Текст книги "Бюро убойных услуг"

– Что, отключил телефон? – Лиганова снисходительно похлопала подругу по плечу. – Это меня не удивляет. Ничто не раздражает мужика сильнее, чем телефонный звонок, раздавшийся в не подходящий для этого момент, особенно если звонит одна из его любовниц.

– Все, закрыли тему, – скрипнула зубами Гусева.

– На таких, как мы, не женятся, – пожала плечами Наташа. – Зато тратят на нас несравнимо больше, чем на законных жен, – и в этом есть определенное преимущество. Ладно, пойдем, а то кавалеры, наверное, уже заждались.

– Он женится на мне, – твердо сказала Алиса. – Женится, вот увидишь.

– Блажен, кто верует, – зло ухмыльнулась Лиганова. – Знаешь, что представляет собой вера? Неоправданную убежденность в не правдоподобном – не больше и не меньше. Как мудро заметил Гейне – «Случайный визит в дом умалишенных наглядно демонстрирует, что вера ровным счетом ничего не доказывает».

– Катись ты знаешь куда…

– Куда? На бельгийскую Чукотку? – язвительно уточнила Наталья.

* * *

– Приехали, – сообщил сержант Курочкин, спьяну нажав на тормоз чуть сильнее, чем требовалось.

Не пристегнувшийся ремнем Макар Швырко качнулся вперед, несильно врезавшись головой в лобовое стекло.

Храп прекратился, плавно трансформировавшись в матюги.

– Вот л-лишу тебя прав за вождение в нетрезвом виде, тогда узнаешь, – пригрозил Феде Паша Зюзин.

– Пускай все сон, пускай любовь игра, Но что тебе мои порывы и объятья? На том и этом свете буду вспоминать я, Как упоительны в России вечера, – вместо ответа фальцетом вывел тот.

– Нет, все-таки когда-нибудь алкоголь нас погубит, – вздохнул майор.

– Алкоголь и женщины, – ненадолго отвлекшись от пения, уточнил Курочкин. – Ж-женщины еще опаснее алкоголя.

 
– Я по правилам езжу, я пристегнут ремнем,
Не иду на обгон и не пью за рулем,
Но он штрафует меня,
Он находит придирки любые…
 

– устав материться, сержант Швырко неожиданно разразился бодрым рок-н-роллом, заглушившим заунывную лирику Курочкина.

– Он как хитрый волшебник своей палкой махнет, И несет ему деньги проезжий народ, – энергично подхватил переставший сокрушаться по поводу пьянства Зюзин.

– Как упоительны в России вечера, – возвысив голос, настаивал на своем Федор.

– Неуж-жели ты л-любишь его за пол-лосатую палку? – в унисон поинтересовались Паша с Макаром. Распахнув дверцы, «гиббоны» вывалились из машины.

 
– Ты достойна любви – это факт,
Но твой муж – гибэдэдэшник!!!
 

Сержант Курочкин сдался, присоединившись к нестройному хору товарищей:

 
– Твой отец – гибэдэдэшник!!!
И твой дед – гибэдэдэшник!!!
И твой брат – ги-и-б-бэ…
 

Песня, испуганно булькнув, безнадежно захлебнулась в пересохших от ужаса глотках бравых сотрудников дорожной полиции.

Пару минут «гиббоны» провели в странном оцепенении пытаясь сообразить, не является ли посетившая их галлюцинация симптомом белой горячки.

– Черт залез на потолок, Ты не бойся, паренек, Это белая горячка К нам зашла на огонек, – дрожащим голосом заблеял Федя Курочкин.

– Я сплю, да? – цепляясь за стремительно ускользающую надежду, голосом умирающего осведомился майор Зюзин. – Скажите мне, что я сплю и это мне только снится.

– Я, кажется, тоже сплю, – шмыгнул носом сержант Швырко.

– Вы спите, вам хорошо, – позавидовал товарищам Федор. – А вот у меня, похоже, белая горячка.

Еще одна минута прошла в мучительных раздумьях. На ее исходе протрезвевшие от пережитого шока сотрудники ГИБДД пришли к заключению, что то, что находится у них перед глазами, не является ни галлюцинацией, ни фатальным последствием delirium tremens.

– Твою мать!!!

