миссия в моей жизни была столь значима, даже свята, что у меня не было и мысли касаться его достоинства или кокетничать с ним. В какой-то момент мне захотелось позвать своего мужа, убежать к нему от этого нового чувства. Я верила, что сумею простить Александру его эгоизм, что он полюбит сына, и мы втроем будем жить счастливо. Но беспокоящий запах весны поздней осенью не давал сосредоточиться на ощущении душевного равновесия, а острое чувство счастья от надвигающейся любви перемешивалось с тревогой за отношения с мужем и за неясность возможных отношений с Юрием. Я испытывала полное смятение чувств.

Ровно через неделю я начала кормить своего ребенка грудью. Саше было полтора месяца, весил он немногим более двух килограммов, но выглядел хорошеньким симпатичным ребенком с круглыми щечками. Отпала надобность в кувезе, Саша лежал в обычной детской кроватке, какие используют в родильных домах. Этот факт сам по себе приводил меня в восторг, когда я приходила на кормление и могла полюбоваться на ребенка. Юрий Иванович по-прежнему много занимался с Сашей, делал ему массаж и часто хвалил его мне: говорил, что он спокойный, терпеливый мужичок. Теперь Саша из предмета постоянного волнения сделался маленьким центром радости для Юрия и медсестер, которые за ним ухаживали. Я, конечно же, была счастлива, улыбка почти не сходила с моего лица. В шесть вечера было последнее кормление детей, после которого я почти бежала в «Детский мир» покупать все то, что требовалось для малыша. Потом ехала домой, стирала и гладила пеленки, чепчики, распашонки, Вместе с мужем мы купили детскую кроватку и коляску. Вскоре все было готово для прибытия маленького Саши домой.

И вот, наконец, наступил этот долгожданный день. Юрий с утра подошел ко мне, широко улыбаясь, и сказал, что может прямо сегодня выписать моего сына. У него была улыбка большого счастливого ребенка, так искренне это получается, наверное, лишь у редко улыбающихся людей и по случаю большой радости. Я побежала звонить Александру, пока тот не ушел на занятия, чтобы купил огромный букет цветов, взял из дома детские вещи и быстрее приезжал в клинику за Сашей и мною. Муж приехал через полтора часа, привез охапку гвоздик, хороший французский коньяк для доктора и большой торт для медсестер. Пока Сашеньку одевали и заворачивали в одеяла, я выясняла у Юрия последние тонкости по уходу за ребенком, каким врачам надо будет показать его в ближайшее время, как часто нужно делать массаж. Мы с Юрием стояли друг против друга, и наши лица сияли: мы были победителями!

– Вы счастливы? – спросил Юрий.

– Да, счастлива! Огромное Вам спасибо, Юрий Иванович, – я протянула ему цветы и, слегка смущаясь, спросила, – Можно я Вас поцелую?

– Можно, – разрешил Юрий.

Я чуть притянула его к себе за плечо и прислонилась губами к щеке. Как раз в это время закончили одевать Сашу. Я взяла его на руки, с чувством радости и новизны ощутив тяжесть своего ребенка в теплом одеяле. Затем я попрощалась с Юрием, пообещав приехать с Сашей, когда ему исполнится год. Я старалась как можно лучше запечатлеть Юрия в своей памяти и пристально посмотрела на него перед длительным расставанием. Затем вместе с маленьким и большим Александрами мы поехали домой.

С этого дня время потекло для меня столь быстро, словно неделя была одним днем. Кормления, стирка пеленок, прогулки – это были радостные заботы. Мой муж, в общем, не особенно стремился помогать мне в этих хлопотах, считая их чисто женскими, редко мог встать ночью к ребенку. У меня многие ночи были бессонными – Саша приблизительно на три недели перепутал день с ночью, что часто бывает с маленькими детьми.

Однажды утром Александр собирался в институт, а я приготовилась кормить Сашу. Муж долго стоял перед зеркалом, прикладывая один за другим галстуки, не решаясь выбрать какой-то из них к своему новому серому костюму. Вконец разозлившись, Александр протянул мне дюжину галстуков и раздраженно попросил, чтобы я помогла ему выбрать и завязать галстук. Маленький Саша принялся плакать, и я сказала мужу, что мне сейчас некогда.

