Текст книги "Лорды гор. Да здравствует король!"

13

Последний месяц осени на равнинах назывался норвей, «северный ветер». Может быть, когда-то название соответствовало явлению, но не в этом году. С того дня, как король выпустил меня из башни, все время дул южный ветер. Такой теплый, что деревья, уже сбросившие листву, за неделю подернулись нежной дымкой молодых листочков. Невероятно.

Потом менестрели и фанатики назовут эти выпавшие из круга времен дни «чудом священного пламени». Все пишется с больших букв, но я в таких случаях экономлю чернила.

На самом деле неожиданное потепление принесло новые несчастья: раскисшие дороги, зловоние из растаявших канав, вспышки болезней. Остатки осеннего урожая начали гнить, и в стране воцарилось отчаянье. И даже придворные заговорили о тени Темной страны над королевством.

Мне словно нож в спину вонзали, когда слышала. Казалось, все знают, кто мой настоящий отец, и косятся то ли с ужасом, то ли с презрительным осуждением. Моя мнительность, да.

Впрочем, были и осуждение, и презрение. Особенно в глазах хорошеньких фрейлин и знатных матрон с дочками на выданье. Ущелья с пиками на дне, а не глаза.

Еще бы. Король теперь ни на шаг не отпускал от себя наследника – приемы послов, просителей, обеды, допросы, совещания без меня не проходили. И королевские попойки, само собой, хотя до прежнего размаха Роберт не опускался. Да и состояние казны не позволяло.

Ласхи докладывали мне о возобновившихся слухах. Яблочко от яблони, мол… А значит, фавориток не будет. Ну, не мерзавец ли этот принц? Не урод ли? Ничего нового.

Знали бы сплетники об истинном положении дел – языки бы стерли!

Ни меня, ни Роберта эти мелочи уже не волновали. А вот Рамасху – весьма.

Многоликий маг, видящий истину. Как-то я уже забыла об этом неприятном для окружающих таланте северного принца. Он сразу понял, что теперь связывает меня с королем, едва увидел нас в зале совещаний.

Совещание Роберт организовал сразу же, как вернул меня во дворец. Решил расставить точки над рунами, чтобы прекратить слухи об опале наследника.

Принц Игинир вошел стремительно и словно споткнулся, замерев. Душа замерзла от жуткого взгляда его в один миг помертвевших глаз. Вот если представить тонкий, еще прозрачный лед на озере, и под ним внезапно всплыл утопленник и прижался лицом к тонкой грани – такое было ощущение, страшное, ирреальное.

Рамасха тут же отвернулся, сжав губы в нитку. Король поднял бровь, усмехнулся этак зло и с превосходством, как поверженному сопернику, но тоже промолчал.

Принц забрал мои рисунки предполагаемого места гибели Рагара, поставил на столешницу мою черную королеву – ту самую, которую наставник похитил после моей нечестной игры, – и ушел, ни слова не сказав.

Черная королева…

Рагар ничего не делал просто так. Почему он передал ее не мне в руки, не вейриэнам, а северянину, чужаку? «Ваш ход, Лэйрин», – как наяву, услышала я его мягкий голос. Ход королевой. Дьявол, ненавижу эти загадки наставника! И уже не спросить его… Но почему через Рамасху? Не потому ли, что он – принц Севера, а Темная страна сейчас находится на их западном побережье? Значило ли это, что я совершила ошибку, согласившись на сделку с Робертом, и только приблизила зло? Если так, то предупреждение опоздало.

Король свернул совещание. Когда все удалились, он, покосившись на меня, нахмурился.

– Что с тобой, Лэйрин? У тебя такие глаза, словно перед тобой призрак.

– Можно сказать и так, – я пальчиком коснулась короны на фигурке из черного агата.

– Да, все забываю о просьбе Рагара отдать тебе это, – Роберт поставил рядом с черной… мою белую королеву, давным-давно конфискованную наставником при сходных обстоятельствах и которую он пять лет зачем-то таскал в кармане.

Я не сдержала улыбку, а в душе потеплело. Рагар! Он нашел способ дать мне наставление даже после смерти, словно предвидел или просчитал все заранее. И Рамасха, и Роберт предлагали мне один и тот же ход – обряд айров. Но белая королева у Роберта, значит, я сделала правильный выбор. Какая радость.

