Текст книги "В Калифорнии морозов не бывает"

– Ну, зачем же бесплатно? То есть даром… У меня немножко денег есть. – Александра неловко помялась и все-таки решилась: – У меня еще варенье есть, малиновое, очень хорошее. Две баночки. Я одну Людке оставлю, а другую вам отдам. Это ничего?

– Да ладно тебе, – буркнул дядька. – Говорю же: по пути. Себе варенье оставь. Насквозь простуженная. Ну, поехали… Господи, скользко-то как…

Машина медленно тронулась с места, объезжая площадь по периметру, уже даже начала набирать скорость, но вдруг резко остановилась, испуганно взвизгнув тормозами. Александра качнулась вперед и чуть не выронила банку с вареньем, которую как раз доставала из пакета, – решила все-таки дядьке отдать, а то бесплатно, то есть даром, – это как-то нехорошо…

Дядька чертыхнулся сквозь зубы и злобно пробормотал:

– Обдолбанный, что ли? Развелось их… Давить надо было.

Александра отвлеклась от банки с вареньем, подняла голову и увидела, что машина стоит, упираясь в какого-то типа, как в ствол дерева. Вот именно такое впечатление и было: тип стоял как вкопанный, сдвинуть с места его было невозможно, придется объезжать. Дядька пошарил под сиденьем, вытащил монтировку и полез из машины. Ну вот, сейчас начнется такое, о чем каждый день сообщают в криминальной хронике… Александра открыла дверь со своей стороны и тоже собралась вылезать из машины.

– Батя, извини, – громко сказал вкопанный перед радиатором тип, поднял ладони вверх и тронулся с места. – Форс-мажор… С моей тачкой проблемы, полчаса стоим, разбираемся, все никак не разберемся. А мне на встречу надо ехать – зарез!

– На встречу тебе надо! – заорал дядька, размахивая монтировкой. Но нападать на этого типа, кажется, не собирался. – На тот свет тебе надо! Прямо под колеса суешься! Гололед! А если бы резина лысая?! А если бы тормоза стертые?! А если бы я не успел?!

– Но ты же успел, – примирительно сказал тип. – И резина у тебя в порядке, я же вижу. И тормоза как у танка. Слушай, поехали уже, правда некогда.

Тип отвернулся от дядьки и стал обходить машину, явно направляясь к той двери, за которой притаилась Александра. Дядька торопливо семенил за ним, все еще размахивая монтировкой и крича, что он не собирается из-за какого-то идиота на нарах париться, а если этот идиот не был бы таким идиотом, то заметил бы, что вон там, рукой подать, целое стадо машин, или ему, идиоту, двести метров пешком до них пройти западло?

– Да ладно уже, – совсем мирно и даже, кажется, смешливо сказал тип. – Меня даже сеструха так не гнобит. Не кричи на морозе, простудишься… Двести метров! Чего двести метров топать, если ты сам подъехал? О! А тут у тебя кто это?

Это тип увидел Александру.

– Это у меня пассажир! – по инерции сердито крикнул дядька. – Я занят! Я человека везу, не видишь, что ли? Не видит, а сам под колеса суется!

Тип молчал и смотрел на Александру. Александра тоже молчала, смотрела на типа и машинально разворачивала бывшую Славкину пеленку, в которую была закутана банка с вареньем.

– Иностранка, что ли? – с некоторым удивлением спросил тип. – Ну, все равно… Я втрое заплачу. Отвези ты меня, ради бога, мне правда позарез надо.

Александра опять чуть не заплакала. Сейчас дядька-таксист высадит ее, выгрузит все ее барахло и повезет этого типа туда, куда тому позарез надо. А она останется на обочине, а до камер хранения расстояние теперь в сто раз больше, а вернуться поближе к вокзалу дядька, конечно, не захочет. Этот тип готов платить в три раза больше! Богатенький тип. Конечно…

– А у тебя что, есть малиновое варенье? – вдруг с интересом спросил дядька у этого богатенького типа. И почему-то похлопал монтировкой себе по ладони.