– Ты совсем не обращаешь на меня внимания! Тебе нет до меня дела, да и за собой ты тоже не следишь! Как можно так жить?

Александр быстро надел пальто, схватил шапку и, хлопнув дверью, ушел в институт. Я подождала, пока Сашенька, как следует наесться, перепеленала его, положила в кроватку и подошла к зеркалу. Действительно, вид у меня был не самый лучший – волосы неаккуратно причесаны, возле глаз пролегли первые тоненькие морщинки и появились синяки от частого недосыпания.

Я села, держа в руках пеленки, которые собиралась отнести в ванную, и задумалась. Мне стало трудно жить с Александром, и я уже не скрывала от себя, что не люблю его, но он был отцом моего ребенка, хотя и эгоистичным, не любящим его, как люблю я, но отцом. Муж часто грубил мне в последнее время, а я почти всегда пропускала это мимо ушей. Вот и сегодня он опять не понял, что ведет себя эгоистично, может быть, будучи даже не в состоянии этого понять.

Я уже месяц не была на занятиях, хотя вот-вот должна была начаться зимняя сессия, поэтому, наконец, решила переехать к маме, которая сама настоятельно мне это предлагала. Она звала меня к себе сразу после рождения Саши, но я полагала, что Александр не согласится жить вчетвером вместе с ребенком и тещей в небольшой двухкомнатной квартире. Теперь выбора не было, мне надо было иметь возможность нормально учиться.

Муж, к моему удивлению, не стал возражать против переезда к моей маме. Мы собрали наши вещи – по большей части это были детские принадлежности, погрузили их в грузовое такси и вместе с Сашей поехали в нашу с мамой квартиру.

Моя мама работала неподалеку от дома на заводе, производящем электронную технику. Она перевелась на работу во вторую смену, так, чтобы я смогла спокойно ездить на занятия, не беспокоясь за Сашеньку. Александр, как и я, после переезда, аккуратно посещал институт, но дома жил своей отстраненной жизнью. Он очень много, просто запоем читал художественную литературу, при этом у него не возникало вопросов, надо ли гулять с Сашей, мыть его, укладывать спать. Он никогда не сомневался, что это будет сделано мною или моей мамой, и ему не приходило в голову предлагать свое участие и помощь.

Как и прежде время, заполненное занятиями в институте и уходом за маленьким ребенком, летело очень быстро. При этом я часто вспоминала Юрия и согревала себя мыслью о том, что с ним есть договоренность показать Сашу в клинике, когда тому исполнится год.

Очень важным обстоятельством в моей жизни, как и раньше, была дружба с моей институтской подругой Галей, с которой мы жили неподалеку, вместе ездили домой из института, сидели рядом на занятиях. Я была в курсе всех ее жизненных обстоятельств и планов, а она моих. Мне была важна ее эмоциональная поддержка, потому что она была здравомыслящим и склонным к анализу человеком, к тому же, будучи хорошо знакомой с Александром, могла объективно смотреть на его поступки. Гале были ясны причины нашего отчуждения с Александром, она расценивала сложившуюся у нас семейную ситуацию как логично вытекающую из характера и взглядов на жизнь моего мужа, которому, как она говорила, противопоказано иметь семью, а гораздо правильнее общаться с книгами и жить вместе с мамой и бабушкой, которые обеспечивали бытовые стороны его жизни.

В июне я успешно сдала сессию и продолжала почти каждый день ходить с Сашей в поликлинику – один день на уколы, другой на массаж. Из-за этого мы не смогли переселиться на дачу моей тети, где обычно проводили лето, но ребенок все равно подрос за летние месяцы и окреп, и я испытывала по этому поводу настоящую гордость. В сентябре я пошла учиться на четвертый курс, а в начале октября моему сыну исполнился год. Через несколько дней я позвонила в клинику, предупредила заведующую отделением о нашем приезде с Сашей. Она порадовалась нашему предстоящему визиту и сказала, что обязательно передаст эту информацию Юрию Ивановичу. В четверг с утра, как мне было назначено, мы с нарядно одетым Сашей вышли из такси возле чугунной ограды клиники и, держа красивый букет цветов, остановились посмотреть на красное кирпичное здание. Потом я подвела Сашу к той асфальтовой дорожке, которая была столь памятна мне, взяла его за обе ручки, и он пошел по ней быстрыми маленькими шажками, с одобрением приняв возможность самому походить на улице. У меня сжалось горло – мы с Сашей радостно идем по этой вот дорожке, которая раньше была пропитана для меня тревогой за наше существование и болью от едва выносимой ситуации.