Придя к столь неутешительному выводу, майор Зюзин в отчаянии звезданул себя кулаком по лбу и глухо застонал от отчаяния.

– Действительно, твою мать, – согласился сержант Швырко, бросая сочувственный взгляд на своего начальника.

Сержант Курочкин, не находя слов, для того чтобы выразить всю глубину своих чувств, лишь изумленно икнул.

Прямо перед дверью будки ГИБДД, полностью перекрывая вход, лежал то ли труп, то ли неизвестный хохмач, решивший прикинуться трупом. Впрочем, учитывая погодные условия, трудно было предположить, что найдется ненормальный, решивший пожертвовать своим здоровьем ради того чтобы подшутить над гибэдэдэщниками.

Одетый в дорогой светло-коричневый костюм-тройку красивый темноволосый мужчина лет тридцати пяти чинно возлежал на спине в типичной позе покойника в гробу. Его лицо с опущенными веками, придавленными двумя пятирублевыми монетами, выражало спокойную торжественность, руки были сложены на груди. На одной из них красовались массивные золотые часы, на другой – перстень-печатка с крупным бриллиантом.

Длинные холеные пальцы с идеально отполированными ногтями держали горящую свечу. Ветер трепал ее нервно мерцающий огонек, как терьер только что пойманную крысу. То, что свеча не погасла на таком ветру, было поистине удивительно. Вообще все происходящее отдавало какой-то запредельной мистикой.

Единственным отличием позы элегантного покойника от классического положения жмурика, побывавшего в умелых руках сотрудников похоронного бюро, были его кокетливо перекрещенные в щиколотках ноги в бежевых носках, идеально подобранных в тон костюму. Ноги эти были облачены в матово сияющие дорогой кожей ботинки от Гуччи, стоимость которых явно превышала совокупную месячную зарплату троицы ошарашенных «гиббонов».

– Твою мать, – упавшим голосом повторил майор Зюзин.

– Откуда он взялся, а? – растерянно спросил сержант Курочкин.

– От верблюда, – мрачно цыкнул зубом сержант Швырко.

– Интересно, это он сам или его… это… ну, того…

– Ну, разумеется, сам! – голос Паши Зюзина вибрировал от убийственного сарказма. – Пришел вот сюда среди ночи, лег на порожек, свечку в руки взял, монеты на глаза положил…

– Вроде на первый взгляд следов насильственной смерти не видно, – произнес Курочкин. – Может, он все-таки спьяну такое учудил?

Макар Швырко, приблизившись к телу, прикоснулся пальцами к сонной артерии, затем выпрямился, вздохнул и покачал головой.

– Дубарь, – констатировал он. – Холодный уже.

– Боже мой! – обхватив руками голову, охваченный ужасом майор Зюзин заметался по площадке перед будкой. – Это пиздец. Полный, окончательный и бесповоротный пиздец. После такого меня уж точно из органов вышибут. И куда я, спрашивается, денусь? Чем, мать вашу так, на жизнь буду зарабатывать?

– Да погоди, Паша, не паникуй, – Макар попытался утешить начальника. – Может, чего и сообразим.

– Да что сообразим, что сообразим-то? – причитал майор. – Уголовку надо вызывать, труповозку. Сейчас ночь, между прочим. Труповозка раньше утра не приедет, а начальство с проверкой может нагрянуть с минуты на минуту. Что делать-то?

– А может, не нагрянет? – предположил Федор. – Смотри, какая погода мерзкая!

– Нагрянет! – с непреклонной уверенностью завзятого фаталиста заявил Паша Зюзин. – Как пить дать нагрянет. Если бы трупа не было – не нагрянуло бы, а так нагрянет. Узнает, как мы облажались – и мне конец. Мало того что покинули пост, напились – это нам еще могли бы простить, начальники тоже люди, – но то, что нам жмурика подбросили – никогда. А что будет, если журналисты пронюхают! Даже думать об этом страшно.

На глаза майора навернулись слезы.

Сержант Швырко задумчиво посмотрел на покойника, затем вынул свечку у него из рук, задул огонек, положил ее на землю и, крякнув, перевернул жмурика на живот.

– Что ты делаешь? – с видом мученика осведомился Зюзин.

