Текст книги "Русалии"

– Конец мая, дорогой, школа закончилась! У тебя там и, правда, очень много дел, раз ты дней не замечаешь! Разве Лёня ещё учится?

– Не учится, – пробормотал Макс, чувствуя себя полным дураком.

– Приедешь ко мне?

– Н-не знаю… Трудно сказать…

– Макс, у тебя кто-то появился?

Макс погибал, он мечтал провалиться сквозь землю, умереть сейчас, здесь, и ненавидел себя лютой ненавистью.

Она вздохнула:

– Всё понятно. Я знала, что это когда-нибудь случится.

– Света, всё так сложно…

– Да нет, мой хороший, на самом деле всё просто. Спасибо тебе за всё.

Она дала отбой. Макс выругался. Он знал, что она сейчас там плачет, на сердце заскребло.

«Чёрт! Так нельзя! Позвоню ей завтра… Нужно попрощаться по-человечески!» думал Макс, выходя из леса и шагая в молочной дымке к дому.

Краем глаза он заметил движение, развернулся – на противоположной стороне поля, по кромке, быстро двигалась человеческая фигура. Макс прищурился, но разглядеть что-либо было трудно, казалось, что идёт женщина в длинном светлом платье и косынке на голове. Фигура подплыла к кустам возле дороги и растворилась в них. Видение длилось всего несколько секунд, Макс решил, что ему почудилось.

«Надо бы спросить у Дениски, какие такие травы тётка Вера кидает в свою адскую настойку!» подумал Макс, подходя к дому.

Глава 6

Макс закрыл ворота и задвинул щеколду. За воротами зашуршали шины. Забрали ещё одного малыша-лабрадора на обучение в приёмную семью. Оставался последний, Мотька, чёрный шустрый непоседа, самый неугомонный из всего последнего помёта. Вот из-за этой-то неугомонности его и вернули обратно, хотя Макс уверял несостоявшихся хозяев, что из щенка выйдет толк, он это видел. Макс не осуждал своих волонтёров за отказ, наоборот – это было разумной и честной оценкой собственных возможностей. Гораздо хуже, когда щенок привыкнет к людям, а его потом привезут обратно. Но теперь для Мотьки нужно было искать новый дом, а время дорого, щенок растёт…

Весь в думах и, не замечая ничего вокруг, он дошёл до сторожки, из дверей вышла Алекс, с матерчатыми кедами в руках, вздрогнула, потом улыбнулась:

– Ой! Ты здесь? Доброе утро!

– Доброе утро! – он показал глазами на её кеды, – Когда ты их так промочила?

– Вчера. Лёня уснул, а тебя всё не было, и я решила прогуляться… Это роса…

Загудел телефон, Макс оторвал свой взгляд от её мокрой обуви, ответил:

– Слушаю.

– Пааавлик! – заскулила трубка.

– Илья? Откуда ты говоришь?

– Из казематов! Мне разрешили позвонить… Паша, миленький, родной, спаси меня! Если ты мне не поможешь, то я погибну! Мне больше не к кому идти!

– Да подожди ты! И успокойся! – Макс сел на низкую лавочку возле сторожки, Алекс пошла по дорожке к дому, – Что происходит?

– Это он, он, Паша! Это он всё подстроил! Так и знай! И если я паду жертвой этой чудовищной мистификации, то после моей смерти скажи всем, что это он виноват!

– Да кто он-то?!

– Он! Влад Дракула!

– Что?…

– Это он Таню убил, теперь-то я всё понял! У меня здесь было время подумать! Исаак Давыдович, выслушав мою историю, так мне и сказал – это он, больше некому!

– Кто такой Исаак Давыдович?

– Мой сосед по комнате… Знаешь, Паша, здесь оказалось не так плохо, как я ожидал. Никто меня не бил и кормят вкусно. А Исаак Давыдович – умнейший, интеллигентнейший человек! Он здесь по ошибке, как и я. Он служит в банке, и там перепутали какие-то бумаги, а он как назло, в это самое время выстроил себе домик в Лисьем Носу и…

– Илья! Ты хотел рассказать про Влада!