Я открыла знакомую тяжелую дверь, взяла Сашу на руки и, поднявшись на второй этаж, позвонила в дверь шестого отделения. Все здесь было так же, как год назад. У двери висел такой же листок со списком детей и их весом. Через минуту вышла Лида, увидев нас с Сашей, всплеснула руками и громко стала звать других медсестер посмотреть на ребенка.

– Саша, какой ты хороший вырос, какой большой! Даша, проходите скорей, раздевайтесь. Сейчас скажу врачам и Юрию Ивановичу, что вы пришли, пусть полюбуются.

Мы разделись в небольшой комнатке – раздевалке для медсестер и зашли в ординаторскую. Вскоре туда собрались врачи и, наконец, пришел Юрий Иванович, который работал теперь только в отделении реанимации. Было видно, что он очень рад увидеть своего бывшего маленького пациента – взял его на руки, разговаривал и шутил с ним. Саша сидел у Юрия на руках на удивление спокойно, по его легкой улыбке было видно, что этот дядя ему нравится, и он готов с ним общаться. Все доктора это заметили и сказали, что Саша узнал Юрия Ивановича, точнее почувствовал, что знает его. Я любовалась на Юрия, который ходил по ординаторской вместе с моим сынишкой на руках, и чувствовала себя в эти минуты очень счастливой. Затем Юрий Иванович и другие врачи осмотрели Сашу, сказали, что он хорошо развивается и видно, что в него вложено много сил с тех пор, как он выписался из клиники. Доктора дали мне рекомендации по приему Сашей витаминов и занятиям с ним физическими упражнениями. Прощаясь, я протянула Юрию цветы и, глядя ему в лицо, вновь резко ощутила, что его притягательность для меня так же сильна, как и прежде.

То, что я увидела Юрия, лишний раз всколыхнуло мои чувства. Я с детства старалась сдерживать свои эмоции или скрывать их, поэтому теперь ходила со своим чувством так, как будто была беременна им, оно не покидало меня ни на миг, а душа от него млела и болела одновременно. В голове носилось множество мыслей, как найти способ общения с Юрием. Я не забывала, что была замужем, и что Александр был отцом моего ребенка, но точно определить для себя, останусь ли я с ним в случае, если сложатся отношения с Юрием, не могла. Мою влюбленность в Юрия можно было сравнить с неожиданно прорвавшимся водным потоком, который мог разнести и размыть все непрочное на своем пути. Я всерьез взвешивала даже такой вариант развития событий, как оставить МГИМО и пойти учиться в медицинский институт, чтобы иметь в последующем возможность работать вместе с Юрием. Двумя незыблемыми столпами в моей жизни оставались мать и сын, интересами которых я не стала бы жертвовать ни по каким причинам, все остальное я готова была изменить, лишь бы вместить в свою жизнь Юрия.

Через городское справочное бюро я узнала его домашний адрес, а в телефонной справочной по этому адресу мне сообщили номер его телефона. Я решила написать Юрию письмо и признаться в своих чувствах. Это письмо я писала два дня, хотя оно полностью поместилось на четырех страницах из моей студенческой тетради. Хотелось найти наиболее точные выражения для того, чтобы объяснить Юрию свое состояние и ту степень любви, которую я испытываю к нему, а также объяснить, что хоть я не претендую на отношения с ним, но не оставляю такую надежду. В письме я указала свой домашний телефон с мыслью, что он им все-таки воспользуется.

Прошло четыре дня, и Юрий, действительно, позвонил.

– Даша, здравствуйте, это Юрий Иванович.

– Здравствуйте, Юрий Иванович.

– Что у вас произошло?

– Полагаю, что вы знаете, я об этом написала.

– Давайте встретимся. Вам удобно во вторник, в семь вечера?