– Варенье? – Тип с недоумением оглянулся, подумал, серьезно ответил: – Понятия не имею. Наверное, есть. Надо у сеструхи спросить… А что?

– Ну, вот когда спросишь, тогда и приходи, поговорим… – Дядька потерял интерес к разговору и пошел вокруг машины, явно собираясь занять свое водительское место. На ходу снял с крыши клетчатый маячок, бросил его на заднее сиденье, в кучу сумок и пакетов, сел наконец за руль и захлопнул дверцу. Сунул монтировку под сиденье, потер ладонью грудь и с досадой сказал: – Инфаркт когда-нибудь заработаю… Ишь ты – иностранка! Как будто только иностранцев можно возить. Девочка, закрывай дверь, не лето… Поехали.

Александра почувствовала оглушающее облегчение и опять чуть не заплакала – теперь уже от радости. И тут же устыдилась своей радости – типу-то ведь тоже надо куда-то срочно ехать, а теперь он вовремя не попадет на эту свою встречу. Из-за нее.

– Извините, – сказала она, виновато глядя в глаза этого типа. – Извините, пожалуйста, но мне правда очень нужно ехать. У меня подруга в больнице, после операции, совсем одна, у нее даже необходимого нет, так что вот… Извините меня.

Она сунула банку с вареньем водителю в руки, вытерла бывшей Славкиной пеленкой нос и осторожно потянула дверцу на себя. Тип дверцу придержал, молча потаращился на Александру, глянул мимо нее на водителя – или на банку варенья в его руках? – потом сам захлопнул дверцу и шагнул назад. Наверное, сообразил, что проще пройти двести метров до вокзала и выбрать любую машину из целого табуна, который там пасется.

Нет, не сообразил. Хлопнула задняя дверца, зашуршали отодвигаемые в сторону сумки и пакеты, водитель оглянулся, побагровел и потащил из-под сиденья монтировку, а тип за спиной Александры деловито сказал:

– Больница – это серьезно. Ладно, батя, раз такое дело, то сначала в больницу, а потом меня отвезешь. Заплачу, сколько скажешь. Правда, варенья у меня с собой нет, но потом можем заехать к сеструхе, у нее наверняка есть, может, даже и малиновое… Ну, едем мы или еще побазарим?

Водитель оставил монтировку в покое и вопросительно уставился на Александру. Александра обернулась и вопросительно уставилась на типа. Тип сидел с таким видом, будто только что получил Нобелевскую премию и готов принимать поздравления, и вопросительно смотрел то на водителя, то на Александру: ну что, мол, не поздравляете, господа? Пора, мол, пора… Тип отогнул рукав кожаной куртки на меху, глянул на дорогие часы и голосом Нобелевского лауреата важно произнес:

– Ну что, господа? Я думаю – пора.

Александра засмеялась, чихнула, опять вытерла нос бывшей Славкиной пеленкой и неожиданно для себя сказала:

– Вы совсем не похожи на бомжа. Спасибо.

Водитель вздохнул, бормотнул себе под нос что-то вроде «двести метров, дойти два шага, лень-матушка», засунул монтировку под сиденье и тронул машину с места. Тип хмыкнул, повозился, устраиваясь поудобнее, и с интересом спросил:

– Это почему же я на бомжа не похож? Потому что все свое с собой не ношу?

И со значением пихнул локтем гору сумок и пакетов, занимающих две трети заднего сиденья.

– Да это не мое, это чужое… – Александра представила, как она будет доставлять всю эту гору от машины до палаты, где лежит Людмила, и вздохнула. – То есть не чужое, а Людкино… То есть для нее… для Людмилы, я же говорила, она в больнице, а с собой – ничего. В больницах сейчас – сами знаете, какое положение.

– Откуда мне знать? – удивился тип. – Я не знаю. Я не болею.