– Следов насильственной смерти с первого взгляда не заметно, – сказал Макар. – А что, если мы его сами в морг сдадим? Скажем, что на улице подобрали. Неопознанный труп. Уголовке с ним явно возиться не захочется, сделают заключение – смерть от естественных причин, чтобы лишним «висяком» не обзаводиться, да и дело с концом.

– Слушай, а ведь это мысль! – вдохновился отчаявшийся было майор. – Что вообще это за тип? Документы у него хоть есть?

Швырко быстро обшарил карманы мертвеца.

– Никаких документов. Только это, – сержант помахал в воздухе ажурными женскими трусиками нежно-голубого цвета.

– О господи! – выдохнул Паша. – Фетишист, мать его так. Ладно, положи на место. Давайте везите его в морг, только побыстрее.

– На машине? – посмотрел на начальника Макар.

– Нет, только не на машине, – потряс головой Зюзин.

Мысль о том, что ему придется пользоваться автомобилем, в котором перевозили бренные останки любителя изящного женского белья, почему-то невыносимо ужасала пьяного майора.

– Повезете на мотоцикле.

– На мотоцикле? – изумился сержант Курочкин.

– А что такого? – пожал плечами Паша. – В коляске. Надеюсь, он еще не окончательно окоченел. Ноги можно будет согнуть?

– Вроде гнется еще, – сказал Макар, приподняв руку трупа. – С трудом, правда, но гнется. Только надо будет ему форменную куртку и фуражку надеть на всякий случай, чтобы не вызвать подозрений. Вроде у нас был в будке комплект запасного обмундирования?

– Был, точно был, – заторопился майор Зюзин. – Давайте, ребята, шевелитесь! В темпе вальса! Боже, что за кошмарная ночь!

– А чтой-то ночь зловещая такая, Блуждают на погосте огоньки. – В такую ночь обычно самураи Канают на границу у реки, – пел Федя Курочкин, безуспешно пытаясь завести мотор мотоцикла.

* * *

Положив на стол распечатанную рукопись романа, Денис Зыков потер пальцами слипающиеся от усталости глаза и посмотрел на часы. Почти два часа ночи. Ему давно уже хотелось спать, но журналист не мог отказать себе в удовольствии перечитать наиболее удавшиеся фрагменты своего первого литературного шедевра.

«А ведь получилось не хуже, чем у Пьюзо, – с самоуверенностью, свойственной многим молодым авторам подумал Денис. – Убойный материал! Особенно эта часть, о менте-транссексуале, который, сменив пол, решил податься в большую политику и при поддержке Психоза, точнее, героя „Всех грехов мира“ Скрипача стать губернатором края».

Хорош был и эпизод с маньяком, мочившим дворников за то, что они слишком рано начинали мести улицы и мешали ему спать. С помощью этого типа, которого милиция, кстати, безуспешно ловила два года, Скрипачу удалось устранить своего главного конкурента, Махмуда, крупного чеченского авторитета. Для этого потребовалось всего лишь шепнуть на ушко серийному дворникофобу, что Махмуд – главный дворник над всеми дворниками, пахан «черных мусорщиков», вознамерившийся установить на земле кровавую диктатуру метлы и лопаты.

Маньяк перерезал Махмуду горло заточенным краем металлического мусорного совка и с блаженной улыбкой отошел в мир иной, после того как его под завязку начинили свинцом телохранители чеченца.

А похищение всемирно известного иллюзиониста, похвалившегося сдуру в газетном интервью, что он способен делать деньги из воздуха одним усилием мысли! Купившаяся на рекламный трюк русская мафия сняла кретина прямо с яхты, мирно дрейфующей по Средиземному морю. К несчастью для фокусника, с валютой вышла накладка, весьма расстроившая братков. Тело иллюзиониста так и не нашли… История, основанная на реальном факте, была выдержана в лучших традициях черного юмора.

Дениса так и подмывало позвонить Психозу, тем более что в два часа ночи синяевский авторитет, как правило, еще не ложился, но журналист сдержал порыв души и не поддался искушению.

«Завтра, – решил он. – Так будет лучше. Я свяжусь с ним прямо с утра».

* * *

– Надо же! Прямо как живой! – созерцая дело своих рук, умилился сержант Курочкин.

Наряженный в форму сотрудника ГИБДД, которая обтягивала его как влитая, труп гордо восседал в коляске мотоцикла, сурово глядя на торчащий у обочины дороги знак ограничения скорости. Хоть и с некоторым трудом сержанту Швырко удалось-таки поднять трупу веки.