– Да, удобно во вторник. А где?

– Где вы сами хотели бы?

– Ну, я не поведу вас куда-нибудь пить, в бар, например, – зачем-то сказала я.

– Пойдемте тогда погуляем. На ВДНХ подходит?

– Конечно, я приеду на ВДНХ в семь вечера.

– Хорошо. До свидания.

– До свидания.

Этот разговор произошел в четверг, ждать до вторника было бесконечно долго, поэтому оставшиеся дни я ужасно торопила время. У меня не было эйфории, которую так хотелось бы испытать от чувства достигнутого результата. Вместо этого было ожидание решения со стороны Юрия и неизвестность – что же меня ждет?

Мы встретились на аллее возле ВДНХ. Юрий подошел ко мне со спины, видимо, решил лишний раз поглядеть, что я из себя представляю. Он сказал, что его тронуло мое письмо, в котором он уловил глубокую тоску, испытанную когда-то и им самим. Мне это определение показалось неправильным, ведь любовь дает и сильные радостные переживания, но я не стала об этом говорить. Мы довольно долго гуляли, и я отвечала, насколько могла искреннее, на его вопросы о взаимоотношениях с мужем, рассказывала о Сашеньке, к которому он проявлял самый живой интерес. Объяснила также, кем я буду работать по окончании института и что мечтаю пожить и поработать в Испании, так как испанский – мой основной изучаемый в институте язык. Юрий рассказывал мне про свои студенческие годы. Вспомнил про наиболее яркие отношения с девушками, оставившими, как было видно, глубокий след в его сердце. Их было двое, теперь они давно уже были замужем и имели детей.

Также он с удовольствием рассказывал про свое увлечение спортивным туризмом. Уже около десяти лет он и двое его друзей каждое лето совершали переходы по разным маршрутам через Кавказ, один раз через Карпаты, но в Карпатах переходы оказались легче, чем им хотелось бы. В этом году они путешествовали из Адыгеи в Сочи. Помимо красот природы и отдыха на морском побережье, его сильно впечатлила женщина сорока лет, которая занимала высокий пост в Госплане. Как пояснил Юрий, она очень хорошо сохранилась, ей нельзя было дать ее возраста, а ее общественное положение и заработок определяли высокую степень уверенности в себе. Кроме того, эта женщина оказалась умна и наблюдательна. В Сочи она познакомилась с мужчиной, который сумел, как выразился Юрий, подобрать к ней ключик. Он все это рассказывал к тому, чтобы объяснить мне, что в моей жизни также непременно найдется тот, кто подберет ключ к моей душе, и с кем я буду счастлива. Мне было видно, что Юрий испытывает эмоции при общении со мной, но это даже отдаленно не напоминало интереса мужчины к женщине. Я просто сильно удивила его, и он меня анализировал и одновременно успокаивал, а кроме того, я разбередила тот пласт его души, в котором лежали собственные дорогие ему чувства.

Мы возвращались домой на метро, Юрий вышел вместе со мной и подождал на автобусной остановке, пока не подъедет мой автобус. При расставании он сказал, что я могу звонить ему, если мне будет действительно плохо. Я ответила, что вряд ли стану это делать. Он пожелал мне всего самого доброго.

Как только я вошла в автобус, мне тут же захотелось выскочить из него, бежать вслед за Юрием и кричать ему, что он не может так со мной обходиться, ведь я почти не могу без него. Я посмотрела через оконное стекло в сторону метро, но Юрия там уже не было. Мне оставалось лишь поехать домой и по возможности скрыть свои плещущие эмоции. Это было похоже на ощущение от выпитого вина, терпкость которого затмила другие его вкусовые качества. Дня три после этого были до крайности тоскливыми, но я решила, что спустя какое-то долгое время позвоню Юрию и попрошу его о новой встрече. Я не могла себе представить, что он никогда не ответит на мою привязанность и откажется тем самым от единственной женщины в своей жизни, которая может столь сильно его любить и сделать истинно счастливым.