– Это вам повезло, – сказала Александра и суеверно поплевала через левое плечо. – Хорошо, что не болеете, тьфу-тьфу-тьфу, и не болейте, сейчас это очень трудно – болеть… и дорого страшно. В больницах – вообще ничего, шаром покати, даже постельного белья нет, вот, я уже рассказывала нашему водителю… Да это общеизвестный факт, это и в газетах без конца пишут, и по телевидению говорят. А толку – никакого. А Людмиле еще неизвестно сколько лежать. И кормежка там – сами знаете… А, да, вы не знаете. В общем, только чтобы с голоду не умереть. А больному человеку требуется усиленное питание. Вот и приходится все из дому брать, что ж теперь поделаешь…

– Что, и продукты из дому? – удивился тип и потрогал бок одного из пакетов. – Вы что, и еду ей везете? Мешок картошки, что ли? Оригинально.

Может, удобней все-таки там, прямо на месте, заказать все, что нужно? Заплатить санитарке – и все, никаких проблем. Доставит в лучшем виде – хоть из магазина, хоть из ресторана, хоть из собственной кухни.

Водитель неопределенно хмыкнул и качнул головой. Александра отвернулась от типа, некоторое время смотрела сквозь лобовое стекло, пытаясь подавить внезапный приступ злости, потом подумала, что этот тип, может быть, вовсе не виноват в том, что деньги ей на дорогу собирали всей улицей и всем трудовым коллективом, а собрали столько, что даже на такси не хватает… Не оборачиваясь, сдержанно сказала:

– Да, я знаю: деньги – величайшее изобретение человечества. Эквивалент труда. Общий знаменатель материальных ценностей. Конечно, конечно… Извините за любопытство: вам зарплату вовремя выдают?

– Мне зарплату вообще не выдают, – самодовольно сказал тип. – У меня никакой зарплаты нет. У меня свой бизнес. Я сам себе выдаю, сколько потребуется.

– А, ну тогда, конечно, вы сможете заказать все, что нужно, там, на месте… Я имею в виду – в больнице. Если вдруг туда попадете… – Александра помолчала и опять поплевала через левое плечо. – Но все равно не дай бог. Потому что если вы будете болеть, то кто же вашим бизнесом будет заниматься? Так и разориться можно…

И опять поплевала через левое плечо.

Тип за ее спиной неожиданно засмеялся. Совсем неожиданно, она-то думала, что он должен рассердиться. Ведь можно считать, что она ему нагрубила, правда? Александра обернулась и присмотрелась к типу повнимательнее. Нет, правда не сердится, и смеется так… так хорошо, и смотрит открыто, и глаза у него веселые, серые, но какие-то яркие. Да и весь он яркий, несмотря на черную одежду, довольно смуглый цвет лица и темные волосы.

– Что? – заговорщическим тоном спросил тип, как следует нахохотавшись. И даже вперед наклонился, как будто готовился услышать по секрету страшную тайну. – Что, не нравлюсь я вам? Классовая ненависть спать мешает? Признайтесь честно, чего там…

– Нет, вы мне как раз нравитесь, – честно призналась Александра. – И классовая ненависть мне спать не мешает… А из какого вы класса, если не секрет?

Тип опять радостно захохотал, а Александра опять с удовольствием слушала его смех и рассматривала его смуглое лицо и яркие серые глаза. На его ярких серых глазах от смеха даже слезы, кажется, выступили. Тип перестал смеяться, отер глаза ладонями и гордо заявил:

– А я из того класса, которого у нас пока нет. Можно сказать, я деклассированный элемент. А вы из какого класса?

– Из параллельного, – сказала Александра. – Я всю жизнь почему-то из параллельного класса… Вы почему без шапки ходите? По такому морозу!

– Так я разве хожу? – удивился тип и зачем-то поерошил ладонью свои короткие волосы. – Я по морозу не хожу, я по морозу в машине езжу. И по жаре тоже. И по любой погоде. А в машине у меня климат-контроль.

Он хвастался так радостно и откровенно, что это даже не вызывало раздражения. Во всяком случае – у Александры. А водитель все-таки проворчал:

– Ага, климат-контроль… Видать, крутая тачка-то? Ну-ну. А как ехать куда срочно, так левака ловить?

