Текст книги "Человек с улицы Литературной"

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции…

Ну что же, газета «ЛіМ» опубликовала-таки мою статью «Фантазіі з нагод». Если учесть, что от нее остались рожки да ножки – 25 %, то не знаю, радоваться или сожалеть. Из 10 620 знаков позволили оставить чуть более 2800.

Уничтожено все, но формально вроде как статья напечатана. Значит – радуйся. Но за бортом осталось ядро статьи, значит – новые разочарования.

В статье традиционно убрали все комментарии о невыносимо любимом в наших местных литературных оранжереях фрукте-овоще – постмодернизме. Не растет, не зреет, не колосится, а так хочется похвастать перед соседями за забором урожаем.

На Западе – колыбели постмодернизма – давно уж констатируют летальный исход столь экзотического гибрида – ни живой, ни мертвый, но кусается. А в наши пределы все, как сто лет назад, доходит с б-о-о-льшим опозданием. Провинция. А как хочется попасть в анналы истории. Не путайте с историей Литературы. Всего лишь вляпаться в сомнительную историйку, например, по назойливому подражанию с чужих лекал. Дескать, мы тоже не лыком шиты. И у нас есть свои ведьмаки, «шаленства», сумеречная мистика и прочие страсти-мордасти. Чем не лозунг в духе post: постмодернизм есть власть тьмы плюс вампиризация всей страны, тьфу, литературы! Складно получилось.

Туда всех мрачных, непонятых и одиноких авторов литературы post, их немного, погоды в литературе они не делают, но в литературных кругах молодежь говорит о них с придыханием и вожделением как о последователях чужого заката и наших местечковых мини-пост-гениях.

Так, отвлеклась, наболело.

Вернусь к статье. Здесь, как и положено в «ЛіМе», навыдергивали цитат, начесали, как чужой парик, приспособили под свой формат, под тот «ЛіМ», который не радует прежним блеском и роскошью общения – «писательчитатель». Одним словом – процедили.

Не знаете, что такое «обрат»? Сейчас расскажу. Есть молоко, а есть обрат. На производстве отделяют сливки, получается обезжиренное голубоватое молоко, пустое, как водичка. Им потом отпаивают молодняк.

Но моим «обратом» лимовский молодняк не отпоить, тут уже намечается, говоря языком медицины, некая патология. Им только «зорачкі з помніка

Перамогі» подавай, сначала наглотаются, а потом проблемы с горлом, просят у доктора лекарства от «шаленства».

И что? А ничего, проходит. Нет, не болезнь, а то, что публикуют развернутые сомнительные авторские рефлексии, выдаваемые за «вершы», при полном безмолвии. Одобрям-с! Как можно-с! (У нас так живо еще лакейство). Стихи-с поданы-с! Начальству, в смысле главредам, можно все или почти все: бумага стерпит, не покраснеет.

Я понимаю, если бы газетная площадь позволяла всех напечатать. В газете что, авторских материалов накопилось, очередь на весь год вперед? И это в «мертвый» летний сезон. Не верю. Критические материалы и так слабы настолько, что дошли до «некритического» состояния. Об одних и тех же авторах-любимчиках крутят заезженную пластинку по несколько раз на год.

«ЛіМ» в последнее время по остроте и актуальности проблемных статей не тянет даже на рядовую районку, культурную пальму первенства давно перехватила газета «Звязда» и забивает в каждом номере свой культурный «гвоздь» программы. Без такого «гвоздя» любая газета выглядит слабой и беспомощной. В общем, это давно известный закон успешной журналистики, и в частности – любого современного издания, которое ведет битву за читателя. А может, «ЛіМу» и читатель не нужен? Фи, читатель – существо сегодня неблагодарное, темное, мониторинг не ведем – неизвестно, что выкинет. Он, читатель, чего-то все хочет и хочет, от него идет одно раздражение. Нет, обойдется лучше теми отцеженными «информушками» типа «что? где? когда?» и хватит с него. Размечтались!