Прошло время, тоска улетучилась, любовь при этом никуда не делась, она стала моим постоянным состоянием. Время от времени я приезжала к зданию клиники, где работал Юрий, гуляла поблизости, глядя на здание, на окна отделения реанимации. Для меня они были самым притягательным объектом, хотелось заглянуть за них, чтобы увидеть тот мир, в котором живет и работает Юрий. Это было невозможно, ведь окна находились на третьем этаже. Я постоянно прокручивала в голове мысль о том, что следует сделать, чтобы расположить к себе столь необходимого мне человека. Я готова была на любые достижения и преодоления ради близости с ним. Было понятно, что недостаточно быть просто студенткой, пусть и престижного ВУЗа. По всей видимости, на него мог подействовать мой жизненный успех, то есть удачная карьера, высокая должность, недаром же он так впечатлялся от той сорокалетней женщины в туристическом походе. Это что же, еще десять – пятнадцать лет жизни? Может быть, ему откроет глаза повесть, написанная мною или стихи? Если бы я была более продвинута в музыкальном образовании, чем просто окончание музыкальной школы, я, пожалуй, взялась бы за написание крупного симфонического произведения. Два года подряд в день рождения Юрия я приходила в клинику и передавала для него красивый букет цветов и поздравление в стихах, как мне казалось, нетривиального характера, но он ни разу не позвонил после этого.

Между тем, я успешно окончила институт и поступила на работу в одно из внешнеторговых объединений Министерства внешней торговли, а моя мама к этому моменту вышла на пенсию, чтобы быть вместе с Сашей. Некоторое время я работала инокорреспонденткой, то есть переводчицей, но довольно быстро у нас появилась вакансия экономиста, на которую меня перевели. Работа мне нравилась, на начальном этапе она во многом напоминала процесс обучения – получаешь задание, выполняешь в установленный срок и сдаешь руководителю своего подразделения, который вносит необходимые правки и поясняет их. Было ясно, что со мной возятся, так как я новичок. Это была хорошая поддержка, которая помогла мне встать на ноги как специалисту. Работа, как институт прежде, оказывала на меня самое благотворное воздействие. Именно она постоянно питала мою уверенность в собственных силах – хороший заработок был не единственной к тому причиной. Я вращалась в кругу эрудированных людей, посмотревших мир и знавших себе цену, в основном доброжелательных ко мне, но требовательных в работе. В тот же год на работу в нашу организацию взяли пять других молодых специалистов, и мы тянулись друг к другу, помогали, чем могли. Появились первые планы в отношении карьерного роста, заграничных командировок.

С Александром мы расстались, и он переехал жить к своим родственникам. На повышенных тонах Александр заявил мне и моей маме, что бесконечно устал от наших требований, в соответствии с которыми он должен, приходя с работы, гулять с ребенком, мыть время от времени посуду или ходить по субботам в магазин. Все это – сугубо женские занятия, а то, что он зарабатывает мало денег для семьи и в этом особенно не усердствует, это объективная реальность, к сорока годам он, как и положено, достигнет всего, о чем может сегодня мечтать. С этими словами Александр быстро собрал одежду в большую спортивную сумку, хлопнул дверью и ушел. Мне не только не хотелось за ним идти, но я даже порадовалась про себя, что он пришел к решению оставить нас, потому что нет ничего хуже, чем затягивать разрыв в отношениях.

Мы с мамой не разделяли жизненную позицию Александра, обе старались прилагать максимальные усилия, каждая в своей деятельности. Я к продвижению по работе и зарабатыванию денег для семьи, она к заботе о ребенке и его воспитанию, а также ведению домашнего хозяйства. Раза два после своего ухода Александр приезжал за книгами и вещами, затем наши контакты прекратились, что было для меня большим облегчением. Я объясняла своей подруге Галине, что у меня после ухода Александра родилось ощущение, будто с шеи упал железобетонный крест, который я стойко несла четыре года.

Осенью я вновь решилась позвонить Юрию и предложить встречу. Как мне показалось, он был рад моему звонку, расспрашивал про Сашеньку, про мою работу. Ответил согласием на предложение увидеться. Как и в предыдущий раз, мы договорились встретиться через несколько дней, но теперь в парке имени Горького.