– Это со мной впервые, – скорбно сказал тип и тяжело вздохнул. – В свое оправдание могу сказать одно: сломалась не моя тачка, а Митькина… Ну, это юрист мой, мы с ним вместе на встречу должны были, а он вон чего! Не мог нормальную машину купить, жлоб. Теперь опоздаем оба. Накрылась сделка, к бабке не ходи.

– Так и ехали бы вместе на твоей, раз уж она такая нормальная, – без всякого сочувствия сказал водитель. – Или ты свою экономишь?

Александра опять подумала, что тип должен бы рассердиться. Но он опять не рассердился. Даже стал оправдываться:

– На моей дядя Петя уехал. Это мой водитель. Ему срочно надо было, у него проблемы дома… в общем, у него серьезные проблемы. Он отпросился, а тут как раз позвонили, что ждут, вот мы на Митькиной и… застряли.

– А, тогда ладно, – сказал водитель. – Тогда мне с тобой все ясно, бизнесмен деклассированный… Девочка, вот она, больница твоя. Теперь куда, в ворота въезжать, что ли?

– Не знаю, – растерялась Александра, увидев за кирпичной оградой не одно здание, а чуть ли не целый квартал. – Надо бы спросить кого-нибудь, где приемный покой. В приемном покое всегда знают, где кто лежит. И вещи я там могла бы пока оставить.

– Беру командование на себя, – неожиданно сказал тип. – Батя, ты мой водитель, девушка, вы моя жена. Меня зовут Максим. Вас-то как зовут?

– Борис Николаевич, – ответил водитель. – А что?

– Круто, – одобрил тип по имени Максим. – Жена, ау, тебя-то как называть?

– Александра, – ответила Александра. – А зачем это…

– Так надо, – строго перебил ее Максим. – Все для пользы дела, сейчас сама увидишь. Но Александра – это как-то официально. Будешь Шурочкой. Батя, стой, вон кто-то весь в белом, наверное абориген. Сейчас он нам все и расскажет, и покажет, и поможет, и спасибо скажет… Главное, вы оба мне не мешайте, и все сложится самым восхитительным образом.

И ведь правда – все сложилось самым что ни на есть восхитительным образом! На больничной территории посторонним машинам находиться не полагалось, а они подъехали к самому отделению! Время для посещений должно было начаться только через пять часов, но об этом никто из медперсонала не вспомнил! В палату к послеоперационным никого не пускали, а Максиму выдали два белых халата, две марлевые маски и две пары бахил, и они спокойно вошли к Людке, таща во всех руках сумки и пакеты, а те, на которые у них самих рук не хватило, за ними тащили две девочки, тоже в белых халатах, наверное медсестры. Александра так и не поняла, как тогда у Максима это получилось: ведь и вправду им и рассказывали, и показывали, и помогали, да еще и спасибо говорили! Особенно ее потрясла сестра-хозяйка, которая через каждые пять минут подбегала к Максиму и докладывала, куда чего из принесенных вещей она положила, кто за них отвечает, в каком холодильнике будут храниться продукты, а потом вообще принесла в палату свежезаваренный чай – Людке, Александре и Максиму. В палате с Людкой лежали еще две женщины, одна из них все время стонала – сильно поломанная, в аварию на дороге попала. Максим о чем-то пошептался с сестрой-хозяйкой, ушел, вернулся с пожилым врачом, по шептался и с ним тоже, оба ушли, Максим вернулся с медсестрой, которая тут же сделала сильно поломанной женщине укол. Женщина перестала стонать и почти сразу уснула. Максим опять стал шептаться с медсестрой, кажется, задавал вопросы, она с готовностью и с некоторым опасением о чем-то ему рапортовала. Максим внимательно выслушал рапорт, покивал и опять куда-то ушел. Медсестра задержалась в палате, якобы для того, чтобы поправить одеяла на больных, проверить, закрыта ли форточка, заглянуть в температурные листы, то-се… А сама все косилась на Людку и Александру, и было совершенно ясно, что девчонка едва сдерживает жгучее любопытство. Наконец не сдержала:

– Это у вас муж кем же будет? Депутат какой? Или уж я даже и не придумаю, кто такой…

– Да это вовсе не муж… – начала Александра.