Вместо настоящей, современной критики, востребованной жизнью и литературой, в рубрике «Критика» косяком ставят юбилейные материалы. Надежное, скажу я вам, дело, беспроигрышное.

О юбилярах, как водится, или хорошо, или ничего. Нет, я не против, пусть поздравляют их (все ж радость какому-нибудь забытому старику или старушке). Может, надо ввести даже новую рубрику, но зачем же уважаемое и высокое понятие «литературная критика» разменивать на банкеты и торжества?

На своем примере могу утверждать, уже есть опыт: в газете не практикуется, а потому и не приветствуется работа с авторами. Хотя что сегодня мешает работать с рукописями по интернету, можно очень оперативно согласовать любой авторский вариант статьи. Например, получаю заранее такой отредактированный вариант и… сразу отказываюсь. И весь разговор. Или ведем переговоры, договариваемся о вариантах. Если совсем заклинило, тоже не страшно. Продолжим разговор на сайте litkritika.by.

Статья по-лимовски получилась ощипанной, тусклой и для непосвященных не совсем понятной. Никакой. Тут же сделали неудачную, с точки зрения верстки, кособокую врезку, некорректно подверстав комментарии С. Денисовой. Почему некорректно, да потому что комментарий по объему (всего лишь!) уравняли со статьей. Почувствуйте разницу. Потерпелось бы комментарию, пошел бы в номер на недельку позже, а мы бы со Светланой пообщались на тему ностальгии и прошлого. Прошлое дает большой творческий импульс. «Няма таго, што раньш было…» и так далее.

Обширность комментария обеспечила в статье явный перекос по объему, но что не сделаешь для «своего человечка» – добавили не вошедшую в газетный вариант повести цитату! Светлана мне отзвонилась, расстроенная, что статью «Фантазіі з нагод» так страшно урезали. Не статья, а инвалидобрубок.

Кто знаком с творческой работой, знает, как дается строка или не дается. Вот уж поистине – не всякое лыко в строку можно ставить. Там, где надо быть безжалостными, – царит обманчивое благоденствие и благодать, и наоборот, там, где есть хоть какая-то соль правды, – что щелеглазый Мамай прошел.

Все-таки еще раз убеждаюсь по своему опыту: пожалеешь автора – ведь написала в сравнительно мягкой манере – и получишь по С. Денисовой: «Напрошваецца само сабой: пры чым тут Караткевіч? А пры тым, што рамантычныя асобы, паводле асабістага назірання аўтара, цураюцца касмапалітызму. Яны заўсёды патрыёты. А патрыёты чытаюць Караткевіча. І хто ж вінаваты, што адзін успрымае яго творы як містычныя і жахлівыя, а другі адчувае ў іх рамантыку?»

А действительно, при чем здесь Короткевич? Мне уже пришлось дать некоторые советы автору рассказа «Гаспадыня Балотных Ялін», еще раз повторюсь. Если бы редакция работала с авторами надлежащим образом, ответственно и непредвзято, как того требует редакторская профессия, может быть, и комментарии вышли бы другими. Почему?

Первое. Если автору не хватило духа, мастерства, таланта, пристального взгляда на жизнь, правдивости и точности, чтобы выразить свои мысли, обрисовать художественные образы в изначальном тексте, то и незачем потом наводить тень на плетень, лучше уже сразу выпускать рассказ «в люди» с авторскими комментариями, чтобы помочь читателю разобраться, о чем собственно текст. «Па сутнасці, апавяданне гаворыць пра тое, што патрыятызм – штука слабая, а рамантычнасць – яшчэ слабейшая… Гэта апавяданне – туга аўтара. Па ўсім тым, чаго ўжо не вярнуць» (С. Денисова).

Это самое последнее дело – объяснять читателям, что же на самом деле хотел выразить автор своим повествованием… и не выразил. Сам текст должен быть убедительно «говорящим», а не послесловием в стиле постскриптума. Это еще раз доказывает творческую слабость автора в данном рассказе. Не получается – отложи рукопись на время, не торопись, пусть дозреет.