– Слушай, Паш, – обратился к начальнику Макар. – Может, того… выпьем за упокой души, а заодно и для сугреву – в такую погоду на мотоцикле немудрено и в сосульку превратиться. Я понимаю, конечно, что сухой закон и все такое прочее, но ведь случай особый. А?

– Выпьем? – нервно дернулся Зюзин. – За упокой души, говоришь? А что пить-то? Водки ведь нет!

– Почему же нет? Есть! – возразил Макар. – Я, как человек предусмотрительный, всегда в заначке бутылочку держу. Не для пьянства, конечно, упаси боже, а так, на крайний случай, вроде этого.

– Искушаешь, змий, – пожаловался майор. – Не понимаешь, что ли, нельзя нам время тратить! Проверка может с минуты на минуту нагрянуть. Увозить надо жмурика, да поскорее.

– Так мы же быстро, в момент обернемся! Сам подумай, долго ли русскому человеку пол-литру сообразить на троих? Да не гноись ты, Паша, решайся! Водка – это ж лекарство. Сразу на душе легче станет!

– Ладно, доставай свою заначку, – отчаянно махнул рукой Зюзин. – Все равно, семь бед, один ответ.

* * *

Вопреки своему обыкновению, банда Моджахеда, бывшего опера с Петровки, гуляла не в рузаевском «Космосе-2», а в недавно открывшемся кафе «Контрольный выстрел», которое сразу же завоевало популярность среди московской братвы.

Особую пикантность «Контрольному выстрелу» придавало его местоположение. Справа от кафе за высоким бетонным забором сиротливо жались друг к другу унылые желтые корпуса психбольницы, сзади сияла золотыми куполами православная церковь, а довершал картину расположенный слева городской морг.

«Удобно, – шутили бандиты. – Под психа канать – недалече бежать, грех замолить – по соседству ходить, и жмуриков есть где складировать».

– Слышали, как мусора с Петровки вчера облажались?

Тощий чернявый браток по кличке Винт, возбужденно вертясь на стуле, буквально изнывал от желания поделиться с соратниками по преступному бизнесу «жареными» новостями.

– Нет! – покачал головой Моджахед. – Это что-то новенькое.

– Менты вчера сверхсекретную операцию по захвату особо опасных бандитов проводили, – не удержавшись, Винт истерически заржал.

– А ты откуда узнал?

– У меня кореш есть из боровской группировки – вместе в школе учились. Он мне позвонил, рассказал, так у меня от смеха чуть пупок не развязался – до сих пор успокоиться не могу. История забойнее, чем пневматический молоток. Кстати, главный герой дня – твой старый приятель, Николай Чупрун.

– ЛегавьТй мокрушнику не товарищ, – хохотнул Чупа-Чупс, шкафообразный бугай под два метра ростом, питавший неодолимую страсть к леденцам этой фирмы.

– Да, приятелями нас сложно назвать, – согласился Моджахед. – Скорее бывшими коллегами. Так что за история?

– Да, понимаешь, Чупруна какая-то падла навела на след бригады Утюга, – оживленно жестикулируя, принялся рассказывать Винт. – Опер, как и следовало ожидать, начал готовить операцию захвата. Утюг, в натуре, отморозок конкретный, менты его числят в особо опасных, так что на захват банды отрядили целый автобус спецназа, а Чупрун должен был дирижировать всем этим оркестром.

Согласно наводке, ребята Утюга должны были нарисоваться в определенное время в неком дворике неподалеку от Чистых прудов. Мусора тщательно пере крыли все входы и выходы, а автобус с группой захвата стоял около въезда во двор.

Все было бы нормально, но Чупрун решил перестраховаться и лично проверить посты. Направился ок. значит, через двор, а там, чисто конкретно, скучала без дела группа местных шпанят, – ну и привязались они к оперу: «Дядь, дай закурить!»

Чупрун спешил, так что послал лизунов[2]2
  Лизунами на блатном жаргоне называются шпана и мелкие воришки.


[Закрыть] подальше, повернулся к ним спиной – и, в натуре, тут же получил кастетом по котелку.