Людка сделала страшные глаза, ущипнула Александру за руку и быстро сказала:

– Да это вовсе не муж тут главный. Был бы он главным – сидел бы да командовал, а Шурка бегала бы да распоряжения выполняла. А он сам бегает, Шурка вон сидит, слова не скажет – он и без слов ее понимает. Ты что, Нин, сама не заметила, что ли?

– Еще бы не заметить… Это да, без слов понимает. Вот я и говорю: повезло вам с мужем.

Медсестра Нина пооглядывалась, безуспешно придумывая себе еще какое-нибудь занятие в этой палате, ничего не придумала, вздохнула и ушла. Как только за ней закрылась дверь, Людка опять сделала страшные глаза и грозно прошипела:

– Быстро колись: это что за перец? Где ты его подцепила?

– В такси, – почему-то виновато ответила Александра, сдвинула марлевую маску и вытерла нос бывшей Славкиной пеленкой, которую так и таскала с собой. – Я его не цепляла, он сам подсел. Ему на какую-то срочную встречу надо было, а у него машина поломалась.

– Срочная встреча! – возмутилась Людка. – Ой, ну ты, мать, убогая! Как ребенок, честное слово! Какая срочная встреча?! Он тут второй час как заведенный шустрит! А она «срочная встреча»! Слушай, а может, он бандит какой?

– Да нет, это вряд ли. У него глаза веселые… – Александра подумала и добавила: – Да какая разница? Мне за него замуж не выходить.

– А вот этого я бы не стала столь категорично утверждать, – важно сказала Людка. – Этот вопрос требует серьезного рассмотрения. Если он действительно не бандит. И не депутат, не дай бог. Политиков нам тоже не надо.

– Прекрати! – рассердилась Александра. – Опять ты меня пристроить пытаешься? Мне ведь обидно, как ты не понимаешь… К тому же нам вообще никого не надо, мы и сами прекрасно справляемся. Вот ты поправишься, мы тебе хорошую работу найдем, может быть, даже с проживанием, на всем готовом, а деньги экономиться будут, а мы с Евгенией Семеновной уж точно не пропадем, а со Славкой – никаких проблем, Славка у нас умный ребенок… Зачем нам кто-то чужой? Сами справимся, вот увидишь. Ничего, прорвемся. Ты, главное, выздоравливай быстрее.

– Быстрее… – проворчала Людка. – Говорят, еще как минимум месяц проваляюсь. Накрылась работа. И потом ничего не известно… Кто на работу колченогую возьмет?

– Это кто тут у нас колченогий?

Максим вошел потихоньку, наверное, уже несколько минут слушал, и неизвестно, что он успел услышать. Александра вытерла нос бывшей Славкиной пеленкой, поправила марлевую повязку и оглянулась. И опять удивилась, до чего он яркий. Нет, вряд ли бандит. И не политик, это уж точно. Но все равно – что она о нем знает?

– Вы ведь на какую-то встречу спешили, – настороженно напомнила она. – А сами здесь уже второй час. Опоздаете в конце концов. Дядька этот, таксист, ждет, наверное?

– На встречу я опоздал, – жизнерадостно доложил Максим. – Ничего непоправимого, Митька успел позвонить, договорились на завтра… Дядьку-таксиста я отпустил. Он тебе привет передавал и велел благодарить за варенье. Я хотел отобрать, да он ни в какую… Говорит, такого заработка у него сроду не было. Вот ведь интересный народ: за варенье благодарит, а за живые деньги – ни мур-мур. Как так и надо.

– Сегодня по гороскопу надо не зарабатывать, а помогать ближним бесплатно, то есть даром, – вспомнила Александра, чихнула и опять полезла бывшей Славкиной пеленкой под марлевую маску. – Вы ему много дали? Мы расплатимся, вы не беспокойтесь. Только не сразу, если очень много.

– Правильно, – откровенно обрадовался Максим. – Зачем сразу-то? Не горит. Я ваш адрес запишу, телефон, место работы, паспортные данные, особые приметы… Так что никуда вы от меня не денетесь. А Славка – это чей ребенок?