Часто такое случается с авторами неопытными, новичками, когда их задумки не воплощаются в произведении. Ну что ж, бывает. Планы были одни, а на выходе имеем то, что имеем. Слово не воробей…

А произведение? Оно уже зажило своей самостоятельной жизнью. От писателя никак не зависит, покатилось ли оно колобком с горки, читают ли его. Произведение заговорило на своем языке, на языке своих героев, и не так, как того первоначально хотел автор. Это как с ребенком: ну как можно сожалеть, что у родного дитяти глаза получились не голубыми, а серыми, и характером он вышел ни в мать, ни в отца, а какой-то сам по себе?

Второе. В любом случае для автора только польза, когда о его произведении говорят читатели, пытаются понять и разобраться в его сути. Даже отрицательный опыт – это полезный опыт, писательский багаж. Сколько опубликованных рассказов и повестей так и остаются незамеченными критикой.

Сколько весной пропадет неопыленных цветков. Ветер метет белую поземку, ни завязи от них, ни плодов.

Как важен для автора разбор, разговор, дискуссия, общение: все лучше, чем тягостное молчание. Послушать чужое суждение писателю полезно, это нужно для творческого роста, но это совсем не значит, что автор сразу переменится и будет писать подстраиваясь, как ему советуют все читатели. Это другая крайность.

Писатель – не флюгер, у него своя дорога. И он будет идти по ней, ошибаясь и падая, не сворачивая, как изнуренный бурлак, одиноко тянущий свою тяжкую баржу. Такой у него крест, такая его добровольная ноша. Здесь главное – не приглушить собственный внутренний голос, дать ему развитие и силу, в то же время оставаясь в ладу со своим выстроенным творческим миром. Это невероятно сложно, но у многих талантов это получилось, и примеры тому – великолепные образцы мировой литературы.

Не буду называть их. У каждого из нас найдется свой золотой запас, своя полка избранных. У каждого наберется с десяток самых любимых авторов, которым мы преданы, а больше и не надо. Хорошего должно быть мало.

P. S. В выходных данных любой газеты пишутся привычные слова: «Пазіцыя рэдакцыі можа не супадаць з меркаваннямі і думкамі аўтараў публікацый». Подразумеваются ставшие давно трафаретом достижения в свободе слова и печати.

Многообразие мнений закреплено законодательно. «Многообразие мнений – средства массовой информации обеспечивают свободное выражение и распространение различных мнений и взглядов в обществе» (Закон Республики Беларусь от 17.07.2008 № 427-З «О средствах массовой информации»).

Как и мнение автора может не совпадать с позицией редакции, не в этом суть. Суть в том, что, несмотря на несовпадение этих мнений, статьи публикуются, выходят к читателям и становятся объектом широкого общественного обсуждения.

Мнение главного редактора в данном случае может быть частным. Не более. Иначе оно может рассматриваться как лоббирование собственных интересов, не всегда объективных и зрелых.

Ирина Шатырёнок, читатель со стажем

http://www.litkritika.by/categories/literatura/kritika/718.html

Критика без страха и упрека

В последнее время как с высоких трибун, так и из частных бесед можно услышать, что у нас нет литературной критики. «У нас» – это в белорусской современной литературе. Придется обратиться к скучной статистике. Возьмем, к примеру, декабрьский номер любого журнала, там представлены все авторы, которые были опубликованы в течение года. Меня интересуют только проза и поэзия.

Проанализируем соответствующие рубрики. Вот какая любопытная статистика получается. Журнал «Неман» за 2010 год. Рубрика «Поэзия» – 49 авторов, рубрика «Проза» соответственно – 43. А как же дело обстоит с критикой? В рубрике «Литературная критика» за весь год скромно представлены всего две статьи: Г. Киселев «Музыка духовности» и А. Мартинович «Радуга над зимним лесом».