Колюня, как известно, мужик крепкий и, прежде чем окончательно отрубиться, успел дать по рации сигнал тревоги.

Тут, в натуре, во двор влетели очень сердитые дяди в масках и с автоматами. Шпанят от души отходили ногами и прикладами, повязали, а Чупруна, все еще валяющегося в отключке, отправили в больницу.

В лазарете наш бравый опер пришел в себя, выяснил, что банда обезврежена, о чем безотлагательно телефонировал полковнику Ивану Евсеевичу Обрыдлову. Лично явиться пред начальственные очи Чупрун не мог, поскольку врачи вкатили ему дозу снотворного и велели до утра оставаться под наблюдением.

Полковник, в натуре, воодушевился от столь выдающегося успеха и в свою очередь сообщил о захвате банды особо опасных преступников прокурору, а заодно и своему непосредственному шефу, генералу Блудову.

Спецназовцы, перед разговором с Чупруном в срочном порядке уже обмывшие успешное завершение операции, несколько приукрасили свои подвиги. Колюня, в свою очередь, добавил драматизма, да и полковник Обрыдлов не остался в стороне. В результате дошедшая по начальства версия захвата изобиловала столь душераздирающими подробностями, что Брюсу Уиллису в «Крепком орешке» впору было удавиться от зависти к удали наших мусоров.

Генерал Блудов, выслушав отчет, пришел в такой восторг, что не удержался и решил лично насладиться зрелищем поверженного зла.

Итак, генерал и полковник Обрыдлов, сияя улыбками и погонами, ввалились в следственный изолятор, где вместо кровавой банды Утюга обнаружили пять измочаленных в пыль, обосравшихся от ужаса малолеток. Представляете, в натуре, эту картину? Говорят, матюги генерала были слышны за квартал от управления, а полковника чуть удар не хватил. Не слабо, да?

Братки оглушительно заржали.

– Выпьем за легавых, – поднял тост Моджахед. – За беззаветное мужество и верность долгу, проявленные нашими органами в борьбе с преступностью. Пусть и дальше действуют в том же духе.

– За беспросветную тупость российских мусоров, – присоединился к тосту Дуплет, бывший афганец и специалист по взрывчатым веществам. От смеха на глазах его выступили слезы.

– А знаете, зачем ментам выдали автоматы? – отхохотавшись и чуть-чуть переведя дух, осведомился Чупа-Чупс.

– Ну? – вскинул на него глаза Моджахед.

– А затем, чтобы у них не отняли пистолеты! Винт, некстати отхлебнувший водку из рюмки, поперхнулся и мучительно закашлялся.

– Ты поосторожней с анекдотами-то, – покачал головой Жлоб, казначей банды. – Так ведь и уморить человека недолго.

– А морг-то как раз недалеко! – восторженно хлопнул ладонью по столу Чупа-Чупс.

Его стокилограммовая туша тряслась от смеха, как вываленное на тарелку желе.

– Ну что, еще по одной? – взялся за бутылку Винт. – Эх, хорошо сидим!

– Смотрите, какие люди! – воскликнул Моджахед, указывая вилкой на дверь зала, в которую только что вошел Психоз с тремя телохранителями. – Зевс решил спуститься с Олимпа, дабы почтить своим присутствием наш бренный мир. Очень даже кстати. Порадуем Мишу историей о том, как Чупрун обезвредил банду особо опасных преступников.

– Да что они все, умерли, что ли? – сержант Курочкин поморщился от боли и потер ушибленную о дверь морга руку.

– Ты на звонок еще раз надави, – посоветовал Макар Швырко.

– Да давил я уже, сто раз давил, – плачущим голосом произнес Федор. – Не открывают, дубари проформалиненные, мать их эксгумация. Может, нет там никого? Ночь все-таки.

– Кто-то обязательно должен быть, – покачал головой Макар. – Дежурный там или сторож. Заснул небось, вот и не слышит, а майор велел, чтобы мы тут хоть в лепешку разбились, а жмурика сбагрили.

– Еще немного, и я об эту дверь действительно в лепешку разобьюсь, – вздохнул Курочкин.

– Дай-ка я попробую.

Лихо крякнув, сержант Швырко со всей дури долбанул по дверному полотну подошвой форменного ботинка.

– Выбить ее решил? – осведомился Федор. – А что, неплохая идея. Выгрузим покойника в коридоре – и дело с концом.