– Да-да! – снова зловеще загудела трубка, – Проклятый Дракула! Он отравил мою жену, единственную женщину, которую я любил в своей жизни!

Макс вздохнул:

– Зачем ему это?

– О… – снисходительно протянул Покровский, – Ты добрый и наивный человек, Паша. Я раньше тоже таким был… Он хочет забрать мой дом, мою землю и моих детей! Сколько лет он к моему законному имуществу свои клешни тянет? И мои девочки, смысл всей моей жизни! Он к ним давно подлизывается – то шоколад, то, понимаешь, фломастеры! И их и Таню приучил есть мерзких пучеглазых креветок! Ими он её и отравил!

Во всей этой чепухе, лившейся сейчас Максу в уши, была толика правды. Каждый в Березени знал о том, что Влад уже много лет пытается выкупить у младшего брата его половину дома. Влад предлагал Илье хорошие справедливые деньги, но тот кобенился, капризничал, на каждом углу кричал, что его хотят выжить из родного гнезда и порой доводил этим Влада до белого каления.

– Вспомни всё это Паша, когда будешь меня хоронить! – поминально произнёс Илья.

– С чего тебе умирать?

– От горя и несправедливости я погибну в этих застенках! А ещё от разлуки с дорогими детьми, которых хочет заграбастать этот проклятый вампир! Ему-то Боженька козью морду сделал – ни одна баба от него не родила, и он решил отнять моих девочек. И, кстати, Павлик, ты приглядывай там за своей подружкой, он ведь ни одной юбки не пропустит! А собственную жену на поводке держит, и убивает каждого, кто только на неё посмотрит!

Макс потёр глаза:

– Илья, ты что городишь?

Из телефона полетел раскатистый смех, достойный Ивана Грозного.

– Ты многого не знаешь! И я раньше был слеп, но теперь прозрел! Он сумасшедший! Одержимый ревнивец!

– К кому ему ревновать Снежану? Она и не видится то ни с кем…

– Верно. А с кем видится, тот расстаётся с жизнью!

– О чём ты?

– А вот припомни-ка, прошлым летом большая свадьба в Сысоеве была. Вампир уехал в город, а мы пошли – я, Таня и Снежана… Кстати, там было удивительное заливное из судака, как слеза прозрачное, и так красиво всё уложено – рыбка, желток, зелёная веточка…

– Илья…

– О чём это я?… Ах, да! За Снежкой весь вечер увивался местный забулдыга, механик, потом пошёл их с Таней провожать… Я вынужден был там задержаться…

– И?

– И через месяц этот самый механик утоп в реке!

Макс снова вздохнул:

– Он просто утонул по пьянке. Зачем ты мне звонишь?

– Паша, умоляю, найди мне адвоката!

– Адвоката? Но разве Влад не нанял для тебя юриста?

– Конечно, нет! В том-то всё и дело! Он послал меня к чёрту, и в очень грубой форме, тогда-то я и понял, что он причина всех моих бед! Он и приготовил для Танечки тот роковой салат!

Макс едва сдержался, чтоб не рассмеяться, представив, как Влад шинкует зелень, смешивает итальянскую заправку и потом, со зловещей улыбкой, сыплет на готовое блюдо яд из большого перстня.

– Павлик, вытащи меня отсюда! Ты ведь мне поможешь?

– Не знаю, – неуверенно сказал Макс, – Обещать не буду. Илья… А ты про дочерей не хочешь спросить? Может передать им что-то от тебя?

– Ну, они же у Снежаны под присмотром, надеюсь всё в порядке, – будничным голосом сказал Покровский. Макс дал отбой, не прощаясь.

Он пошёл в дом. В кухне Алекс хлопотала с завтраком. Макс заглянул через её плечо в сковородку:

– Мм… сырники!

– Творожники, – улыбнулась Алекс.