В журнале «Полымя» за тот же 2010 год приблизительно такая же история: «Поэзия» – 36 авторов, «Проза» – 30. Здесь редакция объединила два жанра под одной рубрикой «Крытыка і літаратуразнаўства», но современная литература вряд ли от этого выиграла: критика по-прежнему остается в роли Золушки. В 16 опубликованных статьях нашли свое отражение литературные очерки, история литературы, обзоры, сведения из архивов, материалы о литераторах-юбилярах, но только не творчество современных поэтов и прозаиков.

В чем же дело, почему образовалась такая диспропорция, такой перекос в жанрах? Современная литература жива и развивается, о чем свидетельствуют вышеперечисленные публикации. У меня же рождается какое-то смутное сомнение: так ли на самом деле все хорошо в нашей отечественной литературе… без современной критики?

Ведь каждый писатель, независимо от того, новичок он в литературе или ветеран, не только с нетерпением ждет выхода своих произведений в «толстых» журналах, но и с не меньшей жаждой хочет, чтобы его оценила современная критика. На деле получается, что вся эта масса свежих текстов так и останется не затронутой современной критикой. Литература и критика давно существуют рядом, и полнокровное развитие одного жанра немыслимо без другого.

Где-то пусто, а где-то густо. Так и с критикой. С литературного ландшафта исчезает принципиальная, независимая критика, но именно она должна рассматривать творчество как объективный процесс отражения действительности. На мой взгляд, утрачиваются преемственность и традиции прежней школы и современной.

Публикации прошлых времен доказывают, что такая школа критики существовала, как и ее яркие представители, когда-то они и пыталась влиять на литературный процесс. Сегодня по большому счету нет продолжателей тех традиций, идет тиражирование обычных книжных рецензий. Но никогда книжная рецензия не заменит полнокровную критическую статью, отсутствие которой на страницах изданий может внушить молодому поколению иллюзию, что именно книжная рецензия и представляет ту самую литературную критику.

Кто-то может возразить: а чем собственно книжная рецензия отличается от литературной, ведь это один жанр? Не совсем. Тотальное использование в СМИ книжной рецензии опасно тем, что все чаще от нее отдает обычной рекламой. В этом нет ничего плохого: книга – товар, который надо продавать.

Но мы говорим о более широкой проблеме – о забвении настоящей литературной критики, которая как независимый творческий акт способна повлиять не только на эстетический вкус читателя, но и на формирование и отражение многих социальных процессов.

Вот здесь и кроется существенное различие. Написать книжную рецензию под силу любому студенту филфака, сжато ответив на несколько простеньких вопросов: что и где происходит по сюжету, кто герои и т. д.

Обратимся к истории, к ее классическим канонам. Литературные герои и образы выступали в статьях русских критиков ХIХ в. как бы действительными лицами. На примерах художественной литературы В. Белинский и его последователи критики-демократы анализировали реальную жизнь. Критик в области художественного творчества выступал бескорыстным и образованным судьей, эдаким рыцарем без страха и упрека.

И в прошлые времена и сегодня от критика требовались мужество, гражданская позиция, обширные знания и яркий стиль изложения. Можно ли утверждать, что сегодня в нашем современном литературном процессе существует и развивается такого классического уровня критическая мысль, которая в ближайшей перспективе может оказывать сильное влияние на умы и иметь национальное значение?

Да, у нас есть фундаментальные работы ученых-филологов о классиках прошлого, иногда промелькнут статьи-обзоры о современной поэзии молодых (Шамякина, М. Эстэтычны ідэал маладой беларускай паэзіі // «Полымя», № 2. – 2011), литературные очерки, книжные рецензии, но я упрямо твержу одно: слишком узкие рамки отечественной критики, низкий уровень качества оценки, при которых немногие авторы пытаются осмыслить современные литературные процессы, никоим образом не могут повлиять на национальное самосознание.

По В. Белинскому художественная критика – это способность открыто выражать свои взгляды на жизнь. «Поэт мыслит образами; он не доказывает истины, а показывает ее».

Материалом для таких тектонических сдвигов и исследований должны быть, прежде всего, наши литературные герои-современники, явления и образы со всеми их противоречиями, драмами, архетипами, мифологией и реалиями, отраженными в нашей литературе через призму существующей действительности.

Получается, современная литература есть, а продолжения ее – дискуссий критиков на страницах литературных изданий – нет. Тогда у меня появляется не менее коварный и провокационный вопрос: какая это современная литература без сопровождения критики?

Недостаточно в произведении показать характерное явление или образ такими, каковы они есть на самом деле – та же безработица, упадок духа, безденежье, одиночество, отсутствие любви, страх смерти, болезни, какой наш герой подлец, негодяй, трус, слабый или ленивый. Важнее показать, какими они должны быть, не отделяя от общественного идеала ни первое, ни второе!

Конечно, за два века со времен А. Пушкина и В. Белинского термин «литературная критика» очень трансформировался – от пушкинского определения («Наука открывать красоты и недостатки в произведениях искусства и литературы») до современных представлений (критика литературная, критика филологическая, критика книжная, социальная публицистика, вплоть до суждений крупных писателей). Царит разнообразие мнений – от академического толкования ученых до непринужденной эссеистики писателей.

Так случилось, что несколько лет назад волею судьбы (все в ее руках) меня сбило с нахоженной тропы писателя и занесло в края нехоженые, почти заповедные – в современную литературную критику.

Человек я любопытный, азартный, с богатым опытом заядлого книгочея, вот и решила: с меня не убудет, откликнусь, подам свой слабый голос в защиту литературы, может, коллеги чуть потеснятся, впустят в свой круг посвященных и вольных ремесленников.

Труд литературного критика не каждому под силу, может, оттого этот род занятий так табуирован и почти не обсуждается в литературных кругах. В чем же секрет этого древнего жанра, вечного спутника литературы?

Из многих критических жанров (тематическая статья, рецензия, аннотация, очерк) мне близка подвижная эссеистика – сплав различных форм творческой мысли. Только на первый взгляд может показаться, что свободомыслие – это некая необязательность в прочтении и понимании того или иного чужого произведения. Нет, скажу я вам, здесь тоже действуют свои ограничения.

Коротко напомню: в теории литературоведения задача литературной критики – понимание и оценка современных произведений.

А что имеем на практике, есть ли эта честная, принципиальная оценка современных произведений? Сегодня можно встретить на литературных сайтах различные виды публичных порицаний, осмеяний, ерничества и даже глумления над новыми произведениями. Стало модным прикрываться «прикольным стебом» в надежде обогатиться кое-какими дивидендами, снискать славу неутомимого ругателя и насмешника, но многие забывают, что памфлетная риторика и трактовка произведения – критика в ее классическом понимании – характерны уже другим жанрам, например, фельетону, пародии или той же сатире.

Еще Добролюбов удивлялся, «как почтенные люди решаются признавать за критикою такую ничтожную, такую унизительную роль. Ведь ограничивая ее приложением «вечных и общих» законов искусства к частным и временным явлениям, через это самое осуждают искусство на неподвижность, а критике дают совершенно приказное и полицейское значение».

У нас наблюдается еще одна чрезмерная крайность: в статьях о предмете можно услышать или унылую пресность, или излишнюю сладость – такой искусственный сахаринчик.

Сегодня многими признается (и это нашло уже свое отражение в словарях, энциклопедиях и других исследованиях), что существует как минимум три разновидности критики – профессиональная, писательская и читательская.

Профессиональной критикой, само собой разумеется, должны заниматься профессионалы, то есть ученые, лингвисты, филологи, литературоведы. Но вот здесь, на мой взгляд, наметилась некая брешь. Наши чистые профессионалы почти бросили на произвол судьбы современную литературу и занялись более легким промыслом – исследованием литературы прошлого. Там уютно и нехлопотно работается с текстами, почти все отклассифицировано предшественниками. Писатели прошлого давно ушли в небытие, оставив нам богатое наследие, хватит не одному поколению профессиональных критиков разбираться с архивами и делать открытия.

Профессионализм представителями ученого лагеря понимается как набор «эксклюзивных» знаний, часто очень внушительный, буквально академический. Наши профессионалы, безусловно, могут понять и оценить новое произведение и шире: в контексте осмысления самого литературного процесса, истории культуры и даже социального бытия общества.

Но их сложный стиль и избыток научных терминов часто делают их профессиональную критику недоступной для рядового читателя. Профессионалы традиционно тяжелы на подъем, не очень поворотливы в фарватере новых веяний, у них сложная «интертрепация» мысли. Отсутствие на страницах их статей пламенной публицистичности, одухотворенной образности, профессиональной смелости снижает отдачу от статей, и, как следствие, проявляется слабая диалогичная активность читающих масс.

Мне ближе писательская критика – непрофессиональная, и я нормально отношусь к этому определению, потому что могу анализировать, сопоставлять и оперативно отзываться на то или иное современное художественное произведение своего коллеги по писательскому цеху. Замечу, что писательская критика как раз отличается от профессиональной более яркой стилистикой, высокой образностью, индивидуальностью и проницательностью, а значит, и доходчивым изложением. Моя литературная критика – это свободная эссеистика, близкая мне по духу, форме и содержанию, как и занятие литературой. Это продолжение творчества.

Повторюсь, я не согласна, что меня называют критиком. Наверное, оттого такое случается, что на безрыбье и рак – рыба. Не потому ли перевелись честные, принципиальные критики в нашем Отечестве, что сегодня такой застой, такое тихое безвременье в современной литературе?! Не с кем поспорить о вожделенном предмете, обогатиться знанием, опытом, набраться ума-разума, сравниться и примериться с другими. А как хочется! А если хочется, то можно.

Очень это ответственная профессия – литературный критик, и работают в ней все-таки специалисты, то есть профессионалы. В рутинных буднях больше скучных обязанностей, нежели блеска софитов и очень скромных премиальных от курчавых, упитанных купидонов, скорее, унижающих писателя, чем возвышающих его труд.

Но мне ничего не мешает выступать на этом словесном поле брани со своими мыслями, предложениями, сомнениями, возможно, спорными, но уж точно не банальными, анонимно позаимствованными у других. За свои слова привыкла держать ответ, что и остальным советую.

Да, мои статьи отражают в первую очередь мое субъективное мнение (а какое еще?) как писателя или, если хотите, взыскательного читателя. Субъективность как доказательство личности автора более приветствуется в литературной критике, чем обкатанный официальный объективизм.

А для кого, как не для читателей, трудится критик, который обязан квалифицированно направлять их интересы. Но можно ли сегодня быть честным и принципиальным литературным критиком? Однозначно ответить не могу, но сомнений много.

Еще раз надоедливо замечу, так как наша отечественная критическая школа почти бездыханна или делает вид, что жива, приходится следить за развитием российской школы критики. В современном российском литпроцессе существует не одно направление критики, мне нравится читать статьи и книги представителей того или иного направления, и это нормально. Полярность взглядов на современный литературный процесс подтверждает многоплановость и сложность российской современной критической мысли. Стараюсь не пропускать статьи талантливых молодых критиков С. Белякова, К. Кокшеновой, а также патриархов Л. Аннинского, С. Куняева, С. Чупринина, В. Бондарева, Н. Ивановой.

А что же у нас, почему такая благодатная тишина, нарушаемая радостными воплями о новых книгах самых-самых-самых?! Если выходит новая книга, она сопровождается достойным панегириком, и каких там только не встретишь восторженных прилагательных – талантливый, известный, широко известный, знаменитый, замечательный, блистательный, «блещет яркими метафорами и неожиданными сравнениями»…

Сегодня читателю надо быть очень осторожным в выборе книги, чтобы не попасться на такие кричащие завлекалки.

И. Бродский как-то раздраженно заметил: «Прилагательными обычно прикрывают слабость. Вместо употребления любого из них достаточно сказать, что Ахмадулина куда более сильный поэт, нежели двое ее знаменитых соотечественников – Евтушенко и Вознесенский».

Кто-то скажет – грубо, резко, но зато честно. Честно по отношению к кому? Наверное, прежде всего, к самому себе.

Так вот о дружбе. В литературе по большому счету дружить нельзя, или это будет называться как-то по-другому, но только не дружбой. Коррупция дружбы – да, уже теплее, уже как-то ближе. «Задружится» писатель с критиком домами, чай-кофе-потанцуем – и пропала искренность, честность критика! Ну как тут сказать другу, что написал он очередной роман, а он средненький, читаться широкой аудиторией вряд ли будет, но в библиотеки попадет.

У нас сегодня многие взяли за модную привычку заявлять, что создается институт критики. Звучит, конечно, интригующе красиво, но за этой фразой, кроме декларативности, ничего нет, пустота. Современной критикой (а это тяжелый труд, затратный на большие эмоции, мышление, память, воображение и другие психические процессы) занимаются живые люди, и им надо помогать не на словах, а на деле. Но что-то никто не спешит во всех отечественных литературных изданиях давать зеленый свет острой, талантливой, неординарной критике, а наоборот, многие ведут себя, как страусы. Но сколько можно прятать свои пугливые головы в песок, не замечая меняющегося мира, его проблемы и печали?!

Может, не институт критики сейчас необходим литературе, а живая «школа критики», соседствующая с «детскими яслями»… на тех же газетных площадях «ЛіМа».

В книге воспоминаний В. Гниломедова «Семь лет в ЦК (роман-дневник)», напечатанной в семи номерах журнала «Полымя» за 2011 год, действия происходят более сорока лет назад. С тех пор много воды утекло, поменялось все: времена и страна, но неизменными остались проблемы литературы. Ненавязчиво автор пишет о том, как много внимания государство уделяло тогда гуманизации общества, книге и труду писателя в том числе. Почитайте. Та исчезнувшая страна, что от океана до океана, давала большие возможности творческим людям. Писатели и поэты от Прибалтики до Сибири, Закавказья и Дальнего Востока объездили стройки, поля, шахты, виноградники. Дружили писательские союзы, встречались белорусы и грузины, литовцы и поляки, москвичи и киевляне, пили водку, чай и молдавское вино. На творческих семинарах спорили о будущем и настоящем поэзии, проблемах прозы, о поисках современного героя, читали свои стихи, получали высокие государственные премии и награды, встречались на съездах и в редакциях московских журналов.

Тот национальный котел выплавил многих писателей не благодаря, а вопреки многим трудностям и сопротивлениям.

Сегодня нам нужно брать из недавнего прошлого все самое полезное, перерабатывая прошлые приобретения. Современным писателям не так много и надо, но для профессионального роста нам не хватает регулярных тематических диспутов, обмена мнениями, открытых дискуссий, творческих семинаров, и не только для молодых, но и для всех активных участников литературного процесса.

Мне, как любому человеку, свойственно сомневаться, ошибаться. А кто не мучается сомнениями? Как человек творческой организации (а значит, легкоранимый, любознательный, открытый, доверчивый и даже незащищенный) я нахожусь в поиске новых тем, новых героев, задаю не только себе вопросы, но также ищу их в творческой среде единомышленников.

Но в этом одиноком деле я – сама по себе, и никто никогда не заставит меня говорить чужим голосом, так как «не служила, не привлекалась, не проходила» ни по одному литературному ведомству, то есть верна одной-единственной системе ценностей – Литературе.

Сюда можно приплюсовать также множество негативных сопутствующих моментов, которые получаешь от активной работы в критике: не всегда адекватная реакция участников литпроцесса, их преувеличение своей значимости, пустые амбиции, всяческое торможение моих начинаний и так далее, и так далее. Перечислять можно долго. И заметьте, сплошной альтруизм, бескорыстие, ежедневная работа за письменным столом без каких-либо надежд на материальную поддержку.

Она одна, Литература, моя первая и последняя любовь, мой алтарь и свобода, наваждение и поэзия, моя религия и песня, вот на чем стою и буду стоять.