– Наш, – в один голос сказали Александра и Людка.

– А поконкретнее можно? – спросил Максим после некоторого молчания и очевидной работы мысли. – Кто именно пацана родил?

– Никто, – хмуро ответила Александра. С какой стати он прицепился? Даже подозрительно. – Никто пацана не рожал. У нас девочка. Славка – это Ярослава.

– Ярославу я лично родила, – гордо сказала Людка. – И имя я сама придумала. Здорово, да? А Шурка меня ругала.

– Здорово, – согласился Максим как-то растерянно. – А Шурка тогда у нас кто? Ну, ребенку-то?

– А Шурка – мать моего ребенка, – так же гордо ответила Людмила. Александра посмотрела на нее с благодарностью. – А ты зачем все выспрашиваешь? Ты, случайно, не бандит?

– Я не бандит, – серьезно сказал Максим. – И не случайно, а по глубокому внутреннему убеждению… И я не выспрашиваю. Но ведь о собственной жене надо бы хоть что-нибудь знать.

Александра нахмурилась и приготовилась произносить суровую отповедь, но тут в палату заглянул давешний пожилой врач и уважительно позвал:

– Максим Владимирович! Вас на минутку можно? Тут некоторые вопросы провентилировать надо бы…

Максим вышел, и Людка тут же торжествующе заявила:

– А я что говорила?! Вот так-то, мать, от судьбы не уйдешь. Конечно, если он правда не бандит.

– Ладно, мне уже пора, – скучным голосом сказала Александра. – Еще билет взять надо, я же заранее не брала, не знала, когда к тебе попаду, и вообще… Выздоравливай и не беспокойся о нас. Я телефон отделения запишу, звонить буду. А через неделю еще приеду, если… если получится.

Она чуть не сказала «если денег достану». Совсем голова не работает. Наверное, это простуда так действует. Не хватало еще, чтобы Людка сейчас думала о том, как они там без денег живут… Но Людка и так об этом думала.

– Шурка, ты вот что сделать должна, – сказала она деловито. – Помнишь, где коробка с пуговицами лежит? Ну вот… Там еще кое-что есть. Я же не все свои цацки продала тогда… ну, когда думала, что нам совсем кранты. Там еще ажурные серьги, мое обручальное кольцо и материн перстень с александритом. Серьги тяжелые, и проба хорошая, за них, может, нормально дадут, даже если просто как лом отдашь.

– Не отдам, – хмуро сказала Александра. – Выкрутимся как-нибудь. Серьги старинные, к тому же их тебе отец дарил. Не отдам.

– Отдашь! – Людка похмурилась, покусала губы и неожиданно весело заявила: – Хорошо, что я тогда обручальное кольцо моему козлу в морду не кинула. А ведь хотела кинуть! Но как-то забыла. Ну и правильно, оно нам самим пригодится. За него много не дадут, оно и раньше мало чего стоило, козел сам его покупал, так что наверняка дешевка. Но хоть что-то… А перстень на лом не отдавай. Очень уж хорош. Может, кто из богатеньких возьмет. Пусть хоть так вещь сохранится, хоть даже и совсем у чужих.

– Пусть лучше у своих вещь сохранится. – Александра поднялась и стала запихивать в свой пакет бывшую Славкину пеленку. – Будут у нас деньги, ты об этом не думай. Со мной на днях за накидку расплатиться должны. И еще за рекламу получу скоро. Евгении Семеновне еще двух учеников нашли, вот выздоровеет – и тоже зарабатывать начнет. А ты пока просто выздоравливай. Спокойно и по плану. Чтобы мы за тебя не боялись. Все поняла? Ну и молодец. Пойду я. Завтра позвоню в отделение, если… если получится.