– А есть разница?

– Небольшая, но есть. В них меньше муки и соды нет, поэтому они плохо держат форму и не получается сделать такие румяные шайбочки, как сырники. Но мне кажется, что они вкуснее. Мне всегда такие бабушка готовила…

Завтракали они втроём, долго и с удовольствием, Макс дважды варил кофе, Лёня пил зелёный чай, к которому пристрастился после приезда Алекс. Викинг глиняной копилкой сидел на подоконнике и внимательно следил своим глазом за происходящим в кухне. Голова Бома, с зажмуренными глазами, лежала у Алекс на коленях, она гладила ему уши.

– Мне нравятся творожники, – довольно сказал Лёня, – У нас настоящая семейная трапеза!

– Трапеза? – удивлённо переспросил Макс.

Сын кивнул:

– В книжке попалось. Красивое слово.

– Дюма читаете?

– Нет. Вчера не читали, Алекс была занята. Это из учебника на будущий год…

– С собаками долго занималась, – пояснила Алекс, – Потом ещё баню топила.

Макс долил им кофе в чашки, сел к столу:

– Ты можешь мыться в доме, сколько пожелаешь, и не возиться каждый раз с печкой.

Она покачала головой:

– Мне очень нравится твоя баня, там такой замечательный запах и ещё эта бочка… Я в ней обо всём забываю! – рассмеялась Алекс.

Сам Макс топил баню раз в год по обещанию. Это Юля любила париться, сушила веники, заваривала травы и настояла, чтоб у них обязательно была купель. Сейчас Макс представил, как Алекс поднимается по маленькой лесенке, погружается в воду, томно закрывает глаза… В животе защекотало, он откашлялся:

– Так куда же ты ходила вчера вечером?

Она пожала плечами:

– Просто прогулялась по посёлку. Думала – вдруг тебя встречу. Здесь через улицу есть интересный дом с цветниками…

Макс улыбнулся:

– Макарыча. Мой лепший друг.

– Да, он представился Андреем Макаровичем. Такой мускулистый пожилой джентльмен… Он меня окликнул, сказал, что знает кто я. У него во дворе небывалой красоты весенние цветы!

– То ли будет летом!

– Это Мила занимается, – вставил Лёня.

– Да, я видела издалека его дочку, но она к нам не подошла.

Лёня с Максом переглянулись, Макс сказал:

– Это жена.

– Пятая, – добавил Лёня.

Алекс ошарашено переводила взгляд с Макса на Лёню и обратно, Макс рассмеялся:

– Какое у тебя лицо! Знаешь, я как раз собираюсь к нему, есть разговор… Хочешь со мной? Посмотришь цветы.

– С удовольствием.

– А я? – встрепенулся Лёня.

– Ну, куда же без тебя? – сказал с улыбкой Макс.

Лёня, в своём кресле, уехал по дорожке далеко вперёд, Макс с Алекс шли не спеша, Бом курсировал туда-обратно с высунутым языком.

– Лёнька расстроился из-за того, что вчера не почитал тебе.

Она кивнула:

– Да. Сегодня постараюсь управиться пораньше. Про какой учебник он говорил?

Макс усмехнулся:

– Он у меня такой дотошный! Каждое лето изучает учебники на будущий год и потом учится почти на все пятёрки.

– Он мне сказал, что ходит в школу в соседнем посёлке. Это обычная школа?

– Да, самая обыкновенная средняя школа.

– И его взяли туда? – сказала Алекс, смутилась, опустила глаза, – Прости, я не то имела в виду…

– Всё хорошо, не извиняйся. Я отвожу его в школу дважды в неделю, и в эти дни занятия его класса проходят только на первом этаже. Там оборудован туалет для инвалидов. Ребята в классе просто замечательные – не обижают, помогают, и когда он там я за него спокоен. В остальные дни он на домашнем обучении. У него есть друзья и в школе, и здесь в Березени, а ещё он занимается в Аничковом шахматами, у него настоящий талант… Здравствуй, Андрей! – Макс с улыбкой протянул руку стоявшему в воротах мужчине.