Прошло два года с момента нашей предыдущей встречи. Мое сердце трепетало не меньше прежнего, хотя уверенности в себе значительно прибавилось. У меня не было сомнений в том, что я интересная, умная и вдобавок элегантно одетая молодая женщина, общаться с которой почитают за радость многие мужчины у меня на работе. Если Юрий не в состоянии оценить мои достоинства, то это означает единственное – у него серьезные психологические проблемы, которые делают его одиноким и не позволяют полноценно общаться с женщинами, и я здесь ни при чем. Может быть, я даже являюсь дополнительным травмирующим фактором для него. Гордясь собой, что поумнела до такой степени, которая позволила все это осознать, я все равно чувствовала, что мою любовь это не излечило. Как часто бывает, разум приводил веские доводы в пользу отказа от привязанности, но сердце не отпускало светлые и прекрасные мечты о возможных отношениях с Юрием вопреки любой логике, сберегая и лелея их изо всех сил.

Я увидела Юрия в метро, где мы договорились встретиться, но не с первого взгляда его узнала. Он пришел после дежурства, выглядел осунувшимся и старше тридцати семи лет, которые ему недавно исполнились. Он же узнал меня сразу и, как мне показалось, несколько смутился от моего эффектного вида.

Мы шли от метро к парку, и Юрий несколько раз задал мне вопрос, что же является причиной моего столь высокого интереса к нему? Чувство самоуважения в таких случаях не позволяет давать прямые ответы. Мне проще было отшутиться, процитировав Голсуорси, что каприз тем отличается от любви, что длится дольше. Это объяснение не помогло, и он продолжал допытываться, на что я имела неосторожность ответить, что если он не доволен моим отношением, то пусть разочарует меня в себе. Похоже, Юрию было приятно это сделать. Он не скрывал от меня своей усталости, недовольства сложившейся ситуацией на работе – у него резко ухудшились отношения с заведующим отделением. В свой привычный летний поход в этом году он с друзьями не ходил – на Кавказе в горах в годы перестройки пропали те элементы власти, которые существовали прежде, а подвергать себя опасности никто не хотел. Он общался со мной с некоторой усмешкой, видимо ощущая мою внутреннюю уверенность и пытаясь бороться с нею. Я не отказала себе в возможности с этой самой спокойной уверенностью заявить, что пусть не сейчас, так в его пятьдесят лет я обязательно пройму его, и он будет воспринимать меня, как мужчина воспринимает волнующую его женщину. Юрий с упорством ребенка ответил, что этого не произойдет. Наша встреча длилась часа полтора, не более. По телевидению уже не впервые шел фильм «Место встречи изменить нельзя» и в этот день показывали вторую серию. Юрий не счел нужным скрывать от меня, что ему хотелось бы вовремя попасть домой к началу фильма. В общем, чувство разочарования готово было захлестнуть меня, но чувство любви, как и прежде, было сильнее и только укрепляло мое упрямство и стремление добиться невозможного. Так хотелось, чтобы он когда-нибудь полюбил меня, и пусть лучше поздно, чем никогда. Мы расстались со словами, что я буду ему время от времени звонить.

Мне стало ясно, что моя жизнь должна выстраиваться независимо от Юрия. Я хочу быть счастливой в отношениях с мужчиной и буду такой, раз не с Юрием, то с другим человеком. Я обязана сделать счастливым своего ребенка, который должен иметь хорошего любящего отца.

В конце зимы я пошла на курсы автовождения. Меня несколько удивило, что место нахождения автошколы было совсем недалеко от здания детской клиники, где прежде лечился мой ребенок. Вообще говоря, это легко объяснялось, так как авто курсы были при том же медицинском институте, что и клиника.