Она опять чуть не сказала совершенно неуместные в данных обстоятельствах слова: «если телефон не отключили». Все эта простуда чертова. Вот вернется домой – и будет весь завтрашний день лечиться ромашковым чаем и настойкой шиповника. Если всю настойку шиповника не выпили сегодня Славка и Евгения Семеновна. А если даже и выпили – ничего. Им нужнее, а она и без всякого лечения всегда быстро выздоравливала. Только бы завтра удалось немножко полежать, только бы не пришлось куда-нибудь бежать, что-нибудь делать, спешить, но все равно опаздывать, все равно ничего не успевать… Что-то совсем она устала, совсем. Простуда чертова. А к понедельнику надо целую полосу слепить. А голова совсем уже не варит. А на носу уже мозоль натерла бывшей Славкиной пеленкой. А место в вагоне попадется опять рядом с туалетом. И дверь в тамбур будет хлопать всю дорогу. И на вопрос о кипятке проводница будет орать, что она не обязана… Только бы не зареветь, пока из палаты не вышла.

Александра уже взялась за ручку двери, когда за ее спиной Людмила громко и торжественно продекламировала:

– Шурка! Я счастлива, что у моего ребенка есть такая мать!

– Я тоже, – буркнула Александра, боясь оглянуться. – В смысле: мне тоже нравится мать моего ребенка…

И торопливо выскочила в больничный коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Таких сантиментов она от Людмилы не ожидала, та вообще не была склонна ни к каким сантиментам. Плакать захотелось совсем уж нестерпимо.

Нет, сейчас еще нельзя. Сейчас еще надо найти лечащего врача, поузнавать у него, что там как…

И телефон отделения записать. И сдать халат, бахилы и марлевую маску сестре-хозяйке. И забрать у нее свои сапоги и накидку. И добраться до вокзала. И купить билет…

Ничего, как-нибудь. Может, и не помрет.

Александра прислонилась плечом к стене и закрыла глаза. Вот сейчас она немножко постоит так, немножко отдохнет, немножко перестанет думать – и вперед с песней…

– Ну вот, я так и знал, – сказал голос Максима у нее над головой. – Ты что, спать здесь собралась? Прямо стоя? Оригинально… Сейчас я доктора свистну, пусть заодно и тебя немножко подлечит. Больница это или не больница? Пойдем, пойдем, не бойся, я тебя поддержу… Ты сама-то можешь идти? Или отнести лучше?

Он взял ее за плечи и куда-то повел, и ей было совершенно все равно, куда он ее ведет, даже если он бандит. В конце концов, в таком состоянии она не представляла никакого интереса ни для сексуальных маньяков, ни для торговцев человеческими органами, ни тем более для заурядных грабителей. А Максим ни на кого из них не был похож. Хотя Александра не очень представляла, как должны выглядеть маньяки, торговцы органами и даже заурядные грабители. На всякий случай она уточнила:

– Вы не заурядный грабитель?

Про маньяков и торговцев органами она тоже хотела спросить, но забыла. Простуда чертова, совсем голова не работает.

– Конечно не заурядный, – ответил он очень серьезно.

А она подумала, что он совершенно не чувствует слова. Это надо же такое ляпнуть! Совершенно не чувствует. Хотела спросить, чем отличается заурядный грабитель от незаурядного, но сил не хватило.

Что было после этого, Александра не взялась бы рассказывать под присягой. То есть не то чтобы она совсем уж ничего не соображала… Нет, наверное, что-нибудь все-таки соображала, потому что слышала вопросы врача и даже отвечала на них, сама что-то о Людмиле спрашивала, вспомнила, что хотела записать телефон отделения, – и записала, перед тем как выпить предложенную врачом мутную жидкость, долго выясняла, что это такое, не имеет ли побочных эффектов, не содержит ли психотропных веществ… Ей дали какую-то бумажку, где было все написано про эту жидкость, и она старательно читала ее вслух, все равно ничего не понимая, потому что Максим хихикал над ухом, и это очень мешало. Тогда она бросила недочитанную бумажку на стол, сказала по привычке: «Может, и не помру» – и залпом выпила мутную жидкость, которая оказалась нисколько не противной, а очень даже ничего, потому что пахла апельсином и была горячей.

Вот так примерно ей запомнился тот отрезок времени.