Тот весь сиял:

– Лёнька с собакой уже в доме… Молодец, Макс, всех привёл, и девушку свою не забыл! Я полюбил принимать гостей на старости лет!

«На старости лет! – хмыкнул Макс, – На комплименты набивается!»

И, правда, стоявший перед ними мужчина прожил под шесть десятков лет, но назвать его стариком ни у кого язык не повернулся бы. Чуть выше среднего роста, широкоплечий и поджарый, он с ранней весны ходил в одних шортах по своему двору и уже успел загореть до бронзовости. Длинные каштановые с проседью волосы были зачёсаны назад и собраны на затылке в низкий хвост. На щеках аккуратная бородка, тоже с проседью. Молодые голубые глаза горели радостью. На нём были синие рваные на коленях джинсы и чёрная футболка с длинным рукавом, под футболкой перекатывались твёрдые мускулы. В левом ухе поблёскивало небольшое серебряное кольцо.

– Я собрался было в город, но теперь уж не поеду. Пойдёмте в дом, перекусим.

– Макарыч, мы только от стола!

– А мы по чуть-чуть! – он подмигнул Алекс, первым поднялся на крыльцо. Алекс посмотрела на Макса, тот только руками развёл.

В доме Лёня сидел посреди просторной кухни и ел арбуз, Бомка лежал возле его кресла.

– Арбуз? – изумился Макс.

Макарыч махнул рукой:

– Трава травой. Купил для Амелии по случаю. Какие сейчас арбузы?

– Мне понравилса, – с мягким прибалтийским акцентом сказала Мила, и – Максу с Алекс, – Топрое утро!

Макс кивнул, с удовольствием окинул взглядом её точёную фигуру в чёрном спортивном костюме. Мила Максу всегда нравилась. И как человек, и, если честно, как женщина тоже. Приглядевшись к ней, становилось ясно, что она не такая юная, как кажется на первый взгляд, уже за тридцать, но неизменный неброский, но тщательный макияж, ухоженные руки, блестящие платиновые волосы, сегодня собранные на макушке и заколотые по-японски двумя бамбуковыми палочками, а ещё и возрастной муж рядом, делали её визуально лет на десять моложе.

Макарыч обнял жену за плечи, заглянул в глаза:

– Ну, что, зелёного?

– Опретелённо.

– Макарыч, послушай-ка! – попытался протестовать Макс, сразу поняв, что речь идёт не о чае, – Я вино с утра не пью. Чего это тебя понесло?!

– Мой мальчик, – невозмутимо говорил Макарыч, расставляя на столе пузатые коньячные бокалы и насыпая их доверху льдом, – Это вино чуть крепче пива, после него ты не захочешь бежать за добавкой, но будешь весел, лёгок… Леонид, ты с нами?

Лёня помотал головой:

– Я только красное пью.

– Хорошо сынок, – он открыл бутылку соломенного вина, разлил по четырём бокалам, на дне осталось несколько глотков. Макарыч раздумчиво посмотрел на остатки, – Ни два, ни полтора, – запрокинул голову и залпом выпил.

Мила, подрумянивавшая на сковородке толстые ломти белого хлеба, весело фыркнула:

– Антрей! Ну и манеры у тепя!

– Напиток богов! – довольно крякнул Макарыч, погладил свою рельефную грудь, – Помню как-то я целых шесть месяцев жил в Эшториле… После очередного развода на последние деньги убежал к океану залечивать душевные раны. Снял крохотную квартирку, на отшибе, под самой крышей, но зато с балконом, и взял в аренду телескоп. Замечу в скобках, что телескоп обошёлся мне дороже жилья. По ночам я смотрел на звёзды, а на завтрак пил вот это самое зелёное вино. И только годы спустя я понял, как был счастлив там! – он повернулся к жене, – Ну, что брускетки?

– Котовы.

Мила натёрла ломти чесноком, полила травяным маслом. Макарыч тем временем нажарил маленьких круглых яичниц из перепелиных яиц, выложил на хлеб, сверху полил густым домашним красным соусом, на соус положил несколько прозрачных стружек испанской ветчины, последними легли листочки базилика.

– Ну, чем Бог послал! – сказал Андрей Макарович, поднял свой бокал, – Друзья мои… – и замолчал.

– И? – поторопила Мила.

– Неожиданно родился восхитительный тост. Короткое стихотворение. Сейчас придумалось.

– Прочти, – попросил Макс.

– Хорошо!

 
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен,
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
 

– Отлично! – восхитился Макс.

– Браво, браво! – смеялись Мила с Алекс.

– Папа… – вполголоса позвал Лёня, – Папа, это же Пушкин!

Макс поднёс палец к губам.

Зазвенели бокалы, Алекс сделала глоток, другой, посмотрела на Макарыча:

– Вы правы, это напиток богов!

Он довольно щурился на Алекс:

– А знаете, что, Шурочка? Давайте-ка мы с Вами брудершафт выпьем! Мила, ты не против?

– Не против, – раздумчиво сказала Мила, – Но, если помнишь, у нас с топой именно с прутершафта всё и началось.

– Ну, что ты, детка! Сейчас это было совершенно дружеское предложение! Мне и в голову не придёт целовать Шурочку так, как тебя тогда! Я же не хочу, чтоб мне Макс шею свернул или выломал зуб. В моём возрасте новый-то может уже и не вырасти!

– Папа, – ещё тише звал сын, – А что, разве зубы и в третий раз вырастают?

Макс отмахнулся, вытирая слёзы.

В конце концов, Макарыч с Алекс стукнулись бокалами, сделали по глотку и коротко чмокнулись сжатыми губами.

– Саша? – спросил Макарыч.

– Андрей, – кивнула Алекс.

Когда закуска была съедена до последней крошки, а бокалы опустели, хозяин довольно вздохнул:

– Вот и чудненько… Родная, сделаешь нам чаю? А мы пока на крылечке посидим…

Они сидели на широком, увитом девичьим виноградом, крыльце и пили травянисто-зелёный японский чай со сливками, который им сначала заварила, а потом долго взбивала бамбуковым венчиком Мила. Макарыч курил трубку и жмурился на солнце, Лёня, не отрываясь, на него смотрел.

– Дядя Андрей, вы похожи на капитана.

– Муза дальних странствий, так или иначе, бередит душу каждого мужчины, сынок. Ручаюсь, что и твою тоже. В юности я мечтал о море.

– А почему Вы не стали моряком?

– А чёрт его знает. В жизни больше вопросов, чем ответов. Мечтаешь о кругосветных регатах, а вместо этого всю жизнь стоишь у кульмана. Влюблён в невероятную девушку, а женишься на другой, только потому, что она скромная и порядочная, и станет хорошей матерью твоим детям, которым, к слову, когда они вырастут, не будет до тебя никакого дела. А та, любимая, та с прошлым, та с характером. Нельзя! Ты хочешь научиться играть на трубе, но учишь ещё один язык, потому что это и модно и практично.

– Вы играете на трубе, – улыбнулся Лёня.

– Так это я только после сорока понял, что живу не так как хочу, а как велели. И постепенно я стал счастливым человеком. В кругосветку сходил, и не на белоснежном лайнере, а на старой яхте, с настоящими морскими волками. И на трубе играю – Бог милостив и соседи пока только грозятся пристрелить меня, но, как видишь, я всё ещё жив… Я встретил женщину, которую по-настоящему увидел, понял, разглядел, и никогда с ней не расстанусь. Я счастлив каждую минуту.

Лёня слушал, открыв рот, Алекс смотрела вдаль, Мила нежно улыбалась, опустив глаза, а Макс, вдруг, неожиданно поймал себя на том, что чувствует зависть…

– Справетливости рати, – мягко сказала Мила, – С морем ты всё-таки связан пыл.

– Отчасти – да, – согласился Макарыч и повернулся к Алекс, – Я инженер-конструктор, жизнь посвятил подводным лодкам. К счастью мне не пришлось для этого уезжать из родного города, и работа всегда была, даже в 90-е, а потом отрасль и вовсе в гору пошла, и я сумел перед отставкой даже кое-что заработать и купить этот домик… – он вздохнул, – Ну, хватит мемуаров для одного утра! Макс, насчёт этого щеночка, Моти…

– Да?

– Мы с Милой всё обстоятельно обдумали, почитали, посмотрели фильм, который ты нам рекомендовал. Думаю, мы справимся. Ты говорил, что парень – непоседа, но ведь мы, по сравнению с другими волонтёрами в привилегированном положении – ты-то рядом, не откажешь в помощи или совете. И ещё. Во мне не сомневайся, я не из тех, кто начинает, а потом бросает на полпути. Даю слово. Ну, по рукам?

Макс радостно улыбался:

– По рукам. У меня гора с плеч! Вам нужно для начала познакомиться с Мотькой. Когда будет удобно?

Макарыч просиял:

– Выходные на носу, всё одно к одному! Что принести к столу?

Макс обречённо вздохнул…

От Макарыча шли долго – Лёня решил заглянуть к приятелю, жившему на одной улице с Макарычем, чтобы обсудить какое-то архиважное дело, разговор был очень секретный, и его никак нельзя было доверить телефону в наше время прослушек, чипов и пеленгаторов.

Мальчики, голова к голове, о чём-то тихо говорили, Алекс с Максом медленно пошли вперёд, чтоб не мешать.

– Это дом Покровских? – спросила Алекс.

– Как ты догадалась?

Она усмехнулась:

– Не трудно было! Как две картинки «до и после». Странно, что забор у них общий, да ещё такой хороший!

– Влад в прошлом году поставил новый забор, не стал мелочиться – обнёс весь участок и свой и Ильи.

«А, может быть, уже тогда знал, что скоро всё это будет принадлежать ему» вспомнив слова Рыжего, подумал Макс и в эту минуту, будто в подтверждение слов Ильи, им с Алекс открылась странная картина: Влад сидел на скамейке возле дома, на коленке у него устроилась младшая дочь Ильи Покровского, Валя, с левого бока прижалась старшая Галя. Влад держал в руках эмалированный тазик с какими-то ягодами, видимо, с ранней черешней, девочки засовывали ягоды сразу по несколько в рот и сосредоточенно жевали, похожие на двух довольных хомяков. Внизу, на детской табуреточке, сидела Снежана, она держала руку на коленке Влада и смотрела перед собой.

– Идём, – сказал Макс, прибавил шагу.

– Это его жена?

– Да.

– Она сидит возле его ноги, как… как собака!

Макс фыркнул:

– Именно так он к ней и относится!

– Но она всё равно с ним.

– Верно. И у меня это в голове не укладывается!

Алекс помолчала, потом заговорила раздумчиво:

– Когда ты находишься внутри отношений, то видишь всё как в кривом зеркале, и хорошее, настоящее, там уродуется, а странные, нездоровые вещи наоборот выпрямляются, выглядят здоровыми.

– Ты сейчас о муже говоришь?

– О бывшем муже, – поправила Алекс, – Да. У тебя забирают тебя по капле, день за днём, и ты и не заметишь, как из цветущей женщины превратишься в… в то, что мы сейчас видели! Я никогда не была ни забитой, ни послушной, Паша, скорее наоборот! Рисовала, в походы ходила, даже женским боксом занималась!

– Правда что ли? – оторопел Макс.

– Правда. Но такому мужчине, как мой бывший муж и не нужна серая мышка… Ему подавай яркую, смелую, талантливую, чтоб через колено её переломить и почувствовать себя Богом! И всё это с нежностью, с любовью, у меня все пальцы на ногах перецелованы… – она вздохнула, – Ему не очень нравился мой круг общения, мои друзья, они нехорошо на меня влияли и отнимали у нас время, которое мы могли бы проводить вдвоём, и постепенно все они исчезли из нашей жизни. Родителей моих он обожал, маме звонил через день, любую просьбу исполнял: отвезти, привезти, что-нибудь приколотить, а, как назло, в копилке его положительных черт были ещё и золотые руки, этого не отнимешь… Но как-то так получилось, что я совсем перестала говорить со своими родителями, и с отцом и с мамой, особенно с мамой… Он им звонил, он к ним ездил, и после передавал нам приветы друг от друга. Потом я бросила работу.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Я не знаю. Никто меня не заставлял. Я сидела дома и ждала его. Он меня просил без него никуда не выходить, он очень меня любил и очень волновался, боялся, чтоб со мной ничего не случилось в этом безумном жестоком мире. Он каждую минуту думал обо мне, тревожился, а ему нельзя было нервничать, у него была плохая наследственность – его троюродная прапрабабушка, ещё до октябрьского переворота, скоропостижно скончалась от сердечного приступа. Это ведь и, правда, очень опасно, я понимала это и боялась его расстроить. Он мечтал о ребёнке, говорил, что у нас обязательно родится девочка, похожая на меня, маленькая я, и он будет с ней гулять, играть, обожать и целовать ей ладошки… Но не сейчас, а в следующем году. В следующем году – обязательно! – она улыбалась, – Я говорила тебе, что ушла от него, но через год всё равно вернулась. Просто не смогла по-другому, ведь меня никто никогда так не любил…

– Но ты, всё-таки, его бросила. Из-за чего?

– Я не уверена, что ты готов это услышать.

– Не говори, если тебе тяжело.

– Мне не тяжело, Паша. Теперь мне легко… Когда Андрей сегодня говорил про счастье, я вдруг поймала себя на том, что чувствую себя счастливой, первый раз за, наверное, десять лет… Если в двух словах, то в конце концов он таки увидел, как меня любит другой мужчина, и был на седьмом небе от счастья. После этого я от него навсегда ушла. Сняла комнату в коммуналке – мать с отцом приняли его сторону и к ним я вернуться не могла. Много месяцев я проходила терапию, три раза в неделю, как на работу ходила и всё говорила, говорила… Мама сказала, что я их опозорила – бросила мужа и ещё к «мозгоправу» пошла, если её подруги об этом узнают, то она не сможет им смотреть в глаза… Ну, Бог с ней… Когда я почувствовала, что могу, я пришла к нему и сказала, что подаю на развод, и мы будем делить квартиру. Его возмущению не было предела, – со смехом говорила Алекс, – Да, первым взносом был подарок моих родителей на свадьбу; да, три четверти оставшейся суммы выплатила я; но потом-то я почти год сидела дома, я сама так захотела, он меня не заставлял, и это я его бросила, разрушила любовь, очаг, а ему нужен дом, он должен спасать леопарда, детей, он необходим этому миру…

– И… чем дело кончилось? – несмело спросил Макс.

Она хитро прищурилась:

– Боюсь, что я тебя шокирую. Знаешь, после того, как он всё это сказал, я вдруг так свободно и легко себя почувствовала, что… схватила кухонное полотенце и принялась его бить. Он совсем не хлюпик, крепкий парень, но как-то он весь скукожился, испугался – видимо вспомнил про мой бокс, – хохотнула Алекс, – Он забился в угол и прикрыл руками голову. Жалкое зрелище… Квартиру мы продали, и моей части денег хватило на маленькую студию, правда, за чертой города, но я всё равно очень довольна. Осенью можно будет въезжать.

Макс смотрел на неё, слушал её горькую историю, которую она с таким юмором и лёгкостью поведала ему, и думал о том, что, нежданно-негаданно, и спустя столько долгих лет, он снова влюблён, но теперь эта женщина, его любовь, такая как ему нужно. Как всегда было нужно.