До слуха сержантов донеслись странные звуки. В глубине морга кто-то не то рычал, не то блевал, не то давился.

«Гиббоны» вздрогнули.

– Это еще что? – спросил побледневший Курочкин и на всякий случай перекрестился.

– Мертвяки, восставшие из могил, вернее, из холодильников, – загробным голосом произнес Макар. Теперь из-за двери слышалось приближающееся шарканье, сопровождаемое неразборчивым бормотанием, в котором, внимательно прислушавшись, можно было различить периодически повторяющееся слово «мать».

– Не шути так, – поежился Федя. – Кстати, ты веришь в загробную жизнь?

Усатый сержант не успел ответить, поскольку дверь широко распахнулась, обдав гибэдэдэшников характерным для моргов сладковато-приторным смрадом.

Федор Курочкин зажал нос и побледнел еще больше.

С порога на сержантов недовольно взирало странное существо, напоминающее то ли сказочного гнома, то ли потрепанного жизнью вампира. Это был неказистый красноносый мужичок ростом чуть выше сидящей собаки. Бледная остроконечная лысина сияла над ореолом торчащих в стороны нечесаных рыжих косм, как заснеженная вершина потухшего вулкана.

Рыжая шерсть росла даже на непропорционально больших, оттопыренных ушах недомерка. Одет был гном в стоптанные тапочки, старинные армейские галифе и засаленную телогрейку, а в руке для полноты картины держал зажженную керосиновую лампу. Красноватые отблески пламени отражались в полированной лысине, как закатное солнце на снегах Килиманджаро.

– Чего надо? – недружелюбно цыкнув зубом, осведомился гном.

Сержант Курочкин oцепенело созерцал представшее перед ним видение, прикидывая, не стоит ли на всякий случай еще пару раз перекреститься.

– Лампа зачем? – полюбопытствовал более толстокожий сержант Швырко. – Электричество, что ли, отключили?

– От усопших, ядрит их гангрена в печень, – пояснил гном. – Чтобы всякие там зомби подтухшие по моргу не шлялись. Мертвяки-то, они огня, как чумы, боятся. Так чего надо-то?

– Жмурика привезли, – объяснил Макар. – Принимай товар.

– Не, я не могу. Я сторож, а нужно дежурного фельдшера. До утра подождите.

– Да не можем мы ждать до утра, понимаете, не можем, – выйдя из ступора, умоляюще зачастил Курочкин.

– Без фельдшера не имею права, – решительно заявил гном, закрывая дверь.

– Эй, мужик, погоди, – вставил ногу в проем Швырко. – Слышь, братан, да будь же человеком! Мы, между прочим, милиция, и дело у нас государственной важности – не терпит отлагательства.

– Вот дежурному это и объясните, а со мной разговаривать без толку, мое дело маленькое.

– А где дежурный-то?

– Знамо где: дома спит. Телефончик, так уж и быть, могу дать, вот ему и объясняйте про государственную важность. Бутылку поставите – может, и подъедет.

– Елки-моталки, – скрипнул зубами Макар. – А телефон у вас там есть? Позвонить-то хоть можно?

– Звони, отчего б не позвонить, – пожал плечами гном. – Заходи, коли мертвяков не боишься.

* * *

– Через час? – с ужасом переспросил сержант Курочкин. – Фельдшер приедет только через час?

– Я и так насилу его уговорил, – раздраженно ответил Макар Швырко. – Триста рублей пообещал на такси, да еще пол-литра в придачу.

– И что мы теперь, целый час будем здесь нашего жмурика сторожить? Мы ж от холода околеем!

– Сторож говорит, тут на следующей улице кафе, «Контрольный выстрел» называется, так оно всю ночь открыто. Пропустим там по рюмочке для сугрева, а через час вернемся.

– «Контрольный выстрел»? – наморщил лоб Федор. – Так там же вроде одни бандиты собираются!

– Ну и что, что бандиты? – удивился Макар. – Мы же выпить туда идем, а не детей с ними крестить. Не хочешь в кафе – можем в морг попроситься.

Провести целый час в обществе покойников сержант Курочкин был категорически не согласен.

– А этого здесь оставим? – Федя кивнул на коляску с покойником.