Максим потом рассказывал совершенно по-другому. Он рассказывал, что она была в глубокой коме, но этого никто, кроме него, не понял. Потому что она эту кому перенесла на ногах и даже немного походила на этих ногах, а потом, не выходя из комы, довольно связно беседовала с медиками, и они с ней беседовали, совершенно не замечая, что она находится в глубокой коме, а еще медики… И ту мутную жидкость дал ей вовсе не врач, а Максим, у него с собой были импортные быстрорастворимые и быстродействующие таблетки от насморка и простуды, вот он и растворил пару таблеточек, потому что во всей больнице не было ничего такого быстродействующего, а еще больница… Но аннотации к ним у него не было, поэтому он подсунул ей аннотацию к противоблошиному ошейнику для кошек, этот ошейник он для сеструхиной кошки как раз накануне купил, но не успел завезти, так и таскал в кармане вместе с аннотацией…

В общем, первое впечатление ее не обмануло: этот тип был способен на все…

Телефон на столике угрожающе зажужжал и приготовился атаковать вазу с рябиновыми ветками.

– А еще у тебя вместо сумки был пакет с «Битлами», – без предисловия сказал Максим. – А кошелек и паспорт ты вытаскивала из-за пазухи. Видишь, я все помню, а ты сомневалась.

– Отчет не хочешь читать, да? – с пониманием спросила Александра. – Лентяй. Сачок. А еще в олигархи намылился.

– Я зря позвонил? – испугался Максим. – Ты уже работаешь? Я тебе помешал? Я больше не буду. Я буду отчет читать, вот прямо сейчас, вот прямо сию же секунду… Это я так, задумался чего-то. Вспоминать стал. Ну, вот и… вот.

– Да я тоже не работаю, – призналась Александра. – Тоже чего-то задумалась и стала вспоминать. Максюха, а какое у тебя от меня первое впечатление было? Я сейчас не про одежду, а вообще.

– Правильное у меня первое впечатление было, – уверенно сказал Максим. – У меня всегда первое впечатление – самое правильное. Я сразу понял, что ты упрямая как осел.

– Ну, здрасте, – обиделась Александра. – И Славка то же самое говорит! Почему хоть упрямая? Главное – как осел!

– А потому, что обедать со мной не захотела. И переночевать у сеструхи не захотела. Даже у сеструхи! А я ведь без всяких намерений, все по-честному… И с дядей Петей на машине ехать не захотела. Уперлась как осел: билет на поезд, билет на поезд! Обязательно сегодня, обязательно сегодня! Конечно как осел. Я ж говорю: первое впечатление самое верное.

Александра помолчала, повздыхала и с надеждой спросила:

– И с тех пор ты не изменил своего мнения?

– Изменил, – с готовностью признался он. – Ты упрямая не как осел, а как два осла. Или даже три.

– Иди читать свой отчет, – сурово приказала она. – И пусть тебя греет мысль о возможном олигаршестве. А мне тоже поработать пора. Пока ты не разорил наше издательство. Пока.

– Пока, – эхом отозвался Максим. – Пока-пока… Пока не разорил…

Кажется, он опять хихикал, закрывая трубку рукой. Неужели он все их телефонные разговоры записывает? Надо все-таки как-нибудь послушать эту его аудиокнигу. Может быть, хоть тогда она поймет, о чем они все время говорят.

А пока все-таки следует поработать. Уже третий час, а она только две главы прочитала. И то не уверена, что именно две главы. Делит-то она книгу на главы совершенно волюнтаристски, просто где отрывается от чтения, там и конец главы. И начало следующей. В каком месте она оторвалась в прошлый раз? А, вот в этом: «Я еще не понимал, что уже дождался… Я еще не понимал, что уже дождался… Я еще не понимал…» Странно. Почему одна фраза несколько раз повторяется? Ошибка набора или этот нервный концептуалист думает, что изобрел новый литературный прием? Ладно, пока надо просто на полях отметить, а там разберемся. Заодно пусть в этом месте и начинается третья глава. Александра устроилась поудобней, написала своей любимой ручкой на полях верстки «Глава 3» и стала читать.