Я немного опоздала на первое занятие, не более чем на пять минут, так как задержалась на работе. Войдя в учебную аудиторию, поздоровалась с преподавателем и извинилась за опоздание, затем окинула взглядом помещение, чтобы найти свободное место, так как практически все места были заняты. Чьи-то широко открытые глаза с большим интересом посмотрели на меня, будто сказав: «Надо же, какая ты!». Я прошла вдоль того ряда, в конце которого увидела взгляд, и села за предпоследний стол к двум молодым людям – это было единственное свободное место в аудитории, а молодой человек с эмоциональным и откровенным взглядом сидел, получается, сзади меня. Я решила рассмотреть его позже, чтобы не показывать своего встречного интереса. По аудитории пустили анкету, и после того, как я внесла свои данные и передала ее назад, меня окликнул сзади молодой человек, спросив, как сейчас идут дела в школе. Под школой он подразумевал наш институт, оказывается, он окончил его на пять лет раньше, чем я. Так началось наше знакомство с Дмитрием, но он был не тем, кто посмотрел на меня, когда я вошла. Я осторожно начала разглядывать двух его соседей: один был явно не того склада, чтобы демонстрировать яркие эмоции – парень лет тридцати с внешностью, которая выдавала в нем техническую специальность, и второй – с виду мой ровесник с очень надменным взглядом, который он даже не удосужился на меня обратить. Так и осталось неясностью в первый день занятий на авто курсах, кто же на меня так восторженно отреагировал.

Со следующего занятия я познакомилась со своими соседями по аудитории ближе, так как мы общались во время перерыва. Дмитрий работал в Министерстве внешней торговли, в центральном аппарате, был женат и имел сына двух лет. Он был очень общительным, с развитым чувством юмора и обладал при этом неподдельной искренностью и интересом к собеседнику. Внешность его была заурядной, можно сказать, он походил на актера с комическим амплуа: небольшие светло-карие глаза, несколько вытянутый нос в форме картошки на конце и, временами, глуповатая улыбка. Когда он хотел, включал это свое амплуа на полную мощь, и тогда у меня и у всех вокруг начинались колики в животе от жуткого смеха. В остальное время он был хоть и не слишком красивым, но весьма обаятельным парнем с острым и развитым интеллектом. Соседа Дмитрия по столу звали Виктор, он оказался вполне приятным в общении молодым человеком, от надменного выражения лица которого не осталось и следа. Как я позднее поняла, он, таким образом, отреагировал на меня – что-то вроде защитной реакции. Виктор был высокого роста, довольно крепкого телосложения. Его симпатичное лицо с голубыми глазами и темными, как его волосы усами, носило оттенок чего-то гусарского, а улыбка была то обезоруживающе искренняя, то слегка лукавая. Выяснилось, что он был врачом по образованию и в скором времени оканчивал ординатуру по травматологии и ортопедии. Виктор был симпатичен, от чего я лишь пристальнее и придирчивее разглядывала и анализировала его. Очевидно, он не всегда уютно чувствовал себя под моим рентгеновским взглядом, когда мы вместе выходили на улицу во время перерыва выкурить сигарету, но воспринимал это все равно доброжелательно. Особенно мне импонировало, что он не уклонялся ни от каких вопросов и с готовностью рассказывал о себе.

После занятий мы с Виктором и Дмитрием вместе шли к метро, Виктор при этом, в отличие от нас с Дмитрием, обращал внимание на то, какими фруктами и овощами торгуют с лотков на улице. Когда мы поравнялись с одним из таких прилавков, он сказал, что будь он сейчас один, то обязательно встал бы в очередь за этими помидорами. На наш с Дмитрием вопрос, почему он так этим интересуется, Виктор риторически спросил:

– А почему это должна делать только моя мама?

Меня тронула такая забота о матери и проступавшая за этим любовь к ней. Похоже, Виктор представлял собой нечто особенное.

Начало складываться ощущение, что год, когда это происходило, был каким-то особенным, праздничным. Это касалось целого ряда моментов. Первое – это работа, которая приносила много положительных эмоций. У меня не было сомнений, что я сделаю успешную карьеру, получая при этом удовольствие и от своих функций экономиста и от хорошего заработка. Радовало общение с подругами из института, которое было таким же тесным, как и прежде. Хоть мы работали в разных местах, это не мешало проводить вместе много времени по выходным или вечерами. При этом я почти всегда брала своего Сашу – он был спокойным и доброжелательным ребенком, поэтому не мешал нашему общению. С Виктором и Дмитрием мне тоже было очень приятно общаться. Мы несколько раз вместе выбирались в кино и в кафе, но только по тем дням, когда жена Дмитрия была на дежурстве – она работала терапевтом в одном из элитных стационаров, относящимся к Четвертому главному управлению Минздрава. Дмитрий был, как чувствовалось, хорошим семьянином.