– Лучше к кафе отгоним, – покачал головой Швырко. – Будем за ним присматривать, а то мало ли что.

– Может, еще наручниками к мотоциклу пристегнем? – невесело усмехнулся сержант Курочкин. – Чтобы, мать его так, не сбежал…

* * *

– Преследуя хулигана, сержант Опанасенко выстрелил в воздух, но не попал, – изрек Моджахед и поднял вверх рюмку французского коньяка.

– Чтоб менты всегда так стреляли, – хохотнул Жлоб.

– Знаете, как называется милицейский вертолет, ведущий наблюдение за движением на трассе? – вмешался Винт.

– Не-а, – покачал головой Чупа-Чупс. – А как?

– Ментокрылый мусоршмит. Банда Моджахеда громко захохотала.

– А знаете, что получится, если скрестить осла с черепахой?

– Ну? – поинтересовался Жлоб.

– Мент-ниндзя.

– Нет, это уже слишком, – яростно скрипнул зубами сидящий за соседним столом сержант Курочкин. – Да что эти сволочи себе позволяют?

– Не обращай внимания, – посоветовал Макар Швырко. – Еще не вечер. Вот выведут на дороги свои иномарки – будет и на нашей улице праздник.

– А знаете, как называется совещание работников милиции?

– Держи себя в руках, – на всякий случай предупредил Курочкина Макар.

– Мусоросборник.

За соседним столом громыхнул новый взрыв хохота.

– А почему менты ездят на мотоциклах по трое?

– Ну?

– Потому что один умеет читать, другой – писать, а третий – водить мотоцикл!

– Все, с меня довольно, – вскочил со своего места расхрабрившийся от водки Федор.

– Сядь! – схватил его за руку Швырко. – Только скандала нам сейчас не хватало. Лучше вспомни, зачем мы здесь. Если что-нибудь случится, майор Зюзин с нас шкуру спустит.

Напоминание о майоре слегка отрезвило кипящего от возмущения «гиббона».

– Еще сорок минут осталось, – вздохнул он, взглянув на часы. – Надо будет выйти пораньше, переписать номера их машин. Договорюсь с приятелями и устрою им потом «ужас на ночном шоссе».

– За око вырвем мы два ока, за зуб всю челюсть разобьем, – куснув длинный хохляцкий ус, с чувством продекламировал сержант Швырко.

* * *

Бомж-поэт Спиридон Диегович Ибаррури, потомок некогда сбежавшего в Советский Союз от ужасов франкистской диктатуры республиканца, был отвратительно трезв. Именно по этой причине он, вместо того чтобы спать в уютном подвале на трубах теплоцентрали, курсировал по мрачным московским улицам, собирая пустые бутылки. Улов был небогат, но Спиридон Диегович не терял надежды. Еще. пяток-другой бутылок – и утром он сможет разжиться пол-литрой вожделенной «бормотухи», а то и чем-нибудь покрепче.

Ветер хлестал поэта по щекам, противные колючие снежинки забивались за ворот. Чтобы отвлечься, Спиридон сочинял стихи, согретые огнем пылкой испанской романтики.

– Спит Розита и не чует, Что на ней матрос ночует, Но пробудится Розита И прогонит паразита, – вдохновенно бормотал Ибаррури.

Вынырнув из недр очередной помойки, Спиридон с удивлением заметил притулившийся неподалеку мотоцикл. В самом мотоцикле не было ничего необычного – странным было то, что в коляске, не обращая внимания на непогоду, неподвижно сидел крепко о чем-то задумавшийся служитель закона.

С минуту бомж созерцал странного мента-мыслителя, прикидывая, удастся ли разжиться у того сигареткой – своего курева у него уже не осталось.

«Может, почитать ему стихи про Розиту? – думал Ибаррури. – Если народ в метро песнями на жизнь зарабатывает, так почему бы поэту не делать то же самое?»

Подойдя к мотоциклу, Спиридон Диегович деликатно покашлял и позвенел пакетом с бутылками, привлекая внимание сидящего в коляске мужчины, но безрезультатно.

Ибаррури снова кашлянул и, чувствуя себя как-то неуютно, сипло и неуверенно попросил:

– Закурить не дадите? А я вам стихи про Розиту почитаю…

Бомж съежился, ожидая, что насупленный мент сейчас пошлет его куда подальше, но тот продолжал молчать, и Спиридон пустил в ход последний козырь.