– Вы ведь не просто забывали отдать ее, сир? – спросила я.

– Не просто, хотя и не знал о черной королеве у Рамасхи. Я не хотел, чтобы что-то повлияло на твой выбор. Впрочем, – усмехнулся он, – если бы ты выбрала неправильный вариант, я бы сыграл королевой.

Игроки. Вокруг меня сплошь игроки, а я могу не успеть научиться… Но думать я еще способна, не так ли? Из разыгранной комбинации с двумя шахматными фигурками следовал вывод: Рагар знал, что не вернется. Потому и забрал перед самым уходом черную королеву, чтобы сыграть чужими руками.

Но почему он отправился в заведомую ловушку, если знал? Это не его, стража Белогорья, высший долг – гнаться за врагом равнинного короля, презираемого всеми горцами! Или наставник запланировал свой уход? С него, вечного, станется. Какую сделку он заключил с Робертом? За что продал свою очередную жизнь?

Мысли метались, как куры в курятнике, куда залезла лиса, и ни одну я не могла поймать и додумать.

– Ваше величество, о чем вы договорились с моим наставником? – я подняла глаза на Роберта. – Ради чего он умер? Он знал, что не вернется.

Король, поднявшись, отошел к окну, сцепил пальцы у лица.

– Умеешь ты выбирать вопросы… Он не мог знать. Впрочем, может быть, как-то он и чувствует темных. Шестнадцать лет назад, когда вейриэны сопровождали Хелину и новорожденную тебя в горы, Азархарт напал на вас в предгорье, но сумел захватить только Рагара и семь лет держал его в плену. Мертвым.

Я попыталась представить, что пережил наставник, и содрогнулась. Но пришла в себя, поняв, как умело Роберт увел разговор в сторону.

– Это все очень интересно, ваше величество, но позволено ли мне узнать, какую сделку вы заключили?

– Нет. У договора две стороны, и это не только моя тайна. Одно скажу: наше с Рагаром соглашение выгодно и Белогорью, и моему королевству в целом, и тебе. Твое обучение и защита огненным даром – часть договоренности, – он прищурился на шахматные фигурки. – Белая и черная. Символично. Если Белые горы пошли на огромный риск и оставили тебе жизнь, Лэйрин, то это наводит на очень интересные мысли… Что в тебе может быть такого, что они не хотят терять? Не заперла ли Хелина в тебе родовой дар дома Грахар? – и он широко улыбнулся, уловив мое смятение. – Что ж, тогда понятно. Тринадцатый великий дом – большая потеря для кланов.

– Но настолько ли большая, чтобы оправдать риск потерять само Белогорье?

– Я тебе уже говорил, что ты задаешь хорошие вопросы? – засмеялся король.

Но я успела уловить тень, мелькнувшую в его глазах. И поняла, что горы позаботились о том, чтобы свести риск к минимуму. Не могли не позаботиться.

От внезапной догадки мой голос упал до шепота:

– Это ведь не только защита – то, что вы делаете со мной? Вы обещали Рагару обезопасить мою кровь. Очистить меня или убить. Чтобы темные никогда не смогли мной воспользоваться, ни при каких обстоятельствах. Так, сир?

– Ты сообразительна, ученица вейриэна, – кивнул Роберт с явным неудовольствием. – Мой дар либо очистит твою кровь, либо убьет. И никто не знает, как все это повлияет на тебя в итоге. Твои душа, разум и тело – одно целое, а выжечь надо половину. Темную половину. Но у нас год и обряд айров, чтобы процесс был постепенным и менее болезненным.

Год огненных пыток. Уже не во сне, а наяву.

И от меня останется половина. Чистенькая и светленькая. Незамутненная даже пеплом. Боги, спасите меня.

– А что получите вы, выше величество? Ради чего вы согласились год соблюдать целибат и возиться со мной?

– Догадайся, – раздраженно бросил король.

Что ж, это не трудно.

– Бессмертие. Ваш дед был младшим горным лордом, но теперь и вы, и весь ваш род – изгои. Вас вернут в Белогорье, всех. Когда придет королева, духи ваших предков смогут воплотиться, и вы потом тоже, сир. Потому вы никогда не отдали бы меня Темной стране, не стали бы спасать королевство. Пусть оно вымирает от голода и болезней, зато вы лично и ваши предки обретете утраченное бессмертие. Вы блефовали в разговоре со мной.

Его передернуло, но он осклабился в злой усмешке:

– Условное бессмертие, Лэйрин. Без своих живых потомков духи не могут вторгнуться в мир. Но и за такое бессмертие кто-то отдаст не только государство – весь мир. И не забывай: наша с Рагаром сделка – это и твоя вторая жизнь, если ты не сможешь передать родовой дар своей будущей дочери. Это возвращение в жизнь сотен погасших горных домов. Потому что королева сможет прийти только в том случае, если я верну Белогорью «огненную кровь».

– Это тоже входит в вашу с Рагаром сделку, даже не сомневаюсь.

– Еще бы! – фыркнул король. – Но вряд ли ты понимаешь суть. Раньше я не задумывался, почему в горных кланах больше не рождается белая королева. Сам факт меня радовал, как государя, – ведь именно эта беда поставила горы на колени перед равнинами, сделала их зависимыми от нас, потомков Астарга фьерр Ориэдра, от изгоев, проклятых в каждом горном доме. И дело не в страхе горцев перед пробуждением подземного огня. Это мелочи. Знаешь ли ты, что случилось на самом деле полтора столетия назад? Знаешь ли, что такое эта «огненная кровь», провались она в ад?!

– Откуда же мне знать, сир? – прошептала я, ежась от его вспыхнувшего болью и яростью взгляда.

– Прости. Я, кажется, опять тебя напугал… – рыжий буйвол рухнул в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. Стиснул кулаки. – Мой дед Астарг забрал сердце белого пламени! Кое-кто научил его, как это сделать, – сам он не был настолько гениален и силен. Но сердце вне тела умирает. А кто в нашем мире владыка над мертвыми?

– Азархарт, – голос у меня сел окончательно. – То есть это все затеял он?

– Вряд ли кто-то еще смог бы провернуть такую интригу.

– Но как он смог бы обойти стражей Белогорья?

– Рагар в последний наш разговор что-то упоминал о доме Раэн. Дом Ориэдра был дружен с ним. А один из темных князей Азархарта – выходец из рода Раэн. Возможно, через них. Не знаю. Дед никогда не говорил об этом.

А у белобрысого мерзавца Наэриля интересная родословная, сделала я зарубку на память.

– Так вот, Лэйрин, – продолжил король. – Без огненной составляющей магия горцев, это их «белое пламя», стало ущербным. Магия неполна. Потому и не рождается королева гор, потому и время возрождения белых вейриэнов увеличилось многократно. И я еще не знаю обо всех последствиях – горы хранят свои тайны. Зато знаю, что и вырванный Астаргом огненный дар – тоже ущербный. Получилось так, что в горах остался свет, но он не греет. У рода Ориэдра остался… назовем это – жар, но он не светит. Огненный дар стал для нас медленным ядом, отнимающим разум. Мой дед Астарг, когда изгонял разноцветных колдунов с равнин, основал инквизицию и жег людей и магов сотнями, мой отец Даниэль превращал в пепел города вместе с тысячами жителей, и не всегда это были вражеские поселения. Оба они впали в безумие к концу жизни. И я еще недавно был слишком близок к тому же!

Он поднялся, прошелся по залу, пиная стулья и ероша рыжие с белым пеплом волосы, – огромный, злой. Остановился, вперившись в тлеющие угли огромного камина.

– И эта сила растет, Лэйрин. Растет и мрачнеет, слепнет с каждым поколением, потому я и не особо переживал, что у меня нет сына, который унаследовал бы ее. Вероятно, мой дар убивает уже страны. Помимо моей воли. А в следующем поколении кровь станет совсем неуправляемой, если ее вновь не соединить с духовным телом – Белогорьем.

– Что значит – страны?

– Ты знаешь, что мое королевство почти погибло.

– Но вы же не сожгли его.

– Может быть, это я иссушил его. Моя жажда. Но и сожгу уже сознательно в том случае, если сюда явится Темная страна. Они не получат ни эту землю, ни моих подданных в свою армию мертвецов… – король повернулся, резанув острым взглядом. – Поздно сожалеть о сделанном, Лэйрин. На договор с темными я не пошел бы ни за какие блага мира. Инсеи заключили с ними сделку, но это не остановило катаклизмы в их землях. Впрочем, сейчас нам доложат новости. Идем.

Роберт, ухватив меня за локоть, стремительно шагнул к двери. Я едва успела цапнуть своих королев со стола. Две шахматные фигурки с тех пор поселились в моем кармане – напоминание о том, что выбор всегда иллюзорен, когда играешь не ты, а тобой.

В тот день мне чуть приоткрылась истина – как высоки ставки в той жестокой игре, где я была пешкой, да и король Роберт – совсем не той фигурой, чьим именем назывался. Рыжий бык, свирепый тур, сносивший все препятствия со своего пути – это точнее.

И после принца Игинира он устранил и Дигеро. Сразу же, едва выйдя из зала советов.

Мне и со здоровой ногой было бы не угнаться за Робертом, а с раненой…

Король не смутился, когда я завалилась на бок. Закинув мою руку на свою шею, он обхватил меня за талию и вытащил из зала под вылупленные очи толпившихся за дверью придворных, которых, невзирая на титулы и срочные документы, не пускали мои беломраморной невозмутимости вейриэны.

Как я, оказывается, соскучилась по их холодным ликам в том огненном плену!

– А где мастер Морен? – громко спросила я как ни в чем не бывало, словно не исчезала никуда на несколько суток и не свисала теперь с плеча короля.

– Только что ушел с принцем Севера на поиски, ваше высочество, – глазом не моргнул Зольтар, самый долговязый вейриэн из моей пятерки телохранителей. Двое воинов протянули ко мне руки. – Позвольте помочь, ваше величество.

– Разве я приказывал? – рыкнул Роберт, но поставил меня на каменные плиты, повернулся, и толпа придворных попятилась под его взглядом. – Мой сын ранен. Лекаря найти и доставить в мои покои. А вы, – взгляд на вейриэнов, – разыщите мне барона Анира.

Моя охрана не шелохнулась, и я подтвердила приказ спешным кивком.

Ситуация выглядела пикантно, и мне стало невыносимо смешно. Видимо, еще не получив огненный дар, я уже вполне заразилась королевским цинизмом. А что будет через год при таком-то бессердечном, простите за каламбур, «втором сердце»?

– Я сам могу идти, – заявила я. Но, сделав шаг, покачнулась и оперлась на руку ближайшего вейриэна.

И тут моя улыбка слетела сухим листочком: взгляд наткнулся на Дигеро.

Он стоял поодаль, прислонившись к колонне и сложив на груди руки, с маской сдержанной брезгливости на лице, будто ступил в слизь, но вынужден терпеть.

Чувствуя, как пожар охватывает щеки, я соорудила надменную морду.

Наблюдательный король и в этом маленьком поединке поучаствовал, окончательно превратив его в похороны девичьих грез:

– Ах да, чуть не забыл. Лэйрин, из-за болезни ты пропустил еще одно событие. У твоей сестры Виолы появился претендент на ее руку и сердце. Вчера я даровал ему рыцарское звание. Позволь представить тебе доблестного рыцаря ордена Священного Пламени… орден тоже вчера основан, не успел рассказать… сэра Дигеро фьерр Этьера, как будущего члена королевской семьи.

Это был страшный удар. Пока я пыталась вдохнуть исчезнувший куда-то воздух, Дигеро выпрямился – медленно, с ленцой – и затем отвесил мне тщательно дозированный поклон. Слишком краткий и поверхностный, на грани дерзости.

– Похоже, у вас закружилась голова, сэр рыцарь? – мой голос постыдно дрогнул, но, надеюсь, это можно списать, скажем, на ярость, а не на вспыхнувшую в душе боль.

– Верно подмечено, ваше высочество, – холодно ответил Диго, а на его щеках проступили гневные пятна, как в детстве, когда я изводила его этим ледяным «вы». – Разве красота и очарование вашей сестры могут оставить кого-то равнодушным? Они с первого взгляда вскружили мне голову и пленили сердце.

– Красота увядает, очарование приедается, а пленникам свойственно мечтать о свободе, – изрекла я гнусавым тоном церковного проповедника. – Вам придется доказать свою любовь к моей сестре, прежде чем я дам согласие на ваш брак.

Длиннющие ресницы Дигеро изумленно дрогнули, а король Роберт аж крякнул от неожиданности:

– Кхм… ты ничего не перепутал, Лэйрин? Или у тебя опять… жар?

Какая неприкрытая деликатность. Тут каждый прочитал слово «бред» или только моя оскорбленная душа?

– Нет, сир, – вскинула я подбородок, пытаясь свысока глянуть на рыжую глыбу. – Насколько мне помнится, по договору с горными кланами и моей матерью вы не можете выдать замуж моих сестер без согласия рода Грахар. Но по законам королевства женщина, обвиненная в колдовстве, лишается права решать судьбу своих незамужних дочерей до установления судом степени ее вины. А если обвинения доказаны, то лишается навсегда, словно она умерла, даже если казнь еще не состоялась.

– Это всем известно, – раздраженно перебил Роберт. – К чему ты клонишь? При чем здесь ты?

– По вашему договору, сир, который я видел своими глазами в момент его подписания вами и моей матерью, утраченные Хелиной полномочия переходят ко мне, как узаконенному Белыми горами представителю рода Грахар. Простите за напоминание, мой король, но договор с кланами вынуждает вас согласовывать теперь со мной все матримониальные планы на моих незамужних сестер. Разумеется, я ни в чем не буду перечить вашим желаниям, ибо желание короля – закон для подданных и ваших детей.

Он, разумеется, понял мою издевку. К подданным меня сложно отнести, к родственникам – невозможно. И даже связавший нас обряд поименования не накладывал никаких обязательств подчинения.

В качестве извинения за дерзость я изобразила поклон, искоса наблюдая за растерянными, какими-то взъерошенными физиономиями придворных и смертельно побледневшим новоявленным женихом Виолы.

– У тебя безукоризненная память, Лэйрин, – процедил король. Глянул поверх голов на Дигеро. – Что ж, доблестный рыцарь, уж докажи как-нибудь нашему недоверчивому принцу свою любовь к малышке Виоле. В чем-то он прав… пленник стремится к свободе, а? Ох уж эти менестрели! – Роберт гулко расхохотался.

Так началась наша вражда, Дигеро. Но изощренному огненному королю этого было мало. Пока придворные подхихикивали, он, наклонившись, прошептал мне на ухо так тихо, словно сидел у меня в голове:

– Значит, я – забывчивый дурак, да, Лэйрин? Запомни и ты: нельзя унижать короля в глазах подданных. Буду наказывать немедленно. Вот так! – и к моему ужасу он обхватил мое лицо ладонями – не вырваться – и обжег до беспамятства поцелуем в лоб. Уже сквозь туман огненной боли я услышала его громогласное, как тост: – За прекрасную память! Я горжусь моим возлюбленным наследником!

Что еще должны думать о нас люди?

Мне одно было непонятно – зачем? Какую цель преследует Роберт этими выходками, ведь обряд айров запрещает интимную близость! В то, что король равнин – самодовольный недоумок, каким его считали горные лорды, я уже не могла верить. Пожалуй, только мне он раскрыл истинное лицо, о котором не догадывался мир. Но об этом чуть позже.

Дальнейшее я помню смутно, несмотря на только что провозглашенный тост за память.

Помнилось, что в тот момент мне пригрезился, как наяву, давно почивший фаворит – зеленоглазый Рыжик, которому Роберт снес голову. Отрубленная голова ехидно улыбнулась и подмигнула, а из обрубка шеи лилась темная, как ночь в горах, кровь.

Я в единый миг оказалась по ту сторону безумия.

Последнее, что внятно донеслось из мира, – крик Дигеро:

– Стой, Лэйрин!

И королевский гром:

– Все вон!

А меня уже подхватил дивный шквал огненных ярости и боли, черных обиды и гнева. Свились в смерч.

Рядом вспыхнуло рыже-белое пламя.

Изгибаясь змеей, уворачиваясь от жгучих языков, смерч начал танцевать вокруг него, оборачиваться петлей, отражая или жадно впитывая в себя стреляющие протуберанцы. И наслаждался восхитительным смертельным танцем – куда опаснее и прекраснее, чем пляска в долине Лета сотни веков назад… Смерч жаждал смести этот полыхающий жаром костер, обратить в сноп искр и развеять в небесах.

И уже начали слабеть жадные языки встречного пламени, протуберанцы выплескивались реже, отдалялись, стараясь избегать ударов. Но откуда-то налетели, взвились вокруг ледяные вихри и сияющие радуги. Их было слишком много, они мешались, не попадали в ритм танца смерти и убивали лишь красоту и восторг.

Заскучав, смерч выбил хрупкую преграду стекла, отделявшую от него свободу небес, и, сметя с пути горстку колючего снега, вырвался.

И услышал зов. Далекий, властный.

Смерч не успел откликнуться – грянули громы, посыпались радужные молнии, заплясали со смерчем в едином ритме, и это было еще одно упоение. Но смерч спешил. Потом, мы потом дотанцуем, прекрасный радужный сполох, и насладимся смертью друг друга… Там, в пучине Тьмы – мой дом. Только там – всегда ждут. Только там – я нужна.

И смерч уже чуял зовущего – пепельную жажду, черную печаль и уголь горевшего гнева.

Вот только… что за серебристо-жемчужный луч – тихий, нежный – мерцает во тьме?

Ширится…

Становится огромным жемчужным небом, поймавшим крохотный смерчик в ладонь.

«Возвращайся. Я был плохим учителем, ученица, если ты забыла все, чему я тебя учил, – вздохнуло небо. – Это не твой гнев, не твоя жажда. И не твои крылья».

И смерч умер. Рассыпался, ударившись в бескрайний твердокаменный щит, преградивший путь. Щит разлетелся мириадами жемчужин.

Мокрая ткань под щекой. Заложенный, хлюпающий нос. Слипшиеся, словно склеенные веки. Это было первое, что почувствовала.

– Очнулась? – раздался над ухом голос Роберта. – Прекрасно. По всей видимости, откуда бы ты ни возвращалась в мой дворец, это всегда будет стихийным бедствием. На этот раз – покушение на короля, покушение на высокого гостя – кронпринца Севера, ранения нескольких стражников, увечья двух вейриэнов, перелом крыла ласха. И это – не считая мелких царапин у прочих пострадавших.

– И это все я? – говорить почему-то больно. Нашарила какую-то ткань и с чувством высморкалась.

– Еще твой сообщник. Ему инкриминируется покушение на короля и вооруженное сопротивление при аресте. Пострадавших от колотых и резаных ран, нанесенных его мечом, тоже хватает. Кстати, он бежал.

– Кто? – глаза опухли так, что открыть их невозможно, шарю по мерзейше-волглой простыне. Горячая ладонь Роберта любезно подсовывает мне чистое полотенце.

– Мой первый и пока единственный рыцарь ордена Священного Пламени, сэр Дигеро фьерр Этьер.

Я двумя пальцами разлепила правый глаз, сочившийся безостановочными слезами.

– И что это на него вдруг нашло?

– Решил сдуру, что это я тебя убиваю, а не ты меня. Хорошо еще, Рамасха и Морен не успели далеко улететь. Скрутили дурака. Кстати, Морену ты сломала руку.

– О! – я отвела пальцы, и глаз самопроизвольно закрылся. Впрочем, я успела лицезреть потрепанную, но почему-то чрезвычайно довольную, как у обожравшегося кота, королевскую физиономию. – И теперь нас казнят? На одной плахе?

– Даже не надейся.

– Мое последнее желание – умереть с любимым на одном смертном одре.

– Не выйдет. Рамасха приговорил тебя к смерти от простуды за покушение на его жизнь… и честь.

– Честь? – Я проделала операцию по принудительному открытию левого глаза. Он видел лучше – сразу узрел вожделенное полотенце.

– Эротический танец на ножах с обнаженной девой – не для его слабых нервов, – пояснил Роберт.

– Оу?

– Твоя одежда сгорела. Ты еще не имеешь власти над огнем, а вот огонь над тобой…

– О-о-о! – глаза закрылись. Не хочу ничего видеть и жить не хочу. – Тогда где я так простудилась?

– Ласхи тебя заморозили, чтобы хоть как-то остановить, не покалечив. Потом отпаивали «корнем солнца», но перестарались, и теперь ты обзавелась аллергией на этот бесценный эликсир. Лечить тебя больше нечем.

– Я настаиваю на плахе. Лучшее лекарство от насморка. Так Диго бежал и свадьбы не будет?

– Будет, но теперь уже не так быстро, как я рассчитывал. Тут ты своего добилась. Я сам помог ему бежать – спрятал в одном из своих тайных убежищ, пока мои подданные не успокоятся. Видишь ли, пришлось повесить на беднягу все твои боевые подвиги, ибо мой наследник должен быть вне подозрений. Вейриэны успели всех непосвященных вымести из зала, пока ты не вошла в раж. Да в том хаосе никто бы ничего не разобрал. С точки зрения человека, в том зале людей уже не было.

– Как это – не было? А я? – от потрясения глаза мигом распахнулись.

– Не могу назвать явившееся нам вместо тебя чудовище человеком. Сущая змея!

Значит, кто-то тут врал об обнаженной деве, успокоилась я… с одной стороны. С другой – какое еще чудовище?! Меня зазнобило. Зарылась в покрывала и укрылась с головой. Меня нет.

– В зале оставался только один неизмененный человек, – добил король. – Дигеро.

Накрылась подушкой. Ничего не слышу. И знать не хочу, как выглядело то чудовище! Ясно же – чудовищно. И Диго видел это… существо!

Роберт отобрал подушку, вытащил меня из покрывал и поставил перед собой.

Ноги подкосились. Я села на край ложа, закрыв лицо ладонями, не зная, о чем сильнее переживать: о потере человеческого облика (он-то, кажется, ко мне уже вернулся). Или о том, что теперь Дигеро навсегда для меня потерян. И в который уже раз я говорю себе это?

– В кого же я превратилась?

– Немного от женщины, немного от змеи… крылатой. Ничего удивительного: внутри каждой женщины прячется кобра. Не пугайся, я пошутил, – Роберт сел рядом, обнял за плечи. – Послушай, девочка… У меня серьезные планы на нашего красавчика Диго. Не то, что ты подумала. И я никому не позволю их сорвать. Он не пара тебе, принцесса. Уж поверь мне, повидавшему много таких, как он, – гордых, кристальных чистоплюев. В том числе в этой постели, – Роберт с усмешкой кивнул, когда я, осознав наконец, что нахожусь не в своих покоях, а в совершенно незнакомых, огляделась, оценив и роскошь обстановки, и размеры ложа, занимавшего едва ли не полкомнаты. – Кроме того, этот помешанный на чести мальчик – из тех, кто до гроба не прощает обмана. А твое притворство не перестанет быть для него обманом, даже если он узнает, что оно вынужденное. Это во‑первых. Во-вторых, ты уже отказалась от него, когда заключила со мной сделку и мы оба вступили на путь Айшери, прядущих нить души. В-третьих, он никогда не полюбит тебя как женщину. Мало того, что с точки зрения нормального мужчины твой облик далек от идеала женской красоты, но ты и для чистых магов – таких, как я или ласхи, – непонятно что.

Урод. Знаю. Но одно дело – думать так самой, и совсем, совсем другое – слышать о себе то же самое.

– Это жестоко, сир, – шмыгнула я носом, опять расстроившись до слез.

– Ложь была бы милосерднее. Но у нас договор, и я не могу тебе лгать. Поплачь, если хочется, но недолго. На рыдания нет времени. И покончим с темой разбитых сердец раз и навсегда. Забудь о Дигеро. Тогда я не буду прибегать к таким скандальным мерам, как тот поцелуй и наше явление народу в целом.

– Это шантаж?

– Безусловно. И последнее. Будь он хоть королевских кровей, этот породистый щенок, но по сути он – пес, а не хозяин. Смысл его жизни – в служении. Прекрасной даме, кодексу чести, великой идее, духу Белогорья… Для таких людей не имеет значения сам объект служения. Только процесс. Сменится хозяин пса – он привыкнет и с той же страстью начнет служить новому. Потому Азархарт любит брать в плен горных лордов – после хорошей дрессировки из них получаются самые преданные ему темные князья. А ты рождена, чтобы служили тебе.

– Не вижу здесь противоречия.

– Если тебе нужен слуга, то противоречия нет. А если равный… Любовь горит долго и ярко только наравне с другим. Тогда они сольются воедино, одной силой поддерживая силу другого. Вечное перетекание, прекрасный танец.

Я вспомнила упоение смертельным танцем с полыхающим пламенем. И восторг, сжигавший душу… И мне показалось, что в серых глазах Роберта на миг вспыхнул тот же отблеск.

– Другой не должен быть слабее, – сказал он, прикрыв веки. – Иначе твой огонь поглотит его. И иссякнет сам. Твой избранник должен быть равным тебе.

– И таким же уродом? – горько усмехнулась я.

– Женщины! – его величество мученически возвел очи к своду. – Все, что занимает вас в мире, – это собственная внешность и чувства, которые она вызывает у зрителей. Лэйрин! Я надеялся, что Хелина все-таки воспитала тебя иначе, но ошибся. Бабья сущность неискоренима никакими зельями. Успокойся, ты выглядишь вполне приятно… для мальчика… что меня вполне устраивает. – Ладонь на моем плече вдруг пыхнула жаром, и я шарахнулась, едва не свалившись на пол. Король усмехнулся. – Но разве это – всё, что тебя волнует после сегодняшнего происшествия? Ты не хочешь узнать, почему я доволен случившимся, хотя мои планы относительно Диго и Виолы весьма осложнились?

– И почему же?

– Ты преодолела зов темной крови!

– Не я.

И я рассказала о жемчужном щите, вставшем на пути смерча.

Роберт помрачнел. Резко поднявшись, отошел к окну и с минуту молча пялился на витраж. За цветными стеклами расплывалось смутными пятнами пасмурное небо.

– Два вывода можно сделать из твоего рассказа, Лэйрин, – сказал он глухо, не поворачиваясь. – Азархарт услышал свою кровь и теперь уже не забудет, попытается взять под контроль. А ты еще слаба.

– Он уже попытался, – содрогнулась я.

– Так я и понял. Второе: надо сообщить Рамасхе и Морену, что ждать перерождения Рагара не имеет смысла.

– Почему? Ведь он вейриэн!

– Но не бог. Если до сих пор существует его духовная связь с тобой, то его дух не может освободиться от плена мертвого тела и уйти в иное Белогорье, чтобы очиститься и вернуться в плотный мир. Выходит, что увиденная тобой картинка с падением в болото – еще не все, что с ним сделали и до сих пор делают. С одной стороны, мне странно сожалеть о таком сопернике, и для меня лучше, чтобы всё так и осталось. С другой – ваша сохранившаяся близость станет еще одним препятствием на пути Айшери. А это чревато тем, что обряд айров не даст нам такого эффекта, какой необходим для противостояния Темному владыке.

– Значит, все напрасно?

– Это значит лишь то, что надо разорвать и эту слабую нить.

– Нет!

Он медленно повернулся, приподнял бровь.

– Нет?

– Нет.

– Что говорит «нет», позволь узнать. Твоя светлая кровь или темная?

Хороший вопрос. Но ответить мне было нечего.

– Надеюсь, ты понимаешь, Лэйрин, что если твой наставник сейчас в плену у темных, то после сегодняшнего происшествия Азархарт попытается использовать вашу с ним связь и устроить ловушку? Подумай над этим. И над тем, что и эта слабая связь может удерживать дух Рагара в земном плане мира и препятствовать возрождению. А чтобы ты тщательней взвешивала свои решения, я все-таки сыграю королевой. Но не шахматной. Я давно намеревался показать тебе нашу семейную реликвию, но в тот раз помешал Рагар. Идем, ты должна ее увидеть.

Рубашка и панталоны на меня уже были кем-то надеты, а вот об обуви никто не позаботился, и я пошла босиком, и лишь через пару шагов осознала, что в ступне совсем не чувствуется боли. Целенькая оказалась ступня, даже без шрама, словно и не была никогда рассечена мечом. Но удивляться уже не было сил.