– Подайте сигаретку обнищавшему потомку благородных испанских конкистадоров, – жалобно заканючил он.

Мент не отреагировал, и Спиридон неожиданно понял, что именно казалось ему странным и заставляло чувствовать себя неуютно. Снег. Снег падал на лицо мужчины – и не таял. Лицо было холодным, таким же холодным, как облепившие его снежинки. Это означало…

Не успев додумать до конца ужасную мысль, бомж развернулся и, громыхая бутылками в пакете, помчался к ближайшей телефонной будке, инстинктивно, на «автопилоте» выполняя свой гражданский долг. Телефонной карты у него не было, но это не имело значения – с милицией автомат соединял бесплатно.

* * *

– Что? – произнес в трубку дежурный по городу. – Не так быстро, пожалуйста. Вы говорите, убийство милиционера? Где? Когда? Да, я слушаю. Значит, кафе «Контрольный выстрел»? Да, я знаю, где это. Будьте любезны, назовите вашу фамилию и домашний адрес. Вы… О черт!

Вздохнув, дежурный соединился с начальством. Выслушав рассказ о мотоцикле с трупом милиционера, да еще по соседству с баром «Контрольный выстрел», полковник Обрыдлов покачал головой и выругался. Мало ему было вчерашнего позора с захватом банды особо опасных детишек – так теперь еще убийство милиционера подвалило. Только этого ему сейчас не хватало.

– Может, этот тип врал? – с надеждой спросил Иван Евсеевич.

– Не думаю, – ответил дежурный. – Он был здорово напуган – это чувствовалось. У меня на такие дела нюх.

– А почему он считает, что убийцы сейчас находятся в «Контрольном выстреле»?

– Этого он толком не объяснил, но похоже на правду. Сами знаете, какая публика там тусуется. Кроме того, все логично выходит. Убийцы в кафе сидят с дружками – и алиби у них вроде есть. Они ведь как думают: менты решат, что убийцы должны улепетывать со всех ног от места преступления, а они, наоборот, в двух шагах от жертвы преспокойненько пьют и закусывают – кто ж их заподозрит?

– В этом есть определенный резон, – согласился полковник.

Повесив трубку, Иван Евсеевич некоторое время барабанил пальцами по столу, размышляя. Взяв по горячим следам убийцу милиционера, он хоть немного реабилитирует себя в глазах начальства, а сейчас это было жизненно необходимо.

Кроме того, это убийство – хороший предлог навести шорох в «Контрольном выстреле». Не исключено, что внезапный рейд в бандитское логово принесет улов в виде пары-тройки лиц, числящихся в розыске, – неплохой подарок для генерала Блудова.

Эх, жаль, Колюни Чупруна сейчас нет. Из больницы он вышел, но еще три дня пробудет на бюллетене. А может, все-таки позвонить Колюне?

«Нет, если я ему сейчас позвоню, Чупрун обязательно помчится на задержание, – решил Обрыдлов. – Лучше свяжусь с ним с утра».

Полковник снова снял трубку и потребовал в срочном порядке выслать к «Контрольному выстрелу» группу захвата.

Еще пару секунд поколебавшись, Иван Евсеевич матюгнулся и, послав в задницу все свои благие намерения, набрал номер Колюни Чупруна.

* * *

В «Контрольном выстреле» между тем продолжалось веселье.

– Шел я как-то летом мимо бара «Гоп-стоп», ну, того, что в Орехове-Зуеве, наверняка вы знаете его, – вспоминал Батон, один из братков Моджахеда. – Гляжу – пьяный мент ко входу шкандыбает, и не просто пьяный, а в дупелину. Тогда тепло было, столики на улице стояли. Так представляете, он, гад, на столик взгромоздился, ноги свесил, болтает ими и песню вдобавок затянул: мол, служба их опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна. Ну, насчет того, что не видна, тут я полностью согласен.

Так вот, сидит, значит, легаш на столе – низенький, толстый, – прямо Карлсон, мать его так, в натуре, только пропеллера нет! А у меня в «Гоп-стопе» официантка знакомая работает, Клавдия – зверь-баба, с полоборота заводится – такую лучше не злить. Захожу я, значит, внутрь и говорю ей: